Абсолютно полной статистики украденных собак у нас не могло быть до тех пор, пока мы не получим дополнительных данных от Rescat Dog, а потому ближайшей задачей было раздобыть их. Необычное агентство располагалось в ничем не примечательном здании в Эщампле, где занимала цокольный этаж, старательно переоборудованный под офис. Стены были увешаны плакатами, изображавшими чудесных длинноухих щенков, которые мирно играли с очаровательными пушистыми котятами. Похоже, единственными сотрудниками фирмы были встретившая нас секретарша, красивая юная блондинка с длинными волосами, и сам владелец. Честно скажу, агентство это не выглядело чересчур преуспевающим. Его глава Агусти Пуиг был розовощек и обладал жабьей физиономией. Он то и дело хихикал безо всякой причины, словно за ним повсюду следовала толпа паяцев, невидимых для других. «Я всегда плачу налоги!» – воскликнул он, узнав, что мы полицейские. После чего долго распинался по поводу безусловной законности своего бизнеса и клялся, что ему нечего от нас скрывать.

Rescat Dog провозглашала себя единственной фирмой такого рода в Барселоне, а может даже, и во всей Испании. Пуиг с гордостью поведал о результатах: собаки возвращались к хозяевам в шестидесяти процентах случаев. Учитывая сложность задачи, добиться более высоких показателей, по его словам, просто немыслимо. Подобные успехи достигались довольно-таки привычными способами, как то: поиски внутри района, вывешивание объявлений, различные контакты, опросы возможных свидетелей… В сумме все эти способы превосходят по эффективности любое из средств, находящихся в распоряжении частного лица.

– Что касается поисков украденных собак, то иногда мы попадаем в забавную ситуацию: мы обнаруживаем собаку, но не можем доказать, что она была украдена, и она остается там, где мы ее нашли. Сами знаете, сколько пробелов в нашем законодательстве.

– На самом деле эти пробелы вам на руку: отнесись полиция к данной проблеме с большей ответственностью, вы бы потеряли клиентов.

– На моих клиентов пожаловаться не могу.

– Так, значит, кризисов у вас не бывает?

Он засмеялся фальшивым смехом:

– Все мы знаем, что кризисы подобны летним грозам: погрохочут и тут же перестанут.

– Сеньор Пуиг, вы ведь храните карточки ваших клиентов, не так ли?

– Да, я храню все данные.

– Не помните, возвращали ли вы собак некоторым из этих людей?

Я протянула ему официальные списки пропавших собак. Он уныло уставился на них.

– Тут очень много имен, инспектор, слишком много.

– Это информация по всей Барселоне.

– Вот именно! Чтобы просмотреть ее, мне понадобится время.

– Вам придется подготовить для нас также данные по всем вашим делам, как успешно завершенным, так и незаконченным.

– Это дополнительное время.

– Компьютеров у вас нет?

– Через неделю как раз подключаем систему.

– Почему бы вам тогда не оставить себе копию этих списков и не посвятить им свободный вечерок?

– Хорошо, думаю, через два-три дня все вам подготовлю. А сейчас мне нужно работать, инспектор, я ведь здесь всего-навсего бедный труженик, и секретарша – единственная моя помощница.

Он опять засмеялся, словно сказал что-то смешное. Я без надежды на успех вытащила из сумки фотографию Лусены.

– Прежде чем мы уйдем, взгляните, знаете ли вы этого человека?

Он вгляделся в нее с равнодушным усердием.

– Нет, никогда в жизни его не видел.

Мы вышли из кабинета с оригиналами списков в руках и все той же фотографией. Я хотела показать ее секретарше, но той и след простыл. Да, с такими работничками вряд ли добьешься процветания.

– Подозреваете его? – задал вопрос Гарсон, словно для проформы.

– Да, подозреваю, слишком уж он хочет казаться искренним и веселым. А как вам три дня для того, чтобы просмотреть списки? Как будто он хочет для чего-то выиграть время. Кроме того, разве не подозрителен сам по себе представитель такой нелепой профессии, как собачий детектив?

Он недоуменно посмотрел на меня.

– А мне уже на все ровным счетом наплевать. После того что мы с вами повидали, скажи мне кто, что есть преподаватели латыни для черепах, и я в это с готовностью поверю.

Сейчас он выступал в роли скептика, зрелого мужика, который в знак протеста прикидывается более старым. Эксцентричность мира не поколебала его святое терпение и спокойствие. Как будто сам он не входил в обезумевший экипаж земного шарика. Как будто дважды безумно влюбиться в его возрасте и при его обстоятельствах означало обрести эмоциональный приют.

– Куда вы сейчас, Гарсон?

– Я должен побывать в последней из этих треклятых парикмахерских, куда вы меня заслали.

– На этот раз я составлю вам компанию, только скажите: что в них такого плохого?

– Слишком много женщин.

– Мне казалось, обилие женщин не составляет для вас проблемы.

– Я вас достаточно знаю для того, чтобы понять, куда вы метите, так что лучше не продолжайте.

– Беру свои слова назад и повторяю вопрос: почему вы так нервничаете из-за этих парикмахерских?

– Потому что, честно говоря, я не знаю, какого дьявола мы там ищем.

Гарсон был прав: что мы хотели найти в подобных местах? Кого собирались увидеть, кроме умелых парикмахерш и их пестрой клиентуры: домашних хозяек, которым часами массируют кожу, чтобы они расслаблялись; ограниченных во времени администраторш, просматривающих бумаги, пока им красят волосы, и одного-двух застенчивых джентльменов, терявшихся в женской массе. Как бы выглядел такой оборванец, как Лусена, в умиротворяющей атмосфере римских терм? Нужно было видеть лица владельцев, когда мы показывали им фото избитого плюгавого человечка. Это было все равно что пытаться найти рыбу в конюшне. Мы теряли время. Я тоже вышла из этого элегантного заведения разозленная и в паршивейшем настроении.

– Вы были правы: мы бездарно теряем время. Я согласна с тем, что скоро только сказка сказывается, или что вы там еще говорили, но дело в том, что тип, убивший Лусену, по-прежнему разгуливает на свободе и, должно быть, уже уверился в своей безнаказанности.

– Пусть! Так он успокоится и начнет совершать ошибки.

– Это не меняет дела. Пока мы даже близко не подобрались к тому, что можно назвать следом, так что он может позволить себе любую ошибку.

– Как знать, может, мы не так уж далеки от разгадки.

– Увидим. Вас подвезти куда-нибудь?

– Если вас не затруднит… Я договорился встретиться с Анхелой в ее магазине. Мы собираемся поужинать вместе.

– Она перестала сердиться на вас за тот случай?

– Не до конца. Иногда все еще ведет себя странно. Ей неприятно, что Валентина тоже участвует в этой истории.

– Это естественно, вам не кажется?

– В какой-то степени. Все мы уже давно не дети, даже не подростки, и между девочками и мной существуют лишь дружба и надежда. Я ведь тоже ничего не требую. Если бы наши отношения перешли в более серьезную стадию, я бы тут же прекратил двойную игру.

– Это детали. А как Валентина? Она не возмущена таким положением дел?

– Нет.

– Она знает о существовании Анхелы?

– Да, знает, но тут все по-другому. Она прямо спрашивает про то, что хочет узнать о моей работе, моем прошлом. Анхела более скрытная, более сдержанная. Кроме того, у Валентины собственные причины не беспокоиться. В общем, каждая из девочек принадлежит к своему особому миру, такова жизнь.

Он игриво называл их «девочками» в стиле многоопытного героя Хемфри Богарта, словно только тем и занимался, что милостиво раздавал знаки внимания легиону платиновых хористок. Я искоса бросила на него строгий взгляд, и он спохватился. Вообще надо признать, он стал лучше меня понимать.

– Ну, а как ваши дела с Хуаном Монтуриолем? – беззастенчиво осведомился он.

– Никак. Нет никаких дел.

– А о ваших бывших мужьях вам что-нибудь известно?

– Выражайтесь ясней, Гарсон. На что вы намекаете? На то, что я тоже вроде Мата Хари? По крайней мере, все мои истории происходили по очереди, без всяких там счастливых совпадений.

Он сделал вид, что возмущен.

– Я намекаю? Вы ошибаетесь, инспектор. Боже упаси! Кто я такой, чтобы судить кого бы то ни было? Меня теперь ничем не проймешь.

– Ладно, Фермин, я тоже не собираюсь вас судить. Так что вы хотите мне сказать?

Он тихо засмеялся сквозь свои старые усы, выцветшие от никотина и пива.

– Вы не можете расслабиться, Петра? Неужели мы не в состоянии поговорить без обид, как хорошие друзья? Хочу пригласить вас на праздник, чтобы вы наконец убедились в моей искренности.

– Вы устраиваете праздник?

– На самом деле два. На одном специальным гостем будет Анхела, на другом – Валентина. Но мне бы хотелось, чтобы вы и Хуан Монтуриоль присутствовали на обоих; честно говоря, у меня немного друзей.

– Не уверена, что Хуану захочется снова увидеть меня, но я ему передам.

