Есть многое, Горацио, на свете, Что и не снилось нашим мудрецам...

В.Шекспир, «Гамлет»

Ни на кого мы не намекаем, ни над кем не стебемся. Просто все это было. И люди эти были по-правде...

К.Кантор, «Черная грань»

Случайные совпадения имен действительно случайны, ибо все три имени — подлинные, и все трое дали свое добро на использование своих настоящих имен в этом рассказе о них.

Автор

 

1

Был прохладный июльский вечер. Горнист уже сыграл «отбой» и весь пионерлагерь погрузился в сон. Мы с Алешкой тихо спрыгнули вниз, в мокрую от недавнего дождика траву. Конечно — не лучший метод — выходить из корпуса через окно, но зато — нас не увидит вожатый. Да и романтики побольше... Травы щекотали и обдавали прохладными брызгами наши голые ноги, почти тут же покрывшиеся пупырышками «гусиной кожи». Я начинал уже жалеть, что надел шорты, а не тренировочный костюм, но, во-первых, за костюмом нужно было б лезть в чемодан, а чемоданы лежали в вожатской, а во-вторых, я обладал более крупным, чем положено было бы для моего возраста, членом, и когда он некстати поднимался, то в спортивках это было слишком уж заметно. А короткие узкие шорты так облегали мою фигурку, что разглядеть, поднялся или нет мой «хобот», было невозможно. К тому же, шорты приятно сжимали мою попку, подчеркивая ее округлость.

Над нами сияли яркие летние звезды, и среди них легкой туманной дымкой протянулся от горизонта до горизонта Млечный Путь. В городе его не увидеть — уличные фонари гасят звезды. Здесь же, в первозданной тьме, он выделялся ярко и маняще. Я всегда любовался звездами, но сегодня... Сегодня было не до того.

Сквозь колючий кустарник мы пробирались к заветной цели — палате старших девчонок. Нам, пацанятам, которым не исполнилось еще и по одиннадцати, жутко, до замирания сердца, хотелось посмотреть, как ложатся спать старшеклассницы. У них были такие соблазнительные груди под футболками, когда они выходили утром на зарядку. А в лагере поговаривали, что спят они без футболок и лифчиков, в одних только трусиках. И часто во сне одеяла спадают с них...

Неслышными тенями мы подобрались к самой двери девчачьей палаты. Двери были старые, растрескавшиеся, и через них хорошо было видно, что происходит внутри. Мы прильнули к щелям.

Девчонки еще не спали. Кое-кто уже лежал, но большинство еще сидело на кроватях, болтая между собой. На ближайшей койке Светка, рослая фигуристая девчонка, снимала футболку. Под футболкой не оказалось лифчика, и в полусумраке палаты мы увидели ее упругие большие груди, заканчивающиеся медово-коричневыми сосками.

Я почувствовал, как зашевелилось у меня внизу, и шорты мгновенно стали мне малы. Страшное давление старалось разорвать их, но ткань была крепче. Лешка у соседней щели постанывал.

Светка же тем временем легким движением скинула с себя трусики, обнажив покрытый рыжеватыми волосами выпуклый лобок. Затем она полезла под подушку и извлекла оттуда большой, покрытый пупырышками огурец, который, видать, еще днем стащила в столовой. А затем, став на койке на колени, раздвинув ноги, она стала сношать себя огурцом, резко вводя его вглубь себя, а затем плавно вытаскивая и вновь толчком вгоняя внутрь. Она словно дразнила нас. Давление становилось нестерпимым. Если б не Лешка — я давно бы расстегнул ширинку и, взяв головку в руку, принялся бы дрочить. Но при друге это казалось неудобным, неприличным.

И тут, словно спасая меня от моих «комплексов», Лешка легонько провел рукой по моему набухшему члену.

— Можно? — услышал я его вопросительный шепот.

— Угу, — кивнул я, не отрываясь от заветной щели, и почувствовал, как лешкины пальцы перебирают мои пуговицы, расстегивая их одну за другой. И как только ширинка разошлась, он осторожно запустил туда пальцы и, оттянув вниз резинку трусов, выпустил мой член на свободу. А затем, присев возле меня, стоящего на коленях у щели, начал нежно гладить раздувшуюся головку. Я был на вершине блаженства, казалось, что может быть лучше: любоваться на приближающуюся к оргазму Светку и чувствовать нежные лешкины пальцы на своем «хоботе». И тут... Тут Леша, слегка наклонившись вперед, обхватил мой член губами. Сперва осторожно, а затем все уверенней и уверенней он принялся водить им у себя во рту. Он то втягивал член почти по самые яйца, то отходил губами аж до кончика головки, чтобы вновь и вновь заглатывать его поглубже. Его язык ласкал и щекотал со всех сторон. Затем я вновь услышал его постанывания. С неохотой оторвавшись от щели, я поглядел на Лешку. Он снял свои шорты по самые коленки, и под его шортиками вообще не было трусиков. Его попочка упруго выпиралась, и туда, между нежных половинок, он с силой вгонял свой палец. Вгонял, вынимал и тут же снова вгонял. Он аж содрогался от наслаждения.

И тогда я осторожно приподнял свою правую руку и обхватил напряженно дрожащий Лешкин член. Пару раз качнул его шкурку. Лешка аж взвыл, и тут-то мы оба и кончили. Жуткая, сладостная волна разлилась по всему телу.

И тут же с треском распахнулось окно.

— Эй, вы, что здесь делаете??! — донесся голос вожатой. Но мы в тот момент уже во всю прыть бежали к кустам. Так что все, что сумела увидеть вожатая — это две голые задницы, мелькнувшие среди листвы...

— Володька, — прошептал Лешка, когда мы уже подбежали под наше окно, — Поклянись мне, что ты никому не расскажешь о том, что я... что мы делали.

— Хорошо. Только и ты никому!

— Я — могила!

— Ну, окей, полезли, — и мы влезли в окно за пять минут до того, как в нашу палату вошел вожатый...

 

2

Утро выдалось солнечным, хотя и прохладным. Трава вся блестела от росы, прохладный утренний ветерок овевал наши голые ноги. Нам бы хотелось понежиться еще в постелях, но вожатый явно не разделял наших мыслей, когда выгонял нас на зарядку. После ленивого махания конечностями, больше напоминающего танец дохлых лебедей, чем гимнастические упражнения, мы поплелись умываться и завтракать. Дальше шел обычный и скучный лагерный день: утренняя линейка, кружки, обед, дневной сон, полдник, развлечения, ужин, вечерняя линейка, тихий час. Правда, еще перед обедом Лешка пошептался о чем-то с Сергеем, который обычно спал на соседней со мной кровать, а после полдника они стали переносить вещи из всоих тумбочек. Я понял, что Лешка перебирается ко мне, и в груди у меня приятно защемило, а в шортах начало возрастать давление. Тут надо бы сказать, что представляла из себя наша спальня. Длинное помещение, стены которого крашены в светло-зеленый цвет, кровати стоят по две, прислоненные боками вплотную друг к другу, а в проходах между ними — по две тумбочки, Окна большие, но без занавесок, в дальнем углу комнаты — дверь.

Вечером Лешка прямо в шортах плюхнулся на койку, немного повозился под одеялом, затем оттуда появилась его рука и плюхнула шорты на тумбочку. Я улегся рядом, на свою кровать. Хотя обычно я спал в трусах и футболке, сегодня я решил футболку снять.

Едва только погасили свет, как Лешка придвинулся ко мне и зашептал:

— Володька, ты не сердишься, что я перебрался к тебе?

— Ну что ты, — успокоил его я, — напротив, это просто здорово! — и я провел рукой по его длинным светлым волосам.

Лешка придвинулся ко мне и благодарно засопел в самое ухо. При этом рука его нащупала мою и сдвинула ее немного вниз. Я без слов понял его и повел свою руку под одеяло. Под одеялом не было видно, что мы делаем, и поэтому мы могли не опасаться, что кто-то что-то заметит. Я ощутил теплое плечо Алешки, грудь, мягкий живот. Дальше моя рука скользнула по талии к ногам, и тут лишь я понял, что Лешка снова лежит без трусиков. Он же тем временем забрался мне под трусы и вынул оттуда мой член. Я чуть привстал, давая Лешке возможность расправиться с моими трусами, и он стащил их мне аж до колен. А затем рука его скользнула вверх, и он принялся ласкать мои ягодицы, иногда осторожно водя между ними пальцем. Я же тем временем гладил его набухший член, то слегка сжимая его головку, то проводя аж до самого основания, то массируя прохладные яйца.

Ребята в палате занимались кто чем: кто мирно посапывал в подушку, кто травил друг другу анекдоты, смеясь вполголоса, чтобы не разбудить вожатого, кто рассказывал страшилки про вампиров или Черную руку...

На нас никто не обращал внимания. И тогда Лешка поцеловал меня, а затем прошептал:

— Вовчик, а ты давно уже этим занимаещься?

— Чем — этим?

— Ну, с ребятами...

— Недавно. А ты?

— Давно уже...

— А как ты первый раз попробовал?

— Расскажу. Только сперва ты. Хорошо? — и его рука скользнула на мой член. Ну разве я мог отказать!

— Хорошо. Меня как-то друг из нашего класса пригласил к себе, сказал, что у него есть журналы-порнуха, которые его отец в шкафу прячет. Ну, я и пошел к нему. Клевый такой журнал, там телки голые. Ну, стали мы смотреть и дрочиться. Сперва каждый сам у себя, затем — друг у друга.

— А у него большой был бэн?

— Да нет, маленький. А затем мы с ним играли в принцессу и разбойника. Один зажимал член между ног, получалось, как п...а, а другой совал туда свой, типа насиловал. Такой кайф был. И так уже с полгода играем. А ты как?

— А я с братом первый раз. Он у меня на семь лет старше. Как-то родителей долго не было дома, а я один спать боялся. И залез тогда в кровать к брату. Ты не смейся, тогда мне только семь исполнилось.

— А я и не смеюсь, — сказал я, прижимая к себе Лешу.

— Так вот. Он почти сразу уснул. А я прижался к нему, и тут почувствовал, как что-то под одеялом шевелится и начинает давить в меня. Я осторожно коснулся там рукой — о боже! Медленно поднимался длинный и красивый член. Я аккуратно водил по нему пальцем, а он становился все толще и тверже. Тогда я стал водить пальцем по головке. Прямо так, сквозь трусы. И вдруг член у брата задергался, брат застонал и проснулся. Я испугался и притворился спящим. А брат тихонько, чтоб не разбудить меня, встал и побежал в ванную. Минут пять шумел там водой, затем вернулся назад — уже в новых трусах. И снова лег возле меня. Я дождался, пока он задышал ровно и спокойно, и решил, что он уснул. Какое-то неведомое ранее чувство заставляло меня вновь погладить его член. Это было приятно. Очень приятно. Мой крохотный тоже при этом начинал вставать. У брата же он вылез из его новых коротких трусиков и теперь стоял, стройный и красивый. И тогда я склонился над ним и, сам не знаю почему, поцеловал в головку. Затем еще и еще. Сам же при этом повернулся ногами к голове брата. И тут. Сперва я очень испугался, когда ощутил руку брата на своей попе. Я боялся, что он побьет меня за такие дела. Но он мне шепнул: «Не бойся», и одним легким движением скинул с меня трусики. А затем взял мою письку в рот. Он заглатывал ее целиком, вместе с яйцами, и щекотал языком головку, засавывая язык мне прямо под шкурку. Я обалдел и схватил его член своим ртом. Брат лишь на секунду отпустил мой болтик и прошептал: «Только не зубами! Бери губами и языком...» И вновь набросился на мою крошку. Я же обхватил губами головку и принялся лизать ее языком, не вынимая изо рта. Это было здорово. Она была теплая и солоноватая. А ты никогда не пробовал сосать член?

— Нет пока еще...

— Попробуй обязательно! Это здорово!

— А что дальше было?

— Брат сунул мне палец в попку, и я просто обалдел от кайфа. И тут мне в рот ударила струя. Сперва я решил, что брат писяет мне в рот, но затем понял, что это не так. Струя была горячая, вязкая как клей, с приятной кислинкой на вкус. И я проглотил ее... Жаль, что у нас еще не брызгает сперма — это очень вкусно, просто замечательно!.. А затем... Затем мы полежали минут пять в обнимку, отдыхая, а затем брат осторожно развернул меня к себе спиной. Мы лежали оба на правом боку, вот так... — и Лешка повернулся ко мне спиной, уложив мой торчащий член между своих ягодиц.

— А затем брат слегка надавил, и... Лешка слегка приблизился ко мне, и головка моего члена легко скользнула в теплую дырочку его ануса. Дальше я уже не спрашивал его рассказа. Доведенный рассказом друга до вершин возбуждения, я с силой вогнал член между его ягодиц и принялся водить им туда и сюда, следя лишь за тем, чтоб не заскрипела бы предательски кровать. Рука же моя гладила его набухшую головку, и через пять минут мы одновременно, как и в прошлую ночь, кончили...

 

3

Дни проходили за днями, неделя за неделей. Дни были бесцветные и скучные, похожие один на другой. Не развеселил даже День Нептуна.Но зато ночи... По ночам Лешка устраивал мне мини-спектакли, каждый раз придумывая какую-нибудь новую позу. Он то сосал у меня, то надевался на мой член попкой, то зажимал его между ног, то лизал меня до оргазма...

И вдруг все это в один день кончилось. В родительский день я объелся клубники и меня хватил понос. Врачи засуетились, заподозрили у меня дизентерию и упрятали меня в изолятор. И, что самое обидное, запретили мне выходить наружу, а моим друзьям заходить ко мне. Так что Лешка оставался с той стороны, а я тут, один в маленькой комнатке. Впрочем, один — это я образно — помимо меня в изоляторе был еще один парень, из старшего отряда, чернявый и кучерявый, словно цыган. Впрочем, нет, цыгане не бывают настолько кучерявы. Казалось, что он нарочно завил волосы бигудями. Или сделал себе «химию». Парень лежал на койке и читал какую-то толстую книгу.

Я разместился на соседней, пустующей, койке и принялся меланхолично изучать потолок. Настроение было прескверное, и чем ближе к ночи — тем больше.

Парень же по-прежнему читал книгу, закинув ногу за ногу, отчего его одеяло поднялось горбом. Порой он переворачивал страницы назад, словно желая перечитать какое-то понравившееся место, и тогда долго смотрел на одну страницу. Мне стало интересно, что же он там такого нашел, но спросить я не решался. Да еще все больше и больше росла тоска по Лешке. И, вспоминая о нем, я не мог сдержаться. И тогда я вскакивал и бежал в туалет, чтобы там, заперев за собой дверь, подрочить упрямо торчащий член. Это помогало, правда, ненадолго.

Забавно, наверное, мой сосед и медичка считали, что я по-прежнему страдаю от поноса. Эх, знали бы они. Нет, медсестра лучше пусть и не узнает...

Я только собирался вновь побежать в туалет, как кучерявый отложил книгу на тумбочку и, резко откинув одеяло, встал и поспешил в «комнату уединения», опережая меня. И тогда...

Тогда я решил заглянуть в его книгу. Я примерно запомнил, где было то место, и теперь лихорадочно листал толстенный типографский «кирпич», разыскивая нужную страницу. И тут мне на ладонь упала фотокарточка. Я взглянул. Приятное тепло пошло по моему телу, все жилочки напряглись, аж зазвенели...

И тут сзади послышались быстрые шаги, и курчавый вырвал снимок у меня из рук.

— Да не бойся ты! — сказал я ему как можно спокойнее, — Я никому не скажу. Ну дай глянуть, мне понравилось...

То ли интонации моего голоса задобрили его, то ли просто он что-то решил для себя, но он протянул мне карточку, шепнув:

— Тс-с-с, а то чтоб медичка не заметила...

Я сунул фото под футболку и кинулся в туалет, ощущая у себя на коже приятную липкую прохладу карточки.

Заперев дверь на замок, снял до колен трусики, а затем выудил из-за пазухи снимок и прижал его левой рукой к стене.

На снимке были двое. Один — корейского типа черноволосый молодой человек в очках. Собственно, ничего, кроме очков, на него одето и не было. Он стоял в роще, опершись своей попой на шершавый ствол дерева. Другой — коротко стриженый парнишка-брюнет в белой футболке-безрукавке, ставший на корточки и взявший в рот член корейца, отчего на щеках у него появились соблазнительные ямочки. Парнишка придерживал корейца за ноги и зажмурил глаза от удовольствия, кореец же ласково гладил мальчишку по его короткой стрижке.

Парнишке на вид лет 15-17. Но в его блаженствующей позе, ямочках на щеках — было что-то, роднившее его с Лешкой.

Лешка!

Я не смог сдержаться и, кончив раз, тутже продолжил дергать рукой свой член, не отрывая взгляда от карточки.

Боже, мне бы так! А какой у этого корейца красивый член! Большой, толстый (куда толще моего!), немного загибающийся вверх! А вокруг члена — очаровательные курчавые волосики!..

Лишь кончив трижды, я почувствовал, что напряжение спадает и, засунув фото под футболку, а футболку заправив в трусы, я спешно вернулся на свою койку.

Когда я ложился, я с благодарностью взглянул на курчавого. Он подмигнул мне, и я подмигнул ему в ответ. И благодарно улыбнулся. И его губы разошлись в прекрасной обаятельной улыбке.

Я хотел было отдать карточку сразу, но тут явилась медичка, напичкала нас таблетками и зачем-то поставила градусники. Зачем — ума не приложу, ведь, кажется, понос не имеет ничего общего с гриппом.

Но мало того, что она засунула нам градусники, так она еще и торчала возле нас все пять минут. Я чувствовал, как карточка липнет к потеющему телу и все боялся, что медичка найдет ее, вынимая градусник. Поэтому, когда она взяла градусник у курчавого, я тут же вытащил свой и демонстративно протянул ей.

Наконец нас оставили вдвоем. Хлопнула выходная дверь санчасти, затихли вдали шаги.

— Ух, а я так боялся, что она у тебя карточку найдет, — шепнул курчавый.

«— А я что, не боялся?!» — хотел воскликнуть я, но почему-то (вот ведь дернуло за язык!) сказал вместо этого: — Ничего, сказал бы ей, что оло, она бы не стала смотреть...

— Ага, Пограничник юный нашелся...

— А ты, ты... Командор перекрашеный, вот кто ты!

— Ну, ты уж ляпнул!

— А че? А я ниче... Похож ведь! Копна волос, острое лицо, большие губы.

— И прочее, прочее, прочее... Ладно, карточку-то давай...

— А может, я еше посмотреть хочу.

— Ну так прыгай сюда, — он похлопал по своей койке, — вместе смотреть будем.

Я не заставил себя упрашивать дважды. Но, забираясь к нему под одеяло, все же ехидно спросил:

— Ну, и как же зовут благородного Командора?

— Благородного Командора зовут Игорь! А как кличут это юное дарование?

— Володька...

— Просто Володька?

— Ум-гу.

И я, прижавшись своим боком к его боку, достал из-под футболки промокший насквозь снимок.

Держал я карточку одной рукой. Другую же положил своему напарнику на бедро. Игорь же одной рукой обнял меня за талию, а вторую положил мне на грудь и легонько, будто бы нечаянно, гладил одним пальчиком мой сосок.

Моя вторая рука тоже долго не бездействовала: пальцами я гладил бедро, поднимаясь все выше и выше. запястье же мое подрагивало в ожидании. И вот... Ого! Рука аж остановилась, уперевшись в эту преграду, гордо и мощно вознесшуюся ввысь!..

Несколько раз качнув его член запястьем, я сдвинул руку и обхватил его всей пятерней. Прямо так, сквозь трусы.

Игорь сперва чуть-чуть дернулся, застонал, а затем быстро-быстро зашептал мне: — Ой, скорее сними с меня трусы, а то я счас кончу...

При этом попка его оторвалась от лежанки. Двумя быстрыми, уверенными движениями я стянул ему трусики аж до колен. Одеяло при этом скользнуло на пол, и я с изумлением воззрился в сумраке палаты на его член. Огромный, еще больше того, что на фотографии. Не такой толстый, нет, потоньше, но неимоверно длинный и прямой.

Я склонился, поднося головку к самым глазам, разглядывая ее.

— Шустрый юноша. А, может, попробуем как на фотографии?

Какое-то сладострастье затопило меня, и я тут же, без колебаний, погрузил в свой рот его упругую мышцу. Язык метался, как оглашенный.

Игорь стонал, гладя мою прическу. Затем его руки застыли на месте — и упругая сильная струя ударила мне прямо в рот. Игорь задышал как-то сильно, с придыханием. А я лишь сейчас понял, о чем так тосковал Лешка. Это было действительно великолепно. Сладковато-приторная густая кашица, словно кефир, но теплый и обволакивающий, наполняла мне рот и тут же судорожными глотками я затягивал ее в себя, не желая упустить ни одной капли...

Я так хотел еще и еще, но внезапно все кончилось. Я осторожно слизнул последнюю каплю с головки, поцеловал ее и вопросительно глянул на Игоря. Он лежал, распластавшись на койке, и легкая улыбка округлила его щеки, сделав его лицо прекрасным и неповторимым.

Но слегка протянул ко мне руки, я качнулся навстречу — и мы поплыли в горячих волнах любви, слившись воедино в нерасторжимых объятиях.

Мой член уперся ему в пуп. Его же, сначала почти уже поникший, начал вновь набухать, и упругой твердостью, пройдя меж моих ног, уперся в низ ягодиц.

Мне хотелось немного пошевелиться, качнуться вниз, чтоб его прямая стрела вонзилась в мой анус, но при этом же я страшно боялся, что будет больно, ведь я никогда еще не пробовал с таким огромным и длинным.

Он словно бы понял это. Одна из его рук скользнула вниз, погладила дырочку меж ягодиц (я настырно и радостно засопел), затем метнулась к тумбочке возле кровати, что-то там достала и вновь коснулась моей попки. Что-то холодное и липкое потекло между моих половинок.

— Не бойся, это вазелин, — шепнул Игорь и, тобросив тюбик на пол, принялся пальцем заталкивать маслянистую смесь ко мне в анус. Палец входил и выходил, как член первоклашки, и напоминал скорей толстую клизму, чем то, о чем я так здесь мечтал.

И в этот-то миг палец выскользнул наружу, и я почувствовал, как Игорь, прижав рукой член, слегка толкнул им вперед.

Член входил на удивление легко. А я-то боялся, что будет больно! Вместо этого возникло ни с чем не сравнимое ощущение наполненности. Горячее огромное тело входило в меня, разжимая, раздвигая меня изнутри. Я чувствовал, какое оно упругое и прямое.

Поддавшись какому-то мимолетному импульсу, я стал медленно приподниматься, садясь все глубже и глубже. И вскоре мои пылающие ягодицы коснулись его теплых набухших яиц. Дальше идти было некуда, но я еще немного надавил, стараясь засунуть его член еще хоть чуть-чуть поглубже.

— Жаль, что Лешки здесь нет, — сказал вдруг я.

— А это что еще за явление?

— Лешка? Мой друг.

— Небось, обалдел бы, увидев своего друга в такой позе?

— А ты никому не проболтаешься?

— Ну еще чего, никому...

— Не обалдел бы. Зато взял бы у меня в рот. А свой одолжил бы тебе. Ты как, не против?

— Интересно, когда это я был против. Правда, в подобной позе у тебя мне не достать... А что, если так? — и он рукой стал нежно поглаживать мой давно ноющий член.

Кончили мы почти одновременно. Но разве это был конец сегодняшней игры?..

 

4

Наутро мы просыпались с огромным трудом. Целый табун ломов (то есть хронических обломов) прижимал нас к койкам и удерживал под одеялом.

— Что, небось, всю ночь байки травили? — добродушно ворчала медичка.

— Ум-гу, — радостно согласился я. А Игорь только сдержанно кивнул и перевернулся на другой бок. Я последовал его примеру. Теперь мы лежали попка к попке, правда, каждый на своей койке.

Медсестра подошла и ласково похлопала нас по ягодицам: — Завтрак проспите, засони!

И мне показалось, что похлопала она нас отнюдь не только для пробуждения. Набравшись наглости от таких подозрений, я соблазнительно повел попкой и заявил:

— А куда торопиться? Зарядку мы и так не посещаем, а завтрак нам все-равно в постель принесут.

— Вот-вот, чаю тебе горячего в постель. Из чашки, — как-то весело заявила медичка и нежно провела мне по попке. Затем, спохватившись, сделала вид, что поправляет одеяло. Потом провела ладонью по моей талии и ласково шепнула: — Ну, спите, спите, полуношники...

— Баба-то баба, а туда же, тоже молоденьких хочется, — прокомментировал я, едва она скрылась за дверью.

— А что, — отозвался Игорь, — тоже ведь человек. Да и не такая она и старая: лет двадцать пять будет...

— Она меня гладит, а у меня лежит и не шевелится...

— У меня бы тоже на нее не поднялся.

— Ага, особенно после сегодняшней ночи.

— Нахал.

— Не махал, а дирижировал...

— Нахал — ушами махал, зубами дирижировал.

— Командор, не становись занудой!

— А я в командоры не напрашивался, ты меня сам записал...

— А при твоей внешности были иные предложения? — продолжал ехидничать я.

— Ага: Капитаны.

— Рейнджеры... Гаррисон.

— Бродяжники... JRR.

— Скадермены... ВПК.

— Прогрессоры... АБС.

— Братья...

— Натанычи...

— Сам ты брат Стругацкий!

— От Казанцева слышу!

— Юрик Медведев!

— Мишенька Пухов!

— Молодогвардеец!

— ВТОшник!

— А ВОТ И НЕ ПОДЕРЕТЕСЬ ! — голос от двери заставил нас вздрогнуть. Игоря — от неожиданности, меня — от щемящего чувства в душе. Мы оторвались от увлекательнейшего занятия — перечисления атрибутов отечественной фантастики — и повернулись к двери.

Опершись на белый блестящий косяк, в проходе слегка небрежно стоял ... Лешка!

— Аэ! Лешка! какими ветрами?! Леш, познакомься, это Игорь! Игорь, это — Лешка. Я тебе о нем говорил...

— Интересно, что же он наговорил. А пока добавлю в ваш спор пару эпитетов: крокозябра, снусмумрик, эльф пещерный... Достаточно или продолжить?..

— Лешка, ты, как всегда, прелесть!

— Ага. Я знаю...

— И все же — какими ветрами?

— Попутными. Решил прикинуться шлангом. Мол, температура большая.

— Ага. Уже резиной воняет...

— И зачем это нужно? — подал голос Игорь.

— Д! Н! У!

— То есть?

— Дуракам На Удивление. Так что удивляйтесь. Напару.

— Было бы кому. Кстати, — ехидно спросил Игорь, — Ты знаешь, что такое один француз?

— Ну?

— Любовник. А два? Дуэль. Три? Революция. Один англичанин? Джентельмен. Два англичанина? Светская беседа. Три? Парламент. А один фэн?

— ?!

— Распиздяй! Два фэна? Конгресс или фестиваль. Три фэна? Весь Кристалл на ушах! А нас как раз трое!

В разгар смеха явилась медичка.

— Ребята, что это за грохот? Это смех или табун лошадей?

— Табун ломов!.. (это — хором в три глотки. И снова смех)

— Над чем хоть смеемся?

— Над Кристаллом!

— Каким кристаллом?

Снова взрыв смеха. Громче всех — Лешка. На него и глядит медичка.

— А Вы что здесь делаете, молодой человек?

— Как что, к Вам на прием... Температурю...

Медичка трогает его лоб рукой.

— Марш на свободную койку! А градусник — под мышку. Нет, под левую, пожалуйста...

Лешка вытягивается поверх простыни. Прижимает левую руку к себе:

— И вот он лежит недвижим

Под одеялом чужим...

— Ладно, поэт... — медичка выходит в приемную. Лешка хмыкает:

— Операция «Шланг» продолжается...

Через пять минут на градуснике сияет 38,2 , и Лешку прописывают в нашу палату.

— Ты че, вправду заболел? — с тревогой спрашиваю я.

— Была бы охота! Простой аутотренинг.

— Ага, — встрял Игорь, — Лежишь и думаешь про себя: «Я чайник, я чайник, я закипаю, сейчас я совсем закиплю...» Или «Закипю»? Кто знает?

— Слон знает. У него голова большая. А я просто попробовал повысить обмен веществ. Ну, скорость сжигания пищи в организме...

— Лешка! Алексей! Я вот смотрю и думаю: слишком уж много вы знаете, хлопцы, как для этого вашего возраста. Это что — акселерация? Или все нынешние фэны такие?

— Сам ведь не хуже знаешь: тоже ведь фэн! — прокомментировал я, поворачиваясь на спину и обнаруживая большое вздутие одеяла: после Лешкиного прихода мой «малыш» уже не успокаивался.

Я смотрел на Лешку с обожанием. Я ведь понимал, что привела его сюда не лень ходить на зарядку, а тоска по мне. И мне стало даже немножечко неудобно, что я изменил ему с Игорьком. Но — сделанного не воротишь, а дальше-то как быть? Признаться во всем? А вдруг Лешка обидится и уйдет? Нет, не из палаты, а вообще — уйдет. Не говорить? А как же тогда смотреть в его честные любящие глаза, в эти сияющие изумруды. Я поколебался и решил отложить объяснения на вечер.

