Глава 10

1

В конце ноября мистер Тодхантер вернулся в Англию, преодолев расстояние от Японии со всей мыслимой быстротой. До суда над Винсентом Палмером оставалась еще неделя. Об этом он узнал из английской газеты, купленной в Кале перед самой посадкой на пароход. Решив, что часок-другой ничего не изменят, с вокзала Виктория мистер Тодхантер направился в Ричмонд, оставил там свой багаж, поздоровался с кузинами и миссис Гринхилл, а потом уехал в Скотленд-Ярд.

Было уже половина пятого, когда он туда прибыл — в твердой уверенности, что находится в самом конце своего путешествия, готовый к аресту и казни. Никакой паники, одно легкое беспокойство. Что касается аневризмы, ее состояние, по всей видимости, было примерно таким же, как в тот момент, когда он оставил Англию; разумеется, во время круиза мистер Тодхантер всячески оберегал ее, воздерживался от чрезмерных нагрузок и не прикасался к спиртному. Вояж определенно пошел ему на пользу. Душа его обрела покой, с успехом не подпуская к себе мисс Норвуд; лишь изредка та являлась к нему во сне. Известие об аресте Палмера взбудоражило его не на шутку, он винил себя в том, что уехал за границу, не сумев предвидеть такой промах со стороны следствия, — но, разумеется, еще немного, и ошибка будет исправлена. Если обойдется без волокиты, Палмер к ужину будет уже на свободе.

— Мне нужно видеть следователя, которому поручено дело Норвуд, — пробормотал мистер Тодхантер, обращаясь к рослому полицейскому у дверей Скотленд-Ярда.

— Стало быть, старшего инспектора Морсби, — дружелюбно отозвался полицейский. — Заполните этот бланк, сэр, и укажите, по какому вопросу он вам понадобился.

Мистер Тодхантер, тронутый таким дружелюбием, положил на стол свою бесформенную шляпу и послушно заполнил бланк. В качестве повода, по которому он собирался побеспокоить старшего инспектора Морсби, он указал «важные сведения касательно смерти мисс Джин Норвуд».

Затем рослый полицейский предложил мистеру Тодхантеру присесть и удалился.

Минут десять спустя он известил мистера Тодхантера, что старший инспектор Морсби вскорости его примет.

Получасом позже в ответ на запрос мистера Тодхантера полицейский поведал, что старший инспектор Морсби — очень занятой человек.

Лишь через двадцать минут после этого мистера Тодхантера допустили пред ясные очи старшего инспектора Морсби.

Из-за простого стола поднялся ему навстречу дородный человек с обвислыми моржовыми усами. Он с подчеркнутой сердечностью поздоровался с мистером Тодхантером за руку, предложил стул и осведомился, чем может помочь.

— Это вы расследуете… мм… дело Норвуд? — осторожно начал мистер Тодхантер. Не хватало еще, чтобы после такого долгого ожидания он попал не к тому, кто нужен.

— Я, сэр, — учтиво подтвердил старший инспектор.

Мистер Тодхантер потер макушку. Пафоса он не терпел, но трудновато изложить новость такой жизненной важности, не впав в некоторый драматизм.

— Я, знаете ли… в последнее время я находился за пределами Англии. Лишь несколько недель назад… по сути дела, в Японии… я узнал об аресте мистера Палмера. Это известие потрясло меня, — заплетающимся языком проговорил мистер Тодхантер.

— Да, сэр? — с бесконечным терпением поощрил его старший инспектор. — Отчего же известие об аресте мистера Палмера потрясло вас?

— Ну как же… оттого что… видите ли… — замямлил мистер Тодхантер безо всякого драматизма, — оттого что это я застрелил мисс Норвуд.

Старший инспектор уставился на мистера Тодхантера, а тот — на старшего инспектора. К вящему удивлению мистера Тодхантера, Морсби не бросился доставать наручники и защелкивать их на его костлявых запястьях, которые он уже готов был протянуть. Вместо этого инспектор произнес:

— Так-так. Значит, это вы застрелили мисс Норвуд, сэр? Ай-ай-ай! — Он покачал головой, словно говоря, что мальчишество есть мальчишество, но взрослым полагается вести себя соответственно.

