Вскоре она перестала чувствовать легкое постукивание по ступням — ощущение, вызванное волнами, расходящимися от работающего лодочного винта. Палома поняла, что лодка, должно быть, уже удалилась метров на сто.

Она пыталась решить, правильно ли она поступила, было ли ее поведение разумным или безрассудным, действительно ли она следовала своим принципам (как ей казалось) или же на самом деле вела себя словно глупая курица (как считал Хо). В самом лучшем случае она оттянула исполнение коварного плана брата на несколько дней. В конце концов он все-таки найдет заветную гору и нанесет свой вред, возможно, даже полностью разрушит всю идиллию. Но пока ей удалось его остановить... однако какой ценой? На этот вопрос Паломе пока было сложно ответить. Сейчас она — в открытом море, приближается вечер, и у нее нет другого способа вернуться на берег, кроме как залатать каким-то образом злополучную пробоину в пироге.

И хотя ее попытка помешать Хо в будущем покажется тщетной, все же она поступила правильно. Отец одобрил бы ее поведение. Он сказал бы, что она встала на защиту самой жизни. Палома знала, что ради этого он сам пошел бы на самые крайние меры.

* * *

Раз или два в жизни ему приходилось так поступать. Палома припомнила его рассказ об одном происшествии, которое отец называл самым важным — и самым опасным — в его жизни. Он поведал ей эту историю, чтобы доказать, что иногда наступает такое время, когда приходится сильно рисковать во имя принципа. Отец попросил, чтобы она поклялась, что об этом случае никто никогда не узнает, поскольку, если это произойдет, может начаться война между Санта-Марией и другими островами в море Кортеса.

Однажды поздним летом рыбаки с Санта-Марии обнаружили, что одно из их главных рыболовных мест — глубоководная гора вдали от берега — перестало приносить прежний улов. Рыба ловилась на удочку с каждым днем все труднее, а та, что ловилась, выглядела грязной и побитой.

Первой мыслью рыбаков было, что кто-то из их компании забрасывал здесь сети. Но один рыбак справедливо заметил, что на такой глубине ловить большими сетями непрактично. Ни у кого из них не было лодки с мощными электрическими лебедками, широким носом и опорными конструкциями, необходимыми для того, чтобы управляться с сетями.

Тогда они предположили, что, возможно, какая-то болезнь уничтожает рыбу. Время от времени в морских глубинах возникают и распространяются целые облака ядовитых микроорганизмов, заражающих сотни тысяч рыб — либо отравляя их мясо и делая его несъедобным, либо убивая саму рыбу. Эта возможность тоже была отброшена, так как все посчитали, что если бы рыба была отравлена, то она плавала бы на поверхности брюхом кверху, а если бы она стала ядовитой, то были бы известны случаи отравлений на острове или в Ла-Пасе.

Значит, причина в чем-то другом, в чем-то доселе неизвестном, странном и опасном. Кое-кто говорил, что это — божье наказание за то, что целые поколения рыбаков ловили больше рыбы, чем требовалось, и без всякого разбора.

Хобим знал, что происходящее не имеет никакой связи с божественным провидением. Как обычно, к провидению прибегали, чтобы дать скорое объяснение необъяснимым вещам. Чем больше Хобим наблюдал и прислушивался к тому, что происходило вокруг, тем больше убеждался в том, что здесь поработал человек.

Загадочность происходящего усиливалась тем, что никто из рыбаков никогда не видел вершины этой подводной горы. Никто из них ни разу не нырял на глубину и не представлял себе, как на самом деле выглядит подводный рельеф. Должно быть, они наивно полагали, что живущая где-то там внизу рыба только и ждет удобного случая, чтобы ухватить крючок с наживкой.

Но Хобим видел не одну подводную гору, может, и не в точности такую же, но знал, чего ожидать. Поэтому однажды вечером он пригреб на то место и бросил якорь. Разматывая якорный трос, Хобим наконец понял, почему ему не доводилось — да и не удалось бы — добраться до этой горы. Брошенный им киллик опустился на пять саженей, затем на десять, пятнадцать, восемнадцать, двадцать (последняя отметка на тросе) и в конце концов остановился на глубине двадцати двух саженей — около сорока метров.

Хобим не сумел бы нырнуть так глубоко. И никто из его знакомых не сумел бы. Насколько он мог судить, ни один нормальный человек не способен задержать дыхание на время, достаточное для того, чтобы опуститься на сорок метров в глубину. Для сравнения: такой спуск был бы похож на сползание с воображаемой башни из двух дюжин человек, стоящих друг у друга на плечах, или на прыжок с самого высокого здания в Ла-Пасе. Только на полпути до точки назначения станет видно дно, а опустившись еще чуть-чуть, уже нельзя будет разглядеть поверхности воды над головой.

Но Хобим хорошо знал свои возможности и захотел попробовать. Ему не обязательно было спускаться до конца, а только на такую глубину, откуда он сможет разглядеть вершину горы. Поэтому он прокачал легкие воздухом и начал, перебирая руками по якорному тросу, быстро спускаться в черно-голубой туман, сквозь мрак, в котором неизвестно, где верх, а где низ, — спускаться до тех пор, пока ему не стала видна верхушка подводной горы.