Игорь, спасибо ему огромное, тоже при Лешке ни звуком не обмолвился о недавней ночи. Будто б и не было ничего.

Лешенька же, светлая личность, смотрел на Игорька минут пять молча, и вдруг выпалил: — Володька, а ты знаешь, на кого он похож? Вспомни, мы в «Следопыте» читали! Вот только бы перекрасить Командора в блондина...

Игорь отчаянно взвыл, я же ехидно заметил: — Ну что, Командор, приросло прозвище? И не вой, как назгул над Гондором — все равно не поможет!

— И нарекаем отряд древним именем вольного ветра, — это, конечно же, Леша.

— Скорее, звезды, — Игорь сморщил переносицу, затем, схватив со стола «кирпич», быстро пролистал последние страницы: — И имя звезды — Луингиль!

— Луиниль, — поправил Алешка.

— Да нет, Луингиль. Эльфы — они глупые были, английского не знали, сочетания «нг» как «н- в нос» не читали...

 

5

За вечером всегда наступает ночь. И сегодня было не исключением. Медичка давно уже смылась, а мы все еще валялись на койках и болтали о всякой чепухе. По ходу я упомянул о заигрываниях медички.

— Ничего, лучше с медичкой, чем с нашей Юлечкой, — глубокомысленно изрек Леша. — Целее будешь...

— Это с какой еще Юлечкой? — (боже, это я-то так рявкнул?! Ревную, что ли? И кто — я?!)

— Ну, ты ее помнишь, толстая такая, в очках.

— Ну и что?

— Сидит вчера на скамейке, на гитаре играет, поет. Ну, я и присел рядом — послушать. Ты же знаешь, какие песни у нее клевые. Наши. Фэнские. Слушаю. А она — ноль на массу, будто меня и нет рядом. Допела «Цитадель», и тут черт дернул меня изображать ее поклонника. Ну, я руку ей на плечо (это без всякой-то задней мысли!) — и тут вдруг — гитара в стороне, а у самого моего бока — нож-выкидушка! И Юлечка вежливо так мне говорит: «Слушать — слушай, а рукам волю не давай. А то... И имей в виду, что я, мол, не с панели пришла.» Руку-то я убрал, но тут же прокомментировал. А она взбеленилась.

— Лешенька, когда ты говоришь «прокомментировал» — я могу заподозрить все, что угодно. Так что ты ей ляпнул, поручик?

— А то. Сказал, что ей изнасилованной быть не грозит. Что при ней самый пылкий кавказец импотентом станет. От одного ее вида. А она меня тут же гитарой — и по самому ценному месту. Догадайтесь, куда попала?

— Сюда, — и мы с Игорьком с двух сторон ткнули ему пальцами в член.

— Э, ребята, вы что, сговорились?!

— Не-а, — искренне признались мы (и опять хором!)

— А попала-то она мне по голове. По самому темечку. Теперь на ее «Камчатке» две лишние трещины. С деку длиной каждая...

— А попала бы сюда, — заявил Игорь, поглаживая рукой выпирающее Лешкино хозяйство, — была бы дырка насквозь. Он же у тебя покрепче стали будет!

— Еще бы, так массировать. Полегче, счас шорты лопнут!

— Не лопнут, — я взялся за резиночку и легко сдернул его трикотажные шортики. Разумеется, под ними, как всегда, не оказалось трусов.

— Ты че, — только и успел выпалить Лешка, как Игорек ловким движением стянул с меня трусы. С воплем «Наших бьют!» Лешка вцепился в Игорька, и его трусы полетели вслед за моими. Все трое мы упали на кровать «Самого кучерявого на свете» и сплелись в одну кучу.

Вы когда-то обнимались втроем? Нет?! А вы попробуйте. И если все трое — юные и возбужденные — это незабываемое впечатление.

Затем мы с Лешкой поспорили, лбами отталкивая друг друга от напряженной мышцы Игорька. Каждому из нас хотелось первому испить влагу. Я понимал, что Лешка об этом истосковался больше меня, но воспоминание о вчерашнем извержении не давало покоя. И тут...

— Ребята! Как Командор я наведу здесь порядок, — и он уложил нас в обнимку, столкнув лбами, а сам лег лицом к нашим столкнувшимся головками членам и одновременно захватил их губами.

Это было здорово! Я и Лешка слились губами в поцелуе, а Игорь ввел свой член между наших губ. И мы вдвоем ласкали с двух сторон языками его головку, а затем, стараясь перетянуть друг у друга побольше влаги, втягивали в себя брызнувшую струю спермы.

Почти сразу же кончил Лешка. Но не успел он еще отстонать, как настал мой черед. И тут... Первые, робкие капельки брызнули Игорю в рот!

— Ого! Взрослеет юноша, — прокомментировал он, облизывая мою головку. — Ну что ж, с первым семенем! — и он крепкой своей рукой пожал мне мой «хвост», а затем — руку.

— Странные зверьки мы все трое, — заявил вдруг Алексей. — Начали о возвышенных материях, а закончили банальным трахачем. Точней — пососульками.

— Изба-сосальня, — съехидничал я.

— Ребята! А кто сказал, что секс менее возвышен, чем философия о мирах? Кстати, даже у Некрасова есть о нашей любви. Не верите? Так послушайте!

И Игорь, став на кровати во весь рост, стройный и обнаженный, сияющий в свете Луны, вытянул руку вперед и с чувством произнес:

Пока мы сидели, открыв от обалдения рты, поэт наш плюхнулся рядом с нами и спокойно продолжил свою тему:

— Это — классика. А есть и другое. Кстати, и йоги, к вашему сведению... — Тут Игорек задумался, а затем продолжал: — Значится, так. Кто из вас слышал о Тантра-йоге? Так вот. По тантризму один из вариантов — выделение энергии вследствие занятий любовью. Так что когда парочка начинает крутить любовь, то энергией несет от них, что от АЭС! А вот на что ее направить... О! Есть идея! Давайте-ка попробуем, а я затем сконцентрирую то, что получится. Только искренне! Не стесняться!

Надо ли говорить, что в процессе этого монолога поникшие наши члены вновь налились силой и...

Лешка склонился ко мне, я к нему. Наши губы ласкали друг друга в самых неожиданных местах. Слегка щекоча друг друга губами и языком, мы доводили друг друга до дрожи, до экстаза. Игорь же тем временем вынул из висевших на стуле брюк ремешок и одел его прямо на голое тело, потуже затянув его на поясе. Затем сгреб все наши и свои шмотки в простыню, завязал ее на манер тюка и прицепил к пояску.

Мы абсолютно не поняли, что это вдруг взбрело ему в голову. Но и не старались понять. Разве до того нам было!

И тут Игорь присоединился к нашей игре. Его губы ласкали наши ягодицы, дразнили члены, а жесткая кучерявая шапка волос приятно щекотала наши тела.

Вдруг я, извернувшись, закинул ноги ему на плечи, и колени мои приятно погрузились в сферу черного одуванчика волос.

Игорь сделал молниеносный выпад, словно выстрелил, и вонзился в меня. Я ощутил, как горячая волна прошла по моему телу. Лешка же впился губами в мой член, свой оставляя на съедение мне. От волнения и страсти кожа моя покрылась пупырышками, по ней бегали мурашки, как от разрядов грозы, но это только увеличивало сладость этих минут. Где-то вдали не прекращаясь гремел гром. Но я не понимал, как это странно — гроза среди ясного неба. Я был всецело в Любви!..

Казалось, что мы начали светиться от счастья. Казалось?! Сквозь волны блаженства я все же увидел, что тела наши светились голубоватым светом электрических разрядов, с каждой секундой все ярче и ярче. И свет шел не от грозы — нет, он шел от нас. Казалось, это наша любовь зажигает огни. Да и грозу за окном.

Все трое одновременно приблизились к заветному рубежу. Еще мгновенье! Еще чуть-чуть...

И грянул гром! Ослепительная вспышка, вылетевшая из нас вместе со стоном и влагой. Вспышка, сменившаяся вмиг чернотой.

Мы падали! Нет, мы взлетали! Нет, мы летели, куда мы хотели! Трое, слившиеся воедино в любви, мы летели сквозь расколовшийся мир, сквозь тьму, сквозь концентрические круги к огонькам среди них... И любовь наша была сильней извечного страха пустоты...

Забавно: трое в полете, не считая кулька с одеждой... В полете сквозь лопнувшее пространство...

* * *

Мы так и вернулись.

Лешка — с Кольцом.

Я — с Монеткой.

А Игорь, разумеется — с пуговицей-амулетом... Да, мы вернулись. Потом. И объявили ошарашенной медичке, что сбегали на пруд купаться. А что, вода-то парная. Для здоровья полезно. И если она наш фонарик приняла за вспышку молнии — так кто же ей лекарь!

И она, кажется, поверила.

Но сколько же мы еще летали!

Потом...

Орияна, март-ноябрь 1992 года

 

Если кто-то вам скажет, что любовь невозможна под пулями — не верьте.

Дон Жуан, «Сладострастец»

Тот, кто отрицает психо-сексуальный аспект магии — просто лжет...

Дональд Майкл Крэг, «Современная магия»

Пусть оба участника знают, что магическое духовное действо, которое предстоит совершить, отличается от обычного сношения.

Этот ритуал могут выполнять и партнеры одного пола.

Учитывая, что большиство героев этой истории живет в параллельных измерениях, просьба обитателям нашего мира на роли этих знаменитостей не претендовать...

Автор

 

1

Случилось все это, когда я учился в школе. Мы — то есть я, Лешка и Игорек — по-прежнему занимались своими тантрическими фокусами. Для не читавших первых историй напомню: сдружились мы в пионерлагере три года назад, и тогда же Игорек, наш юный командор, обучил нас азам тантрической йоги.

Идея проста: отдавшись безраздельно любви, тантристы выделяют энергии поболее, чем атомный реактор. А вот на что эту энергию направить... Игорек сумел направить ее на разрыв барьеров сопределья, и мы путешествовали по параллельным измерениям, как у себя дома. Мы попадали в миры диковинные, и в миры, ничем от нашей Земли не отличавшиеся. В одном из них даже прослыли демонами (правда, все это были происки одного не совсем трезвого гремлина, но мы об этом, увы, узнали слишком уж поздно). Но всегда, стоило лишь нам захотеть вновь домой — мы уединялись, и наши нежные юные тела, сплетясь в объятиях любви, вновь окутывались голубоватым сиянием и, сломив барьеры пространства, мчались вперед...

И мы, трое юных и счастливых, возвращались домой, чтобы вновь и вновь отправляться в дальние странствия.

Так оно и было до того страшного раза. Что-то не заладилось еще при самом полете и, не успел я и глазом моргнуть, как Лешка и Игорь растворились в черноте пространства, и я остался совсем и совсем один. В пустоте нельзя падать вечно. А в пустоте между измерениями — тем более. Ведь падение там — всего лишь семь растянувшихся в бесконечность секунд. И лишь они истекли — я вывалился в ближайшее измерение.

Только что вокруг была чернота, и вдруг сразу — вокзал. Впрочем, вокзал был за окном поезда, а я — в проеме между полками вагона. Причем верхними. Так что грохнулся я — по Галактике звон пошел!

Ну, делать нечего: сперва разобраться бы, куда угодил. Поезд — значит цивилизация. Беглый взгляд по вагону — пусто. Или все уже вышли, или еще не вошли. В любом случае не вижу повода оставаться внутри. Выхожу.

Ой, мама! Не понял!.. Ощущение, что угодил в старый военный фильм. Или в ночной кошмар. На выбор. Первое, что бросилось в глаза — развалины до горизонта. Старые, уже не дымящиеся. Целым был только вокзал, да и то только на первый взгляд. И резанула одна деталь: нигде не видно ни детей, ни подростков. Обычно на всех вокзалах мира полно ребятни, а тут — одни взрослые. Причем — мужчины. Военные. С автоматами. Патрули, собаки. Ой, мамочки!.. Куда это я попал?!

Но делать нечего — присматриваюсь. С виду на людей похожи. Стало быть, за демона не примут. Уже хорошо. Хотя, кто знает. Если за враждующую сторону примут — так уж лучше демон, а то ведь и подстрелить могут...

Заметил я в одной группке паренька лет шестнадцати. На вид, по крайней мере. Все лучше, чем к здоровым лбам обращаться. Подхожу. Э, а как с языком-то быть? Если он здесь не похож на наш? Да нет, кажется похож. Повезло. Обращаюсь.

— Куришь?

— Курю, да только сигарет нету давно...

— Ну, держи — и протягиваю ему «трофейную» пачку, ту, что на Фомальгауте-4 стащил. Все как сувенир таскал, да вот, пригодилась. Прикурил, угостил сотоварищей. Интересно, что будет, когда они до третьей метки докурят...

Вижу, мой знакомец что-то спутникам своим сказал, типа «идите сами, а я догоню», и остаюсь я с ним один на один. Рассмотрел получше: короткая, чуть длиннее «ежика» стрижка, десантный пятнистый комбинезон с трехцветной нашлепкой на рукаве, красный берет, автомат за плечами, боты типа омоновских. Впрочем, и остальные вокруг так же одеты. Нос, как на мой вкус, длинноват, над верхней губой — пушок еще не сбривавшихся усиков, смуглая красивая кожа... Волосы черные, как смоль. Чем-то на наших земных азербайджанцев похож.

— Куда это меня занесло?

— Не знаю, куда ты метил, но попал явно не туда и не в подходящее время. У нас тут гражданское война. Впрочем, если хочешь, пошли, напишешь заявление, получишь автомат, форму и поедешь с нами на фронт.

Я попробовал было возразить, но он продолжил:

— Оставаться тебе глупо: или подстрелят, или, как минимум, ранят. Поезда ходят здесь раз в две недели (пока мы говорили, поезд уже ушел), а стреляют тут каждый день. Пока будешь дожидаться следующего поезда — угробят.

Мысль о собственном автомате уже показалась мне привлекательной...

... Мы шли с полчаса, и наконец, остановились у входа в старое бомбоубежище. Первое, что бросилось мне в глаза — это висящий за дверью распятый на водопроводных трубах человек. Я замер, оцепенев.

— Вражеский шпион, — бросил на ходу мой провожатый, обходя распятого. Тот проводил нас мутнеющим взглядом. Я подумывал было дать деру: а что, как и меня за шпиона примут! А ноги тем временем несли меня вглубь. И вскоре я, оставив подписи в бланках повстанческой армии, получаю такую же пятнистую форму, автомат и ботинки. Правда, алые береты на складе отсутствуют, и мне торжественно вручается голубой берет десантника. Спереди на нем — никакой эмблемы, зато справа сбоку — трехцветный флаг. А сверху Яшар (так звали моего нового приятеля) термоаппликацией изобразил мне грозного волка, воющего на луну и одинокую звездочку. Шикарный получился берет.

Вскоре мы вместе с кучей мужиков трясемся в грузовичке, направляясь к линии фронта. Впрочем для нас эта «линия» оказывается небольшой — ровно десять домов — деревушкой. Причем четыре дома — одно воспоминание, руины после работы минометов.

Каждому из нас, помимо автоматных рожков, выдали по фляжке со спиртом.

— А это зачем?

— Пить. Тогда не так страшно, когда стреляют...

Окапываемся. Холодно. Здесь — почти зима. Согреваемся из фляжек.

Напоследок Яшар ставит свою двухместную палатку прямо на краю окопа.

— Подстрелят ведь!

— А пофиг, — мой друг уже явно «доходит до кондиции».

Мы сидим в сумерках у входа в палатку, и тут мой друг, положив свою руку мне на колено, начинает затем медленно поднимать ее все выше и выше.

— Понял, — улыбаюсь я, ибо этот жест, несмотря на все разнообразие культур, можно истолковать лишь однозначно. Мы укладываемся в палатке, я медленно скольжу своей рукой по его брюкам, расстегиваю ремень, ширинку и тут... Наружу вываливается мощный, огромный и стройный столб, сантиметров не менее двадцати пяти, и толще любого, что я когда-либо видел. Я нежно обхватываю губами его горячую плоть, язык мой кружит по огромной головке, и мой пьяный Яшар стонет от удовольствия. Я то обхватываю член, заглатывая внутрь чуть ли не половину его, то слегка дразню язычком, то глажу губами. И наконец мощная струя сладкой горячей спермы бьет мне в рот, я глотаю ее и, потратив на это все мои силы, оставшиеся после такого взбалмошного и трудного дня, падаю прямо на Яшара и мгновенно засыпаю.

 

2

Проснулся я от странных и непривычных резких звуков. И лишь мгновение спустя я понял — где-то рядом стреляют. Тут же вспомнился весь вчерашний день. Собственно, я ни на секунду и не усомнился в том, что все это случилось по правде. Я жалел, как это не покажется смешным, лишь о том, что пьяный мой друг вчера так быстро вырубился и я не сумел кончить вслед за ним. Но сейчас вокруг стреляли, и поэтому было не до воспоминаний и сожалений. Я ошалело огляделся, и первой моей мыслью было: «мой автомат». Получая оружие, я расписался, что в случае потери его буду отвечать перед трибуналом. Гм-м, перспективка.

Яшар, уже одетый, и собранный, протянул мне мой автомат и сказал только: «Скорее!».

Прямо из палатки мы скатились в окоп. Вокруг свистели пули. Мне трудно вспомнить что-то подробней. Помню, как держал автомат, помню, как стрелял куда-то прямо. Два автоматных рожка, крепежками в разные стороны, связал между собой изолентой. Отстрелял один рожок — отстегнул, перевернул, вставил — и вновь стреляй.

Выстрелы, крик кому-то: «Дай еще рожок!», снова выстрелы.

И — тишина. Затишье.

На обед — разогретый консервированный рис. Запиваю водой. После вчерашнего спирта, вода явно, не в тему: голова вновь начинает кружиться, «говорит автопилот», а затем вновь выстрелы, выстрелы, выстрелы. Ухлопал рожка четыре, перезарядил — и снова вперед. Не ясно, кто враг, какой он. Оттуда летят пули, ты посылаешь свои туда.

Вечером, в затишье, я с Яшаром снова в палатке. Яшар уже начал «загружаться» из фляжки.

— Погоди, останавливаю я его, — а то вырубишься раньше времени, как вчера.

Яшар, оторвавшись от фляги, присел передо мной на колени и нежно обнял мои ноги, ткнувшись своим носом в мой выпирающий член. Затем привстал, расстегнул свой ремень, брюки, спустил их до колен и, развернувшись ко мне своей попкой, стал раком и руками раздвинул свои ягодицы. Второго приглашения мне не потребовалось. Быстро сбросив свои брюки и трусы, я вонзил свой молоденький кол ему прямо в дырочку. Член вошел на удивление легко, хотя попка и обхватывала его плотно, не было в ней «раздолбанности», столь частой в общественных туалетах. Я вонзал свой член до самых яиц и затем, слегка привыкнув, вновь с силой вгонял его вглубь. Яшар постанывал от наслаждения и временами качал своей попкой навстречу моему движению, усиливая наше столкновение. Когда же я заполнил его анус своей нежной спермой и начал вытаскивать свой член — он еще не кончил. Я собирался было взять его головку губами, но тут мой друг достал откуда-то (сам не пойму, откуда!) чистые белоснежные салфетки. Взяв одну из них, он нежно и аккуратно вытер ею мой член, и тут же погрузил его в свой ротик. Губы его слегка обхватили мою головку, затем скользнули к самым яйцам и вновь к головке, язык слегка щекотал «уздечку» пениса, а затем стал описывать круги по вновь набухающей головке. Я гладил колючие волосы друга, пальцы мои ласкали ямочки на его щеках, теребили уши. Блаженство волнами накатывало на меня, и вскоре я кончил, и Яшар проглотил мою влагу. А затем, вновь обняв мои ноги, он произнес:

— Позволь мне теперь войти в тебя.

Я повернулся к нему попкой, и он начал нежно целовать мои ягодицы. Затем осторожно лизнул мой анус, и я задрожал от нахлынувшей волны страсти. Увлажнив мою дырочку, Яшар смазал слюной свой член и, приставив его вплотную, слегка толкнул вперед.

Увы, его член был слишком толст, и несмотря на всю мою привычность и наши общие старания, он никак не мог войти внутрь и каждый толчок причинял мне боль, но головка так и не погрузилась в меня. И, чувствуя свою вину, я развернулся и глубоко погрузил его член в мой рот. То сжимая его, то ослабляя давление, я сосал его, целовал, лизал, нежно прижимал к лицу, а затем ловил губами горячую струю спермы...

Когда же мы наконец, уснули, моя рука покоилась на его ширинке, на его толстом и огромном члене, а его рука ночевала на моей ширинке, на моем, не опускающемся всю ночь хозяйстве. Изредка невдалеке посвистывали пули, но они не могли разрушить счастье нашего сна.

Дни проходили за днями, ничего не менялось. Днем — стрельба, взрывы мин и снарядов, грохот дальнобойных орудий. Ночью — ласки с милым моим Яшаром. Мы сдружились и искренне полюбили друг друга. Изредка вспоминал я тот мир, откуда явился, но с каждым разом эти воспоминания были все бледнее и бледнее, а радость любви к Яшару давала мне возможность забыть, что вокруг бушует настоящий военный ад. Сколько раз во время наших ночных развлечений шальная пуля дырявила полог палатки, сердито посвистывая где-то над нами. Сколько раз вдали громыхал грохот взрыва, сотрясая землю. Но мы любили и были счастливы в этой любви. Как-то, недели полторы после начала, Яшар не выдержал:

— Вовчик, я очень хочу в попку, я не могу без этого!

Дырочка моя по-прежнему не могла впустить его стройный смуглый член, и тогда я просто лег на живот, а он вонзил свой член у меня между ног, возле самой попочки. Я сжал покрепче ноги, и он трахал меня в эту «импровизированную дырку», заливая затем мои ноги и пол палатки вязкой своей спермой. А затем хватал губами мой член и ласкал его до экстаза, до моего извержения. И подставлял свою нежную смугло-румяную попку, впуская меня туда всего, без остатка...

А наутро вновь трещали автоматы...

Наш отряд должен был сражаться здесь четыре недели, а затем вернуться в город на отдых. На неделю. Поезд ходит раз в две недели. Итого к концу операции я должен был очутиться на том же вокзале и сесть в тот же поезд. По крайней мере, Яшар был убежден в этом на все сто. Ведь для него я был не иномирянином, а пацаном-романтиком, попавшим в прифронтовой город из тыловой мирной глубинки.

И вот наступил последний день последней недели. Было на удивление тихо. Ни выстрела, ни разрыва снаряда, ни шипения сигнальной ракеты.

Яшар вломился в палатку, таща с собой пятилитровую канистру спирта и консервы-тушенку (и где только ее раздобыл, нас-то все время рисом потчевали!). Распив первую кружку спирта, мы слились в нежном и страстном поцелуе, крепко обняв друг друга. Вскоре провиант и канистра стояли в далеком углу, а мы разлеглись на полу палатки, обхватив друг друга руками и ногами. Руки Яшара нежно ласкали меня, не забывая время от времени расстегивать мне то одну, то другую пуговицу. Я старался не отставать от него. И вскоре мы, разгоряченные спиртом и любовью, лежали абсолютно голые, и тепло наших тел переходило друг другу. Затем я присел, а Яшар закинул свои ноги мне на плечи. Его попка при этом зависла прямо над моим членом. Я слегка качнулся вверх и вперед, зацепив головкой его ягодицы. И тут он начал постепенно слезать вниз, надеваясь на мой трепещущий в возбуждении пенис. Ноги его нежно обхватили мою шею, руки ласкали мою грудь, а попка его все глубже и глубже поглощала мой орган любви, пока его упругие ягодицы не коснулись моих напряженных яиц. Я сидел, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть дивное мгновение. И тогда мой друг начал напрягать и расслаблять ноги, постепенно поднимаясь и опускаясь на моем члене. Причем его член при этом дрожал в откровенной близости от моего рта. И я, повинуясь внезапному порыву, ухватил его головку и стал заглатывать, дразня языком. Яшар поднимался и опускался на моем члене, и от этого его пенис то входил во влажную пещеру моего рта, то выходил, и тогда я кончиком языка ловил его сияющую залупу.

Кончили мы в одну и ту же секунду, но разве это был конец ночи?! После третьего литра мы уже не задумывались, кто из нас куда и кому втыкает. Страсть переполняла наши сердца, истинная крепкая мужская любовь, и ласкам нашим не было ни конца, ни границ, как впрочем, и нашим сексуальным фантазиям в эту ночь. Мы были сплошным комком любящих нервов, и, казалось, весь мир затих, чтобы не мешать нашей любви...

 

3

На следующий день по рации сообщили, что отряду необходимо задержаться на линии фронта еще на неделю, потому что противник стремится атаковать именно наши позиции.

Поэтому в город меня провожать отправился только Яшар. Кроме него в машине было еще четверо солдат, отправившихся пополнить запасы продовольствия. Всю дорогу мы с Яшаром сидели рядом, крепко обнявшись и прижавшись друг к другу. Мы не говорили ни слова, но к чему тут были слова.

На нас никто не обращал внимания. Обычное дело: двое друзей вдруг повстречались на горячих дорогах войны, а впереди — вновь разлука. Фронтовая судьба...

Автомат и форму я сдал в том же бомбоубежище-складе, и тут мой друг, переговорив с командиром, протянул мне уже сданный мною берет:

— Возьми, это тебе на память...

Кроме берета мне осталась на память старая кобура, четыре гильзы от автомата да чувство негасимой любви к Яшару.

Уже в вагоне, провожая меня, Яшар обнял меня и заплакал. Он плакал, не стесняясь своих слез, и я ревел, и тут я понял, что не смогу покинуть его. Что я останусь здесь, вместе с ним. О чем я ему и сказал. Но он, поглаживая мою голову, прошептал, что здесь меня точно убьют, и это будет куда страшней, чем разлука. Что я должен ехать, чтобы остаться живым. Ехать во имя нашей любви, а когда вся эта заварушка закончится, то мы встретимся, обязательно встретимся.

Поезд уже два дня мчит вдаль от фронтовой линии, а у меня на губах все горит прощальный поцелуй Яшара. Горит и, похоже, не погаснет никогда...

Когда ты сидишь один в купе на своей полке (а это не удивительно, когда на весь вагон всего пять человек, включая проводника), то наконец-то появляется возможность собраться с мыслями и попытаться разложить все по полочкам. Итак, что мы имеем:

Во-первых, жутко трещит с похмелья голова (еще бы, это после четырехнедельного-то возлияния!);

Во-вторых, я застрял в неизвестном измерении, и как выбраться отсюда, не имею ни малейшего понятия;

В-третьих, Лешка с Игорьком наверняка ищут меня, а я даже не знаю, как дать им знать, где я торчу.

В общем, перспективка не самая радужная.

А куда же привезет меня поезд?.. Привезет ли он меня домой? Вряд ли, у этого поезда вагонов втрое больше, чем нужно. И я часто, стоя в последнем, пятнадцатом вагоне у задней двери, наблюдал, как уносятся из-под меня вдаль бесконечной лесенкой рельсы и шпалы...

С другой стороны — в кармане куча монет (плата за участие в военной акции), так что голодная смерть в ближайшие месяц-два мне не грозит.

Но и задерживаться здесь даже на такой срок почему-то не хочется...

За подобными мыслями я и не заметил, как поезд прибыл в столицу. Было раннее утро, и выйдя в такой по-земному уютный городок, я вдруг, жутко возжелал смыть с себя всю фронтовую грязь и пот. Разумеется, не имея в этом городе квартиры с ванной или дворца с бассейном (и сильно сомневаясь, что их можно купить на мои скромные сбережения), я уверенным шагом отправился на поиски городской бани. Спустя минут сорок, я начал уже сомневаться, а есть ли вообще в этом измерении бани, и тут, спустя еще минуты четыре, я на нее и наткнулся.

Приятно смыть с себя грязь и пот, стоя под горячими струями душа. Словно рождаешься наново. Даже похмельный синдром тут проходит. Я блажено жмурился в горячих потоках, когда под соседнюю лейку душа кто-то стал. Я взглянул туда и увидел мальчишку. Ростом он был мне почти до груди, такой же смуглый, как большинство жителей этого мира, длинные черные волосы волнами спадали ему на плечи, румяная и очень округлая попка двигалась в такт движениям его мочалки. И тут паренёк повернулся ко мне. У него оказалось приятное, немного продолговатое лицо с глазищами цвета густого кофе. А меж ног его свисал небольшой, не заросший еще волосами писюн.

Малыш замер, глядя то мне в лицо, то на мой, начавший подниматься от такого зрелища, пенис. А затем, видно, не сдержавшись, протянул руку и погладил мой принявший почти вертикальное положение кол.