— Э-э… да, — озадаченно подтвердил мистер Тодхантер.

Похоже, старший инспектор нимало не удивился. Он даже не взволновался нимало, хотя дело против Винсента Палмера разваливалось у него на глазах. Он лишь покачивал головой укоризненным образом да подкручивал кончик уса.

— Я хочу сделать признание, — решительно сказал мистер Тодхантер.

— Да, сэр, а как же, — ласково отозвался старший инспектор. — То есть вы совершенно уверены, что хотите этого?

— Разумеется, я уверен, — удивился мистер Тодхантер.

— Вы хорошо все обдумали? — настаивал старший инспектор.

— Я думал об этом всю дорогу из Токио в Лондон, — огрызнулся мистер Тодхантер.

— Видите ли, взять на себя убийство — дело очень серьезное, — добродушнейше указал старший инспектор.

— Конечно, серьезное! Такое же серьезное, как убить. Такое же серьезное, как арестовать невиновного.

— Ну хорошо. — С выражением смирения на лице, весьма удивившим мистера Тодхантера, старший инспектор придвинул к себе блокнот и взял карандаш на изготовку. — Я вас слушаю.

— А разве не следует оформить мое заявление официально, чтобы я мог его подписать? — осведомился мистер Тодхантер, вспомнив, чему учат учебники по криминалистике.

— Сначала просто все расскажите. Если понадобится, протокол составим потом, — словно ребенку, пояснил ему старший инспектор.

Запинаясь, мистер Тодхантер начал свое повествование. Надо признать, рассказывал он плохо, но только отчасти потому, что ему мучительно было говорить на эту тему. Мешало еще то, что необходимо было исключать из числа действующих лиц Фарроуэя с его семейством.

— Так, — произнес старший инспектор, когда мистер Тодхантер кое-как подвел свой рассказ к не слишком убедительному финалу. Насколько тот мог судить, старший инспектор не сделал в блокноте ни единой пометки. — Так. Но почему вы решились застрелить мисс Норвуд? Вот что мне непонятно.

— Ревность, — горестно пояснил мистер Тодхантер, сам понимая, как неубедительно это звучит. — Выше моих сил было… э-э… делить ее с кем-то еще.

— Еще бы. Но разве возникал вопрос о… дележке? Если я правильно вас понял, сэр, вы встречались с мисс Норвуд всего раз или два. Хотите ли вы сказать, что во время одной из этих встреч вам было оказано… хм… особое расположение? — деликатно осведомился старший инспектор.

— Мм… нет… То есть не вполне, но…

— Но вы на это надеялись?

— Именно, — благодарно согласился мистер Тодхантер, — именно что надеялся.

Если старший инспектор и счел, что пылкого любовника мистер Тодхантер напоминает меньше всего на свете, свое мнение он оставил при себе.

— Следовательно, вопрос о дележке, по сути дела, не возникал, поскольку своей доли у вас, так сказать, никогда не было?

— П-пожалуй.

— И вы говорите, что убили ее прежде, чем смогли добиться своей доли? По существу, убили ее, продолжая питать надежду?

— Ну, если вы так ставите вопрос… — с сомнением отозвался мистер Тодхантер.

— Я никак не ставлю вопрос, сэр. Я просто повторяю ваши слова.

— Мы поссорились, — с жалким видом сказал мистер Тодхантер. — Такая была… мм… любовная ссора.

— А, вот оно что! Бурная?

— Весьма.

— Кричали друг на друга и все такое?

— Конечно.

— И в котором часу это было, сэр?

— Думаю, — неуверенно произнес мистер Тодхантер, — думаю, без четверти девять.

— И в разгар ссоры вы застрелили ее?

— Да.