Он спустился еще глубже, чутко прислушиваясь к сигналам своего тела. Но еще до того, как он их почувствовал, с глубины двадцати семи — тридцати метров ему почти целиком открылся вид на гору, и по донному пейзажу стало ясно, в чем была причина их рыболовецких неудач.

Кораллы и морские веера лежали, вырванные с корнем, как деревья на суше во время кубаско. Множество ветвистых кораллов были разломаны на мелкие куски и валялись между камней. Растения почти на всех больших камнях были засыпаны песком. Один мозговой коралл размером с целую ванну был расколот на две части и лежал в песке, как разрезанная надвое дыня.

Рыбы сновали между камнями, и тут Хобим увидел крупного кабрио, который поначалу выглядел вполне здоровым, но вдруг перевернулся на спину и стал неистово метаться по кругу. В стороне он увидел мертвого угря, застрявшего в расщелине между камнями, — скорее всего, его безжизненное тело занесло туда течением.

Подводная гора была опустошена целой серией кратковременных и разрушительных бурь, от которых погибло почти все живое, а те животные, что выжили, остались калеками.

Если бы эти бури были капризом природы, Хобим бы просто опечалился. Но он был уверен, что это — дело рук человеческих, и потому он был разозлен.

Скорее всего, рыбаки с острова Святого Духа, что находился в нескольких километрах от этого места, побывали здесь и побросали в воду свои динамитные шашки с длинными фитилями. Обычно фитили делали длинными из соображений безопасности: шашки с коротким фитилем взрывались слишком близко к лодке, отчего могло выбить дно и лодка могла затонуть. Но длинные фитили были настоящей катастрофой для подводной горы: они горели до самого дна, и шашки взрывались не на открытом месте (убивая рыбу только в непосредственной близости), а среди кораллов, песка и камней, где взрывные волны распространялись на большие расстояния, оглушая всех животных в их убежищах и разрушая саму гору.

Под водой динамит — гораздо более страшное орудие, чем на земле. На воздухе он не причинит особого вреда уже на расстоянии больше десяти метров, если, конечно, его не засунуть в камень или цемент или накрыть чем-то, что может разлететься на куски и послужить шрапнелью, например стеклом или галькой. Но под водой, говорят, можно почувствовать детонацию от взрыва динамита на расстоянии почти в километр. То есть такой взрыв может разом опустошить тысячи квадратных метров.

После взрыва рыбаки обычно растягивают сети по поверхности и собирают целыми горстями тушки животных, всплывшие на поверхность.

Это — быстрый и экономичный способ ловить рыбу, и такая рыбалка всегда бывает последней. Для нее не нужны дорогие снасти, не нужна приманка. Не надо подолгу ждать, пока рыба клюнет на крючок. Все живое уничтожается в одно мгновение. И — что самое удобное — рыбу не нужно доставать из воды, она сама всплывает наверх.

Способ, что и говорить, эффективный, но незаконный и повсеместно считающийся аморальным и кощунственным. К тому же это настоящее самоубийство, ведь всем было известно, что он ведет к уничтожению рыболовных мест и только приближает день, когда целые поселения будут вынуждены от голода просить милостыню на улицах Мехико. Даже самые неотесанные рыбаки считали ловлю с применением взрывчатки худшим грехом.

Но Хобим хорошо понимал человеческую природу и знал, что глупость вкупе с жадностью и жестокостью может заставить человека совершать поступки, которые, с точки зрения, разума являются разрушительными как для человека, их совершившего, так и для окружающих. Такой способ ловли сулил большую наживу с малыми затратами и отсутствием риска. Выбравшие этот способ ослеплены сиюминутной возможностью быстро набить карманы деньгами, не заботясь о том, что тем самым они уничтожают источник будущей прибыли. «Пускай потом другие плачут, — рассуждали они. — Я получу свой куш, пока есть возможность, а остальные пусть позаботятся о себе сами».

Примерно так же рассуждала одна городская компания, производившая удобрения, когда выбрасывала свои химические отходы в залив. С точки зрения компании, это было выгодно и хорошо для производства, ведь она избавлялась от отходов. Но власти решили, что это не слишком хорошая идея — выливать ядовитые отбросы в залив, где люди плавают и ловят рыбу. Поэтому компанию попросили прекратить эти выбросы.

Работники компании взбунтовались и попытались сжечь правительственное здание, потому что у компании якобы нет средств на то, чтобы вывозить эти отходы куда-то еще, а если ее вынудят это делать, некоторые рабочие потеряют работу и все наверняка лишатся обещанной надбавки к зарплате. Правительство города пошло на попятную, и компания продолжала выливать отходы в залив.

Два с половиной года спустя залив был уже мертв. Химикалии образовали на дне ядовитую жижу, отчего погибли все водоросли. Без растительности нет кислорода, и все животные постепенно вымерли. Туристы, останавливавшиеся в роскошных отелях и решившие поплавать в заливе, получали отвратительные кожные язвы.

Наконец правительство приказало отелям перестать принимать гостей, а химической компании — перестать выбрасывать отходы в залив. Но у компании по-прежнему не было средств на вывоз отходов, поэтому она просто закрылась.