– А как насчет супермаркета? Вы со мной сходите?

– Какого черта, Гарсон, я же сказала вам, что схожу! Или вы думаете, что поход в супермаркет сродни экспедиции в Гималаи с проводниками-шерпами?

Мы подъехали к книжному магазину, когда Анхела уже собиралась запереть дверную решетку. Увидев меня, она улыбнулась.

– Какой сюрприз, инспектор! Поужинаешь с нами?

– Боюсь, что не смогу.

Стоявшая тут же Нелли дружески виляла хвостом.

– Ну хотя бы останься выпить кофе.

Она кивнула в сторону бара напротив.

Все официанты ее знали, а она легкой походкой перемещалась вдоль обитых линолеумом стульев, ни дать ни взять великосветская дама или жена президента. Открытый взгляд, элегантное бледно-фиолетовое платье – она была очаровательна.

– Как дела, Петра?

– Не могу сказать, что хорошо.

– Из-за этого расследования?

– Из-за этого расследования, которое изрядно портит мне нервы!

– И это вы только в одной парикмахерской побывали, а если бы вам пришлось обегать их все, как мне… – заворчал Гарсон.

– Парикмахерские? – удивилась Анхела.

Я отпила большой глоток пива и вытерла с губ пену, прежде чем ответить:

– Представляешь, Анхела? В деле с собаками обнаружился важный след, который ведет в одну из парикмахерских Сан-Гервасио. Однако мы никак не можем выявить хоть какую-то связь между всеми этими дамами с безукоризненными прическами и убийством Лусены. Поневоле впадешь в отчаяние.

– А может, речь идет о парикмахерской для собак? – с простодушной улыбкой, соответствующей ее имени, предположила Анхела.

Я поперхнулась пивом, и лицо мое запылало. Гарсон тоже покраснел до ушей.

– Скажите, что я тупица, младший инспектор, очень вас прошу.

– Тупица? Ничего подобного. Это я осел.

– Называйте, это приказ.

– Хорошо, вы тупица. А теперь назовите меня ослом.

– Осел! Мы оба ослы, тупые ослы, и заслуживаем…

– …чтобы нас с треском выгнали из полиции!

– И больше никуда не брали, Гарсон! Никуда!

Анхела удивленно наблюдала за этим странным представлением, широко раскрыв свои прекрасные глаза цвета ореха.

– Я сказала что-нибудь интересное? – наконец полюбопытствовала она.

Конечно же в Сан-Гервасио была парикмахерская для собак. Большая, роскошная, яркая, с огромными плакатами в витринах и недвусмысленным названием, выписанным неоновыми буквами: Bel Can. И существовала она в единственном числе, без конкурентов, и, возможно, поэтому здесь не красили собак в зеленый цвет. Гарсон по вполне понятным причинам рвал на себе волосы, вспоминая свои бесполезные хождения. Разумеется, отсутствие у детективов сообразительности можно было объяснить внезапным приступом идиотизма. Только человек объективный и доброжелательный понял бы, что, не знакомые с миром собаководства, мы не представляли себе, какого размаха достигла инфраструктура, созданная обществом потребления вокруг этого животного. Парикмахерские, няньки, ветеринары, тренеры, корма, предметы гигиены… Анхела Чаморро уверила нас, что в индустрию, связанную с содержанием собак, в нашей стране уже вложены миллионы, хотя она делает всего лишь первые шаги. «Все это будет расти… – веско заявила она, – потому что с каждым разом растет число собак и совершенствуется уход за ними. Это один из показателей, свидетельствующих об уровне развития страны», – с гордостью заключила она.

Должно быть, так оно и было. Собачья парикмахерская выглядела даже внушительней аналогичного заведения для людей. В зале, сверху донизу выложенном светло-зеленой плиткой, стояло несколько столов, на которых собаки обслуживались девушками в безукоризненной форме. Распоряжалась здесь всем француженка лет тридцати с небольшим, улыбчивая и любезная, с симпатичным веснушчатым лицом и блестящими черными волосами. Она не отказалась ответить ни на один наш вопрос и по-детски поднесла ладони ко рту, когда узнала, что мы расследуем убийство. Нет, она не была знакома с Лусеной, но, если мы захотим подождать, ее муж, который совместно с ней владеет парикмахерской, с удовольствием поговорит с нами. Он должен вот-вот прийти. А пока она вызвалась продемонстрировать нам, как работает ее заведение.

– Собаки сперва проходят вот сюда…. – сказала она, и все «р» в ее устах дрожали на французский манер. – А здесь их долго моют с большим количеством шампуня… – Она указала на ванну, достойную Клеопатры. – Затем им делают хороший массаж от паразитов, после чего можно переходить к стрижке. Стригу их только я. Как вы, конечно, знаете, у каждой породы существует свой стиль стрижки, кроме того, необходимо учитывать вкусы владельцев. Это не так уж легко, простите за нескромность.

– А что вы делаете, если собака не подчинится и попытается вас укусить?

Она улыбнулась и ударила кончиками пальцев по воображаемой щеке собаки, словно хотела вызвать ее на дуэль.

– Собаки знают, кто здесь главный, – твердо сказала она.

Потом она продемонстрировала нам столы, у которых трудились красивые девушки, вооруженные щетками и мощными ручными фенами. На одном из столов находился крошечный карликовый чуссель с длинной дымчатой шерстью. Казалось, струя горячего воздуха вот-вот заставит его взлететь. На нас он посмотрел с явным недовольством.

– Это Оскар, старый наш клиент. А вон там Людовика, превосходный экземпляр английской овчарки.

Мы почувствовали на себе пристальный взгляд из-за шерстяной завесы.

– А этот? – спросил Гарсон, указывая на следующую собаку, взгромоздившуюся на стол.

– Это Макрино, чрезвычайно дорогая афганская борзая.

– Боже, да он на мою прежнюю хозяйку похож! – непроизвольно вырвалось у Гарсона.

Француженке шутка понравилась, и она расхохоталась. Гарсон ей вторил.

Потом он спросил:

– Неужели вы помните клички всех животных, которых к вам приводят?

– Да, даже тех собак, которые были здесь один-единственный раз.

– Невероятно!

– Ну что вы, в этом нет ничего особенного.

– Из вас вышел бы замечательный специалист по связям с общественностью. Жаль, собаки этого не понимают.

Она снова радостно засмеялась. Ну, это уж слишком. Не думает ли Гарсон завязать отношения и с ней, или же он обрел такую сногсшибательную способность к обольщению, что сам не в состоянии ее контролировать?

– Потом мы опрыскиваем их одеколоном и специальным средством, чтобы шерсть блестела…

В зал вошел мужчина и, подойдя к нам, остановился. Француженка прервала свои объяснения.

– Позвольте представить вам моего мужа Эрнесто.

И заговорила с ним на французском:

– Écoute, chéri, ces monsieur dame sont des policiers. Ils voudraient bien te poser des questiones.

На какой-то миг его лицо невольно напряглось. Затем на нем возникла недовольная гримаса. Приятная часть нашего визита закончилась. Не говоря ни слова, он провел нас в кабинет. Сухо произнес:

– Слушаю вас.

– Извините, что вынуждены побеспокоить вас, сеньор…

– Меня зовут Эрнесто Павиа.

– Мы расследуем убийство Игнасио Лусены Пастора, и хотелось бы…

Он аж подпрыгнул:

– Убийство? Тогда я не понимаю, какого дьявола вы здесь ищете.

– Дело в том, что существуют свидетельства, указывающие на вас, сеньор Павиа, так что…

– Я замешан в убийстве, что ли? Это же несерьезно, ей-богу! Я прошу, чтобы мне немедленно объяснили…

– Хорошо, сеньор Павиа, вы только не нервничайте, прошу вас. Вы ведь даже не дали мне дого ворить. Это дело связано с кражами породистых собак. Имеются показания свидетелей, что вы общались на профессиональной почве с Игнасио Лусеной Пастором.

– Не знаю такого.

– Возможно, вы знали его под другим именем: Пинчо, Сусито либо под каким-то другим прозвищем. Речь идет вот об этом человеке.

Я показала фотографию. Он с неохотой бросил на нее взгляд, но готова поклясться, что глаза у него сверкнули и дышать ему стало трудно.

– Никогда в жизни не видел этого типа.

– Вы уверены?

– Я в состоянии отличить знакомых мне людей от незнакомых. А сейчас мне хочется, чтобы мне объяснили, как возможно такое: кто-то обвиняет меня в причастности к преступлению, а вы даже не знаете моего имени.

– Этот человек указал на вас как на парикмахера из Сан-Гервасио.

– Замечательно! А почему же вы не захватили его с собой, чтобы он меня опознал?

– Он не знаком с вами лично, но говорит, что…

– Не знаком со мной лично и обвиняет меня в убийстве?

