Очнулся Гард, почувствовав боль в руке.

Перед ним стоял человек в белом халате, держа пустой шприц. И так как последнее, что запомнил комиссар, находясь в «конторе», был тоже человек в белом халате и такая же боль в руке, ему показалось, что между двумя видениями не прошло и секунды, — они как бы слились в нечто целое, не разделенное временем. Однако Гард скоро понял, что это не так: и врач был другой, и комната другая, и не было в ней чиновника Эммануила Бента со своими охранниками, и сам Гард уже не сидел в мягком кресле, а удобно полулежал на диване.

Да, это был, конечно, второй укол, которым его привели в сознание. Сколько же времени он находился в забытьи? Комиссар взглянул на часы, но обнаружил, что они исчезли. Странно. Украсть их не могли, ситуация исключала такую возможность, тем более что бумажник с леммами и кларками, пачка сигарет и зажигалка были на месте. Значит, часы изъяли, чтобы комиссар не мог вести временной отсчет, который помог бы ему определить, как далеко он находится от «конторы». Кто знает, может, его вообще перевезли на другой конец Земли, если между уколами прошли сутки? В таком случае рассчитывать на помощь Честера и Таратуры уже нельзя. Н-да… Впрочем, не стоит отчаиваться: маскировать время и расстояние имеет смысл лишь тогда, когда они незначительны.

Препарат, вероятно, обладал очень сильным действием, но совершенно не отражался на памяти и на способности размышлять. Неприятные ощущения, вызываемые обычным наркозом или снотворным, в данном случае отсутствовали, и Гард чувствовал себя скорее отдохнувшим и посвежевшим, чем усталым. Каждое слово, произнесенное им или услышанное от других до первого укола, тут же всплыло в его незамутненной памяти.

— Морфинил? — сказал Гард, откровенно разглядывая пустой шприц и памятуя о том, что именно этот редкий препарат был обнаружен у Боба Лангера и преступной троицы, возглавляемой — как его? — Юджином Харри.

Человек в халате ничего не ответил. Удостоверившись в том, что комиссар пришел в себя, он молча удалился. Когда за ним бесшумно закрылась дверь. Гард пожал плечами, как бы говоря: ну и Бог с тобой, не хочешь разговаривать — не надо. Гард понимал, что за ним могут тайно наблюдать, и потому решил вести себя непринужденно и естественно, как человек, попавший к «своим», а не в плен к противнику.

Затем он огляделся.

Окон не было. Небольшая комната была со вкусом обставлена мебелью, ультрамодные линии которой гармонично сочетались с полузабытой стариной. Пастельные тона обивки, пуфики на диване, декоративный камин в углу, драпировка на стенах и приглушенный зеленый свет, льющийся неизвестно откуда, превращали комнату скорее в дамский будуар, нежели в прибежище гангстеров. Во всяком случае, обстановка здесь разительно отличалась от подчеркнутой деловитости «конторы» и еще раз напомнила Гарду о пропасти, которая пролегла между ним и обычной жизнью.

Рядом с диваном стоял низкий журнальный столик с газетами многих стран, небрежно разложенными чьей-то рукой как бы в подтверждение самых пессимистических предположений Гарда. Он встал, наклонился над столиком и, подумав, «естественно» выбрал «Мир пять минут назад», а не какой-нибудь «Нью-Йорк таймс». Пробежав глазами первую страницу, печатавшую информацию о главных мировых событиях, — на кой они черт рядовому исполнителю гангстерской шайки? — комиссар с гораздо большим интересом углубился в чтение уголовной хроники. Итак, министр внутренних дел Воннел, комиссар Вутс и инспектор Моргинс награждены орденами «Знак Льва и Львицы» за «блестящее», как было написано в газете, и «оперативное» расследование двух запутанных дел, связанных с исчезновением Ут Доббс и Рони Фишер. Прекрасно! Значит, Мердок точно выполнил указание Гарда, и интервью с Джином Моргинсом было, вероятно, напечатано в одном из предыдущих номеров. Что еще? Очередное ограбление Национального банка. Так и написано: «очередное», поскольку грабители раз в месяц, как за зарплатой, приходили в банк. Конечно, они действовали не без помощи банковских работников, но комиссар Вутс, которому было поручено это дело, предпочитал искать воров за границей, свалив на международную полицию вину за неуспех. Что еще? Взгляд Гарда скользнул по черной траурной кайме, окружавшей… Что такое?! Мердок?! Погиб?! «Случайный выстрел при чистке оружия»?! На какое-то мгновение комиссар даже забыл о том, что его замешательство может быть обнаружено, но тут же взял себя в руки. Перевернув еще страницу, он невидящими глазами уставился на фотографию какой-то красотки, чего-то там рекламирующей, продолжая думать о том, как же так нелепо погиб инспектор Мердок — отличный детектив, способный человек, умный, решительный, верный, на которого можно было положиться как на самого себя. Случайна ли смерть инспектора? Или его убили? Кто и зачем? Ответы на эти вопросы определяли многое в нынешнем положении Гарда. Успел ли Мердок сообщить президенту о его опасной миссии? Впрочем, какие могут быть сомнения: конечно нет! Контрольный срок истекал в двенадцать часов дня 2 июня — какое же сегодня число, черт возьми?! — а Мердок, судя по сообщению, погиб на следующий день после прощания с Гардом. Значит, никакой подстраховки в Нью больше нет. Одна надежда — на Таратуру и Честера. Не дай Бог, если преступники выйдут на их след! Не дай Бог, если они сами полезут к ним в лапы! Ситуация…