Поскольку в городе не осталось отелей, где можно остановиться, ресторанов, где можно поесть, и моря, в котором можно поплавать, туристы перестали сюда приезжать. Затем закрылись все магазины и сувенирные лавки, и их работники оказались на улице.

Рабочие на химической фабрике получили-таки свою прибавку к зарплате и несколько месяцев радовались ей. Но в результате своего упорства они в конце концов лишились всего. Постепенно само существование города потеряло смысл, и он на самом деле перестал существовать.

Теперь этот город представляет собой скопление пустых пыльных зданий вокруг мертвого залива и остов бывшей химической фабрики, стоящий на мысе в качестве напоминания о том, как хрупко все земное.

Это было нелегким уроком, но о нем быстро забыли, и Хобим видел вокруг себя многие тому доказательства. Практически у любого жителя близлежащих островов были родственники или знакомые, которые предпочитали легкую наживу. Некоторые продавали лодки, доставшиеся им в наследство, и переезжали в город, намереваясь начать свое дело, будто рыболовный бизнес, которым они владели в совершенстве, не был достаточно хорош. В городе они быстро оказывались во власти других бизнесменов, готовых с радостью освободить их от бремени вырученных за лодку денег. Деньги очень быстро заканчивались, и бедолаги радовались, если им удавалось устроиться на работу в городские туалеты, где им приходилось вдыхать пары аммиака вместо запаха моря и рыбы.

Но эти люди рисковали только своим благополучием, в то время как рыбаки с острова Святого Духа угрожали благополучию всех своих соседей, жителей острова Санта-Мария и других близлежащих островов. Ибо они не остановились бы, пока не разрушили бы каждую подводную гору, о которой знали или слышали и которую могли разыскать.

Хобим прекрасно знал, чем они оправдывали такое поведение, за которое каждый из них заслуживал материнского проклятия. Они повторяли вновь и вновь — пока сами не начинали в это верить, — что, мол, если они не уничтожат рыбу таким способом, всегда найдется кто-то еще, кто сделает это. Мол, людям свойственно совершать дурные поступки; выживают только те, кто сам о себе заботится, а выживание сильнейших — и хитрейших — это и есть сама жизнь.

Хобим принял решение остановить их, но он должен был сделать это в одиночку. Если он поднимет на ноги рыбаков с Санта-Марии, те выйдут в море на своих лодках и станут выжидать, когда появятся разбойники с острова Святого Духа. Те увидят, что их поджидают, и попытаются скрыться. Начнется погоня, драка — и пострадает много людей. А если им удастся убежать, они вернутся на свой остров и обвинят жителей Санта-Марии в том, что те выдумывают неправдоподобные истории, чтобы покрыть свои собственные грязные делишки. Распря между островами будет продолжаться долгое время, и в ней не поздоровится всем, кроме, возможно, тех, кто на самом деле того заслуживает. Они-то тем временем будут заплывать по ночам в новые места и продолжать истреблять все живое.

Поэтому Хобим специально отправился в Ла-Пас, чтобы повидать друга своего детства, чей отец в былые времена покупал у его отца рыбу и сбывал ее. Друг его работал в ремонтном доке, где, ожидая ремонта, стояли корабли, лодки и другие крупные суда, поднятые со дна или едва не затонувшие после получения пробоины.

Хобим с другом опрокинули по кружке пива, потом по второй. Друг его не переставал повторять снова и снова, но разными словами, что он завидует Хобиму, который не зависит ни от кого, кроме себя самого, и работает, сколько и когда ему заблагорассудится. А вот он сам вынужден работать там, где шум и грязь способны свести с ума любого. Хобим засыпал друга вопросами о новейших методах и средствах подъема затонувших судов, а особенно о новых способах разрезать под водой стальную обшивку и другие металлические части.

Наконец он сказал другу, что невдалеке от их острова затонула баржа и теперь она — настоящий бич для рыбаков, которые то и дело рвут о нее сети. Баржа слишком велика для того, чтобы оттащить ее в сторону целиком, но если бы ее разрезать на части, то куски будет нетрудно убрать с дороги. Понадобится ли ему для этого нанимать подводных сварщиков? Или компания его друга сможет выполнить эту работу? Конечно, он не в состоянии заплатить много, но...

«Такие большие вещи не разрезают на части», — сказал его приятель.

«Вот как?» Хобим и сам прекрасно знал это, но он пытался вытянуть из собеседника как можно больше информации, причем так, чтобы тот не узнал истинную причину его любопытства. В случае если план Хобима сорвется, он не хотел, чтобы стало известно, что он советовался со своим другом.

«Да, такие махины обычно взрывают. Новая штуковина, которую мы используем, разносит все на части в сотни раз быстрее, чем мы это делали раньше при помощи ножа и горелки. Нужно просто смешать компоненты, забить их в щель, поджечь, и — бум! — дело сделано».

«Что это за штуковина?»

«Она называется PLS. Это жидкость, точнее, две жидкости. Их хранят в отдельных канистрах и смешивают прямо перед тем, как использовать, потому что, если их смешать, они сильно разогреваются. А если они разогреются очень сильно, то могут взорваться сами по себе».

«Сколько этой смеси нужно, чтобы взорвать баржу?»

