После нашего разговора Александр снова впал в беспамятство. Я почти не сомневался в том, что его могучий организм победит, но рана все-таки была очень серьезной. Лекарка возилась с ним все утро после полуночного визита Риса, так что мне нечего было делать. Я только слонялся по комнате, наблюдал и взвинчивал себя, не зная, что предпринять. Мне было необходимо увидеться с Галадоном, но теперь, когда обо мне знали все остальные, я не осмеливался приблизиться к его дому.

После долгих часов безделья я так устал и переволновался, что был готов в ярости крушить мебель и швырять вещи. Было ясно, что принц не услышит меня, но я подсел к нему и сказан, что мне необходимо пойти прогуляться, чтобы прочистить мозги.

– О вас позаботятся, мой господин. Я вернусь, прежде чем лекарка уйдет, еще до заката. Я не оставлю вас.

Я вышел и прошел мимо небольшой компании в несколько человек. Они не смотрели на меня. Даже дети знали. Ни один из них не обратил на меня внимания, хотя двое едва не столкнулись со мной, выбежав из дверей школы. Можно было подумать, что я сделан из воздуха. После нескольких таких встреч мне захотелось коснуться своего лица, чтобы убедиться, что оно все еще на месте. Как часто, будучи рабом, я мечтал стать таким невидимкой! Однако то, что случилось теперь, далеко превосходило мое воображение.

Я старался упорядочить мысли, но после разговора с Рисом не мог связать и пары из них в обычной последовательности. Каждый раз, когда я доходил до Риса и Исанны и их сделки с демонами, мое сознание мутилось и я мог думать только о простых вещах.

О чем они говорят друг с другом? Рис всегда любил шумное общество и веселье. Исанна предпочитала одиночество и тихие радости. Какое вино он преподнес ей на помолвке? Исанна любила сладкие красные вина, Рис презирал эти «детские компоты». Он пил только сухие белые вина. Выдержанные. Идиот, ну какая тебе разница?

Раздраженный своей неспособностью сосредоточиться, я быстро пошел вперед, и к тому моменту, когда я приблизился к кромке леса, то уже бежал. Бежал все быстрее и быстрее, сначала по широкой тропе, потом по узеньким дорожкам, по которым недавно гнался за Александром. И чем быстрее я бежал, тем лучше мне думалось.

Узнать, что демоны действительно работают теперь вместе и один из них заключает сделки от имени остальных, было само по себе удивительно. Но кроме этого новшества в мировом устройстве, что, скажите мне, заставило Риса пойти на договор с ними? Он всегда был резок и скор. От этого его обучение все время стопорилось. Галадон уже отчаялся научить его думать, прежде чем делать что-либо. Конечно, время и жизнь заставили его быть сдержаннее. Работа с Исанной, сильным, уравновешенным, строгим партнером, тоже помогла. Он не пошел бына сделку, не посоветовавшись. Пока мои ноги увязали в сырой земле, перед моим взором проходили видения. Ничего волшебного. Просто воспоминания. Рис…

Я завидовал Рису из-за его роста. Когда нам было по десять лет, он уже был на голову выше меня, а его плечи в два раза шире. Если мы оба станем Смотрителями, он всегда будет на шаг впереди благодаря своей комплекции. Это было несправедливо, ведь я не виноват, что родился именно таким. Но в тот день, когда мы решили исследовать пещеры у источника Валдиса, рост и крепкие плечи оказались не так уж важны. Мы слышали об анфиладе пещер, стены которых были покрыты прозрачными разноцветными кристаллами. Анфилада шла за пещерой с горгульей, до которой могли добраться все. Но чтобы попасть в другие пещеры, нужно было проползти почти пол-лиги по низкому тоннелю, потом распластаться по стене и протиснуться в низкую и узкую щель. Я легко проскользнул в нее, потом поднял руку, освещая стены и призывая Риса поторопиться, – никогда еще не видел такой красоты, как в той сияющей и переливающейся пещере.

– Сейонн, погоди!

– Иди же сюда! – кричал я. – Там дальше еще пещеры. Они словно из алмазов.

