Глава двадцать червертая
Она не пошла к герцогу Генри. В этом Экстон убедился лично, когда примчался полуодетый к покоям герцога и был остановлен сэром Рейнолдом.
— Ее там нет, — сказал он и кивнул головой в сторону лестницы, давая тем самым понять, что Линни спустилась в зал.
Куда она направилась и где вообще могла найти себе приют на ночь, Экстон не имел представления. «Да и с какой стати ему волноваться по этому поводу?» — непрестанно напоминал он себе. Разумеется, ни с каким другим мужчиной он делить ее не собирался, и менее всего — с герцогом Генри. Но этим его заботы ограничивались. Думать и решать, как ей быть дальше, она должна сама.
Эти нехитрые истины Экстон твердил себе на все лады, в течение всей бесконечно тянувшейся ночи. Ему плевать, плачет она или смеется. Ему плевать, испытывает ли она муки совести за предательство. И уж тем более ему наплевать, где она ночует — пусть хоть на полу спит, свернувшись клубочком, раз такое дело. Главное, чтобы она находилась поблизости, когда ему придет охота с ней переспать.
Только теперь это будет не так просто сделать, как прежде, когда она считалась его законной женой.
Господь свидетель, чего бы он только не дал, чтобы избавиться от тяги к этой женщине!
Впрочем, чувство, которое он испытывал к Линии, нельзя было назвать ни тягой, ни просто желанием. Оно успело глубоко прорасти в нем и пустить корни в его сердце. Если бы речь шла только о страсти — довольно было бы любой женщины, чтобы залить этот пожар. Но ему не хотелось других женщин — ни ее сестры, ни тех молодых потаскушек, которых ему привел Питер. Ему хотелось Линни, одну только Линни — и никого больше. Она была первопричиной боли, поселившейся в его сердце, и она одна была в состоянии эту боль облегчить.
Помоги ему, господи, избавиться от бесконечных мыслей об этой женщине!
Но и господь, видно, был не в силах ему в этом помочь, поскольку, когда Экстон наконец забылся тяжелым, тревожным сном, ему снились не бои и сражения, а грустная улыбка Линни. Это была не Беатрис — в этом Экстон мог бы поклясться, поскольку уже научился отличать сестер. Нет, и во сне ему не было спасения от младшей дочери де Валькура. При этом всякий раз, когда он протягивал к ней руку, Линни исчезала.
Экстон проснулся в дурном настроении. Только совершив омовение, он вспомнил, что пора готовиться к поединку и облачаться в боевые доспехи. В дверях покоев появился Питер, который помог ему одеться, после чего братья проследовали в замковую часовню на молитву. К тому времени уже все обитатели замка были на ногах, за братьями де ла Мансе повсюду наблюдали десятки глаз.
Все здесь знали о предстоящем событии, но никто не мог бы предусмотреть, каков будет его финал. Каждый обитатель замка — от мальчишки-поваренка до знатного рыцаря из свиты — с нетерпением ожидал начала схватки.
Судьбы многих людей висели на волоске, но Экстон знал, что перед боем о таких вещах думать не следует. Он сосредоточил все свои помыслы на сэре Юстасе де Монфоре — на его сильных и, в особенности, слабых сторонах. А главными слабостями сэра Юстаса были его высокомерие и несдержанность.
Экстону приходилось видеть, как сражался Юстас — и на поле брани, и на турнире. У него была сильная рука и завидная выносливость. Но стоило вывести его из равновесия, как он одна за другой начинал совершать ошибки. Поэтому Экстон намеревался основательно над ним поиздеваться, разозлить его, а потом быстро с ним разделаться.
Герцог Генри поднялся поздно. Потом он долго, не торопясь, принимал ванну. Когда он, наконец спустился вниз, чтобы утолить голод, на кухне уже вовсю шли приготовления к полуденной трапезе.
— Да, герцог привык вкушать развлечения не спеша, — проворчал Питер, когда Генри с присущей ему помпой воссел в кресло владетеля Мейденстона. — В особенности — свои любимые.
Экстон только пожал плечами. Сегодня Генри в списке его врагов не числился, хотя временами до чрезвычайности его раздражал. Нет, Экстон поджидал сэра Юстаса. Пока он не разделался с ним, про Генри на время можно забыть.
Когда герцог остановил на нем взор, Экстон, изображая покорного, преданного вассала, направился к нему.
— Чувствуется, что ты обосновался в замке недавно, — обратился к нему Генри, — тебе следовало бы еще поучиться, как принимать у себя монарха. Мне никто так и не согрел постель. — Герцог улыбнулся, продемонстрировав белые ровные зубы. — Я провел ночь в одиночестве.
Хотя Экстон прекрасно знал, что имеет в виду герцог, он притворился, будто не понял намека.
— В таком случае тебе, милорд, следовало послать за Элеонорой. Не сомневаюсь, что она переживает разлуку не меньше.
Генрих улыбнулся.
— Какой смысл вечно уделять внимание одной женщине, когда вокруг много других? — Он пожал плечами, после чего обвел глазами зал. — Но где другие участники сегодняшней маленькой драмы? Только не пытайся меня уверить, что Юстас под покровом ночи бежал. Экстон топнул ногой и положил ладонь на рукоять меча.
— Я бы не позволил ему с такой легкостью от меня ускользнуть.
Глаза Генриха блеснули в предвкушении интересного зрелища.
— Что ж, хорошо. Просто отлично. Я уверен, что поединок сегодня будет на редкость занимательным, и не сомневаюсь, что участники останутся живы, — добавил он.
На этот раз Экстон не стал скрывать своих чувств.
— Не можешь же ты, милорд, стравливая нас, как собак, всерьез надеяться, что при этом не прольется никакая кровь?
