3.1. Научные основы оперативно-розыскной деятельности

Мнение И.Н. Якимова и некоторых других криминалистов 20-30-х гг. XX в. о том, что научные основы оперативно-розыскной деятельности (ОРД) - это положения криминалистики, что именно последние составляют теоретическую основу как гласных, так и негласных действий органов дознания и розыска, фактически не подвергалось ревизии вплоть до Великой Отечественной войны и в первые годы после ее окончания. Так, во второй книге первого советского учебника по криминалистике для юридических вузов "Техника и тактика расследования преступлений" автор введения Е.У. Зицер писал: "Советская криминалистика должна вооружить работников следственных и розыскных органов новыми средствами безошибочной оперативной работы, построенной под углом зрения максимального овладения искусством следственной техники... Этой задаче должно быть подчинено и все содержание нашей криминалистики, заключающей в себе: уголовную технику, уголовную тактику и частную методику"*(164) . В последующие годы в криминалистической литературе наблюдается разброс мнений по поводу природы научных основ ОРД. Определились три направления в решении этого вопроса.

1. Криминалистика вооружает оперативных работников розыска и дознания эффективными средствами и методами борьбы с преступностью. Вопрос о научных основах ОРД при этом не затрагивается. Такую позицию вплоть до 1950 г. занимал ведущий отечественный криминалист А.И. Винберг. В первом послевоенном вузовском учебнике криминалистики он писал: "Криминалистика существует и там, где вовсе нет уголовного процесса. Приемы криминалистики, в отличие от процессуальных действий, осуществляются еще до начала уголовного дела. Проверка личности по уголовной регистрации (дактилоскопии), использование в ряде случаев служебно-розыскных собак, применение оперативной фотографии, вопросы организации розыска без вести пропавших лиц и т.п. - все эти далеко не исчерпывающие отрасли криминалистики находят применение вне непосредственной связи с уголовным процессом"*(165) .

Обходят вопрос о природе и научных основах оперативно-розыскных мер и другие авторы. В главе, посвященной розыску в деятельности следственных органов, впервые появившейся в учебниках криминалистики в 1959 г., ее автор М.П. Шаламов многократно упоминает оперативно-розыскные мероприятия. "По своему характеру, - замечает автор, - эти оперативные действия свойственны органам милиции. Если розыск производится по делу, находящемуся в производстве следователя прокуратуры, то оперативные действия по розыску производятся милицией по поручению следователя" и должны сочетаться со следственными действиями*(166) .

Было совершенно очевидно, что замалчивать вопрос о научных основах ОРД, ограничиваться отведением криминалистике роли лишь арсенала средств и методов для оперативных работников, - непродуктивно. Требовалось более четко определить свои позиции в этом вопросе. И такие позиции стали формироваться уже с начала 50-х гг.

2. Научную основу ОРД составляют положения криминалистической науки. Этот тезис был выдвинут также А.И. Винбергом практически в то же время, что и названная "вооруженческая" роль криминалистики. Широкой известности он не получил, поскольку был опубликован в выпуске лекций для слушателей Военно-юридической академии, изданном малым тиражом. Вот что говорилось в первой лекции: "Теоретические обобщения оперативной работы, активного и общесоюзного розыска, научная постановка планомерной борьбы с преступностью в виде системы уголовной регистрации, вопросы организации задержания преступников (облавы, засады, обыски и т.п.) - все это является той специальной областью, которая составляет компетенцию только криминалистики"*(167) .

Еще более определенно и категорично высказались по этому вопросу Р.С. Белкин и А.С. Соколов. В одной из статей они доказывали, что уголовно-процессуальная и оперативно-розыскная деятельность базируются на общей научной основе и этой основой служит криминалистика (1957). Исходя из этого они предлагали по-новому строить курс криминалистики в учебных заведениях МВД, излагая в соответствующих разделах курса не только собственно криминалистические средства и методы, но и соответственно методы и средства проведения оперативных мероприятий, в том числе и такие, как средства и приемы выявления и учета преступного элемента, личного сыска, наружного наблюдения, оперативной проверки и т.п. Эта позиция авторов не вызвала в литературе возражений, но и явной поддержки тоже не получила.

3. Научные основы ОРД должны формироваться на базе той науки - не криминалистики, - которая изучает деятельность административных органов, к числу которых относится и милиция. Этот взгляд впервые был высказан С.П. Митричевым в 1958 г.: "Организация розыска и задержания преступников, постановка уголовной регистрации и так далее регулируются административным правом"*(168) . Позже он обратился к этой проблеме с позиций связи криминалистики с другими науками: "Советская криминалистика находит применение и в оперативной работе органов милиции. В связи с этим криминалистика имеет отношение и к науке административного права. Организация розыска и задержания преступников, постановка уголовной регистрации регулируются административным правом"*(169) .

Другой видный ученый-криминалист тех лет - Н.В. Терзиев - занимал аналогичную позицию. "В области оперативных мероприятий, - писал он, - служащих для раскрытия, пресечения и предупреждения преступлений, криминалистика связана с административным правом. Примером могут служить вопросы уголовной регистрации"*(170) . Но и эта позиция, как и предыдущая, поддержки не получила и в дальнейшем в литературе не фигурировала. В вышедших под редакцией С.П. Митричева вузовских учебниках по криминалистике 1963 и 1966 гг. говорилось лишь о связях криминалистики с уголовно-процессуальной и уголовно-правовой науками и лишь вновь подчеркивалась необходимость вооружения органов дознания современными криминалистическими методами: "...в криминалистике рекомендуется уделять больше внимания изучению и обобщению опыта их (органов милиции. - А.Б.) работы и оказывать им повседневную помощь в разработке и внедрении в практику научных методов расследования"*(171) .

Впервые о существовании специальной научной дисциплины, изучающей ОРД органов внутренних дел, упомянул А.И. Винберг в первом учебнике по криминалистике для специальных учебных средних заведений МВД. Он писал: "Криминалистика тесно связана и с дисциплиной, разрабатывающей комплекс вопросов оперативной работы учреждений внутренних дел. Как известно, в оперативной работе криминалистические и специальные оперативные средства и приемы используются для непроцессуальных действий по предупреждению преступлений, выявлению данных, могущих затем в ходе предварительного следствия быть использованными в качестве доказательств, установлению и розыску преступника. Как криминалистика, так и дисциплина, специально разрабатывающая вопросы оперативной работы учреждений внутренних дел, служат целям борьбы с преступностью. Эта общность целей является основой их неразрывной связи. Криминалистика вооружает оперативных работников научно-техническими и тактическими приемами борьбы с преступностью, которые используются в оперативной работе. В свою очередь, указанная дисциплина, обобщая опыт оперативной работы, выявляет новые способы совершения преступлений, знание которых обогащает криминалистику... В криминалистической тактике и методике расследования учитываются оперативные возможности учреждений внутренних дел, решаются вопросы координации следственных действий и оперативных мероприятий, планирования расследования и разработки версий с учетом оперативных данных и т.п."*(172)   Через несколько лет А.И. Винберг повторил эти положения*(173) , но при этом, допустив явные противоречия, указал, что разработка проблем оперативно-розыскной тактики и методики, обобщение опыта оперативной работы, путей использования ее возможностей и т.п. - компетенция и прерогатива криминалистики*(174) .

Идея существования специальной дисциплины об ОРД нашла своеобразное преломление в работах А.Н. Васильева 1963-1971 гг. По его мнению, проблемы ОРД, связанные с процессуальными действиями органов дознания и предварительного расследования, - область криминалистической науки, а некоторые виды оперативной работы, которые "отдалены от уголовно-процессуальной деятельности", должны составлять содержание специальных дисциплин*(175) . Впоследствии он изменил свое мнение и указал, что "оперативно-розыскные действия, используемые для предупреждения, обнаружения, пресечения преступлений, а также в процессе расследования, составляют особую дисциплину", а изменение своих взглядов объяснил так: "Существовавшая ранее точка зрения о том, что оперативно-розыскные действия, используемые в расследовании, охватываются криминалистикой, объясняется главным образом тем, что особая дисциплина, объединяющая все виды оперативно-розыскных действий, находилась в процессе становления. По мере того как эта дисциплина заняла свое место в системе наук, вышеуказанная точка зрения изменилась"*(176) . С этого времени он придерживался этого мнения, но не называл рассматриваемую область знаний наукой, а именовал "специальной дисциплиной"*(177) . Это же название использовал и С.П. Митричев*(178) .

До 1974 г. и криминалисты, работающие в системе научных и учебных заведений МВД, говоря о научных основах ОРД, пользовались термином "специальная научная дисциплина". Но в учебнике для средних специальных учебных заведений МВД 1974 г. Р.С. Белкин писал уже о выяснении отношений между криминалистикой и теорией оперативно-розыскной деятельности: "В последние годы усилиями ряда советских ученых был заложен фундамент теории оперативно-розыскной деятельности и обоснована необходимость формулирования самостоятельного предмета этой науки, отличного от предмета криминалистики, хотя и тесно связанного с последним"*(179) . В учебнике для вузов 1976 г., подготовленном учеными Высшей школы МВД, отмечалось, что связь этих областей научного знания "выражается в том, что при разработке проблем криминалистической тактики и методики расследования учитываются возможности оперативно-розыскной деятельности, определяемые ее теорией, а при разработке последней - положения и рекомендации криминалистики"*(180) . Отмечалось, что первые элементы этой теории возникли и накапливались в криминалистической науке, и затем, когда "количественный рост этих теоретических положений привел к качественным изменениям, теория оперативно-розыскной деятельности выделилась из криминалистики в самостоятельную область научного знания, данные которой подобно данным других наук используются в криминалистике в непосредственном или преобразованном виде"*(181) . Аналогичные взгляды выражены и в других учебниках, подготовленных учеными системы МВД*(182) .

В 1977 г. Р.С. Белкин предпринял попытку анализа процесса выделения теории ОРД из криминалистической науки, выяснения движущих причин этого процесса*(183) . По его мнению, это происходило следующим образом.

Пока накапливающийся в рамках криминалистики эмпирический материал не противоречил представлениям о криминалистике как науке лишь о средствах и методах борьбы с преступностью, зарождавшаяся теория ОРД развивалась как часть этой науки, как элементы ее составных частей, разделов. Это был закономерный процесс, типичный для любой науки. Существо этого этапа развития теории ОРД составляло преимущественно использование положений, приемов, средств криминалистики в непроцессуальной деятельности по борьбе с преступностью. И хотя тогда уже шел интенсивный процесс разработки практических методов ОРД, отличных от криминалистических методов и средств работы с доказательствами, теория этой деятельности в основном сводилась к сумме некоторых положений криминалистики и не выходила за рамки теории криминалистики в целом. Взаимосвязь криминалистики и зарождавшейся теории ОРД выступала как отношение целого и части, выражалась в связи подчиненности.

Затем положение существенно изменилось. Интенсивная разработка всех разделов теории ОРД (чему, несомненно, способствовала организация самостоятельной кафедры ОРД в Высшей школе МВД СССР в середине 50-х гг. и циклов ОРД в средних специальных школах МВД), труды ведущих специалистов в этой области - все это не только послужило фундаментом теории оперативно-розыскной деятельности, но и явилось обоснованием необходимости формулирования самостоятельного предмета этой науки, несколько отличного от предмета криминалистики, хотя и тесно связанного с последним. Становлению теории ОРД способствовало и новое представление о предмете криминалистики, в рамки которого уже не вписывалось содержание самой ОРД.

При определении криминалистики как науки о средствах, приемах и методических рекомендациях по раскрытию и расследованию преступлений оперативно-розыскную деятельность можно было рассматривать как область применения этих средств и методов, а теорию ОРД (к тому же мало разработанную) - как часть криминалистической науки. При определении же криминалистики как науки, изучающей определенную специфическую группу объективных закономерностей действительности и основанных на познании этих закономерностей средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений, теория ОРД, изучающая иные закономерности, в целях разработки иных средств и методов борьбы с преступностью, уже не может рассматриваться как часть криминалистической теории. Таким образом, процесс обособления оперативно-розыскной теории шел как бы в двух уровнях: "снизу" - путем разработки самой этой теории - и "сверху" - как следствие пересмотра определения предмета криминалистики. Отношения подчиненности, в которых находились криминалистика и теория ОРД, сменились отношениями равноправного взаимодействия*(184) .