– Я не могу пройти. Вернись.

Я не хотел возвращаться. Я уже почти протиснулся в следующую пещеру, стены, пол и потолок которой были покрыты сиреневыми кристаллами.

– Сейонн, помоги! – Паника в голосе моего друга заставила меня поспешить обратно. Он остался в темноте, напуганный вероятностью навсегда остаться застрявшим в расщелине под землей. Он даже забыл, как сделать себе свет, самое простое заклинание, которое все эззарийцы знали с малолетства. Он сумел протиснуть в щель голову, а потом плотно застрял. Одна рука осталась над головой, другая внизу, сверху его не пускал каменный выступ. Он сказал, хватая ртом воздух, что его грудь так крепко сжата, что он с трудом дышит. После десяти минут обследования, когда я все время просовывал голову в ту же щель, только под его головой, я понял, что ему мешает кожаный мешок, висящий за спиной. В мешке мы несли столь важные и прекрасные вещи, как сыр, хлеб, орехи, яблоки, а еще веревку и конфеты.

– Похоже, придется отрезать тебе яйца, чтобы ты смог пройти, – сказал я серьезно, доставая из чехла нож.

Глаза Риса, и без того расширенные от страха, едва не вылезли из орбит.

– Валдис милостивый! – завопил он.

Я освободил зацепившийся ремень мешка, потом отпустил его, и Риса вынесло из щели, словно кто-то смазал его маслом. Он перевалился через меня, мой нож отлетел куда-то вбок, наши припасы раскатились во все стороны.

– Твои яйца, – повторил я, и мы покатились от смеха. Еще час мы веселились в чудесной пещере, зажигая волшебные огни на прозрачных кристаллах и восхищаясь творением природы. В тот день он поклялся, что, когда мы вырастем и станем сражаться с демонами, он никогда не предаст меня, даже если ради моего спасения ему придется отрезать мне яйца.

Я побежал еще быстрее, подгоняемый беспокойством, смущением и болью в сердце. После шестнадцати лет в цепях, чувствуя только боль и одиночество, запрещая себе вспоминать… Даже когда в боку у меня закололо, словно Даффид вонзил в него свое копье, ноги стали подгибаться, а дыхание совсем перехватило, даже тогда я не смог остановиться.

Что мне делать с Александром? Исанна сказала, что разрушение зашло слишком далеко, чтобы спасать его. То же самое сказал и Галадон. Но вдруг на них повлияла личность принца, как он и предполагал? Сказали бы они то же самое, если бы он не был дерзийцем? Если за эти шестнадцать лет все так изменилось, могу ли я верить, что они остались по-прежнему великодушны?

Не осознавая своих действий, я начал контролировать дыхание и биение сердца, успокаивая их, уговаривая мышцы расслабиться, работать ровно. Мои мысли вернулись к Рису. Что он наделал?

Я открыл глаза и увидел облака. Или туман. Или что-то, такое же серое. Роса покрывала мой лоб, каплями стекая по голой груди… по всей обнаженной коже. Где моя одежда? Смущенный и растерянный, я не мог понять, в каком положении я нахожусь. Я не ощущал под ногами землю и пытался нашарить ее руками.

Где я? Где я был в последний раз, когда осознавал происходящее?

Упражнялся, разумеется. Когда я был где-нибудь еще?

– Айф? – Я не посмел произнести имя Исанны. Галадон отстранит меня на неделю, если заметит такое неслыханное нарушение дисциплины. На неделю… Это не упражнение, это испытание. Это было последнее испытание из тех, что я уже прошел за последние пять дней. Я сделал шаг сквозь завесу огня и оказался… Вердон, спаси! Я уже умер?

– Айф! Учитель! – Я шарил руками и вертелся, чувствуя, что мои руки удерживает что-то мягкое. Демоны? Духи загробного мира? Я снова попытался пошевелить руками, но их по-прежнему удерживало что-то… Смех. Сначала негромкий, потом все ближе и яснее, и все жизнерадостнее. – Святой Вердон! – произнес я невнятно. – Покажи мне свет, если я должен остаться здесь!