— Вот именно, я очень на это уповаю. — Герцог перестал улыбаться и наклонился поближе к Экстону. — Никто не должен быть убит. Мои приближенные нужны мне живыми. К тому же награда остается прежней — красотка Беатрис де Валькур и все это, — герцог обвел просторный зал рукой. — Кстати, не знаешь ли ты часом, где скрывается ее сестрица?
Линии одевалась торопливо, позабыв о всяком кокетстве. Беатрис же, напротив, не спешила и под тем или иным предлогом отвергала платья, которые предлагали ее вниманию. Она требовала новые туфли, новую вуаль, новую рубашку. Даже леди Хэрриет, которая вопреки обыкновению проявляла недюжинное терпение, под конец не выдержала.
— Одевайся же скорее — и покончим с этим! — воскликнула она и для большего эффекта стукнула об пол посохом. — Оттяжки ни к чему не приведут. Даже твоя сестра это понимает.
Что верно, то верно — это Линии понимала отлично. Никто не был в состоянии ни отменить, ни даже отодвинуть на время событие, которое неминуемо должно было произойти сегодня. Беатрис становилась призом для одного из мужчин, который ради этого должен был пролить кровь другого. Какова будет судьба проигравшего, Линии не было известно. Она повернулась к бабке.
— Скажи, они будут сражаться насмерть?
— Разумеется, — сказала старуха. — Должна пролиться кровь. Существует, конечно, вероятность, что кто-нибудь из них запросит пощады, но…
— Но если проигравший будет взывать к милосердию, зачем его убивать? — спросила Линни, хотя ответ ей был известен заранее.
— Того, кто попросит о пощаде, убивать, конечно, не будут. Только будь уверена — из этих двоих никто взывать к милосердию врага не станет, — сказала как отрезала леди Хэрриет, — не такие они люди. Воины до мозга костей. Всю жизнь провели в походах. Даже трудно себе представить, чтобы кто-нибудь из них… — Тут она замолчала и подозрительно посмотрела на Линни. — К чему это ты задаешь такие вопросы? За него боишься? Ах, чуть не забыла! Ведь вчера ночью ты отправилась к нему блудить…
Линни прервала язвительную речь старухи короткой хлесткой пощечиной. Ничего подобного она делать не собиралась — просто сработала защитная реакция. Тем не менее, когда старуха от нее попятилась и, чтобы не упасть, ухватилась за подоконник, ни жалости к ней, ни сомнений в содеянном молодая женщина не испытала. Более того, обуреваемая леденящим гневом, она подступила к леди Хэрриет вплотную и бросила ей прямо в лицо горькие, выстраданные слова:
— Каждый день моего существования ты бессовестно меня унижала. И каждый день я старалась до седьмого пота, чтобы заработать от тебя хотя бы крупицу благодарности. Но теперь с этим покончено. Навсегда! То, что я совершила, было сделано ради сестры — и ни по какой другой причине. И уж конечно, не ради тебя! И запомни — я не шлюха и не позволю, чтобы меня так называли!
Линни впилась грозным взглядом в лицо старухи, втайне надеясь, что та окажет ей сопротивление. Правда, каким именно образом — Линни не имела понятия. К ее глубочайшему удивлению, в глазах старухи промелькнуло сначала изумление, потом страх. Она потерла щеку и медленно распрямилась.
— Ты свою роль сыграла… как должно, — наконец выдавила из себя леди Хэрриет. — Я на тебя больше зла держать не буду, обещаю, — добавила она уже спокойнее.
Линии во все глаза смотрела на бабку, будто видела ее впервые в жизни. Подумать только, неужели она все годы боялась эту старуху? Да она же нисколько не страшна! Как только эта мысль достигла ее сознания, гнев у Линии пропал — она совершенно успокоилась. Так, полыхнув на ветру, зависает на древке в полном безветрии флажок на копье. Однако на том месте, где прежде обитал страх, осталась пустота, которую не могла заполнить радость нечаянной победы. Прежде Линии прыгала бы до потолка, если бы ей удалось припугнуть старуху. Она готова была на все, чтобы добиться ее расположения. Но никакой награды за свое послушание так и не дождалась. Отныне же ругань старухи или ее одобрение перестали для нее что-либо значить. И Линии отлично это понимала.
Она отвернулась от бабки, которую ей удалось, наконец, научить уму-разуму, и посмотрела на объятую ужасом сестру.
— Прекрати трястись, Беатрис. Ты должна смело смотреть в лицо судьбе.
— Я не хочу выходить за него замуж. Он меня убьет, — с отчаянием пробормотала Беатрис. — Точно тебе говорю.
Линни взяла похолодевшие пальцы сестры в свои руки и вгляделась ей в глаза.
— Ничего он с тобой не сделает. Сейчас он, конечно, гневается, но на меня, а не на тебя. Он — человек справедливый. Со временем ты сама в этом убедишься.
Ее слова, однако, не произвели на Беатрис никакого впечатления.
— Очень может быть, что он и справедлив, но только по отношению к тебе. Меня же он сживет со свету… — Беатрис содрогнулась всем телом и замолчала. Чуточку успокоившись, она вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Господи, как же я молилась, чтобы Юстас сегодня одержал верх!
Линни отвела от нее взгляд и покачала головой.
— Нет, лордом в здешних краях должен быть Экстон. Его семья жила здесь задолго до того, как в Мейденстоне появились де Валькуры.
— В таком случае выходи за него замуж сама! — закричала Беатрис. — И предавайся с ним радостям плоти. Ведь ясно же — ты в восторге от его ласк!
— Ему нужна… ты. — Когда Линии произносила эти слова, у нее перехватило горло, но секундой позже она справилась со своей слабостью. — Если Экстон де ла Мансе побьет де Монфора, ты выйдешь за него замуж и постараешься быть ему доброй и верной женой. — Она любила свою сестру больше жизни, но понимала, что та не привыкла и не умеет бороться с трудностями. — Ты, Беатрис, из рода де Валькуров. Никогда не забывай об этом. Поэтому все, что выпадет на твою долю, ты обязана принять спокойно и с достоинством. Ты должна добиться того, чтобы твой муж гордился тобой! Гордился, что ему выпала честь жениться на девице из рода де Валькуров!