– Нет, прямо он вас не обвиняет, однако…

– Послушайте, это уже чересчур! У вас есть судебное постановление, позволяющее меня допрашивать? Есть хоть какое-то свидетельство, на которое можно опираться? По-моему, я проявил достаточно терпения. А теперь я прошу вас покинуть мое заведение. Когда получите конкретные доказательства того, что я замешан в краже собак или любом другом преступлении, тогда милости просим, приходите и задерживайте меня. А пока лучше будет, если вы не станете больше беспокоить людей, честным трудом зарабатывающих себе на жизнь.

Он встал и распахнул перед нами дверь.

– Уходите, – пробурчал он.

Он был бледен. Сразу же появилась его жена.

– Qu’est qu’il arrive, chéri?

Он не ответил. Его дрожащий указательный палец был направлен на дверь.

– Уходите! – Теперь он кричал.

Парикмахерши изумленно наблюдали за сценой, и даже собак она заинтересовала. Афганец глухо зарычал. Мы покинули помещение, не простившись.

– Человек с характером, верно?

– Высокий класс! Обратили внимание на его дорогую стильную одежду, искусственный загар, итальянские туфли?

– Вообще-то я считаю, он правильно полез в бутылку, инспектор. Доказательства, которыми мы располагаем, не слишком убедительны. Может, не стоило его будоражить и сообщать ему все, что мы знаем.

– Наоборот! Нужно сделать так, чтобы он занервничал и совершил ошибку. Распорядитесь, чтобы за ним и его женой установили круглосуточное наблюдение.

– Похоже, вы уверены, что он замешан в этом деле.

– В чем-то он наверняка замешан. Теперь надо подумать, как мы его прищучим.

– Это будет нелегко, у меня создалось впечатление, что он достаточно хитер.

– Хитер-то хитер, но хладнокровия ему недостает. Надо бы ему попортить нервы. Попросите у судьи разрешение на получение данных о его клиентах. Думаю, он должен совершить какую-нибудь ошибку.

– Это у вас интуиция?

– Какая может быть интуиция, когда голова на части раскалывается.

– Жалко… Как раз сейчас магазины открыты…

Я ухватила его за лацканы, не дав докончить фразу.

– Спокойно, мы сейчас как раз туда и отправимся! Деньги, кредитные карточки у вас с собой?

– Даже не думайте, инспектор, этого еще не хватало! С вашей-то головной болью…

– Я сказала, что мы отправимся в этот чертов супермаркет, и мы туда отправимся, если только меня не хватит удар.

Вообще говоря, Гарсон был не так уж неправ.

Большой супермаркет способен вызвать у человека что-то вроде легкого испуга. До сих пор такое не приходило мне в голову, но сейчас, под влиянием его слов, я была готова отчасти это признать. Нескончаемые ряды сверкающих, чистеньких, неподвижных банок и пакетов, среди которых ты бродишь, толкая перед собой тележку, навевали вселенскую тоску. Это была символическая картина самой жизни: ты продвигаешься вперед, с самого начала отягощенный мертвым грузом, выбираешь вещи, которые кажутся тебе хорошими, отвергая другие, возможно лучшие, с каждым разом все больше ощущаешь бремя своего выбора и в конце за все платишь.

– Забыл сказать: утром вам звонил доктор Кастильо.

Погруженная в свою доморощенную философию, я не сразу среагировала.

– Вы что, не помните его?

– Конечно же помню! Какого черта ему нужно?

– Спрашивал, как продвигается расследование. Сказал, что сгорает от любопытства.

– Вот она, жажда знаний у настоящего ученого!

Я положила в тележку несколько пакетов сахара.

– Вы действительно думаете, что причина в этом? А мне кажется подозрительным такой интерес, ведь вот – даже позвонил нам. Зачем мне столько сахара?

– Вам нужно иметь солидный запас основных продуктов: сахар, рис, растительное масло, мука…

Чтобы не покупать все это каждую неделю. Какие мотивы могли быть у такого человека, как Кастильо, чтобы убить Лусену?

– Не знаю, считается, что ученые – люди со странностями. А дрожжи, инспектор, дрожжи брать?

– Ну за каким дьяволом вам дрожжи?

– Черт, не знаю… чтобы хлеб печь! А если Лусена что-то знал про Кастильо и угрожал разоблачить его? Макароны, конечно, берем?

– Берите, если любите. Нет, мне не кажется это правдоподобным. К тому же если он виновен, то своим звонком к нам неосторожно открыл свои карты. Положите в тележку вон те банки с консервированными томатами.

– Для макарон, угадал?

– Совершенно верно. Смотрите-ка, а вы уже начали осваиваться.

– В любом случае я бы не исключал его как возможного подозреваемого. Послушайте, инспектор, а тертый сыр для макарон?

– Черт побери, Гарсон, вы меня просто поражаете!

Мы прошли в отдел скоропортящихся продуктов. Я стала давать разъяснения, стараясь, чтобы они не оказались для него слишком сложными.

– Некоторые продукты вам придется заморозить. Когда будете это делать, прикрепляйте к каждой упаковке ярлык с указанием содержимого и даты заморозки. Если вам нужны овощи, покупайте их уже замороженными – так проще, да и качество у них хорошее.

– Понял. А где здесь замороженный салат? Я иногда люблю под настроение угоститься салатом.

– Замороженного салата не бывает, младший инспектор, потому что его нельзя замораживать. И консервированного салата в банках вы тоже не найдете. Зеленый салат надо покупать свежим, только что с грядки.

Гарсон приуныл.

– Никогда я этого не освою, слишком все сложно.

– Не валяйте дурака. Видите говяжью вырезку? Держите всегда в морозильнике кило или два. Поскольку вы живете один, перед замораживанием лучше порезать ее на порции и завернуть каждую по отдельности. Только не говорите, что это слишком сложно.

Он разглядывал куски красного мяса так, словно это были эйнштейновские формулы.

– Компьютерщики уже составили сводную карту похищений собак?

– Пока у нас нет списка из Rescat Dog.

– Я совсем про это забыла. Надо туда наведаться сегодня же.

– Я несколько раз звонил им и никого не заставал. Звонки принимает автоответчик.

– Напомните, чтобы мы туда съездили. А теперь заглянем в отдел моющих средств.

– Что, еще и моющие средства будем покупать?

– Черт побери, Гарсон, вам же нужен будет порошок для стиральной машины! А вашей помощнице понадобится средство для чистки стекол, и щелок, и, возможно, аммиак; некоторые помощницы любят использовать аммиак.

Он протер глаза и вздохнул. Наверное, представил себе, как его распрекрасные «девочки» войдут в новенькую квартиру, и отказался ipso facto от мысли вернуться в свой пансион.

– На какой день намечен ваш праздник? – спросила я, дабы воодушевить его.

– Думаю, что первый устрою в честь Валентины, и это может быть хоть завтра. Вы поможете мне с подготовкой, или я уже выхожу за рамки приличий?

– Выходите, но я вам помогу.

– Не знаю, как вас благодарить.

– Не беспокойтесь, я найду, чем вы сможете мне отплатить, не обрадуетесь. Вы умеете красить стены, прочищать дымоходы, устранять засоры в трубах?

– Конечно, умею.

– Значит, договоримся и будем квиты.

Как мы ни усердствовали, никто в Rescat Dog дверь нам не открыл. Мы расспросили соседей, и одна женщина сказала, что офис вот уже два дня как закрыт. Это было странно. Около двери скопилось несколько пакетов, а почтовый ящик был переполнен бумагами и письмами. Если они отправились на каникулы, то сделали это довольно необычным способом. Чтобы вскрыть дверь, нужно было получить разрешение от судьи. И мы поехали за ним. Все это выглядело крайне подозрительно, и я склонялась к тому, что Пуиг и его секретарша упорхнули сразу же после нашего визита. Однако мы могли и ошибаться и вызвать ненужный скандал, вломившись в офис вполне легальной и добропорядочной фирмы. Достаточно ли основательны наши подозрения, чтобы взламывать дверь у спасителей собак, или благоразумнее будет подождать, пока они вернутся откуда бы то ни было? Я решила, что нечего с ними церемониться, а если потом поступит жалоба на наши действия, мы признаем свою вину.

Спустя два часа, вооружившись всеми возможными разрешениями и в сопровождении двух полицейских, которые взломали дверь, мы торжественно вошли в Rescat Dog. Быстро окинув взглядом помещение, мы поняли, что наши подозрения полностью подтвердились. Ящики из-под картотеки были наспех опорожнены, по всему полу разбросаны бумаги, и царивший вокруг беспорядок свидетельствовал о поспешном бегстве.

– Это мы заставили их бежать, – пробормотала я сквозь зубы.

– Я сейчас же выясню персональные данные этого типа, его домашний адрес.

– Давайте сначала закончим обыск, Гарсон. Боюсь, что спешить нам некуда, птичка, должно быть, уже далеко.