Признание самостоятельного существования теории ОРД как одной из специальных наук уголовно-правового цикла характерно для современной криминалистической литературы*(185) . Однако иногда это положение может толковаться двусмысленно. Так, в учебнике криминалистики для вузов автор главы о предмете, системе и задачах криминалистики И.Ф. Пантелеев пишет: "Теория оперативно-розыскной деятельности в части, касающейся раскрытия преступлений, является в принципе составным элементом предмета криминалистики. Однако, подчиняясь современной тенденции дифференциации наук, она выделилась из криминалистики и включена в общую теорию оперативно-розыскной деятельности, представляющую собой ныне самостоятельную отрасль научного знания. Тем не менее используемые в оперативно-розыскной деятельности теория тактических операций и отдельных тактических приемов, научные положения, касающиеся использования в раскрытии преступлений научно-технических методов и средств, являются составной частью криминалистики"*(186) .

Эти рассуждения далеко не бесспорны. Если теория ОРД "в части, касающейся раскрытия преступлений", выделилась из криминалистики, она не может оставаться даже "в принципе" элементом предмета криминалистики. Составными элементами предметов каких наук являются остальные "части" теории ОРД? Откуда взялась общая теория ОРД и почему с момента ее возникновения в ней отсутствовала "часть, касающаяся раскрытия преступлений"?

Теория ОРД не претендовала на криминалистическую теорию тактических операций, не объявляла "своими" криминалистические средства и методы, используемые в оперативно-розыскной деятельности. В то же время, разумеется, отнюдь не все научно-технические средства и методы, используемые в ОРД, "являются составной частью криминалистики". Думается, что все эти сложные теоретические построения объясняются желанием автора доказать давно отвергнутый наукой и практикой тезис о том, что криминалистика - наука о раскрытии преступлений, игнорируя при этом, что раскрытие преступлений - это сфера и науки уголовного процесса, и теории ОРД, и науки управления в сфере правопорядка и др.

Рассуждения, подобные приведенному, встречающиеся в последнее время лишь в единичных случаях, свидетельствуют преимущественно о незнании авторами существа и содержания ОРД и весьма туманных представлениях о ее теории. Это объясняется чаще всего тем, что литература по проблемам ОРД, как правило, имеет ограничительный гриф и недоступна для массового читателя. Поэтому криминалисты - преподаватели общегражданских юридических учебных заведений и сотрудники экспертных учреждений иных, кроме МВД, ведомств - к этой литературе в большинстве случаев не имеют доступа (кстати, к ней не имеют доступа и сотрудники ряда служб МВД, не связанные по роду своей деятельности с оперативной работой). Вследствие этого они ограничиваются упоминанием лишь тех гласных оперативных мероприятий, которые ни для кого не составляют никакого секрета: это засада, облава, прочесывание местности, наблюдение за местами сбыта похищенного, блокирование путей отхода преступника, розыскные мероприятия и некоторые другие. Правда, круг таких общеизвестных оперативных мероприятий несколько расширился с появлением закона об оперативно-розыскной деятельности, в ст. 6 которого приводится перечень действий, осуществляемых с помощью оперативно-розыскных мер, хотя закон и не дает ответа на вопрос о том, каковы же сами эти оперативно-розыскные мероприятия.

Но есть еще одна причина, по которой криминалисты в своих работах порой обходят вопрос об ОРД и ее теории: стремление избежать неоправданного дублирования при рассмотрении вопросов, общих для криминалистики и теории ОРД, или тех, отнесение которых к предмету той или иной из этих наук стало предметом дискуссий. Наиболее типичным примером этого служит описание способов совершения и сокрытия преступлений, равно необходимое и для той и для другой при разработке рекомендаций по раскрытию отдельных видов преступлений.

В довоенных работах по уголовному процессу об ОРД упоминалось мало, чаще ее считали формой использования криминалистических средств и приемов. М.С. Строгович в кратком учебнике "Уголовный процесс" писал в 1938 г.: "С уголовным процессом соприкасается специальная дисциплина - криминалистика... это дисциплина о научно-технических приемах, служащих для наиболее успешного выявления и расследования преступлений... Соотношение между криминалистикой и уголовным процессом таково: криминалистические приемы применяются частью в допроцессуальной стадии, т.е. до возбуждения уголовного дела (активный розыск), частью же по возбуждении уголовного дела, в рамках уголовного процесса (осмотр места происшествия, исследование вещественных доказательств, научно-техническая экспертиза и т.д.)"*(187) . Можно предполагать, что под активным розыском до возбуждения уголовного дела автор имел в виду оперативные меры органов милиции. В послевоенном учебнике 1946 г. М.С. Строгович вообще свел криминалистику к "научно-уголовной технике", что же касается тактики, то, по его мнению, все, что в ней "есть ценное, именно проверенные практикой и основанные на законе способы совершения процессуальных действий, относится к науке уголовного процесса, а то, что в уголовной тактике представляет собой лишь собрание инструктивных практических указаний по ведению следствия, вообще не является наукой"*(188) . Ни о каком "активном розыске" в этом учебнике вообще не говорится. Лишь во втором издании своего "Курса уголовного процесса" М.С. Строгович упоминает об оперативно-розыскных действиях органа дознания как средстве непосредственного обнаружения органом дознания признаков преступления*(189) .

Примечательно, что авторы всех учебников уголовного процесса, вышедших в последующие годы, а также общей части "Курса советского уголовного процесса" (М., 1989) вообще обходят молчанием вопрос о научных основах ОРД. Они не упоминают о ней и тогда, когда касаются соотношения науки уголовного процесса и криминалистики. Лишь в некоторых учебниках упоминаются оперативно-розыскные меры как источник непосредственного обнаружения органом дознания признаков преступлений. Исключением является лишь учебное пособие П.А. Лупинской "Доказывание в советском уголовном процессе", в котором указывается, что разработкой тактики оперативно-розыскных действий должны заниматься криминалисты*(190) , из чего можно предположить, что автор относит научную проблематику ОРД к предмету криминалистики.

Сказанное свидетельствует, что некоторые ученые-процессуалисты до сих пор не видят оснований считать, что существует некая теория ОРД как самостоятельная область научного знания. Простое игнорирование этой проблемы вызывает недоумение особенно тогда, когда читатель знакомится с учебниками по уголовному процессу, подготовленными учеными, работающими в научных и учебных заведениях системы МВД, где они физически не могут избежать повседневных контактов со специалистами в области теории и практики ОРД, со структурными подразделениями, кафедрами, циклами, ведущими исследование и преподавание соответствующей проблематики. Такое игнорирование процессуалистами одного из важнейших направлений деятельности органов внутренних дел может свидетельствовать лишь об известном отрыве их от практики борьбы с преступностью, незнании или нежелании средствами своей науки способствовать решению актуальных в наши дни проблем непроцессуальной деятельности органов дознания.

 

3.2. Оперативно-розыскные меры в содержании криминалистической теории

 

Признание большинством ученых - криминалистов и процессуалистов - теории оперативно-розыскной деятельности как самостоятельной области научного знания не повлекло за собой, как можно было ожидать, широкого использования положений этой теории для целей криминалистики и доказывания. Частично это объясняется, как уже отмечалось, закрытым характером литературы по ОРД, что делает ее малодоступной для научных сотрудников и преподавателей общегражданских научных и учебных заведений и учреждений, частично - стереотипами мышления последних, узостью и стандартностью тематики их исследований, несовершенством программ подготовки юристов для правоохранительных органов.

Анализ исследований в области криминалистики и уголовного процесса в аспекте развития теории криминалистики показывает, что их авторы обращаются к теоретическим проблемам ОРД при рассмотрении вопросов раскрытия преступлений, формирования и проверки следственных версий, планирования и реализации тактических комбинаций (операций) и некоторых других проблем криминалистики и доказывания. Существенный комплекс вопросов составляет проблематика использования в доказывании информации, полученной в результате применения оперативно-розыскных мероприятий (ОРМ), рассмотрению которых посвящен следующий параграф этой главы.

 

3.2.1. Проблема раскрытия преступления

Проблема раскрытия преступления носит комплексный характер. Криминалистику интересует, естественно, не столько формальный, сколько ее содержательный аспект: что именно должно быть установлено, чтобы считать преступление раскрытым? Этот аспект оправдан, поскольку формальное решение вопроса носит чисто служебный характер и зависит от усмотрения директивных органов: сегодня преступление официально признается раскрытым с момента предъявления обвинения подозреваемому лицу, завтра столь же категорически - с момента утверждения обвинительного заключения и направления дела в суд, и не исключено, что послезавтра - после вступления приговора в законную силу, тем более что любой из этих критериев вполне может быть обоснован (и уже обосновывается в литературе) с позиций процессуальных презумпций.

Если суммировать взгляды различных авторов на понятие раскрытия преступления, то их можно свести к четырем основным концепциям.

1. Раскрытие преступления - понятие оперативно-розыскное, означающее, что преступник найден. Все остальное "скорее характеризует стадию расследования преступления, чем раскрытие его, ибо оно уже раскрыто (преступник найден)"*(191) .

2. Раскрытие преступления - установление данных о преступлении и виновном в его совершении в таком объеме, который позволяет предъявить обвинение. Момент раскрытия при этом связывается с моментом вынесения постановления о предъявлении обвинения*(192) .

3. Раскрытие преступления - установление всех обстоятельств предмета доказывания, что является основанием для окончания предварительного следствия и составления обвинительного заключения*(193) .

4. Раскрытие преступления - весь процесс производства по делу, завершающийся вступлением в законную силу приговора суда; раскрытое преступление - преступление, по которому приговор вступил в законную силу*(194) .

Все изложенные позиции, за исключением первой, связывают момент раскрытия с определенным процессуальным решением - от принятия следователем дела к своему производству до вступления в силу приговора суда. Строго говоря, и первая носит в известном смысле подобный характер, так как по существу означает установление оснований и повода к возбуждению уголовного дела, если оно еще не было возбуждено.

Но понятие раскрытия преступления, момент, когда преступление может считаться раскрытым, имеют существенное значение и для криминалистики, поскольку должны ориентировать в решении вопроса о периодизации этапов процесса расследования, а следовательно, и в решении вопроса о структуре частной криминалистической методики и содержании ее частей. Важное теоретическое и практическое значение имеет понятие раскрытия преступления и для теории и практики ОРД, поскольку позволяет определить рубеж, за которым возможно качественное изменение ее роли по отношению к процессу доказывания: из чисто инициативной ОРД может стать подчиненной задачам расследования.

Сформировавшееся в теории ОРД понятие раскрытия преступления наиболее полно отвечает целям конструирования криминалистического определения этого понятия. В качестве исходных посылок для формулирования такого определения могут фигурировать следующие.

1. Преступления делятся на две группы в зависимости от содержания исходной информации. Первую группу составляют "очевидные" преступления, т.е. такие, которые совершаются в условиях очевидности, когда исходная информация содержит данные о виновном. Исходная информация о "неочевидных" преступлениях таких данных не содержит. В раскрытии нуждаются преступления только этой второй группы.

2. Начав с незнания (виновный неизвестен), орган дознания и следователь в процессе раскрытия приходят к вероятному знанию (предположение о виновности определенного лица). Возникновение этого вероятного знания означает раскрытие преступления: личность виновного становится известной органам расследования, известной, разумеется, в предположительной форме.

3. Предположение о виновности лица означает возникшее в отношении него подозрение в совершении преступления. Раскрытие преступления связывается, таким образом, с появлением по делу заподозренного лица.

Возникновение подозрения в отношении возможного субъекта преступления не следует приравнивать к появлению в деле фигуры подозреваемого как участника уголовного процесса, это понятие следует определять в более широком смысле. Следует признать правоту Л.М. Карнеевой, утверждавшей, что возникшее у следователя подозрение "должно рассматриваться применительно к его деятельности по крайней мере в трех значениях: как психологическая характеристика состояния сознания следователя, определяющая его субъективное отношение к исследуемому факту; как криминалистическое понятие, используемое при подборе оснований к решению задач расследования и для выдвижения версий и, наконец, как процессуальная категория, когда с возникшим подозрением закон связывает наступление определенных процессуальных последствий"*(195) . Она употребляет термин "заподозренный", обозначая им субъективное отношение следователя к лицу, совершение преступления которым он исследует, а не процессуальное положение такого лица. И лишь при наличии оснований, указанных в ст. 46 УПК РФ, заподозренный становится подозреваемым в сугубо процессуальном значении этого термина. Можно считать, что первые два из названных Л.М. Карнеевой значений термина "заподозренный" имеются в виду и в оперативно-розыскной деятельности при осуществлении оперативно-розыскных мер против конкретного лица.