– Покажите ему свет!

– Он хочет света!

– Прекрасно. Помни, ты сам этого захотел.

– Покажем ему!

Прямо передо мной чья-то рука зажгла факел, очень крепкая рука, с толстыми пальцами, сжимающими кубок, наполненный золотистым вином. Кроме руки, факел осветил пару густых бровей, а под ними сияющие глаза, в которых было что-то рыбье.

– Может, хочешь этого? – поинтересовался обладатель глаз, протягивая мне бокал. – Вердон прислал тебе это и сказал, что заберет тебя позже. А сегодня тебе придется остаться здесь.

Разумеется, туман их заклятия-шутки рассеялся. Я оказался рядом с ярко пылающим костром, одетый только в облако дыма. Все они весело смеялись: Рис, Хоффид, моя сестра Элен, Гарен… и Исанна, которая сидела на камне чуть в стороне и внимательно разглядывала меня. Она подняла свой бокал, пока я стоял замерев и глядел на нее:

– Я всегда считала, что Смотритель выглядел бы куда внушительнее голый. Но Галадон утверждает, что он прошел испытание, так что придется отдать ему то, что полагается.

Пока я безуспешно пытался чем-нибудь прикрыться, Рис, Гарен и Элен покатывались со смеху. Наконец Рис бросил мне темно-синий плащ Смотрителя:

– Мы пытались надеть его на тебя, пока ты был скромненько прикрыт туманом, но ты так брыкался, что мы побоялись. – Он поднял свой бокал. – Поздравляю, мой друг. Ты самый юный из всех Смотрителей, когда-либо проходивших испытание. Не знай ничего, кроме побед, и пусть оружие врага не оставляет на тебе ран!

– Ура, ура! – подхватили остальные, поднимая бокалы. На губах Исанны заиграла редкая для нее улыбка. Она так много лет провела под неусыпным оком королевы Тарьи, которая контролировала каждый ее шаг. Она никогда не общалась с другими детьми, не ходила в школу. Она совсем недавно начала осваиваться в компании моих друзей. Все были страшно изумлены, когда обнаружили в ней удивительное чувство юмора. Я был почти уверен, что это «снятие покровов» – ее идея.

После всех этих переживаний и смущения, после общего веселья Исанна ушла упражняться, за ней потянулись и остальные. У костра остались только мы с Рисом. Мы молча сидели рядом, прислушиваясь к звукам ночного леса. Рис нарушил молчание:

– Ты обошел меня, Сейонн. Я не могу сейчас пойти с тобой одним путем, участвовать в битве. Но я пойду за тобой, как только у меня получится. Оставь для меня парочку демонов. – Мы взялись за руки и произнесли друг другу нашу клятву Смотрителей. Мы верили, что это самые важные слова в мире.

Я стал делать более длинные шаги и побежал еще быстрее. Деревья по сторонам замелькали.

– …Что ты сказал ей? Я испугался, что она обрушит тебе на голову кусок скалы! – Рис сидел на траве рядом с обрубком бревна, на котором совсем недавно сидела Исанна. Я все еще переживал высказанные ею злые слова.

– Я только сказал, что мне необходимо вернуться в Кол'Дайат на несколько дней, чтобы прочистить мозги. Вот и все.

– Как ты сможешь оставаться там один? Камни, ветер, ни веточки, ни пучка травы. Меня в дрожь бросает.

– Последние несколько сражений тяжело дались мне, – пояснил я. – Мне необходимо восстановить равновесие, и я не хочу, чтобы кто-нибудь был со мной.

– Но у тебя перед глазами была бы самая прекрасная, умная и обаятельная девушка в Эззарии. Она так долго находилась под властью Тарьи и Галадона, она готова раскрыться… и ты станешь тем счастливчиком, для которого все это произойдет. Ты безумец, если оставишь ее одну хоть на миг.

Почему никто не понимает?

– Иногда мне необходимо побыть одному. Я сражался шестьдесят раз за шесть месяцев. Порой мне чудится, что я не смогу сделать следующий вдох, если я не окажусь подальше от деревьев… и вообще от всего. Мне нужно только несколько дней. Тогда я снова приду в норму.