Я не стал сопротивляться, наоборот, поощрительно погладив его по голове и плечам, я подмигнул и улыбнулся ему. И он ответил мне светлой и искренней улыбкой. А затем, присев и делая вид, что трет мне мочалкой ноги, он осторожно и нерешительно коснулся моей залупы губами. Словно поцеловал. И тут же, отпрянув, настороженно взглянул на меня. И во взгляде был страх от собственной дерзости: «Не ударит ли?». Разумеется, я не ударил, но, лаская его за ушами, приблизил вновь к своему члену, словно поощряя его продолжить. И продолжение не задержалось...

Он покрывает мой член поцелуями, нежно дражня его своими по-детски пухлыми губками. Целуя, он успевает поддразнить его языком, и сладость щемящей волной разливается по моему телу, смешиваясь с теплом от воды. Нежные, почти невесомые касания. Язычок дразнит дырочку на конце залупы, затем пробегает под шкуркой, входя на полную глубину. И тут же следом — поцелуй сбоку, и вдруг — слегка сжимает его на середине зубками, словно собака, схватившая палку. И вмиг шутливый укус переходит в долгий поцелуй взасос, постепенно затягивающий весь мой член почти по самые яйца.

И когда я готов был уже испустить струю спермы прямо в этот нежный и ласковый рот, мальчишка вдруг отшатнулся от меня и вновь начал тереть меня мочалкой, поднявшись во весь рост и натирая мне спинку. Мгновение спустя я понял, что случилось: в баню зашли новые люди.

И тут я обратил внимание, что его писюн даже и не поднялся за все это время.

— А почему он у тебя не стоит, — спросил я осторожно.

— А он так не встанет, его нужно подтолкнуть, — и соблазнительно повел попкой.

— Понял, — и мы тут же вдвоем отправились в парную.

Заперши за собой дверь, я прилег на верхней ступени деревянной парилки и блаженно вытянулся. Мальчишка же присел на ступеньку ниже и стал гладить пальчиком мой напрягающийся член. — Как тебя зовут? — спросил вдруг он, словно мы знакомились с ним на школьном дворе или в сквере.

— Володька. А тебя?

— Науруз. Смешное имя, не правда ли? В переводе со старого оно обозначает «Новый год».

— Ага, новогодний мальчик. И новогодний подарок его — нежный и ласковый рот, — пока я говорил эти слова, Науруз, став еще на одну ступеньку ниже, вновь обхватил губами мой член, доводя его до экстаза. Я стонал и слегка извивался от наслаждения, но при этом краем глаза замечал, что писька парнишки не приподнялась ни на миллиметр.

И тут, издав победный рык, я начал кончать. Науруз тут же выпустил мой член из рта и, собрав всю мою сперму в ладони, небрежным жестом размазал ее по стенке парилки. А затем вновь вернулся к моему члену, легкими движениями губ подзадоривая его и не давая ему поникнуть. Правда, от близости нежного и красивого мальчика он и не собирался падать, но каждое касание его губ лишь прибавляло приток крови к моему красавцу. И тут милый мальчик развернулся ко мне попкой и, приняв позу пьяного енота, еле слышно прошептал: — «Подтолкни меня!».

Для никогда не видевших этой позы поясню: ноги расставлены, вполуприсядь, коленями наружу, тело наклонено вперед, руки покоятся на коленях. Конечно, это не «Цой требует гонорара», но тоже весьма характерная поза.

Приглашение было настолько очевидным, что я тут же поднялся с полки и пристроился к Наурузу сзади. Мой член легко скользнул между пышных румяных половинок и вонзился в отверстие попки. Паренёк тут же обрадованно застонал. Я обнял его руками за пояс и принялся водить своим членом вперед и назад, «прочищая» задний проход пацаненка. Затем моя рука скользнула к нему на писюн. Ой, мама! Он не лежал уже сморщенной крошкой, а возвышался, вытянувшись на всю свою длину. Мне показалось, что я брежу, но когда, кончив, я вынул свой член и, развернув Науруза взглянул на него спереди, то убедился, что ощущения не обманули меня. У него возвышался красивый, стройный и прямой, как стрела, двадцатисантиметровый член. Э, а что же будет, когда ему исполнится двадцать?!

Ничего себе, сказал я себе, а губы мои между тем сомкнулись на смуглой головке, обхватывая ее и давая простор языку. Но стоило лишь начаться этому наслаждению, как в дверь парной кто-то немилосердно затарабанил.

— Может переберемся ко мне домой? — предложил вдруг мой ангелочек.

Надо ли говорить, что я не заставил приглашать себя дважды...

 

4

Пока мы добрались до двухэтажного особнячка, где Науруз снимал квартиру, мы успели поговорить о многом, и теперь я знал, что мой спутник не житель столицы, а обитатель небольшого городка, откуда до столицы ехать двадцать пять остановок на электричке. А в столицу он приехал специально, чтоб «поразвлечь свою попку», и был счастлив, что в первый же день повстречался со мной. Здесь он снимал квартиру, где был сейчас полноправным хозяином. Мы поднялись на второй этаж, и Науруз своим ключом отпер входную дверь.

Войдя, я огляделся: две симпатичные уютные комнаты, полуоткрытая дверь в ванную, где из крана потихоньку капала вода (как я убедился потом, краны так до конца и не закручивались), большой обеденный стол, кровать в углу комнаты, диван в другой комнате, шикарные глубокие кресла.

Оставив меня «осваиваться тут», Науруз убежал «смотаться по магазинам». Я сидел у окна и скучающе глядел на кинотеатр напротив нашего дома. Он назывался то ли «Дружба», то ли «Мир», но с первого раза я не запомнил, а переспрашивать постеснялся. Прочесть же надпись не представлялось возможным, ибо несмотря на всю схожесть языков, грамматика здесь была явно другой, а написанию здешних букв позавидовали бы любые иероглифы и арабские вязи.

Вскоре мой друг явился, таща в обеих руках тяжелые полные авоськи, набитые всякой снедью. Из левой авоськи гордо торчало горлышко бутылки шампанского.

Шампанское и закуски перекочевали из сеток на стол.

Волосы паренька уже высохли после купания, и я с удивлением отметил, что зачес у него идет не слева направо, а справа налево, как у большинства девчонок. Яства на столе манили меня, что абсолютно не удивительно, если вспомнить консервированный рис последнего месяца, но юность моего друга притягивала сильней. И вскоре мы, раскидав по всему полу одежду, уже нежились в объятьях друг друга. На этот раз хватило втыкания пальчика в отверстие попки, чтобы член Науруза полез вверх и вскоре гордо торчал почти вертикально. Я лизнул его напряженную головку, медленно погрузил ее в свой пылающий ожиданием рот, вынул вновь и, слегка шевеля губами, покрыл его поцелуями весь, от основания и упругих яиц до багровой широкой головки. Я прижимался к члену щекой, касался его закрытыми веками глаз, проводил по нему носом и подбородком, терся об него любом...

— Володька, давай попробуем сзади, — слегка прошептал Науруз.

— Нет, потом, — также тихо прошептал я в ответ, не в силах оторваться от такого чуда, но, чтобы мой ответ не показался грубым, тут же добавил: — Смазать надо.

— А у меня есть чем, — и он, высвободившись, взял из кармана брюк тюбик вазелина. Делать нечего. Я стал на колени, уперся руками в пол. Сзади на коленях пристроился ко мне Науруз. Обильно покрыв свой член слоем вазелина, он выдавил немного из тюбика мне прямо в попу, а затем протолкнул туда пальцем.

Член Науруза был лишь чуть-чуть потоньше, чем у Яшара, но, видимо, это «чуть-чуть» и сыграло свою роль. С неохотой, медленными толчками, его мощный орган любви вдвигался в меня. Сперва я не ощущал ничего, кроме боли, но затем что-то словно бы хлопнуло, и оставшийся член легко скользнул вслед за увесистой головкой в мои недра.

И вслед за этим наступило удивительное чувство наполненности и чего-то еще. Казалось, словно вся дырка покрыта чувствительными волосками, и малейшее движение порождало внутри меня целую гамму неповторимых, неописуемых чувств. И тут мой юный ангел прилег на меня, и наши горячие тела соприкоснулись. И это стало последней каплей. Науруз дернулся, словно кончая в меня, а по мне помчались знакомые токи любви, способные сломить любую преграду пространства. И я физически ощутил волны тревоги, излучаемые моими друзьями, ищущими меня. Ощутил дрожание нитей Сопределья, таких невесомых и таких жестких одновременно. Я весь собрался и сконцентрировался, готовясь к прыжку. Еще мгновение — и я лучом голубоватого света устремлюсь в дебри измерений, навстречу Лешке и Игорьку. Дрожание почти достигло критического предела. Еще немного... И тут...

Тут мой сотоварищ медленно, но уверенно вынул из меня свой член. Волна энергии резко пошла на убыль, но не настолько быстро, чтобы остаться незаметной.

Науруз с изумлением уставился на холодную голубую молнию, протянувшуюся от моей задницы до его дрожащей влажной залупы и тихонько вдруг прошептал:

— Так ты что, оказывается, тантрист?

— Да в придачу еще и демон. С твоей точки зрения, — буркнул я, раздосадованный, что так не вовремя все завершилось.

— Ну, на демона ты не тянешь, — глубокомысленно изрек пацаненок.

— А что ж тогда, по-твоему, демон? Зеленая чешуя да желтые глаза?

— Ну уж не розовая попка да красивый член.

— Слушай, друг, мне все хотелось спросить у тебя, а почему ты выбрал именно меня? Ведь там было полно парней и солидней.

— Да ты что, ты видел их члены? Они же все разворотят мне!

— Спасибо за, гм-м, комплимент.

— Нечем. Ну что, садимся за стол? — и он чистым полотенцем вытер сперва мою попку, а затем и свой по-прежнему гордо стоящий член.

Мы сели за стол. Впрочем, «мы сели» — это не совсем точно сказано. Я плюхнулся в глубокое кресло, а мой юный спутник откупорил шампанское, разлил его по бокалам, а затем уселся в мое кресло. Сперва — мне на колени, затем же, привстав, оделся своей попкой на мой кол, усевшись лицом ко мне. Взяв бокалы, мы звонко столкнули их в тосте за нашу встречу...

Мой друг не сидел на месте, а постоянно то приподнимался, то усаживался вновь, при этом его член приятно терся о мой пуп и щекотал мой живот. Когда бутылка опустела наполовину, я бурно и радостно кончил прямо в парнишку.

Затем мы долго сидели еще за столом, потягивая шампанское и заедая его деликатесами.

Я обмотался полотенцем, чтобы прикрыть свой уставший поникший пенис, Науруз же накинул рубашку, и чуть ниже живота она выпирала палаткой, подталкиваемая не знающим устали членом. Кроме рубашки на малыше, разумеется, ничего не было.

Тогда же я и рассказал пацаненку свою историю появления здесь. Как ни странно, он ни капли не удивился, напротив, было похоже, что подобное ему явно не в новинку. Выслушав меня, он хмыкнул что-то типа «посмотрим, что тут можно придумать», а затем тут же, вскочив со своего кресла и задрав рубашку до груди, он принял свою знаменитую «позу пьяного енота» и подмигнул: — Володька, присоединяйся!

Я не замедлил сбросить с себя полотенце, и наши члены не опускались до самой ночи...

Ровно неделю мы провели в этой квартире, и трижды в день — утром, днем и вечером — мы любили друг друга в самых невероятных позах. Я регулярно «прочищал ему попку», да и он иногда наполнял меня своим упругим хозяйством, но того дивного чувства слияния с миром, что вышло вначале, увы, больше не возникало.

 

5

Мы сидели в вагоне, и колеса монотонно постукивали по стыкам рельсов. Все произошло весьма сумбурно: однажды (как раз прошла неделя со дня нашей встречи) Науруз взял меня за руку, печально как-то посмотрел мне в глаза, и грустным таким голосом произнес:

— Сегодня мы уезжаем...

— Что случилось? — встревожился я: — Ты покидаешь... — и тут до меня дошло: «МЫ уезжаем.» — Куда?

— Потом объясню.

Полчаса на сборы, троллейбус, вокзал, кассы, перрон, электричка. Подозревая, что Науруз решил пригласить меня таким образом к себе домой в гости, я стал машинально считать остановки. Однако, когда мы на двадцать пятой не вышли, а остались в вагоне, я снова слегка взволновался:

— Куда же мы едем? Я думал, к тебе.

— Меня мы уже проехали.

— Спасибо, я заметил.

— А едем на пять остановок от моего города, — казалось, он не заметил моего сарказма: — там есть то, что тебе надо.

— Интересно, что это такое?

— Увидишь...

Давно миновал город, мы ехали мимо деревенек и дачных поселков, пока, наконец, не вышли на полустанке у кромки темного леса.

Затем едва приметными тропками Науруз тащил меня сквозь заросли папоротников и колючих кустов ежевики куда-то к одному ему ведомой цели. И совсем уже стемнело, когда мы вышли, наконец, к одиноко стоящему среди кустов храму.

Храм был стар и заброшен, местами на крыше проросли молодые деревца. Видимо, от семян, спрятанным там птицами. Окна храма были крест-накрест забиты досками, на куполе не было никакого религиозного знака. Вернее, там вообще ничего не было, кроме старой ржавой проволоки, когда-то что-то удерживавшей. Науруз склонился у двери, распутывая шнур, удерживавщий створки вместе. Затем дернул за ручку, и правая половинка двери со скрипом отворилась.

— Мы что, сюда шли?

— Ага.

— И что мы тут забыли?

— Сейчас все поймешь.

— Но что это такое?

— Забытый Храм Перекрестка. Из неофициальных, запрещенных храмов.

— А почему их запретили? — настороженность начала пробуждать страх.

— Говорят, развращали молодежь. А как по-моему, просто кто-то испугался, что люди получат Истинную Свободу. Ну ладно, пошли, — и он скользнул внутрь.

Мне не оставалось ничего, как последовать за своим проводником.

Сумрачный свод, утопающий в полутьме вечера, был покрыт старыми, полуосыпавшимися от сырости фресками. Одного лишь беглого взгляда на них было достаточно, чтобы представить себе весь ужас родителей, чьи дети пришли бы сюда — весь потолок был покрыт изображениями самых откровенных и бесстыдных сцен любви. Двое, трое и даже пятеро партнеров. Девушки и мужчины, и совсем еще юные мальчики. И все это — вперемешку с пентаграммами и сплетенными в бесконечное кольцо змеями. Не зря этот храм прятался в лесу!

Вскоре коридорчик кончился, и мы вошли в огромный центральный храмовый зал. И тут на меня взглянул незнакомый мальчишка! От неожиданности я остановился, и лишь спустя долгую секунду понял, что это был лишь рисунок на стене храма. Мальчишка был совершенно обнаженный, худенький, со всклокоченными волосами и удивительно живыми добрыми глазами. Он стоял, приподнявшись на цыпочки и подняв над собой руки, сложенные в хитрый Знак Ленты Мебиуса. А за плечами его разгорался лилово-розовый рассвет.

С минуту я смотрел на мальчишку, не в силах оторвать взгляда, и лишь затем любопытство взяло свое. На стене напротив было изображено странное существо: при всей схожести с простыми людьми бросалось в глаза женственное, как у ангелов на картинах Рафаэля, лицо, пышные женские груди и большой и мощный эрегированный член. Насколько я помню, в мифологии подобные создания назывались андрогинами и считались древними прародителями людей. Но несмотря на всю его мифичность, подействовал он на меня однозначно: от возбуждения мой пенис уперся в мои брюки, ту же сделав их на два размера меньше. А может, и не в мифичности дело? Кажется, он чем-то был похож на одного из родителей Агаттияра. А забыть мир андрогинов, причем не мифических, а самых что ни на есть настоящих...

И тут меня привлек какой-то шум. Оказывается, пока я разглядывал фрески, Науруз достал откуда-то и начал раскладывать на алтаре какие-то странные предметы. И вдруг среди них блеснул нож. Вернее, кинжал. Страх колючей рукой прошелся у меня по спине: конечно, Науруз — хороший парнишка, но как бы этому милому пареньку не взбрело в голову принести меня в жертву! Все-таки я — иномирянин, и никто здесь меня не хватится... Я начал медленно отступать к двери, когда мой спутник взял с алтаря колокольчик и три раза по три дзинькнул в него. Затем, обойдя алтарь по часовой стрелке, подошел к южной его части. Взяв в руки нечто среднее между фаллосом и булавой красно-желтых тонов, он трижды махнул ею, а затем, подняв над головой, медленно пошел вновь вокруг алтаря, говоря: — «И сейчас, после того как исчезли все призраки, узришь ты Святой Огонь, Огонь, пылающий над сокрытыми во Вселенной смертями, внемли гласу Огня».

Я ринулся было к двери, но тут гигантский золотой круг света опоясал зал, заключая внутрь себя и меня, и алтарь с Наурузом. И тут же на южной стороне круга вспыхнула прямо в воздухе голубая пентаграмма, внутри которой вздыбился готовый к прыжку Лев. Но тут Науруз произнес:

— «О-и-пе Ти-а-а Пе-до-ке», — и Лев послушно улегся в центр пентаграммы и мгновенно успокоился. А до меня донеслись слова:

— Во имя и в написание Южного Квадрата я заклинаю вас, ангелы Южной Смотровой Башни.

Я заворожено смотрел на действия парнишки. А он привычными жестами и словами продолжал неведомый мне ритуал. И вскоре от магической Чаши на западе возникла пентаграмма с Орлом, от Воздушного Кинжала (того самого, что так напугал меня вначале!) на востоке возник Человек в пентаграмме, а от пентакля на севере родилась пентаграмма, внутри которой лениво жевал звездную траву Вол.

Затем, повинуясь жесту парнишки, под самым куполом вспыхнуло ослепительно яркое после сумерек солнце, которое вдруг рассыпалось протуберанцами. Огненные крылья солнца раздробились на крохотные точечки звездочек, и вскоре над нами вселенской розой раскинулась сияющая галактика, заливающая светом весь зал.

Науруз завершил ритуал, подошел ко мне, обнял за плечи и вывел на середину зала. Мы стояли посреди золотого круга с четырьмя голубыми пентаграммами по бокам и горящей галактикой над головой.

— Ну вот, теперь мы можем заняться любовью, — тихо прошептал Науруз, и в глазах его предательски блеснула слезинка.

— Здесь?

— Да. И тогда ты сможешь вернуться домой.

— Будет Переход? Так ты ждал подходящего дня?

— Это можно в любой день...

— Но почему же тогда...

— Я не хотел, чтобы ты сразу исчез. Ты улетишь в свой мир, а я... Я останусь один. Снова один. Опять буду сидеть дома в тоске или ходить по баням... Но разве встречу кого-то такого, как ты? А потом я понял, что если промедлю еще хоть день, то уже никогда не решусь...

Подчиняясь жесту Науруза, на фоне галактики вспыхнул фиолетовыми линиями знак Пути.

Мы сели прямо на пол, оказавшийся вдруг мягким и теплым, и, обнявшись, слились в долгом и страстном поцелуе. Медленно мои руки скользнули в прическу паренька, а он в это время расстегивал пуговицы моей рубашки. Затем я покрыл поцелуями все лицо друга. Мы ласкались, медленно снимая друг с друга одежду. И вскоре лишь горка одежды подо мной говорила о том, что я пришел сюда не голым... Науруз же кидал свою одежду за золотой круг, и на изумленный мой взгляд пояснил:

— Если оставить ее здесь — она переместится с тобой. Я мне тогда что — голым домой возвращаться? Да еще через колючки идти...

Когда трусики ласточкой вылетели за круг, у нас словно прорвало какой-то барьер. Мы целовали друг друга в щеки, плечи, груди, ласкали языком глаза. Слегка засовывали язык в ноздри друг другу. Я слегка покусывал мочки ушей паренька, а затем языком скользил по ушной раковине. Науруз целовал меня все ниже и ниже, обхватил зубками мой сосок левой груди, прижал вокруг губы, защекотал языком. Затем скользнул к правой груди, спустился оттуда к пупку, засунув кончик влажного языка в мое углубление на животе. Оттуда беспокойный его язык кинулся на мой член и облизывал его, словно леденец, подаренный ребенку. Я лохматил волосы своего партнера, ласкал, щекотал его, покрывал поцелуями его стройные ноги и нежную румяную попку. Здесь, в заброшенном храме, я словно заново познавал друга. И этот пацаненок отвечал мне любовью и ласками без преград. И первые токи знакомого мне слияния потекли сквозь меня. Мой пенис дрожал от желания, я хотел войти в Науруза быстро и стремительно, как молния, как копье, но я чувствовал, что нельзя сразу ринуться на моего друга со всей страстью, что это был ритуал, таинство, и неведомая энергия заполняла нас, прибывая от каждого нашего неспешного жеста.

Так же неспешно мой новогодний пацаненок стал на колени и начал медленно, вращая попочкой на разные стороны, надеваться на мой член.

Я медленно входил внутрь, ощущая упругость юной попки, и лишь пару минут спустя я погрузился по самые яйца.

Прилив энергии оказался столь неожиданным, что я, забыв про неспешность, толкнул своим членом. Сперва слегка, осторожно, затем все уверенней и быстрей. Мой пенис бегал внутри Науруза, как поршень, и сладостный миг оргазма приближался с каждой секундой. Не в силах сдержаться, я ухватил губами головку члена партнера и заелозил по ней языком. В ушах засвистело от нарастающего ощущения кайфа. Энергия волнами захлестывала нас, мы плавали в ней, кувыркались и кружились, пока я не понял вдруг, я что лечу. С ревом проносились мимо меня звезды, и я оставлял между ними пунктир своей спермы. Я вдруг ясно услышал Игорька и Алешку, и крикнул им силой своей мысли:

— Возвращайтесь. Я лечу домой!

— Где ты, Володька?

— На полпути к дому! Возвращайтесь.

— Что случилось? Где ты был? Куда пропадал?

— Все расскажу дома! Скорей! Мои там, небось с ума сходят от волнения!..

— С тобой все в порядке?

— Ага.

И я увидел их радость. Увидел сердцем, а не глазами.

— Ребята! А сколько времени на Земле прошло?

Но ответа не услышал: в следующий миг — ослепительная вспышка, мгновенно сменившаяся тьмой.

Когда в глазах начало проясняться, я различил знакомые очертания своей комнаты и... Науруза, по-прежнему, гордо восседающего на моем члене. А затем уже ощутил под своей попкой кучку одежды.

Судя по шуму, доносившемуся из кухни, мама была дома. Так что объяснений не миновать. В-общем, проблема на проблемах.

А проблемы, судя по всему, назревали крупные:

Для начала одежда Науруза осталась там, в его мире.

А во-вторых, я не имел ни малейшего понятия ни как называется его измерение, ни где оно, черт возьми, находится.

Орияна, 11-19 марта 1994 года

 

Да, я демон — то есть демонстратор измерений...

Ааз, из Ненаписанного пособия для учеников

Гремлин? Это я выражаюсь фигурально: никаких гремлинов не существует в природе...

Андрогины — мифические прародители человечества, обладающие половыми признаками обоих полов.

Выдержка из энциклопедии мифов

Пьяному гремлину, чьи уши украшают мой кабинет, посвящается.

Автор

 

1

— Ну что за мир — сплошные бабы!.. — в сотый раз досадливо фыркнул Лешка. И был, к сожалению, прав. Представьте себе город, населенный только женщинами и девчонками. Ни мужчины, ни мальчишки. Представили? А страну? Материк? Планету? Представили? Вот там-то мы и оказались. В-общем, мир а-ля «Новые амазонки».

Конечно, не велика проблема: как только нам приспичит, мы немедленно отсюда ускользнем. Тем же путем, что и прибыли. Но куда спешить: сперва мы погреемся в лучах летнего солнца. Прошло пол-года с момента нашего знакомства, и поэтому внимательный читатель первой истории может легко определить, что сейчас стояла середина зимы. И когда нам вконец опостылела зимняя стужа, мы решили вновь отправиться в странствие по мирам и найти какой-нибудь летний мир, где можно погреться и позагорать. И вот наше любовное трио, проломив с десяток измерений, вывалилось здесь, в жарком пляжном мире, единственный недостаток которого — чрезмерное обилие женщин.

— Интересно, мужиков здесь просто нет, или они держат их дома взаперти,продолжал Алексей. — А если их нет, то как же тут размножаются?

— Почкованием. Или в пробирках, — огрызнулся Игорек, который считал все это пустой болтовней. — Для ходьбы в городе мы себя обезопасили, а пляжик выбрали вдали от людей...

Под «обезопасили» наш Командор подразумевал лифчики, набитые нашими же носками и носовыми платками и создающие нам вполне привлекательные девичьи фигуры. Под пляжем же — небольшую полянку среди густого, почти заповедного леса.

Мы проскочили монорельсом до городских окраин, сошли в высокую траву и как раз направлялись к нашей полянке, когда заметили впереди девичью фигурку, направляющуюся в ту же сторону.

— Вот тебе и «вдали от людей», — съехидничал я. Однако мы не свернули в сторону, а пошли за девчонкой. На что мы рассчитывали? Не знаю. Ведь по логике вещей в мире сплошных женщин секс, скорее всего, не сможет возникнуть. Даже как лесбийская любовь. Ведь лесбиянки — это отрицание любви с мужчиной. А если отрицать нечего?.. А с другой стороны, если любовь здесь действительно неизвестна — так почему бы не стать первыми Учителями и Жрецами этого великого чувства?..

Не знаю, с чего это нас потянуло к этой девчонке, ведь раньше ни один из нас на противоположный пол и внимания не обращал. Но, может, сработал фактор окружающей среды?

Так или иначе, но мы продолжили двигаться за незнакомкой, лаская взглядами ее пышные ягодицы, едва прикрытые коротенькой мини-юбкой.

— Интересно, это мини-юбка или макси-пояс? — сострил вдруг Леша и девчонка оглянулась. Во взгляде ее не было ни капли смущения, а относительно короткая стрижка делала ее прекрасное лицо похожим на мальчишеское.

— Миди-полотенце, — ответила она, прекрасно улыбнувшись, и на щеках ее обозначились две соблазнительные ямочки. — А вы на полянку?

— Если она тут одна — то да.

— Одна. Но, думаю, на всех хватит. И загорать приятно, и комаров нет.

— А как тебя зовут?

— Агаттияр.

— Почти что Гюльчитай, — хмыкнул неугомонный Лешка. Но «Белое солнце пустыни» тут явно не смотрели, и поэтому шутка повисла в воздухе.

— А для знакомых — Агатти. Да и мне так больше нравится, так что можете звать меня так.

За разговором мы и не заметили, как вышли на полянку. И тут же Агатти без предупреждения скинула свою блузку, обнажив прекрасные, пышные и упругие девичьи груди. Вдруг Игорек присел на обрубок ствола, валявшийся на поляне и служивший скамейкой для отдыхающих и увлек девчонку за собой. Он обнял ее за плечи и робко коснулся своими губами ее слегка пухлых губ.

Не знаю, знали ли здесь разнообразия любви, но в поцелуях Агатти разбиралась отменно. Крепко обхватив своими руками Игоря за шею, она впилась в него могучим поцелуем взасос. Они качались, толкали языки друг друга и постанывали от удовольствия. А мы с Лешкой стояли рядом и с завистью посматривали на резвящуюся парочку, руки которых уже ласкали друг другу прически и спины, подбираясь все ближе и ближе к ягодицам.

Игорь первым добрался до заветного места. И вдруг Агатти выкрикнула со стоном возбуждения:

— Войди в меня туда! Войди в меня сзади!..

— То есть? — опешил Игорек.

— Трахни меня!!! — выдохнула, дрожа от возбуждения, девчонка. — Надеюсь, с твоим членом ничего ведь не случилось?

Мы остолбенели. Откуда?! Откуда она догадалась?! Как она узнала, что Игорь — парень! Ведь при нашей маскировке этого так просто не увидишь! И почему она, если на планете одни женщины, не ударилась в панику, увидав мужчину, пусть даже столь юного?..

Игорь тоже замер от неожиданности. Агатти же, не давая нам опомниться, уже скинула с себя свою юбчонку и теперь взялась за плавочки. И тут мы обалдели вторично. Из-под скинутых плавок на нас смотрела не девичья п...а, а красивый член, который, набухая, становился все больше и длиннее. Мы уже ничего не понимали. Откуда? Как? Каким образом?! И как это все вязалось с пышной девичьей грудью?

Но даже не дожидаясь наших вопросов, Агатти повернулась (повернулся?) к нам задом, приглашая Игорька войти внутрь. Агаттияр стал раком, чтобы удобней было сношать. Стал? Стала? Ответить мы уже не могли. Потому что между дырочкой ануса и яйцами члена мы увидели у этого создания настоящую женскую вульву, с нежным румянцем половых губ. Туда-то и устремился член Игорька. Но словно угадав его намерения, Агатти пригнулся немного ниже, и член нашего Командора с разгону легко вскочил между румяных ягодиц милого создания.

Игорь наполовину вытягивал член и вновь с силой вгонял его внутрь, когда Агатти начал распрямляться. Сперва это только замедлило темпы Игорька, но тут чудо-дева махнула мне рукой, и я все понял. Быстро скинув низ одежды, я присоединился к ним спереди. Рукой задрав вверх член Агаттияра, я слегка присел, а затем резко распрямился, и мой собственный член легко скользнул в девичью вульву. Не могу сказать, что мне это сразу понравилось: отверстие ануса все-таки обхватывает член покрепче, и поэтому сперва мне показалось, что мой орган любви скользнул в какое-то мягкое слизистое пространство, едва касающееся головки, и лишь потом я начал ощущать определенную прелесть такого способа. Хотя и не могу сказать, что стал его горячим сторонником.

