— Уму непостижимо, что вы скрываете от мира эти шедевры. Это не иначе как трусость! — округлив свои лазурные глаза, в недоумении, спорила Гелна. — Все это оправдания, что мир будто бы изменился и люди вместе с ним. Просто ерунда! Свойство мира как раз — таки и заключается в постоянном процессе изменения. И, соответственно, человек, не испытывающий перемен, со временем черствеет, а потом и вовсе засыхает…

— Гелна, я понимаю благородность твоих помыслов, — спокойно парировал месье Деданж. — Но люди замкнуты, а ключи бесследно потеряны. Над ними властвует культ индивидуализма: эгоистичная самореализация, шаткая карьерная лестница, конкурентная грызня, да и вообще безразличие к окружающим. Они прозябают в царстве бессознательного, а там лишь пустота, которая заполняется средствами, вызывающими иллюзии.

Гелна твердым взглядом окинула всех присутствующих в мастерской маэстро и уверенным, поистине лидерским призывом произнесла:

— Ваше творчество вдохнет жизнь в опустошенные сердца!

Мне явился небожитель — ангел действия и намерения. Ее хрупкость исчезла и просторная мастерская месье казалась теперь крохотной каморкой пред величием Гелны. Нависло задумчивое молчание, которое решил прервать я:

— Гелна, ты права! — заявил я, поймав влюбленный взгляд возмутительницы сомнений. — Вы все: папа, мама, месье Деданж, мистер Чегони — свидетели того времени, когда Хегри гордо носил титул культурной столицы. Весь город стекался к этим улицам, чтобы познать прекрасный мир души…

— Это безвозвратно ушедшее время, сынок… — безнадежно оборвал меня папа.

Без каких — либо раздумий я принялся атаковать нависшее сомнение:

— Каждый из вас помог мне поверить в то, что безнадежность преодолима! Благодаря именно Вам я полюбил жизнь. Безвозвратно время или нет, решать только нам. И в обоих случаях мы будем правы. Ведь это наши мысли и наш осознанный выбор. Я знаю точно, что каждую минуту человеку дается шанс изменить ход своей жизни. И нужно быть готовым, что этот сценарий будет неоднократно переписываться, подвергаться безжалостной критике, окутываться противоречиями. Но итогом станет вдохновляющая история, которая послужит людям примером. Мисье Деданж, теперь, посмотрев назад, я уверенно могу сказать, что сам Всевышний привел меня за руку в эту некогда любимую всеми библиотеку. Испытания, которые посылала мне жизнь, открыли мне путь к осознанию смысла нашего пребывания в этом мире. Семья, любовь, дружба, вера, надежда, действие — это язык, на котором говорит счастье. Это то, ради чего можно умереть… Будь я один, мне бы ни за что не удалось выбраться из этого омута, но сейчас, в этой комнате, мы вместе, а значит, непобедимы…

Даже у хмурого, вечно молчаливого мистера Чегони, который всем видом демонстрировал безразличие к нашему разговору, выступили слезы, увлажнившие его пересохшие от черствости веки. Я бросил взгляд на новорожденную картину «отца и сына» и только сильнее наполнился верой в сказанное. Остатки своих сомнений не скрывал и месье Деданж, который прилип взглядом к видимой лишь ему точке на полу. В мастерской царило глубокое внутреннее размышление.

— Нам нужен конкретный план и деньги! — сделал коммерческий вывод Лимерций. — Если бы удалось выкупить вторую половину библиотеки, то на базе этого здания можно было бы организовать, например, школу искусств для начинающих талантов. Обучение сделать платным, привлечь партнеров — и все дела.

— Идея отличная, только как же быть с теми, кто не может позволить себе денег на обучение? — сбив ухмылку собеседника, спросил я.

— Ну… В конце концов, это жизнь, Шаду. Я вот мечтаю о роскошном особняке на острове, но, к сожалению, без денег это лишь грезы…

— Школа должна быть бесплатной, в первую очередь, рукой помощи для открытия таланта. А зарабатывать можно будет, организовывая выставки и с продаж картин, в случае согласия их авторов.

Лимерций одобрительно кивнул головой и, растирая пальцами подбородок, принялся мысленно прорабатывать план.

— Молодые люди, вы делите шкуру неубитого медведя! — попытался образумить нас отец. — Есть ряд юридических деталей, в которых я вам обещаю помочь, но сумма, чтобы выкупить всю библиотеку, наверняка будет заоблачной. Тут вам нужен заинтересованный партнер…

«Отголоски моей прошлой жизни — язык левых полушарий…» — огорченно подумал я.

— Мистер Руст! — выкрикнул Лимерций, безжалостно перебив Эстиго и спровоцировав у него прилив возмущения.

— Лимерций, этот человек — подлец! — глаза папы блеснули безжизненным стеклом. — Взяточник, высасывающий жизненные силы из своих подчиненных, выкручивающий их, как тряпки, наизнанку. Он даже не осознает, насколько аморальны его поступки. Мистер Руст готов растоптать любого на благо своей выгоды и при первом же запахе денег превращается в оборотня. Обладающий змеиной изворотливостью, он не раз оставался безнаказанным. Нет, Лимерций, этот человек уже давно предал свою душу, вместо этого он наполнил ту самую «пустоту» звоном монет. Плевать ему на ваши картины, юные таланты и в целом на искусство!

— А нам плевать на него! — расчетливо ответил Лимерций. — Взаимное использование это называется. Главное — продать выгоду. Об этом я позабочусь. Все, что нужно, — грамотное предложение, спокойствие внутри и уверенность в глазах.

Признаться, мне не нравилась расчетливость моего друга, звучала она довольно-таки безжизненно. Мой Вестос возмущался, вызывая душевное беспокойство. Но я понимал, что, к сожалению, этот город существует по определенным законам, которые невозможно было беспрепятственно обойти, по крайней мере, я не знал как. Моя доверчивость и открытость погубили бы меня на первых же подступах к неведомому механизму, так называемой взаимовыгодности. А вот Лимерцию это было под силу, он умел прятать душу от грязных лап, приспосабливаясь к условиям жестокой среды выживания и ловко маскируясь в ней. От природы он обладал смекалкой и здоровой хитростью, которые не раз вытаскивали его из передряг. Легко и непринужденно он порабощал доверие людей, обольщал своим лукавым обаянием, паразитировал за счёт любви. Словом, талантливый продавец воздуха. Сейчас в нем шипел азарт, который выпускал языки пламени. Его вторая, расчетливая, половина принимала вызов и рвалась в бой, источая агрессивный энтузиазм. Лимерций попросил лист бумаги и ручку. Затем удалился в одиночество для разработки своего гениального плана наступления.