Появление заподозренного лица в криминалистическом значении этого понятия, как правило, совпадает с окончанием этапа первоначальных следственных действий и ОРМ. Таким образом, в общей форме можно сказать, что содержанием этого этапа является раскрытие преступления, тогда как содержанием последующих - его доказывание. Если же заподозренный появился в процессе оперативной проверки или иных оперативно-розыскных мер, осуществленных до возбуждения уголовного дела, то доказывание начинается уже на начальном этапе расследования.

Исходя из изложенных посылок, криминалистическое понятие раскрытия преступления может быть определено как деятельность, направленная на получение информации, дающей основание к выдвижению версии о совершении преступления определенным лицом*(196) . В сущности, это определение аналогично определению, предложенному И.И. Карпецом для ОРД; различие в них заключается лишь в различии версий, которые обосновываются: следственной и оперативно-розыскной. Однако мы, в отличие от мнения И.И. Карпеца, полагаем, что раскрытие преступления - задача не только оперативных аппаратов органов внутренних дел: это совместная задача их и следователя, и решаться она должна на основе взаимодействия между ними.

Но всегда ли может быть решена эта задача? Все ли преступления при любых обстоятельствах могут быть раскрыты и действительно раскрываются?

Существуют две точки зрения по этому вопросу. Большинство отечественных авторов считают, что нет и не может быть преступлений, которые нельзя было бы раскрыть. "По судебным делам, - писал в 1960 г. А.И. Трусов, - любые обстоятельства и факты также в полной мере познаваемы... Не существует таких фактов и обстоятельств, которые мы не в силах бы раскрыть и установить в той мере, как это необходимо для правильного разрешения каждого дела"*(197) . Столь же категоричен И.Ф. Герасимов: "Любое преступление безусловно можно раскрыть, но во многих случаях это довольно трудная задача"*(198) . Аналогичные взгляды высказывало большинство и других авторов, считавших, что факты, когда преступления оставались нераскрытыми, объясняются недостатками и упущениями в работе правоохранительных органов.

Однако с течением времени тезис о том, что нет преступлений, которые нельзя было бы раскрыть, перестал выглядеть аксиомой. Представления о закономерностях возникновения информации о преступлении и преступнике, процесса превращения этой информации в судебные доказательства и их обнаружения потребовали радикального пересмотра этого тезиса.

Закономерный характер процессов возникновения и обнаружения доказательств обеспечивает принципиальную возможность раскрытия всякого преступления. Однако, поскольку всякая объективная закономерность проявляется как тенденция, прокладывая себе путь через случайности, через отступления от общих правил, учитывая, что, наряду с закономерностью возникновения криминалистически значимой информации, действует и обратная закономерность ее исчезновения, рассеивания, следует признать, что в конкретном случае процессы возникновения, существования и обнаружения доказательств могут протекать нетипично. Это означает, что доказательства могут не возникнуть в таком качестве, чтобы быть обнаруженными современными средствами и методами, либо что их количество окажется недостаточным для раскрытия преступления. Эти процессы могут иметь объективный характер, не зависящий от качества расследования и субъективных качеств субъектов раскрытия преступления.

Разумеется, в большинстве случаев преступление остается нераскрытым вследствие недостатков в организации и осуществлении процесса его раскрытия и расследования. Но часть преступлений - пусть небольшая - остается нераскрытой именно в силу названных причин. А.К. Гаврилов совершенно прав в том, что "с точки зрения практической деятельности нельзя прогнозировать невозможность раскрытия преступления заранее, не проникнув в сущность явления, т.е. не произведя расследования на самом высоком организационном уровне. Для того чтобы признать, что конкретное преступление не может быть раскрыто ввиду уничтожения доказательств (или невозможности их обнаружения), необходимо вначале дать оценку всей совокупности действий, использованию процессуальных средств и полной реализации полномочий субъектов расследования. В противном случае любая трудность могла бы объясняться как объективная закономерность невозможности получения доказательственной информации"*(199) .

Сказанное относится и к основной массе латентных преступлений. Они остаются необнаруженными не в силу объективных причин, препятствующих их раскрытию, а потому, что вне поля зрения оперативных преимущественно, но также и следственных аппаратов остаются наличные признаки их совершения.

Тезис о том, что раскрытие преступления является задачей, общей для органов дознания и предварительного следствия, стал, по-видимому, отправным для идеи формирования так называемой общей теории раскрытия преступлений в рамках криминалистики. Пионером этой идеи был И.Ф. Герасимов, по мнению которого эта теория должна содержать следующие разделы.

"1. Методологические основы теории раскрытия преступлений.

2. Сущность и этапы процесса раскрытия преступлений. Раскрытие как задача уголовного судопроизводства и как деятельность соответствующих органов и лиц.

3. Система деятельности по раскрытию преступлений, взаимодействие различных органов и лиц.

4. Учение о следственных ситуациях как элемент общей теории раскрытия.

5. Криминалистические классификации и характеристики и их роль в разработке частных методик.

6. Общие положения и структура методик раскрытия отдельных видов и групп преступлений. Соотношение методик раскрытия и расследования".

По мысли И.Ф. Герасимова, именно "с теории раскрытия преступлений должен начинаться курс криминалистики"*(200) .

Идею И.Ф. Герасимова активно поддержал Л.Я. Драпкин. Он прямо называет эту теорию криминалистической и указывает, что процесс раскрытия преступлений основан на динамическом развитии системы следственных версий*(201) .

На первый взгляд, идея формирования комплексной общей теории раскрытия преступлений выглядит привлекательно. Однако даже самый поверхностный ее анализ показывает ее несостоятельность.

Во-первых, само выделение раскрытия преступлений из общего процесса установления истины по уголовному делу позволяет сделать вывод о том, что расследование подобной цели не преследует. Это заключение подкрепляется и необходимостью выяснения соотношения "методик раскрытия и расследования", которые, как полагает И.Ф. Герасимов, существуют раздельно.

Сразу же возникает вопрос: для кого же разрабатываются методики раскрытия, а для кого - методики расследования? Поскольку расследование раскрытием не занимается, очевидно, методики раскрытия предназначаются для органов дознания, осуществляющих раскрытие оперативно-розыскным путем. Но как быть, если им раскрыть преступление не удалось и эту задачу все-таки предстоит решить следователю? Ответа "теория раскрытия" не дает.

Во-вторых, объявляя эту теорию криминалистической и включая в ее содержание фактически ОРД, автор противоречит собственному признанию самостоятельного существования оперативно-розыскной теории. В сущности, с ним солидаризуется и Л.Я. Драпкин, рассматривая теорию раскрытия как версионную деятельность, причем имея в виду операции именно со следственными версиями и даже не упоминая о версиях оперативно-розыскных. В свое время А.Н. Васильев писал: "Оперативно-розыскная деятельность имеет более широкий диапазон применения, охватывая не только расследование, в рамках которого применяется криминалистика, но и более ранний период, когда возможно выявление оперативными методами преступных замыслов и организуемых преступных групп, подготовки к совершению преступлений, пресечение этой деятельности, предупреждение преступлений, обнаружение оперативными мерами совершенных преступлений"*(202) . Так не логичнее ли включить "теорию раскрытия" вместе со всем ее криминалистическим содержанием в теорию ОРД, да и вообще покончить с криминалистикой, которая ведь, как считает И.Ф. Пантелеев, не что иное, как "наука о раскрытии преступлений"*(203) ?

Попытки объединить "на системной основе" в явно надуманной "теории раскрытия" возможности и средства ОРД, учение о версии, процессуальные средства доказывания и т.п. - лишены всякого практического смысла и теоретически ущербны, не говоря о том, что в рамках этой "теории" смешиваются процессуальные и непроцессуальные виды правоохранительной деятельности, объединение которых возможно лишь на уровне целей деятельности, но никак не в рамках единой теории.

Наконец, в-третьих, если уж пытаться создать "теорию раскрытия" как нечто практически значимое, то в ее содержание следовало бы включить всю криминалистику, всю теорию ОРД, поскольку все содержание той и другой предназначено для решения этой - хотя и не только этой! - задачи.

Нет и не может быть самостоятельной "теории раскрытия преступлений", как не может быть "теории пресечения преступлений" или теории их расследования. Как процессуальная, так и непроцессуальная деятельность правоохранительных органов решает все подобные виды задач на базе своих теоретических основ, используя для этого весь присущий ей арсенал средств и методов, а при возможности применяя и средства, и методы смежных областей деятельности. Так, например, для раскрытия преступлений используются процессуальные (следственные и иные) действия, специальные знания, криминалистическая техника и криминалистические учеты, оперативно-розыскные меры и средства, оперативные учеты и др. И в таком комплексном использовании "продукта" криминалистики, теории ОРД и других областей знания - залог успешного раскрытия преступлений.

 

3.2.2. Построение и анализ версий

Другим направлением тесной связи криминалистики и теории оперативно-розыскной деятельности служит проблематика версий. Здесь наблюдается определенная "экспансия" криминалистики, поскольку речь об оперативно-розыскных версиях ведется при изложении содержания криминалистического учения о версии и планировании расследования. Как уже отмечалось выше, в учебниках и курсах криминалистики при классификации криминалистических версий по субъекту выдвижения называют следственные, судебные, экспертные и оперативно-розыскные версии и как подвид - розыскные версии. Никто из криминалистов, занимавшихся проблематикой версий, не приводил никаких аргументов, подтверждающих правомерность включения оперативно-розыскных версий в число версий криминалистических, это как бы само собой разумелось и, насколько нам известно, возражений со стороны специалистов в области теории ОРД не вызывало. Единственным объяснением этого, очевидно, может быть то, что в теории ОРД данная проблема серьезному исследованию не подвергалась.

Между тем, единственным основанием для включения оперативно-розыскных версий в число криминалистических может служить единство их гносеологической природы и логический процесс их построения и проверки. По другим же признакам эти версии отличаются от следственных и судебных, помимо, естественно, отличий по субъекту выдвижения и проверки. Но единство гносеологической, логической природы свидетельствует лишь о том, что оперативно-розыскная версия, как и криминалистическая, представляет собой разновидность частной гипотезы, имеющей значение только для данного случая. Этот признак роднит ее с версией криминалистической, позволяет объединить их в классе частных гипотез, но не является основанием для отнесения оперативно-розыскной версии к числу криминалистических версий.

Термин "версия" был впервые употреблен авторами учебника по криминалистике для вузов 1936 г. применительно к предположениям, возникающим у следователя*(204) . О других субъектах выдвижения версий не упоминалось. В 1954-1955 гг. в литературе начинают фигурировать термины "следственная версия"*(205) , "судебная версия"*(206) . В учебнике по криминалистике для средних специальных учебных заведений МВД говорится о версиях оперативного работника как разновидности следственных версий, причем имеются в виду только те его версии, которые выдвигаются в процессе расследования и относятся к этому процессу*(207) .

Термин "оперативно-розыскная версия", насколько нам известно, впервые был использован Р.С. Белкиным в 1966 г. при классификации версий по субъекту выдвижения*(208) . Однако речь при этом шла лишь о тех из них, которые возникают в процессе расследования.

На первых порах в качестве основания для построения версий указывали только доказательства. Однако уже в 1957 г. Г.Н. Мудьюгин отмечал, что данные, используемые для построения версий (речь шла лишь о следственных версиях), могут быть почерпнуты из любых источников, в числе которых могут фигурировать даже анонимные письма и слухи*(209) . В 1959 г. С.А. Голунский писал об основаниях выдвижения следственных версий: "Поскольку версия - это только предположение, подлежащее проверке, сведения о конкретных фактах, которые кладутся в основу той или иной версии, могут быть почерпнуты не только из доказательств, предусмотренных ст. 58 УПК РСФСР, но и из любых других источников - из информационных материалов, полученных от милиции или других учреждений, из анонимных писем и заявлений и даже из слухов, распространяющихся в коллективе, заинтересованном в определенном ходе следствия. Важно только, чтобы по своему характеру эти сведения были таковы, что следователь считает возможным основывать на них свои действия"*(210) . Иными словами, данные, которые могут быть положены в основание версии, должны быть правдоподобны и относиться к предмету исследования - предмету оперативной проверки, предмету доказывания.

Оперативно-розыскную версию можно определить как предположительное объяснение оперативным работником факта, явления, относящегося к исследуемому в процессе ОРД событию, его признакам и участникам.

По объему охватываемых, объясняемых оперативно-розыскной версией данных она может быть, как и следственная, общей и частной. Общая объясняет предполагаемое событие в целом, в основных квалифицирующих его чертах, признаках. Частная версия относится к отдельным фактам, признакам, элементам события. Помимо этого деления, оперативно-розыскные версии отличаются и в зависимости от того, когда они выдвинуты: до возбуждения уголовного дела или после того, уже в процессе его расследования.