Я нагнулась над устилавшими пол бумагами: счета, рекламные листовки, платежные документы… Если здесь и были какие-то компрометирующие материалы, теперь их, конечно, нет. Жаль, мы были в шаге от разгадки, но ничего не заподозрили. Так называемый полицейский инстинкт явно отсутствовал в наших генах. Теперь поймать беглеца будет непросто. Внезапно зазвонил телефон, заставив нас вздрогнуть. Мы с Гарсоном застыли на месте. После второго звонка включился автоответчик. Мы услышали записанный на пленку ответ: «Вы позвонили в Rescat Dog. Сейчас нас нет на месте. Мы свяжемся с вами, как только сможем. Оставьте ваше имя и номер телефона». После сигнала послышался мужской голос: «Сеньор Пуиг, это Мартинес, столяр. Я подготовил вам смету, как вы просили. Позвоните мне и скажите, что делать дальше. До свидания».

Я кинулась к аппарату. Нажала на кнопку воспроизведения и сделала знак Гарсону, чтобы он подошел. Затаив дыхание, мы начали слушать записанные послания. Женщина спрашивала про свою собаку. Звонок из газовой компании. Мужчина интересовался услугами фирмы. А вот и Гарсон собственной персоной оставляет наш телефон.

Следующий звонок нас вдруг насторожил. Говорил мужской голос, который мы не узнали, как ни старались. Мужчина очень торопился: «Ты где? Что происходит? Они были здесь, я им ничего не сказал, слышишь? Они ничего не знают, так что это не опасно. Согласен? Пока мне не звони».

Гарсон удивленно присвистнул, словно уличный мальчишка с окраин. Я перемотала пленку назад. Мы снова услышали двусмысленные фразы.

– Как по-вашему, Фермин, кто бы это мог быть?

– Не знаю, он очень тихо говорит, в какой-то момент я даже засомневался, что это мужчина. Теперь нам известно, что у Пуига есть сообщник, но это вряд ли может нам как-нибудь помочь.

– Разве что…

– Не говорите только, что голос вам чем-то знаком!

– Вы знаете, что такое галлицизм?

– Французское слово.

– Совершенно верно! Это слово, взятое из французского, которое используется в испанском языке в прямом переводе. Слово или оборот, к примеру, такой: с’est pas grave. По-французски данное выражение главным образом означает «это не важно», но, буквально переведенное и, к сожалению, в таком виде позаимствованное нашим языком, оно в основном употребляется в значении «это не опасно», что мы и наблюдаем в этой записи. Знаете, кто мог бы использовать в своей речи галлицизмы, не отдавая себе в этом отчета?

– Тот, кто часто разговаривает на фран… – Он не договорил и прищелкнул пальцами. – Парикмахер! Давайте мы его сразу задержим!

– Не торопитесь, Гарсон! Какие у нас против него улики? Использование в речи галлицизмов? Давайте лучше попросим у судьи разрешения на то, чтобы проверить счета этого типа. Если даже ничего не обнаружим, по крайней мере, заставим его понервничать. Мне кажется, мы на правильном пути.

– А если он в это время сбежит?

– Вы шутите? Слишком лакомым кусочком он владеет, чтобы все взять и бросить. Кроме того, готова поклясться, что его жена об этих делах ничего не знает.

– Вижу, вас посетило вдохновение, инспектор.

– Без вдохновения преступление не раскроешь.

– Без вдохновения и хорошего знания французского…

Агусти Пуиг фигурировал в наших архивах. Его настоящее имя было Иларио Эскорса, и он дважды отбывал небольшие тюремные сроки. Мошенничество в мелких размерах. Работая агентом по продаже недвижимости, он ухитрился присвоить один из платежей вместе с задатком. Его разоблачили. Два года спустя он устроился менеджером по связям с общественностью в дискотеку. И сдавал помещение для частных вечеринок, не ставя об этом в известность хозяина. Новый срок. Мелкий мошенник, одно из множества дел, хранящихся в полицейских архивах. Очевидно, на сей раз он решил открыть собственную фирму и подзаработать за счет возвращения собак хозяевам.

– Согласен… – сказал Гарсон. – Но на убийцу он не похож.

– Не думайте, что смерть Лусены была заранее спланирована. С каждым разом я все больше убеждаюсь, что речь идет о разборке между напарниками, один из которых просто не рассчитал удара. Это позволяет совершенно по-другому взглянуть на наше дело. Нам противостоит не закоренелый преступник, способный на убийство, а дилетант, с которым произошел, так сказать, «несчастный случай».

– Такие суммы, что хранил Лусена в своей берлоге, дилетантам не платят.

– Возможно, все они были замешаны в более серьезных делах.

– Если так, то наше расследование подходит к концу.

– Думаю, да.

– Тогда можем сейчас же поехать проверять счета Эрнесто Павиа – разрешение судьи у меня есть.

– Спешить некуда. Давайте оставим ему выходные, чтобы он мог сделать ход по собственной инициативе. За ним присматривают?

– Да, но я все равно побаиваюсь, что он от нас ускользнет.

– Не волнуйтесь, истинные коммерсанты ведут себя так же, как капитаны тонущего судна.

– Это означает, что выходные у нас свободны.

– В принципе, да, но бдительности терять не будем.

– В отношении выходных… Я подумал… Если, конечно, вам это будет удобно… Мы могли бы устроить ужин с Валентиной в субботу, а с Анхелой – в воскресенье.

Я иронически усмехнулась.

– Вот это, я понимаю, новоселье! Почище открытия Суэцкого канала. А третьей кандидатки у вас случайно нет на вечер в пятницу?

– Хотелось бы знать, долго ли мне еще выносить ваши шуточки.

– Такова цена. Если хотите, чтобы я вам помогла с подготовкой, придется терпеть мое тонкое чувство юмора.

– Не вынуждайте меня напоминать, кто избавил вас от обоих ваших мужей.

– Странствующие рыцари не предъявляют счетов. А я вдобавок требую от вас согласия на то, чтобы на ваших чертовых вечеринках я присутствовала вместе с Ужастиком. Бедняжка целыми днями сидит дома один или с моей помощницей, которая считает его уродом и потому наверняка оказывает на него дурное психологическое воздействие. Думаю, что в результате от его собачьего эго остались одни ошметки.

– Вредная вы женщина, Петра!

– Вы мне это уже говорили.

В тот же вечер я позвонила Хуану Монтуриолю и сообщила ему о двойном – по стратегическим соображениям – новоселье у Гарсона. Он долго смеялся, что было кстати, ибо помогло растопить ледок в наших отношениях. Он согласился сопровождать меня оба раза, причем с радостью. Не знаю, было ли его согласие вызвано тем, что он еще не совсем утратил ко мне интерес, или же просто его забавляли запоздалые любовные приключения младшего инспектора. Впрочем, я не собиралась философствовать на эту тему – главное, что он будет.

В шесть часов вечера в субботу, наконец-то отдохнув и приведя себя в порядок по полной программе, включая маски, я взяла Ужастика, тоже приведенного в божеский вид, и заявилась с ним к Гарсону. А через десять минут мы с младшим инспектором уже дружно, как два новобранца, только что призванные в армию, чистили картошку. Мой напарник демонстрировал редкостное неумение в обращении с ножом, и я не на шутку опасалась за сохранность его толстых пальцев. Более того, видимо, считая, что такое простое занятие не требует сосредоточенности, он без конца разглагольствовал на тему нашего расследования.

– Подведем итоги, инспектор. Вы же знаете, мне необходимо время от времени подводить итоги. Итак, парикмахер и собачий детектив оказались сообщниками. По всем признакам, они совместно проворачивают грязные дела, имеющие отношение к собакам. Вопрос: что это за дела? Ответ: похищение породистых собак. Еще один вопрос: какое участие принимал в этом Лусена? Ответ: он был исполнителем, то есть воровал собак.

– Этот ваш ненужный допрос выбивает меня из колеи. Лучше поторопитесь с картошкой, видите, я уже кончила.

– Не беспокойтесь, я продвигаюсь медленно, но верно. Так вот, если Лусена похищал собак, то чем занимался Rescat Dog? Возвращал их – в полном соответствии со своим названием. Это кажется логичным.

– Потыкайте вилкой в картошку. И пусть она немного постоит в воде.

– Хм, это что-то новенькое. Правильно, будем исходить из этого. Лусена похищает собак, а Пуиг забирает их, отвозит в надежное место и водит за нос владельцев, получая с них деньги за фиктивные поиски. Но какова тогда роль парикмахера в этом процессе?

Я показала ему свои руки, запачканные кровью барашка и пахнувшие чесноком.

– У вас есть виски, Фермин?

– Хотите добавить в жаркое?

– Нет, но мы могли бы принять по глотку. На кулинаров это всегда действует вдохновляюще.

Он торжественно достал два стакана. И вновь погрузился в размышления. Его мозг был по-прежнему сосредоточен на умозрительных выводах.

– Никак не пойму, какова роль парикмахера во всей этой афере.

Я повернулась к нему, забыв про жаркое:

– Парикмахер – основная фигура. В первом приближении я бы сказала, что у него две задачи: с одной стороны, он отбирает среди своих клиентов подходящих собак, будь то с точки зрения состоятельности их владельцев или несложности похищения. С другой стороны, он рекомендует хозяевам собак обратиться в Rescat Dog.

Гарсон выронил из рук картофелину, которая покатилась по полу и была перехвачена Ужастиком, внимательно ее обнюхавшим.

