«Могла ли Кристина стать причиной нападения братков? Пожалуй, нет. Хотя, кто знает? А Есин? Вдруг ему стало что-то известно? Нет. Этот трусоват для того, чтобы пойти на убийство. Но знать какую-то информацию может», — рассуждал, лёжа в кровати, Иванов. Он раз за разом восстанавливал в памяти всё произошедшее на остановке, стараясь не пропустить мелочей. И, рассматривая события с разных сторон, приходил к выводу, что, не окажись у него в кармане ножа, лежать бы ему сейчас в земле вместо тех троих. «Почему они напали на остановке? — недоумевал Иванов. — Где искать Хасана?» И вдруг он подумал, что разузнать о Хасане может и Лариса. Возможно, что она его даже лично знает. Ну конечно, если Хасан из братвы, то Лариса должна его знать. Иванов удивился — почему не подумал об этом раньше. Как он мог упустить из виду эту женщину?! А ведь её угрозы в свой адрес он воспринял как шутку и уже почти не помнил о них. А если это её рук дело? При таком варианте надо аккуратно всё расставить на свои места, прежде чем докладывать Быстрову.

Иванов решил, не теряя времени, позвонить Ларисе. Он встал, стараясь никого не разбудить, достал свой сотовый телефон, осторожно вышел на кухню, плотно прикрыв за собой дверь, и набрал знакомый номер. На другом конце провода трубку не снимали, казалось, целую вечность. Наконец Иванов услышал знакомые интонации сонного голоса:

— Да. Слушаю…

Это была она. Иванов молчал, глядя через окно в ночь.

— Алло. Я слушаю вас!

Иванов молчал, размышляя о том, могла ли эта женщина, чей далекий голос слышался в трубке, желать ему смерти?

— Кто это? — прозвучало более настойчиво.

Иванов постарался представить выражение лица Ларисы в эту минуту: заспанное, без косметики, возможно злое и удивленное — такая картина не вызывала позитивных ассоциаций.

— Да говорите же! — в голосе послышались нотки разждражения. — Что за дурацкие шутки посреди ночи? Говорите, или я кладу трубку.

Иванов переборол в себе огромное желание начать разговор. Но сдержался. Рано. Он ещё не вывел для себя степень участия Ларисы в этом деле. Хотя возможно женщина уже знает о нападении на него, а возможно и знает заказчика. Но может быть, это и не так.

Не приняв никакого решения Иванов отошёл от окна и опустился на стул.

— Это не смешно… — зло произнёс женский голос, и послышались короткие гудки.

«Надо начинать с неё», — твёрдо сказал себе Иванов.

Он медленно опустил трубку и отключил телефон. Теперь Иванов знал, что будет делать. Поэтому почувствовал себя гораздо увереннее. Посидев ещё немного на кухне, он отправился в постель. Стараясь не разбудить жену и дочь, Иванов осторожно лёг и натянул на себя одеяло.

Не спалось. Он лежал с открытыми глазами и думал о Ларисе. Пять месяцев назад в ресторане их познакомил Есин, представив Иванова подошедшей к столику яркой стройной блондинке. Двое мужчин в строгих костюмах галантно поднялись, а Есин поцеловал женщине руку.

— Лариса, — просто сказала белокурая красавица, с отрепетированной жеманностью протянув и Иванову руку для поцелуя, оценив нового знакомого взглядом. Цвета её глаз под длинными ресницами он не успел рассмотреть. Блондинка в обтягивающем платье не задержалась у их столика и отошла, сексуально покачивая бёдрами. Иванов, отметив про себя прекрасно сложенную фигуру новой знакомой, поинтересовался у Есина:

— А это кто?

— Мой партнёр по бизнесу, — самодовольно ответил тот, усаживаясь за столик.

Через неделю Иванов уже знал от шефа про Ларису всё, что знали и остальные. Кроме сведений о её сексуальных приключениях, он узнал, что эту волевую особу, обладающую мужской хваткой в бизнесе и жёстким стилем руководства, подчиненные между собой называют «Белой Акулой». Ларисе недавно перевалило за тридцать пять, выглядела она лет на семь моложе, имела высшее экономическое образование, кучу «крутых» любовников и, как сама говорила, полную финансовую независимость от мужчин. Она два раза официально успела побывать замужем за «шишками» от столичного бизнеса. Детей они ей не оставили, зато «упаковали на все сто»: она имела одну большую квартиру в центре города и другую — в Москве на набережной, автомобиль «BMW» последней модели, хорошие связи и многое другое, необходимое, по её расчетам, в жизни для такой женщины, как она. Естественно, что мужчин Лариса выбирала сама, тем более что папа с мамой оставили ей в наследство сексуальную внешность. Поговаривали, что среди её любовников есть и состоятельные иностранцы.

Иванов не мог понять, по каким таким критериям Лариса выбрала его среди более богатых и успешных мужчин? Вскоре после той первой их встречи состоялась вторая. На одном из корпоративных вечеров в лучшем ресторане города Лариса подошла и сама пригласила Иванова на танец. Он бы сам не рискнул пригласить такую женщину. Это польстило его самолюбию, так как на них смотрел весь менеджерский состав фирмы. Иванов видел по глазам, что многие присутствующие мужчины в этот момент хотели бы оказаться на его месте. Отдаваясь безотчётному порыву с лёгкой примесью алкоголя, Иванов крепче, чем нужно, прижал партнёршу к себе. Она не сопротивлялась и поддалась всем телом, и Иванов ощутил упругость немаленькой груди. Стараясь не сбиться с ритма музыки, он с волнением всё сильнее прижимал сильное горячее тело партнёрши. Она, отдаваясь танцу, полуопустив ресницы, смотрела в сторону, но чутко улавливала каждое движение партнёра. Потом они танцевали ещё, потому что Иванов, набравшись смелости, не отпустил её от себя. В тот вечер эффектная блондинка с фигурой Софи Лорен разбудила в Иванове мужские чувства. Но не более того.

В конце вечеринки они разошлись в разные стороны. Ларису при выходе сразу окружили мужчины. Иванов думал о ней только один вечер. После он даже затруднялся ответить на вопрос, какого цвета её глаза, потому что не запомнил ничего, кроме соблазнительной стройной фигуры, упругого горячего тела и ярких белых волос.

А вот Лариса, видимо, серьёзно «запала» на выбранного ею партнера. При следующей их встрече в офисе яркая блондинка недвусмысленно намекнула, что он достоин большего. Он попытался расставить все точки в их отношениях, но она даже не приняла в расчёт предупреждение Иванова о жене, которой он не намерен изменять.

Шли дни. Лариса звонила сама, заходила в офис в рабочее время, стараясь увидеть Иванова. Но тот, оставаясь предельно вежливым, вёл себя с ней подчёркнуто нейтрально. Она улыбалась и шутливо намекала, что он никуда не денется. Видимо его неприступность только раззадоривала женщину. В начале намёкам Ларисы Иванов не придал должного значения. Но, как показали дальнейшие события, совершенно напрасно. Неожиданно изменилась штатная структура фирмы, и рядом с кабинетом Есина появился кабинет Ларисы. И хотя Валерий Петрович оставался прямым начальником, Иванову теперь пришлось подчиняться по работе и Ларисе тоже, встречаясь с ней чуть ли не каждый день. А блондинка не упускала при случае возможности пригласить Иванова на обед или деловой ужин. Отказаться ему не позволяла элементарная вежливость и субординация — по должности Лариса стояла несколькими ступенями выше Иванова на иерархической лестнице компании. И, если быть до конца откровенным, его мужское начало, преодолевая все запреты, выстроенные волей и сознанием, тянулось к этой женщине. И он шёл с ней в ресторан, гулял по городу, посещал выставки и модные салоны, часто ловя на себе завистливые взгляды мужчин и чувствуя, как предательски ликует его самолюбие. Но как бы ни была внешне красивой Лариса, её эгоизм, вечный расчёт и отсутствие элементарной человеческой доброты быстро утомляли Иванова. «Наверное, пора подводить итоговую черту под нашими недоразвитыми отношениями», — стал подумывать Иванов через три месяца их знакомства.

Как раз в это время по заданию Есина Иванов должен был сопровождать Ларису в деловой поездке в столицу, исполняя одновременно обязанности помощника, водителя и охранника. Иванов решил не откладывать предстоящий разговор в долгий ящик.

Доставив свою начальницу к одному из офисных зданий на окраине Москвы, Иванов получил свободных полдня в своё распоряжение. Он потратил это время не зря: побывал на экскурсии в Историческом музее, пообедал в одном из кафе в ГУМе и там же посетил кинозал.

Вечером, по желанию начальницы, они с Ивановым поехали в Малый Академический театр. Билеты оказались у Ларисы на руках. Показывая их Иванову, белокурая красавица выглядела весёлой и возбуждённой.

— Такую операцию провернули! — бросила она в машине на его недоумённый взгляд. — Имеем право расслабиться! Хочу в театр!

«В театре я не был давно», — подумал Иванов и, показав поворот, нажал на газ.

И только там — в зале театра, при ярком свете ламп, он смог, наконец, как следует разглядеть цвет глаз своей спутницы: больше желтые, чем карие глаза поразили его своей холодностью. «Глаза змеи», — подумал Иванов.

После начала спектакля Лариса нашла руку Иванова и положила себе на колено, накрыв ладонью. Так они просидели до антракта. Во время второго действия Лариса прижималась к плечу Иванова упругой грудью, и он всем телом чувствовал малейшие переживания соседки по ходу происходящего на сцене.

Уже глубокой ночью они возвращались в свой город. Лариса сама вела машину и всю дорогу жарко комментировала просмотренную пьесу про любовь. Иванов, откинувшись на спинку переднего пассажирского кресла, молчал. Спектакль ему не понравился. Ещё больше ему не нравилось бабское щебетание начальницы, мешавшее собраться с мыслями и сосредоточиться на предстоящем серьёзном разговоре.

«BMW» оставили на охраняемой стоянке недалеко от дома Ларисы и решили пройтись. Проводив спутницу до подъезда, в ответ на её настойчивые предложения зайти «попить чайку», Иванов начал издалека:

— Знаешь, Лора, еще три года назад я мечтал встретить такую женщину, как ты: красивую, умную, богатую и сексуальную…

— А ты женись на мне, милый! — перебила женщина, бесцеремонно прижимая Иванова к себе и, с нескрываемым желанием, жадно заглядывая ему в глаза. — Я буду очень верной женой! Сашка, я от тебя с ума схожу! Ну что ты сейчас имеешь? По сути — ничего. А у меня будешь «как сыр в масле кататься»! Я тебе иномарку куплю. Крутую. Круче моей. Хочешь? И работать тебе не нужно будет. Деньги у меня есть. Много! А хочешь, уедем куда-нибудь навсегда? Хочешь за границу? Хочешь, куплю тебе там дом? Яхту? Ну, что ты молчишь? Ответь же!

— Не хочу… — покачал головой Иванов.

— А этой твоей дурочке Ленке незаслуженно повезло!.. — зло прошипела Лариса, отталкивая Иванова и отводя холодный взгляд.

— Всего хорошего! До завтра! — Иванов едва подавил в себе вспыхнувший острый приступ гнева и неприязни к навязчивой коллеге, которая так, походя, позволила себе неуважительно отозваться о его жене. Он уже повернулся, чтобы уйти.

— Саша, — позвала она. Иванов обернулся.

— Запомни: двери этого дома для тебя открыты всегда! — печально улыбнулась Лариса. Она стояла в расстёгнутом длинном плаще возле раскрытой двери на пороге высокого подъезда. Короткое платье не скрывало красоты стройных ног, рассыпавшиеся по плечам пышными волнами яркие белые волосы делали её похожей на древнегреческую богиню.

«Чёрт… Красивая баба! Но час от часу не легче! Вот привязалась!..» — подумал он и изобразил на лице подобие улыбки. Она приветливо помахала ему рукой.

На следующий день ближе к вечеру Лариса приехала в офис и вызвала Иванова в свой кабинет. О вчерашнем разговоре она не обмолвилась ни намёком.

— Дело есть. Подруга у меня… — официальным тоном произнесла из-за своего рабочего стола Лариса, когда Иванов вошёл и поздоровался. Она жестом пригласила его присесть напротив. — Она работает в одной уважаемой организации. Нужно срочно отвезти ей домой эти документы. — Лариса указала на толстую папку с бумагами на столе. — Имей в виду: документы очень важные. И знать об этом никому не обязательно. Сама сейчас отвезти не могу — дел по горло! Поедешь ты. Адрес прикреплен к папке. Там же имя, фамилия и телефон. Отвези прямо сейчас.

— И всё? — удивился Иванов. — Для таких заданий есть курьеры или водители, в конце концов.

— Ты не понял? — повысила голос Лариса. — Я и так сказала тебе больше, чем нужно! Отвезёшь и всё! И не очень рассчитывай на гостеприимство. Передашь документы и свободен!

— Можно исполнять? — поднялся Иванов. Его самолюбие было задето.

— Иди, — сухо сказала Лариса.

Заканчивался тёплый августовский день. После окончания рабочего времени не прошло и часа, а прохожие на улице встречались редко. «Пятница, конец недели. Может, все на дачах или на природе?» — подумал Иванов, сидя за рулём и читая проплывающие за окном названия улиц и номера домов. Вот и тот самый адрес.

Оставив машину возле соседнего дома, Иванов осмотрелся и медленно направился в сторону строения с нужным номером. Прежде чем войти в высокий подъезд, Иванов немного покружил у соседних домов, оглядывая двор и примечая каждую мелочь. Ему очень не понравился состоявшийся разговор с Ларисой. «Почему не поехала сама? Дела? А может, это проверка?» — подумал Иванов. О подобных методах проверок сотрудников в фирмах он был наслышан. Здесь мог скрываться какой-то подвох. Не заметив ничего подозрительного, Иванов открыл дверь подъезда и поднялся по широкой лестнице на третий этаж. После двух коротких звонков, не заставив себя долго ждать, массивную широкую дверь открыла внешне эффектная невысокая женщина в спортивном костюме с ладной фигурой. Трудно было сразу определить её возраст, но на первый взгляд Иванов оценил, что незнакомка с короткой стрижкой тёмных волос чуть старше его самого.

— Вы — Юля? Красовская? — улыбнувшись неожиданно приятному началу встречи, спросил он, и стал бесцеремонно разглядывать незнакомку.

— Юлия Сергеевна, — строгим голосом уточнила молодая женщина, выдержав оценивающий взгляд нежданного гостя. — Вы ко мне?

Иванов, вспомнив, зачем пришёл, представился и назвал приславшую его начальницу по имени и фамилии.

— И какое у Вас дело? — стоя на пороге, женщина с интересом смотрела на незнакомого мужчину сквозь тонкую оправу очков, будто не понимая, о чём идёт речь.

— Разговор не двух минут, — Иванов не отрывал взгляда от её глаз. Уходить ему не хотелось. — Я же сказал: Вам привет от Ларисы Павловны. И вот эту папочку велено передать лично. Лариса сказала, что документы очень важные. Войти можно?

— Да, она звонила, — только после этих слов хозяйка, мельком взглянув на папку и чуть улыбнувшись краями красивых губ бесцеремонности незнакомца, пригласила его в квартиру.

— Вы пока пройдите в гостиную, — указала она рукой на открытую дверь в большую комнату и понизила голос, — у меня на кухне гость. Минут через пять я освобожусь — и поговорим.

— Не волнуйтесь, я не спешу, — галантно улыбнулся Иванов, не сводя глаз с заинтересовавшей его женщины. Её фигура под обтягивающим ярким спортивным костюмом ему очень нравилась. Хозяйка, бросив на гостя смешливый взгляд сквозь очки и понимающе улыбнувшись, лёгким шагом направилась на кухню.

Испытывая волнение от очарования хозяйки и ещё оттого, что он нарушает указания начальницы, Иванов прошёл в зал и остановился поражённый. Теперь уже первое впечатление от Юли Красовской и её квартиры можно было назвать более чем приятным. Просторная «сталинка» удивляла не только своими размерами, но и тем, что повсюду царили порядок и чистота. И пока хозяйка всей этой красоты с кем-то разговаривала и звенела посудой на кухне, Иванов успел осмотреть комнату. Редкая старинная мебель из красного дерева гармонировала с цветом обоев и гардинами на высоких окнах. Вместо ковров на стенах размещались картины с изображением каких-то неземных домов, улиц, замков. Иванов почти не разбирался в живописи и не мог судить об их истинной ценности, но и обстановка квартиры, и сами картины ему понравились. Однако наиболее сильное впечатление на Иванова произвели книги. Даже не названия и авторы, а их количество. Сквозь стекло огромного книжного шкафа во всю стену рядами от пола до самого потолка на Иванова смотрели сотни и сотни переплётов, хранящих человеческую мудрость и знания. В восхищении он застыл у такого великолепия. Тут были и художественные произведения, и книги по медицине, и историческая литература, и даже «Большая Советская Энциклопедия» в полном собрании томов от «А» до «Я». Встречались и очень старые переплёты. «Настоящее «дворянское гнездо»! — само собой пришло определение, — кладезь мудрости!».

— Ну вот. Все гости ушли. Кофе или чаю хотите? — на пороге зала стояла Юля. Занятый книгами, Иванов не услышал, как она появилась.

— Если честно, то я прямо с работы… — оторвавшись от осмотра, решил не скромничать Иванов. — Не откажусь. Однако, и библиотека у Вас! Вызывает восхищение!

— Так чай или кофе? — уточнила Юля.

«И голос у неё тоже красивый!» — подумал Иванов, разглядывая женщину.

— Пожалуй, кофе. Спасибо, — он открыто и искренне улыбнулся.

— Тогда подождите ещё пару минут. Я сейчас принесу. А Вы можете взять любую книгу и присаживайтесь пока за столик. Полистайте. Библиотека папина, — указав плавным движением руки на неширокий пухлый диван, хозяйка грациозно повернулась и вышла. Во всём её облике, в осанке, в том, как она поворачивала голову, чувствовались достоинство и внутренняя сила знающей себе цену женщины.

Юля вернулась быстро, неся в руках поднос с одной чашечкой кофе и печеньем.

— Так какое у Вас дело ко мне? — поинтересовалась хозяйка, подождав, пока Иванов допил кофе. Она сидела напротив, в спортивном костюме, подобрав стройные ноги на кресло. Теперь настала её очередь разглядывать настырного гостя.

— Вот эти документы надо было передать по назначению, — Иванов указал глазами на лежащую на диване возле него папку. Больше он ничего придумать не смог.