Рис пересел поближе ко мне. Он положил голову на руки, задумчиво жуя длинную соломинку.

– Ты только что заявил, что хочешь оказаться подальше от самой прекрасной девушки в мире, чтобы вдохнуть полной грудью? Что ты тратишь на нее слишком много времени, хотя прошло всего три недели, с тех пор как ты уезжал в последний раз? Ты совершенно безумен.

– Нет, это не так.

– Но это то, что ты сказал, и то, что она услышала. Если Галадон решит, что мы, обладатели небольшого таланта, все же достойны называться Смотрителями, мне придется создать Ворота для твоей души, чтобы найти там демона. Если это не он, что же тогда?

– Есть кое-что еще. Со мной происходит что-то странное. Изменения. Огромные… словно я готов открыть какую-то дверь в себе, которой не замечал раньше. Я вот-вот открою ее… но когда рядом Исанна, я не могу думать ни о чем, кроме нее. Я привязан к ней, Рис. И пока это так, я безумен. Но по-настоящему я сойду с ума, если не смогу понять, что во мне происходит. Для этого я должен остаться один.

– Ты объяснил ей это?

– Я не могу. Она станет беспокоиться. – Дело даже не в ее беспокойстве. Она станет спрашивать, будет пытаться помочь и понять, она заставит меня признаться, что во мне растет и крепнет дурацкое ненормальное убеждение, будто я могу прыгнуть со скалы и не разбиться. Я никому не говорил об этом… и о том, что когда бы я ни поднимал меч, мои лопатки начинают нестерпимо ныть, так что я готов закричать. Они бы решили, что я сошел с ума или заболел, и отстранили бы меня от сражений. Я не хотел такого. Я должен справиться с этим один.

– Похоже, что ты все-таки хотел бы, чтобы она была с тобой.

– Конечно, хотел бы. Я хочу быть с ней каждую минуту. Хочу касаться ее… телесно и духовно. Хочу слышать ее ушами и видеть ее глазами, мир становится прекраснее, когда я делю его с ней. Но когда я делаю шаг через Ворота, то оставляю ее за спиной. Что, если возьму слишком много от нее с собой и демон увидит ее? Что, если вдруг начну думать о ней или беспокоиться за нее? Я должен работать один и должен иногда оставаться один. Не понимаю, как объяснить ей это, не приводя ее в ярость. Никак не могу подобрать нужные слова – прошло столько времени, прежде чем она раскрыла передо мной свое сердце. Больше всего я боялся потерять ее доверие или доступ в ее мир, что было одним и тем же.

Рис наклонился и сжал мое колено, словно пытаясь разбудить меня:

– Что, если я поговорю с ней? Я еду на юг на несколько дней навестить бабушку. Предложу Исанне поехать со мной, пока ты сидишь в своем изгнании. Скажу, что у Кассиды, кажется, есть дар к поиску, нужно, чтобы Исанна взглянула.

Очень хотелось согласиться. Рис куда лучше меня умел объяснять. Но это было бы трусостью.

– Нет. Я должен объяснить ей сам. К тому же она по-прежнему тебя недолюбливает.

Рис вскочил на ноги, не обращая внимания на мой слабый протест:

– Не волнуйся. Поезжай чинить свою голову. Я позабочусь о ней вместо тебя. Я расскажу ей, что ты самостоятельный сукин сын, который никогда не позволяет помогать ему и что она может воспользоваться твоим отсутствием, чтобы развлечься. Все будет прекрасно. Она полюбит меня.

Дорожка пошла в гору, но я не замедлил бега. Я легко перепрыгивал через ручейки и поваленные деревья, попадавшиеся мне на пути. Ясность мысли. Память. Боль, которую они причиняли мне, была сильнее боли от кандалов и кнута. Вся моя жизнь сосредоточилась сейчас в беге, все барьеры рухнули под напором пришедшего вдруг понимания.