До возбуждения уголовного дела - в процессе оперативной проверки, при проведении иных ОРМ - фигурируют оба вида версий: общие и частные. Здесь процесс выдвижения и проверки версии носит непроцессуальный характер, возможность продуктивного использования данных, полученных оперативным путем, проблематична. К моменту реализации оперативно-розыскных данных, полученных в результате проверки оперативно-розыскных версий, последние объективно остаются лишь предположениями, хотя субъективно оперативный работник может быть уверен в их истинности.

Основанием для выдвижения оперативно-розыскных версий на этой стадии раскрытия преступления служат любые имеющиеся в наличии правдоподобные данные. Но доказательства среди них по понятным причинам еще не фигурируют, поскольку уголовное дело еще не возбуждено. Проверка версии также заключается в получении оперативной информации, подтверждающей или опровергающей версию. Результаты проверки фиксируются, отражаются опять-таки оперативным путем, при помощи оперативных средств.

Иной характер носит процесс формирования оперативно-розыскных версий в процессе расследования.

Известно, что оперативно-розыскные меры по делу, находящемуся в производстве дознавателя или следователя, могут быть проведены лишь по его поручению или с его согласия. Основанием для оперативно-розыскной версии в этом случае служит обычно следственная версия, она опирается на те же фактические данные, что и следственная версия, а следовательно, и на имеющиеся в распоряжении следователя доказательства и, в сущности, нацелена на проверку следственной версии. Однако в процессе такой проверки ее направленность может измениться, если обнаруживаются данные, меняющие первоначальные представления о проверяемом явлении, факте, событии. Данные, полученные при проверке оперативно-розыскной версии, могут в этом случае послужить основанием для выдвижения следователем новой следственной версии взамен отвергнутой.

Таково соотношение оперативно-розыскных и следственных версий. На практике возникает ситуация, когда это соотношение меняется. Она возникает в процессе розыскной деятельности следователя, когда он и оперативный работник проверяют одну и ту же - розыскную - версию, каждый своими средствами и методами. Эта версия является для них общей - и при надлежащем уровне взаимодействия между ними она и выдвигается ими сообща. Если дело находится в активном производстве, оперативный работник, наделенный следователем соответствующими полномочиями, при проверке версии может пользоваться не только оперативно-розыскными средствами и методами, но и процессуальными, проводя определенные следственные действия. Если производство по делу приостановлено, оперативный работник вправе использовать весь арсенал оперативно-розыскных средств и методов, следователь же - лишь ограниченный круг гласных непроцессуальных мер: запросы, изучение архивных уголовных дел, учеты и др.

Результаты проверки оперативно-розыскной версии могут иметь двоякое значение. Если обнаруживаются признаки преступления, устанавливаются виновные, т.е. оперативный работник приходит к выводу, что преступление раскрыто, то полученные данные могут послужить поводом к возбуждению уголовного дела и наступает этап их реализации. Отрицательный же результат служит основанием для прекращения оперативной проверки.

В 1966 г. Р.С. Белкин ввел в научный оборот термин "типичная версия", обозначив им общее, наиболее характерное объяснение преступного события того или иного рода. Типичные версии используются на самом начальном этапе работы по уголовному делу в условиях острого дефицита информации о случившемся и служат целям определения направления расследования в условиях информационной недостаточности. Как отмечает Л.Я. Драпкин, "содержание теоретической базы типовых версий составляют обобщенные положения, фактические презумпции, теоретические выводы, статистические результаты, стандартные схемы и стереотипы мышления, тогда как в теоретическую базу специфических версий, наряду с различными обобщенными данными, входит и необобщенная, единичная информация, играющая более значительную роль"*(211) . Сказанное можно полностью отнести и к оперативно-розыскным версиям: типичное объяснение события, признаки которого обнаружены оперативным работником, также базируется на определенных научных обобщениях, практике выявления преступлений определенного вида, рода, типичных для их совершения способах получения преступного результата и возникающих следов применения этих способов.

Как и следователь, оперативный работник по обнаруженным признакам события строит его информационную модель, пользуясь на первом этапе ее типичными вариантами и впоследствии, по мере накопления информации, делая эту модель все более и более специфической, индивидуальной. Ключевой в этой модели служит информация о способе совершения и сокрытия преступления, опять-таки на первых порах выраженная в типизированном виде.

В криминалистике и следственной практике типовая информационная модель преступлений определенного вида, рода носит название криминалистической характеристики. В общем виде она включает в себя указания на типичные источники исходной информации, механизм преступления, включая типичные способы его совершения и сокрытия и некоторые иные обстоятельства (время, место, орудия преступления и др.), данные о личности типичного преступника и типичного потерпевшего, о типичных условиях, способствующих совершению и сокрытию этого вида преступлений. Идея создания чего-то похожего на криминалистическую характеристику преступления в аспекте ОРД побудила некоторых авторов (Б.П. Смагоринский, 1990, и др.) выдвинуть идею формирования специфической оперативно-розыскной характеристики преступления - тоже обобщенной информационной модели преступного события, но уже имеющей специальную оперативно-розыскную направленность.

Анализ предложенной конструкции оперативно-розыскной характеристики преступления свидетельствует о несостоятельности самой идеи ее формирования.

Б.П. Смагоринский предложил включать в подобную характеристику обобщенные данные о социально-экономических факторах в сфере охраны тех или иных прав, переменные данные о состоянии, динамике, структуре и уровне преступных посягательств, данные статистики об эффективности мер по борьбе с данным видом преступлений. Но все эти данные не являются имманентно присущими данному виду преступлений и не могут входить в характеристику конкретного вида преступлений, как типовой его модели, отражающей комплекс характерных для данного вида преступлений признаков, причем признаков устойчивых, относительно неизменяемых. В противном случае характеристика преступления теряет свое значение некоей матрицы, наложение которой на конкретный случай может ориентировать оперативного работника или следователя в выборе направлений его действий, служить основой для выдвижения оперативно-розыскной и следственной версии.

Но после исключения из конструкции Б.П. Смагоринского указанных данных в ней остаются лишь сведения о способах совершения и сокрытия преступлений данного вида и о структуре преступных групп и личности преступника. Эти данные обычно содержатся в криминалистической характеристике преступления, включающей, кроме них, и другую важную информацию о преступлении.

Оперативно-розыскная деятельность имеет своей целью при выявлении и раскрытии преступления, в сущности, установление тех же данных, что и расследование, т.е. фактически состава преступления во всех его элементах. Думается, что из этого можно сделать вывод, что в процессе ОРД можно с успехом использовать криминалистическую характеристику преступления, содержащую все необходимые ориентиры для осуществления ОРД по выявлению и раскрытию конкретного преступления. Заимствование теорией ОРД одной из научных категорий криминалистики следует рассматривать как проявление естественных связей между этими отраслями научного знания.

Отметим, что при этом и криминалистическую характеристику следовало бы пополнить данными, которые позволят более эффективно использовать ее в ОРД.

Так, например, при характеристике типичных способов совершения и сокрытия преступлений следует специально выделить типичные действия подготовительного характера, знание которых необходимо оперативному работнику для успешного пресечения и предупреждения преступлений. При характеристике личности типичного преступника следует привести данные о его типичных связях, о типичных для него приемах противодействия правоохранительным органам, типичных приемах уклонения от следствия и суда и т.п. Иными словами, криминалистическая характеристика будет детализироваться за счет обобщенных данных, имеющих значение преимущественно для оперативного работника. Естественно, такая уточненная и детализированная криминалистическая характеристика преступления только тогда будет с успехом использоваться на практике, когда все ее элементы окажутся связанными друг с другом определенными корреляционными зависимостями. В этом случае она послужит эффективной базой для формирования оперативно-розыскных версий.

Использование теоретических концепций ОРД в криминалистике нередко сопровождается их критическим анализом, стремлением в какой-то мере сблизить их с соответствующими криминалистическими или процессуальными категориями или понятиями. Примерами подобного отношения служат высказываемые в криминалистической теории взгляды на содержание таких понятий, как оперативно-розыскная ситуация, документирование, оперативно-розыскные правоотношения и некоторые другие.

Оперативно-розыскная ситуация определяется как реально существующие в данный момент обстоятельства криминального события (В.А. Нетреба, 1992). По мнению криминалистов, такая трактовка этого понятия не дает достаточно полного представления о его содержании. В определении смешиваются два понятия: оперативно-розыскная и криминальная ситуация. Между тем, первая включает в себя элементы второй, но ее содержание этим не ограничивается.

Оперативно-розыскная ситуация - это комплекс условий, в которых в данный момент осуществляются оперативно-розыскные меры. Составляющими этого комплекса служат элементы преступной деятельности, образующие докриминальную, криминальную или посткриминальную ситуации, т.е. ситуации, возникающие при замышлении, подготовке, совершении и сокрытии преступления. Выявление признаков этих ситуаций составляет цель ОРД и определяет остальные слагаемые оперативно-розыскной ситуации: наличие у оперативного работника информации о криминальном событии и его участниках, их замыслах, принимаемых ими мерах противодействия раскрытию преступления, наличие еще неиспользованных источников оперативной информации, степень осведомленности участников криминального события о принятых и планируемых оперативно-розыскных мерах и др.

На содержание оперативно-розыскной ситуации влияют различные объективные и субъективные факторы. Можно полагать, что более полному раскрытию понятия оперативно-розыскной ситуации способствовало бы обращение к существующим трактовкам следственной ситуации как к сходному и близкому по смыслу понятию.

Серьезные сомнения вызывает утверждение некоторых ученых - специалистов в области теории ОРД - о существовании неких специфических оперативно-розыскных правоотношений (например, В.П. Кувалдин, 1993; А.Г. Маркушин, 1994). Они полагают, что такие правоотношения "переплетаются" с правоотношениями других видов, но не могут быть сведены ни к одному из них.

Спор о природе правоотношений, возникающих в процессе ОРД, имеет уже свою историю. Тезис о самостоятельном существовании оперативно-розыскных правоотношений не поддерживается никем из ученых-правоведов, не разделяется он и криминалистами. Противники этого тезиса считают, что специфических оперативно-розыскных правоотношений не существует, что речь должна идти о группе административно-правовых отношений, а в определенных ситуациях вообще не может быть речи о правоотношениях, субъекты которых - по определению - должны не только обладать взаимными правами и обязанностями, но, главное, должны знать о возникновении этих прав и обязанностей.

Но о чем может знать, например, субъект, в отношении которого сугубо конспиративно (а это принцип ОРД) проводится оперативная проверка? Да еще в том случае, когда преступление еще только замышляется? Едва ли в этом и подобных случаях можно считать, что вообще возникли какие-то правоотношения. Отношения же между оперативным аппаратом и негласными сотрудниками полностью укладываются в рамки административно-правовых отношений, а между оперативным работником и следователем - в содержание уголовно-процессуальных отношений.

Стремясь усилить аргументацию, подтверждающую существование оперативно-розыскных правоотношений, некоторые авторы идут еще дальше, объявляя о существовании "оперативно-розыскного права" (А.Г. Маркушин, 1994). Основанием для такой декларации послужило принятие закона об оперативно-розыскной деятельности в России.

Думается, что для подобных утверждений нет никаких оснований. Нет никакого "оперативно-розыскного права", а есть правовые нормы, которые относятся к непроцессуальной деятельности органов дознания, их оперативных аппаратов, которые можно характеризовать как нормы административно-правовые, и есть также нормы, регулирующие ОРД в процессе расследования, относящиеся к числу уголовно-процессуальных норм.

Признание теории ОРД специальной юридической наукой вовсе не означает наличия неких оперативно-розыскных правовых норм, подобно тому, как нет "криминологических" норм права и т.п. Предметом теории ОРД не являются нормы права, а объектами ее могут быть любые правовые нормы, которые для этого незачем именовать оперативно-розыскными.

Разночтения вызывает в науке и термин "документирование преступных действий" - один из ключевых в теории ОРД. В этой теории документирование понимается как выявление, фиксация и сохранение оперативной информации и ее источников, что идет вразрез с распространенным толкованием термина "документирование", когда под ним понимается лишь фиксация информации, причем преимущественно путем составления соответствующего документа. В криминалистике и уголовном процессе то, что в ОРД называют документированием, понимается как процесс, состоящий из выявления (обнаружения), фиксации (закрепления), изъятия и сохранения информации. В связи с таким разночтением возникает вопрос о необходимости унификации терминологии в области борьбы с преступностью.