— Ну, передали. Что ещё? — она даже не пыталась сделать вид, что не понимает, почему он не уходит. «Умная женщина, — подумал Иванов. — Всё равно нужна какая-то причина, чтобы задержаться».

— И ещё я думаю, что для дальнейшей работы нам с Вами надо познакомиться, — нашелся он.

— Только и всего-то! — усмехнулась хозяйка, снимая очки. Она посмотрела на Иванова, чуть прищурившись, как смотрят близорукие люди. Её взгляд обезоруживал, глаза смеялись. «Господи! Какие красивые глаза!» — едва сдержался от восклицания Иванов.

— Я так понимаю, что Вы — Александр Иванов? Тот самый фаворит Ларисы? — поинтересовалась Юля.

— Я — фаворит? — искренне удивился Иванов. — У Вас неверные сведения.

— И кем же вы приходитесь Ларисе Павловне?

— Подчинённым, товарищем по работе — не более.

— А разве Лариса не сказала Вам, что заходить в квартиру не нужно? — напустив на себя показную серьёзность, спросила Юля.

— Не помню, — беззастенчиво соврал Иванов. Уходить ему всё ещё не хотелось.

— Ну что ж, раз Вы настаиваете, тогда давайте знакомиться, — снова улыбнулась хозяйка. — Как меня зовут — вы знаете. Где живу — тоже. Начните рассказывать о себе.

— Я Александр Иванов — Вы это тоже уже знаете. А с чего начать?

— Начните с того, как познакомились с Ларисой?

— Через Есина… Валерку, — сбивчиво начал говорить Иванов. — Вы такого знаете?

Юля, не отрывая от гостя глаз, чуть заметно кивнула.

— А с ним мы познакомились три года назад в госпитале…

— Вы служили в армии? — Казалось, что этот открывшийся факт заставил Юлю присмотреться к гостю внимательнее.

— Да, я офицер запаса. Пенсионер, — зачем-то уточнил Иванов.

— Такой молодой? — удивилась Юля.

— Я списан по ранению. — Иванов решил не говорить о контузии.

— И где Вас ранило?

— В Чечне. В девяносто пятом. Я был лётчиком…

— Вы лётчик? — неожиданно громко перебила Юля. На её лице не осталось и тени от улыбки. Она испытывающим взглядом смотрела в глаза, и Иванов ощутил, как этот взгляд пронизывает его до самых пяток. Ему с трудом удалось выдержать его. Затем, видимо, смутившись своей несдержанности, женщина опустила длинные ресницы. Повисла напряжённая пауза, которую нужно было чем-то заполнять. Иванов, вначале растерявшийся от такой бурной реакции, тихо произнёс:

— Был… Вертолётчиком. Но отвоевался…

— И где Вам пришлось воевать? — тоже тихо поинтересовалась Юля, поднимая красивые глаза.

— Афган, Чечня…

— Значит, Вы были и в Афганистане… — и, немного помолчав, спросила: — А в каком году?

— В восемьдесят седьмом. — Иванов понял, что эта женщина спрашивает его не из простого любопытства. Эта тема близка ей и почему-то волнует её.

— А кем Вы служили? — в мягком и располагающем голосе Юли послышались интонации опытной учительницы, которая может вести разговор с целой аудиторией в нужном ей русле. Иванов почувствовал, что за внешней грацией и красотой скрывается сильная волевая личность. Внимательно посмотрев на собеседницу и немного помолчав, он произнёс:

— В Афганистане я летал штурманом звена на вертолётах «Ми-8» — может, знаете?

— Знаю, — голос её зазвучал ниже. — Мой брат летал на таких. и погиб… в Афганистане.

Вот оно что! Скольких друзей и однокашников забрала та война, скольких хороших ребят вырвала из сердца! Сколько горя и скорби… Но прошло больше десяти лет. И после той первой войны была ещё и другая, более жестокая — чеченская война, принёсшая новое горе не в одну российскую семью. Но вот сейчас Иванов почувствовал, будто снова пахнул в висок жаркий ветер «Афганец» и знакомо сдавило грудь острое чувство невосполнимой потери не вернувшегося с боевого задания друга. А эта малознакомая женщина — сестра погибшего побратима — лётчика и товарища по оружию, вдруг сейчас в одно мгновение стала такой родной и близкой, что Иванову захотелось прикоснуться к ней, обнять, успокоить. Нервная дрожь холодной волной прошла от спины по всему телу, и чтобы не вздрогнуть, Иванов опустил глаза и крепко стиснул зубы. А Юля подняла полный надежды взгляд:

— Игорь Дикаленко, может, слышали?

Как хотелось Иванову, глядя в эти глаза, ответить: «Да! Конечно, слышал!», но солгать он не имел права.

— Нет… — разжав зубы, тяжело выдавил из себя Иванов и снова опустил взгляд. — Нет, не слышал.

Он мог бы назвать десятки имён погибших в Афганистане лётчиков, тех, кого знал лично, и ещё больше тех, с кем не был знаком, о которых только слышал или читал в сводках, но такой фамилии он не знал.

— Игорь погиб в восемьдесят шестом… — произнесла женщина и посмотрела куда-то через плечо Иванова. — Там на стене его фотография. Возле портрета родителей.

Иванов обернулся к нескольким снимкам на стене. Затем встал и подошёл, чтобы разглядеть лучше один из них, висевший рядом с искусно выполненным красками портретом самой хозяйки квартиры. С увеличенной чёрно-белой фотографии прямо на Иванова внимательно смотрели умные глаза молодого парня в лётной военной форме. Вглядываясь в красивое мужественное лицо, Иванов старался уловить хоть одну знакомую чёрточку. Но нет, он не знал этого человека.

— Это Игорь. — Молодая женщина неслышно подошла сзади, и Иванов ощутил спиной её дыхание.

— Нет, — почему-то почувствовав неуверенность, повернулся Иванов. — Я бы запомнил такое лицо… Вы похожи…

Юля оказалась слишком близко. Их взгляды встретились.

— Жаль, что я не знал Игоря, — стараясь сдерживать подступающее к горлу волнение, как можно спокойнее произнёс Иванов. — Но очень рад, что встретил Вас…

— А рядом портрет — это я в двадцать лет. Правда, похожа? — голос Юли зазвучал громче и повеселел. В глазах промелькнул потухший было огонёк.

Иванов поспешно согласился:

— Вы необыкновенно красивы…

Ещё раз взглянув на фотографию брата, Юля еле заметно кивнула головой в знак благодарности за комплимент и отошла, грациозным жестом пропуская Иванова к дивану.

— Большая у Вас квартира и красивая, — похвалил Иванов, усаживаясь обратно на своё место и стараясь найти подходящее оправдание, почему задержался здесь? Но это ему не удалось. Любуясь сидящей напротив хозяйкой, он с трудом заставлял себя думать о чём-то другом.

— Это так кажется после современных малометражек, — просто ответила Юля. — А квартира — она и должна быть просторной, ведь человек в ней проводит большую часть своей жизни. Так, что вы там начали говорить про Чечню? Расскажите подробнее. Я слушаю.

— В девяносто пятом на Северном Кавказе я командовал звеном, — продолжил свой рассказ Иванов. — На тех самых «Ми-8» летал на патрулирование, возил грузы, раненых, десант. Довелось немного пострелять. И знаете, тогда летом мы подружились с одним человеком — Виктором Быстровым. Он командовал диверсионным отрядом. А мой экипаж доставлял его отряд в тыл чеченцам. Редко таких героических людей можно встретить в жизни. Жаль, не знаю, где он сейчас. Потом ранение, госпиталь, знакомство с Есиным и, как результат, — знакомство с Вами! Вот вкратце и всё.

— Что-то Вы поскупились на свою автобиографию, — недовольно сказала Юля.

— А это, чтобы потом нам с Вами было о чём ещё поговорить, — серьёзно сказал Иванов. — И, опять же, это — как причина для следующей встречи.

Он увидел, как в ответ на его слова хозяйка усмехнулась и качнула головой.

— Теперь Вы расскажите мне о себе, — попросил он.

— А рассказывать почти и нечего, — задумчиво произнесла Юля. — Три с половиной года назад у меня пропал муж. А я ведь до последнего дня не имела понятия, чем занимается мой супруг. Оказалось, что рэкетом. Это потом вместе с его деньгами братва меня обхаживать начала: верни то, отдай это… Хотели, чтобы передала документы и права на маслобойню… Была у нас с ним маслобойня. Был неплохой доход. И не стало… После того, как он пропал, многое изменилось… Я пыталась вначале сопротивляться, искала защиты в суде. А тут нашли останки моего… мужа. И прокуратура возбудила против меня дело по факту убийства собственного супруга. Я отдала всё: и деньги, и маслобойню… Дело закрыли. А я до сих пор не знаю, кто и за что его убил? Могу только догадываться.

— Извините, Юля, жаль, что я не знал… — начал Иванов. — Я бы не спрашивал…

— Не надо, Саша, — перебила хозяйка, — Вашей вины тут нет. Просто я не всем об этом рассказываю. Сначала брат, потом отец, мама, потом муж… Один за одним. А сейчас что-то захотелось пооткровенничать… Кстати, вот портрет моего мужа — Жени, рядом с моим, что Вам понравился. Правда, тут Женя не очень похож… Его фотографий я у нас дома не нашла. Сделала увеличение со свадебной…

— Видно, крепкий у Вас был муж, — оценил Иванов. — Но Вы — не меняетесь. Такая же молодая и красивая, как на портрете…

— Шутите…

Они ещё долго пили кофе и чай. И разговаривали…

Тогда он ушёл от неё очень поздно. Стояла глубокая ночь, когда Иванов, открыв дверь подъезда, шагнул на тёмную улицу. Прежде, чем двинуться к припаркованному невдалеке автомобилю, на прохладном воздухе он сделал три глубоких вдоха, остужая разгулявшиеся в голове мечты, а в груди эмоции от ярких впечатлений и чудесно проведённого вечера. Иванов мысленно поблагодарил Ларису за Юлю и поехал домой.

Потом он часто вспоминал об этой встрече, каждый раз испытывая желание ещё раз вернуться в тот дом. Но Лариса подобных заданий не давала, а без дела ехать к молодой красивой женщине — было не в правилах семьянина Иванова.

Странно устроена жизнь. Часто она преподносит сюрпризы и сама решает за людей то, что на первый взгляд кажется не подлежащим решению.

Незаметно подошла осень. Лена с дочкой в конце первой недели сентября поехали на десять дней к бабушке погостить, оставив Иванова скучать одного. Его не отпускали работа и шеф.

В ясную солнечную субботу, открыв утром окно, Иванов решил не сидеть дома один, а сходить в кино. Погладив рубашку и брюки, предварительно по телефону узнав репертуар, он, не взяв из гаража машину, направился в кинотеатр. Но в его планы вмешалась судьба: они встретились в потоке людей на улице в середине выходного дня. Иванов узнал Юлю, хотя в платье и на каблуках она выглядела выше и женственнее. Он и обрадовался, и заволновался, как мальчишка. Похоже, что и для Юли эта случайная встреча стала приятным сюрпризом: поймав взгляд Иванова, она заулыбалась, и в её глазах отразились озорные солнечные зайчики.

— Здравствуйте, Саша! — она первой протянула ему руку.

— Не верю своим глазам! Неужели это Вы? — Иванов не мог справиться с переполнявшей его радостью. — Юля! Пусть сегодня осень, но Вы, как весна, необыкновенно красивы!

— Спасибо, Саша, — она смотрела на него поверх тёмных очков. Он узнавал и не узнавал её в лёгком цветастом платье, облегающем стройную фигуру, но он видел её глаза, и это были те самые глаза, о которых он вспоминал.

— Я думал о Вас… — неожиданно признавшись, он споткнулся на полуслове и засмущался, поняв, что торопится.

— Мне это приятно слышать, Саша, — Юля стала серьёзной. — А куда Вы так надолго пропали? Такой напор вначале и что? Решили отступить?

Он искал ответа, но понимал, что все оправдания сейчас прозвучат глупо.

— Дела… Хотя, я очень виноват перед Вами, Юля, — единственно, что смог произнести Иванов, пряча смущение за улыбкой. — Если бы только я знал, что Вы вспоминаете обо мне, то сейчас же бросил бы работу и был у Ваших ног! Теперь вот делайте со мной, что хотите. Виноват! Отдаюсь на вашу милость.

— О-о! Саша, не доверяйтесь женщинам — они коварны! — воскликнула Юля.

— Для Вас я готов на всё! — в тон ей высокопарно ответил Иванов. — Требуйте всё, что только захотите!

— Ну, такой жертвы мне не нужно, — кокетливо улыбнулась Юля. — Я Вас прощу, если Вы угостите меня… мороженым.

— С удовольствием! — Иванов был на седьмом небе от счастья. Ей с ним хорошо! И она даёт понять ему это.

Тёплый сентябрьский день располагал к отдыху на улице, и они немного посидели в кафе под зонтиками, обменявшись номерами рабочих телефонов. Потом пошли вместе в кино. Потом гуляли по парку и по берегу реки. Незаметно они перешли на «ты»…

Уже стемнело, когда Иванов проводил Юлю до дома. Она не пригласила зайти.

— Лариса — твой начальник и моя подруга, — ответила она на выраженное желание Иванова подняться в квартиру. — Я не хочу портить с ней отношения.

— Да у нас с ней ничего быть не может! — воскликнул Иванов.

— Нам нельзя терять голову, — сказала Юля, стоя у дверей подъезда. — Надо помнить об осторожности.

— Ты боишься Ларису? — прямо спросил Иванов.

— А ты — нет?

Он ничего не ответил, понял, что спорить бесполезно. Лишь поцеловал Юлю в губы долгим поцелуем. Потом, не оборачиваясь, пошёл домой.

Он думал о ней. Не понимал, зачем ему это нужно, но думал. И не жалел ни о чём.

Через день, набравшись смелости, он позвонил ей вечером и пригласил в ресторан. Она попросила время подумать, и он боялся, что последует отказ. Но на следующий день она позвонила ему на работу.

— Пятница тебя устроит? — спросила Юля.

— Вполне, — ответил Иванов, не сумев спрятать счастливой улыбки. Хорошо, что в этот момент в кабинете он находился один.

— Тогда в пятницу в восемь вечера…

— Куда за тобой приехать?

— Я доберусь сама.

Иванов назвал адрес ресторана.

Три дня до встречи Иванов жил в ожидании чего-то светлого и радостного. При воспоминаниях о Юле на душе его становилось тепло и легко. С каждым прожитым днём он всё более страстно желал её увидеть. И, казалось, что исполнению этого желания ничего не мешает — Юля не отказалась от его приглашения, а жена с дочкой приезжают только в следующее воскресенье. Правда, летели к чёрту все правила их конспирации. Но Иванов уверял себя, что страсть — это временное увлечение, и вскоре вернётся семья, и обыденный уклад займёт своё место в его жизни, и всё вернётся на круги своя. И, наверное, чтобы хоть как-то оправдаться перед собой, Иванов просто ждал пятницы, ничем не напоминая Юле о себе. Благо это было не очень трудно сделать. Днём всё время занимала работа, а когда он поздним вечером усталый возвращался в свою временно холостяцкую квартиру, то старался не находить предлога, чтобы позвонить. Хотя знал, что Юля не пожурит его даже за очень поздний звонок.

Наступила пятница. Как условились, Иванов после работы ждал Юлю у ресторана на набережной. Стоял тёплый вечер, наступали выходные, и от предчувствия чего-то хорошего поднималось настроение. Иванов ловил себя на том, что волнуется, как мальчишка при первом свидании. А вдруг она задержится или совсем не придёт? Он гнал от себя эти назойливые мысли, но они лезли в голову снова и снова. Иванов решил пройтись, осмотреться. Он специально пригласил нравившуюся ему женщину в тот самый уютный ресторан, в котором бывал с Есиным. Иванову всё здесь нравилось: и обслуживание, и кухня, и музыка, и возможность разговаривать, когда тебе не мешают. А главное — его здесь знали и обслуживали быстро. И вот теперь он ждал Юлю. Ждал так, как, казалось, не ждал ещё никого никогда в жизни. Под самыми окнами ресторана стояла надраенная по такому случаю и начищенная до блеска его верная «девяносто девятая» с пышным букетом ярко-белых роз в салоне. «Моя красавица», — так любовно называл свою машину Иванов. Цветы он решил подарить Юле в конце вечера, когда будет провожать домой.

Она не опоздала. Он заметил её, выходившую из такси. В этот самый момент Иванов мог бы поклясться, что не встречал женщину очаровательнее: облегающее длинное красное платье подчёркивало стройность фигуры, а расстёгнутая лёгкая короткая жилетка не скрывала форм высокой груди. Короткая причёска чёрных волос выгодно обрамляла мраморную белизну красивого лица.

Ещё издалека Юля, заметив Иванова, приветливо улыбнулась ему и помахала рукой, и он почувствовал себя счастливым — ведь именно к нему шла эта яркая женщина. Он поспешил навстречу.

— Здравствуй, Юля! Как я рад тебя видеть! Ты сегодня неотразима! — с улыбкой он легко подхватил её под руку.

— Только сегодня? — кокетливо улыбнулась молодая женщина.

— Прошу простить — неотразима всегда! Но сегодня — наповал!

— Наповал? Чисто офицерский комплимент! — рассмеялась Юля.

— Даже не буду спрашивать тебя о делах, — продолжал рассыпаться в любезностях Иванов. — Создатель не может допустить, чтобы у такой женщины что-то было не в порядке.

— Хоть ты мне явно льстишь, Саша, но всё равно спасибо! Это приятно слышать. — Она одарила Иванова ещё одной очаровательной улыбкой, от которой он готов был забыть обо всём.

Они расположились за первым столиком, где без помех могли наблюдать за происходящим на сцене. По меню Юля выбрала французские блюда. В их названиях, также как и в напитках, она ориентировалась как настоящий специалист, произнося названия на французском языке. Иванов не возражал против того, чтобы женщина взяла инициативу в свои руки.

— Откуда такие познания во всём французском? — удивлённо поинтересовался он, когда официант, приняв заказ, удалился от столика.

— Бывала в Париже, — Юля подарила ещё одну загадочную улыбку.