– Точно! Вот так эта система и работает!

– Однако есть определенные «но» в этой системе, вызывающие сомнение. К примеру, слишком подозрительно, когда все украденные собаки обитают в одном и том же районе, рано или поздно на это обратят внимание. Поэтому я предполагаю, что и парикмахер, и детектив наладили контакты с другими коллегами, которые тоже поставляют им сведения. Не исключено, что мы столкнулись с настоящей преступной сетью, охватывающей весь город.

Руками, перепачканными в картофельном крахмале, он достал сигарету и закурил.

– Что вы делаете? Пока мы готовим, курить категорически запрещено!

– Я думал, мы кончили.

– Кончили? Уже восьмой час, а нам нужно еще нарезать зелень для салата, приготовить соус для его заправки и фрукты для десерта…

– Я по-прежнему считаю, что все связанное с едой – слишком сложная штука.

– Нарежьте-ка лучше салат, только не очень крупно.

– Ваша гипотеза мне очень нравится, Петра, ведь, если мы действительно имеем дело с широкой мошеннической сетью, распространяющейся на весь город, это объясняет наличие у Лусены крупных сумм.

– Ну конечно, он набил карманы, воруя собак! Удалите семена у помидоров.

– А мотив? Какой мотив был у его убийц?

– Мотив – деньги, в этом нет сомнения. Сейчас нам пока не важно, как складывались обстоятельства. Допустим, Лусена требовал большего процента и угрожал выдать их, если они ему откажут. Или обманом присвоил себе часть денег. Или собирался отделиться и действовать самостоятельно, что ставило под угрозу безопасность их дела, если бы его поймали. Или же просто-напросто запустил руку в кассу Rescat Dog, воспользовавшись беспечностью сообщников. Это абсолютно все равно, в любом случае они хотели припугнуть его либо наказать, но перестарались. Если бы они с самого начала собирались прикончить его, то всадили бы в него пулю или, при отсутствии огнестрельного оружия, нанесли бы один точный удар по затылку бейсбольной битой.

Гарсон внимательно разглядывал зажатый в ладони помидор, словно Гамлет череп.

– Да, инспектор, вы молодчина. И не просто молодчина – умница.

– Спасибо. Я как мольеровские женщины: и рыбу могу запечь, и любовный сонет сочинить. На все руки мастерица, вот только преступников никак не поймаю.

– Смейтесь, а я знаю, что говорю.

– Ладно, Гарсон, вернемся к кулинарным делам. Вы совершенно не следите за тем, что мы делаем. Так вы никогда не научитесь.

– Ничего подобного! Сегодня я узнал одну очень важную вещь под названием глоток кулинара. Как, вы достаточно вдохновились? Может, опрокинем еще по стаканчику, чтобы муза от нас не отвернулась?

Я засмеялась. Бесподобный Гарсон, он радовался от всей души. В свои пятьдесят с гаком он начинал нечто похожее на новую жизнь: устраивал новоселье, познавал радости беспечной любви и убеждался, что способен в целом оценить достоинства женщин. Я пила налитое мне виски и наблюдала, как он сражается со скользкой редиской.

Устроившийся в углу кухни Ужастик время от времени бросал на нас сонный взгляд и со вздохом закрывал глаза. Я подумала, что в этих глубоких и смиренных вздохах заключено его отношение к нам, людям. Он не завидовал нам, не сочувствовал, а просто жил рядом с нами, и это был ни больше ни меньше единственно возможный способ демонстрировать понимание.

– Инспектор, я подумал, что неплохо было бы разыскать также и ту симпатичную белокурую секретаршу из Rescat Dog. Возможно, она что-то знает. В любом случае это еще одна ниточка, которой мы не воспользовались.

– Хорошо, займитесь этим. Хотя я сомневаюсь, чтобы…

– Cherchez la femme! Ведь так говорят?

– Боюсь, что это больше подходит вам, чем мне.

Ровно в девять свежайший салат уже стоял в холодильнике, а весь дом благоухал легким запахом жаркого. Мы с Гарсоном допивали уже четвертую порцию виски, так что наше кулинарное вдохновение достигло поистине байроновских высот. Гарсон придумал собственный вариант фруктового салата, предложив добавить в него такие необычные ингредиенты, как ароматические травы и кусочки печенья. Разумеется, благодаря моему железному руководству ни одна из поправок не была принята.

– Я немного нервничаю, инспектор. С одной стороны, я собираюсь официально начать новую жизнь, с другой – мы близки к завершению нашего дела… В общем, никогда еще я не испытывал столько сильных ощущений одновременно.

– Вы чересчур торопитесь, друг мой, проявите благоразумие. Для того чтобы дело ушло к судье, нам придется представить кучу доказательств.

– Мы их представим.

– Нужно будет арестовать собачьего детектива, добиться признания от парикмахера…

– Мы его добьемся.

– Но прежде всего мы должны доказать, что наша гипотеза верна.

– Вы до сих пор в этом сомневаетесь? А я абсолютно уверен, что на этот раз мы не можем ошибиться.

Гарсон ощущал себя всесильным, как будто обрел свободу после долгого заточения, хотя отчасти это состояние эйфории было вызвано нашими вдохновенными возлияниями.

Мы старательно накрывали на стол, и я по ходу дела перечисляла отсутствующие в доме вещи: солонка, хлебница, острые ножи для мяса, бокалы для шампанского… Гарсон следил за тем, как расширялся этот список, но не выказал ни малейшего возмущения. Он готов был на любые жертвы, лишь бы сделать все, как того требуют правила.

В четверть десятого пришел Хуан Монтуриоль. Было очевидно, что, когда я не видела его перед собой, он мне почти не вспоминался, но стоило ему появиться, как в моей душе вновь вспыхивала тяга к приключениям. В облике грубого корсара, лишь слегка облагороженного цивилизацией, он был неотразим. Он улыбнулся мне открыто и дружелюбно, из чего я заключила, что его раздражение, проявившееся в последнюю нашу встречу, прошло. Луч надежды вновь засиял на горизонте, но я не позволила этому лучу ввести меня в заблуждение. На сей раз я примирюсь с жестокими обстоятельствами, и, если с помощью привычных мне приемов соединиться с этим мужчиной невозможно, я не стану прибегать к каким-либо маневрам, чтобы изменить роковую судьбу. Разве что по-дружески попрошу сделать мне скидку, когда приведу к нему на осмотр своего пса.

Ужастик кинулся ему навстречу и начал ластиться, прыгать и повизгивать, на что ветеринар реагировал как истинный профессионал.

– Как продвигается ваше расследование? – спросил он у Гарсона.

– Неплохо. Если все пойдет так, как мы думаем, скоро нам придется устраивать еще одно празднество.

– Но тоже из двух частей?

– Прошу вас в присутствии девочек выражаться осторожнее, мой друг.

Гарсон явно перекладывал ответственность на ветеринара: с ангельским лицом он призывал того хранить молчание относительно его амурных дел. На моих глазах заключался молчаливый мужской пакт, и это мне совсем не нравилось.

Я ощутила, как во мне крепнет чувство солидарности с «девочками», и тут как раз появилась Валентина. К моему удивлению, а также к огорчению Ужастика, она пришла в сопровождении своей свирепой Морганы. Как только мой песик ее увидел, он тут же метнулся в угол, стремясь забиться куда-нибудь под мебель. Грозная ротвейлерша пару раз заворчала, но в атаку не ринулась. Впрочем, у нее на это не было времени: хозяйка отрывисто скомандовала ей что-то по-немецки, и собака без звука улеглась и с плохо замаскированной злостью наблюдала за Ужастиком, боязливо прижавшимся к полу.

Валентина была ослепительна. Впервые за время нашего знакомства я видела ее не в костюме амазонки, а в истинно женском одеянии. На ней было воздушное платье из газа цвета зеленого яблока, почти целиком обнажавшее ее мускулистую спину. Зеленоватые туфли на высоком каблуке. На шее медальон в форме сердечка, в ушах крупные серьги с фальшивыми изумрудами – они довершали хлорофилловый облик лесной богини. Гарсон пожирал ее глазами и все приглашал осмотреть квартиру. Я отозвала его в сторонку и полюбопытствовала, открывается ли золотое сердечко Валентины.

– Боюсь, в том, что касается подарков, у меня небогатая фантазия, – шепотом ответил он.

Я была готова его убить. Как его угораздило продублировать то, что должно было символизировать любовь? По правде сказать, я не понимала, какую роль исполняли мы с Монтуриолем на этой слащавой вечеринке. Позже, когда мы ужинали, я подумала, что просто Гарсон настолько рад, что нуждается в свидетелях своего счастья.