«Это зависит от размера баржи и от того, на сколько частей ты хочешь, чтобы ее разнесло».

Хобим описал несуществующую баржу. Она очень старая, проедена крысами, не слишком большая по размерам, и на борту не было ничего ценного, когда она затонула. Хобим постарался, чтобы в его описании не было ничего такого, что могло бы заинтересовать компанию, в которой работал его приятель.

«Сколько, ты думаешь, запросит твоя компания за то, чтобы взорвать ее?» — спросил Хобим, закончив описывать баржу.

Его друг покачал головой:

«Такими мелочами мы не занимаемся».

«Я почему-то так и думал... А что, этот PLS, о котором ты говорил, — его трудно использовать самому?»

«Да нет, проще простого. У любого получится, нужно только быть осторожным».

«Даже у меня?» — улыбнулся Хобим.

«С твоими-то руками? Раз плюнуть. — Но тут его друг понял, куда клонит Хобим, и сказал: — Однако есть небольшое затруднение».

«А где бы мне достать эту смесь?»

«В этом-то и заключается трудность. Тебе ее не достать. Нужна лицензия. Это так называемый „нестабильный материал“, и его не продают кому угодно, чтобы не оказалось так, что он валяется, где не положено».

«Сколько мне его понадобится?»

«Судя по твоему описанию, пара галлонов. Скажем, по галлону того и другого компонента. Но это не важно. Галлон или тонну — тебе его все равно не продадут».

«А у тебя на работе... не найдется излишков?»

Приятель покачал головой:

«Даже если бы было, мы не можем продать их без лицензии».

Хобим не знал, что еще спросить. Просто чтобы поддержать разговор, он сказал:

«Эта чертова баржа стоит многим людям больших денег. Она буквально отнимает пропитание у наших детей».

«Я и рад бы помочь. Но если нас поймают, нам придется закрыть свое дело».

«Да-да, конечно, — сказал Хобим, которому не хотелось слишком докучать своему другу или ставить его в неловкое положение. — А у тебя не будет немного PLS, который ты бы мог случайно... пролить?» И он улыбнулся, чтобы у друга не возникло сомнений, что он шутит.

«Да его нельзя просто „пролить“, — со смехом ответил приятель. — Такого понятия, как излишки, не существует. После работы мы выбрасываем все остатки».

«Выбрасываете — куда?»

«В море».

«Где именно?»

Его друг показал рукой в сторону моря:

«Прямо вот там, у Кабо-Сан-Хуан».

«Как далеко от берега?»

«Не очень далеко. Может, метров сто. На краю шельфа».

«А на какой глубине шельф?»

«Пятнадцать, может, двадцать метров. Вообще-то часть выброшенного сваливается через край на глубину».

«Наверняка далеко не все».

«Откуда мне знать?»

«Вы выбрасываете смесь?»

«Нет, смесь может взорваться. Мы выбрасываем отдельные компоненты».

«В жестянках?»

«В пластиковых бутылках».

«Которые не ржавеют».

Его приятель кивнул.

Хобим взглянул, высоко ли стоит солнце, и сказал:

«Мне надо успеть вернуться до начала отлива. — Он поднялся на ноги и протянул другу руку. — Было приятно поговорить».

Пожимая руку, друг ответил:

«И еще, если тебе интересно: пластиковые бутылки — двух цветов. Мы смешиваем содержимое одной белой и одной красной, и смесь получается...»

«...розовой».

Хобим зашел в магазин инструментов и электроприборов. Потом он вернулся к своей моторной лодке и проверил, доверху ли наполнены бензобак и канистра с водой, — путь домой мог занять от шести до восьми часов, в зависимости от ветра и течения. Он сказал всем на причале, что возвращается прямиком на свой остров, и собрал сообщения для друзей и родственников, живущих на Санта-Марии.

Выйдя из залива, он повернул направо, в направлении дома, и еще раз помахал рукой на прощание. Люди на причале помахали в ответ, и для них он благополучно отбыл назад. Что было, конечно, правдой, если не считать того, что он остановился у Кабо-Сан-Хуан и пару раз нырнул.

В течение следующих двух дней после возвращения домой Хобим оставался на берегу и что-то мастерил из собранных там и тут материалов. Он не обращал никакого внимания на подначивание соседей, которые говорили, что стаи кабрио и каранксов в эти дни больше, чем обычно. Людям хотелось знать, чем он занят, и они делали осторожные намеки, которые все равно сводились к одному общему вопросу: «Что ты делаешь?» Но никто не задавал этот вопрос напрямик. Они хорошо знали Хобима и догадывались, что он не скажет больше того, что им, по его мнению, полагалось знать.

Обычно, если он затевал что-то эксцентричное, он давал информации просочиться по крупицам, а конечный результат приберегал как сюрприз — и тогда получал либо восхищение (в случае успеха), либо насмешки (в случае великолепного провала). Когда провал бывал и вправду чудовищным, Хобим сам смеялся больше других. Но он всегда старался добиться, чтобы его дети поняли, что провал так же важен, как и успех, потому что каждому необходимо хотя бы однажды потерпеть неудачу, чтобы понять, что бояться ее не стоит. Тот, кто боится неудачи, никогда не берется за трудные дела. Но сама попытка сделать что-то, возможно и невыполнимое, гораздо важнее, чем успех или неудача. (Этому-то как раз и не научился Хо: он панически боялся рисковать, его пугала неизвестность.)