— И она не пыталась побежать к дому, спрятаться и прочее в том же духе?

— Нет, — удивился мистер Тодхантер, — не пыталась.

— Ну, вы бы заметили, если б пыталась, верно?

— Безусловно!

— Тогда чем вы объясните тот факт, что она разговаривала с горничной в доме в девять часов, сэр? По вашей версии, к этому времени она уже умерла.

— Это не версия, — рассердился мистер Тодхантер. — Я говорю вам правду. Могу ошибиться примерно на четверть часа, но это не важно. Из того, что я говорю, вы не можете не понимать, что в главном я прав. К примеру, я могу точно описать, как все выглядело, когда я оттуда ушел. Мисс Норвуд лежала… — И мистер Тодхантер описал мизансцену как мог подробно. — На столе стояло два бокала, — торжествуя, добавил он. — Я вытер отпечатки только с одного из них.

— А почему со второго не вытерли? — грубовато поинтересовался старший инспектор.

— Я потерял голову, — признался мистер Тодхантер. — Мне послышался шум… сова ухнула… и я кинулся оттуда со всех ног. Но сам факт того, что мне известно, что один бокал был вытерт, а второй — нет, доказывает, что я был там! — К этому времени мистер Тодхантер не мог уже не сообразить, что болван инспектор с величайшим скептицизмом отнесся к его исповеди.

— Да, несомненно, — принялся играть карандашом инспектор, уложив его поперек своего толстого короткого пальца так, чтобы тот сохранял равновесие, чем вызвал крайнее раздражение у своего собеседника. — Вам случается читать газеты, мистер Тодхантер? — вдруг беспечно поинтересовался он.

— Нет. То есть да. Обычно я — да, читаю. Но по этому делу — нет.

— Отчего ж так?

— Мне было неприятно, — с достоинством ответил мистер Тодхантер. — Застрелив женщину, которую я… мм… любил, я не имел желания видеть, как пресса делает из этого сенсацию… Но почему вы спрашиваете? — вдруг встревожился мистер Тодхантер. — Неужели про два бокала говорилось в газетах?

Старший инспектор кивнул:

— Да, сэр. Как и все прочие подробности, которые вы мне сообщили. Абсолютно все.

— Но это же я сделал! — вышел из себя мистер Тодхантер. — Черт возьми, я застрелил ее! Не может быть, чтобы я не смог доказать это. Задавайте вопросы! Расспросите о том, что не попало в газеты!

— Хорошо, сэр. — Старший инспектор подавил зевок и принялся спрашивать мистера Тодхантера о том, как расположен амбар относительно дома, летнего домика, стоящего где-то неподалеку, и о прочих топографических обстоятельствах.

Мистер Тодхантер, не в силах ответить толком, лихорадочно оправдался тем, что видел это место всего один раз, ночью. Тогда инспектор поинтересовался, что он сделал с револьвером после того, как выстрелил.

— Револьвер в ящике… — И тут мистер Тодхантер хлопнул себя по лбу: — Ха! Вот оно, доказательство! — вскричал он. — Господи, как я мог забыть! Сейчас я докажу вам… Если вы, старший инспектор, согласитесь съездить со мной в Ричмонд, я представлю вам неопровержимое вещественное подтверждение тому, что я говорю правду. У меня дома хранится бриллиантовый браслет, который я снял с руки мисс Норвуд сразу после того, как она… мм… скончалась.

Впервые за все время разговора инспектор несколько оживился.

— Браслет? Будьте добры описать его, сэр.

Мистер Тодхантер описал.

— Нам сообщили о пропаже браслета, — кивнул инспектор. — А он, значит, у вас?

— Я не знал, что пропажа замечена, но теперь браслет… да, у меня.

Старший инспектор нажал на кнопку на своем столе.

— Я отправлю с вами в Ричмонд сержанта, сэр. Если ваши слова подтвердятся, нам придется заняться этим делом всерьез.