Даже ощущение Лешкиного члена, забравшегося тем временем в меня, было куда привлекательней.

Но Агатти, казалось, хотелось чего-то еще.

— Послушайте, привяжите меня за руки к дереву, словно насилуете, — попросил вдруг наш сотоварищ. — И покрепче, чтоб чувствовалось!

— А если кто вдруг увидит? Что они могут подумать?

— Так ведь это — игра, — сказал Агатти таким тоном, что мы вдруг ясно осознали, что на этой планете настоящее, страшное насилие попросту невозможно.

Используя наши кожаные пояски, мы крепко привязали кисти рук Агатти к двум близкостоящим деревьям, и сладострастные стоны «насилуемой» понеслись над зеленой полянкой. В новой позе Лешка уже не мог пристроиться ко мне, и поэтому, став немного сбоку, обхватил губами член Агаттияра и не отпускал до того самого момента, пока тот не откупился порцией сладкой горячей спермы...

 

2

В город мы возвращались все вместе. К тому времени Агаттияр уже знал нашу тайну, хотя и не сразу поверил в нее. «Накладные» груди его не убедили — оказывается, и среди его народа порой встречаются плоскогрудые. А вот отсутствие у нас женских «дырок» действительно привело его в полное изумление. Сперва он искренне посочувствовал нам, что мы никогда не сможем иметь детей, а затем долго удивлялся цивилизации, в которой женское и мужское начало существуют отдельно друг от друга. Мы же изумлялись его миру, в котором все существа выявились обоеполыми. Себя они называли андрогинами. (В отличие от земных гермафродитов, у которых мужское и женское начало подавляют друг друга, мешая достичь совершенства, у андрогинов оба начала были развиты до абсолюта, гармонично дополняя друг друга). И когда здесь образовывались семьи, то оба родителя рожали друг от друга детей. В сексе здесь было допустимо все, ибо как можно разделить для андрогина фрагменты секса на гомо- и гетеросексуальные? Абсурд! Нонсенс!..

Впервые мы видели цивилизацию, в которой просто не могло возникнуть понятие сексуальных меньшинств. Впервые был мир, где никто не мог крикнуть «Бей голубых» или «Гони розовых», и, может, именно поэтому цивилизация андрогинов была такой благодушной и умиротворенной. Пожалуй, и местные «изнасилования» — детскую пародию на учение де Сада — придумали они как парадокс-разнообразие, чтобы хоть чем-нибудь слегка встряхнуть свои нервы.

Прав-таки, видать, был Фрейд, когда говорил, что все проблемы мира идут от сексуальной неудовлетворенности.

Кстати, в сексе у андрогинов не было никаких ограничений — ни возрастных (никто не мог рявкнуть «Еще рано!»), ни каких-либо других, обычно выдумываемых «великими цивилизациями».

И поэтому весь здешний мир был добр и нежен. И чужан-иномирян типа нас здесь не убивали и не изгоняли, а напротив, старались окружить заботой и вниманием и показать все самое интересное и самое лучшее. Так что зря мы маскировались, цепляя «груди» из носков...

Нашим проводником по городу стал, разумеется, Агаттияр. На правах первого нашедшего. Да мы и не возражали.

Сперва он познакомил нас со своими родителями, похожими на двух пышногрудых улыбающихся тетушек (правда, я так и не понял, кто из них был Агаттияру отцом, а кто — матерью). А затем Агатти потянул нас в свой любимый секс-шоп.

Впрочем, даже тот, кто посещал наилучшие секс-шопы Земли — не видел и тысячной доли того, что было здесь.

Магазин из многих залов, лишь первые из которых были «земными». Там пачками громоздились журналы, крутизне которых оставалось только завидовать. Причем смотреть их разрешалось бесплатно, как, впрочем, и видеофильмы, сизые кристаллы записи которых занимали две обширные полки, а просмотровые очки-мониторы лежали возле каждого кресла на полированных столиках.

Далее на полках возлежали искусственные влагалища, а за ними частоколом высились ряды искусственных членов. Выделанные до последней жилочки, до последнего волоска, они были самых разных размеров — от моего мизинца и до таких, которым позавидовал бы любой жеребец или ослик. Я взял один такой в руку. Стройный и упругий, он оказался мягким и элластичным, теплым, совсем как настоящий. И даже запах от него был как от настоящей свежевымытой ялды. Тонкие волосики кучерявились вокруг напряженных яиц в слегка сморщенных «мешочках», на кончике залупы выделялось отверстие мочевого канала. А за яйцами в том месте, где обычно начинается обладатель члена, была большая полупрозрачная присоска. Ведомый логикой и интуицией, я прилепил член присоской к стене, а затем тут же наделся на него попкой. Потом я уже разглядел, что есть члены не только с присоской, но и со встроенными вибраторами, что, слабо позванивая, сами затягиваются в попку, пульсируя в ней непривычным, но очень возбуждающим ритмом. Были члены с изменяемым ритмом вибрации и изменяемыми размерами, которые могли стать то толще, то тоньше. Были и ни на что не похожие члены, состоящие сплошь из множества блестящих жемчужных шариков, вращающихся в разные стороны, и члены с музыкой, были «двучлены» для одновременного ввода в вульву и анус и «двучлены», торчащие в обе стороны от общего основания — явно для двоих ценителей сразу. Были члены с головкой в виде кулачка и в виде торчащего пальца... Глаза разбегались. А за этими полками шли стеклянные витрины, в которых стояли «синтетические андрогины» — от надувных кукол в натуральную величину до роботов-иммитаторов, напичканных новейшей электроникой и готовых выполнить любую сексуальную функцию...

Далее следовали залы эротической одежды и принадлежностей для садо-мазохиствкой игры. Там-то Агатти и сделал первые свои покупки. Которые, впрочем, оказались и последними, так как дальше пошли отделы секс-игр и секс-автоматов, диковинных и зачастую не всегда сразу понятного назначения.

А вернувшись домой к Агатти, мы приняли участие в диковинной для нас игре, которую затеял наш юный друг.

Для начала все мы полностью обнажились, а затем Агаттияр одел на нас кое-что из купленных шмоток.

Черные кожаные пояски со стальным колечком, надеваемым на член, плетеные из узких полос бюстгальтеры и другой поясок — на талию. Полумаски из кожи — на лицо. Напульсники, богато усыпанные стальными заклепками. Себе же Агатти надел также украшеный клепками черный ошейник. Он стал добровольной «жертвой», и мы взялись привязывать его купленными им же ременными петлями к спинке кровати. А затем, доводя до экстаза легкими ударами по ягодицам мягкими кожаными плетьми, мы по очереди вошли в него, втыкая не только в попку и п...у, но и в раскрытый в сладостной истоме рот. Затем перевязали его к той же спинке кровати за ноги, и входили в него сверху, а кто-то из нас при этом слегка покусывал Агатти за соски и сосал его груди. А затем, отвязав нашего друга, Игорь повернул его спиной к себе, поднял за ноги и надвинул его на свой член. Тем временем Лешка сунул свой член в ротик «жертвы», а я слегка тыкал рукоятью плети в дырочку румяного агаттиярова ануса.

Кончили мы нескоро, но это так понравилось нам, что не раз еще мы играли подобным образом, пока гостили в этой прекрасной семье андрогинов.

 

3

— Стой! Держите его! Уйдет!.. — мы гнались за низенькой зеленовато-голубоватой тварью с раскидистыми ушами, которая зигзагами драпала от нас по мостовой. Зигзаги были неудивительны: тварь была пьяна. А вот что касаемо самой твари, то она вызвала бы удивление и изумление в любом из мыслимых миров: это был гремлин. Мало кто сейчас помнит, что же такое гремлин, и поэтому я могу вкратце объяснить это: гремлины — это духи, поселяющиеся в различных технических устройствах и нередко доводящие их до разрушения. Этакие технические призраки. Говорят, когда-то они были духами недр, руды. Затем из руды получили металл — вместе с духами. А из металла изготовили машины. И кто из духов руды уцелел во всех этих метаморфозах — вот они-то и стали гремлинами.

Не знаю, как гремлины вообще — но данный гремлин напросился на уничтожение всеми силами.

Случилось это на седьмой день нашего пребывания у Агаттияра.

Как и нередко до этого, мы пошли поразвлечься в секс-автоматы. Лешенька полюбил эти системы, когда в игровом секс-автомате выиграл главный приз, умудрившись кончить три раза подряд в рекордно короткий срок. Призом же оказалась подшивка крутейших порножурналов. И пока Лешенька и Агатти пропадали в недрах секс-машин, мы с Игорем листали взятый недавно сборник авангардистской поэзии «Одиночество», на обложке которого художник изобразил обнаженного грустного андрогина, который, изогнув свой член, вставлял его себе же в вагину.

А затем раздался взрыв. Лешку выбросило из автомата вместе со входной дверью, и отделался он легким испугом. А вот наш гостеприимный хозяин... То, что осталось от него, трудно было даже сравнить с человеком. Впрочем, экспертиза потом доказала, что погиб бедняга мгновенно, не мучаясь. Ибо в первый же миг внутри автомата случилось короткое замыкание, которое и убило нежного отрока.

Но это мы узнали позднее, в следующий наш визит в мир андрогинов. А пока мы лишь поняли, что Агатти больше нет. Но не успел ударить нас шок утраты, как из огня и обломков выскользнула легкая ушастая тень и заскользила от нас.

— Гремлин! — завопили в толпе. — Держи его! Это он виноват!..

И тут-то мы и кинулись в погоню. Насколько я понимаю, чтобы ускользнуть, гремлину достаточно просочиться в любую машину. Хоть фонарный электростолб. И фиг тогда его достанешь. Я крикнул об этом Игорю с Лешкой, и теперь мы гнали гремлина по мостовой, не подпуская к тротуарам и аэротакси.

Кто сказал вам, что гремлины боятся света — плюньте в того! Ибо этот бежал среди бела дня и совсем не собирался погибать от лучей солнца.

Правда, погоне помогало то, что гремлин был пьян (позднее я узнал, что представители этого племени пьянеют от сильного электрического тока, который для них — что спирт для людей). И мы гнали виновника аварии прямо на толпу впереди, ощетинившуюся Жезлами и антигремлинскими талисманами,похоже, воевали с гремлинами здесь уже не впервой и всерьез. Но похоже, что и гремлин наш оказался тертый: внезапно он остановился, посмотрел мутными глазками на нас и, отрыгнув молнией, выкрикнул в нашу сторону что-то угрожающее, но нечленораздельное. И тут же мир вокруг нас дрогнул, и мы почувствовали, что падаем. Уже падая в межпространственную воронку, я ухитрился метнуть в смеющуюся тварь «Одиночеством», и увидел, что сбитый с ног гремлин летит вслед за нами. Пригодилась-таки книга.

Мы падали, и зеленоватые концентрические круги межпространственного тоннеля проносились от наших ног к нашим головам и оттуда — в бесконечность. Кольцо на руке Лешеньки покрылось узором рун, которые заскользили по нему бегущей строкой, пульсируя и наливаясь огненно-красным сиянием. Тихонько зазвенела пуговица-амулет, болтающаяся на цепочке на шее у Игорька. И несколько раз что-то звякнуло у меня в кармане.

Мы падали все ниже и ниже, и ветер свистел, пронзая нас насквозь.

— Куда это мы летим?! — крикнул в пустоту Игорь.

— Я бы сказал, что на Базар, если бы это не было больше похоже на Преисподнюю, — хихикнул рядом с нами пьяный голосок гремлина.

— Ну вот, только в преисподнюю нам для полного счастья и не хватало,невесело хмыкнул Игорь, но гремлин вдруг воспринял это по-своему:

— Что?! Так вам именно Преисподней и не хватало для полного счастья?! Так фиг вы у меня туда попадете!!!

Внезапно падение превратилось в скольжение, круги вместо снизу вверх полетели теперь справа налево, нас повело куда-то вбок и ... мы вывалились на крвшу обыкновенной шестнадцатиэтажки. И если б не зеленое небо над головой, то можно было бы предположить, что мы дома.

Однако практика наших путешествий научила нас, что если нет непосредственной угрозы — не торопись покидать этот мир, осмотрись. Порой это бывает забавно и интересно, как, например, в замке у...

И тут между нами с треском молний шлепнулся гремлин. Я тут же схватил его за уши (единственное место, откуда не били молнии) и размахнулся, чтоб треснуть им обо что-нибудь тяжелое.

— За Агаттияра! — выкрикнул я и треснул гремлином о какой-то металлический стержень. К моему изумлению, гремлин превратился в желтый сгусток, который, рассыпая вокруг себя искры, впитался в стержень. Пучок синих молний пронесся по стержню и все стихло. Я глянул наверх и тут только понял свою ошибку — я ударил гремлина о телевизионную антенну! Что называется, щуку кинул в воду. Уйдет ведь!

Но Лешка уже оббежал вокруг антенны, очертя Кольцом круг.

— Теперь он никуда отсюда не денется, — хмыкнул Алексей. — Без нашей помощи...

— А помогать я ему не собираюсь, — добавил Игорек. А я, мстительно щурясь, заметил:

— А я помогу. Но лишь затем, чтоб обрезать ему уши и приколотить их к светильнику дома.

Антенна недовольно загудела, но вырваться гремлин не мог. Так что у нас появилась уйма времени, чтобы осмотреться. Честно говоря, город впечатления не произвел. Современные белые коробки панельных домов перемежались кое-где старинными домиками и флигельками да полуразрушенными храмами и монастырями. Вот прямо под нами проходит Бульвар имени Жертв Последнего Переворота (Путча), ведущий к площади Нынешнего Президента. А посреди площади стоит сам памятник Президенту — в президентской стандартной парадной униформе, с головой и правой рукой на резьбе. Очень удобно: сменилась власть — старую голову скрутили, новую навинтили, и не надо сносить весь памятник. Да руку заменили на новую, с новым символом власти...

Перпендикулярно Бульвару площадь пересекал Проезд Репрессированных при Прежней Власти.

Остальные улочки тоже носили несменяемые названия: Пивная Бочка, Извилистый Спуск, Крутая Горка, Театральный тупик, Спиральный Подъем.

Чуть поодаль — Пеньки (бывшая Лесная) и Болотная (бывшая Пруды). По Болотной еще ржавели не убранные рельсы старого трамвайного маршрута, закрытого после кровавой гибели на путях какого-то литератора.

Откуда мы вдруг все это узнали? Вот так вот странно и мгновенно? Но мы восприняли это как должное и не задумались об этом всерьез. А зря...

 

4

Удовлетворившись осмотром, мы собрались улетать. Мирок не произвел на нас впечатление, и задерживаться здесь дальше мы не видели причины. Сбросив с себя одежды, мы начали возбуждать друг друга, готовясь к Прыжку. И не заметили, что антенна над нами странным образом изогнулась, словно наблюдая за нашими действиями. Впрочем, так оно и было. Но чтобы пояснить все то, что произошло потом, надо сейчас отвлечься и рассказать о том, что в это же время происходило на чердаке дома и в одной из квартир.

На чердаке бушевал плененный гремлин. Однако, убедившись, что вырваться ему не удастся, он вернулся в основапние антенны и слился с ней. И из-за этого старая работяга-антенна вдруг свихнулась и решила: «А какого это дьявола я должна показывать то, что мне транслирует эта зазнайка-телевышка? Я хочу показывать то, что вижу сама!» И она уставилась на нас, и по всем программам всех телевизоров этой шестнадцатиэтажки пошла одна и та же картинка: мы на крыше.

А в комнатке в одной из квартир несчастного дома на диване перед телевизором сидели двое ребят. И несмотря на то, что кожа одного из них была бела, а другого — невероятно смугла, цвет этих двоих был одинаковым — голубой.

Ребята с такими увлечениями были в этом мире настолько редки, что самое время было б заносить их в Красную Книгу и брать под охрану, если бы здесь не предпочитали брать их под стражу.

Но этим двоим друзьям сказочно везло — никто и не догадывался об их взаимной любви. Так что, когда выдавалась свободная минута и квартира, они нежились в объятьях друг друга и истинно тосковали о таком мире, где не надо было бы скрывать своих чувств и где все понимали бы и разделяли их увлечения.

Однако мира такого они не знали — они вообще миров кроме своего не знали — но сегодня выдался свободный день, а у темнокожего юноши оказалась свободной квартира — и друзья были счастливы. Они сидели, обнявшись и крепко прижавшись друг к другу и легкими касаниями пальчиков возбуждали друг друга. По телевизору шел какой-то скучный документальный фильм о превращении белого здания в черное, но вставать, подходить к телевизору, чтобы выключить его, были ломы. И общими усилиями ломы и возбуждение удерживали ребят на постели.

Вскоре смуглый повернулся к другу, и их губы слились в страстном, жарком мужском поцелуе. Руки ласкали разгоряченные тела, стаскивая последние одежды. И вскоре светленький уже ласкал воспрявший фаллос друга, а друг, ухватив смуглой своей рукой орган любви сотоварища, дрочил его яростно и умело, быстро доводя до оргазма.

Кончили они почти одновременно, и горячая сперма их беспомощно упала в заранее припасенную керамическую чашку, куда они слили ее, чтоб не запачкать ковер на полу. А затем содержимое чашки перекочевало в унитаз и отправилось в свой бесконечный путь по канализационным лабиринтам. Ребята же вновь сели на диван, отходя после оргазма.

Конечно, хотелось чего-то большего. Но чего? Неплохо было бы посмотреть фото с обнаженными ребятами, но где же их взять? Ведь никто и никогда их не видел, хотя и поговаривали, что кто-то имел целую пачку цветных фотографий... Поговаривали, правда, и о том, что где-то глубоко подпольно был снят эротический фильм (!), но зато все видели в программе новостей, как был расстрелян режиссер, рискнувший показать (со спины) в своем фильме купающуюся обнаженную девушку. Помнили также и о кострах, на которых сжигали обнаруженных голубых вместе с их семьями эдак путча три-четыре назад. Сейчас, правда, законы смягчились, и аутодафе заменили на пожизненное заключение в одиночках, но... Бригады «Охотников за любителями секса» процветали. Четкий лозунг «Секса у нас нет, потому что его нет в природе», был поставлен здесь во главу угла, и уже энное поколение росло в твердой уверенности, что как только будет разработан учеными способ искусственного выращивания детей «in vitro», Планета будет облагодетельствована, ибо человечеству не надо будет заниматься грязным и постылым половым актом для продолжения рода.

Итак, секса здесь не было. Любовь же была разрешена только к правящей Партии. Причем это было мудрое решение: Партии сменяли друг друга в политической борьбе, но любить разрешалось только ту, которая в данный момент находилась у руля.

Народу же оставалось скучать, изображая веселье и жизнерадостность.

Скучали и двое друзей, как вдруг фильм прервался и на экране вместо танков и БТРов возникли трое ребят, стоящих на крыше высотного дома.

— Ну вот, — подумалось телезрителям, — Сейчас покажут, как они подрались, как один или двое падают вниз, а затем — заставка «Не позволяйте детям играть в неположенных местах»...

Но вопреки ожиданиям трое пацанов на крыше повели себя совсем иначе. Они начали медленно раздеваться, совершая соблазнительные телодвижения и кидая одежду прямо на рубероид крыши.

Не только двое друзей, но и многие-многие другие невольные телезрители этой трансляции буквально приросли к экранам.

Не знаю, что подумали остальные зрители — может, что только что произошел еще один путч, самый крутой, и что теперь ЭТО — новая государственная политика — но двое друзей просто наслаждались зрелищем, и их поникшие члены начали вновь восставать, наливаясь новой силой.

Ребята же на экране (а как внимательный читатель уже, наверное, догадался, это были мы, готовившиеся к отлету и абсолютно не догадывавшиеся, какую рекламу устроил нам тварюка-гремлин) начали творить совсем невероятное: возбуждая друг друга, они брали члены в рот и сосали, словно это был леденец.

Первым не выдержал темнокожий. Спрыгнув с дивана и став коленями на ковер, он обхватил розоватый член друга губами, лаская и заглатывая изо всех сил и стараясь не зацепить нежную плоть зубами. Вопреки смутным страхам, сосать оказалось неимоверно приятно, при этом во рту появился какой-то новый, неизведанный, никогда ранее не встречавшийся привкус. Воистину — «Устойчивый, неповторимый вкус!»... И вдруг светленький отстранился, не успев кончить в рот, и, развернув своего смуглого товарища задом, попытался войти в неразмятый проход. А смуглый, взглянув на экран телевизора, понял, что же случилось. Там как раз Игорек входил в меня, и я блаженно жмурился, посасывая член Алексея.

Непривыкшая попочка темнокожего сопротивлялась изо всех сил, но общее желание друзей оказалось сильнее, и вот уже розовый член, обильно смазанный слюной, толчками проникает все глубже и глубже, пока светлые яйца не коснулись шоколадных половинок друга. Это было так невероятно и захватывающе, что тот застонал: «Глубже, еще глубже!», хотя член и так проник в него на всю свою длину.

А мы на крыше доходили до предстартовых вершин оргазма, когда почувствовали, что что-то не так.

Друзья, продолжая сношение, не отрываясь смотрели на экран, и в головах их крутилась одна и та же мысль: «Эх, нам бы встретить этих ребят!..»

«— Почему бы и нет?..» — подумал тут гремлин.

Вместо того, чтоб взлететь вверх, нас повело куда-то вбок, к антенне, затем было стремительное падение вниз...

...И трое ребят прямо с экрана телевизора шагнули в комнату друзей, опешивших до того, что даже не подумали выдернуть член.

 

5

Нам не хотелось терять настрой, ведь для начала полета нам не хватало совсем чуть-чуть энергии, и мы не задумываясь присоединились к сношающимся. Лешенька низко склонился, хватая губами здоровенный член темнокожего юноши, а я решил не оставлять безнаказанным светленького и с размаху воткнулся в него. Он вскрикнул: сперва от боли, а затем от переполнившего его блаженства, чувства, которое никто, не испытав на себе, понять не сможет, сколько не описывай его словами. Игорек же предложил свой длинный и прямой член темнокожему красавцу, и тот с восторгом схватил качающуюся перед носом залупу, заглотив сразу почти что пол-члена.

Мы балдели вместе с неожиданными напарниками, нам было очень и очень хорошо, но... Но энергии больше не прибывало, словно она утекала куда-то на сторону.

И тут мне захотелось потрогать Лешкин член. Я понимал, что при нынешней позе дотянуться до него попросту невозможно, но вдруг рука моя вытянулась и коснулась возбужденной залупы друга. Я испугался, и подчиняясь моему испугу, рука моя вновь укоротилась до прежних размеров. Теперь я попробовал мысленно удлинить средний палец другой руки. Получилось! И тут, как на грех, из уст светленького юноши вырвалась фраза, выкрикиваемая до этого его другом: «Глубже! Еще глубже!..»

И я дал «еще», но стоны неудовлетворенной любви повторялись снова и вновь, пока не перешли в «ЫФЕ ГУФЭ!», когда кончик моего члена, описав все зигзаги кишок, высунулся изо рта паренька.

Тут Игорь, увидав, что случилось, сообразил, какие новые способности мы приобрели, пройдя сквозь экран. И, разумеется, тут же решил поразвлечься. И когда темнокожий наш красавец, возжелав большего, спросил:

— А ты можешь сделать свой член побольше?, — Игорек невинно спросил:

— Каким?

— Ну, как удав...

Трудно, конечно, решить, что имелось в виду: длина или толщина, но уж не то, что сморозил наш Командор. Он превратил свой член в настоящего удава, хвостом приросшего к яйцам, удава со змеиной чешуей, головой и раздвоенным язычком, мелькающим между острых зубов. Удав покосился на нашу компанию и задумчиво положил свою холодную голову на колено смуглого юноши.

— Э, нет, я не это имел в виду! — испуганно выкрикнул тот, и член Игорька вновь принял прежний размер и вид.

Наши метаморфозы заинтересовали и Лешку, и он тут же отрастил себе большие пухлые негритянские губы, чтобы было б удобней и приятней целоваться и сосать член.

Затем мы поменялись местами, и теперь наш Командор сношал темнокожего, а я доводил до экстаза Лешку — мне нравились его новые губы. Да и член, способный усилием воли то вытянуться, то снова уменьшиться — это все было внове.

Тут светленький дал пососать Алексею и, уже кончая, выдохнул:

— Какой кайф! Вот бы все узнали, какой же кайф!..

— И будет новый путч. Сексуальный! — раздалось из телевизора, — Вернее, сексуальная революция, — это высунулся из телеэкрана наш знакомый гремлин. Мы уже привыкли к его облику, однако на обитателей этого мира он произвел, увы, совсем иное впечатление.

— Вы — демоны? — спросил наш каштановый королевич.

— ДЕМОНстраторы измерений, — пробасил Игорь, обожавший Асприна. Шоколадный принц грохнулся в обморок. Светленький же попытался перекрестить нас, и тут Лешка, подражая Коровьеву, заорал: «— Руки отрублю!» — хотя никакие крещения мира не смогли б остановить и обуздать нашу троицу. А бедняга бессильно опустил руки.

— Демоны, — хмыкнул Игорь.

— Правильнее сказать — свободные духи, — раздался голосок гремлина, и мы увидели, что он сидит на рамке телеэкрана, свесив ножки наружу. Целиком спрыгнуть ему мешало Лешкино заклятие, а внутри, видать, уже порядком поднадоело.

Демоны... Свободные духи... Призраки... Это ввергло наших новых друзей в неимоверный шок и депресняк, и они потихоньку отползали в уголок. Вернее, отползал светленький, и тащил за собой своего друга. Нас же настолько позабавила эта идея, что мы тут же начали превращаться в диковеннейшие существа, которые только встречали в фантастических книгах. А затем, не сговариваясь, отрастили себе темно-зеленую чешую и расширили огромные желтые глаза с кошачьими зрачками и оранжевыми прожилками. В таком виде было занятно заниматься любовью. И тут я вдруг с ужасом понял, что нам НРАВИТСЯ быть демонами. Мы уже не хотели превращаться обратно! Я понял, что еще пара минут — и мы навсегда останемся этими чешуйчатыми тварями! И тут светлая мысль стукнула мне в голову.

— Верни нашу одежду, тварюка! — рыкнул на гремлина я, и тот, запустив руку прямо в телеэкран, швырнул нам оттуда наши шмотки.

Негнущейся от волнения рукой я выудил из кармана брюк Монетку и зажал ее в кулаке. Она чуть слышно пульсировала. -»Домой!» — вырвался из моей груди страшный рык.

И я со всей силы с отчаянием швырнул Монетку на пол.

Тут же по миру вокруг пробежала рябь, словно песчинки от песочных часов просыпались в зеркально чистую воду, и в разрывах чужого пространства мелькнули знакомые очертания моей комнаты.

Нас буквально швырнуло в разрыв, и пролетая сквозь тонкую грань, отделяющую нас от нашего дома, мы теряли все то наносное, что успел навесить на нас вредный гремлин.

Гремлин!

Я обернулся и успел увидеть, как, повинуясь его жесту, двое наших новых знакомых втянулись в телеэкран, и почувствовал, как вылетели они свободными духами из антенны и устремились к Большой телевышке. И понял, что грядет еще у них сексуальная революция.

И тут я последним своим демоническим усилием вытянул свою правую руку и, сграбастав уши гремлина, с силой рванул на себя. Монетка растаяла на грани миров, а мы втроем стояли у меня в комнате, и в своей правой руке — обычной человеческой руке — я держал за уши вырывающееся зеленовато-голубоватое существо.

Я со всей силы ляпнул гремлина на стол, прямо на лист расстеленного плотного ватмана, и чтоб нагнать на него побольше страху, принялся обводить карандашом контуры его ушей. И тут бедолага не выдержал. Не зная, что я решил уже его отпустить, он вырвался из моих рук, юркнул в настольную лампу и скрылся в ней...

Я вывинтил мгновенно сгоревшую лампочку, вкрутил на ее место новую, а затем... Затем я вырезал из бумаги раскидистые гремлинские уши, покрасил их и прицепил к абажуру настольной лампы. Что ж делать, если настоящие ускользнули?..

Орияна, 11-19 марта 1994 года

 

Здесь... так же, как и у нас, только холодней.

Мефистофель, «Мои посещения Земли»

Мир во зле лежит, но мир — не зло.

Мокша и Эрзя

Искренне прошу Вас извинить меня за то, что описанный мною ад так похож на нашу с Вами реальность. Но видит Бог, что не моя в том вина...

Автор

 

1

Бронированная помесь гиены с легким танком, скрежеща когтями по полу пещеры, разворачивалась для нового броска. Синяя металлическая чешуя блестела в тусклом свете факелов, а глаза твари пылали багровым адским огнем. Дикий истерический смех-вой сотряс своды, и чудовище с изяществом пьяного гиппопотама ринулось на нас. Я отпрыгнул так далеко, как мог, Игорек перекатился следом, а Лешка шмыгнул за здоровенный сталагмит.