Вопрос об унификации такой терминологии поднимал еще в 1976 г. В.Е. Розенцвайг: "Следует рассмотреть вопрос об унификации терминологии, относящейся к определениям понятия оперативно-розыскной деятельности, применяемым в процессе ее осуществления средствам и методам существующих оперативно-розыскных мер как непроцессуальных действий органов дознания, направленных на выявление готовящихся или совершенных преступлений, на собирание сведений о личности и месте нахождения преступника, его связях, на установление и обеспечение сохранности объектов - возможных носителей доказательственной информации"*(212) . И хотя предложение В.Е. Розенцвайга относилось лишь к понятию ОРД, думается, что есть основания распространить его вообще на всю терминологию, которой пользуется оперативно-розыскная и следственная практика.

Взаимодействие между науками обусловливает и взаимную постановку задач, требующих решения силами специалистов этих областей знания. Криминалисты заинтересованы в разработке в теории ОРД исчерпывающих представлений о содержании и видах оперативной информации, о связи оперативной информации с информационными процессами при доказывании, о путях и пределах использования в ОРД криминалистических приемов и средств, о направлениях и приемах использования оперативным работником доказательственной информации, предоставленной ему следователем. Представляет известный интерес и разработка вопросов использования возможностей оперативных аппаратов в тех случаях, когда расследование проводится в полном объеме органом дознания и предварительного следствия не требуется.

В свою очередь, теория ОРД заинтересована в решении криминалистами таких проблем, как определение значения оперативной информации в системе компонентов следственной ситуации, критерии оценки достоверности оперативной информации, возможности оперативно-розыскных мер, осуществляемых в процессе доказывания, и др.

 

3.3. Оперативно-розыскные мероприятия в системе криминалистических рекомендаций по тактике и методике доказывания

Если в области криминалистической техники связи с теорией оперативно-розыскной деятельности носят в основном чисто практический характер и преимущественно одностороннюю направленность, заключающуюся в прямом использовании криминалистической техники в ОРД, то в области криминалистической тактики и методики эти связи обоюдны, а процесс использования их содержания взаимен. Наибольший интерес и практическую значимость для криминалистической тактики и методики представляют те разделы теории ОРД, которые в специальной литературе объединяются термином "оперативно-розыскная тактика". Правда, единого понимания содержания этого понятия не наблюдается, ему даются различные трактовки. Некоторые авторы полагают, что оперативно-розыскная тактика включает в себя и такие категории теории, как оперативная проверка (разработка), оперативная комбинация и др., другие же считают, что оперативно-розыскная тактика - это система рекомендаций по раскрытию отдельных видов преступлений. А.Г. Маркушин (1994) предлагает различать теорию общих положений оперативно-розыскной тактики и частную тактику (частные теории тактики). К первой он относит учения о закономерностях организации и осуществления оперативно-розыскных мероприятий и т.п., ко второй - научно-практические рекомендации по предупреждению отдельных видов преступлений, розыску отдельных категорий преступников и др. По аналогии с криминалистикой частная тактика напоминает частные криминалистические методики.

Несмотря на то, что существование самостоятельной области знаний - теории ОРД - сейчас уже практически не оспаривается, отдельные ее разделы иногда по-прежнему включаются в содержание криминалистики. Так, например, И.М. Лузгин методы проведения ОРМ причислял к числу криминалистических методов*(213) . Г.Г. Зуйков, М.П. Шаламов, В.Е. Коновалова и др. утверждали, что криминалистическая тактика включает учение о способах и приемах осуществления не только следственных действий, но и ОРМ*(214) . А.А. Эксархопуло полагает, что "тактическое решение следователя может заключаться в выборе тех или иных приемов и средств при производстве следственных действий или оперативно-розыскных мероприятий... в выборе из нескольких возможных такого следственного действия или оперативно-розыскного мероприятия, проведение которого на данный момент расследования признается оптимальным для достижения конкретной цели"*(215) . По этому поводу Н.А. Якубович справедливо замечает: "Следователь, производящий расследование, не может применять оперативно-розыскных мер... Тем более он не вправе давать указание о порядке проведения оперативно-розыскных действий"*(216) .

Некоторые авторы считают тактико-криминалистическим приемом взаимосвязь, взаимодействие следственных действий и ОРМ, косвенно включая, таким образом, последние в сферу криминалистической тактики*(217) . Возражая против такого толкования тактического приема, Н.А. Якубович пишет: "Нельзя, по нашему мнению, рассматривать оперативно-розыскные действия в расследовании как своеобразные тактические приемы. Тактический характер приобретает использование не самих оперативно-розыскных мер (это не входит в его компетенцию), а лишь данных, полученных таким путем, если орган дознания применил специальные средства при выполнении по заданию следователя розыскных действий. В силу этого предметом изучения криминалистической тактики является не сама оперативно-розыскная деятельность, являющаяся предметом исследования специальной дисциплины, а рациональное и эффективное сочетание оперативно-розыскных и следственных действий, т.е. организация взаимодействия следователя и работников милиции при расследовании и предупреждении преступлений"*(218) .

Полагаем, что вопрос об отнесении приемов и средств проведения ОРМ к оперативно-розыскной, а не к криминалистической тактике следует считать решенным. Поэтому речь должна идти либо об использовании этих приемов и средств в криминалистике и доказывании, либо о том, как на их основе разрабатываются уже чисто криминалистические приемы и рекомендации. С этим мы встречаемся при рассмотрении концепции криминалистических комбинаций (операций).

Оперативные комбинации представляют собой одно из средств ОРД. Можно полагать, что именно они послужили стимулом для выдвижения А.В. Дуловым идеи разработки тактических операций при расследовании преступлений*(219) . Предложенная им концепция тактических операций выглядит следующим образом.

При разработке проблем криминалистической тактики нельзя ограничиваться лишь тактикой отдельных следственных действий. На практике необходимо применять комплексы следственных действий, которые во многом типичны и в основных параметрах повторяются. В связи с разработкой тактики розыска для обозначения таких комплексов стали использовать термин "операция". Тактическая операция представляет собой совокупность следственных, оперативных, ревизионных и иных действий, разрабатываемых и производимых в процессе расследования по единому плану под руководством следователя с целью реализации такой тактической задачи, которая не может быть решена производством по делу отдельных следственных действий. Тактические операции являются:

1) "совокупностью тактических средств, через которые реализуются методы расследования...

2) средством реализации взаимодействия следствия с органом дознания, государственными учреждениями и организациями, отдельными гражданами, необходимость в котором возникает при решении возникающих в ходе расследования задач;

3) организационным и тактическим средством ликвидации противодействия со стороны правонарушителей;

4) средством алгоритмизации процесса расследования преступлений;

5) средством реализации тактических приемов, требующих совокупности действий следователя и представителей других органов, организаций"*(220) .

А.В. Дулов допускал помимо тактических операций и существование тактических комбинаций, замечая, что "под этим термином следует понимать разновидность тактической операции, где используется совокупность следственных действий (иногда с привлечением и оперативных действий), направленных на реализацию отдельного тактического приема"*(221) .

Иначе понимал проведение операций при расследовании И.М. Лузгин. Он считал, что операция - это сложный комплекс оперативно-тактических и розыскных мероприятий, направленных на обнаружение и задержание преступника, поиск похищенного имущества; осуществляется она без участия следователя органами внутренних дел. В сущности, он имел в виду оперативную комбинацию как средство ОРД. В отличие от нее, "под операцией в расследовании понимается система приемов, связанных с применением технических средств криминалистики и реконструкцией объектов (например, операция по изготовлению моделей, необходимых для производства следственных экспериментов)"*(222) . В этом значении термин "операция" приобретал узкотехническое значение.

Как и А.В. Дулов, С.И. Цветков также различал понятия тактической операции и тактической комбинации. Если первую он определял аналогично А.В. Дулову, то под второй имел в виду комплекс тактических приемов в рамках одного следственного действия*(223) . Этой же точки зрения придерживается и В.И. Комиссаров*(224) , который относит теоретические основы тактических операций к криминалистической методике, а основы тактических комбинаций - к криминалистической тактике.

Наиболее детальную классификацию тактических операций предложил Л.Я. Драпкин. Он дифференцировал их по следующим основаниям:

1) "по характеру промежуточных задач, разрешаемых тактической операцией:

- устанавливающие основные обстоятельства по делу;

- устанавливающие вспомогательные обстоятельства;

2) по характеру следственных ситуаций, в которых проводятся тактические операции:

- проводимые в простых следственных ситуациях;

- проводимые в сложных следственных ситуациях...

3) по содержанию:

- неоднородные, включающие в свой состав следственные, оперативно-розыскные, иные действия...

- однородные, в состав которых входят только следственные действия;

4) по отношению к этапам уголовного дела:

- сквозные, проводимые на протяжении нескольких этапов расследования;

- локальные, осуществляемые на одном из этапов расследования;

5) по организационной структуре:

- проводимые работниками, объединенными в постоянное структурно-организационное объединение (отделение уголовного розыска, отдел БХСС и т.д.);

- осуществляемые работниками, объединенными во временное структурно-организационное звено (следственная бригада, следственно-оперативная группа и т.д.)"*(225) .

Кроме этого он делит тактические операции по характеру связи между их элементами (реализуемые последовательно, параллельно или комбинированным способом), по уровню общности (типичные и специфические), по степени автономности, по количеству тактических операций, проводимых по уголовному делу*(226) .

Надо оказать, что не все в этой классификации бесспорно. Например, классификация по организационной структуре противоречит самому определению тактической операции как комплекса разнородных действий: следственных, оперативно-розыскных и др. Такая операция не может быть проведена только оперативными работниками или только следователями без нарушения ими своей компетенции. Комплекс мероприятий, составляющих операцию, не может осуществляться ни параллельно, ни комбинированным способом, а лишь последовательно - в силу именно их связи, когда проведение одного мероприятия связано с результатами другого, предыдущего. Не имеет никакого смысла и классификация по количеству операций, поскольку она не относится к их содержанию.

Все приведенные определения и классификации тактических операций (комбинаций) страдают существенным дефектом: они ограничивают сферу реализации операции (комбинации) процессом расследования или либо отрицают понятие тактической комбинации, самого этого термина, либо сводят его лишь к сочетанию тактических приемов в рамках одного следственного действия.

Спор о том, какой термин вернее: тактическая комбинация или тактическая операция, - не лишен практического смысла. По определению, которым оперирует Л.Я. Драпкин, "под операцией... понимается совокупность действий, мероприятий, направленных на достижение некоторой цели"*(227) . Между тем, комбинация есть "сложный замысел, система приемов для достижения чего-нибудь"*(228) . Второй термин представляется более точным, поскольку, во-первых, он определяет комбинацию (операцию) не как совокупность, а как систему элементов, а во-вторых, позволяет считать таковой не только отдельные действия - следственные, оперативно-розыскные и др., но и "кирпичики", из которых они складываются, - приемы. Кроме того, термин "тактическая комбинация" подчеркивает его преемственность, связь с термином "оперативная комбинация", а наличие этой связи в приведенных понятиях тактической операции не просматривается.

Р.С. Белкин, предложивший термин "тактическая комбинация", классифицировал комбинации на простые и сложные. Под первыми он понимал систему тактических приемов в рамках одного следственного действия, под вторыми - систему следственных, оперативно-розыскных, розыскных и иных действий и мероприятий в рамках конкретного акта расследования. Среди сложных тактических комбинаций он выделил специфическую их разновидность, которую назвал оперативно-тактической комбинацией. Он пишет: "Если в ходе расследования, особенно на начальном его этапе, реализуются данные, полученные оперативным путем, то тактическая комбинация может представлять собой сочетание оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий. Такую тактическую комбинацию можно назвать оперативно-тактической, но при этом нужно иметь в виду следующее:

- с процессуальной точки зрения значимы только входящие в структуру подобной комбинации следственные действия, путем проведения которых реализуются, используются, т.е. приобретают процессуальное значение данные, полученные в процессе оперативно-розыскных мероприятий;

- оперативно-розыскные мероприятия как элемент комбинации служат целям создания условий, обеспечивающих результативность, целеустремленность и безопасность входящих в структуру комбинации следственных действий. В свою очередь, следственные действия могут быть проведены для обеспечения эффективности последующих оперативно-розыскных мер, выступающих как промежуточное звено между следственными действиями в структуре одной оперативно-тактической комбинации;

- комбинационное сочетание следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий вовсе не означает возникновения на этой основе неких комбинированных "оперативно-следственных действий". Оперативно-розыскные меры и следственные действия сочетаются, а не смешиваются, не переплетаются друг с другом в каком-то неизвестном нашему процессуальному закону новообразовании... Оперативно-тактическая комбинация осуществляется путем взаимодействия между следователем и оперативным работником органа дознания, каждый из которых действует строго в пределах своей компетенции и своими методами"*(229) .