Беатрис, услышав из уст сестры подобные слова, попятилась. Когда же Линни замолчала, она мрачно произнесла:
— Надеюсь все-таки, что сэр Юстас его победит.
— Этого не случится, — твердо сказала Линни, повернулась на каблуках и вышла из покоев.
Оказавшись за пределами комнаты, Линни, однако, сразу же сникла, и плечи у нее опустились. Она очень надеялась на победу Экстона и молилась за него. Семейство де Валькур слишком много задолжало сеньорам де ла Мансе. Несмотря на непримиримость и грубость Экстона, она не могла заставить себя его возненавидеть. Да что там говорить — она все еще любила его.
Но что будет, если верх одержит де Монфор? Если он ранит Экстона, а то и убьет его? Хотя Линни не хотелось об этом даже думать, эта мысль нет-нет, да и приходила ей в голову.
Она пробудет в замке, пока не убедится, что он в безопасности. Если его ранят, она останется здесь и будет его выхаживать. Но задерживаться в Мейденстоне она не собиралась. Видеть Экстона рядом с Беатрис было бы свыше ее сил. Как только она убедится, что у Экстона все в полном порядке, она покинет замок. Молодая женщина сунула руку в карман и нащупала там драгоценный камешек. Она оставит его себе на память о своей любви к Экстону.
Потом ее рука легла на живот. А может быть, рубин не единственная память об Экстоне?
Внутренний дворик замка был заполнен до отказа. Экстон спустился по ступеням и зорко оглядел толпу. Кого здесь только не было! Замковая челядь, крестьяне, его люди и люди сэра Юстаса — все смешались в этой толпе. При этом если солдаты де ла Мансе и солдаты Юстаса оказывались в опасной близости друг с другом, между ними тотчас появлялись люди герцога Генри. Герцог позаботился о том, чтобы предотвратить стычки между вооруженной челядью противоборствующих сторон, которые могли бы привести к открытому военному столкновению. В этом смысле мудрости ему было не занимать.
— Герцог пожелал, чтобы вы съезжались три раза. Если после этого вам обоим удастся остаться в седле, вы должны спешиться и продолжить бой на мечах, — сказал Питер, который, временами сбиваясь на бег, шел по правую руку от Экстона. Де ла Мансе-старший уже знал о правилах поединка, но Питер нервничал, а потому всю дорогу, пока они шли к месту предстоящего поединка, трещал не переставая, помогая Экстону надеть вооружение.
Экстон остановился и движением руки предложил сделать то же самое Питеру.
— Я, конечно, не собираюсь уступать поле боя Юстасу… Однако, если такое случится, ты обязан действовать разумно.
— Юстасу тебя не одолеть. Этого просто не может быть…
— Молчи и слушай меня, Питер. — Экстон строго посмотрел на брата, призывая его вникнуть в смысл того, что ему хотелось сказать. За последнее время Питер сильно вытянулся и повзрослел. В случае его, Экстона, гибели он станет за него мстить. Сомнений в этом быть не могло. Экстон вспомнил, как он сам, будучи мальчишкой, мечтал отомстить за смерть отца и своих старших братьев. Но тогда обстоятельства складывались по-другому… — Сегодня никто не станет щадить противника или взывать к его милосердию — я, во всяком случае. Я буду биться до победного конца. Но в случае, если судьба повернется ко мне спиной, старшим в семье сделаешься ты. Твой долг — отвезти мать в замок де ла Мансе. В любом случае он останется за тобой и, вероятно, матери там тоже будет лучше.
Он сверлил брата взглядом до тех пор, пока не дождался от него согласного кивка. Затем Экстон продолжил, но уже более тихим голосом:
— У меня будет к тебе еще одна просьба. — Он устремил взгляд на воздвигнутый недавно павильон, где должны были сидеть герцог Генри и другие знатные гости, в частности, их с Питером мать и представители семейства де Валькур. Экстон снова посмотрел на брата. — Не дай Линии угодить в лапы герцога Генри.
— Это с какой же стати? — Питер покривил рот. — Если мне не изменяет память, у вас с ней все кончено.
— Ты сделаешь так, как я сказал. Защищай ее, как стал бы защищать нашу мать. Это моя последняя просьба.
Он следил за тем, как изменилось выражение лица Питера: злая ирония покинула его, оно изменилось и сделалось задумчивым и печальным.
— Ты ее любишь…
Экстону, однако, не захотелось продолжать разговор.
— Она совершила все это во имя долга, а преданность нельзя ставить в вину. По нынешним временам — это редкое достоинство.
Он замолчал и глянул в сторону павильона в надежде отыскать глазами стройную фигуру Линни. Ее, а не Беатрис де Валькур ему хотелось еще раз увидеть перед тем, как вступить в бой.
— Преданность и верность другого человека — брата ли, товарища по оружию или жены — величайшая награда, которую в наши дни суждено обрести далеко не каждому.
Экстон вздохнул и зашагал к месту поединка.
— Время начинать. Пора уже поставить в этом деле точку.
Линни заметила Экстона, как только он вышел во внутренний двор. Даже если бы ей завязали глаза, она все равно с легкостью определила бы, что он рядом. Она каждой клеточкой своего тела чувствовала его присутствие.
Когда он вышел, послышались радостные возгласы — лорда Мейденстона приветствовала его челядь и кое-кто из слуг и крестьян. Это не вызвало у Линии удивления, поскольку Экстон был честен и справедлив по отношению к простому люду, а этих качеств, между прочим, так недоставало ее покойному брату Мейнарду. У нее перехватило горло. Господи, только бы он остался в живых!