— Лешка, беги дальше! — завопил я, но он не сдвинулся с места. Гигантским прыжком тварь преодолела все расстояние до моего друга и тут... Мягкое брюхо монстра наткнулось на каменную пику сталагмита. Дикий рев агонизирующего чудовища оглушил нас, но не настолько, чтобы в нем мы не различили хриплых слов умирающего исчадия ада: «Фа ноэ, Мессир?..»

— Дьявол бы все это побрал! — фыркнул я, глядя на черные потоки крови, покрывающие пол вокруг бездыханной туши, проткнутой насквозь каменной пикой.

— Дьявол и побрал все это. Не забывай, что мы на его территории! — огрызнулся наш Командор, а Лешка, подходя к нам, задумчиво прошептал:

— Я думал, уже конец. Оно ведь могло сломать этот сталагмит одним ударом хвоста и кинуться дальше, но оно... оно прямо затормозило в воздухе передо мной. Затормозило и упало на камень. И потом, этот крик... Что значит «Фа ноэ»?

— А что значит «Мессир»?

— Стыдно не знать: «творящий мессу». Это обращение к высшему дьяволу-владыке!

— Да это я знаю. Но ты же не мессир, Лешка! Или мессир появлялся за тобой?

Мы все испуганно глянули в пустоту за поверженным монстром, но ничего кроме тьмы там не углядели.

— Не думаю, что появлялся. Но уверен, что к экспедиции мы подготовились отвратительно! Еще пару таких чудовищ — и мы никогда не достигнем цели.

— Мы никогда не достигнем цели, если будем торчать на одном месте. Так что пошли вперед! — и Игорек первый, подняв с земли факел, шагнул к туманному свету впереди...

Длинные лестницы, идущие вглубь, в недра Земли, галлереи и переходы. Голубые туманы, вылетающие из дальних переходов и сворачивающие в боковые ответвления коридоров, не доходя до нас. Спиральные лестницы, прорубленные в каменном монолите неизвестно км и зачем.

Мы шли все дальше и глубже, когда мимо нас что-то со свистом пронеслось. Оно могло бы сойти за пулю, не будь в пару десятков раз длинней и крупнее. Со свистом разрывая воздух, неизвестный объект развернулся за нашими спинами и скрылся там, откуда прилетел. Я на всякий случай вытащил из чехла теннисную ракетку и приготовился. Минут пять мы простояли в ожидании, но ничего больше не происходило, и мы вновь пошли вперед, ведомые лишь сиянием Талисмана Пути. Наши шаги гулко отдавались под сводами. Вдруг мимо нас вновь что-то со свистом пронеслось. Быстрым взмахом теннисной ракетки я отбил это что-то. Вернее, попытался отбить. И теперь с изумлением смотрел на круглую дырку в сетке ракетки.

Пролетевшее же существо (а это было несомненно существо) копошилось теперь в углу, пытаясь выбраться из-под каменных обломков, накрывших его.

Лешка первым шагнул к нему.

— Не надо, Леша!

Но он уже склонился и извлек из каменной крошки... длинный возбужденный член! Член, который ни на ком не рос! Он упрямо дергал яйцами, стремясь вырваться из лешкиных рук. Да не тут-то было! Уж что-что, а член Лешка умел держать крепко. По себе знаю.

Мы склонились над находкой, а Алексей осторожно погладил его залупу пальчиком. Член вдруг затих и выжидательно выпрямился. Тогда Лешка вновь погладил его, то сжимая, то ослабляя при этом вторую руку. Вскоре член соблазнительно задрожал, и вдруг плюнул в лицо Лешке струей спермы. Такого оскорбления мой друг выдержать не смог и погрузил член до половины в свой рот. Заглотив без остатка все извержение, он счел наказание за дерзость завершенным и разжал руки. Член секунды три задумчиво повисел в воздухе, а затем сорвался с места и скрылся за углом.

— Лешка, ты извращенец!

— Скорее, изверг — затрахать оторванный член.

— Смотри, как бы он тебя не затрахал.

Слова Игорька оказались пророческими. Вскоре наш знакомец вернулся, и не один, а с друзьями, такими же летающими и возбужденными. Один из них тут же сунулся мне в рот. Любопытства ради я обхватил его губами, и он заелозил, то входя поглубже, то вылезая до середины залупы. Тем временем другой, прорвав мне сзади штаны, без всякой смазки атаковал мой анус и застрял там, увязнув погруженным до половины. Двое других лезли мне в руки, явно прося подрочить. Какой-то крошка, судя по размеру — член первоклашки, все силился залезть мне в правое ухо, а когда я отогнал его зажатой в руке черной негритянской ялдой — тут же полез мне в ноздрю. Остальные елозили по мне, явно получая наслаждение от прикосновений. Они лезли за шиворот, ползали по спине, ныряли в брючины, один залез ко мне в трусы и начал натягивать на свою головку шкурку моего члена, дразня мою залупу. А когда я выстрелил в него струей спермы — бросил шкурку и обиженно вылетел прямо через ширинку, оборвав все пуговицы...

Глянув на Лешку и Игорька, я обнаружил, что они облеплены членами, как ежик иголками. Со стороны я, должно быть, выглядел не лучше.

Затянувшийся акт начинал мне надоедать, и я попытался избавиться от назойливых ухажеров. Не тут-то было. Я отшвыривал их, но они с новой яростью кидались на меня, поливая всего, с ног до головы, спермой. Я отмахивался что было сил, но с каждой минутой их становилось все больше и больше. Они толкали меня в нос, уши, глаза, лазили подмышками и между ног. Два недомерка пытались одновременно влезть в мою задницу, где уже торчал ранее залезший и увязший член. Они толкали его с двух сторон, раздражая меня все больше и больше. Я напряг все свои силы и завопил:

— Хэлп! — но тут же мне в рот вскочил какой-то здоровяк. Я в ярости откусил ему залупу и выплюнул на пол. Рядом шмякнулся и обезглавленный остаток. Но на его место уже лез другой. Где-то свистел клинок — это Игорь ритуальной шпагой рубил нападавших, пробиваясь ко мне.

Я понял, что больше не выдержу. «Ну хоть что-то б случилось,» — мысленно взмолился я. И грянул гром. Автоматная очередь разметала нападавших, и они, трусливо поджав яйца, кинулись наутек. Кто-то выдернул у меня из задницы член, шмякнул его оземь, и я услышал звук раздавливаемой тяжелым ботинком плоти.

Я обернулся и удивленно замер. Рядом со мной в зеленом пятнистом каммуфляже и красном берете, с автоматом наперевес стоял... Яшар!

 

2

От такой неожиданности я на мгновение потерял дар речи. А затем меня прорвало криком:

— Яшар!

— Володька! Какими судьбами? Ты... давно?

— Что давно?

— Ну, тут. В аду.

— Да нет, недавно. И на собираюсь тут задерживаться.

— Ага. «Восставшие из ада» часть третья. Или пятая?

— Восставшие из зада. Я пока еще не помер и помирать не собираюсь: для меня еще персональный рай не построили. Мы тут в карательной экспедиции. Правда, если б не ты, нас бы тут заебли б насмерть. Ребята, это — Яшар, я вам о нем рассказывал. Яшар, это — мои друзья Игорь и Лешка, планета Земля.

— Очень приятно. А я теперь тут. Местный обитатель. Гражданщик.

— Кто?!

— Ну, так называют тех, кто погиб на гражданской войне.

— Так ты...

— Уже год как покойник и пол-года, как сбежал из местных застенков и теперь рейнджерствую тут... Охочусь на Бешеные Члены. Отстреливаю их. Раньше ведь от них совсем житья не было — как только нагнешься — тут же сзади пристраиваются. Стаями. А уж зевнуть и не смей. Даже ствол автомата — и тот порой за дырку принимали.

— А кто они такие? Местные демоны?

— Да нет. Души сексуальных маньяков да обитателей плешек. А те, что покрупнее — от судей, что судили голубых по сталинским статьям.

— Ты знаешь Сталина?

— А кто же его тут не знает! Один из лидеров Коммунистической Партии Ада.

— А почему ТЫ здесь?

— А куда, по-твоему, попадают бойцы с любой гражданской войны? В Рай? Так что идут они сюда парадным маршем. Независимо от вероисповедания и национальности. Все, кто стрелял друг в друга и в мирное население. Кто стрелял в свою Страну. И плевать тут на их идеалы...

— Проводишь?

— Охотно. А вам куда?

— Ищем Сатану.

— Вы че, ополоумели? Охренели? Или вас Бешеные до одури затрахали?

— Он нашего друга похитил. И твоего земляка при этом. Учти.

— Живой тагирец?! Кто таков? Ты мне про него ничего не рассказывал.

— А я с ним и познакомился после того, как ты меня в поезд затолкал.

— И правильно сделал, что затолкал. На следующий же день нашу палатку миной и накрыло. Вдрабадан. И сразу — сюда.

Мне стало нехорошо. Оказывается, пока я трахался с Наурузом, наслажлаясь его юностью, Яшара уже не было в живых. А я. Я даже не почувствовал тогда ничего... Яшар тем временем продолжал:

— Далеко вас вести не смогу — неохота на местные патрули попадать. Но проведу до ущелья. За ним — Провал. А через Провал — мостик. Его всегда кто-то из Миротворцев патрулирует. Смело обращайтесь к ним — они помогут.

— Яшар? — я шутливо дернул его за заостренное ухо — единственное, что отличало его расу от землян.

— А?

— А ты не потерял былой сноровки?

— Надо же. Как раз хотел об этом тебя спросить. Да стеснялся. После такой атаки-то. А ты?

— Разумеется, не потерял. А ты хочешь?

— Что за вопрос! Все руки в мозолях! А как же твои друзья?

— Их не стесняйся. Ребята, присоединитесь?..

— Тебе не хватило нашествия? — начал было Игорек, но Леша перебил его: — О’кей, идем!..

Жилище Яшара оказалось не в пример просторней нашей палатки. Вырубленное в толще горных пород, оно запиралось массивной стальной дверью, снаружи отделанной под камень.

— Это — от Бешеных. Помогает, хотя иногда остаются вмятины. А отделка — от Патрулей.

— А че ты так боишься патрулей?

— Они, как правило, из бывших эсесовцев. Так что пытать умеют. А цель их — отлов беглых и дознание Истинной Цели Побега. А ведь мы тут все, в некотором роде, бессмертные... Но не будем о грустном... Расскажи лучше, что у вас стряслось, что вы аж в пасть Сатаны сами сунулись.

— Расскажу. Но, может, сперва это? — и я опустил руку на ширинку Яшара. Из-под брючной ткани упруго выпирала горячая возбужденная плоть. Я осторожными движениями пальцев расстегнул брюки, и они легко скользнули вниз, обнажив румяную попку и смуглый член Яшара. Вырываясь из брючного плена, член шлепнул меня по губам, и я немедленно сомкнул их на толстой головке. Сзади я ощутил прохладные Лешкины пальцы, стаскивающие с меня штаны, а затем прямая стрела Лешкиного члена легко скользнула в меня. Рядом звякнул шпагой Игорек, и вскоре его брюки и куртка накрыли сверху древний клинок, а сам наш Командор довольно покряхтывал, нежа свой длинный и тонкий член во рту Яшара.

В Яшара, казалось, бес вселился, так яростно он обрабатывал Игорев член, подрагивая в такт движения своим смуглым красавцем. И тут я рискнул. Освободившись от Лёшкиных ласк, я выпустил член изо рта и, развернувшись, повернулся к нему попкой. Нет, не зря я дома, запершись в туалете, разминал свою дырочку, погружая в нее сразу четыре пальца до упора. Случилось невозможное: член Яшара погрузился в меня по самые яйца. Входил он туго, и словно тысячи чувствительных волосков внутри ануса говорили мне о продвижении его к цели. Энергия волнами накатывала на меня и, не найдя выхода, щелкнула маленькой молнией в нос Игорьку. Бедняга дернулся и выдернул свой член изо рта Яшара. И тут же его членом овладел скучавший до того Леша.

Мы блаженствовали еще минут двадцать, пока, наконец, уставшие и удовлетворенные, не растянулись на покрывавшей весь пол шкуре какой-то ископаемой твари, прямо под иконой, изображающей какого-то полусонного святого, протыкающего своим посохом крылатую змеюку. И тогда я начал рассказ, а Игорек и Лешка, перебивая меня, дополняли картину.

Собственно, после возвращения на Землю была лишь одна проблема — где будет жить Науруз, этот очаровательный пацаненок с неимоверно длинным членом и необъяснимыми знаниями в магии, сумевший вернуть меня в мой мир, но и сам застрявший у нас. И тогда Игорек предложил свои услуги: его родители уехали на два года в Израиль работать на какой-то фирме, и он теперь шиковал один в трехкомнатной квартире. Так Науруз прописался у нашего Командора. Порою мы брали его в свои полеты, но все эти странствия ни к чему не приводили: мир Науруза и Яшара не находился. Я было заподозрил, что Наурузу просто понравилось у нас, и он не хочет возвращаться в мир, где постоянно стреляют, но как-то Игорек рассказал, что по вечерам наш малыш производит какие-то дивные заклинания, на зов его являются диковинные и невероятные твари, и у всех юный маг спрашивает про дорогу домой. Но пока еще никто не смог ему подсказать.

А потом, месяцев через пять, на вызов явилось ОНО. Дикая тверюка с перепончатыми крыльями, козлоподобной головой и женскими грудями, покрытое бугристой шкурой. Тварь оскалила клыки, дико смотревшиеся в козлиной пасти и, слегка качнувшись, шагнула из пентаграммы. На вопль Науруза чудовище лишь ухмыльнулось и прорычало:

— А кто сказал, что пентаграмма меня сдержит? Теперь ты мой! Навсегда! — и, протянув свою длинную ручищу, сомкнуло свои когти вокруг малыша.

Тут Игорь, очнувшись от оцепенения, схватил со стены старинный клинок, хранившийся в семье со времен прапрадедов, и кинулся на Сатану.

— Черная Шпага! — рявкнул в испуге монстр и кинулся в центр пентаграммы. Он так спешил, что даже забыл закрыть за собою Врата, и теперь огненная дыра в полу вела не к соседям этажом ниже, а в недра Преисподней. И, примчавшись к Игорю после его телефонных звонков, мы, почти не раздумывая и вооружившись чем попало, кинулись в погоню.

— Дальнейшее общеизвестно, — завершил свой рассказ я, а Игорек буркнул: — По идее, рассказывать должен был я, как единственный очевидец...

— И все-таки... — Яшар задумчиво тер подбородок. — То, что Науруз не нашел наш мир — ничего странного: спустя дней пять после вашего Ухода на Землю весь Тагир погиб в ядерной войне. Так что теперь Науруз — последний ЖИВОЙ тагирянин. А вот зачем он понадобился Сатане — ума не приложу.

— Пока еще живой... А откуда сведения о гибели всей планеты?

— Да от вновьприбывших. Тут такое делалось... Переполнены были пропускники и Ада, и Рая. И в Чистилище до сих пор миллиарды тагирян... Кстати, ребята, а покажите ту шпагу, — попросил нас Яшар.

Игорь вытянул клинок из-под скомканных брюк и протянул нашему другу. Яшар осторожно взял клинок за обтянутую черной кожей рукоять. В полусумраке древняя сталь светилась призрачным голубоватым сиянием. И от этого тревожного света что-то беспокойно завозилось в темном углу.

— Что это? — испугался я.

— Не бойся, это Малыш, — с этими словами Яшар извлек из угла клетку, в которой возился длинный негритянский член. — Он уже ручной и шелковый и живет у меня, ну, вместо канарейки...

— А заодно ублажает хозяина, — съехидничал Лешка, но Яшар уже поставил клетку на пол, пробормотав почему-то: -»Карлик на морском берегу...», — и вновь поднял клинок.

— Черная Шпага, — с восторгом прошептал он. — Одна из двух Великих. О них даже Муркок писал! Да с таким клинком вам и сам Сатана не страшен!

— Испугается?

— Панически. Ведь этот клинок пьет души поверженных врагов! На нем кровь богов и демонов!..

 

3

Когда мы вышли в пещеры, Яшар тихо, с шипением, свистнул. Уж лучше бы он этого не делал: тут же коридоры заполнились шарканьем и скрежетом, но не успели мы испугаться, как двухметровая тварюка, напоминающая гибрид сотен насекомых, увеличенных до маразма, выскочила из сумрака и, уставившись на нас, плотоядно завыла. «Досвистелись...» — мелькнуло в голове.

— Тихо, Джонни! — прикрикнул на монстра Яшар, и тварюка мгновенно замолкла. — Обнюхай их и запомни — это друзья. Их ты должен оберегать и слушаться, как и меня.

Монстр обнюхал нас и, радостно подвывая, улегся у наших ног.

— Это Джонни, ракопаук с Пандоры, — опережая наши вопросы, заговорил Яшар. — Я позаимствовал его у одного брата-писателя, угодившего к нам. Очень преданная и верная зверюга. И сильнее собак Патрулей.

В сопровождении дивного Джонни и Яшара мы пошли по новым тоннелям.

— А почему именно Джонни?

— В честь одного рыцаря, наведшего здесь переполох.

Потолок тоннеля круто взмыл вверх, стены разошлись в стороны, переходя в огромный, невиданных размеров зал.

— Все, ребята, извините, дальше я не ходок. Вот ущелье, вон, посреди зала — Провал, а вон и мостик. Ну, удачи вам, — и Яшар вместе со своим хитиновым спутником растаял в сумерках тоннеля.

А мы поглядели вперед. Я ойкнул и глазам своим не поверил: посреди мостика, сияя исконной белизной, стоял... ангел! Я уже привык к парадоксам «того света», но ангел в аду... С белыми крыльями и нимбом над головой... Бред!

Мы медленно пошли к Провалу, как вдруг за нашими спинами раздался многоголосый лай и вопли: — Вон они! Держите беглых! Хватайте!

Я оглянулся и увидел бегущих к нам эсесовцев в черных кожаных формах, с поводков которых рвались, брызжа слюной, трехглавые змеехвостые церберы.

Мы кинулись вперед, а вслед нам летели топот и вопли «Не упустите их!», смешанные с лаем трехголовых псов.

Псы уже настигали нас, но тут где-то в недрах застрекотал автомат, и, спугнутые выстрелами, в ущелье влетели Бешеные Члены.

Я всегда считал, что тот, кто придумал эсесовскую форму, был голубым — уж слишком сексуально она выглядит. Похоже, что Бешеные придерживались того же мнения, атаковав Патрули. Дольше всех держались церберы, но и они вскоре скрылись под грудой возбужденной плоти, и мне показалось, что сквозь их отчаянное повизгивание я различаю отдаленный смех Яшара.

Воспользовавшись заминкой, мы добежали до моста. Собственно, мостиком это сооружение, раскинувшееся над Изначальной бездной, могло показаться лишь издали. Вблизи же это была арка из неземного голубоватого металла, опирающаяся краями на обломки древнего каменного моста, стоящие тут, видимо, сотни и тысячи лет, с тех пор как волшебник и демон, поссорившись, сломали реликтовую постройку, так и не уступив друг другу дороги...

А на мосту стоял ангел с белыми поднятыми крыльями. Обнаженный, если не считать портупеи с револьвером и ботиков. С женскими пышными грудями и длинным членом, прикорнувшим к правой ноге. Что-то в его иоблике показалось мне знакомым. И, похоже, не мне одному, потому что Игорь, немного смущаясь, окликнул ангела:

— Агаттияр!

Ангел порывисто обернулся и с изумлением глянул на нас.

— Игорь? Ребята?! Какими судьбами?

— Попутным ветром. В экспедиции. А ты теперь...

— Ангел. Как и все, что прожили праведную жизнь.

— И ЭТО ты называл безгреховной жизнью?

— Конечно. Это вы, земляне, понавыдумывали свои критерии грехов. Вот согласно этим критериям вас и судят. А у нас свои критерии. Если ты помнишь, то я-то помер от короткого замыкания в секс-автомате, как истинный праведник. Так что сразу угодил в рай и пополнил собой сонм ангелов.

— Да?! А что ты тогда здесь делаешь? Тут вроде не райские кущи. За что тебя сюда?

— А я тут в войсках умиротворения. В общем — голубые каски Рая. С тех пор, как тут накопилось полно гражданщиков — они затеяли и тут массовую резню. И тогда по обоюдному соглашению с властями Рай ввел свои войска для поддержания порядка...

— А что же черти и демоны, как они реагируют на присутствие ангелов?

— А никак. Коммунисты и социалисты, угодившие сюда, лет двадцать назад тут переворот устроили. Революцию. Так что теперь тут у власти коммунистическая партия Хелл. И ведь какие ловкие — их по одиночкам тут разместили, так они по местной черной бумаге смолой между строк писать начали. А затем мелко толченой серой проявлять. А затем... Так что теперь демоны и черти в изгнании, прячутся на нижних ярусах.

— Так что, им конец?

— Не знаю. У них сейчас одно пророчество популярно: что если они найдут на Земле мальчишку, но с ялдой, как у взрослого, жителя Земли, но не родившегося на Земле и принесут его в жертву Великому Мастеру Фаллоса, то все изменится. И недавно они вроде б такого нашли.

— «Науруз», — хором подумали мы.

— Похоже, это наш друг. Из-за которого мы, собственно, сюда и прибыли. А что они с ним хотят сделать?

— Сперва его будет сношать Верховный Совет демонов, а затем в его тело войдет сам Хозяин, Мастер, Владыка. И станет править Адом, а затем и Миром.

— Ого. А когда это произойдет?

— В день Хоровода Огнистых Червей.

— А когда этот День?

— Не знаю. Это какой-то местный праздник. Я их изучать не обязан.

— А как же Ангельское Всезнание?

— Я солдат. А Всезнание дается только офицерам высшего ранга...

— А как можно с ними встретиться?

— Да они тебя и слушать не захотят!..

— И все-таки?

— Чтобы попасть в Штаб, нужно получить пропуск в Комендатуре. А чтобы тебе выдали пропуск, необходим звонок из Штаба. А чтоб оттуда позвонили, надо сперва туда угодить...

— Ясно. Одним словом — замкнутый круг.

— И притом бюрократический.

— Да, а сам-то ты можешь ведь туда зайти?

— Какое там! Я рядовой, а в Штабе простой вахтер в звании не ниже архангельского!

— Печально. Но хоть путь в Нижние Ярусы, к Сатане укажешь?

— Конечно! И даже провожу вас. Вот только с вахты сменюсь...

— Слушай, — спросил вдруг Лешка, присаживаясьна корточки и беря член Агаттияра в свою руку, — а почему у тебя одежда такая странная, вернее, почти полное ее отсутствие? Это теперь такая мода у ангелов?

— Пожалуй. Но только при службе здесь. Это чтоб видели, что мы и впрямь миротворцы, без оружия.

— Без оружия?! А это что? — и Лешка, заглатывая воспрявший член миротворца, щелкнул пальцами по кобуре с револьвером.

— Ну, то, что ты заглотил, милый — это явно не оружие. А пистолет... Он против тварей да монстров, и только. Ну подумай сам: разве можно убить из пистолета бессмертную человеческую душу, будь она хоть в Раю, хоть в Аду!

— Логично, — хмыкнул Игорек. И тут же Агаттияр воскликнул:

— О, я придумал, как нам угодить в Штаб! Ребята, изнасилуйте меня! Да-да, не удивляйтесь! Прямо здесь, на посту, в том-то вся и идея. Тогда нас доставят в Штаб, вас — как напавших, меня — как пострадавшего. Ведь это — нападение в Аду на ангела! А в Штабе мы уже объясним, что все это было спланировано заранее.

— А чем мы тебя вязать будем?

— Разумеется, моей портупеей! — и Агатти расстегнул свой шикарный ремень с кобурой, а затем, бросив его Игорьку, свел свои руки за спиной и томно изогнулся, соблазнительно поведя крыльями.

Пока Игорь затягивал ремень на запястьях ангела, Лешка не отрывался от напряженного члена, одновременно успевая снимать с себя всю одежду. После некоторого раздумья я сбросил с себя брюки и трусы, а затем уже потянул через голову футболку. И вдруг вспомнил, что недалеко ои моста мы оставили целый отряд фашистов.

— Не бойся, им уже не до тебя. Надолго, — ответил на мои мысли Агатти, расставляя ноги, а я, обернувшись, увидел неподвижные тела Патруля, на которые время от времени неустанно пикировали Бешеные. Мундиры Патруля были изодраны в клочья и от обилия спермы казались белесыми, как плесень. Собак нигде не было видно.

Пока я сбрасывал футболку, Игорь успел обнажиться совсем и теперь настырно оттеснял Лешку от члена ангела.

— Ребята! Вы так скорее изнасилуете друг друга, чем меня! Давайте проще: Игорь, у тебя самый длинный член — пристраивайся ко мне сзади. Володька, войди в меня снизу, в женскую вульву. А ты, Лешенька, можешь продолжать свои упражнения.

Игорек, нежно обняв Агаттияра за талию, приставил свой прямой длинный член к нежным румяным ягодицам и слегка толкнул вперед. Агатти затрепетал от наслаждения и качнул попкой навстречу Игорьку. Лешка же вдруг бросил член ангела и залез под нашего друга. Сперва Алешенька лег на спину, затем, упершись руками и ногами в землю, стал в «мостик», вонзив свой упруго торчащий член в вульву.

Читатели, читавшие нашу историю про пьяного гремлина — не удивятся, а для остальных поясню — Агаттияр родом с планеты, где все население — андрогины, то есть люди, обладающие и женской вульвой, и мужским членом, да еще в придачу имеющие пышные женские груди.

Именно эти груди я и целовал, пока Лешка пристраивался к Агатти снизу. А затем, поддавшись искушению, повернулся спиной к лицу ангела и, поймав его член руками, стал запихивать его себе в анус. Длинное упругое тело толчками входило в меня, и горячие волны страсти пробегали по мне. И вскоре напряженные яйца коснулись моих ягодиц, и в этот момент Лешка схватил губами мой свисающий на его лицо член.

Агатти толкал меня своим мощным поршнем, то поддаваясь собственной страсти, то от толчков Игорька, сношающего его сзади, то подпрыгивал слегка от Алешкиных атак. Мой член тем временем болтался у Алеши во рту, то погружаясь почти по самые яйца, то выскакивая совсем, и тогда Лешенька забавно вертел головой, ловя языком мою мокрую залупу, которая хлопала его то по щекам, то по кончику носа.

Изредка Игорь не забывал шлепать нашего друга по пышным ягодицам, вызывая тем новые волны возбуждения у Агатти. Я же, закинув руку назад, пощипывал соски на упругих грудях ангела.

Все мы стонали от счастья и наслаждения, когда вдруг перед нами возник ослепительный столб белого пламени, мелькнула в сиянии крылатая икона, а затем из него на мост шагнули три крылатых светящихся фигуры...

 

4

— Ну и чего же мы добились, — наш Командор плюнул в стену, и звук его плевка слился со звоном падающих на пол капель. Мы сидели в сером сыром каземате, куда нас после короткого допроса засунули три архангела.

— Вместо того, чтоб спешить к Наурузу, мы торчим здесь. А все потому, что доверились этому сексуальному болвану. Да разве может такой следователь, как тот бесполый серафим, понимать хоть что-нибудь в сексе!

И тут вдруг Игорь заткнулся, потому что за глухой стеной камеры послышался стук и скрежет, а затем тонкий пронзительный визг. И словно в ответ с сухим шелестом на пол полетела каменная крошка. Мы с изумлением глядели, как среди каменного монолита вдруг возникла крошечная дырочка, которая быстро росла, раздаваясь ввысь и вширь. И вдруг визг оборвался.

Надавившая было на настишина сменилась шарканьем, и в камеру влез сухонький старичок-японец.

О японской вежливости ходят притчи и анекдоты, и теперь я убедился, что это не зря.

— Профессор Йуругу, к вашим услугам, — сказал в первую очередь старичок, низко поклонившись нам, и лишь затем, выслушав в ответ наши имена, чертыхнулся и пробормотал: — Однако дыру я вновь сделал не туда. Тоже мне Аббат Фариа.

— Кто Вы? — спросил Лешка, подходя поближе, и Кольцо блеснуло у него на пальце.

Профессор вздрогнул и как-то тихо ответил: — Тебе я не могу отказать, Мессир. На Земле я был крупнейшим из специалистов, работавших на один очень влиятельный клан.

— Клан?

— Мафиозный. С моей помощью они творили чудеса. А затем я изобрел «Мафиин». Это — чудо-препарат. Стоит только вдохнуть его или выпить, как твой мозг перерождается, и ты тут же начинаешь неистово служить мафии, становясь ее членом. О, сколько комиссаров мы перевели на свою сторону прежде, чем попалась эта непьющая скотина с насморком! И он пристрелил меня! Меня, признанного в наших кругах гения! А мои телохранители все проморгали! Или подставили? А, Мессир?

Лешка, не реагируя на странное обращение старичка, ответил: — Они просто не успели. И сами сожалеют об этом, Йуругу-сан.