Вино за столом лилось рекой. Гарсон то и дело с безмерным бесстыдством восхвалял достоинства приготовленных блюд. Наглец хвастал перед своей возлюбленной собственными кулинарными способностями. Мне такая стратегия показалась ошибочной или по меньшей мере бесполезной, поскольку Валентине на его хозяйственные достоинства было ровным счетом наплевать. Она с аппетитом ела, слушала между делом Гарсона и вообще вела себя как вполне независимая зрелая женщина, привыкшая отвечать за свои поступки. Разумеется, она завела разговор о собаках с Хуаном и подробно рассказала нам о том, что умеет ее Моргана. А умела ротвейлерша многое: ходить рядом с хозяйкой, не забегая вперед и не отставая; ждать Валентину на улице, пока та совершает покупки в магазине; идти по следу и не терять его в любых погодных условиях и, наконец, атаковать по четкой команде. То есть гораздо больше, чем я по понедельникам. Я сочувственно взглянула на Ужастика, по-прежнему лежавшего под диваном и, наверное, задетого отсутствием у себя подобных умений. Даже Гарсон всячески подчеркивал исключительные достоинства Морганы.

А она даже ухом не вела, застыв, словно борзая на египетском надгробии.

За десертом мы прикончили несколько бутылок вина, и Гарсон поспешил заменить их шампанским. Его холодильник был забит напитками; тут ему подсказывать не пришлось. В результате все здорово набрались, особенно мы с Гарсоном. Хуан Монтуриоль предложил тост: «За новую жизнь, которую всегда предвещает новый дом». Я обратила внимание на влажный блеск в проникновенном взгляде Гарсона, которым он одарил Валентину. Готова поклясться, однако, что ответного взгляда не последовало. Видимо, произнесенный тост она связала со своими личными мечтами. Она подняла бокал на уровень глаз, обрамленных крашеными ресницами, и произнесла: «Давайте выпьем». Затем, выйдя наконец из какого-то ступора, добавила: – Когда-нибудь у меня тоже будет новый дом. За городом, в окружении деревьев и лужаек. Задняя часть сада будет отдана собакам. Я стану заниматься их разведением, скорее всего, это будут ротвейлеры. Но я говорю не о большом питомнике, где выращивание собак поставлено на поток. Мой будет отличаться не количеством приплода, а строгим отбором – для тех, кто разбирается, для тех, кто понимает. Я улучшу породу, и ко мне начнут приезжать отовсюду, чтобы приобрести, если повезет, одну из моих собак.

Я готова была поклясться, что для нее это было больше, чем простой проект.

– И когда же произойдет такое чудо? – спросила я.

Она очнулась от грез и тряхнула копной светлых волос, распространив вокруг себя резкий аромат жасминных духов.

– Пока что я только коплю деньги! Хочется, чтобы участок находился недалеко от Барселоны, а цены на такие высоки. К тому же мне нужен большой дом и добротные дополнительные постройки.

– Если так, то вам придется еще очень долго тренировать собак, Валентина.

Она грустно кивнула. Но тут же улыбка стерла озабоченность с ее лица.

– Экономия творит чудеса! И еще важна уверенность в том, что ты добьешься того, что задумала.

– Думаю, эта женщина добьется всего, чего хочет! – пылко воскликнул Гарсон.

Она для виду отнекивалась:

– Ты льстишь мне, Фермин! Кстати, в твоей берлоге нет никакой музыки? Мы могли бы потанцевать.

Гарсон не настолько все предусмотрел, чтобы тут же исполнить ее пожелание, однако он нашел компромиссное решение и принес из спальни транзистор. Я предположила, что он пользовался этим приемником в пансионе, слушая в воскресном одиночестве футбольные репортажи. Звук у старого транзистора был ужасный, однако, похоже, это обстоятельство особо не беспокоило ни его, ни Валентину. Они начали скакать по комнате, как два взбесившихся кузнечика. Монтуриоль наблюдал за ними с неподдельным интересом и громко подзадоривал. Ужастик высунул наполовину голову из своего убежища, чтобы ничего не пропустить. И только Моргана оставалась невозмутимой, всем видом показывая, что ей, напичканной тевтонскими правилами, и такое нипочем. Правда, и я тоже не присоединилась к общему веселью, ограничившись улыбками. Под конец танца Гарсон, окончательно побежденный алкоголем и любовью, попытался изобразить нечто комическое. Перевоплотившись в большую разъяренную собаку, он стал прыгать и рычать вокруг Валентины. Та, недолго думая, вооружилась салфеткой как хлыстом и нанесла ему несколько ударов, одновременно выкрикивая непонятные команды: Aus! Platz! Младший инспектор забыл обо всем на свете и залаял как одержимый. Возможно, все дело было в моем предрассудке, поскольку я привыкла к его всегдашней сдержанности человека demodé, но, так или иначе, вся эта сцена показалась мне вульгарной. Масла в огонь подлила присоединившаяся к общему гвалту Моргана – она начала громко лаять. Должно быть, в эти минуты соседи от души порадовались появлению нового жильца. В конце концов Валентина заставила свою собаку замолчать.

– Вот мерзавка, она нас в покое не оставит! Почему бы нам не отвезти ее домой и не пойти потом куда-нибудь потанцевать?

Больше Гарсон уже ничего не слышал. «Потанцевать, кто-то сказал потанцевать?» – твердил он, пытаясь надеть пиджак.

– Я, пожалуй, не пойду.

– Я тоже, – сказал Монтуриоль.

– Пойдемте, нужно взбодриться!

– Хорошо, мы вас догоним, обещаю.

Уже в дверях до Гарсона что-то дошло, и он обернулся с озабоченным видом:

– Но мы же не можем уйти и оставить стол в таком виде.

– Идите, так и быть, я все уберу. Но помните, Гарсон, вы и без того мой должник.

– Клянусь, что сполна сквитаюсь с вами.

– Мы будем в «Шеттоне», обожаю это место! – заявила Валентина, накидывая шаль бутылочного цвета.

Наконец, взявшись за руки и бормоча что-то бессвязное, словно комический дуэт, они вывалились на улицу. Хуан никак не мог отсмеяться.

– Ты всерьез сказала, что позже мы к ним присоединимся? – спросил он.

– Нет конечно! Как и то, что я буду здесь убираться. По-моему, хватит того, что я приготовила ужин. Разве что соберу остатки еды с тарелок.

– Я тебе помогу.

– Не надо, отправляйся спать. Не забывай, что завтра нам предстоит повторить этот подвиг.

– Надеюсь, с Анхелой все пройдет спокойнее.

Он пошел за мной с грязными тарелками.

Кухня выглядела как после бомбежки. Даже поставить посуду было некуда. Я с трудом отыскала свободное местечко для стаканов. Повернувшись, я нечаянно задела Хуана.

– Извини, тут все заставлено.

Он не посторонился. Так и стоял, мешая мне пройти. Я чувствовала слабый запах его одеколона, едва заметный аромат его тела, впитавшийся в одежду. Он тяжело дышал, я тоже. Полузакрыв глаза, он поцеловал меня в нос, потом в губы. Он по-прежнему держал по нескольку тарелок в каждой руке, словно жонглер в цирке.

– Господи, что ты в них вцепился?

Он нагнулся и поставил тарелки на пол. Мы опять стали целоваться.

– Куда пойдем? – тихо спросил он.

– В спальню.

– Здесь?

– На нейтральной территории.

– Они могут прийти.

– Мы ненадолго.

Ужастик стоял в дверях и смотрел на нас. Я бросила ему баранью кость, чтобы он грыз ее и оставил нас в покое.

Кровать у Гарсона была двуспальная, красиво застеленная – разумеется, не для нас. Но какая, в конце концов, разница? Неужели наша дружба с младшим инспектором настолько хрупка, что не выдержит этого кратковременного вторжения? Но в тот же миг меня перестало заботить, что подумает Гарсон. Я ощутила рядом обнаженное тело Хуана. Это тело, которое я столько раз видела перед собой, но к которому ни разу не прикасалась, вдруг стало осязаемым, теплым, объемным, реальным. И я поняла, до какой степени желала его, до какой степени мечтала обнять его обнаженный торс, а возможно, обнаженный торс любого мужчины.

На следующее утро я проснулась у себя дома в тишине и одиночестве – со смутными ощущениями в голове и вполне четкими следами на коже. Я чувствовала себя расслабленной, счастливой оттого, что нашла маленькую Швейцарию, где Хуан и я смогли заключить перемирие. Кстати, это оказалось нетрудно. Я только надеялась, что нам не придется пользоваться той квартирой всякий раз, когда у нас проснется желание. Внезапно ситуация предстала мне другой стороной: я вспомнила, в каком неприглядном виде мы оставили поле битвы. Беспорядок в кухне – это еще терпимо, но постель! Разбросанная, позорная, со следами любви… это уже чересчур. Гарсон, должно быть, остолбенел, войдя в свою спальню, и потерял ко мне всякое уважение как к начальнице. Какими такими особыми дипломатическими обстоятельствами и политическими соглашениями можно было оправдать учиненный в спальне разгром? Нет, лучше и не пытаться. Пусть сделает наиболее логичный вывод: что мы с Хуаном испытали порыв страсти, не терпящей промедления. Я подумала, что сгорю от стыда, когда увижу Гарсона. Оставалось надеяться на то, что его рыцарская натура не позволит ему обсуждать подобные вещи, пусть даже завуалированно, или на то, что, когда Гарсон вернулся вчера домой, он был мертвецки пьян.