Ужин удался. Ждать выноса блюд пришлось недолго. Французское вино Иванову понравилось. Юля часто улыбалась, и за эту восхитительную улыбку Иванов был готов сделать всё и даже больше! Он откровенно любовался своей спутницей. Чтобы не дать ей скучать, рассказывал забавные случаи из жизни и лёгкие анекдоты. Она отвечала красивым смехом. И он ловил себя на мысли, что эта молодая весёлая женщина совсем не походит на ту Юлю, впервые встреченную им три недели назад. Казалось, она просто расцвела, как майская роза под нежными лучами ласкового солнца. И он любовался…

Она что-то говорила. И он любовался…

Они танцевали. И он любовался…

— Спасибо тебе, Саша, что ты появился в моей жизни… — в конце вечера сказала она. — Удивительно, но мне с тобой хорошо…

Потом он повёз её домой. Цветы, заполнившие половину салона автомобиля, Юле очень понравились. Ведя машину, Иванов часто ловил на себе её счастливые взгляды.

На этот раз она пригласила зайти на чай. Он не отказался, с затаённым трепетом мечтая о том, что будет дальше…

Они долго сидели на кухне, пили чай с печеньем, и у них оказалось столько общих тем для разговора, что не переговорить и за всю жизнь. Но вначале он попросил очаровательную хозяйку ещё что-нибудь рассказать о себе. Иванов узнал, что живёт Юля в квартире, доставшейся ей от родителей. Не единожды она подумывала о том, чтобы поменять эту большую квартиру на меньшую, но память о родителях, о своём счастливом детстве и о погибшем муже не позволяла ей это сделать. Иванов рассказал свою жизненную историю. Они готовы были говорить ещё и ещё. Но разговор сам собой перешёл к работе. Они одновременно вспомнили о Ларисе. Заговорили о правилах безопасности и о конспирации. И когда стрелки на часах показали четыре утра, Иванов, заставив себя сделать это, поднялся из-за стола и, попрощавшись, поехал к себе. Она его не удерживала, но по её глазам он понял, что может остаться, если хочет. И он хотел этого! Хотел остаться, хотел обладать Юлей, потому что ощущать присутствие этой женщины, видеть её очаровательную улыбку, глаза, слышать её голос стало для него потребностью! Но он любил жену и дочь, и имел перед ними обязательства. И как бы ни складывались обстоятельства, Иванов очень дорожил семьёй и хотел быть вместе с ними. Но хотел, чтобы рядом была и Юля… Это было бы, наверное, несложно сделать. Но всё-таки это было выше его сил! И он боялся признаться даже сам себе в том, что может однажды потерять контроль, сорваться, потому что страсть вместе с образом красивой темноволосой женщины уже безрассудно и бесповоротно вселилась в его душу…

Нужно было уходить. И Иванов уехал…

Возле подъезда своего дома он ещё долго не выходил из машины, с тоской и грустью думая о самой очаровательной и желанной женщине на свете. Иванов понимал: стоит ей сейчас позвонить, и он бросится обратно к её ногам, как верный пёс к своей хозяйке. Поэтому и не шёл домой…

Сидя в машине, Иванов достал из портфеля чистый листок бумаги и написал:

Ты для меня навсегда недотрога, Пьёшь кофе в кругу весёлых друзей, Для жизни так мало, для смерти так много Одной лишь прекрасной улыбки твоей. Есть много знакомых, друзей очень много, Не будет конца телефонным звонкам. Ни мать, ни жена, но для всех недотрога, Была ты доступна не многим рукам. Я рядом с тобою один между прочих, И образ твой милый в душе на года, И без тебя холодны мои ночи, Но разум мне вновь говорит: «Никогда!» Тебе бы смотреть на меня чуть построже, Но рядом с тобой, от тебя в стороне Я взгляд твой ловлю и мне жутко до дрожи: Не ты ли сама грустишь обо мне?

Он не писал стихов со времени гибели Наташи…

Он сам позвонил ей через несколько дней после того, как из отпуска вернулись Лена с Наташкой. Стараясь говорить понятно, — что у него плохо получилось, — он признался Юле в том, что не спит ночами, что думает о ней и дома и на работе, и просил лишь о дружбе. Юля, мудро оценив сложившуюся ситуацию, по-доброму пожурила Иванова за трусость, и посоветовала ему не переживать по её поводу. На дружбу она согласна.

Иванов немного успокоился. Он стал встречаться с Юлей. И чем больше он узнавал её, тем интересней по-человечески она становилась ему. Юля в совершенстве владела английским и французским языками, неплохо знала литературу и не только русскую, ориентировалась в моде, интересовалась искусством, являлась завсегдатаем театров, была знакома с некоторыми столичными артистами, любила музыку, сама играла на фортепиано и имела массу поклонников. Иванов мог говорить с ней на любые темы и всегда восхищался кругозором этой всесторонне развитой женщины.

Он взял за правило два раза в неделю нарушать устоявшийся уклад Юлиной жизни. И она находила для него время, отставляя на эти дни своих друзей и поклонников. Они ехали за город или гуляли по Москве.

Иванов радовался тому, как складно всё получилось: в семье порядок, и отношения с Юлей складывались нормально. Но иногда он улавливал в глазах ставшей дорогой ему женщины скрытое беспокойство, ощущал возникающее вдруг напряжение, будто от какой-то старой боли. Обычно такое бывает тогда, когда, как говорят в народе, на душе лежит тяжёлый камень. Сколько раз в течение какого-нибудь очередного вечера улыбка Иванова разбивалась об отрешённый, отсутствующий взгляд Юли. Он несколько раз пытался завести на эту тему разговор, но она не хотела говорить с ним об этом. И он не спешил.

Но однажды Юля сама попросила Иванова отвезти её за город на кладбище. Иванов подумал, что она хочет навестить могилы родителей и мужа.

— Саша, ты должен знать, — уже в машине тихо сказала она ему, — поэтому, пожалуйста, послушай…

Видимо, на этот разговор решиться ей было нелегко — голос выдавал волнение. Она говорила, не делая пауз, как по заученному, лишь иногда запинаясь на каком-либо слове. Иванов не перебивал.

— Когда умирала мама, я ходила на восьмом месяце беременности, и тут пропал муж. Мама всю жизнь работала врачом, а ушла из жизни от рака, не успев стать бабушкой. Отец умер на два года раньше от инфаркта. Он был профессором, преподавал экономику в институте, — Юля говорила, а Иванов вёл автомобиль и слушал её, не поворачивая головы. — Мама после смерти отца сразу слегла, но ещё долго болела. Операции не помогли. Только маму похоронила, а тут через три дня другой удар — нашли тело мужа. Думала — жить не буду. А ребёнок ещё… Теряла сознание. Подруги оказались рядом, не дали ничего с собой сделать, вызвали «скорую». В больнице держали на системах. Отпустили домой только мужа похоронить. Сами похороны почти не помню. Очень было плохо. Помню, какие-то люди подходили, что-то говорили. А я происходящее не воспринимала, понимала только, что в железном ящике передо мной лежит мой Женя. И что этот ящик надо обязательно открыть, Жене там плохо. А мне он нужен. Живой. Почему все мешают, не слушают меня? Я и умоляла, и кричала. На кладбище, когда Женю стали в яму опускать, кинулась на гроб и потеряла сознание. Сил уже не осталось. Совсем никаких. Что-то кололи каждые два часа. Этой же ночью начались схватки. Всё-таки живого родила. Мальчика. Килограмм семьсот граммов. Его тогда поместили в камеру для недоношенных детей. Тоже кололи всего. Все сомневались, что будет жить. Разве могла я тогда родить нормального ребёнка? — тихий голос Юли звучал ровно, без эмоций, а по спине Иванова катился холодный пот. Не отрывая взгляда от дороги, Иванов нашёл сухую безвольную ладонь сидящей рядом женщины и сжал в своей. Она не ответила.

— Мы с Ванюшкой — я так в честь деда сына назвала — остались одни на всём белом свете. А что я могла одна с больным ребёнком? Кто бы нас кормил? — через некоторое время снова заговорила Юля. — Друзья мужа помогли продать машину. Это были хоть какие-то деньги на первое время, а они были так нужны. А тут ещё эта история с маслобойней… Потом из-за границы вернулась подруга — Лариса. Стала помогать. Мы с ней ещё в школе очень сдружились. Нас так и звали — сёстрами. Лариса ведь настоящая — чёрная. Это она после стала волосы красить под блондинку. А так мы с ней очень похожи. Лариса предложила сотрудничать с одной «фирмой». А что мне оставалось? Тогда мы с Ваней из больниц не вылезали. Катастрофически не хватало денег. Я уже чуть было и библиотеку не продала. И покупатель сам меня нашёл и почти уговорил. Но в последний момент подумала, что родительский дом — святое. А Ваня вырастет, и не так одиноко ему будет на свете жить, когда меня не станет. Не стала продавать книги. Но надо было идти куда-нибудь работать. А я на себя в зеркало боялась смотреть — такая страхолюдина стала. Видел бы ты меня тогда: худая как швабра, вся облезлая с синяками под глазами. Краше в гроб кладут. Решила выйти на прежнее место — юристом в частную компанию. Хорошо, что один из начальников всегда ко мне был неравнодушен. Взяли по его просьбе. Пошла работать, а на сиделку для Ванечки всё равно не заработала. Понимала, что больного ребёнка в домашних условиях не потяну. Как я мучилась, прежде чем решиться отдать его в дом ребёнка. Все подушки проревела. И подружка моя хорошая Лариса — рядом. Вместе сидим и воем в два голоса. Лариса тогда вообще ко мне переехала. Нянчилась со мной, а у самой ещё муж был… Вот так и отдали мы Ванечку… Отдала, и как часть себя там оставила. Поначалу даже думала руки на себя наложить — сил моих совсем не осталось! Опять же Лариса уберегла от петли. А потом стала в церковь ходить. Может, чем-то прогневила я Бога, что он меня так наказывает? Молилась… Молилась… и снова помогла Лариса. В прокуратуру устроила… и на «фирме» хорошие деньги пошли. А Ванечка через год умер…

Они подъехали к кирпичному забору городского кладбища. Потрясённый Иванов молчал. Сразу с Юлей он не пошёл. Хотел дать ей время побыть наедине со своими близкими. Он остался в машине. Когда Юля скрылась за воротами, Иванов — офицер, прошедший две войны, не раз видевший смерть, не стесняясь, стирал крепко сжатыми кулаками наворачивающиеся на глаза тяжёлые слёзы.

Потом, вытерев насухо лицо носовым платком, Иванов пошёл за Юлей…

После той поездки они не виделись больше двух недель. Лариса уехала куда-то в командировку. А Иванов не звонил Юле. Неожиданно открывшаяся история жизни молодой женщины перевернула его душу, а главное, переломала все понятия, по которым он старался жить до этого. И ещё раз он убедился в том, что Юля дорога ему больше, чем друг. Он жалел её. Хотел приласкать, прижать к своей груди, защитить. А как раз этого он сделать не мог. И оставаться сторонним наблюдателем он тоже не мог. Конечно, порой жизнь была несправедливой и к Иванову. Но чтобы так изломать судьбу человека! А он сам выдержал бы такое? Вот сейчас, волею случая, он оказался рядом с этой сильной, красивой, умной женщиной. А достоин ли он её? А если бы всё сложилось по-другому, хватило бы у него сил, чтобы на длинном жизненном пути не предать и не бросить её с больным сыном — не сделать этих двух несчастных одиноких людей ещё более несчастными? И, оставаясь наедине с собой, признавался Иванов, что, возможно, и не выдержал бы он такую ношу — сломался бы. Но, слава Богу, всё сложилось так, как сложилось, и теперь у него есть нормальная семья, которую он любит и должен любить: жена Лена и дочь Наташка. И всё же, несмотря ни на что, его тянуло к Юле. Чтобы разобраться в себе, трезво осмыслить и оценить складывающуюся ситуацию, Иванов не спешил…

Юля сама отыскала его. Она позвонила на работу и попросила приехать. Он сразу же поехал, бросив все дела.

Они сидели на знакомой кухне в её квартире и, держась за руки, пили чай с печеньем. Говорили о пустяках. Вдруг Юля стала серьёзной. Посмотрев на Иванова и немного помолчав, она еле слышно, будто признаваясь в своих самых сокровенных чувствах, произнесла:

— Саша, ты в моей жизни как праздник какой-то: то появляешься, то исчезаешь. Я даже стала скучать без тебя. Где ты опять пропадал? Почему не звонил? Может, я тебя чем-то обидела?

— Что ты! Чем ты могла меня обидеть? — Иванов выглядел виноватым. — Прости, Юленька, надо было с кое-какими делами разобраться. — Он мягко сжал её руку и стал гладить красивые длинные пальцы. — Какая у тебя нежная кожа!

— Значит, дела могут заменить человека, который тебя ждёт? — она не опускала взгляда и ждала ответа.

— А ты меня ждала? — Иванов смотрел в её бездонные глаза, понимая, что снова тонет в них.

— В это так трудно поверить? — Юлин взгляд был чистым и открытым. — Но иногда мне кажется, что я тебе совсем не нужна. Или я тебя не знаю, или тебе, вообще, никто не нужен.

Иванов не знал, что ответить — Юля была права. И эта её правота беспощадно пробивала его глухую защиту, выстроенную за годы сознательной жизни. А чего он собственно испугался? Трудностей? Каких? Юля от него ничего не требовала. Она хотела лишь только, чтобы он иногда оказывался рядом. А он? Он чуть не предал женщину, доверившуюся ему! Неужели он так изменился за последнее время? Неужели страх потери любимых и близких людей сделал его заложником душевной закрытости и одиночества? Да, он терял друзей, но там — на войне. И там — на войне смерть отняла у него Наташу — женщину, поверившую ему. Боль этой потери останется с ним навсегда. Но это только его боль. И разве эта боль способна утолить жажду по настоящей жизни со слезами и радостями, с друзьями и женщинами, с самой простой человеческой любовью? Жажду по желанию быть счастливым? Иванов не знал, что ответить.

— Пойдём куда-нибудь? — она снова пришла ему на помощь.

— Куда ты хочешь?

Она, положив на стол красивые руки с длинными пальцами, игриво склонила на бок голову и изобразила капризного ребёнка:

— Вывези меня куда-нибудь, Саша.

— Куда?

— Поехали за город. Хочу сегодняшний вечер провести с тобой…

Юля попросила Иванова уступить ей место за рулём. Иванов, отдав ключи, сделал это с некоторым сомнением. Но, почувствовав уверенный старт, успокоился: за рулём сидел опытный водитель. Юля, вырвавшись из тесноты дворов на улицы города, вдавливая педаль газа почти до самого пола, выжимала из «девяносто девятой» всё возможное. Она гнала машину, отрешившись от всего. Не раз Иванов с затаённым трепетом вжимался в пассажирское кресло при резких перестроениях и экстремальных обгонах, но, собрав силу воли в кулак, молчал. Глядя на дорогу, молчала и Юля. Возмущённые водители, догнав на светофоре стоящего нарушителя спокойствия, замолкали на полуслове, разглядев за рулём женщину. Стиль Юлиного вождения не походил на женский. Скорее его можно было определить как жёсткий спортивный.

— Ты где научилась так водить? — поинтересовался Иванов уже за городом.

— Учителя хорошие были, — ответила Юля.

Потом, опьянённые чистым воздухом, они гуляли по осеннему лесу, где, казалось, жизнь неслышно приостанавливает свой бег, чтобы дать людям хоть немного отдохнуть. Толстый ковёр из жёлтых опавших листьев белоствольных красавиц-берёз мягко шелестел под ногами, озвучивая и тут же заглушая каждый их шаг…

Именно здесь Иванов смог рассказать Юле правду о своих чувствах к ней.

Потом Юля спала в машине, а он, стараясь не шуметь, бродил вокруг, заботливо охраняя её чуткий сон.

Прошла неделя, и в пятницу, как было заведено, Иванов с Есиным после работы ужинали в ресторане, в котором считались постоянными посетителями. Неожиданно к ним за столик подсела Лариса. Её-то Иванов меньше всего хотел здесь увидеть. Он уже слышал о том, что «Белая Акула» несколько дней назад вернулась из командировки, но не спешил своим звонком или посещением засвидетельствовать ей своё почтение.

— Привет коллегам! — ярко накрашенная женщина была уже немного «навеселе», — Иванов, ты куда пропал? Я приехала, а ты не звонишь, в бизнес-клубе не появляешься. Я волнуюсь. Звоню тебе на работу — не отвечаешь. Звоню домой — там твоя милая супружница трубку берет. А о чём нам с ней говорить? Ты не заболел? — стараясь казаться беззаботной, поинтересовалась Лариса, ловя взгляд своего неуловимого избранника.

— Здравствуй, Лора, — мягко и спокойно ответил Иванов и, привстав, поцеловал её в подставленную щеку. — У меня всё в полном порядке. Сменился номер служебного телефона. Извини, не сообщил. Замотался — дела. Но я очень рад тебя видеть.

— Извиню, если ты не нашёл себе другую, — Лариса игриво погрозила пальцем с длинным ярким ногтем перед самым носом Иванова. — Если нашёл — убью её и тебя!

Иванов похолодел, подумав о Юле, но успокоился, решив не придавать серьёзного значения словам подгулявшей женщины.

— Но ты-то у нас тоже девушка непостоянная. — Он бросил быстрый взгляд на шефа. Со слов Есина Иванов знал, что в недавнем прошлом у директора с «Белой Акулой» протекал короткий, но очень бурный романчик, хотя шеф и имел семью. Для Ларисы подобное приключение являлось обычным развлечением, и в фирме это никого не удивляло. Мужчин она выбирала сама. Оставляла тоже сама.

Под взглядом Иванова Есин смутился. Иванов перевёл глаза на ярко накрашенную начальницу, улыбнулся и как можно искреннее произнес:

— Хотя, Лора, разве кто-нибудь сможет сравниться с тобой по части красоты и ума!

Немой диалог между Ивановым и директором не остался незамеченным. Видимо, Лариса догадалась о том, что Иванову уже известно о её прошлой связи с Есиным, и белокурой хищнице с глазами змеи плохо удалось скрыть своё неудовольствие. Зловещий огонёк, промелькнувший в холодном взгляде, брошенном на Иванова, заставил его снова на секунду напрячься. Но Лариса, взяв себя в руки, дружески улыбнулась и, помахав рукой, покинула их столик. Весь дальнейший вечер она веселилась и танцевала со своими друзьями, расположившимися за соседним столом, казалось, позабыв о маленьком инциденте с Ивановым.

— Хочу тебя предупредить, — уже выходя из ресторана, взял Иванова за локоть Есин, — обрати внимание: Лариска садится в чёрный «Мерс» с «крутыми» номерами. Это Андрейка — тот самый, что «держит» рынки и металл в северном районе. Он с Лариской уже давно. Ну, ты понимаешь…

— Зачем мне это знать? — усмехнулся Иванов.