Возвращаясь к вопросу о классификации тактических комбинаций (операций), отметим, что в литературе много неясностей и противоречий, проистекающих из различного понимания сущности и содержания тактической комбинации (операции). Сторонники одной точки зрения полагают, что содержание тактической комбинации (операции) всегда составляет комплекс действий - следственных, организационно-технических, иногда оперативно-розыскных. Сторонники другой, следуя трактовке этого понятия Р.С. Белкиным, разделяют тактические комбинации на два вида: простые, представляющие собой сочетание тактических приемов, применяемых в рамках проведения конкретного следственного действия, и сложные - сочетание различных действий и мероприятий при производстве конкретного акта расследования. При этом некоторые авторы игнорируют синонимический, по сути, характер терминов "комбинация" и "операция" и пытаются найти более или менее существенные различия между этими понятиями. Так, В.И. Шиканов посчитал, что тактическая комбинация - это сложная операция, связанная с "особо сложными, "многоходовыми" расчетами, основанными на возможностях рефлексивного анализа"*(230) . А.В. Дулов писал, что это разновидность тактической операции, направленной на реализацию отдельного тактического приема*(231) . А.Е. Михальчук и В.В. Степанов сочли, что операция и комбинация - самостоятельные криминалистические категории и что тактическая комбинация может быть структурным звеном тактической операции, а может носить и самостоятельный характер*(232) . Так же посчитал и Р.А. Каледин*(233) .

В свете вышесказанного, принимая в целом классификацию Л.Я. Драпкина и дополняя ее в соответствии со своими представлениями о содержании тактической комбинации, мы предложим следующую классификацию тактических комбинаций (операций), которая будет включать оба их вида*(234) .

К сказанному следует добавить, что реализация оперативных данных всегда осуществляется путем проведения соответствующей - чисто тактической или оперативно-тактической - комбинации, как в силу природы источника этих данных, так и в силу требования сохранить в тайне этот источник.

Всякая, даже сложная тактическая комбинация в конечном счете представляет собой систему тактических приемов, некоторые из которых имеют прямую связь с приемами оперативно-розыскной тактики. Это относится, пожалуй, в первую очередь, к такому ее приему, как легендирование, т.е. использование легенды - вымышленного события, тех или иных обстоятельств, фактов или иных вымышленных данных, преследующее цель дезинформации определенных лиц в процессе оперативной проверки или иных ОРМ, широко используется в оперативно-розыскной деятельности.

В прямом смысле слова легендирование - это целеустремленный обман, осуществляемый путем передачи информации или иным способом. При этом информация может быть и истинной, но форма ее передачи, ее источник, условия или иные обстоятельства передачи служат в конечном счете дезинформации ее адресата. Нечто похожее на легендирование можно встретить и в криминалистической тактике. Мы имеем в виду так называемые "следственные хитрости" или "психологические ловушки", дискуссия по поводу допустимости которых возобновляется время от времени на страницах работ по криминалистической тактике.

Термины "следственные хитрости" и "психологические ловушки" в силу их неопределенности и двусмысленности явно неудачны. Р.С. Белкин, введя понятие простой (элементарной) тактической комбинации, заменил им эти термины, но не изменил их сущности. Сторонники подобных комбинаций доказывают, что они не основаны на обмане, дезинформации, что у субъектов, против которых они направлены, остается свобода выбора принимаемых решений, а сами комбинации обладают избирательным воздействием и нейтральны по отношению к лицам, не причастным к расследуемому событию. Их противники считают, что любая подобная комбинация - это обман, а никакой обман недопустим в уголовном судопроизводстве. Доводы своих оппонентов они зачастую просто игнорируют. Так, например, по поводу одной из таких комбинаций, целью которой служит формирование у подозреваемого или обвиняемого ошибочного представления об объеме имеющегося у следователя доказательственного материала, М.С. Строгович писал: "Нет никаких сомнений в том, что умышленное, намеренное "формирование ошибочного представления" у кого-либо есть обман этого лица, сообщение ему ложных сведений, а не что-либо иное. Но солгать можно прямо, словами, а можно это же сделать более сложным способом, таким образом, что слова и предложения сами по себе ложными не являются, но они так построены и даны в таком контексте, сказаны таким тоном и с такой мимикой, что тот, кому они высказаны, ложь примет за правду, а правду за ложь. А это есть обман, ложь, которая от того, что она подана в особо хитроумной форме, не делается допустимой; наоборот, она приобретает особо нетерпимый, незаконный и аморальный характер"*(235) . С.Г. Любичев также считает, что "любой способ введения в заблуждение фактически является обманом, ложью, которые недопустимы в следственной работе"*(236) .

Возникает двусмысленная ситуация: в области ОРД дезинформация, обман допустимы, в судопроизводстве - нет. Фактически это означает, что существуют двойные нравственные нормы: для оценки нравственности оперативно-розыскных мер и для оценки нравственности, допустимости следственных действий, хотя речь может идти об их направленности на одного и того же человека. Мы полагаем, что это принципиально неправильно.

Отвлекаясь от вопроса, основаны ли "следственные хитрости", "психологические ловушки" или, по более корректной терминологии, тактические комбинации на обмане, попробуем разобраться по существу дела: допустим ли вообще обман в процессе расследования, а если допустим, то должен ли он быть ограничен какими-либо рамками, условиями. Примем во внимание при этом, что в действующем УПК РФ термин "обман" не встречается, среди средств незаконного получения показаний не упоминается.

По буквально провозглашаемому в наше время принципу: "Разрешено все, что не запрещено законом!" - судить о допустимости обмана, думается, нельзя; нельзя руководствоваться и другим принципом, точнее выражающим дух закона в уголовном судопроизводстве: "Запрещено все, что не разрешено законом!" В первом случае препятствием могут стать нравственные стереотипы, представления о том, что обман аморален, несовместим с нравственными целями судопроизводства, с рассуждением о том, что цель не оправдывает любых средств ее достижения. Во втором случае возникает противоречие между этим принципом, теоретическим обоснованием и практикой применения в судопроизводстве средств и методов криминалистики и других наук, обслуживающих судопроизводство, не упоминаемых по ряду объективных причин в законе.

Поскольку названные принципы не могут служить средством решения поставленного вопроса, попытаемся найти ответ, руководствуясь критериями, принятыми для оценки допустимости тактических приемов расследования. Общепринятыми подобными критериями служат:

- законность приема, т.е. соответствие его требованиям закона;

- избирательность воздействия, т.е. направленность воздействия на определенных лиц и нейтральность по отношению к остальным ("необходимо, чтобы они (средства воздействия. - А.Б.) давали положительный эффект только в отношении лица, скрывающего правду, препятствующего установлению истины, и были бы нейтральны в отношении незаинтересованных лиц"*(237) );

- нравственность приема, его соответствие принципам морали.

Последний, весьма расплывчатый критерий точнее других раскрыл И.Е. Быховский, определив, чему не должен служить тактический прием. По его мнению, тактический прием не должен:

- унижать честь и достоинство участников расследования;

- влиять на позицию невиновного, способствуя самооговору, признанию им несуществующей вины;

- оправдывать само совершение преступления и преуменьшать его общественную опасность;

- способствовать оговору невиновных или обвинению виновных в большем объеме, нежели это соответствует их действительной вине;

- основываться на неосведомленности обвиняемого или иных лиц в вопросах уголовного права и процесса;

- способствовать развитию у обвиняемого или иных лиц низменных побуждений и чувств, даче ими ложных показаний, совершению иных аморальных поступков;

- подрывать авторитет правоохранительных органов;

- основываться на сообщении следователем заведомой лжи*(238) .

Последняя фраза свидетельствует о том, что и этот автор считал прямой обман недопустимым по причине его безнравственности. Таким образом, можно прийти к выводу, что и с этой точки зрения вопрос о допустимости обмана связан с нравственной его оценкой.

Как известно, мораль представляет собой одну из форм общественного сознания, в основе которой лежит "нравственная необходимость согласования поведения отдельного человека или социальной группы с интересами той социальной целостности (социальной группы, класса, общества), к которой они принадлежат. Как общественное явление она выступает в трех формах: нравственности (практики морального поведения), собственно морали (системы идей, норм и принципов, лежащих в основе нравов) и этики (науки о морали и нравах, дающей обоснование соответствующих идей и норм)"*(239) . Моральная норма возникает на основе сформировавшихся стандартов поведения, повелевая людям поступать так, как стало общепринятым, обычным. Поэтому не каждая оценка превращается для социальной общности в норму, а только та, которая адекватно моменту отражает потребности и интересы этой социальной общности.

Общие моральные нормы общества приобретают специфические особенности в профессиональной деятельности субъекта, становятся нормами профессиональной морали. "Профессиональная мораль охватывает совокупность нравственных отношений, норм и принципов, отражающих специфику конкретного вида профессиональной деятельности и долженствующих определить поведение лиц, принадлежащих к данной профессиональной группе... Нормы профессиональной морали обеспечиваются групповым общественным мнением"*(240) . Групповое общественное мнение - это мнение именно общности профессионалов. Оно может получить выражение в норме закона, а может представлять собой принятое этой общностью правило поведения.

Можно привести множество примеров, когда общая моральная норма "обман недопустим, он безнравствен" фактически превращается в свою противоположность, становясь опять-таки отражением группового общественного мнения профессионалов. Признается нормой поведения военная хитрость, обман противника; медицинской деонтологией считается правомерным обман смертельно больного пациента относительно перспектив его выздоровления; на обмане ожиданий противника, по существу, строится вся теория рефлексивного управления, рефлексивных игр; не считается аморальным самообман субъекта и т.п. Наконец, пора открыто признать, что обман противостоящего оперативному работнику лица не считается аморальным и государством, узаконившим ОРД.

Сказанное позволяет сделать вывод, что признание допустимости обмана при расследовании преступлений исходно связано не с разрешением или запретом обмана в законе, поскольку не всякая моральная норма должна стать нормой закона, а с убеждением в его допустимости группового общественного мнения профессионалов - следователей, прокуроров, судей. Речь идет именно об этой группе профессионалов, поскольку для них обман - средство установления истины, причем, что касается судей, то речь может идти лишь об оценке ими допустимости обмана на предварительном следствии, а не об использовании его в судебном разбирательстве. Последнее недопустимо ни с какой точки зрения, поскольку как раз препятствует установлению истины, точно так же, как недопустим по той же причине обман при производстве судебных экспертиз.

Что же может убедить групповое общественное мнение профессионалов в допустимости обмана для установления истины в процессе расследования? Очевидно, сопоставление морального выигрыша и проигрыша при обмане, поскольку, повторяем, говорить о нарушении закона не приходится за отсутствием такого нарушения.

В.А. Бабич подошел к решению рассматриваемого вопроса со своеобразных позиций. Все тактические средства воздействия следователя на противодействующих ему лиц он разделил на три класса: убеждение, принуждение, хитрость. К классу "убеждение" им отнесены "тактические средства, направленные на формирование у лиц, противостоящих следователю, добровольного отказа от противодействия. В класс "принуждения"... входят тактические средства открытого воздействия на волю лиц, противостоящих следователю, с целью лишения их возможности оказывать противодействие; а класс "хитрость" составляют средства скрытого воздействия, применяемые с целью временного введения в заблуждение лиц, противостоящих следователю"*(241) . Выбор тактического средства зависит от конкретной следственной ситуации, определяющей свободу этого выбора следователем. В зависимости от характера противодействия в одних ситуациях следователь может применять разнообразные средства, в других - его выбор ограничен, в третьих - это может быть единственно возможный вариант действий. Возможность выбора - вот тот нравственный критерий, с позиции которого следует оценивать допустимость тактического средства. Этот критерий в представлении В.А. Бабича выглядит следующим образом:

"1. При выборе тактических средств следователь должен принимать все зависящие от него меры для того, чтобы средства приводили к достижению целей предварительного следствия.

2. Он должен в равной мере принимать все зависящие от него меры для обнаружения у средств побочных свойств, могущих причинить вред общественным интересам и интересам различных лиц. При их обнаружении он должен принимать необходимые меры для предотвращения вреда.

...В тех ситуациях, в которых у следователя существует возможность использования единственного тактического средства, применение которого неизбежно приводит к побочным неблагоприятным последствиям, в качестве дополнительного этического критерия должен применяться принцип "меньшего зла". В соответствии с ним следователь должен сопоставить вред, который может наступить от применения этого средства и от отказа в его применении... Вопрос об этической допустимости убеждения, принуждения и хитрости не может решаться лишь абстрактно теоретически. Этическая оценка конкретного факта использования убеждения, принуждения, хитрости должна даваться с учетом всех конкретных обстоятельств оцениваемой следственной ситуации на основе системы критериев этической допустимости тактических средств"*(242) . Иными словами, и убеждение, и принуждение, и хитрость, т.е. обман, могут быть и моральными, и аморальными, в зависимости от той или иной следственной ситуации.