На этот раз Хобим не делился никакой информацией. Он только признал, что работает над осуществлением очередной выдумки, которая, скорее всего, обречена на провал. Но поскольку затея эта уже долгое время занимает все его мысли, он должен довести дело до конца.

Как-то после ужина он сказал Миранде, что пойдет прогуляться, и ушел в вечерние сумерки. Как позднее припомнили жители острова, Хобим в тот вечер не возвращался домой. Было достоверно известно, что он не брал с собой лодку, — это засвидетельствовали те, кто чистил рыбу и штопал сети у причала. Хобим часто развлекал соседских ребятишек, но не в этот раз — соседи вспомнили, что в тот вечер дети по очереди ухаживали за девочкой, которую ужалил скорпион. Домой он не возвращался до рассвета. Никто не знал, где он был все это время. (Хобим потом признался Паломе, что ему хотелось создать такую таинственность; это, дескать, добавляло остроты в размеренную и предсказуемую жизнь на острове.)

На деле же он перебрался на другой край острова — никем не заселенную местность, каменистую, изъеденную сильными ветрами и покрытую редкими кустиками какой-то живучей растительности. Там не нашлось бы и небольшого участка, чтобы поставить лодку, построить дом, да и хотя бы сносно провести ночь.

Хобим скатился вниз по отвесному склону. Спустившись примерно на три четверти, он остановился у норы, проделанной в камне, и убрал ветки, которыми она была прикрыта. Внутри лежали большой пластиковый пакет для мусора и деревянная платформа метр в ширину и полтора метра в длину, к которой снизу были прикреплены болтами и веревками четыре старые автомобильные покрышки.

Сбросив платформу с высоты оставшихся пяти-шести метров в воду, Хобим поспешил за ней с пакетом на плече и вскочил на нее прежде, чем ее отнесло в сторону. Он встал на колени в самом центре этого самодельного плота, засунув пакет между ног, и стал грести прочь от острова, как виндсерфер на своей доске.

Он тщательно выбирал подходящую ночь для своей вылазки. На море был полный штиль, луны не было видно. Направление и скорость течения, как и задумано, оказались подходящими.

Около десяти часов вечера Хобим прибыл к месту назначения — к участку в открытом море, ничем не отличавшемуся от других в глазах стороннего наблюдателя. Он заметил его местоположение по пересечению прямых линий, проведенных от трех ориентиров на берегу, — сейчас эти ориентиры были почти не видны, но натренированный глаз Хобима разглядел их при свете звезд.

Он достал трос и киллик из пакета. Бросив киллик за борт, он подождал, пока тот коснется дна, и отмстил, насколько лодку относит течением в сторону и сколько якорной веревки осталось в запасе. Оказалось, что он отлично может двигаться вверх или вниз по течению на расстояние в несколько десятков метров.

Из того же пакета Хобим достал две пластиковые бутыли емкостью в галлон — одну белую, другую красную. Вылил половину содержимого из каждой бутыли за борт, в противоположные стороны, что было ненужной предосторожностью, однако так он чувствовал себя спокойнее. Затем перелил оставшееся содержимое белой бутыли в красную, завернул крышку и положил пустую белую бутылку обратно в пакет.

Крышку для красной бутыли он смастерил еще на берегу, просверлив дырку, просунув туда зажигательный шнур и наглухо заделав оставшийся зазор. Шнур был похож на пластиковую бельевую веревку. Это и была пластиковая веревка, только набитая внутри порошком вроде пороха, — единственным отличием было то, что он сгорал в несколько раз быстрее и давал намного больше тепла, чем обычный порох.

К противоположному концу шнура Хобим присоединил электрическими проводами ручной генератор. На рычаг генератора нужно было постоянно нажимать рукой, и тогда он посылал ток по проводу.

Хобим опустил полную до краев бутыль в воду. Будь она пустой и без крышки, она сразу бы наполнилась водой и пошла на дно. Но, видимо, плотность взрывной смеси была примерно такой же, как и плотность воды, к тому же под крышкой оставалось небольшое воздушное пространство, и бутыль продолжала плавать, выставив горло наружу и размахивая из стороны в сторону белым шнуром, который отчетливо выделялся на фоне темной воды.

Хобим хотел, чтобы бутыль оказалась под водой, но не опускалась на дно, а болталась бы где-то близко к поверхности, поддерживаемая течением. Он мог отпускать и вытягивать шнур на нужную длину в зависимости от силы течения — так, чтобы бутыль находилась где-то на глубине метра с небольшим.

Он открутил крышку, бросил в бутыль немного гальки, закрутил, проверил на плавучесть, добавил еще гальки — до тех пор, пока вес бутыли не стал таким, как надо.

Затем Хобим лег на живот и стал ждать.

В ожидании его одолело беспокойство. Во-первых, он беспокоился, что вылил слишком много PLS и что оставшегося галлона смеси будет недостаточно для его целей. Но если его друг сказал, что двумя галлонами можно разнести баржу на мелкие кусочки, наверняка ему хватит одного галлона, ведь он вовсе не намеревался повторить Вторую мировую войну.