— Уж в этом-то я не сомневаюсь! Хотя, сдается мне, знаю я, чья подлость и трусость торчат тут из-за кулис... И чует мое сердце — мы еще повстречаемся с виновником, хотя он по сей день жив... И встреча эта будет при вас... Но нескоро. Очень нескоро... Черт, опять на пророчества потянуло!

— А сейчас — пробей вон ту стену, там выход, — попросил Леша.

Йуругу вскинул вперед руки, и с правой руки к левой устремилась голубая молния. А после легкого наклона рук молния вытянулась в дугу и коснулась камня. С противным визгом закрошился под разрядами монолит. И тут вдруг за нашими спинами щелкнул замок и дверь распахнулась. За дверью стоял Агаттияр.

— Ребята, пошли!

— И я с вами, — взвизгнул, дуя на обожженные пальцы, Йуругу.

— А ты тут за что? — рыкнул Агатти.

— Мафия всегда не в ладах с любым правительством.

— Тогда идем.

— Агатти, а как ты сюда добрался?

— Ангельская вездесущесть, — хмыкнул он, но я, заметив в его руке связку ключей, а в коридоре — вырубленного архангела, усомнился в его словах и только хмыкнул, шагая к двери.

— Нас что, оправдали? — полюбопытствовал Леша.

— Ага, щас!.. У этих дебилов дождешься...

Наш друг, пробиваясь к нам, уложил как минимум троих архангелов и двух серафимов — это то, что мы заметили по пути к выходу. А затем, толкнув створки ворот, мы вышли в город.

Узнав окольными путями, зачем и куда мы идем, старичок заявил, что ему нравится эта идея и что он хочет обеспечить нам хорошее прикрытие из своих знакомых.

— Сходим в «Веселых мальчиков» — посмотрю, кто там торчит в ожидании работы, может, кого и перехвачу.

Трактир «Веселые мальчики» оказался на другом конце города. И весь путь, пока мы шли, нас сопровождали транспаранты типа «В Раю хорошо! Догоним и перегоним, добьемся и перебьемся!»

Сперва мы стеснялись своей наготы (наши одежды остались на мосту над Провалом, и при нас были только Шпага, Кольцо да Агаттияровский револьвер), но затем заметили, что большинство обитателей Города также ходит без малейшего намека за одежду.

— Это чтоб ничего не утаили от Хозяев КПА, — пояснил старичок-профессор,Правда, это не всегда помогает, особенно когда за дело берется мафия или дети... Последнее даже опасней.

Мы шли по бульвару, украшенному перевернутыми пентаграммами с портретами Сталина и Гитлера, когда к нам подбежал какой-то мужчина кавказской наружности и, слегка стесняясь, спросил: — Дарагие, здэсь вот такой малэнький мущинка нэ пробэгал?

— Мальчик, что ли?

— Ну да, малшик, всю жопу разворотил!

Мы деликатно промолчали, а Агаттияр отрицательно мотнул головой.

— Знашит, нэ видели, — грустно вздохнул он и побежал дальше. Посреди попы у него зияла дыра, в которую вполне мог поместиться средних размеров кролик.

В подворотне два пионера в галстуках и пилотках (больше на них ничего одето не было) трахали в рот и попку октябренка, подцепившего свою звездочку в ухо, как серьгу. Малыш сладострастно извивался и подпрыгивал, стараясь поглубже надеться на член.

В полуприкрытом парадном виднелся длинноволосый юноша, который, хитро изогнувшись, сосал сам у себя член.

Ярко раскрашенная девица с пышными грудями приставала к малышу с полуметровым членом:

— Малыш, дай я у тебя пососу.

— Нет, — отвечал тот рассудительно, — пососать я и сам у себя могу, мне бы поебтись.

Из открытого окна казармы донеслось:

— Сержант! Еще раз увижу, что Вы краситесь — выебу!

— И все-то Вы только грозитесь, товарищ лейтенант!..

Мимо нас по улице прошла колонна накачанных парней, которые маршировали стройной шеренгой, одновременно умудряясь дрочить себе правой рукой и декламировать:

— Мы, онанисты — народ плечистый,

Нас не заманишь сиськой мясистой,

Нас не заманишь девственной плевой!

Кончил правой — начинай левой!

При последних словах они дружно взбрызнули перед собой на дорогу струи белой горячей спермы и сменили руку.

Двое крайних в первом ряду марширующих держали стойки транспаранта, на котором красовалось:

«Ударим мощным кулаком онанизма

по проституции и гомосексуализму!!!»

Какой-то пацан в обществе подростков сдрочил и, выстрелив струей вверх, завопил: «На кого Бог пошлет, того и трахать будем!»

Бог послал на кричавшего...

Наконец-то мы дошли до цели и, миновав многоэтажный дом с колоннами, на котором красовалась вывеска:

А Н Т И Р Е Я

Гостиница для одноногих пиратов

Двуногим вход запрещен!

Зашли в небольшой кабачок, на вывеске которого были изображены два трахающихся юноши, а под треугольником рисунка значилось:

Трактир «Веселые мальчики».

В трактире оказалось на удивление пусто. Лишь за одним столиком развалился в кресле молодой обнаженный парень с колчаном, полным стрел, за плечом, да за стойкой стояло нечто, смахивающее на изрядно потрепанный манекен с круглой дырой на пол-груди. Впрочем, манекеном это и оказалось.

Я стал было рассматривать манекен, как тот вдруг хрипло спросил: — Так что будем заказывать, молодой человек?

От неожиданности я вздрогнул.

— Извините, если напугал, — произнес все тот же надтреснутый голос, и тут лишь я понял, что говорит не манекен, а кто-то за моим плечом. Я порывисто обернулся.

За моим плечом стоял перепончатокрылый демон и скалился, стараясь изобразить дружелюбную улыбку, что у него не очень-то выходило. На демоне был белый халат с прорезями для крыльев и через руку свисало белое полотенце.

— «Официант», — подумал я.

— Хозяин трактира, — ответил на мои мысли демон, отвнсив изящный поклон. Нас не всех изгнали, некоторые остались. Те, что лояльны к новой власти. Так что будем заказывать? У меня недорого.

Есть нам, конечно, хотелось, но... Лешка решил заявить напрямую: — Извините, но мы здесь не для еды: нам нечем за нее платить...

Демон уставился на Лешкины руки, затем вздрогнул и, сладко улыбнувшись, проворковал:

— Мессир изволит шутить? В кои-то века я брал бы деньги с Князя и его друзей? Не волнуйтесь, обслужу по высшему разряду! — и он энергично треснул по манекену, отчего дыра у того еще больше увеличилась...

 

5

Еда действительно оказалась вкусной, правда, что это было — мы понять так и не смогли, а спросить, честно говоря, не решились...

Йуругу-сан тем временем подсел к молодому человеку и о чем-то оживленно с ним говорил. В конце-концов парень боязливо покосился в нашу сторону и отрицательно покачал головой. Тогда старик-профессор сделал в воздухе странный пасс и достал из пространства прозрачный кругляш с ладонь размером. На нем красовался какой-то золоченый знак, но какой именно — я так и не разглядел. Юноша быстро схватил жетон, словно тот был бриллиантовым и, спрятав его у себя в колчане, радостно кивнул. Йуругу махнул нам рукой.

Когда мы подошли, наш спутник заявил: — Знакомьтесь, это Кефал, лучший лучник на весь Хэлл. И он любезно согласился сопровождать и охранять нас.

— За жетон, — съязвил Игорек.

— За жетон, — подтвердил юноша. — Бесплатно вас в такую авантюру рискнул бы сопроводить лишь Артемидий, но он, увы, заболел.

В голосе Кефала было столько тоски, что я невольно спросил:

— Он был Ваш друг? А чем он заболел?

— Он и сейчас мой друг. А болезнь... Он уже третий месяц болен проституитом. Опасная болезнь: каждый, кто заболеет ею, обязательно становится проституткой или проститутом... И вылечить уже нельзя — эта болезнь меняет мозг.

— Меняет мозг, — пробормотал Йуругу, — знакомый почерк. Неужели Саддам добрался до моих записей? — и, повернувшись к Кефалу, выкрикнул: — Веди меня к больному. Немедленно!

Когда мы вышли из трактира, то услышали за спиной щелканье замка. Я обернулся и увидел, что демон-трактирщик запирает снаружи свое заведение.

— Подождите меня, Мессир, я с Вами! — крикнул он, пряча ключ в складки чешуйчатой кожи и направляясь к нам.

Между нами и демоном пролетела облитая спермой черная кошка. За ней промчались знакомые нам ребята. Очевидно, на этот раз попало на кошку, и вся шумная ватага кинулась за ополоумевшим животным, размахивая на бегу торчащими в возбуждении членами.

Демон сложил на пальцах какой-то знак, трижды сплюнул через левое плечо и лишь затем подошел к нам.

Вскоре мы вошли в лачугу, где на перинах, кинутых на софу, спал, томно изогнувшись и задрав кверху румяные пышные ягодицы, юноша — красивейший из всех, кого я когда-либо видел. Вдруг он, не просыпаясь, вскинул свою руку и с силой вогнал в свою попку указательный палец.

Йуругу подошел к спящему и вытянул вперед руки. Зеленоватое сияние неведомого поля, сорвавшись с рук профессора, окутало спящего. Мафиози сперва поморщился, затем удивленно вскинул брови:

— Интересное решение. И как я сам до этого не додумался. Значит, старый проныра нашел-таки мои тетради. Однако болезнь не заразна...

Йуругу отозвал в сторонку Агатти и Кефала и о чем-то зашептался с ними. Тем временем спящий проснулся и прекрасными голубыми глазами уставился на нас. А затем, не удивившись и не сказав ни слова, вытянул свой палец из попки и, повернувшись к нам задом, пригласительно махнул Лешке. И тот не заставил себя дожидаться повтора, тут же вонзившись в анус красавца. Но это, видимо, не очень удовлетворило юношу, потому что он слез с члена, а затем уложил Лешку на софу членом кверху. После этого он усадил Игорька на ноги Леше, так, что их члены теперь торчали вместе, соприкоснувшись, и, став на коленки над Алексеем спиной к Игорю, начал одеваться попочкой на оба члена сразу. А затем, подозвав меня, впился губами в набухшую и подпрыгивающую от возбуждения залупу. Он водил языком по головке, запустив его под шкурку и щекоча меня до экстаза, а Лешка тем временем, увидев нависающую над ним мою задницу, сунул в мою дырочку свой язык. Он не просто лизал мои половинки — он трахал меня языком, вгоняя его в анус, словно маленький член. Но член удивительно гибкий, мечущийся внутри меня вверх и вниз, вправо и влево, подталкивая и возбуждая. И вскоре струя моей спермы ринулась в рот Артемидия, а попка моя запульсировала, сжимая своей пульсацией Лешкин язык. И тут с шумом кончили Леша и Игорек, а вслед за ними выстрелил своей спермой и красавец-юноша. Его сперма белыми каплями оросила загорелую Лешкину грудь, и наш малыш принялся растирать ее по своему телу, втирая, словно бальзам. Интересно, правда, что член красавца за это время даже не встал.

И тут подошел Йуругу.

— Отдохнули, ребята? Насладился, Артемидий? А теперь слушай сюда: мы с Мессиром и свитой отправляемся на Нижние Ярусы. И я хотел бы по старой памяти взять тебя с собой. Идешь? Мне нужен лучник.

— Трахаться мне и тут удобно. А остальное — надоело.

— Так не пойдешь? С нами еще идет Кефал, твой друг.

— И не подумаю. А если он не дурак — то и он останется. Лично мне и тут хорошо.

— Ну ладно. Тогда выпей освежающего, и мы пойдем.

— Ребята, — спросил Артемидий,принимая стакан от профессора, — а вы еще придете потрахаться?

— Почему бы и нет, — хмыкнул Лешка, хотя и был уверен, что видит красавца-юношу в последний раз. Но давать надежду так приятно.

Юноша выпил пол-стакана, а затем протянул напиток Леше. Но не успел тот глотнуть хотя бы раз, как профессор ударом снизу вверх выбил стакан из рук, да так сильно, что тот разбился о потолок, забрызгав напитком обои.

— Ты что? — вспылил Леша.

— Негоже Мессиру пить то, что пьют простые люди. Даже если Вы и воплотились в человека.

Я, заподозрив кое-что, шепнул на ухо профессору:

— Лекарство?

— Угу, — так же шепотом ответил он, — Мафиин. Похоже, это единственный способ. Но не фиг Мессиру об этом знать.

Отойдя от профессора, я подошел к демону: — А что это за легенда о Мессире и противоборствах?

— А ты не знаешь? — удивился тот.

— Можно быть в центре легенды и не догадываться об этом.

— Пожалуй, ты прав. Но все это — пророчество Йуругу. Первую часть пророчества знают все: это о парнишке с Земли и о воплощении Верховного Дьявола в День Хоровода Огнистых Червей. А вот о второй части старый хитрец умолчал всем, кроме близких друзей и соратников. И говорится там о том, что в тот же момент явится в Ад Мессир, тот, что века и века назад отковал Кольцо Всевластья, утерянное затем в мирах. И вернется он в новом воплощении, в новом теле, но с прежним Кольцом. И вступит в бой с Владыкой Ада и победит его и со своим Кольцом станет вновь Владыкой Мира. Истинным Владыкой.

Я с опаской посмотрел на Лешку. Если раньше я подозревал, что его принимают не за того, то теперь не на шутку испугался: чем черт не шутит! а вдруг и впрямь он — инкарнация Мессира? В конце-концов, все мы в прошлых жизнях кем-то были... И не всегда нынешняя инкарнация помнит, кем был в прошлой жизни. И вообще... Ой!

Тем временем Йуругу подошел к нам.

— Я пойду заводить машину, а вы собирайтесь. Хоровод Огнистых Червей уже скоро. И не беспокойтесь об Артемидии — скоро он поправится и догонит нас.

— А сколько времени нам осталось? — спросил я, но профессор уже шел к выходу. И за него ответил демон:

— Если Вас действительно интересует именно то, о чем Вы спрашиваете, то Времени здесь нет вообще. Оно ушло в декретный отпуск.

— И что же у него получится?

— Новый анахронизм.

— Логично, — и мы последовали за демоном на улицу. У выхода нас ждала сизо-оранжевая машина. Впрочем, сказано неверно: передок у нее был кирпично-коричневооранжевый, задок фиолетово-сизый, а борта — сизые, в кирпично-оранжевый каммуфляж, который никак не вязался с черным «правительственным» верхом. На передних колесах «тарелки» были мятыми и серебристыми, на задних — новенькие ярко-красные, с золотыми серпом и молотом. Венчала этого технического монстра сооруженная из ствола крупнокалиберного пулемета выхлопная труба.

Едва мы забрались внутрь, как пятнистое наше авто рвануло вперед, да так, что нас вдавило в сиденья. Из радио тут же полилась очередная серия рекламы:

— Это — руины АО МММ. А это — Леня Голубков с гранатометом. Что случилось, Леня?

— Дивиденты не выплатили...

— Леня, и это только начало! АО МММ !»

Промчавшись по улицам Города, мы влетели в длинные тоннели, эстакадой ведущие в недра Земли. По стенам мерцали фиолетовые тени на оранжевых камнях, и я теперь по достоинству оценил маскировку нашего транспорта. Под колесами чернела застывшая смола, однако по мере нашего продвижения она все больше размягчалась, и вот мы уже торчим по брюхо в теплой черной каламути.

— Тут недалеко, — махнул рукой демон и мы, пригибаясь, кинулись за ним.

И оказались в невероятно большой зале, озаренной исходящим неизвестно откуда багровым светом.

Первое, что бросалось в глаза — это каменные террасы, ступенями сползающие к провалу в центре зала. Провал рассекал зал пополам от края до края. А за ним блестела багрянцем равнина с одной единственной скалой, к которой был прислонен деревянный «X» — образный крест.

К креслу за руки и ноги был привязан парнишка. Науруз! Ноги его были разведены пошире плеч, и смысл такого привязывания не вызывал сомнения.

Два рослых демона, стоящих на страже, легко подняли крест с жертвой и, развернув лицом к скале, поставили вновь.

И тут к парнишке приблизились сразу несколько пожилых демонов. Как я понял, это и был их Верховный Совет. Старички выглядели жутковато: морщинистая бородавчатая кожа одних, змеиные хвосты вместо ног других, рыбья чешуя третьих. И — когти, когти, когти, когти...

Своими страшными лапами они принялись поглаживать и похлопывать упругие ягодицы Науруза. При этом их члены зашевелились, неимоверно утолщаясь и удлинняясь. И вскоре один из демонов плюнул на отверстие пацана, а затем, растерев такой же плевок у себя на головке, толкнул извивающийся член в задницу пленника. Науруз дико заорал от боли, и крик этот, так возбудивший остальных демонов, сорвал с нас оцепенение и мы, не раздумывая, кинулись вперед. Но чьи-то сильные руки схватили меня и Игоря и поставили на место.

— Тише, идиоты, — зашептал нам Йуругу. — И его не спасете, и себя погубите.

Двое демонов тем временем раздвигали пошире ягодицы Науруза, чтоб третий мог бы поглубже войти. Задница парнишки ритмично вздрагивала от толчков демона, крик перешел в протяжный стон. И тут вставший от такого «подталкивания» член Науруза оттолкнул своего обладателя вместе с крестом от скалы. Демон от неожиданности выдернул свой член из жертвы, а двое других развернули крест другой стороной, и теперь с восторгом поглаживали нежный и красивый член, споря о том, кому первому его сосать. Остальные же члены Совета стояли поодаль от первой тройки, терпеливо ожидая своей очереди.

И тут я заметил шевеление сбоку. Я резко обернулся, но это был всего лишь Артемидий, который подбежал из тоннеля к Кефалу.

— Я же говорил, что выздоровеет, — шепнул Йуругу.

Тем временем Артемидий расстегнул свой тонкий поясок и одел его стальным кольцом на член возле яиц. А затем извлек из бокового кармана колчана небольшой порножурнал и принялся листать его. И тут же член лучника поднялся, и головка его гордо вознеслась над белявой аккуратной прической. И тогда юноша изогнул рукой свой член и привязал к его залупе второй конец пояска. Затем ухватился левой рукой за середину получившегося тугого лука, а правой вложил стрелу и натянул тетиву.

И пока Кефал созерцал свой журнал, поднимая свой «лук», Артемидий успел выпустить первую стрелу и тут же вложил на ее место вторую. Первая вонзилась в грудь демону, наблюдающему за первой тройкой, и тот отлетел к стене и больше не шевелился. Вторая стрела, оставляя за собой огнистый след, помчалась вслед за первой, и уже второй демон рухнул вслед за первым, ухватившись за правую сторону груди.

— У него сердце справа, — пояснил на ходу Артемидий, отправляя третью стрелу.

И тут первая тройка демонов, отвлекшись от человеческого ребенка, вышли на середину площадки. Мы замерли, наблюдая невероятнейший секс за всю нашу жизнь. Бородавчатый демон с шестью грудями широко расставил ноги. Длинноносая скользкая тварь с пышными грудями и хвостами вместо ног присела возле него, и вдруг ее член превратился в змею, которая, раскрыв пасть, присосалась к члену шестигрудого, словно профессиональный миньетчик. Змееногий тем временем оперся на правую руку, а левую вскинул вверх, сжимая в конус пальцы. Он шевельнул своими змеями, и тут мы увидели, что у него под членом женская вульва, в точности как у Агаттияра. Рука змееногого тем временем сомкнула пальцы — и тут же превратилась в большой возбужденный член, который мгновенно вонзился в анус шестигрудого. Член же змееногого, сам длинный и подвижный, как змея, обнял за талию скользкого и гладил его по бедру. Рука-член вонзалась и вынималась, и тут я понял, что они задумали.

— Берегись! — завопил я, но в тот же момент с руки шестигрудого сорвался огненный шар заряда и врезался в скалы возле Кефала, все еще возившегося с пояском.

А мне стало нехорошо: вспышка разряда осветила сумрак зала, и во тьме я различил демонов. Сотни, тысячи демонов, которые терпеливо ждали своей очереди. И, если понадобится, ринутся в атаку и просто затопчут наш крохотный отряд.

— Тут надо заклинание, останавливающее демонов, — зашелестел над ухом голос Йуругу, и рука старика легла на мое плечо.

— А Вы его знаете, Йуругу-сан?

— Я? Я думал, тебе оно известно, раз ты...

— Но я не знаю...

— Тогда нам надо добраться до Книги.

— Книги?

— Присмотрись к потолку...

Я взглянул вверх, и вдруг потолок показался мне стопкой желтоватых листов машинописного текста, плавно переходящих в скалы и сталактиты.

— Там есть заклятье. В качестве эпиграфа.

— Как же мы туда попадем? Я не скалолаз!

— Отвлекайте от нас, — крикнул Йуругу и вдруг встал на четвереньки. Я подумал было, что он спятил, как сквозь кожу профессора рванулась серая шерсть, лицо исказилось, и вскоре уже передо мной стоял средних размеров шакал.

— На меня, живо! — пролаял тот и, лишь я оседлал его, помчался прямо по воздуху все выше и дальше. Я глянул вниз и увидел, как Игорь, словно заправский джеддай, отражает Черной Шпагой огненные разряды шестигрудого, и клинок его залит при этом мертвенным холодным светом. Лешка метнул с руки длинный разряд, который языком пламени лизнул шестигрудого, и новый разряд, не сорвавшись с руки монстра, спалил демону когти и кожу.

— Лешка? Разряд? Рукой?! — подумалось мне, и тут вдруг я понял, что это в бой вступило Кольцо.

Агаттияр, по-боевому расправив крылья, стрелял из своего револьвера серебряными пулями, а Кефал и Артемидий, наконец-то вместе, слали стрелу за стрелой во тьму зала. Чтобы было светлей (а может, и для пущего давления на психику демонов), Агаттияр каким-то хитрым заклятьем зажег небольшое солнышко.

И тут подо мной замелькали буквы. Большие, с мою ступню размером. Я словно проходил сквозь стопку бумаги. И вот я вместе с Йуругу уже на первой странице. В самом верху я прочитал:

— Ого, — подумалось мне. — Бауглир — это я. Значит, это я когда-то напишу все это? Так вот на что намекал профессор...

И я прочел: — Здесь... так же, как и у нас, только холодней.

— Не то! Ниже! Ниже!

— Искренне прошу Вас извинить меня...

— Снова не то! Выше!

Сквозь бумагу я видел, как демоны дружной толпой, лавиной рванулись к Провалу, готовые перепрыгнуть через него, но тут какая-то шипастая тварь кинулась им наперерез, засшвыривая нечисть мощными жвалами. Ракопаук Джонни! Приятель Яшара! А вот и сам Яшар. Переборол-таки свой страх перед Патрулями! Возник из тьмы рядом с ангелом и пустил по демонам автоматную очередь.

И пули отшвырнули демонов, правда, не причинив им особого вреда.

Я вновь скользнул взглядом по странице и радостно вскричал:

— Ага! Вижу! Мир во зле лежит, но мир — не зло!

И тут бумага подо мной треснула и мы грохнулись снова в пещеру. Стояла необычная тишина. Лишь потрескивало вызванное заклинанием андрогина небольшое солнышко, до половины увязшее в смоле.

Демоны застыли в тех позах, в которых их застало мое заклинание. Замер даже наш трусливый трактирщик, спрятавшийся от разрядов за скалу.

— Это... навсегда?

— Надолго. На наш век хватит... — профессор снова превратился в человека и задумчиво смотрел в пустоту.

— М-да... Все мы — персонажи единой Книги Жизни. Но кто же знал, что у нее столько филиалов...

Лешка тем временем задумчиво стоял у Провалаи глядел на снующее внизу кольцами пламя.

— Пламя Бездны.

— Да, Мессир. Вы победили. Только не спешите с тем, что сейчас промелькнуло у Вас в голове. Вы ведь получили долгожданную Власть.

— Об этом я и думаю. А ведь пламя сильней.

Я кинулся было к Наурузу, но следующие Лешкины слова меня остановили.

— Теперь я — новый Властелин! И у нас все впереди. Мы отомстим за старые обиды!

Краем глаза я видел, как Игорь перемахнул через Провал, перерезал веревки на кресте, и Науруз тяжело рухнул на руки Командора.

А сам я резко ударил Лешку по щеке:

— Лешка! Опомнись!

Огонь приугас в глазах Алексея, и вторая его рука потянулась к Кольцу. Но потом одернулась:

— Я — у центра Власти. И я — Властелин.

Я кинулся к Леше, но он легким щелчком пальцев метнул в меня молнию и отшвырнул к стене.

И тут между лопаток новоявленного Властелина уперся кончик Черной Шпаги.

— Тихо, Мессир. Только без шуток, или мой клинок выпьет твою душу. Снимай Кольцо!

— И не подумаю! Пили уже, да подавились! Или от чего по-твоему, вторая Шпага сдохла! — нагло заявил Лешка-Властелин, но не пошевелился, и я понял, что он блефует. Но поняли ли это обитатели Ада? Сколько времени пройдет прежде, чем они кинутся на защиту своего Господина? И что тогда останется от нас... Надо было что-то срочно делать.

И тогда я стал перед своим недавним другом на колени.

— Я преклоняюсь перед Вами, Мессир! И позвольте выразить Вам все переполняющие меня чувства... — с этими словами я приблизился к Леше вплотную, и на этот раз он не стал метать в меня молний, купившись на банальную лесть.

А я, склонив голову, поцеловал Лешку в поникший, сморщившийся член. Пожалуй, если кто и обалдел от такой смены поведений, так это Игорек, но... Объяснять ему не было времени, да, впрочем, если ЭТО не удастся — то объяснять будет, скорее всего, и некому. Я понимал, что рисковал, но, похоже, это был единственный выход. И я обрадовался, когда в ответ на мой поцелуй член Леши качнулся и начал разглаживаться, набухать. Я целовал его, радостно чувствуя возбуждающуюся плоть, мой язык нырял под шкурку, щекоча залупу, а руки скользили по телу Алексея, лаская его легкими касаниями, сжимая на мгновение упругие ягодицы, и вот мой палец уже скользнул в прелестное Лешкино отверстие. И Лешка затрепетал в ответ. Я сосал его воспрявший член, заглатывая чуть ли не по самые яйца, и при этом продолжал сношать своего друга пальцем и гладить бедра свободной рукой. Лешка постанывал и покряхтывал от удовольствия, возбуждаясь все больше и больше. И вдруг он аж взрычал от кайфа, и тугая струя спермы устремилась в мой полуприкрытый рот.

И в тот же момент в его взгляде вновь появилось что-то от прежнего Леши. Дрожащими пальцами, словно пробуждаясь от долгого сна, Лешка стянул с руки Кольцо. И тут же взгляд его прояснился окончательно.

— А ведь пламя действительно сильней, — тихо сказал Алексей, задумчиво вертя в руке колдовское Кольцо. — Особенно если это пламя любви и страсти, — он хмыкнул и размахнулся.

— Не хочу плавиться! Меня уже кидали туда, и не раз — вдруг тонко заверещало Кольцо, покрываясь багровым потом рун, — Ну сколько можно?!

— Столько, сколько нужно! — противным рекламным голосом завопил Лешка и швырнул Кольцо в пылающую Бездну.

Противный тяжкий грохот потряс мрачную пещеру, и сталактиты, словно Бешеные Члены, устремились к нам.

Игорь внезапно сгреб в охапку Лешку, меня и Науруза, я почувствовал чье-то холодное касание на плече, услышал крик Яшара:

— Это тебе на память, Володька!..

И тут мир лопнул.

Я, Лешка, Науруз и Игорь стояли в комнате Командора, а у нас под ногами медленно зарастали Врата в Ад. И вдруг оттуда, изрядно напугав нас, вылетели свернутые тюком наши одежды. А в глубине сияния уже затухал шелест ангельских крыльев. Врата по-прежнему смыкались. И вскоре, полыхнув алой точкой, они угасли навсегда.

И тут мы все вздрогнули от непривычного резкого звука. И обернулись.

Рядом стоял ракопаук Джонни и уныло, с тоской завывал.

— Что это?! — не выдержал я.

— Это вой ракопаука, только что сожравшего всю колбасу со стола, — хмыкнул Игорек, цепляя Черную Шпагу на стену. — Так что остались мы сегодня без ужина. Но зато с домашним животным.

Орияна, май-август 1994 года

 

— Мафия бессмертна!

Вопль любого мафиози перед смертной казнью

В войне с организованной преступностью выживание — это или колоссальная удача или миф.

Роберт Асприн, «Удача или Миф»

Не спрашивайте меня, кто из крестных отцов почил меня своим вниманием. Я не Марио Пьюзо, но тоже не стану отвечать на этот вопрос...

Автор

 

1

Вот-вот, один против мафии, если не считать еще трех идиотов, взявшихся ему помогать. Один — это, разумеется, Науруз — у этого малыша талант влипать в разные неприятности. А трое — это, разумеется, наша бессменная команда. Мало нам было экспедиции в преисподнюю, так теперь еще и с мафиози погрызлись. Сейчас, когда это все уже завершилось — вспоминать это, безусловно, приятно и даже забавно. Но тогда, признаюсь, нам было не до шуток.