Соглашаясь в целом с концепцией В.А. Бабича, следует внести в нее определенные уточнения.

Условия выбора тактического средства не могут служить единственным критерием моральности их применения. Моральность обмана (автор стыдливо именует его хитростью) даже в условиях, когда он является единственно возможным средством преодоления оказываемого следователю противодействия, определяется, во-первых, безусловной избирательностью его воздействия и, во-вторых, возможностью тех последствий, к которым он может привести. Эти последствия описаны И.Е. Быховским и перечислены нами выше.

В любом случае обман не должен основываться на незнании лицом соответствующих норм закона, не должен заключаться в обещании этому лицу заведомо невыполнимых льгот, послаблений или иных недопустимых выгод, изменения процессуального статуса и т.п. В подобных случаях обман безусловно аморален и недопустим. Недопустима и фальсификация следователем в целях обмана доказательств, например заключения эксперта, показаний соучастников и др. Как видно, рамки допустимого, с нашей точки зрения, обмана весьма узки, но в принципе его отвергать нельзя. Да и кто, например, посмеет обвинить в обмане сотрудника милиции, который прибегнет к нему, чтобы не получить пулю от забаррикадировавшегося вооруженного преступника при его задержании? Жизнь не всегда укладывается в абстрактные моральные схемы и часто противоречит пустому морализированию.

В заключение несколько слов по поводу еще одного аргумента противников обмана. Утверждается, что обман влечет за собой нарушение психологического контакта между следователем и противостоящим ему лицом, а это губительно для следствия. Но представление о том, что реально существует психологический контакт между следователем и противодействующим установлению истины лицом, зачастую чисто иллюзорно: о каком контакте может идти речь при наличии диаметрально противоположных интересов "контактирующих"? Нарушать здесь просто нечего, ибо контакт, если он и был, к этому моменту уже прерван.

Важной проблемой, непосредственно связанной с соотношением криминалистики и теории оперативно-розыскных действий, является разработка рекомендаций по связям и соотношениям следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий в рамках конкретных частных криминалистических методик расследования отдельных видов преступлений. О значении такого сочетания следственных действий и оперативно-розыскных мер свидетельствует, например, то, что некоторые авторы включают указание на него в само определение криминалистической методики. Так, например, Н.Л. Гранат считает, что "под методикой расследования преступлений можно понимать наиболее целесообразно организованную систему тактических, технических, оперативно-розыскных и организационных приемов и средств, рекомендуемых криминалистикой для раскрытия, расследования и предупреждения преступлений"*(243) . И.Ф. Пантелеев пишет, что "сочетание следственных действий с оперативно-розыскными мероприятиями является одним из важных условий повышения качества расследования преступлений"*(244) . Определение такого сочетания называют даже компонентом тактического решения*(245) .

К сожалению, следует констатировать, что разработка форм и путей сочетания следственных действий и оперативно-розыскных мер и в криминалистической тактике, и в криминалистической методике оставляет желать лучшего. В тактике это преимущественно краткое указание на сопутствующие следственному действию оперативные меры гласного характера: опрос очевидцев преступления, поквартирный обход с целью выявления свидетелей, прочесывание местности, облава, засада, изучение места предстоящего обыска и т.п. Особенности и тактика этих мер не описываются. Иногда можно встретить упоминание об оперативно-розыскных мерах, проведение которых способствует применению того или иного тактического приема. Так, например, говорится, что такой тактический прием, как использование фактора внезапности, обеспечивается значительно эффективнее, когда дело возбуждается по оперативным материалам, поскольку для противодействующих лиц действия следователя в большей степени вероятности окажутся неожиданными*(246) . В то же время при исследовании вопроса о тактическом потенциале, т.е. прогностических возможностях следственного действия, роль в повышении такого потенциала просто упускается из виду*(247) .

Для того чтобы правильно решать задачи сочетания следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, следует четко представлять функции оперативно-розыскных мер в системе действий по делу. Эти функции заключаются в следующем.

1. При возбуждении дела по оперативным данным содержание и результаты проведенных оперативных мер определяют характер и тактику первоначальных следственных действий, при помощи которых осуществляется реализация оперативных данных.

2. Оперативно-розыскные меры служат средством создания условий для проведения конкретных следственных действий. Эта форма сочетания может носить и обратный характер, когда следственное действие проводится с целью создания оптимальных условий для принятия тех или иных оперативно-розыскных мер.

3. Оперативно-розыскные меры проводятся в целях снижения тактического риска при проведении следственных действий.

4. Оперативно-розыскные меры служат целям отвлечения внимания от следственных действий, конспирирования их результатов.

5. Оперативно-розыскные меры выполняют функцию компонента тактической (сложной) комбинации.

Реализация результатов ОРМ в процессе расследования всегда предполагает известное дублирование их результатами следственных действий. Иногда такое дублирование неизбежно, поскольку является единственным путем придания этим результатам доказательственного значения. Однако иногда это имеет место в силу явного несовершенства процессуального закона, его несоответствия практическим потребностям борьбы с преступностью. Ярким примером подобного служит практика так называемых предварительных исследований - оперативного мероприятия, осуществляемого соответствующими специалистами: криминалистами, медиками, биологами и др.

Известно, что жизнь, практика требуют все более широкого использования специальных познаний не только в процессуальной, но и в ОРД органов внутренних дел. Формы деятельности специалиста практически одни и те же в процессуальной и непроцессуальной деятельности следователя или оперативного работника. Это:

- справочно-консультационная деятельность;

- техническое обеспечение подготовки и проведения следственных действий или оперативно-розыскных мероприятий;

- непосредственное участие в проведении тех или других;

- производство документальных ревизий;

- производство исследований материальных объектов, явлений, процессов.

Среди этих форм использования помощи специалиста последняя - одна из самых трудоемких и в то же время одна из наиболее важных, поскольку с ее помощью непосредственно выявляются признаки готовящихся или совершенных преступлений. Специалист проводит так называемое исследование, нередко буквально совпадающее по целям, методам, содержанию и результатам с дублирующим его впоследствии экспертным исследованием. Складывается нелепая ситуация, влекущая ненужные затраты времени, денег, сил специалистов, а иногда и наносящая ущерб практике, поскольку возможности предварительных исследований могут быть менее эффективными, нежели возможности соответствующей экспертизы. Между тем, положение может быть изменено буквально "одним росчерком пера": достаточно разрешить назначение и производство некоторых видов судебных экспертиз до возбуждения уголовного дела при соответствующих гарантиях, что это не повлечет за собой ущемления законных прав и интересов личности, и отпадет всякая необходимость в предварительных исследованиях, представляющих собой, по существу, суррогат судебной экспертизы*(248) .

Как уже отмечалось, правильное сочетание следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий - залог практической эффективности разрабатываемых криминалистикой частных методик расследования преступлений. Пожалуй, можно утверждать, что эта проблема в криминалистике зачастую решается чисто формально. В видовых криминалистических методиках приводятся наименования гласных оперативно-розыскных мер применительно к этапам расследования, причем обычно никаких рекомендаций об их последовательности не дается. Упоминание о сопутствующих оперативных мерах можно встретить в тех разделах методики, где излагаются особенности тактики соответствующих следственных действий, но и эти упоминания носят формальный характер, без раскрытия возможностей этих мер, путей использования в расследовании их результатов и т.п. Видимо, и в этом случае причиной служит либо незнание деталей ОРД, либо боязнь дублирования с курсом оперативно-розыскной деятельности, либо недооценка возможностей этой деятельности и путей их использования в расследовании. Актуальная задача ученых-криминалистов в содружестве со специалистами в области теории ОРД - восполнить эти пробелы.

 

3.4. Организационные формы использования в доказывании возможностей оперативно-розыскной практики

Существенную роль в доказывании играют оперативно-розыскные подразделения органов внутренних дел и других государственных органов, уполномоченных на осуществление ОРД. Эта роль в общей форме определена Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности", в ст. 11 которого говорится о том, что результаты оперативно-розыскной деятельности могут быть использованы для подготовки и осуществления следственных и судебных действий, проведения оперативно-розыскных мероприятий по выявлению, предупреждению, пресечению и раскрытию преступлений, выявлению и установлению лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, а также розыска лиц, скрывшихся от органов дознания, следствия и суда, уклоняющихся от исполнения наказания и без вести пропавших.

Результатом ОРД прежде всего является добытая оперативная информация, фигурирующая в процессе доказывания как информация, ориентирующая субъектов доказывания в решении тех или иных задач.

Возможно ли получение в процессе ОРД доказательственной информации? УПК РФ касается этого вопроса лишь в общих чертах, указывая лишь, что в процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом (ст. 89).

Разъясняя это положение, представители Генеральной прокуратуры РФ - авторы комментария "400 ответов по применению УПК РФ" - задаются вопросом: каким образом должны быть оформлены результаты ОРД, чтобы они могли быть признаны доказательствами по уголовному делу?

Ответ их таков: "Результаты оперативно-розыскной деятельности должны быть получены, оформлены и представлены органу дознания, следователю, прокурору в порядке, предусмотренном Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности" и принятым в соответствии с ним нормативным актом*(249) . Подлинные документы, подтверждающие законность получения результатов ОРД, должны быть приобщены к материалам уголовного дела. В уголовное дело результаты ОРД вводятся с соблюдением всех требований, предъявляемых УПК РФ к доказательствам, путем допроса свидетеля, потерпевшего, других лиц, приобщения вещественного доказательства и др. Они подлежат проверке и оценке следователем в соответствии со ст. 87-89 УПК РФ"*(250) .

Более подробно вопросы процессуального использования оперативной информации будут рассмотрены ниже.

Получение и использование в процессе доказывания ориентирующей информации осуществляется в определенных - процессуальных и непроцессуальных - организационных формах. Сущность и тех и других заключается во взаимодействии субъекта доказывания с оперативными работниками соответствующих государственных органов. Такое взаимодействие можно определить как основанную на законе и подзаконных актах согласованную деятельность административно не зависимых друг от друга органов следствия и дознания, направленную на раскрытие и расследование конкретного преступления путем наиболее целесообразного сочетания методов и средств, присущих этим органам*(251) . Каждый участник взаимодействия действует в пределах своей компетенции. Если организаторами взаимодействия обычно выступают руководители соответствующих подразделений и служб компетентных органов, то субъектами, непосредственно вступающими во взаимодействие и осуществляющими его при доказывании, всегда являются следователи и оперативные работники.

С точки зрения процесса доказывания, взаимодействие может быть разовым, одномоментным, когда оно имеет место при производстве одного следственного действия, осуществлении какого-либо организационно-технического мероприятия; периодическим, осуществляемым по мере необходимости; постоянным, осуществляемым на протяжении всего процесса доказывания. Во всех случаях взаимодействие - это деятельность, осуществляемая путем производства определенных действий, операций, применения соответствующих приемов и способов действий. В силу своего деятельностного характера она не может быть сведена к одному какому-либо приему. Именно поэтому предложение А.Н. Васильева считать взаимодействие следователя с оперативным работником тактическим приемом расследования*(252)   было подвергнуто обоснованной критике и поддержки не получило*(253) . Осуществление взаимодействия при расследовании не является признаком того или иного рода или вида преступлений и поэтому не может быть основанием для классификации преступлений, как полагает В.А. Образцов, предлагающий разделить по этому основанию преступления на три группы:

"1) преступления, при расследовании которых указанное взаимодействие не исключается (возможно);

2) преступления, при расследовании которых взаимодействие желательно;

3) преступления, при расследовании которых взаимодействие обязательно"*(254) .

Все эти три варианта возможны при расследовании любого преступления.

В уголовно-процессуальной науке уделяется внимание преимущественно регулируемым законом формам взаимодействия. В теории ОРД вопросы взаимодействия следователя и органа дознания (оперативных аппаратов) рассматриваются главным образом при анализе путей реализации оперативной информации, результатов оперативного эксперимента. В криминалистике вопрос о месте взаимодействия в системе науки решается по-разному. Одни авторы (О.Я. Баев, А.Н. Васильев, Н.А. Якубович и др.) относят эту проблематику к криминалистической тактике, другие (И.А. Возгрин, Г.Г. Зуйков, А.Н. Колесниченко и др.) - к криминалистической методике; некоторые - и к тактике, и к методике. Так, например, Н.П. Яблоков пишет: "Вопросы взаимодействия следователей с оперативно-розыскными органами также имеют различные аспекты - методический, тактический и организационный. Методические аспекты указанного взаимодействия, а к ним целесообразно причислить соответствующим методическим образом согласованные действия следователя с оперативно-розыскными органами при обнаружении преступлений и проверочной деятельности (в порядке ст. 109 УПК РСФСР), в процессе расследования преступлений в разных следственных ситуациях, а также в ходе профилактической деятельности должны быть отнесены к предмету методики расследования"*(255) .