Потом Хобим забеспокоился, что смешал слишком много жидкости и разрушения будут слишком велики. Может, надо было...

Как раз когда он размышлял таким образом, ветер донес звук голосов. Очевидно, к нему приближалась группа людей, которые вовсе не старались говорить вполголоса и не боялись, что их кто-то услышит здесь, в открытом море. Единственной их предосторожностью было то, что они гребли веслами, а не пользовались мотором. Наверное, они знали, что звук мотора в штиль разносится на несколько километров вокруг.

Хобим лежал тихо, распластавшись на плоту, чтобы на ночном небе не был виден его силуэт. Он услышал четыре отчетливых голоса, точнее, две пары голосов: очевидно, две лодки плыли на некотором расстоянии друг от друга.

И в самом деле, этим людям имело смысл плыть именно на двух лодках: если бросать сеть и собирать рыбу с одной лодки, это займет слишком много времени и целую кучу рыбы может отнести в сторону течением. А третья лодка была, в общем-то, ни к чему и только увеличивала риск быть пойманными: чем больше людей знало об этих «экспедициях», тем больше была вероятность, что кто-нибудь проболтается. Кроме того, чем меньше партнеров участвует в этой вылазке, тем больше будет доля каждого.

Хобим прикинул, что теперь две лодки будут держаться поближе друг к другу. С одной из них бросят якорь, а другую пришвартуют к корме первой. Затем они проверят течение и приготовят сети, а потом швырнут в воду динамит, скорее всего по одной шашке с каждого борта. Динамит взорвется достаточно глубоко, и здесь, наверху, они почувствуют только легкий удар взрывной волны по деревянному корпусу лодки. Потом лодка, стоящая на якоре, выпустит сети, а другая лодка отвяжется от первой и поплывет по течению, таща их за собой. Сидящие в ней рыбаки начнут грести, описывая широкий крут, пока не вернутся к исходному месту.

Спустя несколько минут останется только затянуть сети потуже, выгрузить рыбу в лодку и вернуться домой.

Голоса все приближались, и по-прежнему был слышен плеск весел. И тут Хобим понял, что совершил ужасную ошибку: это место, которое он считал идеальным, — именно сюда и направлялись рыбаки. Вскоре они наткнутся прямо на него или, по крайней мере, на его якорный трос.

И что тогда? В самом худшем случае, в зависимости от того, кем окажутся эти люди, Хобиму придется драться за свою жизнь против четырех человек, в экипировку которых входил неизменный нож и у которых с собой были динамитные шашки — в случае чего они могут бросить в него динамит с безопасного для них самих расстояния. Шансов на то, чтобы остаться невредимым, у него оставалось немного. Если бы он мог подобраться к ним поближе, он, конечно, сумел бы взорвать всех и все вокруг, включая себя самого, но это не входило в его планы. В лучшем же случае эти четверо просто притворятся, что не имеют никаких посторонних планов, и проплывут мимо как ни в чем не бывало, словно у них есть какие-то важные дела где-то еще. А завтрашней ночью они опять появятся в море, но уже в другом месте, где Хобим их не сможет выследить.

Но тут они перестали грести. Хобим услышал плеск воды от брошенного якоря и скрежетание разматываемой якорной веревки по деревянному борту.

Рыбаки остановились как раз там, где он надеялся, — в пяти — десяти метрах от него вниз по течению. Он услышат стук чего-то по одному из стеклянных поплавков, привязанных к сети, и обычный в таких случаях спор по поводу того, какой длины сделать запал у одной из шашек. Хобим хотел, чтобы они спорили погромче и заглушили шум, который он мог случайно произвести.

По-прежнему лежа на плоту и прижавшись щекой к дереву, он высвободил красную канистру за бортом и оставил ее болтаться в морском течении. Чтобы забросить ее куда нужно, ему пришлось бы поднять голову, поэтому он придерживал ее за зажигательный шнур и ждал, пока браконьеры не уйдут с головой в свое грязное дело.

Послышалось чирканье спички, затем мерцающее пламя осветило покрытый щетиной подбородок. Чья-то рука прикрыла спичку от ветра, и два фитиля коснулись пламени. Какое-то мгновение слышалось шипение, потом по-сыпачись искры, и, описав дугу, динамитные шашки полетели в воду. В тот же момент сидящие в лодке бросились к сетям и стали готовиться спустить их в море.

Хобим приподнялся на локтях и принялся постепенно выпускать зажигательный шнур позади своей лодки, следя за ним — шнур выделялся на фоне темной воды — и надеясь, что рыбаки не обернутся и не увидят его. Все это время он пытался мысленно прикинуть, на какую глубину опустились динамитные шашки. Было бы неплохо (вовсе не необходимо, но просто неплохо) заставить этих людей поверить, что кто-то что-то сделал с их взрывчаткой, — это бы только сыграю на руку Хобиму, который намеревался дать знать браконьерам, что их заметили и что их тайный и коварный план уже стал кому-то известен. Но для этого надо было как-то скоординировать взрыв их шашек со взрывом канистры с PLS.