Во дворе замка появился сэр Юстас, которого тоже встретили приветственными кликами, правда, не такими громкими, как Экстона.
— Вот он, наш герой. Ты только взгляни на него. Ему не составит труда победить де ла Мансе. Это же ясно!
Линни мгновенно повернулась на голос сестры.
— Ты только и говоришь, что о поражении Экстона. Лучше подумай, что будет, если победит Юстас. Тебе что, не терпится выйти за него замуж? Или просто не хочется идти к аналою с Экстоном?
Беатрис хотела было что-то сказать, но потом отвернулась. Линни успела заметить, что у нее болезненно задрожал подбородок; впрочем, впервые в жизни трепетное проявление чувств Беатрис ничуть ее не тронуло. Она продолжала безжалостно досаждать ей вопросами.
— Ты что думаешь, твой разлюбезный сэр Юстас будет хоть чуточку мягче и добрее Экстона? Или его поцелуи и ласки окажутся не такими грубыми и настойчивыми? По мне, он ничуть не менее сластолюбив, нежели де ла Мансе.
Беатрис неожиданно ударилась в слезы, но сейчас почему-то это не тронуло сердце Линни.
— Экстон — мужчина разборчивый и с фантазиями, — мстительно сказала она, одолеваемая ревностью. — Он многого от тебя потребует. Тебе придется расстараться, чтобы ему угодить. Но и он не пожалеет усилий, чтобы доставить тебе радость. Он воздаст тебе сторицею! Он не пожалеет…
— Хватит! — воскликнула леди Хэрриет, с силой сжимая руку Линни. — Хватит нести околесицу! Герцог Генри идет, — добавила она свистящим шепотом.
Линни удалось усилием воли сдержать ругательство, которое так и просилось на язык. Беатрис тоже подавила рыдания и даже ухитрилась платочком промокнуть красные от слез глаза. К тому времени, когда молодой герцог поднялся на верхний ярус павильона и направился в их сторону, все три женщины из рода де Валькуров уже вполне владели собой.
Но гнев в душе Линии не утихал. Сколько же времени в ней зрел протест и негодование на несправедливости жизни? Как долго ей приходилось изображать покорную девочку, которой помыкали все, кому не лень? Да, пожалуй, все годы, что она прожила на этом свете. Кто дал право людям полагать, будто ее чувства менее значимы, чем их собственные? А ведь в этом убеждены были все де Валькуры — и отец, и бабка, и даже ее разлюбезная сестра!
Да и Экстон, пожалуй, тоже не был исключением. В сущности, он был виноват больше всех, ведь именно он заставил ее полюбить себя, а потом отшвырнул ее любовь в сторону, как ненужную вещь! Тот факт, что она невольно предала его, ничего не объяснял и не оправдывал. Ведь не мог же он не чувствовать силу и глубину ее любви!
Однако, поскольку Экстона не было рядом, а герцог Генри приблизился к ним, чтобы галантно их приветствовать, он, сам того не подозревая, сделался объектом ее гнева. Прежде всего потому, что, будучи менее всего затронутым перипетиями их ужасной семейной драмы, он почему-то счел возможным в нее вмешаться, используя всю свою огромную власть.
Тем временем пронзительные голубые глаза герцога перебегали с лица Беатрис на ее лицо — и обратно. Заметив, наконец, воинственный настрой, отразившийся во взгляде Линни, глаза Генри окончательно остановились на ней.
— Рад тебя видеть, леди Линни.
Молодая женщина поклонилась, как того требовали придворные правила, но промолчала. Подобный холодный прием, однако, ничуть не остудил пыла будущего короля Англии. Он широко улыбнулся и продолжал рассматривать ее, как выставленную на продажу вещь. Возможно, любой другой женщине в их окружении пристальное внимание герцога только польстило бы, но Линни оно лишь разозлило еще больше.
— Думала ли ты о том, какое тебя ждет будущее, когда события сегодняшнего дня получат свое разрешение? — осведомился Генри. — Уверен, что моя милая женушка не стала бы возражать, если бы я посоветовал ей принять тебя в штат своих придворных дам.
Прежде чем Линии успела хоть что-нибудь ответить герцогу, белоснежный тент, с трех сторон закрывавший галерею, где они сидели, раздвинулся, и в павильон вошла леди Милдред.
Мать Экстона была одета в роскошное платье темно-вишневого шелка. Тщательно уложенные волосы покрывала тонкая вуаль, которую удерживал на голове золотой обруч, отражавший солнечный свет. Этот наряд был достоин самой королевы. Не уступило бы королевскому и то величие, с каким леди Милдред приветствовала гостей и герцога Генри. Кстати, именно о будущей королеве Англии, своей жене, он и говорил сейчас с таким очаровательным легкомыслием, предлагая воспользоваться ее великодушием женщине, которую он намеревался взять себе в любовницы.
Не удостоив вниманием леди Хэрриет, мать Экстона с любопытством посмотрела на Беатрис, после чего обратилась к герцогу Генри. В отличие от тех, кто воздавал молодому герцогу королевские почести и всячески старался ему угождать, леди Миддред вела себя сдержанно и даже строго.
— Доброе утро, милорд. Ты пришел полюбоваться на то, как замертво рухнет с коня Экстон или другой несчастный?
Генри, уже успевший с удобствами расположиться в принесенном для него кресле, разом выпрямился на сиденье. И тут Линии пришло в голову, что леди Милдред, вероятно, давно знала молодого герцога. Мать Экстона явно пользовалась не меньшим уважением у герцога, чем его собственная мать.
— Это всего-навсего развлечение, так сказать, мужская забава, — ответил Генри, поднимаясь с места, чтобы лично усадить леди Милдред.