Я позавтракала и отправилась в комиссариат. Воскресенье, сотрудников мало, это к лучшему. На моем столе лежали два отчета о результатах наблюдения за парикмахерской и офисом Rescat Dog. Ничего подозрительного не обнаружено. Еще мне оставили материалы, касавшиеся пропавших собак, которые я заказывала отделу информатики. Я внимательно просмотрела их – выполнены они были безупречно. С одной стороны коллеги составили упорядоченный общий список на основе тех, что я им предоставила. С таким материалом было легко и удобно работать. На большом дополнительном листе располагалась сводная карта Барселоны, на которой маленькими красными косточками были отмечены адреса владельцев пропавших собак. Идея насчет косточек меня просто очаровала, свидетельствуя о чувстве юмора, столь редком у представителей полиции. На первый взгляд, красные отметины были рассеяны по всей территории города. Бóльшая их концентрация наблюдалась в богатых районах, что было неудивительно, поскольку речь шла о породистых собаках. Я внимательно обследовала зону Сан-Гервасио вокруг парикмахерской Bel Can. Действительно, красные косточки встречались там довольно часто, но не чаще, чем в некоторых других районах. Логично было предположить, что преступный бизнес был поставлен на широкую ногу. Мозговым центром несомненно выступала фирма Rescat Dog, однако подбор собак происходил не только в Bel Can, это было бы слишком подозрительно и невыгодно. Если бы все пропавшие собаки были клиентами парикмахерской, даже их владельцам не составило бы труда разобраться что к чему. Нет, организовано здесь все было по высшему разряду и приносило достаточный доход, чтобы можно было запросто убить человека, если что-то шло не так, как надо. По всей вероятности, Лусена тоже не был единственным штатным похитителем собак; существовали и другие. Это была серьезная структура, очевидный глава которой ударился в бега. Я надеялась, что объявление Пуига в розыск и его арест позволят быстро добиться результатов. У меня были основания считать, что он скрывается где-то неподалеку. Его тайный бизнес был слишком прибыльным, чтобы он бросил его, а не затаился в укромном месте, наблюдая за развитием событий либо пытаясь постепенно рассчитаться со своими сообщниками.

Как бы удачно ни шли у него до сих пор дела, вряд ли его средств хватит на то, чтобы, скажем, навсегда переехать в Бразилию. Он находился где-то поблизости, рядом с нами и, укрывшись в надежном месте, выжидал. Мы должны были вынудить его проявиться самому, стать для него тем дождем, после которого гриб вылезает из-под земли. Конечно, он и без нас может совершить какую-нибудь ошибку, но если этого не случится, придется запускать нашу машину. При этом для его разоблачения понадобятся улики, и тут уж все части головоломки должны совпасть. Я вновь принялась разглядывать маленькие изящные символы. Роскошные районы усеяны красными косточками. Так будет всегда: воры, мошенники, аферисты… все они знают слабые места богачей – их любовь к старинным драгоценностям, полотнам известных художников, породистым собакам. Знают они, несомненно, и о том, как привязаны богатые к своим зверюшкам. Наверняка любую из собак, за которых был выплачен выкуп, любили больше, чем Лусену. Думал ли он об этом когда-нибудь? Было ли это у него в мыслях, когда он тщательно прятал деньги под полом в своей кухне? Чувствовал ли он, что такова компенсация за его нищенскую жизнь? Но разве Лусена что-то думал и чувствовал? Конечно, и его пес это доказывает. Ужастик – весьма эмоциональное и даже, можно сказать, рассудительное животное, а какова собака, таков и хозяин. Безусловно, у Лусены бывали моменты, когда ему становилось грустно и одиноко оттого, что он лишен семьи, имени, документов. Иной раз он воспринимал себя отбросом существовавшего рядом процветающего общества. Но, в конце концов, так устроена жизнь, и в мире всегда оставалось что-то лишнее, какие-то отходы, остатки, подобные ни на что не годному строительному мусору, который убирают по завершении стройки. Я ничего не могла сделать, чтобы ситуация изменилась, но должна была разоблачить его убийцу, хотя бы только для того, чтобы показать: человеческие отбросы стоят чуть больше кучки известки и песка. После столь разумных рассуждений я решила пойти домой и приготовить себе на обед что-нибудь легкое.

После обеда я быстренько села в машину и двинулась в путь. Проехала мимо приемной Хуана Монтуриоля. Замечательно мы с ним провели время. Все вышло как надо, и, возможно, у меня наконец появится кто-то, для кого занятия любовью не будут несовместимы с дружбой. Надеясь, что наши отношения будут развиваться в правильном направлении, я отправилась давать свой второй, и последний, урок кулинарного искусства. По пути меня одолевали тревожные воспоминания о разворошенной постели. Реакция младшего инспектора на мое появление должна была стать определяющим фактором для моего настроения на сегодняшний вечер. Но все обошлось, Гарсон торопливо открыл мне дверь и унесся вглубь квартиры, толком даже не поздоровавшись.

– У меня тут кое-что на огне стоит! – крикнул он во всю глотку.

Ужастик из любопытства потрусил за ним. Я же, воспользовавшись суматохой, осторожно осмотрелась. Вокруг царил идеальный порядок, все просто сияло. С детской непосредственностью через приоткрытую дверь я быстро заглянула в спальню. И увидела безукоризненно убранную кровать. Ничто не напоминало о том, что совсем недавно она была использована втайне от хозяина.

Немного успокоившись, я пошла посмотреть, что творится на кухне. Там сидел Ужастик и, изо всех сил вытянув шею, старался не пропустить ни одну из хаотических манипуляций, в которые был погружен Гарсон. На огне готовилась, а вернее сказать твердела, бурая масса, в основном состоявшая из плотных комков. Вокруг сковородки белели ручейки муки и лужицы молока.

– Судя по следам бедствия, вы собирались приготовить соус бешамель.

– Ох, Петра, и не говорите! Черт меня дернул вляпаться в эту историю!

Он был взъерошен, на багровом лице выступили капли пота.

– Я хотел сделать вам сюрприз и купил утром уже готовые канеллони. Оставалось только доба вить в блюдо бешамель, и я отправился в книжный магазин за книгой по кулинарии. Ну а потом я делал все точь-в-точь как было написано в рецепте, и сами видите, что натворил! Так что не говорите мне больше, что домашнее хозяйство – дело нехитрое, я все равно не поверю.

– А ну-ка дайте мне! Помогите мне выбросить все это в помойку!

Сообща мы кое-как освободили рабочее пространство. Я снова поставила сковородку на огонь и бросила в нее хороший кусок сливочного масла.

– Разве в поваренной книге не говорилось, что молоко нужно предварительно согреть?

– Откуда я знаю? Эта проклятая книга написана языком почище, чем у адвокатов. Я полистал ее и мало что понял: водяная баня, припустить, бланшировать, профитроли, канапе… Неужели нельзя использовать простые слова?

Я решительно покачала головой, продолжая помешивать муку:

– Дело тут не в словах, Фермин, а в том, что вы подсознательно считаете, будто никогда этому не научитесь. Более того, в глубине души вы полагаете, что не мужское это дело и незачем уродоваться, пока есть женщины, умеющие готовить.

– Мне только не хватало услышать ваш феминистский выпад!

– Подумайте над тем, что я вам сказала, подумайте.

Он начал потихоньку брюзжать и раздражаться, еще не отойдя от кулинарного стресса.

– Не злитесь на меня, Фермин, я ведь пришла для того только, чтобы помочь вам. Кстати, я принесла вам нечто такое, что должно вас заинтересовать.

– Еще одну поваренную книгу?

– Нет, списки и компьютерную карту, где обозначены места пропажи собак. Я оставила их в прихожей.

– Сейчас посмотрю.

– Нет, даже не думайте! Вы останетесь здесь и будете наблюдать, как я готовлю бешамель.

– До чего же вам нравится командовать!

Я засмеялась и убрала сковородку с огня, чтобы можно было повернуться и видеть его лицо.

– Вы действительно считаете, что мне нравится командовать?

– Да нет, инспектор, я не имел в виду…

– Забудьте о формальностях, Фермин, и скажите мне правду. Вы считаете, мне нравится командовать?

– Да, – буркнул он.

– Любопытно, – сказала я. – Возможно, вы правы, хотя я пока этого не сознаю.

– Глядите, соус опять становится комковатым.

– Не беспокойтесь, сейчас мы это дело исправим. Идите сюда, вы сами с ним сладите. – Я встала у него за спиной и объяснила, как следует перемешивать массу. После первых неуверенных движений он быстро вник в суть несложного маневра и с блеском его выполнял.

– У вас прекрасно получается.

– Подождите, я еще не кончил…

Спустя час проклятый ужин был готов. Мы уселись, вооружившись стаканами с виски, и стали разглядывать выданную компьютером информацию. Я ждала его мнения.

– Что скажете?