Началось все до банального просто. Месяца два после возвращения нашего из Ада Науруз ходил, как в воду опущеный. А затем ничего, отошел, повеселел, стал заигрывать к нам, а потом зачастил вдруг на плешку. Я, разумеется, сделал вид, что ничего не заметил, Лешка деликатно промолчал. Мол, баба с возу — кобыле легше. Зато сам повеселел и сцен ревности мне не устраивал. Игорь же кипел и булькал, готовый вот-вот взорваться. Он горячо полюбил Науруза, а после адских приключений любовь эта стала просто безмерной. И вдруг такое. Измена на стороне. Да еще с кем! Со здоровыми похотливыми мужиками да дедами, у которых уже лет сто не стоит?!

Конечно, Науруз при его юности и неоспоримых достоинствах становился весьма популярен. Стоило ему только достать в туалете свой двадцатипятисантиметровый член да взмахнуть им пару раз у писсуаров, как вокруг него собиралась толпа «голубых», млеющих в предвкушении кайфа. И малыш не давал им разочароваться. С истинно профессиональным артистизмом он совал свой смуглый кол во рты и анусы всем желающим и, казалось, не знал устали в своей гиперсексуальности. Изредка, в порядке благосклонности, пускал какого-нибудь юного парнишку к себе в попку, но взрослые в этом получали от ворот поворот.

Жил Науруз по-прежнему у Игоря, о своем погибшем мире больше не печалился, да, кажется, и думать о нем забыл. А в последнее время порой наш малыш стал появляться только под утро, а то отсутствовал и два-три дня подряд. И тогда Игорь ходил мрачнее тучи, а ракопаук Джонни, поддавшись настроению хозяина, слонялся из угла в угол и печально подвывал.

А когда Науруз возвращался, то на все вопросы «где пропадал» только мило улыбался или замечал: «Ты его не знаешь. И, надеюсь, не узнаешь. Он такой идиот: с ним кроме трахача и поговорить не о чем.»

А затем... Однажды наш малыш вломился домой с сияющей физиономией и с гордостью шлепнул с размаху на стол солидную пачку долларов.

Это потом уж мы разглядели, что все бумажки были однодолларовые, и «солидная пачка» насчитывала всего двадцать пять зеленых. Но в тот миг наш скромный и тихий Игорь вспылил:

— Слушай, ты! Я уж как-то свыкся, что ты бегаешь по всем плешкам. Терплю, когда тебя неделями не видать! Да на тебя уже косо поглядывает каждый второй мужик на улице. Так ты еще и проститутом устроился?! Валютные бары обслуживаешь? Интересно, сколько тебя трахали, чтоб ты столько отработал!

— Ты можешь, конечно, не поверить, но в том-то и дело, что не трахали.

— Ага! А заплатили, конечно, за красивые глазки.

— Скорее, за красивую попку...

— То есть? Поясни! Если не трахали, а заплптили за попку...

— Правильно, значит — фотографировали!

Игорь заткнулся и с изумлением поглядел на Науруза. А тот, томно развалившись в кресле, начал неспешный рассказ:

— Сижу это я, значит, в туалете. Никого не трогаю, высматриваю кого из знакомых. Аж тут — входит парень. Стрижка короткая, в плечах — поперек себя шире, морда кирпичом. Ну, думаю, хана, «ремонт» наехал, щас морды бить начнет! И, значит, уже прикидываю, как бы это потише бы улизнуть. А он как увидел мой член — так и приторчал на месте. Смотрит — и рта закрыть не может. А у меня, как на зло, стояк напал — торчит, что кол из вампира, только пониже. А бугай этот вдруг раз — и шагнул ко мне. Ну, думаю, хана! А он вдруг присел — и член мой в рот себе. Тут уж я приторчал. Ни фига себе, думаю, гопота пошла! А он сосет так кайфно, что сразу видно: не в первый, да и не в сотый уже раз делает это. А пальчиком — в попку ко мне ныряет...

— Слушай, Нау, я че-то не понял: ты рассказывать историю денег или возбуждать нас собрался? — фыркнул Игорь.

— И то и другое. Так вот, кончил я ему прямо в рот. Он глотнул. А затем привстает и нежно так меня обнимает, словно стальные тиски. И шепчет на ушко — «милый, а ты хотел бы заработать?»

— Двадцать копеек? — острю я.

— Да нет, долларов двадцать пять...

— Долларов? — от удивления я чуть не плюхнулся в дырочку унитаза.

— Угу.

— И что же мне делать? Кого-то... Или кто-то меня... ?

— Да ну что ты... Ты не постеснялся бы, чтоб я сфотографировал бы твой член?

А что мне стесняться? Родителей тут нет. Да и вообще их, увы, больше нет. Знакомых? Вы — и так все знаете. А остальные — сами знаете, где. Те, что с Тагира... И я согласился. Мамочка моя, что у него за квартира! Наша с тобой, Игорь — что хижина бедняка перед дворцом. Ковры, хрусталь, вазы... И в каждой комнате — по телевизору и видику. А в маленькой комнатке — видиков пять! А он так небрежно мне говорит: «А это для перезаписи кассет».

А потом мы пошли в зал, и он сел вызванивать своего друга-фотографа. Потому что сам, видите ли, плохо умеет снимать, а фото желает получше. Приехал фотограф — симпатичный такой парнишка, лет под девятнадцать, не больше. Длинноволосый.

Раздели меня, а затем нацепили на меня рваные джинсовые шорты, из бахромы которых мой член, как банан с пальмы, свисал, ковбойские сапоги и ковбойскую шляпу.

У них там в шкафу полно разной экзотической одежды. Но им показалось, что иммидж ковбоя будет самый прикольный.

Поразвесили по комнате и включили лампы, а затем... Сперва я просто стал, томно положив руку на пояс и слегка повернув голову в сторону. Щелкнули. А затем им захотелось, чтобы у меня встал. Ну, а я им и говорю: «Помогите...» Они переглянулись, и затем парнишка-фотограф присел у моих ног. Он нежно обхватил губами мой дремлющий член и принялся втягивать его в себя и перекатывать языком. И представляете — он у меня поднялся без всяких подталкиваний!

И тогда меня засняли с гордо торчащим хозяйством. Все двадцать пять сантиметров! А затем я расстегивал и понемногу снимал с себя шорты, возбуждаясь все больше и больше, но и возбуждая при этом фотографа и хозяина. Пригласивший меня давно сбросил бы с себя все, но почему-то стеснялся, и только водил рукой по выпирающему сквозь брючную ткань члену. А фотограф, чтоб спокойнее двигаться, выпустил наружу свой член, и тот упруго качался из стороны в сторону при каждом его движении. А я сбросил уже шорты, и теперь сидел на музыкальном стульчике, закинув по-американски ноги на пианино и нажимая каблуком сапога на клавишу «до». А затем стоял раком, опершись на пианино и раздвигая руками ягодицы, валялся на тахте, то томно изогнувшись и оттопырив попку, то выставив гордый свой столб.

И меня снимали во всех этих позах. А затем у них кончилась пленка, и я вознадеялся было, что хозяин квартиры сейчас возьмет у меня, как тогда, в туалете, но он лишь велел фотографу назавтра принести снимки и пленку и выпроводил парнишку долой. И только потом вернулся ко мне и, обняв за плечи, пояснил:

— «Не хочу, чтоб кто-то из наших узнал о моих увлечениях. А то ведь могут еще не так понять. И Большие Ребята могли б огорчиться. Очень огорчиться, если ты понимаешь, что я имею в виду...»

Но затем он компенсировал за все лихвой, сняв своими губами и попкой все напряжение, скопившееся во мне. А затем, уже перед самым уходом, спросил:

— А ты ничего, если я потом покажу фотографии шефу? Если понравишься ему — он заплатит куда больше. Правда, и сниматься предложит не одному. Если ты понимаешь, на что я намекаю.

— А я что, против партнеров?

— Значит, заметано?

— Вот так все и вышло. Так что теперь буду ждать от него звонка. На постоянную работу.

— Э, ты что, ему телефон мой дал?! — вскипел Командор.

— А что тут такого?..

— Голову оторву, — мрачно заявил Игорек, — По самые яйца...

 

2

Предчувствие Командора не обмануло. Но поняли мы это далеко не сразу. А сперва был звоноке, и Наурузу сказали, что он, если станет сниматься на видео — станет звездой номер один. И Науруз согласился.

А вскоре, принеся первую тысячу долларов (!), и нас принялся вербовать. Но мы, не рискуя влезть по уши в какую-нибудь авантюру, решили сперва посмотреть, что там, как и к чему. И тогда, с разрешения хозяев видеостудии, Нау притащил нас на съемочную площадку, сооруженную на сцене какого-то небольшого театрика, а сам убежал за кулисы переодеваться, вернее, раздеваться и делать прическу.

А над сценой тем временем сдвигался импровизированный марлевый занавес. Осветители опускали лампы, настраивая их на центр сцены. Три оператора вертелись возле своих камер. И откуда-то из-под потолка доносился из динамиков голос режиссера.

— А теперь приготовились. Камера 1. Работа. Разгон. Запись. Компьютер — пошли титры... Занавес пошел!

Из-за кулис появилась стайка обнаженных ребятишек, держащихся за руки.

— Стоп! Всем стоп! Я сказал «Занавес пошел» а не «Актеры на выход»! Снимаем еще раз. Перемотали на начало кассету, эскепнули программу! Ребята за кулисы, и чтоб без моей команды ни шагу! Приготовиться. Разгон. Запись. Компьютер — титры. Занавес пошел! Идет... идет... идет... Занавес — стоп. Компьютер — стоп. Занавес закрыть. Теперь вновь открыть. До упора. Актеры на выход!..

И стайка подростков ринулась на сцену. Они были прекрасны в своей юности и разнообразии. Семь ребятишек — и ни одного, похожего на остальных! Каждый — неповторимо, по-особенному красив. Двое длинноволосых — с каштановыми и черными волосами, причем у черноволосого — шляпа. Светленький с короткой стрижкой и шикарной широкой цепочкой на шее и светленький с челкой на самые глаза, наш Науруз с приклеенной гримером родинкой у левого уголка рта и широкоскулый подросток со смеющимися глазами. Эти шестеро выбежали из-за кулис, обежали сцену по кругу, держась за руки, а затем выстроились в стройную шеренгу. И тогда седьмой — совсем еще мальчишка с крашеной до желтизны зачесаной назад челкой-чубиком, выделявшейся на каштановой короткой стрижке и в черных плавочках, выбежал вперед и, лихо присев на правое колено, театральным жестом развел руки. И представление началось.

Самый шикарный член был, конечно же, у Науруза, а самая прекрасная фигурка — у парнишки в плавках. Они-то и были две звезды фильма-спектакля. Шестеро стоящих начали попарно целоваться, лаская друг друга, а паренёк в плавках, потыкавшись между ними, расстегнул «молнию»(!) на своих чудо-плавках и, выпустив на свободу свой член, головку которого полностью прикрывала шкурка, принялся размеренно дрочить его, совершая при этом такие телодвижения, что не возбудиться было бы попросту невозможно. Он изгибался всей фигурой, поводил туда-сюда ягодицами, голова закинулась чуть назад, а язык нежно облизывал полные пухлые чувственные губки.

Затем ребята стали кругом вокруг малыша, поочередно лаская то его, то друг друга... А затем, вновь распавшись на пары, продолжили ласки, обнимаясь и дроча друг другу еще не воспрявшие члены.

Порою это была просто чувственная импровизация, а порой — из-под потолка доносился голос режиссера, дающего команды-поправки. Обращался он к ребятам не по их именам, а по сценическим псевдонимам, и мы так и не смогли разобраться, кто же из них Чарльз, а кто Стив, кто Кларк, а кто Джонни (эх, услышал бы это обращение наш ракопаук — вот переполоху-то на сцене было б!), кто Рой, а кто Тим или Пауль. К режиссеру же обращались — Роман, но не знаю, не было ли и это имя сценическим.

А длинноволосые уже сосали друг у друга. Сперва старался каштановый, он обхватывал губами головку зажатого в кулаке члена парнишки в шляпе, а затем, разжав кулак, втянул в рот член по самые яйца. Втянул и вновь отпустил, и вновь втянул, и вновь отпустил. Но это, увы, не очень-то помогало. Член наотрез отказывался вставать. И тогда парень в шляпе опустился на колени перед своим другом и обхватил губами его член. У этого длинноволосого проблем с эрекцией явно не возникало — и член его вскоре набух и торчал, услаждая взоры окружающих и ротик напарника. Правда, шляпа сосущего щекотала живот, и тогда юноша с каштановыми локонами снял шляпу с друга и напялил ее на себя. И ласки продолжились под сладкие стоны возбуждения.

Науруз тем временем «показывал люкс» — слегка согнувшись, он сосал сам у себя, погружая свой член в рот почти что наполовину. И это напомнило нам немного одну из картин Города в Аду, правда, там парень «лежал», опираясь на землю плечами и его член свисал как бы сверху, а здесь все было немного банальней. Но от этого не менее красиво. Губки скользили по члену, и черные волосы Нау колыхались в такт движениям головы, а головка влажно блестела в свете ламп, словно десятки крошечных звездочек зажглись на ней. Но тут лежащий рядом и одиноко мастурбирующий парень с цепочкой окликнул Нау и брякнул что-то типа «Чего заниматься самообслуживанием? Помоги лучше мне...». Надо ли говорить, что наш друг ни на секунду не замешкался. Освободив свой рот, он качнулся вперед, перекатился по полу сцены и сомкнул свои губы на члене просившего. Тот даже изогнулся, настолько ласковым было прикосновение губ Науруза. А Нау не только сосал — порою он отпускал залупу напарника, высовывал язычок и принимался мотать им по возбужденной головке, качая член из стороны в сторону.

Двое других наконец-то решили поразвлечь парнишечку в плавках. Они пристроились — один спереди, другой сзади. Тот, что спереди, язычком стал дразнить вялый член, и тот от каждого касания поднимался все выше и выше, пока не напрягся совсем. И тогда, придерживая его лишь большим и указательным пальцами, он направил его в свой рот, сомкнув губы на шкурке, прикрывавшей головку. А затем, медленно качая головой вперед и назад, принялся сосать, и соблазнительные ямочки обозначились на щеках паренька. А его напарник тем временем целовал прямо сквозь плавки упругие ягодицы стройного мальчика, ласкал его ноги и спину. А затем, поддавшись великому соблазну, сорвал мальчишечьи плавки и тут же, раздвинув нежными пальцами вожделенные ягодицы, вонзился языком в темнеющую дырочку ануса. Закрыв глаза, мальчик балдел, приоткрыв ротик, в котором меж пухлых губок сияли белизной зубы, а правой рукой гладил свою попку, возбуждаясь все больше и больше. И тонкие изящные пальцы то слегка изгибались, то подрагивали, скользя по нежной бархатистой коже.

Тем временем длинноволосые уже лежали один на другом, сплетясь клубком объятий и наслаждаясь прикосновениями друг друга. Их губы сливались в нежном поцелуе, а язычки толкали друг друга. А члены терлись между собой, и не беда, что они оставались вяловаты — все компенсировало чувство, с которым слились двое юных.

А затем каштанововолосый в шляпе переполз к Наурузу и обхватил его член, слегка склонив голову набок. Рукой он придерживал смуглый торчащий кол, а губками осторожно, словно это была палочка эскимо, принялся облизывать возбужденное чудо. Все смелее и смелее, все глубже захватывая вожделенную плоть, все больше доводя себя при этом рукой до экстаза. А за ним, чуть поодаль, сосутся еще двое: один лежит на спине, другой стал на колени, упершись ногами и руками в пол, и оба погрузили в свои рты члены друг друга. Стоящий на коленях совершает толчки тазом, погружая и вынимая свой член изо рта, и в такт этому не забывает погружать в свой рот орган партнера.

А рядом лежит парень с цепочкой. Наурузу сейчас явно не до него, и парень ласкает сам себя, проводя пальцами по залупе.

Вот сбоку прилег молоденький пацан с крашеной челкой, и обладатель шляпы переметнулся к нему. Он лег головою на живот пацану и, поправляя правой рукой прическу, левой направил себе в рот пацанский член. Но Роману показалось, что шляпа закрывает лицо пацанчика, и по команде режиссера шляпа томным жестом откидывается в сторону, и каштановые волосы живописно растекаются по животу мальчика. Тем временем попка томно изогнувшегося экс-обладателя шляпы оказывается в опасной близости от Науруза — и тот не упустил свой шанс...

А затем и светленький, повернув на бок мальчишку, пристроился к нему своим членом. Слегка, осторожно, словно боясь причинить боль, он толкнул свой кол в заранее смазанную дырочку ануса. И все-таки парнишка скривился в напряжении от толчка, вот только непонятно — от неготовности ли, от боли или «работая на зрителя», которому стоит поверить, что все это куда больнее, чем есть на самом деле. Но вот уже член заходил с методичностью поршня, и яйца заколыхались, ударяясь о попку. А мальчик улегся на пузо и, упершись подбородком в сложенные руки, лишь подрагивал тазом в такт атак на его оттопыренную попку.

Член то входил в него совсем, то вылезал чуть ли не наполовину, а затем вдруг выскочил полностью. И тогда парень поправил свой член и снова вонзился. И вновь на лице у мальчика — смена всех чувств: боль-растерянность-блаженство-кайф...

А затем паренька переворачивают на спину и входят в него, закинув ноги его на плечи сношающего. Но когда близится миг оргазма и стоны наслаждения переходят в хрип — тогда светленький вдруг вынул свой член из попки и кинул его между яиц пацана. И мощный фонтан спермы, вырвавшись из возбужденной плоти, оросил отроческие волоски и румяное юное лоно. А затем, кончив извержение, член заскользил, размазывая своей головкой белесые капли по пареньку, и пальцы того не отставали от члена друга, втирая в кожу драгоценный бальзам... Но вот на головке друга выступила еще одна капелька, и используя ее, как смазку, тот вновь вошел в юную попку.

Науруз же тем временем атаковал широкоскулого, вонзившись в него сзади, как копье и при этом умудряясь сосать член у длинноволосого, который наконец-то окончательно расстался со своей шляпой, водрузив ее на макушку мальчика с челкой. И накладная родинка в уголке рта Науруза выглядела небесно-возбуждающе, сводя с ума и наполняя душу щемящим чувством нежности к этому не знающему устали улыбающемуся пареньку.

А затем все лежали и дрочили, кто у себя, кто друг другу, отдыхая от оргии. Но делали они это так сексуально, что никто даже и не подумал остановить камеры.

И вновь Нау сосал у кого-то, и в последний момент перед оргазмом выпустил член, и капли спермы белесыми дирижаблями устремились с вздрагивающей плоти прямо в широко открытый рот, но порой летели не туда, и тогда оставались белыми потеками на щеках и подбородке нашего друга, а последняя капля повисла на кончике носа, и Нау слизнул ее очень возбуждающим движением своего язычка.

И снова все трахались во всех мыслимых и немыслимых позах, и тогда Науруз, набравшись нахальства, вонзился сзади в того самого парнишку с крашеным чубчиком. О, вот теперь-то выражение лица пацана не вызывало ни малейших сомнений!

А напоследок все вновь выстроились шеренгой, продолжая обниматься и целоваться, а затем, держась за руки, веселыми мотыльками упорхнули за кулисы.

— Перерыв двадцать минут. Все кроме Карла и Пауля на сегодня свободны! Так что перерыв — для двоих и технического персонала... — прозвучало из-под потолка.

Минут через пятнадцать к нам выбежал Науруз. Волосы его блестели от недавнего душа, от тела пахло дорогим шампунем. Он радостно улыбался, и лицо его сияло, как новогодняя елка.

— Ребята! Балдеж! Первый раз, когда мы работали практически без дублей. На одном вдохновении! Вот что значит — притерся коллектив!.. Ну так как, идете сюда к нам? Ну не стесняйтесь, тут все свои!..

— Да не все, — угрюмо заметил Игорек. — Мы вот — чужие.

— Вы?! Да вы что?

— Но это еще не самое странное. Мы — чужие, но близкие, — не обратил внимания на реплику Игорек. — А что вот делают здесь вон те мудаки в темных углах, — и Командор кивнул в сторону громоздких мускулистых «шкафов» с тупыми мордами гопоты, на которых навсегда, казалось, застыло два-три чувства: жрать, спать и бить...

— А, эти?.. Это телохранители группы. Чтобы чего не случилось, пока мы снимаем.

— И кто же вам этих мордоворотов подсунул?

— Какие-то Большие Парни, спонсирующие Ромкину группу. Я не вникал, да и к чему нам...

 

3

— И все-таки не нравится мне все это... Я пока воздержусь от съемок.

— И я, — присоединился к Командору Лешка.

— И я тоже, — я переложил зонт из левой руки в правую, на манер полицейской дубинки. И это даже придало какой-то уверенности.

— Ну тогда пошли — зайдем за деньгами — и домой, — подытожил Науруз.

И вскоре очередная тысяча зеленых перекочевала в карманы нашего актера, и мы весело и радостно отправились к Игорю. Но над нами еще довлело увиденное на площадке, и поэтому каждый взгляд любого пацанчика на улице казался похотливым и заигрывающим, каждая их улыбка — приглашением к акту, а каждая складка на шортах — выпирающим членом. Ну просто невозможно было пройти и шагу, чтобы не возбудиться.

А дня через три Науруз приволок на день кассету с «Театральными мальчиками» — именно так назывался этот сорокадевятиминутный фильм, который с допиской второго «театрального» сюжета благополучно разместился на часовой кассете. И глядя его на видике Игорька, мы снова балдели, но теперь не под стоны и вздохи актеров, а под нежную и прекрасную музыку, которая лилась, не переставая, от начала и до конца фильма.

Но снова воспоминание о «Больших Парнях» удержало нас от вербовки в группу. Уж слишком от этого термина попахивало криминальными романами, где жуткие мафиози пачками укладывают благородных комиссаров, а свидетелей просто шинкуют, заливают в бетон или купают в бассейнах серной кислоты. Не говоря уж о более изощренных методах.

А по вечерам мы развлекались: Игорь недавно открыл в себе способности сканнера-транслятора, и теперь поочередно копаясь в наших мозгах, транслировал для всех остальных самые забавные эпизоды минувшего. А еще прикольней было смотреть мысли нашего ракопаука, воспоминания которого оказались экзотическими и весьма разнообразными. И мы то носились по джунглям Пандоры, то помогали брату-Б-писателю, то мчались по тоннелям, отпугивая всякую нежить от Яшара. А то еще... Или вы считаете, что ракопауки никого не любят и ни с кем не занимаются любовью? А это уже даже не экзотика. Это просто совсем неимоверное — ощутить себя влюбленным насекомым. Это вам не собачку любить и не с кошечкой лизаться!

Науруз по-прежнему бегал на свою студию, а деньги мы всегда использовали вместе, так что ограничений ни в чем мы не знали. Причем Науруз сам настаивал, чтобы деньги были общими.

А потом все это рухнуло в один миг. Внезапно.

Однажды Науруз не явился домой. А ведь с тех пор, как он пошел на студию, он ни разу не загуливал на стороне. Да это и не удивительно — при такой-то нагрузке! А тут вдруг сутки — ни слуху, ни духу. Игорь попробовал было настроиться на волну — но оттуда, из пустоты, резануло такой болью, что и опытный сканнер выгорел бы, а Командора нашего отшвырнуло, и лишь спустя часа два он пришел в сознание. Тогда же, тревожась все больше и больше, он подозвал к себе ракопаука, впервые решив использовать по назначению это благородное насекомое.

— Ищи, Джонни! Ищи Науруза, — Игорь широко распахнул входную дверь, и суставчатая, изломанная тень скрылась в ночи.

И — тишина, Звенящая. Ни шороха, ни воя.

— Никогда не думал, что хоть при какой-то работе ракопаук замолчит, съязвил Лешка, но шутка повисла в гнетущей тишине, не найдя себе благодарного слушателя. А затем, повисев, рассыпалась хрустальным звоном и шариками раскатилась по полу. Или это часы в прихожей пробили полночь?..

Неизвестность была столь тягостна, что Игорь в конце-концов рискнул и подключился к Джонни. И вот мы уже неслись по лесу, стволы деревьев сверкали отраженным ультрафиолетом, скругляясь по краям зрения, неслись, влекомые запахом паленой резины и ощущая свежую кровь на жвалах.

Изгибы, повороты и чернота лунного диска на ярко-фиолетовом небосводе с пробоинами созвездий. И вновь небо скрывается живыми пульсирующими ветвями. И вдруг... Тут связь оборвалась, а когда мы вновь почувствовали Джонни — он подбегал уже к нашему дому. И бежал он тяжело. Тяжелее, куда тяжелее чем обычно.

И вот он уже вломился в квартиру, передвигаясь на шести ногах, а двумя придерживая на спине драгоценную ношу. Науруз! Бедняга был весь в кровоподтеках, ссадинах и царапинах, с рубцами поперек спины. Во многих местах запеклась кровь. Он был без сознания, и боль исходила от него настолько яркими волнами, что даже без сканирования Игорька мы почувствовали ее.

Нау в беспамятстве застонал, и пока мы в нерешительности топтались вокруг него, Джонни сам переложил малыша на кровать, а затем, ухватив клешнями передних лап одеяло, натянул его на беднягу и выбежал на кухню. И там уже загрохотал посудой. Я ринулся туда, чтобы спасти остатки тарелок — и замер, пораженный. Ракопаук сам включил огонь в двух конфорках плиты, на одну поставил чайник, а на другую — кастрюльку, в которую только что набрал холодной воды. Затем эта зверюга обнюхала все специи в шкафчике, кое-что кинула в закипающую воду... И вдруг, отперев дверь, кинулась на улицу.

Но не успел я и глазом моргнуть, как Джонни приволок целый букет разных трав в правой клешне и пару кореньев — в левой. Травы сразу же полетели в кастрюлю, а коренья Джонни сперва долго полоскал в раковине, и лишь затем, измельчив жвалами, кинул туда же.

Я позвал ребят, и мы с изумлением наблюдали за столь дивным поведением гигантского насекомого, не зная, что и подумать.

Прокипятив травы с пол-часа, дивная зверюга поставила их настаиваться, а когда все остыло — выловила все травы и осадки, оставив только раствор. А затем, макая в кастрюлю полотенца, Джонни принялся обкладывать ими лежащего Науруза.

Не знаю, кто обучил нашего ракопаука всем этим премудростям, но его методы излечения раненых принесли свои успехи: Науруз перестал стонать и дыхание его сделалось ровнее. Наверное, так же он помогал Яшару после какой-нибудь особо жестокой схватки. А может, и на Пандоре не вся жизнь — сплошное удовольствие. Но там вместо плиты использовался бы гейзер...

В кипящий чайник полетели иные травы, а затем немного было отлито в чашку и осторожно поднесено к губам Науруза. И целебный раствор уже течет через запекшиеся губы.

Вздох-всхлип — и забытье сменилось целебным сном, глубоким и не омраченным болью.

Замечу, что Науруз выздоравливал целую неделю, и все эти дни ракопаук торчал у его постели, как лучшая в мире сиделка. И если б не его травы — так с месяц бы валяться нашему другу, не меньше.

А пока, лишь стихла боль в измученном теле и сон охватил Науруза — Игорь рискнул и подключился к его сознанию. Сканируя слой за слоем, он воссоздавал картину событий прошедших двух дней, и мы видели это словно своими глазами. Видели, слышали и ощущали.

Началось все банально и просто — посмотреть на съемки явился Шеф в сопровождении троих Больших Парней, и после съемок они пригласили нескольких ребят прокатиться с ними на дачу. «Для крещения и упрочения дружеских отношений с подрастающей сменой». Среди приглашенных оказался и Науруз.

Затем — машины, загороднее шоссе, дворец-дача. И безобидные пока развлечения: ребята для услаждения Шефа и Больших Парней — Хозяев, как всех их определил Науруз — исполняют стриптиз, а затем «любят» друг друга на глазах аборигенов дачи. Все это — отработанное десятками фильмов, а потому идеально возбуждающе. Но они — не единственные ребята на этой даче — есть тут и другие ребятишки, бегающие в полупрозрачных нейлоновых трусиках и разносящие прохладительные напитки. Они заняты обслуживанием, но нет-нет, да и взглянут на актеров, и погда вздуются трусики крохотным бугорком.

Но вот завершилось представление, и всех артистов, угостив бутербродами с ветчиной и с красной икрой, отправляют на машинах домой. Всех — кроме Науруза. Он понравился больше других, и Шеф решил лично провести с ним ночь. И вот уже ласки сменились объятиями, объятия — пощипываниями, и весьма чувствительными, а затем — веление Шефа «Очистить юношу». И Науруза повели в ванную.

Но не только снаружи решили омыть тело юного актера. Решили омыть и попку, чтобы случайно не огорчить Шефа. Но здоровенный детина, напоминавший груду мышц и мывший Науруза, не пошел за клизмой. В его крошечных мозгах возник иной план. Вместо клизмы он сунул в дырочку шланг от душа, и мощная струя воды ворвалась в задницу а затем хлынула фонтаном обратно, едва шланг был убран. И так раза три. Все внутри заныло от тупой боли, Науруз сморщился, скорчив рожу, но это, кажется, лишь больше возбудило Хозяев. Они стояли, расстегнув брюки, а юные слуги дрочили им члены. Руки же Хозяев лишь изредка поглаживали головы ангелочков.