— Красотками интересуетесь? — раздался вдруг мягкий, грудной голос.

Гард не слышал, как отворилась дверь.

Перед ним стояла женщина.

«Час от часу не легче! — подумал комиссар. — Только этого недоставало!»

Собственно, уютный будуар должен был подготовить Гарда к явлению «таинственной незнакомки», а не «таинственного незнакомца», и такая мысль подсознательно мелькала у него, когда он разглядывал комнату, но как-то не задержалась, проскочила мимо, и потому реальность потрясла его больше, чем можно было предположить.

— Красотками? — не понял сначала Гард, но тут же сообразил, что имела в виду незнакомка. И тогда он бросил на столик газету с изображением полуголой девицы и почти профессионально произнес: — А что? Недурна!

С одной стороны. Гард невольно сыграл себе на руку, произведя на даму недвусмысленное впечатление, но, с другой стороны, был этим внутренне бесконечно смущен.

Незнакомка плавно пересекла комнату и, присев на мягкое кресло напротив Гарда, улыбнулась. Она была определенно хороша собой. Темно-лиловое платье плотно облегало ее стройную маленькую фигуру. На плечи тяжело падали волнистые каштановые волосы. Никакой косметики на матовом лице, хотя отчетливо были видны морщинки вокруг умных глаз. Высокий, чистый лоб. Удивительная грациозность и естественность движений. Возраст? Гард никогда не умел угадывать женские годы. Он вообще терялся перед женщинами, не умея ни допрашивать их, ни вести с ними светские беседы.

— Давайте знакомиться. Дина Динст. С кем имею честь?

Глубокий, грудной голос приятно контрастировал с миниатюрной фигуркой. Гард приподнялся с дивана, поклонился и снова сел.

— Я хотел бы видеть шефа, — сказал он.

Дина Динст очаровательно улыбнулась.

— Я уполномочена представлять шефа, — сказала она. И вероятно, оставив надежду выяснить имя своего собеседника, по крайней мере на этом этапе разговора, без паузы добавила: — Итак, чего вы хотите?

Чего хотел Гард? Немногого. Он хотел выяснить, с каким ведомством имеет дело, кто его шеф, чем оно занимается и какова судьба Майкла Честера и еще ста сорока девяти детей.

Гард сказал:

— Вышла ошибка, мадам. Я уже докладывал вашему помощнику. Могу повторить.

Гард старался быть лаконичным, поскольку актер из него был неважный и убедительно сыграть гангстера он все равно не мог. Главное — не проявлять чрезмерного интеллекта, мало сочетающегося с ролью заурядного порученца.

— Повторите, — предложила Дина Динст.

Комиссар вздохнул: мол, надоело мне это дело!

— Вышла ошибка, мадам, — сказал он по возможности равнодушным голосом. — Мне ведено доставить груз обратно, мальчишку то есть.

— Кем ведено?

— А тем, кто мне приказывает, — схитрил Гард. — С грузом что-то напутали.

— Что именно?

— Черт его знает! С каким-то кодом.

Дина Динст с любопытством вскинула на Гарда глаза.

— Вам даже известно о коде?

— Я пользуюсь доверием, — сказал комиссар, «скромно» опуская ресницы.