– Не знаю, что и думать, собак похищают повсюду. В этом смысле район Сан-Гервасио ничем особенным не выделяется. По-видимому, эти типы орудуют по всему городу.

– Я пришла к такому же выводу.

– Поэтому у Лусены и было столько денег.

– Меня только удивляет, почему он не учел эти суммы в одной из своих тетрадей.

– Если такая тетрадь и существовала, ее вполне могли у него отнять нападавшие.

– Всякий раз, подойдя к этому пункту, мы говорим одно и то же.

– Мы говорим это, потому что так оно и есть.

Я закурила и согласилась с ним, хотя и не слишком уверенно.

– Думаю, мы дали достаточно времени нашему Павиа. Я хочу в понедельник с утра иметь на руках ордер на обыск в парикмахерской Bel Can. Изымем всю их бухгалтерию, пусть в ней покопаются наши эксперты.

– Хорошо, инспектор. Ох, черт!

– Что такое?

– Да уже без двадцати девять, а в девять придет Анхела. Пойду переоденусь и еще раз побреюсь.

– Вам и так хорошо.

– Но только не для Анхелы! Для Валентины еще куда ни шло… Но для Анхелы все должно быть безукоризненно.

Я не знала, как интерпретировать это утверждение. Побеждала ли Анхела в борьбе за сердце моего коллеги или же в этой гонке лидировала Валентина? Нравилось ли ему то, что благодаря владелице магазина он стал требовательнее к себе, или предпочитал оставаться беззаботным рядом с Валентиной, позволявшей ему чувствовать себя свободнее? Вопросы, сопутствующие любви… Не хотела бы я находиться в шкуре Гарсона. Любовь и ее составляющие: выбор, решимость, сомнения, неуверенность, вина, страдания… В один прекрасный день я оставила все это позади. И сейчас, оказавшись в одиночестве, я подняла стакан, чтобы выпить за мое конфликтное сентиментальное прошлое и за мирное эротическое настоящее.

– И за тебя, Ужастик, мой сердечный друг, верный и единственный!

Ужастик не оценил высокопарной символики и равнодушно зевнул. Я выпила. Из ванной доносилось жужжанье электробритвы Гарсона. Если бы не мучившие меня сомнения и вопросы, эти мгновения поистине можно было бы назвать безмятежными.

Ровно в девять пришла Анхела со своей Нелли. Собака сразу подошла к Ужастику, они обнюхались и присмотрелись друг к другу. Потом завиляли хвостами, и уже можно было не опасаться, что они начнут ссору. Анхела была великолепна – настоящая красавица. Простое черное платье с широким белым воротником подчеркивало спокойствие ее лица. Волосы были собраны в пучок на затылке, что позволяло видеть серебристые виски. На шее у нее висел позорный подарок, точь-в-точь такой же, какой Гарсон преподнес и Валентине. Я его возненавидела за это. Мое внимание привлекли наши собаки.

– Ужастику понравилась твоя Нелли, он не боится ее, как… – я вывернулась на ходу: – как других больших собак.

Ну почему ты совершаешь промашку именно тогда, когда всеми силами хочешь этого избежать? Анхела грустно взглянула на меня и сказала:

– Собаки-телохранители могут напугать, особенно в таком небольшом помещении, как это.

Бог ты мой, она знала, знала, что здесь побывала Валентина со своим ротвейлером, или, по крайней мере, догадывалась! Оставалось надеяться, что хотя бы не этот негодяй Гарсон ввел ее в курс дела, ведь он выглядел таким невозмутимым. На меня накатила новая волна солидарности с Анхелой, и, когда вернулся мой коллега, тщательно причесанный и нарядный, как ребенок в предвкушении праздника, я была готова разбить свой стакан об его башку.

– Нехорошо опаздывать, Гарсон! Анхела уже давно здесь.

Он непонимающе посмотрел на меня, подошел к своей даме и как галантный кавалер взял ее руку и поцеловал. Она улыбнулась, похоже, ее напряжение спало.

Спустя две минуты появился Хуан Монтуриоль. Гарсон дружески похлопал его по спине и отпустил шутку насчет тактической необходимости приглашать на встречу еще одного мужчину. Мне она показалась совсем не смешной. К счастью, присутствие красавца ветеринара помогло мне вернуть доброжелательность. Как эти огромные зеленые глаза могли взирать на мир столь безмятежно? Меня охватило чувство гордости при мысли о том, что я временно приобщена к этой красоте.

Мы приятно провели вечер в спокойных и неспешных разговорах, чему способствовало присутствие Анхелы, однако, несмотря на внешнюю безмятежность, в атмосфере ощущалась некая напряженность. Время от времени хозяйка магазина делала колкие замечания, адресованные Гарсону в форме намеков на неясное будущее, одиночество и неспособность мужчин понять женское сердце. В этих случаях Хуан опускал глаза, чувствуя себя сообщником, я готова была растерзать Гарсона, а Анхела принимала грустный вид. Единственным, кто выглядел все так же беззаботно, был сам Гарсон, казалось пропускавший мимо ушей все намеки.

Вот чертов провинциал! И как это я раньше не замечала в нем черт деспота, сердцееда, Казановы! Видимо, его склонность к излишествам обострилась, как это бывает у людей, которые в течение долгого времени были чего-то лишены. Всегдашние постники вдруг предаются самому разнузданному чревоугодию, а пуритане безо всякого перехода уподобляются обитателям Содома. Плохи его дела. Да и наши тоже.

После десерта мы уселись на диван с бокалами в руках, и ощущение скованности, едва заметное во время ужина, дало о себе знать в виде ненужных покашливаний и затянувшихся пауз. Анхела решила нарушить молчание:

– Как продвигается дело о пропажах собак?

– Полным ходом! – заявил Гарсон.

Я бросила на него скептический взгляд и строго поправила:

– Скажем так: расследование не стоит на месте. Только что мне передали всю статистику и составленную компьютером карту, на которой обозначены места проживания пропавших собак.

– Как интересно! А можно будет ее посмотреть?

Гарсон сходил за картой, и Анхела принялась с любопытством ее разглядывать.

– Похоже, собаки превратились в главных действующих лиц масштабных афер, – заметила она.

– Как и все, что продается и покупается.

Гарсон на минуту вышел и вернулся с приемником в руках. Я молила Бога, чтобы еще один вечер танцев не состоялся. И Бог услышал меня, потому что младший инспектор включил тихую музыку и вновь уселся. Он мечтательно посматривал на Анхелу, а та внимательно разглядывала список. Внезапно она подняла глаза и обратилась к Хуану Монтуриолю:

– Ты заметил любопытную вещь? Взгляни на породы: ризеншнауцер, немецкая овчарка, бриар, ротвейлер, боксер, доберман…

– Да, все это собаки для личной охраны.

– Это породы, чаще всего повторяющиеся в списке, гораздо чаще, чем представители сторожевых, охотничьих или декоративных пород.

Я поставила свой бокал на стол и встала.

– И как ты такое объясняешь, Анхела?

Она смущенно пожала плечами:

– Не знаю, я не думала над объяснениями, просто это бросилось мне в глаза.

– Собаки охранных пород стоят дороже или, может, лучше продаются?

Оба наших эксперта вопрошающе переглянулись.

– Возможно. Они сейчас в моде.

– Но это что-то для тебя означает? – не отставала я.

Она смутилась, словно маленькая девочка, от которой требуют чересчур подробных объяснений произошедшего.

– Да я просто так сказала!

– Я знаю, но после твоей блестящей догадки насчет собачьей парикмахерской…

Она улыбнулась, польщенная, и бросила кокетливый взгляд на Гарсона. Но того собачьи породы, похоже, не интересовали; когда он находился в компании своих «девочек», на служебные дела его уже не хватало. Возможно, он хотел на какое-то время переложить всю ответственность на меня, и это было заметно. Однако сейчас я мало что могла сделать: по-видимому, для демонстрации следовательского азарта момент был не самый подходящий. Вероятно, я сама чрезмерно расширила понятие долга, подчинив ему и свою личную жизнь. Фактически я даже не заметила, что вечеринка подошла к концу и Хуан вопрошающе смотрит на меня. Да, пора было уходить – Анхела с Гарсоном ворковали и уже не видели ничего вокруг. Они попрощались с нами в дверях, наперебой благодаря и обещая вскоре устроить новую встречу.

Мы пошли по темной улице к машине. Ужастик плелся следом.

– Все это странно, правда? – сказала я. Монтуриоль непонимающе посмотрел на меня. – Я имею в виду мои отношения с младшим инспектором, его шашни с Анхелой и Валентиной, нашу с тобой связь. – Он поморщился. – Тебя раздражает слово «связь»? Давай назовем это иначе: интрижка, флирт, роман…

– Я предпочел бы никак это не называть.

Я поняла, что еще немного, и мы опять разругаемся. Поэтому взяла его под руку и легонько постучала по ней:

– Ты прав, слова все убивают. Куда поедем, к тебе или ко мне?

– Куда хочешь.

– Мне все равно.

Мы улыбнулись друг другу. Поединок не состоялся. А все-таки приятно иногда не надевать боевых доспехов.