Когда «прочистка» была завершена, Науруза под руки повели в комнату. Шеф уже ждал его там, полуобнажившись и распространяя по всей комнате запах крепкого застарелого пота. И тут же, едва взглянув на вошедшего и приблизившись к нему, Шеф крепкой рукой поставил парнишку на колени и сунул свой, видимо, не мытый от самого рождения, член Наурузу прямо в рот. И парня от спертого запаха и отвращенья стошнило. Но это разлютило Шефа, и тот хлестко ударил несчастного, а затем, свалив вторым ударом на пол, принялся зверски пинать ногами, не глядя, куда попадет очередной удар тяжелого башмака.

Пару холуев присоединились к забаве Шефа, но он жестом погнал их прочь, и телохранители уволокли разбушевавшихся молодчиков. Правда, это отвлечение успокоило и Шефа, и он прекратил избиенье, но сил подняться у Науруза уже не было, и он только стонал, лежа на полу. А Шеф, перевернув его на спину, сунул свой член прямо в рот. И, давясь от отвращения и боли во всем теле, Нау сосал. А затем его перевернули на живот и уложили на кресле, головой к спинке. И Шеф стремительно вонзился внутрь, сметая все на своем пути.

А затем, когда Шеф кончил, парнишка «пошел по кругу». Его трахали все, кому не лень. А не лень было всем: от пацанчиков-онанистов и до мощных телохранителей Больших Парней.

Грубо трахали, и каждое втыкание очередного несмазанного члена причиняло острую боль, а на пол время от времени падали, стекая по ягодицам, красные капли...

Затем Нау одели, запихнули в ожидающее уже такси и, кинув деньгу шоферу, отправили в город.

Но на этом злоключения не завершились. То ли шофер почувствовал, что за парень сидит рядом с ним, то ли просто решил воспользоваться беспомощностью своего пассажира, но отъехав изрядно от дачи, он не поехал к городу, а свернул на проселок и вскоре заглушил мотор на тихой и темной полянке среди чащи. А там, привязав беднягу к дереву, развел его ноги и попытался войти. Но, несмотря на свои внушительные размеры, член шофера оставался вяловатым и не желал входить в дырочку, изгибался и сопротивлялся. И тогда он достал из-под сиденья машины плеть и принялся хлестать мальчишку, оставляя на его измученной коже багровые полосы, тут же затекающие кровью. Запах крови пьянил, и член уже набух и окреп, подрагивая в предвкушении мягкой нежной плоти, которая способна стонать, но беззащитна и не может сопротивляться. И вот уже мощный толчок содрал корочку застывшей крови на дырочке ануса и ринулся внутрь, погасив остатки сознания.

И тут-то из темноты на насильника и ринулся ракопаук. Его жвала, обагренные уже кровью Шефа, сомкнулись на основании члена и перекусили его, а затем, вырвав из ануса Науруза, откинули в сторону кусок кровавой плоти. Но недолго мучился лишенный своего главного достоинства садист — вновь щелкнули жвала — и голова, покатившись, оказалась возле головки. В кустах. И, кажется, вцепилась зубами в головку в последнем порыве возбуждающей злобы.

А ракопаук Джонни тем временем осторожно перекусил клешнями веревки и, положив Науруза на свой хитиновый панцирь, помчался к нашему дому.

 

4

— Итак, ясны две вещи, — холодно и как-то сухо сказал Игорек. — Во-первых, я не могу слышать мысли ракопаука в момент, когда он атакует — наверное, это защитная реакция, чтоб не выгореть. А во-вторых — я объявляю мафии войну!

— Мафия бессмертна...

— Но не мафиози. Я найду всех, кто был на той даче!

— Долго ждать придется...

— Я терпеливый.

— А мафия? Тебя же ухлопают раньше!

— Значит, я буду избавлен от своего слова. Но учти, что я не собираюсь очертя голову кидаться в донкихотство. Я сперва наведу справки, а уже затем...

И справки «наводились» целый месяц.

Особенно хорошо пошли дела, когда Науруз поправился и вновь пошел на свою студию. Собственно, сперва он хотел вломиться туда, сжимая в руках Черную Шпагу и устроив глобальный погром, но затем сообразил, что Роман — всего лишь человек при организации, а отнюдь не вожак, и поэтому злиться на ребят со студии просто глупо. Любой из них мог оказаться на его месте, и поэтому не громить их надо, а спасать от реальной угрозы.

И Игорь зачастил с Наурузом на съемки. Официальный предлог — старший друг сопровождает младшего на площадку, чтобы вновь не случилось подобного, как в тот раз. И пока Науруз снимался, Игорек тихо и мирно дремал, развалившись в кресле и никого не трогая. И к нему скоро привыкли. А «мирно дремлющий» тем временем усиленно копался в мозгах окружающих, сканируя их сперва бессистемно, а затем, найдя зацепочки и намеки, прошаривал уже только нужных людей.

«— Порнофильмы для Них — не основная статья дохода. Скорее — просто индустрия развлечений для ублажения боссов и богатого сословия. Основной же доход идет от перепродажи наркотиков. Связи с Востоком — получение товара, и с Западом — сбыт через океан. Часть — реализация на месте. Свои люди в правительстве — ...ряд известных фамилий, главная связь с юристами — через шефа Городской Адвокатской конторы, не прошедшего на депутатских выборах против генерала в отставке.

Внутри Конторы (не путать с конторой адвокатов) — разброд и шатание, т.к. при загадочных и жутких обстоятельствах погиб Крестный Отец, не успев назначить преемника, и теперь Большие Парни всерьез перегрызлись за власть. Адреса Больших Парней в памяти телохранителей не значатся», — Игорь выключил диктофон и задумался.

«— Роман — романтик и ценитель Истинной Красоты Секса, — диктовал Игорь на следующий день, — создал студию сам, на голой инициативе, затем, имея финансовые трудности, продался мафии но сберег самостоятельность в подборе актеров и сюжетов. По-своему счастлив. Из Больших Парней знает только одного, который и помог ему. Но этот не из тех, кто был тогда на даче. Образ — Человек в Розовом. Адрес..... Телефон..... Частые места встречи... Любитель секса. Нашего. Надо познакомиться и посканировать...»

Розового парня звали Кириллом. И в общении он был обычен и будничен настолько, что и не догадаешься о его подлинной сущности. Познакомившись в полуподвальной кофейне, Игорь сошелся с ним и после нескольких обаятельных улыбок они направились «на хату» Кирилла. И там уже Игорь развернулся.

На первом слое мысли вертелась по циклу песенка «Я сажаю алюминиевые огурцы на брезентовом поле...», на втором — те же «огурцы», но в другом темпе, а на третьем — «Я — африканский жираф»! Парень держал три слоя защиты против щупачей! Совсем как в той книжке про Стаю и ведущего ее Воина-щупача. Выходит, и здесь есть свои спецы! Так что надо держать ухо востро! Хорошо хоть, что сканнер считывает весь мозг в целом, и лишь потом копается в информации.

Розовый тем временем сбросил с себя всю одежду и предстал перед Игорьком во всей красоте своего обнаженного мускулистого тела. И Игорь рискнул. Сбросив свои нехитрые шмотки, он слился в страстных объятиях, впившись поцелуем во влажные губы мужчины. Горячие токи любви пробежали между ними, и руки парня скользили по спине Командора, а тот лишь изображал страстные чувства, проникая все глубже в мозги оппонента. А затем Кирилл не выдержал и вонзился в Игоря сзади, но входил нежно и осторожно, чтобы оставить лишь приятные воспоминания, чтобы эта встреча не стала б последней. И в момент, когда оргазм сотряс могучее тело и струя спермы ринулась в прямую кишку, полетели к чертям все защиты.

А потом они долго еще нежились в постели, и Игорь рассовывал по уголкам своей памяти адреса и телефоны двоих заинтересовавших его Больших Парней. Они были не главные в Конторе, подчиненной Синдикату, но именно они, разделяя с Шефом его увлечения, присутствовали тогда на даче. Третий же уже погиб в перестрелке, претендуя на трон Крестного.

И на следующую же ночь Большой Парень вместе со всем экскортом своих телохранителей сгинул в небытие от гранаты, смонтированной в пивной баночке и брошеной твердой рукой в окно его квартиры. Единственное, что смущало расследовавших это происшествие — так это то, что квартира была на девятом этаже двенадцатиэтажного дома и добраться туда по отвесной стене было для человека абсолютно невозможно. Насекомые, разумеется, в счет не брались...

— Остался один, — сказал Игорек, — Завтра.

— Последнего не трогать, он — мой! — сказал Науруз, и я впервые увидел в его глазах холод стали.

Я до сих пор не знаю, где ему удалось добыть осла, но страдания насильника были ужасны — задница Большого Парня, несмотря на всю его крутизну, не выдержала напора и ослиных размеров, лопнув вдоль и поперек и навсегда испортив дорогой персидский ковер.

Осел был счастлив, но никак не мог взять в толк, отчего же это партнер внезапно затих и больше не подает признаков жизни.

А затем мафия нанесла контрудар. Быстро-таки работали ребятки. Науруза схватили прямо на улице, Игорька — в трамвае. Меня с Лешкой может быть и не тронули б, но мы ринулись спасать друзей — и...

И нас заперли в темном подвале каземата за двойными бронированными дверями. Всех четверых. Идиоты! Впрочем, они мало что знали о нас, и это наверняка извиняет их изумительную беспечность!

Скинув одежду и устроив из нее импровизированное ложе, мы слились в крепких объятьях любви, отдав главенство нашему Командору.

Нас даже не били, решив сломить сперва морально, а затем уже придумать нам мучения покруче, так что даже боль не мешала нашей игре.

Мои пальцы скользили по рельефу живота и груди Науруза, а чьи-то невидимые в темноте руки уже обнимали меня. Кажется, это был Игорек. А Лешенька ерошил мои волнистые волосы, цепляя мизинчиком верхние края ушей. Мы возбуждались, и вскоре горячие наши тела слились воедино, Игорь сосал у меня, я вцепился губами в Лешкин возбужденный орган любви, а Науруз вонзился в меня сзади, и как в самый первый раз, по мне пронеслись небесные токи, а чувствительные волоски внутри попки трепетали, качаясь в такт движениям Науруза. И в этот момент, глотнув горячую сперму Алешки, я выстрелил своей струей в Игорька, ощутив затрепетавший в извержении член Науруза. И молнии нашей страсти, пройдя сквозь меня, низверглись в нашего Командора, а оттуда, словно направленные гигантской линзой, ударили в пол.

И престарелое Пространство не выдержало атаки юности, раздвинувшись и пропуская вперед. И дивный хоровод Вселенной закружил нас, унося все дальше и дальше от угрюмых серых стен темницы.

Но вот верчение прекратилось, и мы понеслись в бесконечность.

— Куда?

— В Преисподнюю!

 

5

— Ох!

В Аду пылала Гражданская война, и правительство Рая объявило о срочной эвакуации с райской базы «Большой Провал» семей Ограниченного контингента. Городской же штаб миротворцев был давно взорван и разгромлен, и на вопрос «Где найти Агаттияра?» просто некому было ответить.

Зато Йуругу нашелся мгновенно. Один из лидеров Повстанцев, он сам вышел на нас и пригласил к себе в гости. Там же оказался и Яшар — лучший снайпер Повстанцев, который бил очередями из автомата, но каждая пуля попадала в свою цель. Сотня Лучников во главе с Кефалом образовывала Тихий Отряд, способный снять часового или перебить целую дивизию, не издав при этом ни звука. Даже тетива их луков не свистела. А стрелы не знали промаха, огненными молниями вонзаясь в жертвы.

Артемидий в войне не участвовал — у него родился сын, и он вместе с женушкой воспитывал подрастающее чадо. Время в Аду текло-таки иначе, чем у нас, и за два наших года здесь минул двенадцатый год, и сын Артемидия был уже красивым мальчиком лет десяти, внешностью — копия папочки в молодые годы.

Демоны тоже в войну не ввязались: мое заклинание еще не утратило силы, и все они по-прежнему стояли нетленными скульптурами на Нижних Ярусах, безразличные к судьбе своих земель, а заодно — и ко всему в этом тленном и нетленном мирах. Они умели ждать...

— Эх, Мессир, ну кто ты теперь — мальчишка без власти, — сочувственно качал головой Йуругу, обращаясь к Леше.

— Но я счастлив, — ответил Алексей, — К чему мне безмерная Власть? Правда, небольшая помощь не помешала бы...

— Вот видишь... А что стряслось-то?

И мы с Игорьком и Наурузом, перебивая Лешку и друг друга, рассказали престарелому профессору все, что случилось. Конечно, был риск, что профессор станет на сторону своих старых соратников, но он не простил-таки ошибки своих телохранителей, и поэтому судьба мафии на Земле была, кажется, предрешена. Ну, если и не всей, то по крайней мере — перебежавшей нам дорогу.

— Здесь война подождет — это надолго... А вот у вас... Только перед тем, как вернуться к себе, загляните в гости к андрогинам. Как пророк вам советую. И еще. Командор, ни в коем случае не упусти пуговицу! Она тебе еще жизнь сохранит. Хотя и не очень приятным для меня методом... Отправляйтесь, а о нас не беспокойтесь: своего момента мы не упустим,и, повернувшись к Леше, добавил: — Мы услышим, когда будем ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужны тебе, Мессир, — и жестом руки распахнул Врата к андрогинам.

Планета андрогинов встретила нас все тем же ласковым летом. Приятно было отдохнуть здесь пару деньков, на мгновенье забыв обо всех наших горестях и проблемах.

Лешка тут же ускакал в игровые секс-автоматы, откуда вернулся с новым призом — вибратором из вращающихся жемчужинок. Вибратор не просто вертел свои жемчужинки по замысловатым траекториям, но и негромко наигрывал разные мелодии, подстраиваясь под настроение хозяина. К вибратору прилагался чехол из белой кожи, удобно крепящийся к брючному ремню двумя карабинчиками.

Мы встретились с родителями Агатти и рассказали им о дальнейшей, загробной судьбе их чада. Хотя и умолчали о войне в Аду. Но карьера Ангела явно успокоила родителей и, может, теперь по вечерам меньше слез орошает их щеки...

А затем мы вернулись домой.

Лучшая защита — нападение. И, следуя совету Йуругу, мы начали поднимать панику. Звонки по телефонам, которыми щедро поделился с нами профессор, кодовые слова — и невероятнейшие приказы. Выжевывание маковых плантаций жвалами ракопаука (опий подействовал на беднягу, как возбудитель, и охранники плантаций испытали незабываемые впечатления). А затем началась охота. Как поймать мафиози? Вернее, как найти то неуловимое, что отделяет, отличает его от остальных людей? И Джонни бегал по городу, выискивая то по запаху оружия, то наркотиков. Но в первом случае он притаскивал ребят из погранвойск или войсковых патрулей, которых много расплодилось теперь на наших улицах, а во втором — ни о чем не подозревающих наркоманов и даже врача, пытавшегося уколоть морфий больному.

В-общем, поиск мафиози по запаху с треском провалился. Хорошо хоть, что никто не верил россказням пострадавших о страшном чудовище и его хозяевах...

Никто? Широкая машина западного образца вынырнула из темноты и, слепя всеми своими фарами и подвесками, ринулась на нас. Переулок узенький — ни отпрыгнуть, ни увернуться. И не убежать. Мы поняли только одно — на нас летит смерть. И когда мы уже инстинктивно сжались, ожидая удара, странный звон и грохот рассыпался вокруг. Мы открыли глаза и увидели, что лимузин превратился в груду металлолома, рассыпающуюся по тротуару и замершую у наших ног. Голубовато-зеленоватый туман струился из-под смятого капота, сменяясь первыми язычками огня. Мы кинулись подальше отсюда, и вскоре взрыв за нашей спиной подтолкнул нас к выходу из переулка.

А затем какое-то такси врезалось при нас в столб светофора и из него вывалился оглушенный автоматчик.

Рефрижератор ни с того ни с сего раскололся посреди кузова и оттуда выкатилась так и не взорвавшаяся бомба...

Все это было как в дурном сне, но, похоже, пугало не только нас, но и тех, чьи планы раз за разом срывались.

А потом нас пленили. На этот раз они решили не рисковать и сразу же поставили нас к стенке. Тупые зрачки смерти — автоматные дула — впились в нас, щелкнули затворы, а затем... Сухие щелчки. Руки судорожно дернулись к затворам — но те не шевельнулись, намертво врастя в корпус. А затем приклады и стволы осыпались с автоматов, как сухие листья. А Игорь, нагнетая ситуацию, принялся «по-магическому» вращать глазами, «работая на публику». И это сработало. Паника. Ужас. Вопль. Бег...

О «черной четверке» поползли легенды. И уже не мы боялись, а нас. Власть — она опьяняет. Но нам было не до того. Добившись невероятного, мы не захотели остановиться.

Все новые Большие Парни искали расположения юных чернокнижников. Но нашлись и те, кто не желал терять ни грамма прежней власти. Назревала война.

Тем временем в музыкальном трофейном фаллосе обнаружился пассажир. Догадались? Разумеется, наш старый знакомый, чьи уши-копии я до сих пор не снимал со своей настольной лампы. Гремлин!

Когда он выбрался проветриться, мы как раз обсуждали случай с расстрелом.

— Делов-то, — донеслось со стола, — а что по-вашему, автомат — не техника?

— Гремлин?!

— А кто же еще.

— Так это твоя помощь?

— А что, по-вашему, автомат сложнее автомобиля, которым вас пытались задавить? Или я в него не влезу?..

— А с чего это вдруг такие знаки почтения?

— Йуругу лучше спросите! Или уши, что на лампе висят по закону подобия...

Мы прихватили гремлина, когда пошли на встречу с новым Крестным Отцом. Он сам нас призвал, и мы гадали, что же он нам приготовил. По-крайней мере, оружие нам не угрожало.

— Ну-с, молодые люди, меня очень огорчает, что мы с вами не по одну сторону баррикад. И я думаю... У вас есть домашнее животное?

— Имеется, — рассеянно хмыкнул Игорек.

— Так вот, вы, надеюсь, не очень испугаетесь, если однажды утром найдете в своей постели... Нет, не все животное, а, скажем, его голову...

— Испугаемся? Скорее, мы найдем там голову того, кто попытается осуществить эту бредовую идею.

— А, ваше знаменитое чудовище... А если голову кого-то из родных?

— А вот тогда мы достаточно рассердимся, чтобы перестать шутить, как до этого, и заняться вами всерьез.

— Ах, какие ж мы гроз... Так все до этого было просто шутками?! Десятки моих лучших парней... Хорошо, что вы не успеете сделать ничего всерьез. Не дергайтесь. Я давно понял ваши принципы: у вас на службе гремлин или отряд гремлинов. Поэтому-то вас и нельзя было убрать. Но даже все гремлины мира не сделают ничего против ножа или меча. Ибо это — не техника. Вот досада...

Ширмы и занавесы комнаты внезапно распахнулись, и за ними оказались мечники с обоюдоострыми полутораручниками наготове.

— И не пытайтесь улизнуть, все равно ничего не выйдет, — продолжил Шеф. — Стены, потолок и пол этой комнаты покрыты знаками, поглощающими тантрические волны и энергии. Так что отсюда выхода нет. Игра окончена, Черная четверка!

— Да нет, она только начинается! — раздалось со стороны, и вдруг стена покрылась голубой рябью, и сквозь эту зыбкую преграду в комнату ворвался Яшар верхом на шакале. Автомат строчил, не умолкая, и мечники падали, хватая ртом воздух. Но они не были дилетантами, и выбрав наиболее опасного противника, уцелевшие нанесли удар. Мечи прошли сквозь автоматчика, не причинив ни малейшего вреда адскому призраку. А призрак вдруг крикнул нам: — Ребята, зажать носы и не дышать тридцать секунд! Ловите кайф!

И в толпу мечников полетел небольшой черный камень, тут же рассыпавшийся заклубившейся пылью. Как безумные, мечники кинулись друг на друга, нанося удары и отражая атаки недавних сотоварищей. За двадцать секунд пыль исчезла, но битва гремела минут пять, и ей позавидовал бы любой Колизей. А затем Яшар добил одиночным выстрелом последнего гладиатора и повернулся к Крестному.

— Не говори, что мудр — встретишь более мудрого... ВАША игра окончена, сударь...

— И все же перед моей смертью ответь мне на один вопрос — что это за камень? — как-то блекло и отстраненно спросил проигравший.

— Осколок Камня Язона. Помните миф про аргонавтов? Так это не миф...

— Но откуда вы узнали все наши связи и слабости?

— А это уже второй вопрос.

— Но я на него отвечу. Без слов, — сказал вдруг шакал и принял человеческий облик.

— Йуругу?! — в голосе Крестного звучал неподдельный, животный ужас.

— Я вижу, узнал. И понял, что я за тобой. Тогда ты был помельче, но все такое же дерьмо. Хотя и хитер, не спорю. Кстати, ты зря жмешь кнопку вызова под столом: когда в комнате гремлин — это пустая трата времени. Помощи тебе не видать... А ты помнишь, кто вытащил тебя из уличного дерьма и дал тебе связи? Все думаю — не лучше ль было б, если бы я тогда не с предложением к тебе подошел, а побил бы, просто побил, как ты того и опасался. По крайней мере, одним мерзавцем наверху было б меньше... Но это ведь не поздно и исправить. А? Ты мечтал увидеть меня на коленях? Смотри... — Йуругу упал на колени, преображаясь, и через секунду шакальи челюсти сомкнулись на холеном горле Отца Синдиката...

— Яшар, а почему ты верхом на Йуругу? Для пущего эффекта?

— Да нет, просто профессор — единственный, кто умеет преодолеть Барьер между Адом и вами.

— Но и эффект был потрясный.

...Дольше всего спорили с Романом. Он не сделал нам ничего плохого, и поэтому не хотелось применять силу. Но режиссерская страсть была у него столь велика, что он даже не испугался Яшара, пришедшего с нами, хотя слухи об этом «обнаженном остроухом нацмене, разъезжающем верхом на шакале и перебившим половину боевых группировок» были свежи и конкретны. И отпускать нашего друга из съемочной группы он наотрез отказался.

— Науруз был приглашен, как звезда, за свои особые данные. Найдите кого-нибудь, кто превзойдет его — и я тут же отпущу Вашего друга на все четыре стороны без малейших претензий...

— Найти? Ловлю Вас на слове, Роман, — и тут на глазах изумленного режиссера старичок стал на четвереньки и серая шерсть рванулась сквозь его кожу. Шакал огляделся, улыбнулся профессорской улыбкой Роману и прыгнул сквозь стену. Голубые расходящиеся круги с золотыми искрами рябью пронеслись по обоям, но не успел Роман еще прийти в себя, как Йуругу вернулся назад. И не один. Верхом на нем сидел смеющийся красивый мальчик, красивейший из всех, кого видели на Земле. Роман потерял дар речи, разглядывая Артемидия-младшего, а когда тот продемонстрировал «владение луком»...

Правда, Роману не повезло: расторгнув договор с Нау и заключив контракт с юным лучником, он еще не знал, что ждет его впереди. Горячий в сексе мальчишка с поражавшим воображение членом, в возбужденном состоянии возвышающимся над головой, абсолютно не запечатлялся на фото и видеопленке. Что, впрочем, не удивительно для обитателя потустороннего мира.

Роман в отчаянии бежал за рубеж. Впрочем, этому способствовало и то, что наша война разворошила мафио-осиное гнездо и фильмы никто не дотировал. А без денег это, увы, не делается, на одном голом энтузиазме голых мальчиков не снимешь...

...Однажды на заброшенном складе одной из группировок среди героинов, кокаинов и прочих «инов» мы нашли удивительный порошок — мафиин.

«— И по закону подобия, воздействуя на часть, ты повлияешь на целое, преобразуя его по своему усмотрению,» — вспомнились слова Йуругу.

Пуговица на шнурке выжидательно звякнула.

«— Пуговица может выполнить любое желание, если это не желание перерождения или гибели живого существа. Над неодушевленными предметами ее власть безгранична. Стоит лишь дать ей энергию... вы знаете, каким методом,» — продолжал звучать голос профессора. Ну что ж, похоже, он не ошибся, когда предсказал, что метод наш будет ему не очень-то и приятен...

И мы занялись любовью прямо здесь, на складе. Сперва, сложив в пирамиду все найденные здесь пачки мафиина, мы украсили вершину кучи-конуса, положив на ее вершину Пуговицу-амулет. А затем заплясали вокруг импровизированного алтаря неведомый ритуальный танец, сбрасывая на ходу с себя одежду. Языческие пляски перешли в плавный хоровод, и тепло наших касаний растеклось по всему телу. Сомкнув руки, мы словно замкнули огромную цепь, пустив по ней токи любви. Никогда мы еще не любили так сильно. Возбуждала мрачноватая обстановка полуразбитого склада, диковинность нашей цели и сам алтарь из полумифического порошка, увенчанный святыней звезд. Все уже круг, и вот уже пальцы рук гладят плечи, а горячие бедра порою касаются друг друга, вызывая сладостный озноб. Колышутся в такт движениям воспрявшие Часовые Любви, готовые слиться с любящей плотью. И слияние не заставило себя ждать. Дрожащие кожаные колы вонзались между пылающих ягодиц, проникая в упругие недра, а руки ласкали бедра и живот. Мы по-собачьи сливались воедино, запрыгивая друг на друга, постанывая и качая бедрами. Ноги сами расходились а попки приподнимались, чтобы не упустить ни миллиметра вонзающейся плоти. Целуясь и ласкаясь, мы сверкали в сумраке легкими молниями, и вот уже воздух наполнился ароматом грозы. Но молнии, вырвавшиеся из нас, ударились не в Барьер пространства, а огненными клинками впились в медную пуговицу, и она вспыхнула, как ослепительное маленькое солнышко. И тут же Игорь сказал Слова...

Антимафиин! Что может быть банальней. Весь мафиин по всей Земле вмиг стал своей противоположностью! Но разве мы могли представить все, что из этого выйдет!

«Полицейские участки буквально захлестнула волна мафиози, требующая принять их на работу в полицию. Полиция не рискует принять их в свои ряды, опасаясь, что будет обвинена в слиянии с организованной преступностью,» — звучало с экранов.

«Затяжная война внутри мафии!», «Самоистребление гопников! В чем причина?», «Развал партправительства», — сенсационные, но вскоре ставшие привычными заголовки в газетах, со временем перекочевавшие с передовиц в колонки информации. Спустя месяц от мафии не осталось и следа. А заодно — и от всем надоевших правительств, которые хоть и называли за глаза «Партмафией», но только теперь убедились, насколько же это было недалеко от истины.

Исчезли многие глупейшие запреты, и появились уже первые законные крутоэротические киностудии. И ничего — небо не упало на землю, а люди не стали злее и извращеннее. Просто теперь не надо было трусливо таиться, опасаясь властей и чиновничества.

Исчезли запреты на профессии, выбрасывавшие за борт жизни тысячи тысяч людей. И новые, свежие силы влились, разгоняя застой в медицине и педагогике, военных и морских силах и далее, далее... далее...

А затем все газеты нашей странной страны облетело фото Игорька и Науруза, счастливых и улыбающихся. Но снимок этот не имел ни малейшего отношения к нашей войне с мафией. Это было свадебное фото. Так впервые в стране соцлагеря свершился однополый брак. И благословил его не только ЗАГС, но и церковь (похоже, это был единственный способ батюшке избавиться от нашествия призраков в Храм Божий и не потерять паству, тем более, что Говорящий Шакал именно это условием и поставил).

А когда Лешка принялся благодарить Йуругу, старый японец-оборотень только улыбнулся, сказав:

— Не стоит благодарности. Мы по-прежнему — твоя Гвардия, и твои друзья — наши друзья, Мессир. Тем более что это было просто забавно...

А Союз Свободных Сексменьшинств России подарил новобрачным видеокассету «MEGA-BOYS» студии «Геро-фильм» из Дюссельдорфа. И когда на обложке мы прочли:

«GUFO. REGIE: ROMAN HYSEK. THEATER BOYS. STARRING: CHARLES, STEVE, CLARK, JONNY, ROY, TIM, PAUL.», то поняли, что Роман неплохо устроился на крупнейшей студии запада, обеспечив себе «входной билет» своими ранними работами, и за судьбу его волноваться не стоило.

А среди ребят на обложке смеялся юный Науруз с накладной родинкой...

На этом-то все и завершилось. Ибо с уходом последнего, третьего Талисмана, ушло и наше безмятежное детство. А кому интересны наши нынешние взрослые проблемы...

И все-таки хорошо получилось с антимафиином! Так что теперь на нашей грани мафии нет.

А если Вы читаете эту книгу, но мафия в Вашем мире не вымерла — значит, мое творчество попало в параллельный мир, в котором Вы и живете.

Аминь!

Орияна, 1-28 августа 1994 года

Так где же ваш труп, мистер КОН?