— На всякий случай. Во избежание ненужных иллюзий и большей сохранности здоровья. До завтра! — Есин пошёл к своей машине. Иванов — к своей.

Через три дня в понедельник вечером, в лучшем ресторане города состоялось большое корпоративное совещание, на которое Есин пригласил Иванова.

— Это встреча с деловыми партнёрами, — сообщил Есин, вызвав подчинённого в свой кабинет в первой половине дня. — Встреча статусная — приглашают не каждого. Будут руководители филиалов со всей России. Пора и тебе, Саня, повышать квалификацию. Как ты там говоришь: надо расти над собой? Правильно. Короче, тебе надо там как следует «нарисоваться». Сегодня познакомишься с руководством компании. Поэтому оденься поприличнее.

Они приехали за десять минут до назначенного времени, еле втиснув новую большую машину Есина в длинный ряд иномарок, стоявших у входа в известное всему городу заведение. Оставив охранника и водителя на улице, Есин с Ивановым через строй из четырёх вышибал «зэковской» наружности прошли в ресторан.

В середине большого, ярко освещённого зала щедро накрытые столы вырисовывали геометрический знак, похожий на букву «П». Половина мест за ними была уже занята. «Здесь больше сотни человек», — мысленно оценил собрание Иванов. Многие присутствующие, в основном молодые мужчины в строгих деловых костюмах и редко — женщины в дорогих вечерних платьях, стояли группками по всему периметру зала, образовывая небольшие кружки, и вели разноплановые беседы. У каждого на лацкане или кармане пиджака ярко выделялся бедж с надписью. Кроме отпечатанного на белом фоне крупными чёрными буквами имени на нём ничего не значилось. Такие же беджи со своими именами получили при входе и Есин с Ивановым.

— Давай займём места, — предложил Есин, указав взглядом на сидящую за одним из столов Ларису. Сексуальный компаньон шефа по бизнесу предусмотрительно заняла стулья напротив главного стола для руководства.

Лариса в строгом тёмном костюме резко выделялась среди присутствующих женщин в платьях и выглядела даже очень привлекательно. Цвет пиджака выгодно оттенял её новую причёску пышных белых волос. Глубоко расстёгнутая ярко-белая блузка открывала на обозрение окружающих немаленькую грудь. Молодая женщина, заметив своих, призывно замахала им рукой. Слева от неё сидел какой-то грузный мужчина. Он повернулся и исподлобья посмотрел на Иванова с Есиным, как на ненужную помеху, всем своим видом выражая недовольство прерванной беседой с интересной соседкой. С правой стороны от Ларисы Иванов заметил три свободных стула.

— Саня, ты иди к нашей Лоре, пока её не «увели» чужие, а я пойду кое с кем поздороваюсь. — Есин, не оглядываясь, направился к одной из групп мужчин в тёмных строгих костюмах.

Иванов, посмотрев по сторонам, не спеша подошёл к Ларисе.

— Привет, — он одарил сидящую женщину дежурной улыбкой. — Тут у тебя свободно?

Иванов заметил, как снова нехорошо посмотрел на него Ларискин сосед.

— Я для вас с Валеркой места держу. Садись, — глядя снизу вверх, ответила с очаровательной улыбкой Лариса и мягко прикоснулась к руке Иванова. Он не остался в долгу и галантно поцеловал Ларисе пальцы. При этом он наблюдал, как завистливо сверкнули глаза грузного соседа.

Иванов сел и стал оглядывать зал. Молчание становилось неприличным.

— Может, познакомишь? — Иванов остановил взгляд на недовольном соседе.

— Это Вадик, — представила Лариса своего нового знакомого. — Он из Челябинска.

— Очень приятно, — вежливо произнёс Иванов, чуть склонив голову.

— А это мой деловой партнёр — Саша, — посмотрела с улыбкой на Вадика Лариса. — Знакомьтесь!

Иванов пожал крепкую сухую руку. Гость с Урала для убедительности решил показать всю свою силу. Иванов стерпел боль, ничем не выдав своего состояния. Рукопожатие Вадика оказалось на редкость тяжёлым. «Увалень уральский, нашёл к кому ревновать!» — про себя усмехнулся Иванов, разминая под столом онемевшую кисть.

— Ну, ты как? — улыбнувшись белокурой красавице, поинтересовался Иванов у Ларисы.

— В порядке, — ответила та. — Всё ровно. Работаю. Делаю деньги. А ты?

— Без изменений.

— Как семья?

— Нормально.

Лариса хотела ещё что-то спросить, но неожиданно зазвучала лёгкая музыка, и на смену убывающему гулу голосов пришёл шум отодвигаемых стульев — все стали рассаживаться на пустующие места за столами.

Рядом с Ивановым тяжело плюхнулся на стул Есин.

— Смотри, вон наш президент и его помощники, — указал глазами шеф на места для почётных гостей. Пятеро мужчин крепкого вида лет сорока-сорока пяти не спеша устраивались за длинным столом, накрытым наиболее щедро. Красная и чёрная икра там соседствовали с южными фруктами, а дорогие коньяки с не менее дорогими винами.

Музыка смолкла так же неожиданно, как и началась. В наступившей тишине президент компании взял слово. Иванов много слышал об этом человеке, но видел его впервые.

Сначала Иванов пытался прислушиваться к тому, о чём говорит президент. Но в докладе звучали только цифры, а на белом экране проектора с монотонной периодичностью возникали какие-то, не совсем понятные Иванову, таблицы и графики. Так как Иванов знал, чем занимается филиал Есина, то попытался сосредоточиться на докладе, но некоторые понятные ему показатели впечатления совсем не производили. Ну, стабильно работала фирма. А где развитие?

Разглядывая блюда на столе, Иванов стал скучать. Но когда в докладе президента зазвучали марки бензина и цемента, названия продуктов и алкоголя, Иванов невольно стал прислушиваться опять. Вскоре он понял, что филиалы, густо разбросанные по стране, кроме медицинского оборудования занимаются реализацией различных видов продукции, включая строительные материалы, спирт, солярку, бензин и металл. Об этом он слышал впервые. Теперь ему становилась более понятной роль Ларисы как делового партнёра Есина — посредница для статусных клиентов. А возможно и руководитель другого направления. Внимательно вглядываясь в новые таблицы и графики, Иванов сделал вывод, что проценты роста доходов в них выглядят слишком высокими.

После эмоционального выступления президента долго и скучно лилась речь директора по маркетингу. Ничего нового Иванов для себя не услышал. Следующим выступил заместитель по общим вопросам.

Потом начался полноценный ужин.

— Ну как? — поинтересовался жующий порционное мясо Есин.

— Что? — поднял глаза от тарелки Иванов.

— Как тебе доходы компании?

— Впечатляют! Откуда такие большие?

— Скоро всё узнаешь, — загадочно улыбнувшись, пообещал шеф.

— Всё просто, — вмешалась Лариса, сидящая по другую сторону от Иванова. — У нас есть связи везде: банки, таможня, налоговая, менты, прокуратура, даже правительство и администрация президента. Наши люди работают на производстве, на базах, складах, в контролирующих органах. У нас крепкие связи за границей. Товар приходит отовсюду. Торгуем всем, что продаётся. Держим под контролем ларьки, рынки, магазины. А главное, что государству ничего не отстёгиваем. Вот и весь секрет больших доходов. Всё просто!

— Впечатляет, — неопределённо произнес Иванов.

— А ты хочешь зарабатывать больше, чем зарабатываешь сейчас? — напрямую спросил Есин, потягивая шампанское.

— Деньги бы не помешали, — уклончиво ответил Иванов, жуя и не поворачиваясь в сторону Есина.

— Тогда пора тебе переходить к реальной работе, — отставив бокал, Есин внимательно посмотрел на Иванова. — Мы расширяемся. Меня повышают. Мне нужна моя собственная команда руководителей. Я тебя привёл сюда, Александр, чтобы представить высшему руководству в качестве моего возможного первого заместителя. Твоя новая должность будет называться «коммерческий директор». Прошлое у тебя подходящее. Нам нужны такие люди. Работать приходится с высокопоставленными чиновниками и уважаемыми людьми в органах. Предлагаю тебе взяться за дела более серьёзные. Ты ведь ответственности не боишься?

— Не боюсь, — подумав, ответил Иванов и посмотрел на Есина. В глазах шефа он не увидел ничего, но заманчивое предложение, как, впрочем, и всё собрание, ему почему-то не нравились. Что-то здесь творилось не то. Не чувствовал Иванов себя своим. Не его это всё: люди, слова, угощение, роскошь.

— Тут деньги не просто большие, а очень большие, — продолжал говорить, приблизившись и перейдя на шепот, Есин. — И тебе, Саня, придётся иметь с ними дело. Сможешь?

Иванов пожал плечами:

— Смогу, наверное. Считать умею…

— Сможет, — вмешалась прислушивающаяся к разговору Лариса. — Я же не зря поручилась за него.

— Перед кем? — Иванов посмотрел на белокурую женщину с неподдельным удивлением.

— Перед вице-президентом компании. — Лариса смотрела на Иванова так, будто он теперь её должник на всю жизнь. — Мы с Есиным посовещались. Валерка предложил твою кандидатуру, а я выступила со второй рекомендацией. Надеюсь, что мы не ошиблись в тебе.

— Ну вы даёте! — озадаченно произнёс Иванов. — Меня хоть бы спросили!

— Нет, вы посмотрите на него: он ещё и возмущается! — удивлённо воскликнула Лариса.

— Не дрейфь, авиация! — панибратски хлопнул его по плечу Есин. — Скоро нас с тобой должны позвать «пред светлыя очи» самого президента! Не подкачай! Представься руководству как следует!

Иванов посмотрел в зал и обратил внимание, что места для почётных гостей пустовали.

Через несколько минут подошедший к столику молодой мужчина крепкого телосложения в белой рубашке без пиджака и галстука подал знак Есину, и тот, тронув Иванова за плечо, пригласил пройти за ним.

Миновав двух охранников у фигурной двери в боковой стене главного зала, Есин с Ивановым прошли по узкому арочному коридору вслед за мужчиной без пиджака в небольшой, ярко освещённый банкетный зал, оформленный в восточном стиле. Звучала арабская музыка, и за накрытым столом в сигаретном дыме и без галстуков сидело несколько мужчин. Пахло фруктами — кто-то курил кальян. Гости потягивали водку и вино, а перед столом полненькая танцовщица в восточном откровенном костюме исполняла танец живота. Обведя присутствующих быстрым взглядом, Иванов узнал президента и вице-президента компании.

— Присаживайтесь, — указал гостям на свободные стулья тот, кто привёл их. Иванов и Есин сели рядом за общий стол. Музыка смолкла, и танцовщица, звеня многочисленными браслетами на руках и ногах, удалилась.

Некоторое время Иванов, глядя в пол, чувствовал на себе внимательные взгляды. Его разглядывали молча. Потом президент, растягивая слова на блатной манер, произнёс:

— Ты — Иванов Александр Николаевич. Фамилия подходящая. А нас ты, наверное, всех знаешь. Ну-ка, поведай-ка нам свою биографию, уважаемый Александр Николаевич. Мы тоже хотим о тебе кое-что знать.

Иванов поднял глаза на президента и, подумав, начал говорить. На короткий пересказ собственной жизни ушло не более пяти минут. Его никто не перебивал. Когда Иванов замолчал, президент протянул:

— Похоже, что ты правильный кореш. Воевал. Награды имеешь. Вертолётчик. Летал в горах. Это хорошо. Твой начальник — Валерий Петрович за тебя ручается головой, — президент посмотрел на сжавшегося под его взглядом Есина. — Это тоже хорошо. Но чтобы работать с нами, надо заслужить доверие. — Президент остановил прямой взгляд на Иванове и неожиданно спросил жестко и без растягивания слов:

— Чего ты в этой жизни боишься, Саша?

— Ничего, — почти не раздумывая, ответил Иванов.

— Ответ неверный, — снова растянул нараспев слова собеседник. — У тебя есть жена и дочка. Может, ты не любишь свою семью? А, Саша?

— А при чём тут моя семья? — холодея и усилием воли заставляя себя выдержать колючий взгляд говорившего с ним неприятного человека, глухо выдавил Иванов.

— Нам нужны гарантии надёжности, — тягуче произнёс президент. — Насколько мне известно, ты любишь и дочку и жену?

Иванов выдержал острый взгляд президента, но почувствовал, как кровь приливает к его голове, и понял, что вот сейчас он сорвётся в порыве подкатывающейся к голове бешеной ярости. Они смеют угрожать его семье! Подонки! Иванов сжал кулаки и зубы, чтобы не сорваться.

— Так вот, пока ты не докажешь нам свою надёжность, гарантией будет твоя семья, — взял примирительный тон президент и даже улыбнулся доброжелательной улыбкой. — Ты сам пришёл к нам, Саша. А работа наша требует доверия. Причём, полного доверия. и деньги сулит немалые. Но и риск большой. Как говорится, кто не рискует… Я ясно выражаюсь?

— Ясно, — Иванов, чувствуя за спиной присутствие охранников, с трудом смог удержать себя в руках.

— Если докажешь, что ты наш — будешь жить хорошо и долго. И твоя семья, Саша, тоже будет жить долго и хорошо. И денежки заработанные тебе пригодятся. За границу поедешь, — президент с усмешкой поглядел на сидящих за столом и чему-то улыбающихся мужчин и снова перевёл взгляд на Иванова. — А деньги у тебя будут, поверь, специалистов твоего уровня мы ценим. Держись нас — мы тебе судьбу сделаем! Станешь нам братом, всё станет тебе по плечу! Депутатом, например, стать хочешь? Сделаем! Ну, согласен? Чего молчишь?

— Работать — согласен, — через силу выдавил Иванов. — Депутатом — нет.

Раздался дружный смех и выкрики:

— Молодец! Правильно сказал! Выпьем за сказанное! Все депутаты — говнюки!

Сквозь шум и гогот президент указал Иванову с Есиным на налитые рюмки:

— Пейте.

И ужин пошёл своим чередом.

Всё, что он думает по поводу состоявшейся беседы, Иванов высказал Есину, когда они вместе вышли из ресторана. В ответ на его горячий монолог Валерий Петрович, озираясь по сторонам и убедившись, что их никто не слышит, негромко посоветовал:

— Спрячь эти свои мысли далеко и глубоко в задницу! И чтобы никто о них не знал. Если, конечно, не хочешь вместо заработка на хорошую жизнь заработать пулю в лоб.

Ночью Иванову приснился странный сон. Он держал на руках ребёнка — симпатичного мальчика. Всё было хорошо, и вдруг ребёнок заплакал. К ним подошёл молодой монах в рясе с большим православным крестом на шее.

— В этом ребёнке сидит Дьявол, — сказал монах, глядя на плачущего и вырывающегося из рук Иванова малыша.

— И что? — спросил Иванов.

— Его надо изгнать, — ответил монах.

— Зачем? — поинтересовался Иванов.

— Нужно.

Плачущего ребёнка уложили на землю. Иванов держал его за ручки, а монах за ножки. Монах начал читать какую-то молитву. Слов Иванов не понимал, но чувствовал, что не сможет долго удерживать руки младенца — настолько сильными они становились с каждой секундой. С каждым произнесённым словом молитвы сопротивление младенца росло. И в один момент Иванов не удержал мальчишку. Вырвавшись, тот расцарапал Иванову лицо и кинулся на монаха, свалив того на землю. Иванов, вытирая рукавом проступающую кровь со лба и щёк, бросился вслед за убегающим младенцем. Вскоре мальчик остановился и, глядя на Иванова светлыми невинными глазами, предложил ему:

— Не слушай попа. У тебя будет всё, что только пожелаешь! Благодаря мне ты станешь могущественным. Гони попа!

Иванов подошёл и легко поднял ребёнка на руки. Тот послушно повиновался и мягким детским голосом повторил своё предложение. Иванову очень хотелось иметь в жизни всё, но он подумал, что надо всё-таки изгнать Дьявола, и пошёл с ребёнком на руках навстречу поднимающемуся с земли монаху. Мальчик не сопротивлялся, только раз за разом повторял своё предложение.

Процедура изгнания Дьявола началась снова. На этот раз младенец лежал тихо. Держа мальчишку за руки и вспоминая предложение Дьявола иметь всё, Иванов почему-то совсем не жалел, что не принял его.

Потом они втроём — Иванов, мирно спящий младенец и монах — плыли на плоту по какой-то спокойной широкой реке…

Иванов не любил разгадывать сны. Но утром он пересказал его жене.

— Ты не знаешь, кто из наших знакомых умеет толковать сновидения? — поинтересовался он у Лены во время завтрака.

— Понятия не имею, — пожала плечами жена. — Но я могу объяснить твой сон так, как поняла его сама.

— И как?

— У тебя будет ребёнок. Сын.

— У нас? — заволновался Иванов.

— Я сказала: у тебя! — подчёркнуто сухо произнесла жена.

— Ленка, не говори глупостей! — возмутился Иванов. — Ты же знаешь, что я не гуляю по бабам!

— Значит, сон — пустяки. — Лена встала из-за стола и начала собирать грязную посуду.

— Между прочим, нам можно и подумать о братике для Наташки, — недвусмысленно намекнул Иванов, поглаживая жену ниже спины.

— Подумать можно, — поддержала Лена, присаживаясь на колени к мужу, — а рожать в такое неспокойное время нельзя. И мне институт закончить надо.

— Ну, пойдём, подумаем, — расплылся в озорной улыбке Иванов.

— Наташку в садик поднимать пора, — отмахнулась от него жена. — Вечно ты с этим не вовремя…

Вечером у Иванова с Юлей была назначена встреча в Москве. Юля поехала в столицу по делам прокуратуры, а Иванов предложил забрать её оттуда на машине. Пару часов езды после работы да по хорошей дороге были для Иванова в удовольствие. Женщина, не раздумывая, согласилась.

Вечерело. Они сидели в кафе на Тверской-Ямской.

— Знаешь, мне сегодня сон странный приснился, — признался Иванов.

— Расскажи, — попросила Юля. Иванов рассказал.

— А хочешь, я открою тебе смысл этого сна? — неожиданно предложила она.

— Давай, — Иванов с интересом посмотрел на подругу.

— Перед тобой, Саша, встанет выбор: совершить какой-то грех и иметь за это деньги, возможно — большие деньги, или не совершать греха и изгнать Дьявола из своей души.

— И какой же выбор я сделаю?

— Мне кажется, что тебе указан путь, — Юля серьёзно смотрела на Иванова. — Выбор ты сделаешь сам.