И тут же он пожалел, что так опрометчиво помянул код. Очевидно, это считалось большой тайной, о которой не всем было дано знать. В другой бы ситуации Гард объяснил мадам, что даже самые страшные государственные секреты рано или поздно становятся известны большому кругу посторонних лиц, поскольку секреты сами себя не охраняют, а охраняются живыми людьми и, стало быть, утечка информации возможна. Эти слова могли бы показаться ей убедительными, и то обстоятельство, что сидящий перед нею рядовой порученец что-то знает о коде, не вызвало бы у нее подозрения. Но комиссар промолчал: умное оправдание выдавало его с головой, а глупо оправдываться все равно не имело смысла. Пусть думает, как хочет! — такая «философия» по крайней мере была характерна для Боба Лангера и Юджина Харри, когда Гард безуспешно обрушивал на них доводы, основанные на логике.

— Так, — кратко резюмировала Дина Динст. — А какова судьба девочки, которую должны были доставить вашим рейсом?

— Откуда я знаю? — добродушно ответил Гард. — Доставкой занимаются другие. Я выполняю более сложные поручения.

Его тупости мог позавидовать сам министр Воннел.

— Значит, не знаете. — Дина Динст задумалась. — Имя девочки вам известно?

— Нет.

— А ребенка, которого вы должны забрать?

Гард подумал: «Еще перепутают!»

— Майкл Честер.

— Кто вам назвал это имя?

— Эммануил Бент, вы же слышали, — сказал комиссар.

— Прекрасно. — Дина Динст даже повеселела. — Когда вам следует возвращаться?

— Сегодня же! — твердо сказал Гард. — Если я не выполню поручение, мне голову снимут, мадам, и даже вы не поможете.

Дина Динст вновь с любопытством посмотрела на Гарда. «Каким же я кажусь ей болваном, — подумал комиссар, — если она точно знает, что я не тот!»

— Вернуть ребенка невозможно, — улыбнувшись, сказала Динст.

— Почему? — внутренне холодея, произнес Гард. — Дайте мне мальчишку, три ампулы морфинила — и все дела!

— Мальчик уже в работе!

Не сдержавшись, она звонко рассмеялась.

От этих слов и от сопровождающего их хохота у Гарда мучительно закололо в пояснице. Пересилив себя, он изобразил на лице полное равнодушие.

— Ну что ж, тогда я вернусь на континент, доложу как есть, а вы, мадам, расхлебывайте сами.

— Вам нечего беспокоиться, — сухо заметила Дина Динст. — Мы уже доложили.

Вот оно что! Пока он спал, они, конечно, связались со своими людьми в Нью, получили исчерпывающую информацию, и разговор, который вела сейчас с Гардом эта женщина, имел, вероятно, единственную цель — разведывательную. Она тоже его прощупывала, как он прощупывал ее, но с несравненно большим эффектом: Гард был слепым, Дина Динст — зрячей.

Фигуры в игре постепенно занимали свои законные места. Скоро должен был наступить момент, когда обе стороны, закончив разведку, перейдут в решительное наступление. Но прежде Гард все же обязан сделать еще одну попытку выкрутиться малой кровью. И он пустил последний пробный шар.

— Да, дело серьезное, — сказал он, словно бы размышляя вслух. — Не знаю, чего вы там доложили, но мне точно известно: если мальчишка не будет доставлен, возможны крупные неприятности.

— Какие же? — с интересом осведомилась Дина Динст.

— Вмешательство официальных органов, — четко произнес Гард, явно нарушая границы избранного амплуа, но теперь это, кажется, уже не имело значения.

— Зачем вам заботиться о том, что не входит в ваши обязанности? — с улыбкой сказала Дина Динст.

— Вы так думаете? Хорошо. Тогда мое дело сделано. Мне что? — вновь прикинулся Гард. — Дали мальчишку — порядок, не дали — уеду без него.

— Нет, дорогой мой, — поправила Дина Динст. Ее глаза вдруг стали стеклянными, остановившимися. — Билет на обратный путь вам не понадобится.

— Интересно! — сказал Гард, хотя понял, что игра кончилась.

Он закурил, даже не спрашивая разрешения у дамы. Более определенно выражать своего отношения к последним словам Дины Динст не имело смысла: ими не все было сказано, и потому час комиссара еще не пробил. Он перейдет в контратаку лишь после того, как станет ясно, какими о нем сведениями располагает Дина Динст. Теперь торопиться некуда. Гард и так совершил слишком много ошибок, проникая в зону, но он не мог их не совершать, поскольку действовал наугад. Отныне любая ошибка становилась смертельной.

— Вы можете не разыгрывать простачка, а говорить со мной серьезно? — сказала вдруг Дина Динст, опуская руку в маленький карман платья.

— Могу, — неожиданно согласился Гард. — Но при одном условии.

— Я слушаю.

— Вы будете стрелять лишь после того, как нам двоим все будет ясно.