Когда канистру отнесло на довольно большое расстояние, он отвязал зажигательный шнур и взял в руки ручной генератор. Закрыв глаза, Хобим попытался представить падающий на дно динамит, как если бы Он сам стоял на вершине подводной горы, а две шашки со взрывчаткой медленно опускались по спирали прямо на него. В это время он нажал на рукоятку генератора, потом еще раз — колесо генератора закрутилось все быстрее, вырабатывая все больше и больше электричества.

Раздавшийся звук был похож на треск рвущейся материи, и, когда Хобим открыл глаза, ему показалось, что весь мир взорвался вокруг него. Поверхность воды между двумя лодками набухла и лопнула, как пузырь, и, словно в замедленном кино, лодки распались на части. Мощным взрывом их разнесло на отдельные планки, которые раскидало во все стороны, а людей подбросило вверх, словно циркачей на батуте.

За долю секунды до того, как высвобожденная энергия достигла плота Хобима, в голове у него промелькнула мысль, что он не рассчитал количество взрывчатки и что следующим полетит в воздух он сам. Однако резиновые покрышки, прикрепленные к плоту, поглотили первый удар взрывной волны, так что, когда плот оказался в воздухе, он не разлетелся на куски, а хлопнулся на воду, бешено раскачиваясь. Даже якорь не сдвинулся с места. Хобиму оставалось только приложить все усилия, чтобы не скатиться за борт. Он засунул руку в пластиковый пакет и извлек электрическую горелку — одну из тех, которыми освещают поверхность моря во время ночной рыбалки на глубоководье. Хобим не стал сразу зажигать горелку, а присел на плоту и стал ждать, зажав ее между коленей.

Настоящая суматоха началась, когда четверо рыбаков плюхнулись в море, скрылись под поверхностью воды, а потом, истошно вопя, всплыли на поверхность. Их вопли слились в один нечленораздельный крик — каждый слушал только себя самого.

«Помогите!»

«Я не умею плавать!»

«Я ранен!»

«О Господи!»

«Дева Мария!»

«Я тону!»

«Матерь Божья!»

«Помогите же мне!»

«Спасите!»

«Иисус, Мария, Иосиф!»

«Помогите, помогите, помогите!»

Наконец каждый из четверых отыскал по куску дерева и вцепился в него. Паника улеглась, и на смену ей пришли злость, бешенство, перебранка и страх потеряться в открытом море или быть съеденным доисторическими монстрами, живущими в морских глубинах. Оказаться в воде днем — малоприятное событие, ночью же это превращалось в настоящий кошмар. Эти четверо были рыбаками, и им было известно, какие страшилища водятся в окрестных водах, не говоря уже о таких тварях, о чьем существовании они могли только догадываться. Эти тварям было под силу, например, перекусить толстую стальную проволоку, разогнуть огромные рыболовные крючки — и именно они поднимались ночью поближе к поверхности в поисках пропитания.

Если бы только удалось почувствовать дно под ногами... Но сейчас любой предмет, коснувшийся ног злосчастных рыбаков, вызвал бы у них настоящий шок.

«Что это было?»

«Да ничего».

«Нет, я чувствовал, что кто-то до меня дотронулся».

«Тебе показалось».

«Вот опять. О господи!»

«Что? Что такое?»

«Она мертвая!»

«Да кто же?»

«Это рыба! Мертвая рыба!»

«Где? Покажи!»

«Вот она! О Господи!»

«Я тоже схватил одну. Она вся распухла».

«Вот еще одна! Да они повсюду!»

«Сын Божий!»

«Меня сейчас стошнит!»

«Я же говорил, что надо сделать запал подлиннее!»

«Идиот!»

«Наверное, кто-то... Господи, еще одна!»

«Как далеко до...»

«Не думай об этом».

«Мы утонем!»

«Прекрати!»

«Да, мы все — все четверо — умрем!»

«Заткнись!»

«Пресвятая Дева Мария!..»

«Да заткнись ты!»

«Меня относит в сторону!»

«Греби сюда!»

«Я, я... Господи! Дьявол!»

«Да плюнь ты!»

«Вот опять!»

«Что там?»

«Оно коснулось меня!»

Хобим зажег горелку, и всех четверых ослепило яркое пламя. Они ловили ртом воздух и тщились разглядеть что-нибудь сквозь огонь, но им пришлось закрыть глаза либо отвернуться. В какой-то момент рыбаки, должно быть, подумали, что их спасут, и на их лицах появились неуверенные улыбки. Но Хобим не произнес ни слова и не сдвинулся с места, и они поняли, что спасать их никто не собирается, по крайней мере сейчас.

Хобим выждал, когда на смену замешательству и панике придет настоящий страх, и тогда заговорил. Он говорил медленно, басовито, стараясь, чтобы его голос звучал как у пророка или пещерного человека — в общем, кого-то загадочного и угрожающего, кого каждый из браконьеров будет потом вспоминать в одиночку, отчего их будет охватывать страх и волосы будут вставать дыбом.

«Мы — Комитет бдительности, — произнес Хобим и сделал паузу, чтобы усилить драматический эффект. — Мы следили за вами, мы разоблачили вас, мы знаем вас. Вы — слуги дьявола».

«Нет! — крикнул один. — Мы просто...»