— Юлька, а ты мудрая женщина! — с улыбкой воскликнул Иванов. — И восхищаешь меня постоянно!

— Нет, — тихо возразила она. — Я просто — женщина. Не нравится мне этот сон. Береги себя, Саша.

Уже несколько дней Иванов отсутствовал дома. Его прямо с работы, где он по ходу рабочего дня знакомился с документами по новой должности, начальник службы безопасности направил в командировку по подмосковным городам. Не одного, а с группой парней спортивного вида.

— Бойцы едут с ревизией, если можно так сказать. Проверяют соблюдение установленного порядка на подконтрольных территориях. А ты с ними — для знакомства с нашими владениями и с работой на местах! Президент велел! — произнёс начальник службы безопасности в качестве напутствия Иванову.

— Посмотрим, на что ты способен? — критически оглядев Иванова, встретил его коренастый командир группы отправляющихся в командировку бойцов и представился:

— Я тоже Александр. Батурин. Значит, тёзка! — Батурин крепко пожал Иванову руку.

Иванов не производил впечатления грозного единоборца, хотя был жилист и ловок. А по широким плечам и мозолистым кулакам своих попутчиков он догадался, что перед ним опытные рукопашники.

Отряд состоял из восьми крепкого вида спортсменов, считая и самого командира. Всем было не более тридцати. Самый старший в команде — Иванов присоединялся к ним девятым.

Ехали поездом. Все поместились в одном купе, сразу «сообразив» стол по случаю начала командировки. По весёлым рассказам бывалых бойцов командировка обещала быть интересной.

Первые два города встретили их хорошо. Но в третьем…

Иванов бежал от рынка к берегу реки самой короткой улицей. Бежал изо всех сил, не думая о дыхании и втянув голову в плечи. Ему ещё повезло — он сумел вырваться из плотных тисков окружившей их группу толпы молодых людей в чёрных куртках, вдвое, а то и втрое превышающей по численности команду бойцов, с которой приехал Иванов. Драка началась неожиданно, когда казалось, что договорённость между неизвестно откуда взявшимися бритоголовыми «наци» и приезжими была уже достигнута. В последний момент кто-то из местных бритоголовых встрял в разговор двух командиров и, гнусавя, прокричал старшему группы чужаков:

— А ты не «быкуй»! Чего «быкуешь», гоблин?!

После этого, как призыв, раздался другой высокий голос:

— Бей бандюков!

И окружившая группу спортсменов толпа молодых людей в одинаковых куртках и с одинаковыми причёсками под нуль кинулась на приезжих. Нападавшие оказались не менее тренированными бойцами. Но силы были неравны. Спортсмены смогли продержаться лишь пару минут, встав спиной к спине, потом их подмяла напиравшая толпа, и началось избиение. Били чем попало: руками, ногами, подвернувшимися ящиками. Били и лежавших на земле и уже не сопротивляющихся, и тех, кто ещё оказывал сопротивление. Иванова спасла его наследственная и приобретённая волею судьбы реакция. Увернувшись от прямых в голову, он смог устоять на ногах, но получил несколько болезненных ударов в живот и по спине. Против него дрались сразу трое. Уловив момент, Иванов кулаком в горло «вырубил» противника, стоявшего напротив. Сразу с разворотом он нанёс резкий удар локтем в нос стоявшему сзади. Уйдя от тяжёлого, скользнувшего по уху хука сбоку, Иванов сбил с ног третьего нападавшего, успев ухватить его за ворот куртки, и, потянув на себя, резко ткнул головой в лицо. Увидев образовавшуюся брешь в стене нападавших, Иванов понял, что это единственный путь к спасению, и изо всех сил рванул туда. «Стоять, сука!» — услышал он за спиной дикий рёв в несколько голосов. Ему некогда было оглядываться. Он нёсся вдоль прилавков с овощами и фруктами, стараясь избежать столкновения с ничего не понимающими покупателями. Спиной он чувствовал погоню. Но бежал, не оглядываясь, к набережной, надеясь успеть запрыгнуть в одну из машин такси, припаркованных на стоянке в ожидании клиентов. Именно на такси он с товарищами приехал час назад на этот злополучный рынок. Вдруг он увидел, как впереди наперерез ему с соседней улицы выезжает милицейская машина. Не снижая темпа бега, Иванов оглянулся. За ним гнались четверо в чёрных куртках. Появление блюстителей порядка их не испугало. Иванов снова посмотрел на милицейскую машину. Та остановилась, и из неё стали не спеша выпрыгивать крепкие ребята в форме с резиновыми дубинками.

Встреча с местной милицией не входила в планы Иванова. Не долго думая, он свернул в первый попавшийся проулок. Там забежал во двор трёхэтажного старого дома и, убедившись в том, что его преследователи отстали, открыл ближайшую дверь подъезда. В облезлом подъезде пахло застарелым влажным бельём, гниющим деревом и подвальной плесенью. Дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта, но Иванов пронёсся мимо. Не долго думая, он через две ступеньки влетел на последний — третий этаж и замер, стараясь приглушить рвущееся из груди дыхание. Звонить и стучать в двери квартир он не стал, потому что услышал, как внизу простонала противным скрипом отворяемая уличная дверь, и кто-то вошёл. «Сюда он забежал!» — донёсся до Иванова молодой голос, сбиваемый прерывистым дыханием. «Посмотри наверху!» — властно распорядился другой голос, и по деревянным ступенькам застучали тяжёлые шаги. Иванов по стенке медленно сполз на пол лестничной площадки и вжался в неё животом — только бы не увидели! Он понимал, что тут, в чужом подъезде, в чужом городе ему уже никто не поможет. Звук шагов приближался. Иванов задержал дыхание и прижался к полу всем телом. Судя по звуку шагов, поднимающийся по лестнице человек уже дошёл до середины последнего межэтажного пролёта. Ещё шаг или два — и Иванов увидит голову преследователя. «Никого тут нет!» — очень близко и неожиданно для Иванова прозвучал голос, и шаги затихли. «Значит, он в подвале!» — донеслось снизу и шаги на ступеньках стали удаляться. Стараясь не шуметь, Иванов поднялся на ноги, вздохнул полной грудью и осторожно заглянул через перила. Внизу о чём-то спорили. Но своих преследователей Иванов разглядеть не смог — мешала лестница. Предусмотрительно он отошёл подальше от края площадки. Надо было что-то срочно предпринимать. Тем более что на площадке раздался щелчок дверного замка.

Иванов понял, что если сейчас откроется дверь квартиры и вышедшая хозяйка или хозяин начнут задавать ему вопросы, внизу тут же услышат. Иванов огляделся. На чердачном люке был сбит замок. Но лестница на чердак отсутствовала. Иванов прикинул свои шансы добраться до люка, но сразу же отбросил эту мысль. Без лестницы ему не преодолеть высоту в три метра.

Тут на глаза Иванову попалось ведро для мусора, стоявшее в углу. Ведро было почти полным. Спасительная мысль показалась Иванову вполне разумной. Он быстро скинул свою тёмно-зелёную куртку-ветровку, оставшись в одной рубашке. Документы и деньги переложил в карман брюк. Куртку, свернув подкладом наружу, он положил в дальний угол площадки рядом с ведром. Потом, выровняв дыхание, взъерошил волосы на голове.

В этот момент дверь одной из квартир приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась часть сморщенного лица не то старика, не то старухи. Улыбнувшись в приоткрытую дверь как можно доброжелательнее, Иванов придал своему лицу безразличное сонное выражение и, взяв ведро с мусором, стал спускаться по лестнице, ворча и изображая монолог с женой:

— Во достала! Ни минуты покоя. Полежать уже нельзя. Далось тебе это ведро! Потом бы и вынес! Нет, неси, неси…

Дойдя до первого этажа и увидев там троих парней, Иванов оторопело уставился на них:

— А чё вы тут делаете? — поинтересовался он с видом хозяина.

— Ты, мужик, давай проходи! — посоветовал ему один из троих, покосившись на ведро с мусором.

— Стой! Ты там никого чужого не видел? — спросил другой.

— А кого? — тупо вопросом на вопрос ответил Иванов и, не торопясь, направился к выходу.

В этот момент, неслышно как тень, прямо перед ним из подвальной двери выросла фигура в чёрной куртке. Иванов с удивлением рассмотрел, что это девушка. Она была примерно одного роста с Ивановым. Или чуть ниже. За ней из подвала вышли два парня.

— Никого там нет! — громко произнесла девушка и бросила взгляд на незнакомца. От неожиданности и удивления с лица Иванова на мгновение слетела маска глупого выражения. Но этого мгновения девушке было достаточно, чтобы сделать нужные выводы. Иванов понял всё по её глазам, когда их взгляды встретились. Выхода не оставалось. Не останавливаясь, Иванов проследовал к подъездной двери и открыл её. На улице стояли ещё трое рослых парней в чёрных куртках, внимательно разглядывая появившегося на пороге Иванова. Увидев мусорное ведро в его руках, они потеряли к нему интерес.

Иванов окинул взглядом двор. Старые мусорные ящики сиротливо приткнулись в самом дальнем конце двора. Дальше, за ними Иванов разглядел спасительную проходную арку, которая вела на проезжую улицу. «Может, он в квартиру зашёл?» — услышал Иванов у себя за спиной мужской голос. «Погоди-ка!» — озадаченно прозвучал женский. Подгоняемый этим возгласом, Иванов шагнул по направлению к мусорным ящикам, спиной чувствуя на себе внимательный взгляд. По тому, что он не услышал звука закрываемой подъездной двери, Иванов понял, что девушка смотрит ему вслед.

Он уже миновал троих стоявших в ожидании верзил. Сейчас бежать было никак нельзя. Иванов это понимал. Но зародившийся в душе страх и смятение росли с каждым шагом, вызывая гадкую слабость в ногах и подрагивание рук. Казалось, что весь мир замер в ожидании и сейчас следит за ним. Стараясь не размахивать руками, Иванов пошёл к ящикам, не оборачиваясь, не замечая, что идёт всё быстрее и быстрее, думая лишь об одном: только бы не побежать…

Казалось, что он идёт очень долго, как в замедленной киносъемке, с замиранием сердца ожидая, что вот сейчас раздастся окрик: «Стоять!»… и тогда вся толпа накаченных парней кинется к нему и на него.

Он вдруг представил это себе так ясно, что судорожно вздохнул и громко проглотил накопившуюся слюну. Что-то дёрнулось в нём… Он на миг оглянулся и, выпустив ведро из руки, кинулся к спасительной арке. Он услышал, как вслед ему закричали, как покатился за его спиной топот множества ног, обутых в крепкие берцы. Когда он оглянулся еще раз, то увидел, как, растянувшись по двору, за ним несётся толпа в чёрных куртках, а впереди неё, пригнув голову, уверенно и стремительно бежит девушка.

Иванов споткнулся на бегу и с размаху упал, а когда вскочил, получил удар в спину, но на ногах удержался. Не чувствуя боли, он увидел, как обогнала его сбоку девчонка и остановилась метрах в трёх спереди, отрезав путь к спасению. Поводя западающими от глубокого дыхания крыльями ноздрей и глядя на него чёрными как уголь, ожидающими ответных действий противника глазами, она неожиданно первая кинулась на него, налетела и с ходу прыгнула, ударив Иванова ногой в грудь. Иванов поднял руку, пытаясь защитить лицо, но покатился через голову под ноги подбежавшей толпы…

Он кружился на спине, отчаянно работая ногами, и закрывая руками лицо и грудь, среди яростного, осатанелого мата, хрипа и обутых в тяжёлые твёрдые берцы ног. Отворачивая от ударов лицо, краем зрения он видел оскаленные то ли в азарте, то ли в дикой ненависти лица доставших его преследователей. Боли он почти не чувствовал. Но вот кто-то схватил его за рубашку, и раздался треск рвущейся материи. Потом поймали за кисть и отвели руку, и тут он получил сильный удар в солнечное сплетение, от которого сжался в комок. Терпеть такую боль не было силы. В короткое мгновение он успел подумать, что скажет жене и дочке, когда вернётся домой такой вот, подранный и побитый… и тут же понял, что ведь может и вовсе не вернуться! От этой нелепой, вязкой, страшной мысли он, теряя последние силы и не надеясь на помощь, закричал вначале слабо и жалостно, а в следующий миг — грозно и дико, вложив в срывающийся крик всю боль, безысходность и глупость своего положения…

Вдруг он понял, что может дышать, и стал жадно хватать воздух лёгкими. Его уже не били. Он лежал, вжимаясь в твёрдую землю, словно моля у неё защиты, и ждал, что вот-вот на него снова накинется безжалостная стая. Потом он услышал короткий стон и звук глухого удара. На него никто не кинулся. «Я сказала — хватит!» — донёсся властный женский голос. Иванов повернул голову и посмотрел в том направлении. Девушка стояла боком, закрывая Иванова собой от своих. Стоявший за ней рослый парень потирал щеку и глядел на девчонку озадаченно и зло. Остальные нападавшие выстроились полукругом и глядели на лежащего на земле Иванова безразлично, как уже на ненужную вещь.

— Уходим! — бросил потиравший щеку парень, и толпа, выполняя команду, вразнобой двинулась обратно через двор, мимо наблюдавших за дракой редких прохожих, прямо к выходу на улицу. Девушка осталась стоять на месте. Иванов попытался сесть.

— Зря ты так, Наташка! Эти тебя не пожалеют, — бросил ей напоследок рослый парень, безучастно посмотрев на Иванова, и, не оглядываясь, двинулся за всеми.

Иванов, пересиливая боль в теле, с трудом поднялся. Вокруг на земле валялись запачканные документы, монеты и несколько помятых мелких купюр. Это всё выпало из его карманов. Избитый, в рваной рубашке, из-под которой выглядывала десантная тельняшка, морщась от боли, он принялся собирать своё хозяйство. Когда он подошёл к стоящей всё на том же месте девушке и разогнулся, подняв с земли последнюю монету, Наташка молча протянула ему его собственное удостоверение ветерана боевых действий. Принимая из её рук книжечку, Иванов посмотрел девушке в глаза и не увидел того злого жёсткого огня, который горел в них, когда она нагнала его во дворе. Теперь на него глядели обыкновенные женские глаза. Красивые тёмно-карие, почти чёрные глаза под густыми ресницами.

— Это тебя спасло, — просто произнесла она, отдавая удостоверение. Потом добавила:

— У меня парня убили в Чечне…

И пошла догонять своих. Иванов остался стоять, молча глядя ей вслед.

Иванов вернулся первым. Он приехал на утреннем поезде и, не позвонив никому, пошёл прямо домой. Жена при его виде только руками всплеснула:

— Саша, господи, ну что опять?!

— Да в аварию попали на служебной машине, — соврал Иванов. — Но обошлось.

— Слава Богу, живой! — Лена тут же заторопилась оказывать мужу медицинскую помощь.

Позавтракав, Иванов подошёл к телефону, немного подумав, набрал номер и поставил в известность Есина о своём прибытии. Не вдаваясь в подробности, он коротко поведал о нападении на их группу бойцов из «наци». И попросил отгул.

— Ладно, ты пока лечись, — разрешил Есин. — Посиди пока дома. Надо будет — вызовем.

На следующий день посланные специально за своими коллегами охранники фирмы на выделенном для этой цели микроавтобусе привезли ещё троих во главе со старшим команды. Остальные пятеро пострадавших в тяжёлом состоянии всё ещё оставались в больнице того городка, где их так негостеприимно встретили местные националисты.

Отлежавшись дома четыре дня, Иванов, по вызову Есина, появился в офисе. Чувствовал он себя ещё неважно, поэтому машину из гаража брать не стал. Добрался до работы на общественном транспорте.

Прямо с утра по поводу провалившейся командировки вице-президент собрал расширенное совещание, на которое пригласили Иванова и троих вернувшихся бойцов. Выслушав пострадавших, вице-президент жёстко обратился к присутствующему здесь же начальнику службы безопасности:

— Ну, и долго этот беспредел будет продолжаться? Как вы можете терпеть на нашей территории эту банду? Уже вторую команду лучших бойцов мордуют в каком-то там вонючем Мухосранске! Кто там хозяин? Вы с этими «недоделанными» «наци» справиться, что ли, не можете? Где наш «смотрящий»? Что делают его бойцы? Где менты, которым мы платим, кстати, немалые деньги из общака? Где прокуратура? Где какие-то активные действия с вашей стороны, в конце концов?!

Начальник службы безопасности, не отрывая взгляда от крышки стола, недобро прищурился, тихо ругнулся и процедил сквозь зубы:

— Погодите, суки… отучим!

— Отучайте быстрее! — перешёл на тон выше вице-президент. — Действуйте, действуйте! Иначе наш бизнес там становится убыточным. С вас, что ли, удерживать упущенную прибыль?

— Сказал же, что всё сделаем! — тоже повысил голос начальник службы безопасности и зло посмотрел на вице-президента.

— Когда? — выкрикнул вице-президент, не отводя взгляда.

— Операция разрабатывается, — взял на тон ниже начальник службы безопасности. — Подключили ментов, от них получена информация. На следующей неделе планирую разобраться с этими отморозками. «Наци» в своём лесном лагере общие сборы устраивают. Вот там их всех и прихлопнем одним махом!

— Надеюсь, раз и навсегда? А то вы всё с лета собираетесь! — спокойнее произнёс вице-президент и посмотрел в окно. — Зима уже на дворе.

— Разберёмся один раз и навсегда! — пообещал начальник службы безопасности и снова упёрся взглядом в крышку стола.

После совещания начальник службы безопасности позвал в свой кабинет Иванова и других участников печальных событий. Он попросил каждого из четверых повторить свой рассказ о стычке с представителями «националистов» и записал всё на диктофон.

— Хорошая у них организация! — сделал вывод начальник службы безопасности, убирая в стол аппаратуру. — И подготовка хорошая.

— Слушай, босс, — предложил командир отряда бойцов Александр Батурин, — может, ну их на хрен этих «наци»? Они сейчас по всей России! Что нам с ними рынков не хватит, что ли? Ребята они тренированные, есть прошедшие Афган и Чечню. Дружить надо. Зачем затевать войну?

— Мелко смотришь, Александр! — проворчал начальник службы безопасности, давя тяжёлым взглядом собеседника. — Дело в принципе! Они пришли на нашу территорию. Хозяевами себя почувствовали! Этот рынок мы «крышевали»! Если простим сегодня этим, завтра другие начнут беспредельничать! С чем тогда мы останемся? Нет, слабость нам проявлять нельзя! Уважают жестокость. А проучить этих «отморозков» нужно! Вы все, — обратился он к присутствующим, — приводите себя в порядок и на следующей неделе пойдёте вместе с моим спецназом реабилитироваться и отвоёвывать принадлежащее нам! А сейчас — свободны!