Думается, что позиция Н.П. Яблокова заслуживает внимания. К криминалистической тактике следует отнести все общие вопросы организации и осуществления взаимодействия: его понятие, основания, формы, принципы и др. Особенности же организации и осуществления взаимодействия, определяемые видом расследуемых преступлений и различными следственными ситуациями в процессе расследования, должны быть отнесены к криминалистической методике. Именно в этом разделе криминалистики должна идти речь и об оптимальном круге ОРМ, сочетаемых со следственными действиями, об их типичной последовательности при конструировании конкретных частных методик, о типичных оперативно-тактических операциях и т.п. Аналогично, по нашему мнению, следует решать вопрос и в теории ОРД, разрабатывая общие вопросы взаимодействия в оперативно-розыскной тактике, а специфические - применительно к особенностям предупреждения, выявления и раскрытия отдельных видов преступлений.

Организационными формами взаимодействия следователя с оперативными работниками, известными практике доказывания, служат:

- совместное планирование расследования - начального этапа или всего процесса;

- взаимная информация следователя и оперативных работников в ходе раскрытия и расследования преступлений;

- совместное обсуждение результатов следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий и полученных данных под углом зрения выдвижения и проверки версий, частных задач доказывания;

- совместные выезды следователя и оперативных работников в другую местность для производства следственных действий и оперативно-розыскных мер*(256) .

А.А. Чувилев дополняет этот перечень совместным дежурством в составе следственно-оперативной группы, предназначенной для экстренного реагирования на сообщения о преступлениях, поступающих в дежурную часть органа внутренних дел*(257) .

Названные организационные формы взаимодействия относятся к числу непроцессуальных, за исключением названной А.А. Чувилевым.

Совместное планирование позволяет тактически правильно организовать работу по делу и эффективно использовать наличные силы и средства. Оно может осуществляться в двух вариантах: при реализации оперативных материалов на начальном этапе расследования и в ходе самого расследования. В первом случае речь идет о составлении плана расследования следователем с участием оперативного работника, проводившего оперативно-розыскные меры до возбуждения уголовного дела. Такое участие обеспечивает выбор путей сохранения в тайне источников оперативной информации, правильную последовательность планируемых следственных действий, минимизацию тактического риска при их осуществлении. Во втором случае мы имеем дело с согласованием планов следственных действий и оперативно-розыскных мер, составляемых следователем и оперативным работником самостоятельно. Планы согласуются по цели, времени и последовательности проведения следственных действий и оперативных мероприятий.

Обмен информацией между следователем и оперативным работником - необходимое условие координации их усилий по раскрытию и расследованию преступлений. Он должен осуществляться на всем протяжении работы по делу. Своевременная информация предотвращает дублирование в деятельности следователя и оперативного работника, позволяет своевременно вносить необходимые коррективы в планы работы.

Информация, передаваемая следователем оперативному работнику, связана с теми поручениями и указаниями, которые он дает органу дознания. Кроме того, это могут быть данные о следственной ситуации, в которой планируется проведение оперативных мероприятий: о характере осведомленности проходящих по делу лиц, формах их противодействия следствию и т.п. Информация, передаваемая оперативным работником следователю, помимо сведений о результатах выполнения полученных поручений также может содержать данные о складывающейся следственной ситуации, полученные из негласных источников, об отдельных фактах и обстоятельствах, имеющих значение для расследования. Пределы информации зависят от методов и средств ее получения оперативным работником и, во всяком случае, она не должна содержать сведений о негласных источниках ее получения. Она должна содержать только проверенные данные, поскольку может послужить основанием для принятия следователем процессуальных решений.

Совместное обсуждение данных, полученных следователем и оперативным работником, имеет место как при обмене информацией, так и при согласованном планировании их деятельности и выполнении оперативным работником поручений следователя. В таком обсуждении могут принимать участие руководители следственных и оперативных подразделений и другие сотрудники, оно может носить коллективный характер при соблюдении необходимых требований конспирации источников оперативных данных. Наконец, совместные выезды в другую местность предпринимаются в тех случаях, когда по соображениям оперативности или в иных тактических целях представляется нецелесообразным поручать проведение отдельных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий органам следствия и дознания иной местности.

Что же касается формы взаимодействия, названной А.А. Чувилевым, то, с нашей точки зрения, эта форма носит не организационный, а, скорее, организационно-процессуальный характер, поскольку предполагает участие оперативного работника в проведении неотложных следственных действий на месте происшествия, помимо проведения им параллельно с ними ОРМ.

Организационно-процессуальные формы взаимодействия следователя с оперативным работником, по мнению Л.Я. Драпкина, таковы: "а) производство следователем процессуальных действий одновременно с проведением органом дознания согласованных оперативных мер (ч. 1 ст. 118; ч. 3 ст. 127 УПК РСФСР); б) уведомление следователя по нераскрытому уголовному делу о результатах проводимых органом дознания оперативно-розыскных мероприятий по установлению преступника (ч. 4 ст. 119 УПК РСФСР); в) выполнение органом дознания поручений следователя о производстве розыскных действий (ч. 4 ст. 127 УПК РСФСР); г) выполнение органом дознания поручений следователя о производстве следственных действий (ч. 4 ст. 127 УПК РСФСР); д) содействие органа дознания следователю при производстве отдельных следственных действий (ч. 4 ст. 127 УПК РСФСР); е) согласованное принятие следователем и органом дознания мер по установлению лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, после приостановления предварительного следствия (ст. 197 УПК РСФСР)"*(258) .

Думается, что не все названные Л.Я. Драпкиным формы взаимодействия носят действительно организационно-процессуальный характер. В п. "а" и "е" идет речь о согласованном планировании деятельности, а в п. "б" - об обмене информацией; это организационные (их можно именовать и организационно-тактическими) формы взаимодействия, о которых говорилось ранее. В то же время Л.Я. Драпкин и некоторые другие авторы не считают организационно-процессуальными такие эффективные формы взаимодействия, как оперативно-тактические комбинации (операции) и следственно-оперативную группу.

Мы полагаем, что проведение оперативно-тактической комбинации (операции) представляет собой одну из наиболее эффективных организационно-процессуальных форм взаимодействия следователя с оперативным работником.

Оперативно-тактическая комбинация представляет собой одну из разновидностей сложной тактической комбинации. От других тактических комбинаций ее отличает то, что ее проведение начинается до возбуждения уголовного дела: проводятся ОРМ, логическим продолжением которых - уже после возбуждения дела - будут следственные действия. Те и другие объединены единым замыслом, единой целью, но проводятся разными субъектами: первые - оперативным работником, вторые - следователем. При этом следует иметь в виду, что:

а) с процессуальной точки зрения значимы только входящие в структуру подобной комбинации следственные действия, проведением которых реализуются, используются, т.е. приобретают процессуальное значение, данные, полученные в процессе ОРМ;

б) оперативно-розыскные мероприятия как элемент комбинации служат целям создания условий, обеспечивающих результативность, целеустремленность и безопасность входящих в структуру комбинации следственных действий. В свою очередь, следственные действия могут быть проведены для обеспечения эффективности последующих оперативно-розыскных мер, выступающих как промежуточное звено между следственными действиями в структуре одной оперативно-тактической комбинации;

в) комбинационное сочетание следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий вовсе не означает возникновения на этой основе неких комбинированных "оперативно-следственных" действий.

Оперативно-розыскные меры и следственные действия не смешиваются, не переплетаются в каком-то неизвестном нашему закону новообразовании, но сочетаются. Следователь при этом не приобретает права участия или непосредственного проведения ОРМ, он не определяет и методы их осуществления. Оперативно-тактическая комбинация осуществляется путем взаимодействия между следователем и оперативным работником органа дознания, каждый из которых действует строго в пределах своей компетенции и своими методами.

Несомненный организационно-процессуальный характер носит и такая форма взаимодействия, как деятельность следователя и оперативного работника в составе следственно-оперативной группы. Зарождение этой формы произошло в рамках бригадного метода расследования, узаконенного УПК РСФСР 1960 г., и создаваемых на практике дежурных оперативных групп для выездов на места происшествий. Впоследствии создание следственно-оперативных групп было санкционировано и рекомендовано ведомственными актами Генеральной прокуратуры и МВД. В то же время новый УПК РФ по-прежнему никак не высказывается об этой форме взаимодействия. Впрочем, ст. 163 УПК (Производство предварительного следствия следственной группой) в ч. 2 допускает, что к работе следственной группы могут быть привлечены должностные лица органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, хотя сам термин "следственно-оперативная группа" по-прежнему никак не легитимирован. Не упоминается он и в тексте Закона "Об оперативно-розыскной деятельности".

В практике сейчас встречаются следующие виды следственно-оперативных групп:

- создаваемые для расследования конкретного уголовного дела - сложного, многоэпизодного или с большим числом проходящих по делу лиц, либо вызвавшего значительный общественный резонанс;

- специализирующиеся на раскрытии преступлений определенного вида: убийств, бандитизма, половых преступлений, вымогательства и др.;

- специализированные по субъекту преступления, например по расследованию преступлений несовершеннолетних, рецидивистов, или по месту и субъекту совершения - заключенных в местах лишения свободы;

- специализирующиеся на раскрытии преступлений по горячим следам;

- специализирующиеся на раскрытии нераскрытых преступлений прошлых лет и др.

Следственно-оперативная группа - форма сложного, многостороннего взаимодействия, поскольку в ее работе могут участвовать на временной или постоянной основе не только оперативные работники, но и сотрудник экспертно-криминалистической службы, участковые инспектора и др.

В зависимости от решаемых задач и состава взаимодействие внутри следственно-оперативной группы может быть одноуровневым или многоуровневым. Последнее типично для групп с большим числом участников, со сложной структурой. Такие следственно-оперативные группы, насчитывавшие порой несколько сот участников, создавались, например, при работе в условиях чрезвычайного положения в регионе для расследования массовых беспорядков и иных тяжких преступлений.

Сделаем еще несколько замечаний по поводу иных организационно-процессуальных форм взаимодействия в процессе доказывания.

Выполнение следственных действий оперативным работником по делу, находящемуся в производстве следователя, осуществляется лишь по поручению последнего. А.Р. Ратинов рекомендует поручать оперативному работнику проведение следственных действий, которые осуществляются по оперативным данным или связаны с административной деятельностью (задержание, арест, обыск, выемка). "Может быть также поручено самостоятельное проведение отдельных допросов свидетелей и выполнение иных следственных действий при отсутствии у следователя возможности произвести эти действия самостоятельно или принять в них личное участие, при необходимости одновременно произвести ряд следственных действий"*(259) . Следователь может поручить оперативному работнику и производство розыскных действий. На основании такого поручения оперативный работник в ходе розыска вправе проводить и отдельные следственные действия, например, в целях обнаружения виновного, его задержания или изъятия искомых предметов, если обстановка требует немедленных действий и нет возможности получения на их производство согласия (поручения) следователя.

Содействие следователю при выполнении им следственных действий оперативный работник оказывает путем:

- непосредственного участия в производстве следственного действия - осмотра, обыска и т.п.;

- содействия следователю в осуществлении законных мер принуждения (задержание преступника, доставление приводом на допрос, охрана места происшествия или оцепление места обыска и др.);

- собирания объектов для проведения предварительных исследований и судебных экспертиз, помощь в получении образцов для сравнительного исследования, особенно в тех случаях, когда их получение носит принудительный характер.

По приостановленным делам следственные действия не могут проводиться; но в необходимых случаях должен осуществляться комплекс розыскных мероприятий. Наряду со следователем розыскные меры принимают и оперативные работники - своими средствами и методами. Одной из организационных форм использования следователем их содействия служит получение разнообразной ориентирующей информации из оперативно-розыскных и оперативно-справочных учетов. Извлечение регистрационной информации из хранилищ (банков данных, картотек и т.п.) и ее передача следователю осуществляются по определенным организационным процедурам непроцессуального характера, носящим обычно межведомственный характер; информация предназначена для ее использования в розыскных целях, для целей идентификации и т.п.