— Забава? — вопросительно вскинула брови леди Милдред. Не дождавшись от герцога ответа, она повернулась к Линии и взглянула на нее в упор. — Совершенно случайно, милорд, мне удалось услышать твой вопрос, обращенный к леди Линии, — сказала она, обращаясь к герцогу, но продолжая смотреть на молодую женщину. — Должна, однако, тебя разочаровать. Я намереваюсь оставить ее при себе в качестве компаньонки.
Сердце у Линии сжалось. Остаться при леди Милдред! Хотя эта женщина нравилась ей и ее предложение было подобно благодатному дождю в засуху, она, тем не менее, принимать его не собиралась. Ни при каких условиях! Как же может она находиться рядом с Экстоном, сознавая при этом, что он женат на ее сестре! Линии уже хотела отрицательно покачать головой, но встретилась глазами с предостерегающим взглядом матери Экстона и решила с этим не спешить.
— Я не пробуду долго в Мейденстоне, — со значением сказала между тем леди Милдред. — Как только Экстон основательно здесь обоснуется, я перееду в Каену.
Генри вытянул шею как гусь, чтобы увидеть реакцию Линни, и натянуто ей улыбнулся.
— В Каену? Отлично. Я часто бываю в тех краях. Моя жена любит проводить лето в Аржентане, откуда до замка де ла Мансе рукой подать. Когда я снова приеду во Францию, обязательно заеду к тебе, леди Милдред. Мне бы хотелось осмотреть замок и, конечно же, снова полюбоваться на леди Линни.
Линни удалось выдавить из себя улыбку.
— С нетерпением буду ждать встречи, милорд.
Протяжный звук трубы и топот копыт тяжелого боевого коня положили конец этой начинавшей принимать опасное направление беседе. Все, как один, повернули головы, чтобы посмотреть, как въезжает на огороженную кольями площадку для поединка сэр Юстас де Монфор на удивительно красивом жеребце мышиной масти. Рыцарь был одет в отливавшую серебром кольчугу, усиленную на груди и плечах металлическими пластинами, а его дорогой боевой конь нес на себе яркую желто-зеленую попону с гербом де Монфоров. Подъехав к павильону, Юстас отсалютовал копьем молодому герцогу Нормандскому и всем важным гостям — за исключением леди Милдред и Линни.
Когда Генрих поднялся, чтобы приветствовать своего вассала и союзника, леди Милдред, желая подбодрить Линни, улыбнулась ей заговорщицкой улыбкой, давая понять, что единомышленники есть не только у герцога Нормандского. Линни была на стороне Экстона, а значит — и на стороне леди Милдред, и, что самое интересное, мать Экстона знала об этом.
Простучали копыта второго коня, и обе женщины устремили свои взгляды на приближавшегося к площадке Экстона.
Как и его противник, он был облачен в тяжелую металлическую кольчугу со стальным нагрудником, подвешенный к седлу массивный цилиндрический шлем с плоским верхом колотил его во время езды по колену. Единственным его украшением был скромный алый орнамент, окаймлявший шлем и латы.
Наконечники копий у рыцарей были тупые, чтобы избежать смертельных ранений, но Линии знала, что даже удар тупым копьем может быть весьма опасен.
Экстон отсалютовал копьем герцогу Генри, затем тем же жестом приветствовал мать. Женщинам из рода де Валькуров подобная честь, однако, оказана не была. Вместо приветствия он смерил Линни таким уничижительным взглядом, что у нее сжалось сердце.
«Он, наверное, решил, что я — Беатрис, — подумала молодая женщина. — Оттого и смотрел так грозно». Когда же Экстон, кольнув шпорами коня, помчался на свой край площадки, она уже не была столь в этом уверена.
Хотя небольшая площадка, отгороженная для поединка в центре двора, была совсем близко, Линни тем не менее каталось, что Экстон находится за тысячу миль от нее. Она видела, как вздымалась под кольчугой его широкая грудь, но при этом он словно был на другом конце света.
Впрочем, для мудрствований на эту тему времени уже не оставалось: хриплый рев трубы возгласил начало первой хватки.
Толпа притихла. Люди кольцом опоясали площадку. Они гроздьями висели на башнях и стенах Мейденстонского замка, их лица выглядывали из каждого окна. Двое мальчишек, словно белки, вскарабкались на увенчанную знаком еста острую крышу часовни. Даже многочисленные собаки, населявшие замок, замерли словно по команде, каким-то собачьим своим чутьем осознавая важность момента.
В наступившей тишине Линни вдруг услышала, как ее сердце гулко заколотилось, кровь зашумела в ушах, а дыхание сделалось затрудненным и хриплым.
Потом, повинуясь звуку трубы, застоявшиеся боевые кони понесли всадников навстречу друг другу, и Линии сразу же забыла обо всем, сосредоточив внимание на Экстоне де ла Мансе.
Тяжелые жеребцы, взбивая огромными копытами клубы пыли, сближались на огромной скорости, и через мгновение всадники с грохотом сшиблись.
Одна из лошадей пронзительно заржала и вздыбилась, всадники же от могучих ударов копьями покачнулись в седлах, но, тем не менее, удержались на спинах своих скакунов.
Линии с облегчением перевела дух. Прочие сделали то же самое, все — за исключением Генри. Его забавляло происходящее, и он с довольным видом поглядывал на сидевших рядом женщин.
— Вот это зрелище так зрелище! — приговаривал он. Линни так и подмывало сказать ему что-нибудь обидное. В данный момент вид изрубленного на куски герцога Нормандского устроил бы ее куда больше. Впрочем, времени, чтобы препираться с Генри, уже не оставалось: рыцари разъехались в разные стороны и принялись поправлять вооружение, готовясь к продолжению боя. Не прошло и минуты, как они, приняв от оруженосцев новые копья, словно буря, понеслись друг другу навстречу.