— У меня есть вопрос, — поднялся из-за стола Иванов. Начальник службы безопасности нехорошо посмотрел на него:

— Ну, задавай. Только быстро.

— Кто такие эти «наци»?

— Это тебе Батурин подробно объяснит! — бросил начальник службы безопасности. — Всё. Никого не задерживаю.

Покинув кабинет начальника, все четверо направились в ближайшее кафе, чтобы обсудить услышанное.

— Да, похоже, что стрельба теперь будет, — сидя за столиком, озадаченно произнёс командир спортсменов. Его правая припухшая половина лица с затёкшим глазом отливала синевой. Из всех четверых он выглядел самым побитым, хотя и старался держаться молодцом.

— «Мокруха» не по нашей части! — поддержал его товарищ и посмотрел на Иванова. — А стрелять в людей легко?

— Не трудно, — ответил Иванов, — если не видишь глаз человека.

— А если видишь?

— Можешь и не выстрелить.

— Почему?

— Говорят, если жертва смотрит перед смертью в глаза убийце, то душа убиенного «прилипает» к душе убийцы и «высасывает» его до смерти, — не сдержав улыбки, произнёс Иванов.

— Серьёзно? — озадачился спортсмен.

— А зачем, ты думаешь, перед расстрелом глаза завязывают? — поддержал Иванова Батурин.

— Что будем делать? — осторожно поинтересовался третий.

— Что прикажут! — отрезал командир. — Отказы босс не принимает.

Все замолчали, потягивая принесённое официанткой пиво.

— А что там за история с этим злополучным рынком? — поинтересовался через некоторое время Иванов. Ему ответил один из спортсменов:

— В том городке два рынка: один исконно русский, и директор там был русский, а второй — перекупили кавказцы. Мы «крышевали» и тот и другой. Но кавказцы нам платят лучше. И интересы у них распространяются на оба рынка. Ну, мы решили помочь нашим «южным братьям». Всё бы ничего, только появились эти «наци» и выбили кавказцев с русского рынка, вернули прежнее руководство и стали у них «крышей». Вот до сих пор и делим этот злополучный рынок, будь он неладен!

— И давно началась эта история? — спросил Иванов, глядя в окно на осеннюю улицу.

— Уже год, — спортсмен оторвался от кружки. — И ведь сделать ничего не можем. Пробовали и через ментов, и через депутатов — не выходит. Видимо, какая-то мощная поддержка имеется «наверху» у «наци». Одно слово — организация! А на кулаках с ними разбираться — себе дороже. Это ты сам видел!

— «Хвост» трепался, что слышал, как нашему Чугуну лично президент компании говорил, когда ехали в машине, что сейчас через Думу протаскивается закон о запрете организаций национального толка, — включился в разговор другой спортсмен.

— А что это за сборы, про которые говорил ваш босс? — Иванов посмотрел на командира группы.

— Там, возле города у «нацистов» тренировочный лагерь, — стал делиться информацией тот. — О нём знают даже власти. В этом лагере настоящие инструкторы работают — спецназовцы. Из «бывших», конечно. Но — спецы, я тебе скажу, ещё те! — Батурин выразительно поднял сжатый кулак. — Своих бойцов они так натаскивают, что один ихний против двух наших голыми руками может биться! В этом ты на себе имел возможность удостовериться.

— Имел… — вздохнул Иванов, припомнив боевую черноглазую девчонку.

— Думаю, что в этот самый лагерь наш босс и пошлёт карательный отряд, — предположил Батурин.

— А что? По самому логову и нанесём удар! — воскликнул спортсмен, что сидел ближе к Иванову. Чтобы взмахнуть в воздухе сжатым кулаком, ему пришлось поставить на стол начатую кружку пива. — Завалим всех одним махом!

— Не ори! — остудил его пыл Батурин.

— А если в лагере оружие? — осторожно предположил третий их товарищ. — Самим бы ноги оттуда унести!

— По информации милиции, — возразил ему командир, — «наци» оружия не имеют. Не хотят с Законом конфликтовать. Им надо в партию своё движение регистрировать. Поэтому, если мы используем фактор неожиданности, то возьмём их «тёпленькими» и «пощёлкаем» как кроликов… Ладно, давайте расходиться. У меня есть ещё кое-какие дела.

Батурин поднялся из-за столика первым.

Попрощавшись возле кафе, друзья по сплотившему их несчастью пошли в разные стороны. Иванову оказалось по пути с командиром спортсменов. Вначале они шли молча. Потом Иванов спросил:

— Александр, так всё-таки, кто эти «наци»?

— Понимаешь, — после короткой паузы начал Батурин, — это мы их так одним словом прозвали. «Обозначили», так сказать. А на самом деле там много кого: «Русское Национальное Единство», например, или «Скинхеды» или «Воины Креста» и всякие примкнувшие к ним молодёжные организации. Между ними всеми пока существует союз только на словах, но если они объединятся в партию, то это движение станет одним из самых мощных в России. Наши понимают, что допустить объединения «наци» нельзя. И предпринимают всё против этого.

— К примеру, нападение на лагерь? — подсказал Иванов.

— И это тоже, — подтвердил Батурин. — На лагерные сборы понаедут руководители «наци» разных уровней со всей Московской области. Хорошо бы, чтоб их верхушка там тоже была! Мы воспользуемся благоприятным моментом и убьём двух зайцев: уберём командиров и запугаем остальных. Глядишь — все сами разбегутся.

— Александр, вижу, ты мужик умный, — решил сменить тему Иванов. — А как в боевики-то попал?

— А что? Эта работёнка — не хуже какой другой! И платят нормально! — воскликнул, изобразив подобие улыбки на побитом лице, спортсмен. Но, посмотрев на Иванова, добавил серьёзно:

— Вначале «срочная» во внутренних войсках. После армии заочно окончил институт и в спецназе юстиции служил. Служил неплохо, получил офицерские погоны. Награды имею за Чечню. Потом работал в милиции, будь она неладна!

— Что так-то? — Иванова заинтересовала история Батурина.

— Да взяли мы одного урода крутого по постановлению прокурора, а тот скоро вышел на свободу и на меня — в суд. Я тогда группой захвата командовал. По решению суда меня из органов выкинули. А этот придурок ещё братков натравил: плати, мол, теперь по жизни должен! Что делать? Не в милицию же жаловаться. Я за помощью к своему бывшему командиру по спецназу обратился, он уже тогда был начальником службы безопасности фирмы. Только он и смог помочь: защитил и меня, и мою семью. И знаешь как? Просто пострелял этих ублюдков вместе с тем крутым во главе. И лежат они сейчас в местах не столь отдалённых… — Батурин усмехнулся. — Теперь вот служу верой и правдой… Как говорится: долг платежом красен. Кстати, зеки нашему начальнику службы безопасности, ещё когда он работал на зоне, эту кличку — Чугун дали именно за его спокойствие в любых ситуациях и тяжёлые кулаки. А я теперь, выходит, вечный должник нашего Чугуна. Такие вот дела! — Батурин вздохнул.

— Так наш начальник службы безопасности — твой давний знакомый? — удивился Иванов. — Что-то теплоты в ваших отношениях я не почувствовал.

— Люди меняются в зависимости от обстоятельств! — снова вздохнул Александр. — А он высоко взлетел, да и одно слово — Чугун!

— Вижу, что не слишком по душе тебе эта нынешняя работа, Саня, — сделал вывод Иванов, не отводя взгляда от Батурина.

— Слушай, тёзка, ты кончай меня наизнанку выворачивать! — остановившись, сухо проговорил Александр. — По душе — не по душе!.. Мне платят — я выполняю! Остальное — дело не моё! Понял?

— Чего тут не понять? Не кипятись, Саня, — постарался произнести как можно мягче Иванов. — Я безо всякого умысла сказал. Мне тоже неуютно в этой фирме. Но как жить? Ворота идти на завод открывать, что ли? Или курятник сторожить? А семью содержать на что?

— То-то и оно… — уже мирно произнёс спортсмен. — Почему сразу курятник? Можно и автостоянку, или проституток развозить. Ну, ладно. Мне, вон, на остановку. Встретимся утром в офисе!

— Пока! — пожал протянутую крепкую руку Иванов. — До завтра.

На оживлённом перекрёстке они разошлись в разные стороны.

Вечером, уложив Наташку спать в её комнате и почитав ей сказки, Иванов зашёл в спальню, выключил свет, скинул спортивный костюм и залез под одеяло. Обняв доверчиво прижавшуюся супругу, Иванов никак не мог заснуть и долго лежал с открытыми глазами, размышляя о том, что ожидает их маленькую семью в ближайшем будущем.

— О чём ты думаешь? — в темноте прозвучал тихий голос жены.

— О жизни… О нашей жизни. — Иванов рассказал о командировке и встрече с девчушкой Наташкой, которая заступилась за него.

— Как складываются обстоятельства, — задумчиво закончил он свой рассказ. — Снова это имя… Рок какой-то…

— Совпадение, — тихо вздохнула жена. — Спи. Не такое уж это и редкое женское имя — Наталья. У меня в детстве три подруги были Наташи. И в школе тоже…

— Спокойной ночи! — Иванов поцеловал супругу в плечо и отвернулся. Для себя он решил, что если представится возможность, он тоже поможет этой девушке из «наци».

Прошла третья неделя, как Иванова назначили на новую должность. Обязанности коммерческого директора не сильно отягощали. Находилось время и на посещение ресторанов, и на выполнение заданий, не связанных напрямую с его должностными обязанностями. Чугун, казалось, забыл о своём обещании уничтожить лагерь «наци». Иванова не беспокоили, и он все силы отдавал работе, стараясь быть на хорошем счету.

Вторым непростым заданием для Иванова стала перевозка нескольких вагонов мешков с высококачественным цементом с товарной железнодорожной станции на склады одной из фирм, занимающихся реализацией горюче-смазочных материалов. По маркетинговому плану там цемент «по бартеру» превращался в топливозаправщики с бензином, который дальше нужно было развезти по указанным в том же плане заправочным станциям.

— Половину расчётной суммы с заправок заберёшь сегодня сразу, другую через неделю, — в своём новом офисе давал указание Иванову заместитель директора управляющей компании по маркетингу. — Наберёшь деньги за день и привезёшь их сюда. Сдашь в бухгалтерию. Бабки большие. Охрана нужна?

— Нет, — отказался Иванов. — Справлюсь.

— Оружие есть?

— Не нужно. Я аккуратно всё сделаю.

— Как знаешь, — заместитель директора с интересом посмотрел на Иванова. — За деньги отвечаешь головой!

— Понимаю.

— Смотри, не проколись, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, посоветовал присутствующий здесь же Чугун. — Достанем из-под земли!

Иванов, глядя на его широкие плечи, выбритую голову, кривую усмешку и холодный взгляд, верил угрозе. «Настоящий бульдог! Того и гляди — бросится!» — подумал Иванов, снова ощутив неприятный холодок между лопатками.

— Не проколюсь! — пообещал Иванов, стараясь выдержать взгляд начальника службы безопасности.

— Ну, с Богом! — напутствовал заместитель директора.

Иванову удалось за один день организовать вывоз цемента с железной дороги. На следующий день он уже направлял полные бензовозы по заправкам.

Когда в конце второго дня Иванов пересчитывал деньги на последней из заправочных станций, уже стемнело. Толстые пачки купюр он завернул в газету, на которой ручкой написал адрес плательщика. Сложив несколько газетных свёртков в один большой непрозрачный целлофановый пакет, он засунул его в бардачок своей машины. Надо было спешить сдать деньги — в офисе Иванова ждали.

Ему не удалось отъехать далеко от заправочной станции. Вначале его автомобиль обогнала бело-синяя милицейская «девятка», из которой ему махали полосатой палочкой, подавая сигнал «остановиться». Когда Иванов сбросил скорость, его машину к обочине прижала тёмно-зелёная «девяносто девятая» с тонированными стёклами. Не выключая двигатель, Иванов быстро открыл бардачок, вытащил пакет с деньгами и сунул его под куртку. Двери его машины резко отворились снаружи, и последовала короткая команда: «Выйти! Руки на машину!».

Переждав приступ волнения, Иванов, сидя в автомобиле, достал удостоверение ветерана боевых действий и произнёс:

— Спокойно, парни. Я контужен. Могу невзначай сорваться. Поэтому не надо кричать. Что случилось?

— Выходите! — приказали люди в штатском, ознакомившись с удостоверением. — Лицом на капот, руки за голову!

— Ща-ас! — Иванов попытался изобразить руками понятный на всех языках жест, но не успел — двое рослых омоновцев, грубо схватив за руки, выволокли его из кабины и кинули животом на тёплый капот собственной «девяносто девятой».

— Грубые вы, — бросил Иванов, но подчинился силе. Его обыскали. Обнаружив под курткой пакет, пытались отобрать, но Иванов не отдал, оказав сопротивление тем же омоновцам.

— Не имеете права! — кричал Иванов, когда два «качка» в камуфляже, прижав его грудью к машине, пытались вывернуть руки. — Покажите ордер на арест! Иначе ответите за свои незаконные действия! Это превышение полномочий… Мне есть куда обратиться. Там не поглядят, что вы такие здоровые…

Отпустив строптиво брыкающегося задержанного и посовещавшись с двумя штатскими, милиционеры пакет извлекать не стали, но руки Иванову всё-таки застегнули в наручники.

Отделение милиции находилось рядом с местом задержания. Туда Иванова спустя несколько минут привезли на «девяносто девятой» с тонированными стёклами под охраной двоих в штатском. За руль задержанных «Жигулей» сел милицейский капитан в форме. «Девяносто девятая» Иванова проследовала к отделению за своим хозяином.

При повторном обыске в отделении два милиционера в форме уже из состава дежурной группы снова попытались отобрать пакет, но Иванов, помня о тяжёлом взгляде Чугуна, решил не отдавать. Он решил держаться до последнего и держался, гарантируя всем присутствующим ментам скорую «разборку»:

— За нарушение закона вы сначала получите от своего начальства, а потом за меня братва вам добавит! Ваше от вас никуда не уйдёт! — кричал в комнате дежурного по отделению Иванов, зажатый в угол с застёгнутыми за спиной руками. — Уверяю, мало не покажется!

— Держись, кореш! Менты — козлы! — доносилась из-за закрытых дверей камер предварительного заключения одобрительная поддержка в них сидящих.

— Молчать, сволочи! — раздражённо орал в ответ дежурный майор. Он уже вконец потерял терпение. — Сейчас своё говно у меня жрать будете!.. Вашу мать… Всех мордами в парашу…

— В кабинет для допросов! — прерывая майора, резко и сердито крикнул появившийся в коридоре милицейский полковник. — Устроили здесь цирк со слонами! …мать вашу!

Милиционеры моментально отпустили задержанного и повернулись лицом к старшему по званию.

— Полковник, пусть наручники с меня снимут, я не опасный, — потребовал Иванов у начальника. — Я сам погоны носил. Вон у того в пиджаке моё удостоверение ветерана боевых действий.

Полковник посмотрел на одного из штатских, на которого указал Иванов. Тот нехотя достал из бокового кармана пиджака красную книжечку и протянул полковнику.

— Снимите наручники! — приказал полковник, взглянув в раскрытое удостоверение. Подождав, пока Иванову освободят руки, милицейский чин вернул документ хозяину. Потом, строго поглядев на подчинённых, распорядился:

— Задержанного на допрос в следственный кабинет!

После ухода полковника, Иванова под охраной всё тех же двух служителей порядка отвели в комнату для допросов.

— Что там у тебя в пакете? — настойчиво интересовались двое в штатском.

— Буду отвечать в присутствии моего начальства, — твердил под нестерпимо ярким светом лампы сидящий на стареньком стуле посередине полупустой зашарпанной комнаты Иванов. Пакет с деньгами он прижимал к груди так, будто это были его собственные сбережения. — Или адвоката вызывайте.

— Ты думаешь, что тебе они помогут — твои начальники? Да они теперь в штаны наложили со страху! — особо наседал один оперативник в штатском. — Тебе теперь никто не поможет! А твои бывшие начальники скажут, что знать тебя не знают. И «отмажутся» от тебя. Уж поверь моему опыту!

— Дай сюда свёрток! — требовал другой. — Ты же понимаешь, что мы его можем отнять силой. Что там: наркотики или взрывчатка? Лучше отдай по-хорошему. Иначе загремишь по полной. Да и мы тебе тут за оказание сопротивления представителям власти все кости переломаем! Хочешь помучиться?

— Покажите ордер на арест, — требовал Иванов, не обращая внимания на угрозы и переходя в наступление. — Мы с вами по одной земле ходим, уважаемые господа офицеры. Я сам погоны снял не так давно. А что, если ваша власть завтра кончится? Вы об этом не думали? Так подумайте. Как бы потом кому-то из вас мучиться не пришлось за бесцельно прожитые…

— Угрожаешь?! — с вызовом навис над ним оперативник. — Да ты у меня сгниёшь в СИЗО!

— Не угрожаю, а предлагаю подумать о последствиях, — спокойно уточнил Иванов, брезгливо отстранившись от брызжущего слюной блюстителя порядка.

— Ты пока что задержан. А ордер мы сделаем, не сомневайся, — заверил один из штатских, сидящий за столом. — Скорее всего, на тебе пока ничего такого нет, за что тебя можно было бы «прижать». Иначе бы ты тут так не хорохорился. Но, поверь, если будешь молчать — повесим на тебя всё дело. И ещё поверь, там есть, что вешать. «Потянешь лямку» и за себя и за своих начальников! Лет эдак минимум на восемь… А станешь сотрудничать — возможно, что дело и до суда не дойдёт. Выбирай.

— Дайте позвонить! — настаивал Иванов.

— Что в пакете?.. — не уступали оперативники.

Через час, не добившись ничего, милиционеры разрешили Иванову сделать один звонок из кабинета следователя в их присутствии.

Иванов набрал Есина. Тот оказался на месте и ответил сразу, а узнав, затараторил:

— Ты где застрял? Мы тебя ждём…

— Помолчи! Меня взяли с пакетом. Нахожусь в… — не стал слушать всю тираду шефа Иванов и назвал номер отделения и район.

— Держись, сейчас что-нибудь придумаем! — ещё больше заволновался Есин. — Держись…

— Держусь, но, похоже, что мне уже нужен адвокат. Приезжайте побыстрее, — произнёс Иванов в трубку и посмотрел на прислушивающихся к разговору милиционеров.