«Молчать!» — прорычал Хобим. Было бы неплохо, подумал он, если бы кругов били в барабаны или гремел гром. «Вы — люди зла, и зло получает взамен то, что оно дает другим. Вы тащите еду из детских ртов и несете разруху в свой край». Такие слова должны произвести эффект, думал Хобим. В конце концов, именно так говорят в Библии. «Поэтому вы умрете».

«Нет!» — хором взвыли все четверо.

"Каждый рано или поздно умирает. Каждому приходит смертный час. Придет и вам. Но, возможно, не сегодня.

Молчание.

«Возможно, и не завтра».

По-прежнему — молчание.

«Однако помните, что ваши лица нам теперь известны. — Он повел горелкой, и яркое пятно света осветило по очереди каждое из лиц. — Один из нас всегда будет сопровождать вас до конца вашей жизни. И если вы согрешите опять, имейте в виду, что нам будет об этом известно».

Хобим замолчал. Ему в голову вдруг пришла довольно озорная идея.

«Вы никогда не узнаете, кто мы есть на самом деле. Ваши лучшие друзья, даже ваши братья и сестры могут быть нашими людьми. Теперь вы не можете довериться никому. Никому. Никогда».

Постепенно четырех рыбаков разнесло течением в стороны, потому что им не пришло в голову держаться за руки. Хобим понял, что еще мгновение — и он не сможет держать всех четверых в луче света.

«Если вы когда-нибудь вернетесь в это место, — сказал он быстро, — или в любом другом месте попытаетесь сделать то, что вы сделали здесь, попрощайтесь со своими близкими, потому что больше уже вы их не увидите».

Хобим выключил свет и притаился, стараясь создать впечатление, что он попросту исчез.

Несколько мгновений стояла полная тишина. Наконец рыбаки осознали следующее: все-таки их никто не собирается спасать; им следует оставаться на плаву до тех пор, пока они не доплывут до берега либо пока не наступит день и их не подберет какая-нибудь проходящая мимо лодка; и наконец, и это было самое неприятное, их уносило течением все дальше и дальше друг от друга.

«Где вы?» — позвал один из рыбаков.

«Здесь!» — ответили двое одновременно.

«Плывите сюда».

Раздался плеск воды.

«Да не туда же! Плывите сюда!»

«Я туда и плыву!»

«Что это?»

«Еще одна мертвая рыба. Их здесь целое море!»

«Мы все утонем!»

«Заткнись!»

«Акула!»

«Где?»

«Похоже, мне показалось».

«Господь с тобой...»

Хобим сидел на своем плоту и внимательно слушал. Течение было сильным, и голоса быстро становились все тише. К утру рыбаков уже отнесет далеко отсюда, и, скорее всего, они будут в нескольких километрах друг от друга, ведь у каждого из них разная плотность, плавучесть, сопротивление давлению воды и на каждого будет по-разному действовать морское течение.

Одного или двух из них действительно могут подобрать — иногда между континентальной Мексикой и полуостровом Калифорния ходили пароходы. Их высадят в месте назначения, и им придется как-то возвращаться назад, прося подвезти их на перекладных от деревни к деревне. А когда они вернутся на остров, то чем объяснят свое отсутствие, как расскажут, что же произошло на самом деле? А если кто-то доберется домой раньше других, как им удастся рассказать одну и ту же историю?

Один или двое окажутся на необитаемом острове, где им придется как-то выживать до тех пор, пока их не заметят проплывающие мимо рыбаки или жители близлежащих островов, прибывшие за дровами. На островах можно питаться ящерицами, если, конечно, удастся их поймать, или гремучими змеями — они довольно хороши на вкус, если удастся откусить кусок до того, как они вцепятся в тебя сами. Кроме того, есть еще яйца гнездящихся на островах птиц — остается только найти спрятанные в расщелинах скал гнезда. Пресной воды там практически не найти, кроме, конечно, застоявшихся луж, полных болезнетворных бактерий. Но выжить можно.

Хобим сомневался в том, что кто-то из рыбаков умрет, и он не считал, что на нем будет лежать ответственность, если все же один из них погибнет. Он сбросил их в воду целыми и невредимыми, в хорошую погоду. Если не делать глупостей, любой может добраться до берега.

Кроме того, если кому-то из них и суждено умереть, Хобим посчитал бы это свершившимся правосудием. По его мнению, за содеянное они были не больше достойны защиты и сочувствия, чем бешеная летучая мышь.

Вскоре голоса совсем смолкли. Было слышно только, как тихо плещутся волны о днище деревянного плота. Хобим поднял якорь. Когда киллик показался из воды и он потянулся за ним, плот накренился и зачерпнул краем воду. На плот выплыл большой золотистый кабрио и скользнул Хобиму прямо на колени.

Взрыв динамита не только оглушил рыбу, но и изуродовал ее. Брюхо у нее вздулось, язык надулся, как пузырь, и целиком заполнил широко открытую пасть. Глаза вылезли из орбит и глядели с безразличным недоумением.

Жизнь на подводной горе закончилась. Пройдут многие месяцы, прежде чем здесь снова появятся хоть какие-то зачатки новой жизни, и многие годы до того, как она придет в норму.

Нет, Хобиму совсем не будет жаль, если кто-то из браконьеров не вернется домой.