Линни затаила дыхание. Когда земля стала содрогаться от стука тяжелых копыт, она из страха за судьбу Экстона смежила веки, не желая ничего видеть. Всадники съехались, снова послышался ужасный грохот.
Копья преломились. Один из всадников потерял равновесие и рухнул на землю. Завеса пыли, поднятая конскими копытами, скрыла рыцарей от глаз зрителей. Линни до боли кусала себе руки, чтобы сдержать подступивший к горлу крик.
Из клуба пыли в центре площадки наконец появятся один из сражавшихся, который, на ее счастье, оказался Экстоном.
На этот раз вскрикнула леди Милдред, но не от душевной муки, а от облегчения. И тотчас обе женщины снова застыли. Экстон на ходу соскочил с коня и двинулся навстречу Юстасу, чтобы продолжить поединок, но уже в пешем ст;. Линни страстно хотелось, чтобы поверженный рыцарь остался недвижим и поединок сочли бы завершенным. Но, Юстас с помощью подоспевших оруженосцев, ухитрился подняться на ноги и, приняв у них из рук короткий меч, со свистом рассек воздух перед собой, этим воинственным жестом требуя продолжения боя.
К тому времени к Экстону уже спешил Питер с точно таким же коротким мечом в руках. Хотя оба рыцаря были с ног до головы закованы в железо, разящая сталь меча, направленная умелой рукой, могла с легкостью лишить жизни менее ловкого и удачливого.
Юстас двигался медленнее — это Линни увидела сразу. Он чуть приволакивал одну ногу, видно, поврежденную при падении, чтобы окончательно прийти в себя, временами тряс головой. Он сильно ушибся, и это ставило его в невыгодное положение.
— Не давайте, этому зверю его убить! — закричала Беатрис, и Линии на долю секунды показалось, что это ее собственные слова. Впрочем, она сразу же поняла, что ошиблась. Кричала все-таки Беатрис, которая боялась не за Экстона, а за Юстаса.
— Ничего не бойтесь, — сказал герцог Генри. — Перед боем я дал строгое указание Экстону не наносить смертельного удара.
— А сэру Юстасу ты, милорд, тоже дал такое указание? — поинтересовалась леди Милдред. За ее внешним спокойствием угадывалось сильнейшее душевное волнение. Она с такой силой сжала кулаки, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.
Генри поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее.
— Ну, и что это было бы за зрелище, если бы я велел сэру Юстасу сделать то же самое? Должно же ему быть хоть какое-то послабление? Господь свидетель, все преимущества на стороне Экстона!
Хотя Линни в буквальном смысле слова хотелось придушить бессовестного Генри, который стравливал двух взрослых людей для собственного развлечения, она, тем не менее, отлично понимала, что он имел в виду. Прежде ей не доводилось видеть Экстона в бою — разве что когда он упражнялся во дворе с оруженосцами, но от Питера и от других рыцарей она слышала, что его мастерство во владении мечом было несравненным.
Впрочем, сэр Юстас тоже был опытным бойцом, и, когда они, наконец, с Экстоном сошлись, стало ясно, что он успел прийти в себя после падения. Он стремительно напал на Экстона, его меч сверкал, как молния, и под таким натиском даже непобедимый Экстон де ла Мансе был вынужден попятиться.
До зрителей доносился не только лязг стали, но и громкие ругательства, которыми обменивались рыцари во время поединка. Эти вопли и грохот железа заставляли сердце Линни ежесекундно замирать, но всякий раз, когда Юстас наносил удачный удар, она побелевшими губами шептала:
— Нет, господи, ты не дашь ему умереть! Нет, нет, нет!
Когда Юстас сделал молниеносный выпад, все громко вскрикнули, но сразу же стало видно, что удар Юстаса пришелся в пустоту. Ибо там, куда метил де Монфор, Экстона уже не было. Он отскочил в сторону и с размаху ударил мечом плашмя по гребню шлема противника.
Сэр Юстас упал, и сразу же во дворике послышались возгласы, приветствовавшие ловкий удар лорда Мейденстона. Де Монфор быстро вскочил на ноги и снова ринулся в схватку, но было очевидно, что прежней скорости движений ему уже не обрести. Тем не менее, он продолжал нападать с не меньшей яростью, хотя, чем старательнее он пытался нанести Экстону разящий удар, тем больше забывал об обороне и чаще открывался.
Экстон отражал удары противника, но сам не атаковал, экономя силы и дожидаясь удобного момента. Неумолчное звяканье клинков друг о друга доносилось до самых отдаленных закоулков замка и наверняка было слышно даже в деревушке Мейденстон.
Неожиданно Экстон сделал выпад, и сэр Юстас припал на одно колено.
Все громко вскрикнули, а герцог Генри в волнении даже вскочил на ноги. Экстон словно бы почувствовал опасения своего сюзерена, клинок его замер на расстоянии дюйма от горла сэра Юстаса — у того самого места, где между краем шлема и кольчужным воротником виднелась полоска незащищенной металлом кожи. При этом все увидели, что острие меча Экстона зловеще отливало красным.
Хотя Юстас де Монфор громко застонал от боли и схватился рукой за раненое правое плечо, меча он, однако, не выпустил.
Он держал его прямо перед собой, нацеливая острие на противника, но прежней силы в его руке уже не было, и клинок тяжелого меча заметно дрожал. Линии знала, что Экстон не станет добивать поверженного противника — таково было условие герцога Генри, но де Монфор все еще мог изловчиться и нанести удар.
И тут, к ужасу Линии, Экстон отбросил в сторону свой меч, подступил прямо к обнаженному лезвию меча сэра Юстаса и молниеносным движением вырвал оружие у него из рук.
Высокий мужской голос разорвал установившуюся вдруг тишину. Линии сразу же его узнала — это был голос Питера де ла Мансе. И сразу же вслед за ним завопили все. Кто выкрикивал поздравления в адрес победителя, а кто ругательства и проклятия. Общий вопль сотни здоровенных глоток ознаменовал торжество победы и горечь поражения разом.