— Держись! Никому ничего не говори! И ничего не отдавай! Мы скоро будем… — обнадёжил Есин, и в ухо Иванову ударили прерывистые короткие гудки.

Аккуратно положив трубку на аппарат, довольный Иванов посмотрел на задержавших его оперативников и даже изобразил на своём лице подобие улыбки:

— Благодарю.

Двое в штатском и присутствующий на допросе капитан в милицейской форме, с неприязнью посмотрев на Иванова, вышли из комнаты, оставив его скучать одного.

Но скучал Иванов недолго. Через пару минут открылась дверь, и на пороге возник один из оперативников. Пиджак на нём был расстёгнут, и Иванов заметил красно-коричневую ручку пистолета, торчащую из стандартной наплечной кобуры. Иванов прикинул вариант: бросок, захват, удар ладонью в горло, и пистолет в руках. Но дальше уже придётся стрелять… Этот вариант отпадал.

Оперативник обошёл стол, придвинул стул поближе к Иванову, и сел, глядя в глаза открытым взглядом.

— Курить будешь? — протянул «опер» пачку сигарет.

— Спасибо. Не курю, — мотнув головой, отказался Иванов и стал смотреть в сторону.

Оперативник закурил и посмотрел на Иванова:

— Меня Алексеем зовут. Я из Москвы из Главного Управления.

— Ну и звание с фамилией уже говори, раз решил представляться, — развязно потребовал Иванов, бросив неприязненный взгляд на оперативника.

— Майор Агеев. Что-то интересует ещё?

Иванов не ответил.

— Поглядел я твои документы, Александр, — произнёс Алексей, между затяжками внимательно разглядывая Иванова. — Где воевал?

— В Чечне. В Афгане, — нехотя отозвался Иванов, угрюмо глядя в стену. — Тебе-то что от этого?

— Кем был? — опер не обратил внимания на грубость.

— Вертолётчиком.

— А я в Афгане солдатом. А в Чечне — уже капитаном в спецназе МВД. И там и там накатался я на вашей винтокрылой технике! Выходит, что мы с тобой братья по оружию?

— Самое время сейчас об этом вспоминать, — проворчал Иванов, переведя хмурый взгляд на оперативника. Затем стал смотреть в пол.

— А почему не время? В сложных ситуациях российские офицеры обязаны помогать друг другу. Ведь так? Надеюсь, Присягу ты ещё не забыл, подполковник Иванов Александр Николаевич?

— Такое не забывается.

— Как же ты с бандитами-то связался, боевой офицер?

— Не дави на совесть, опер! — вздрогнул Иванов и посмотрел собеседнику в глаза. — Сейчас вся Россия — бандиты!

— Скорее, везде — бандиты, — вздохнул оперативник. — В этом-то наша беда, товарищ гвардии подполковник! Но их праздник скоро должен закончиться. Порядок в стране нужно наводить. Правильно я говорю?

— Давно пора, — усмехнувшись, согласился Иванов. — Только кто наводить-то будет? Не ты ли?

— А чем я не подхожу? — по-доброму улыбнулся оперативник.

— Откуда мне знать, — пожал плечами Иванов, — может, ты тут роль передо мной разыгрываешь? Так сказать, «в образе». Даже школьникам известно, что милиция у бандитов «кормится».

— Ну да, если ещё такие ребята, как ты, ворам да жуликам служить станут, нам совсем трудно будет с криминальным беспределом покончить, — не ответив на явную грубость, Алексей сделал ещё одну затяжку и поднялся со стула, чтобы выкинуть дымящийся окурок в урну в дальнем углу комнаты. — Согласен с тобой, подполковник, продажного дерьма в наших рядах хватает. Но поверь, гораздо большая часть — это честные трудяги, настоящие офицеры. Мне, например, не стыдно людям каждый день в глаза смотреть.

— Хотелось бы в это верить, — серьёзно согласился Иванов.

— Поверь, Александр, — оперативник прошёлся по комнате, — «органы» больны, когда болен весь организм страны. Но мы начинаем выводить всякую внутреннюю заразу. Нам с предателями и продажными подлецами не по пути! Скоро придёт время, Александр, и ты услышишь об этом. Все услышат. Меняется время — меняется всё! Другие люди к власти приходят. Вот увидишь!

— Ну, предположим, ты честный, — возразил Иванов в пустоту кабинета, потому что оперативник остановился за его спиной. — Тогда вдвойне дурак!

— Не понял, почему?

— Сказкам веришь и надеешься что-то изменить. Ну, придёт малая горстка новых людей. А дальше-то что? Основная масса чиновников останется. И что ты тогда изменишь?

— Почему ты не с нами? — вместо ответа спросил Алексей.

— А кто меня звал? — Иванов, иронично приподняв одну бровь, посмотрел через плечо на стоящего за спиной милиционера.

— Понятно. Нужно было позвать, — вздохнул тот. — А может, не услышал, когда звали? Или за деньгами погнался, братишка, уши заложило? — предположил Алексей.

Иванов не ответил, чувствуя, как зло закипает внутри. Прав был его оппонент, но от этой его правды становилось вдвойне обиднее.

Оперативник медленно прошёлся из угла в угол и опять остановился за спиной Иванова:

— Но не всё можно купить за деньги…

— Не всё покупается, но всё продаётся! — сердито перебил Иванов, не глядя в сторону собеседника. — Чего тебе надо?

— Вот мой рабочий телефон, — протянул «опер» через плечо сидящего Иванова листок с цифрами. — Давай договоримся о сделке: я сейчас открываю тебе часть информации о группировке, на которую работаешь, чтобы ты сам сделал выводы на дальнейшее, а ты мне сообщаешь, что в пакете и кому его везёшь.

— И всего-то? — Иванов оглянулся, взял листок и посмотрел в него.

— И всего. — Алексей сел на стул рядом и с надеждой и ожиданием смотрел в глаза Иванову.

— Интересно, как вы на меня вышли? Следили? — поинтересовался Иванов, пряча бумажку с номером в карман.

— Нет. Был обыкновенный телефонный звонок — наводка. Агентурная практика. А вот за твоими боссами мы наблюдаем давно. Видишь, я с тобой откровенен.

— Ладно, расскажи мне о том, чего я не знаю.

— Значит, сделка? — уточнил оперативник.

— Сделка, — без эмоций согласился Иванов.

— Хорошо. — Алексей некоторое время смотрел Иванову в глаза, будто взвешивая: можно тому доверять или нет? — Ты прав: моему отделу туго приходится. Давят со всех сторон. Группировка, на которую ты работаешь, одна из самых влиятельных в криминальной России. Её боссы держат под контролем производство металла, сбыт автомобилей, торговлю алкоголем, мясом, валюту. Короче — всё. Контролируют на чёрном рынке оборот наркотиков, проституцию, оружие. Сеть очень развита. Возможно, этого мы точно не знаем, поэтому повторяю — возможно, их верхушка находится не только в Москве, но и за океаном. И в регионах имеются свои люди. По всей России у них имеются подконтрольные банки. Нам трудно с таким спрутом бороться законными методами. Их «крышует» кое-кто из депутатов и лиц, приближённых к правительству. Конкретно на ваш город мы вышли потому, что через него проходит один из каналов поставки наркотиков в Москву. Необходимо его перекрыть. Ещё сюда недавно была направлена большая партия гуманитарной помощи из Европы. Но ни детские, ни лечебные учреждения её не получили. Вопрос: куда она подевалась?

— Что в ней? — Иванов слушал с интересом.

— В основном — продукты и медикаменты. Но есть и одежда, и обувь для детей.

— А при чём тут я? Про этот груз я впервые слышу. И про наркотики тоже. Зачем меня-то взяли?

— Пока не знаю. Возможно, что ты говоришь правду. Так что в пакете?

— Деньги.

— Много?

Иванов назвал сумму.

— Ого! — присвистнул «опер». — Откуда?

— Одна из коммерческих операций. Я выполняю поручение моих боссов: что-то покупаю, что-то продаю…

— Бензин, что-ли? — саркастически усмехнулся оперативник, прервав Иванова.

Иванов не ответил, только посмотрел на оперативника ничего не выражающим взглядом.

— Ладно — секреты разводить! — снова криво усмехнулся тот. — Про этот бензин мы и без тебя знаем.

Иванов кивнул:

— В том числе и бензин.

— И давно ты с этими?.. — милиционер состроил брезгливую гримасу, кивнув в сторону окна.

— Я вообще-то работаю коммерческим директором в одной из нормальных организаций. Нарушением законов не занимаюсь. Проведённая мной операция по бартеру вполне законная. Документы в наличии, — увидев брезгливое выражение лица собеседника, снова стал раздражаться Иванов. — Почему меня задержали?

— То, что ты представил — это не документы — это бумажки. Бензин-то ворованный, Александр Николаевич… — повысил голос Алексей и поднялся со стула.

Договорить он не успел. Без стука в кабинет вошли несколько человек во главе с уже знакомым Иванову милицейским полковником. Среди незнакомцев Иванов увидел своего начальника службы безопасности и почувствовал себя увереннее.

— Я заместитель прокурора области, — представился Алексею один из вошедших «гражданских» и сурово посмотрел на Иванова. — По какому праву задержан этот человек?

— Была наводка… — начал оправдываться вошедший вместе с прокурором милицейский полковник, хотя вопрос был задан не ему.

— И что обнаружено? — строго поинтересовался прокурор, даже не удостоив полковника взглядом.

— У задержанного пакет. Он не даёт его досмотреть, — вступил в разговор оперативник из Москвы, вошедший вместе со всеми.

Прокурор, резко обернувшись, направил на того грозный взгляд, затем взглянул на Иванова и приказал ему:

— Пакет к досмотру!

Прежде, чем открыть пакет, Иванов посмотрел на своего начальника службы безопасности. Чугун кивнул головой, и Иванов, поднявшись, высыпал перед собой на стол завёрнутые в газету пачки купюр.

— Что в газете? — поинтересовался прокурор.

— Деньги, — равнодушно ответил Иванов и сел на место.

— Пересчитайте, — распорядился прокурор, и два милиционера в форме и один в гражданском костюме тут же сели за стол пересчитывать купюры. Полковник остался стоять рядом с прокурором и Чугуном, так как свободных стульев в комнате больше не оказалось. Оба оперативника из Москвы, никому ничего не пояснив, демонстративно покинули комнату для допросов.

После подсчёта денег был составлен акт. К нему приложили документ, привезённый Чугуном, что указанная сумма взята Ивановым из бухгалтерии организации на выплату зарплаты подчинённым. Чугун только дописал в бумаге с печатью фирмы цифру, и Иванов поставил в ней и в милицейском акте свою подпись. Милиционеры претензий не имели.

Сложив все деньги обратно в пакет и сказав всем «прощайте», Иванов в сопровождении начальника службы безопасности пошёл к выходу из отделения милиции.

На улице его поджидал Алексей. Увидев Иванова, Алексей двинулся навстречу.

— Живи, как совесть подскажет, — бросил он Иванову на ступеньках лестницы, поглядев в глаза, и вошёл в здание.

— Кто это? — остановившись и глядя вслед милиционеру, поинтересовался Чугун.

— Опер из столицы. Пытался мне тут на совесть давить… — безразлично произнёс Иванов…

В офисе головной фирмы Иванова встречали как героя. В кабинете директора по маркетингу был накрыт небольшой, но богато обставленный стол. Виновника торжества угостили настоящим французским шампанским. Присутствовали немногие лица: Есин, хозяин кабинета с секретаршей, главный бухгалтер и начальник службы безопасности. Директор по маркетингу лично выдал Иванову «премию» в конверте «зелеными», как он сказал — «в порядке компенсации за моральный ущерб» и за «проявленную корпоративную солидарность», уточнив, что это ещё даже не зарплата. Начальник службы безопасности высказал пожелание о дальнейшем продуктивном сотрудничестве и росте личного благосостояния Иванова.

— А что теперь с этим бензином будет? — чокаясь со всеми по очереди, поинтересовался Иванов у директора по маркетингу. Вместо него ответил начальник службы безопасности:

— А ничего не будет! Продадим, как и планировали.

— Но менты знают, что бензин ворованный, — напомнил Иванов.

— Они ничего не докажут, — махнул рукой Чугун. — Забудь. Ты своё дело сделал. Теперь гуляй смело!

Началась новая серия тостов. Иванов, в свою очередь, благодарил присутствующих, театрально улыбался, пил шампанское и играл роль победителя. Но радости от совершённого им «подвига» почему-то не испытывал.

Прошла ещё одна неделя. В четверг перед обедом в кабинет к Иванову позвонил Александр Батурин:

— Велено сообщить: к субботе подготовь полевую форму. Отправляемся на природу. Для тебя, как для начальства, отъезд от офиса в семь ноль-ноль. Вас Чугун заберёт.

— На шашлыки едем? — с ехидцей поинтересовался Иванов.

— Ага, с кровью… — хмыкнул Батурин. — У «наци» сборы начинаются.

Иванов опешил. Он мог отказаться. Но в голове возник образ боевой черноволосой девчонки, и он решил присоединиться к остальным:

— Понял. Буду вовремя.

На место сборный отряд приехал на трёх автобусах в сопровождении двух «джипов». Иванова чуть позже привезли на третьем большом внедорожнике вместе с начальником службы безопасности и парой охранников из офиса.

Иванов вышел из машины, осмотрелся и увидел Александра Батурина, стоящего вместе с группой из своего отряда. Все мужчины были с оружием. Иванов подошёл и поздоровался. Кто-то тут же сунул ему в руки снаряжённый автомат Калашникова и полный запасной магазин.

— Готов? — коротко окинув подошедшего взглядом, спросил Батурин.

— Готов, — тихо ответил Иванов, стараясь не выпустить из поля зрения начальника службы безопасности. Тот вместе с двумя вооружёнными охранниками подошёл к сваленным брёвнам, где своей компанией стояли человек пятнадцать с оружием, все в одинаковых новеньких серых пятнистых комбинезонах и чёрных масках на лицах.

— Спецназ «Чугуновский», — проследив за взглядом Иванова, с брезгливостью в голосе пояснил Александр. — Головорезы и садисты. Морды прячут! От них лучше держаться подальше.

Люди в комбинезонах и масках курили, переговаривались, поглядывая на видневшуюся в полукилометре опушку леса. При появлении начальника службы безопасности они повернулись к нему лицом и поприветствовали как старого знакомого. Тот начал им что-то объяснять, показывая на лес. Было довольно далеко, а говорил начальник службы безопасности негромко, так что слов Иванов разобрать не мог, как ни напрягал слух.

Низкое, набухшее серой осенней влагой небо казалось гладким и однообразным. И свет, что шёл сверху, тоже был такой же серый, сумеречный, будто доходил сюда сквозь немытые старые окна. Иванов поёжился то ли от холода, то ли от нехорошего предчувствия. Он ещё раз огляделся. Не считая водителей, на поляне собралось человек шестьдесят. Большинство из них Иванов видел впервые. Собравшиеся были разных возрастов: примерно от двадцати до сорока лет. Взгляд Иванова остановился на высоком худощавом человеке со снайперской винтовкой. Он стоял в зелёном общевойсковом камуфляже посередине окружавшей его толпы. Винтовка, отсвечивая длинным вороненым стволом с тяжёлым набалдашником прицела в брезентовом чехле, молчаливо смотрела на сапоги и кроссовки окружающих, а её владелец вяло с неохотой говорил:

— Задумка задумкой, но не верится, что все сюда побегут. Может, кто решит выходить на трассу. С той бы стороны пару автоматчиков посадить и снайпера. А лучше бы — пулемёт. Сейчас разведка вернётся — всё прояснит: сколько их там? Лишь бы раньше времени не учуяли, сволочи!

— А Чугун сказал, что побегут на нас! — возразил его сосед с охотничьим автоматом на плече — знакомый Иванову спортсмен.

— Значит, пужнём с тыла как следует! И побегут! Куда денутся? А мы их на опушке будем ждать, — смачно сплюнул на землю снайпер.

— Батурин сказал, пощёлкаем, как кроликов! — поддержал спортсмен.

— Как кроликов!.. — передразнил, скривившись, снайпер. — А ты скольких в своей жизни убил-то?

— Все мои! — почти взвизгнул спортсмен с охотничьим ружьём. — Не боись, не промажу! Знаешь, как я по «тарелкам» бью!

— Во-во, по «тарелкам»! А я только в первом своём бою уложил семерых, — брезгливо процедил сквозь зубы снайпер. — Понял? А в общем, пять десятков на счету уже будет.

— Чёрт их знает… — опасливо глядя на винтовку с прицелом, попятился спортсмен-охотник. — Да тут народу-то… — Озираясь по сторонам, он медленно отошёл и прибился к другой группе курящих.

— Понабежали сволочи… — со злостью выругался рядом с Ивановым Александр Батурин. — Как на рисковое дело — никого не сыщешь, а как безоружных бить — всегда найдутся охотники… мать их…

— Волнуешься? — спросил Иванов, чувствуя, как в нём самом растёт раздражение на всё происходящее.

— А никто и не волнуется! — сердито посмотрел на него Александр. — Противно! — Иванов увидел, как тот поморщился и шевельнул желваком. — Нам бы дело сделать, а волнуются пусть другие!

— Это ты называешь делом? — не сдержался Иванов и неприязненно посмотрел на автомат.

— Так какого чёрта ты сюда припёрся? — зашипел на него Александр. — Вали, пока ещё не поздно!

— Дело есть! — отрезал Иванов.

— Какое?

— Потом узнаешь!

— Странный ты, — подозрительно посмотрел на него новый товарищ. — Будешь рядом со мной! Я за тобой пригляжу.

— В няньках не нуждаюсь! — зло огрызнулся Иванов. — И так до хрена желающих «приглядеть»!

— Хочешь, чтобы я Чугуну доложил? — Александр, не моргая, твёрдо смотрел прямо в глаза.

— Ладно, — чтобы не иметь неприятностей раньше времени, смягчился Иванов. — Только я не маленький, следить за мной не надо.

— А ты не дури! — предупредил Александр. — И стреляй, не мажь. Устроим им кордебалет, пусть попляшут!

Иванов разглядел, как от леса почти одновременно отделились три фигуры в камуфляжах и направились в сторону автобусов. Издалека по одежде и сумкам этих людей можно было принять за грибников.

— Наша разведка возвращается, — пояснил Александр.

Троица приблизилась и подошла к поджидающему их начальнику службы безопасности. Иванов с усиливающейся тревогой стал наблюдать за Чугуном. В голове крутилась только одна мысль-желание: «Только бы в лагере не оказалось Наташки!». Запала же эта чёртова черноглазая девчонка ему в душу!