Руки мои горели. Изнутри и снаружи. Изнутри из-за напрягавшихся долгое время мускулов, уставших, двигавшихся только благодаря воле и крайней необходимости. Снаружи из-за нескольких десятков ран, оставленных мечом, ножом, копьем. Некоторые из них, самые глубокие, сильно кровоточили. В бедре засел наконечник копья, от которого моя правая нога почти перестала слушаться. Отовсюду веяло смертью: воинов тошнило от ужаса и боли, их выворачивало наизнанку, когда они видели, во что превратились их друзья и подруги, отцы, братья…

Если Рис не появится прямо сейчас, я лягу вместе с остальными. Сколько времени прошло, с тех пор как он ушел за подмогой?

Я развернулся и выбил кинжал из руки плосколицего дерзийца, он упал на двух тридян, отрубивших недавно руки моим друзьям. Я развернулся вместе с мечом к манганарцу, одновременно всаживая нож в кого-то еще и сразу же прицеливаясь в сердце второго дерзийца, который думал, что я не замечаю его. Стрела была у меня только в правой ноге, но я сделал ошибку, когда задел ее древко другой. Я приказал ногам не подгибаться и заревел, когда наконечник ушел глубже и коснулся кости. Не было смысла сдерживать крик, если он мог хотя бы удивить кого-нибудь из наседающих на меня врагов. Гордость сейчас была неуместна.

Смотри им в глаза.

Этот плосколицый перевел взгляд, давая мне понять, что за моей спиной кто-то есть. Я развернулся снова, на этот раз помня о наконечнике и широко расставляя ноги.

Манганарец забеспокоился. Прекрасно. Но отчего? Уж не из-за выбивающегося из сил Смотрителя, который держится только силой духа. Вон там… на вершине холма, силуэты на фоне дымного оранжевого заката. Я переключил свое внимание на готового смять меня всадника, но перед моим мысленным взором оставалась прежняя картина. Широкие квадратные плечи. Рядом с ними облако темных волос с рыжеватыми прядями. Рис и Исанна спешат мне на помощь. С ними еще человек пять-шесть. Этого будет достаточно.

С новыми силами, данными мне надеждой, я отбил атаку наседавшего слева дерзийца, снова развернулся к всаднику.

Всего минута… несколько секунд потребуется им, чтобы создать заклинание… произойдет замешательство, я успею справиться с этими шестью… семью воинами.

– На колени, варвар. – Жар под ребрами слева внезапно остановил меня. Кровь медленно стекала по боку, еще одно движение, и копье вопьется глубже. Мига колебания хватило. К моему горлу уже приставили кинжал, кто-то схватил меня за волосы, едва не выдрав их с корнем.

– Ну что ж, жаль убивать такого! Будешь вытирать наши задницы своими чистенькими эззарианскими пальчиками!

«Скорее! Сделай это скорее, Рис!» – безмолвно кричал я, пока плосколицый дерзиец заставлял меня опускаться на колени, упирая мне в бок свой меч. Я выронил свой меч и пытался сам сотворить заклятие. Хоть что-нибудь. Но двадцать дней на поле битвы, трое суток без сна, горе утраты схватили мой разум своими свинцовыми пальцами. Я не смог бы породить даже блуждающего огонька. Единственная моя надежда была на вершине холма.

«Их только несколько человек, – подумал я. Основная часть врагов далеко отсюда, они занимаются нашим левым флангом».

Стервятники радостно кричали в предвкушении обеда, на моих запястьях защелкнулись кандалы, один из дерзийцев наклонился и поднял с земли кнут. И тут я увидел. На какой-то миг я снова увидел широкие плечи и каштановые рыжими прядями волосы, и в следующий миг, когда первый удар содрал полоску кожи с моих плеч, я заметил, как они повернулись ко мне спиной и исчезли за холмом…

Все выше и выше. Тропинка, сужаясь, петляла между камней. Теперь я уже не думал, просто бежал. И когда оказался на краю утеса и мне некуда больше стало бежать, я упал на колени на обочине этого замороженного, освещенного холодным солнцем мира и зарыдал в голос.