Линни потеряла из вида Экстона, но и не только его. В первое мгновение после схватки она потеряла от радости голову и позабыла о том, что должны были означать для нее лично поражение де Монфора и победа Экстона. Память, однако, вернулась к ней быстро — стоило ей только повернуть голову и увидеть донельзя расстроенное лицо своей сестры.
Беатрис громко рыдала, припав к плечу старой бабки. Даже леди Хэрриет была потрясена этим ударом, который сводил на нет все ее надежды и упования. Но несгибаемый характер и воля удерживали старуху от отчаяния. У Беатрис же такого характера не было и в помине, и леди Хэрриет в данную минуту не испытывала к рыдающей любимой внучке ни малейшей жалости.
— Не смей нас позорить! — шипела она, стараясь увести Беатрис подальше от чужих глаз. — Изволь держать себя в руках, твоя сестра проявила куда больше выдержки и терпения.
Леди Хэрриет первой это заметила. И хотя старуха не выразила ни малейшего сочувствия судьбе Линии, между ними было установлено взаимопонимание. Они и в самом деле в чем-то были очень похожи: обе прирожденные воительницы, обладающие способностью выживать при любых обстоятельствах, да и характера и силы воли им обеим было не занимать. Но Линии никак не хотелось бы стать столь же безжалостной и черствой, как бабка. При любых обстоятельствах.
— Мои поздравления, мадам.
Молодая женщина повернулась на звук голоса и увидела герцога Генри. Он, правда, обращался скорее к леди Милдред, нежели к ней. Почтенная дама изо всех сил пыталась скрыть овладевшую ею радость, но это ей плохо удавалось. Она вся так и светилась от радости. Казалось, что победа сына даже сделала ее моложе. От нее исходил свет, который, казалось, способен был разогнать любую тоску — даже те темные тучи, которые сгустились над головой Линии.
Леди Милдред в соответствующих случаю выражениях поблагодарила герцога. Когда же он снова вернулся к созерцанию ликовавшей во дворе толпы, ее счастливый взгляд остановился на Линии. Мать Экстона подошла к молодой женщине и взяла ее за руку.
— То, что я сказала, — чистая правда, — она говорила негромко, стараясь не привлекать к себе внимания. — Я с радостью возьму тебя с собой в Каену. Скоро и Питер туда переберется.
Но небо над головой у Линни снова затягивало тучами.
— Я…Я не могу поехать с тобой, миледи. Но твое великодушное предложение очень тронуло меня.
Постепенно шум в толпе утих. Женщины подняли глаза и увидели Экстона, который походкой победителя направлялся к павильону. Перед Генри он остановился и обратил на него прямой ясный взгляд.
— Я одолел своего соперника, милорд, и, как ты мне велел, сохранил ему жизнь. Поэтому я обращаюсь к тебе, Генри Плантагенет, граф Анжуйский, герцог Нормандский и будущий полноправный король Английский, и прошу твоего дозволения жениться на дочери Эдгара де Валькура, — произнес он, когда во дворе установилась мертвая тишина.
Линни отчетливо видела, как тяжело вздымалась его грудь после недавнего боя, как блестел пот, крохотными бисеринками выстилавший его лоб, и как осунулись и резче обозначились черты его лица. Только его глубокие серые глаза светились торжеством.
«Что ж, по крайней мере, он добился, чего хотел, — подумала Линни. — Вернул себе в полноправное владение отчий дом, который теперь закреплялся за ним сразу по двум линиям — по линии его собственной семьи и по линии будущей жены». Жалко только, что этой женой будет не она, Линни, а другая женщина — пусть и ее родная сестра. Но ведь она дала богу обет — в случае, если Экстон победит, оставить и лорда Мейденстона, и его невесту в покое. А обеты надо держать…
Генри с высоты помоста посмотрел на Экстона.
— Она твоя, — наконец произнес он. — Я только надеюсь, что на этот раз ты не перепутаешь жену с ее сестрой.
Экстон мгновенно отыскал глазами Линни, после чего его взгляд коснулся бледного личика Беатрис. Линни заметила, как при этом у него на скулах вздулись желваки.
— Теперь я отлично знаю, кто есть кто.
— Что ж, очень хорошо. Я собираюсь в течение часа отбыть из замка. Неотложные дела призывают меня в Солсбери. — Герцог криво усмехнулся. — Похоже на то, что тяжбы, связанные с присвоением чужой собственности, еще долго не будут давать мне покоя.
Герцог рассеянно обвел взглядом находившихся в павильоне людей и заприметил Линни.
— Может быть, мне следует забрать оставшихся членов семейства де Валькур с собой?
Линни затаила дыхание. Однако, прежде чем Экстон успел что-либо сказать, вперед выступила леди Милдред.
— Думаю, что де Валькура и его мать лучше всего посетить в аббатстве Рамсей. Там за ними будут присматривать. Женщина очень стара, а Эдгар де Валькур, говорят, повредился в рассудке.
— А где поселится леди Линни? — поинтересовался молодой герцог.
— Как я уже говорила, она будет сопровождать меня при поездке в Каену. Если ей там не понравится, я — в соответствии с твоим, милорд, желанием — подыщу ей место экономки в каком-нибудь хорошем имении.
— Стало быть, место экономки? — ехидно улыбнувшись, уточнил Генри.
— Именно. Причем я постараюсь пристроить ее в замок побогаче. — Голос матери Экстона звучал убедительно.
Герцог Генри пожал плечами и уступил желанию леди Милдред, которая была ближайшей подругой его матери. Она улыбнулась ему в ответ, а Линии с облегчением перевела дыхание.
Неужели все кончено? Неужели ее отцу не назначат другого, более сурового наказания? Неужели жизнь в Мейденстоне возвратится наконец в размеренное, спокойное русло, хотя в его стенах и не будут больше обитать де Валькуры?