Все вокруг примолкли в ожидании решения Чугуна. Но тот, беседуя с разведчиками, казалось, забыл о существовании остальных. Пауза затягивалась.

— Ну чего там, Чугун? — выкрикнул, не выдержав, кто-то.

Начальник службы безопасности повернулся лицом к ожидающим и, махнув призывно рукой, приказал подойти.

— По данным разведки, — начал он без предисловий, когда все скучковались вокруг него, — там, в лагере около сорока человек. Нас больше и на нашей стороне — фактор неожиданности, а также преимущество в оружии. У «наци» всего пара старых «Калашей». Они из них в своём тире стрелять учатся. Для нас это не проблема. Главное — это наши слаженные действия. Поступим следующим образом: я с двумя десятками спецназовцев обойду и атакую лагерь со стороны шоссе. Выдавим их в лес. «Наци» побегут сюда. А здесь-то их и встретите вы. Засаду нужно расположить дугой, чтобы перекрыть все возможные пути выхода из леса. Первым отрядом командую я. Командовать вторым отрядом здесь будет Александр Батурин. И чтоб никого не упустили! Понятно?

— Есть! — по военному отозвался Батурин.

— Кто прозевает хоть одного «нациста» — оставлю с ними на поляне! — Чугун исподлобья обвёл тяжёлым взглядом окружающих. — Это всем понятно?

— Понятно, — ответил за всех Батурин.

— Сам распределишь людей и обозначишь сектора обстрела! Снайпер выберет себе позицию индивидуально, — продолжал Чугун, остановив свой тяжёлый взгляд на Батурине. — Его первая задача — выбить тех, у кого будет оружие, и командиров. Задача остальных стрелков — сбить бегущих в кучу. Начинайте стрелять по флангам. Пусть кучкуются к центру. Потом вам легче будет стрелять. И запомните: уйти не должен никто! Свидетели нам не нужны! Если кого упустите — накажу жестоко! — ещё раз пригрозил начальник службы безопасности. — Начало операции — через полчаса. Сверим часы…

«Сразу видно, что человек был на войне! — глядя на уверенные действия и умение отдавать команды, подумал о Чугуне Иванов. — Жаль, что такой специалист стал сволочью!»

Дав необходимые указания, Чугун повёл спецназовцев в чёрных масках вдоль опушки леса в обход лагеря мимо невысоких копён сена, в одной из которых основательно оборудовал позицию снайпер.

Батурин грамотно распределил оставшихся людей, приказав замаскироваться и ничем не выдавать своего присутствия. Автобусы и «джипы» отогнали за ближайший пролесок.

Иванов выбрал позицию за брёвнами. Она располагалась позади всех стрелков и чуть в стороне, но зато давала возможность держать в поле зрения и поляну, и каждого бойца в засаде. Как и обещал, вскоре к Иванову присоединился Александр Батурин.

— А что, удобный сектор обстрела! — оценил он выбор товарища. — Молодец! Пулемёт бы сюда, да жаль, нету.

После пары негромких окриков Батурина над притаившейся засадой повисла тишина. Вместе с ней в воздухе стала накапливаться и неопределённость, переходящая в томительно-возбуждённое напряжение трёх десятков спрятавшихся людей. Иванов ощущал физически это напряжение. Он сидел и ждал неизбежного. А тишина этого томительного молчания, притаившаяся за каждой кочкой и кустом, давила, вызывая страх, угрызения совести, злость на себя, сидящего в этой подлой засаде, и на таких же, как он, подлецов, готовых убивать безоружных!

Иванову стало неуютно и тоскливо, захотелось домой к жене и дочке. Но дело уже началось, пошло своим неотвратимым чередом, выйти из которого было уже невозможно. И он вместе с другими сидел, ждал и надеялся, что ничего не произойдёт.

В натянутой как струна и готовой лопнуть каждую минуту тишине они просидели минут десять, когда, наконец-то, впереди, за лесом раздались первые одиночные выстрелы, перерастающие сначала в редкие короткие, затем длинные и частые автоматные очереди. «Только бы там не было Наташки!» — как молитву твердил Иванов, не обращая внимания на прислушивающегося соседа.

— Вон смотри! Пошли! — неожиданно толкнул его в бок Батурин. У Иванова ёкнуло внутри, и он прижался подбородком к влажным брёвнам, стараясь рассмотреть участок леса в указанном направлении и увидеть хоть что-нибудь. Ему показалось, что осенний воздух пришёл в движение. Он заметил что-то мелькнувшее между деревьями раз, другой и тут же догадался, что это люди. Из леса стали выбегать фигурки в зелёных камуфляжах. Неуклюже подпрыгивая, они семенили по неглубокому снегу. Безоружные люди, ничего не подозревая, бежали прямо на притаившуюся засаду.

И вот раздался первый близкий выстрел, будто лопнул детский воздушный шарик, и тут же упал в снег один из выбежавших из леса. Но рассеянная толпа продолжала движение вперёд. За первым выстрелом прозвучал одиночный второй, за ним третий… и сразу по краю поля рассыпалось несколько автоматных очередей. Им стал редко отвечать «Калашников» из середины бегущих. Но для одинокого стрелка оборудованная за укрытиями засада была неуязвимой. Выбегающие из леса люди один за другим, взмахивая руками, как подбитые птицы, падали на снег.

Но группа из десяти человек, умело маневрируя, падая, поднимаясь, переползая от укрытия к укрытию, бежала растянутой цепочкой прямо к копне, где притаился снайпер. Вёл группу опытный вояка — иногда сквозь выстрелы со стороны поля до Иванова долетали чёткие выкрики команд. Иванов облизнул пересохшие губы, поднял голову над брёвнами, чтобы лучше рассмотреть бегущих. Припавший к прицелу автомата Батурин зашипел на него:

— Не выдавай позицию! Не высовывайся!

Но Иванов уже увидел того, кто вёл за собой группу. Привычно и натренированно двигающийся под пулями высокий крепкий мужчина в зелёном камуфляже без головного убора отдавал короткие команды, лишь иногда оборачиваясь. Иванов рассмотрел развевающиеся русые волосы и чёрный пистолет в руке у мужчины. Иванов мог бы легко достать из своего «Калашникова» рослого командира. Но не стал этого делать. Увидев, как Батурин навёл свой готовый выстрелить автомат, Иванов ударом ноги выбил оружие из его рук.

— Ты чего?! — дико выкатывая глаза, зашипел на него Батурин.

— Не надо, Саня! — прохрипел Иванов.

— Да я тебя!.. — попытался подняться Батурин.

— Сядь! — остановил его твёрдый приказ и направленный автоматный ствол.

— Сволочь! — потянулся за отброшенным «Калашниковым» Батурин.

— Сядь! — повёл стволом автомата Иванов. — Я выстрелю! — Он смотрел в глаза Батурина зло и настороженно, давая понять, что не советует выкидывать подобные штуки. Батурин подчинился.

Услышав с поля хлёсткий звук выстрела снайперской винтовки, Иванов повернул голову в сторону бегущих. Он успел увидеть, как упал и больше не поднялся русоволосый командир группы. Почти сразу же жёстко хлопнул, перетянув всё поле, ещё один винтовочный выстрел. Тут же неловко клюнул головой в землю ещё один из бегущих и завалился по инерции на бок. Вместе с этим выстрелом снайпера замолчал одинокий «Калашников» с поля. Третий выстрел сбил с ног крайнего в цепочке бегущих. И тут Иванов увидел, как с земли, вытянувшись в прыжке, поднялась девичья фигура с тёмными распущенными волосами до плеч. До копны с засевшим снайпером ей оставалось ещё метров сто. Прозвучал винтовочный выстрел. Но видимо снайпер поторопился или бил по другой цели, потому что девушка продолжала бежать. Внутри Иванова всё сжалось. По манере бега Иванов узнал ту самую Наташку. Не сбавляя скорости, она мчалась прямо на копну. Ещё он понял, что ей не успеть! В одно мгновение осознав, что должен сделать, Иванов привстал, поднял автомат и с колена, почти не целясь, дал по стогу, где прятался снайпер, две короткие и одну длинную очереди. Он видел, как пули, входя в копну, размётывают и рвут её. Снайпер больше не стрелял, и девушка, не сбавляя темпа бега, миновала этот опасный участок.

Иванов опустил автомат и провожал взглядом удаляющуюся девичью фигуру в зелёном камуфляже, забыв про всё вокруг, — лишь бы она убежала… В этот момент совсем рядом ударила в уши короткая резкая автоматная очередь, и девушка упала, словно споткнувшись на бегу…

Иванов ощутил наступившую глухую тишину. Вся природа притихла, затаилась, оградившись от свершающегося зла немыми деревьями, полем с серым мокрым снегом, низким тяжёлым небом, будто не хотела и не могла видеть и принимать происходящее. И в этом устрашающем безмолвии в тяжёлом свете блёклого угасающего дня ещё продолжали бежать по полю навстречу неизбежности, падая и проваливаясь в неглубокий снег, редкие фигурки людей, подгоняемые затаившейся за деревьями, кустами и кочками смертью, такой неотвратимой в равнодушии своём к чужой человеческой жизни. Будто в многократном приближении Иванов различал разинутые в немом крике рты и наполненные ужасом в предчувствии самого худшего глаза бегущих мальчишек…

Сначала Иванов подумал, что оглох, но затем ясно, несмотря на отдалённость, услышал, как по-девчоночьи беззащитно застонала Наташка, и как страшно этот стон разрывает над ним круг спасительной тишины, теперь уже безжалостно добиваемый выстрелами и воплями смерти. И такая тоска слышалась в этих тянущихся к небу от самой земли предсмертных мальчишеских криках, такая ребячья боль и страх перед неизвестностью, творимой спрятавшимися в укрытиях взрослыми убийцами, что Иванов задрожал, заметался у поваленных брёвен, и вдруг, бросив автомат на землю, встал и пошёл к ещё подающей признаки жизни девчонке.

— Стой! — настиг его голос Батурина. Но он не остановился и не оглянулся.

— Стой, застрелю! — угрожающе прокричал Александр. Иванов продолжал идти, всё ускоряя шаги, переходя на бег, подхлёстываемый одной мыслью: «Лишь бы была жива!». За спиной Иванов слышал дыхание и топот бегущих за ним, но не обернулся. И остановился, лишь перед лежащей на окровавленном снегу Наташкой. Он остановился и почувствовал сразу, как отекли, устали его ноги, как отяжелели и стали свинцовыми руки, как сам он ослаб, будто прибитый совершённым злом к месту.

Девушка, истекая кровью из рваных пулевых ран в ноге и груди, смотрела на него глазами, полными ненависти и ужаса. Она узнала его. И он узнал эти глаза. И от этого ему стало ещё страшнее. Наташка, лёжа на спине, пыталась поднять голову, ещё не до конца осознав случившееся, пронизанная ужасом перед своим бессилием как раз тогда, когда надо бежать, во что бы то ни стало бежать от настигающей беды. Она пыталась приподняться, а сильное тело не слушалось её и уже подрагивало и слабело с каждым новым мгновением боли и муки. Иванов нагнулся и протянул к ней руки, не зная зачем.

— Брось!.. — почти у самого уха прозвучал резкий голос Батурина и Иванов повалился на землю, сбитый умелой подсечкой. — Сиди и не рыпайся, понял?!

— Ей надо помочь…

— Сиди! Поможем!

Подоспели ещё двое с автоматами.

— Баба?! Да что же это она, а? Жива ещё? — недоумённо запричитал один, разглядывая лежащую девушку.

— Надо дострелить, — безразлично предложил другой.

Сидящий на снегу Иванов повернул к Батурину побледневшее лицо и простонал, словно упрашивая:

— Не надо!..

— Сиди! — презрительно бросил товарищ. — Тоже мне нашёлся…

Наступила гнетущая тишина. Лишь со стороны поля ещё доносились редкие выстрелы. Иванов снизу вверх посмотрел умоляющим взглядом на одного, затем на другого стрелка в одинаковых камуфляжах, стоящих в нерешительности перед раненной девушкой:

— Мужики, не надо…

Тот, который предложил «дострелить», вызывающе тряхнул автоматом, перехватывая его удобнее в руках, посмотрел с холодной усмешкой на Иванова, показав бледное, с резко зачерневшими странными глазами лицо, и в них Иванов увидел затравленную злобу на всех, кто находился рядом: на Иванова, на беззащитную девушку, на всех, кто послал его убивать.

И Иванов понял, что пощады не будет. «Да они же ничего не понимают! — обливаясь холодным страхом, Иванов перевёл взгляд на девушку. — Они не знают, что делают! Совсем ничего не понимают!.. Её нельзя убивать!». Иванов, пытаясь найти защиту у старшего и сильного начальника, с мольбой взглянул в глаза Батурину.

С высоты полного роста на него смотрело равнодушное, неподвижное лицо убийцы с пустыми холодными глазницами вместо живых глаз. В них Иванов узнавал неотвратимую беспощадность приводящих приговор в исполнение и ненависть, чужую и свою. И тогда, не успев сообразить, что делает, изо всех сил кинулся он в ноги главному палачу, сбив его на землю мощным ударом плеча в колени. На что он надеялся? Наташке в таком состоянии всё равно помочь уже ничем было нельзя. Но Иванов дрался, оттягивая её последний миг на Земле. Оттягивая этот миг всеми своими силами.

Никто не успел даже слова вымолвить, только запоздалое «Ах ты!..» повисло в воздухе перед тем, как Батурин тяжело упал на землю. А Иванов, получив чувствительный удар прикладом в спину, перелетел через лежащего Александра и сразу не смог подняться. Он только увидел, как приподнялась с земли Наташка, но её стекленеющий взгляд был направлен не на него и не на своих убийц, а в серый, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами день…

Холодный воздух прорезала короткая автоматная очередь, и Иванов в ужасе зарылся лицом в мокрый снег…

С расцарапанным лицом он сидел возле неподвижного тела. Не плакал — на это не было слёз, молчал, только изредка поднимал усталые глаза на проходивших мимо. Он не узнавал никого. Он думал о своём и был далеко… в Чечне девяносто пятого… рядом с боевыми друзьями, которых ему сейчас так не хватало…

В глубине сознания Иванов понимал, что ему надо немедленно подняться и уйти подальше от убитой девушки, от косых взглядов проходящих мимо нехороших людей в камуфляжах. Но ему было всё безразлично. И он сидел, потому что очень устал, потому что от удара прикладом болела спина. Болела так, что было невозможно дышать. А ещё потому, что болело сердце. И эту боль нельзя было сравнить ни с какой другой.

Когда вокруг Иванова собралась вооружённая группа, он не пошевелился. Прозвучала команда: «Тащите!», и кто-то попытался взять Наташку за ноги.

— Оставьте, сволочи! — неотрывно глядя в одну точку на снегу, прорычал Иванов. Спорить с ним не стали. Подошёл ещё кто-то.

— Ты не очень-то сволочись! — узнал Иванов низкий голос Чугуна. — Они пятерых наших уложили!

«Ничуть не жалко», — подумал Иванов, приходя в себя и придавая взгляду осмысленность. Он понял, что на него смотрят с ожиданием.

— Уйди отсюда, не мешай! — приказал Чугун. Иванова грубо оттолкнули, и он молча повиновался.

В сгущающемся полумраке убитых подтаскивали к почти уже выкопанной яме у крайних кустов. Некоторых ещё подающих признаки жизни добивали ножами и прикладами. Кто-то из «вольных стрелков», не выдержав тяжёлого запаха крови, блевал прямо тут же. Туда, к яме и поволокли Наташку. Иванов, опустив голову, медленно шёл по тянущейся за телом по серому снегу неровной кровавой дорожке.

Подойдя к чёрному краю ямы, Иванов увидел в ней четверых мужиков бомжеватого вида, орудующих изо всех сил ломами и лопатами.

— Не будь дураком! — тихо сказал неслышно подошедший Батурин. — Я своим мужикам велел, чтобы помалкивали об этой истории… Чугун, конечно, всё узнает, но не сейчас, и сегодня ты сможешь уехать отсюда живым. Понял?

Иванов, не отрывая взгляда от страшного провала ямы, молча кивнул и вздохнул, подумав про жену и дочь.

— На меня зла не держи. Если б кто-то ушёл, Чугун бы нас всех тут положил. — Александр отошёл, а Иванов продолжал стоять у края углубляющейся в черноту могилы.

Земля успела промёрзнуть только сверху, и работа у землекопов спорилась. Закончив копать, четверо мужиков, передав наверх ломы и лопаты, стали укладывать ровными рядами тела, небрежно скидываемые в яму. Иванов увидел, как некрасиво, с глухим ударом, будто наполненный чем-то мягким мешок, упало на груду остывающих тел окровавленное тело Наташки, как рассыпались по её плечам и красивому лицу чёрные волосы, и зажмурил глаза, пережидая очередной приступ боли. Но от ямы не отошёл. Заставил себя снова открыть глаза. Он хотел запомнить всё.

— Сколько их? — спросил кто-то рядом. Иванов даже не посмотрел в ту сторону.

— Сорок три — с нашими, — ответил чей-то голос подальше.

— Точно? Никто не ушёл?

— Никто.

— А говорили — пятьдесят.

— Не-а… Сорок три…

Когда последнее тело было скинуто в зияющее чрево ямы, и бомжи-землекопы уже собрались вылезти из неё, раздались автоматные очереди. Четверо мужиков в робах, освещаемые в темноте наступающей ночи вспышками выстрелов, упали как подкошенные на уложенные ими же тела. Выстроившись в ряд у чёрного земляного отвала на краю, без суеты, словно выполняли обычную повседневную работу, стреляли люди в серых комбинезонах и чёрных масках. Рядом с ними спокойно стоял и курил Чугун. «Свидетели нам не нужны!» — вспомнил его слова Иванов и жутко содрогнулся.

Выстрелы смолкли.

— Мужики, взяли лопаты! — в повисшей звенящей тишине голос Чугуна прозвучал глухо. Но его услышали. Несколько человек послушно схватили лопаты и стали быстро закидывать свежей землёй большую братскую могилу. А Иванов, не в силах пошевелиться, стоял и смотрел. Но это был не он. Потому что он — боевой офицер — не мог принимать во всём этом бесчеловечном безумии участия! Этот кошмар не мог быть реальностью… Иванов поднял голову к небесам, будто удостоверяясь, видит ли всё это Бог? Но свинцово-чёрное низкое небо выглядело безжизненным. Тяжёлые сумерки переливались чернотой через край…