Судя по всему, так и должно было случиться, поскольку поединок закончился, а Генри, устроитель этого кровопролитного развлечения, готовился к отъезду. Толпа начала редеть, раненого сэра Юстаса унесли и предоставили заботам лекаря — словом, напряжение первой половины дня стало спадать. Кухарка побрела на кухню, сколотивший павильон плотник согнал мальчишек с крыши часовни и стал собирать свои инструменты.
Жизнь обитателей замка стала постепенно входить в привычную колею, лишь Беатрис и Линии не оставляла тревога. «Возможно, Экстон тоже ощущает некоторое беспокойство, — подумала Линии, глядя на лорда Мейденстона, который на правах хозяина вызвался сопровождать герцога Генри в прощальной прогулке по замку. — Не жалеет ли он, что ему выпал жребий жениться на Беатрис?»
Впрочем, она сразу же постаралась отогнать от себя эту мысль. С какой стати он должен сожалеть о чем-то, когда осуществилось, наконец, его самое заветное желание? Разве не для этого он рисковал своей жизнью?
Вспомнив о Беатрис, Линии с тяжелым сердцем направилась к ней. Та застыла в кресле с выражением глубочайшей печали на бледном лице. Хотя Линни и самой было тяжко, она не могла не чувствовать боли за сестру. Она встала рядом с Беатрис на колени и взяла ее руки в свои.
— Все будет хорошо. Через неделю ты будешь удивляться, что пролила из-за всего этого столько слез.
Беатрис с усилием сглотнула и с сомнением посмотрела на сестру. Было видно, что слова Линии ее ничуть не убедили. Тем не менее, она изобразила на губах подобие улыбки и согласно кивнула, желая ее успокоить. Линни тоже ответила сестре тенью улыбки, после чего, увидев неподалеку Питера, чуть ли не силой заставила ее подняться с места.
— Питер будет тебе другом и союзником, поэтому, пока он еще в Мейденстоне, в случае необходимости обращайся к нему.
— Но я хочу, чтобы со мной осталась ты. Если ты уедешь, рядом со мной не останется ни одного близкого человека, — плачущим голосом произнесла Беатрис.
Отчаяние, прозвучавшее в голосе сестры, несколько ослабило решимость Линни покинуть замок. Но нет, она просто обязана была проявить в этом случае твердость.
— Я не могу здесь оставаться. Не могу — и все… — Молодая женщина замолчала. Будущее ее лежало во мраке, но оставаться в Мейденстоне или переезжать с леди Милдред в Каену она не хотела.
— Возможно, я вместе с отцом и бабушкой обоснуюсь в аббатстве Рамсей. Ведь им понадобится близкий человек, который бы о них заботился. С тобой же останется Норма. И Питер… — Она повернулась к брату Экстона, который стоял поодаль и с интересом за ними наблюдал. — Питер, прошу тебя, подойди к нам и помоги мне развеять страхи сестры.
Питер двинулся в их сторону. Поначалу в его планы входило как следует позубоскалить над сестрами и их похожей на ведьму бабкой и постараться хорошенько дать им понять, что роду де Валькуров отныне пришел конец. Теперь же, когда он увидел заплаканное лицо старшей из сестер и побледневшее от переживаний младшей, намерения его изменились.
Устремив глаза на Беатрис, он кашлянул смущенно и сказал:
— Мой брат… Мой брат — человек справедливый. И будет обращаться с тобой лучше, нежели ты того заслуживаешь.
— Он меня ненавидит. И станет меня наказывать почем зря, а я… — Лицо Беатрис сморщилось, и она снова залилась слезами.
Питер в сердцах чертыхнулся и подступил к Беатрис поближе.
— Положим, сейчас он сердит, но это не продлится долго. Линии говорит тебе правду — она хорошо изучила Экстона. Если тебе удастся в течение некоторого времени выдерживать его придирки, он постепенно сменит гнев на милость.
Хотя слова Питера звучали ободряюще, сам он не слишком верил в их справедливость. До сих пор выдерживать придирки Экстона и противостоять вспышкам его дурного настроения могла одна только Линни. И нельзя было, разумеется, сбрасывать со счетов его чувства. Если он любит Линни, а по мысли Питера так оно и было, каким образом, спрашивается, ему ужиться с этой вечно испуганной и плаксивой Беатрис?
Он снова внимательно вгляделся в красивое личико невесты Экстона, обрамленное тяжелыми золотистыми косами.
— Черт бы вас всех побрал, вот что! — в сердцах выругался он, сознавая свою беспомощность. — Вечно мне приходится заниматься всякими глупостями!
«Плевать я хотел, что эта красивая девица печальна, как осеннее небо, — сказал он себе. — Что мне в ней? В конце концов, пусть брат сам решает, как ему с ней быть». Не его, Питера, это забота, так что нечего ему соваться не в свое дело.
— Я ничем не смогу ей помочь, — после краткого перерыва промолвил он, обращаясь на этот раз к Линни. — Как ты знаешь, я в скором времени должен отбыть в Каену. Так что с моим братом ей придется разбираться самой! — Питер повернулся на каблуках и поспешно двинулся от сестер прочь.
Питер лгал. В Каену его гнали не чувство долга и не неотложные дела, а самое обыкновенное нежелание выносить бесконечные придирки Экстона. К тому же ему вовсе не хотелось быть свидетелем того, как его брат станет срывать зло на старшей из сестер де Валькур. В том, что так оно и будет, он не сомневался. Так уж случилось, что сердце Экстона принадлежало Линни, и его женитьба на Беатрис счастья никому из них не сулила. Питер опасался, что после венчания брат сделается грозой для всех своих домашних и слуг, и это будет продолжаться все то время, пока будет длиться его брак с нелюбимой женой.