— Я рассказал вам чистую правду, — внушительно произнес мистер Тодхантер, — и настоятельно советую отнестись к рассказанному серьезно. У вас в тюрьме невиновный! Если его предадут суду, я выступлю на процессе, и обвинение потерпит фиаско.

— Несомненно, несомненно, — отозвался невозмутимый старший инспектор. — Мы проследим за этим, мистер Тодхантер.

Сержанту, когда он прибыл, были даны соответствующие указания, и, получив под свою опеку мистера Тодхантера, тот повел его вниз. К удовлетворению мистера Тодхантера, их ждала полицейская машина.

— Полагаю, я арестован? — осведомился он не без самодовольства, когда машина, осторожно сунувшись за ворота, влилась в поток транспорта на Уайтхолл.

— Ну, я бы так не сказал, сэр, — ответил сержант, похожий на армейского инструктора строевой подготовки.

Больше он так ничего и не сказал. До Ричмонда они ехали почти в полном молчании: мистер Тодхантер — встревоженный и возбужденный одновременно, а сержант — напоминая чучело морского льва выражением физиономии, за которой могли кипеть (а могли и не кипеть) сложные чувства.

Мистер Тодхантер открыл дверь своим ключом и, жестом попросив спутника не шуметь, первым поднялся по лестнице. Полицейская машина осталась ждать, — надо полагать, для того, чтобы доставить его в тюрьму. Мистер Тодхантер смутно представил, как его выводят из дома, может быть, даже в наручниках, по бокам сержант и водитель в штатском…

Потянув время, чтобы выбрать нужный ключ, мистер Тодхантер открыл ящик комода. Там под стопкой носовых платков лежал револьвер. Мистер Тодхантер вынул его и протянул сержанту.

Сержант переломил ствол и глянул в него опытным глазом.

— Он чист, сэр.

— Ну конечно, я же его вычистил, — пробормотал мистер Тодхантер, роясь в ящике.

— Я про то, что из него никогда не стреляли.

Мистер Тодхантер бросил рыться и уставился на сержанта.

— Как это никогда?.. Стреляли!

— Из этого — никогда, сэр, — несгибаемо повторил сержант.

— Как же так… — И тут мистера Тодхантера осенило. — О Боже! — пробормотал он. — О Боже! — Он помедлил, не зная, как быть. — Э-э… послушайте, сержант, может быть, вы вправе ответить на один мой вопрос? Скажите, у Винсента Палмера обнаружили револьвер?

— Да, сэр.

— И это был револьвер, из которого недавно стреляли? Прошу вас, ответьте мне! Это чрезвычайно важно.

— Магистратному суду были представлены убедительные доказательства того, что из револьвера, принадлежащего мистеру Палмеру, незадолго до изъятия был произведен выстрел, — бесстрастно провозгласил сержант.

— Да, и это был мой револьвер! — в отчаянии воскликнул мистер Тодхантер. — Я случайно перепутал его с револьвером мистера Палмера, на следующее утро после убийства. Понимаете ли, я пытался избавиться от улик… Мне и в голову не пришло, что его могут заподозрить. Я заслуживаю осуждения, да, безусловно… Это было преступно! Но именно это я сделал: невольно подменил револьвер.

— В самом деле, сэр?

— Я могу это доказать. Есть свидетель. При этом присутствовала миссис Фарроуэй. Это произошло в ее квар… — смолк мистер Тодхантер на полуслове: сержант, мрачный сержант во весь рот улыбался.

— Хорошо, но все-таки где же браслет, сэр?

— Ах да, браслет. Вот тут вам меня не обойти! — почти с вызовом заявил мистер Тодхантер и вернулся к ящику комода. Через две минуты все его содержимое валялось на полу. Через три на пол отправилось содержимое всех остальных ящиков. Наконец, перерыв все, мистер Тодхантер, отчаявшись, прекратил поиски. — Он пропал, — объявил он. — Ничего не понимаю… Наверное… наверное, его украли.

— Пропал, да? — переспросил сержант. — Ну, в таком случае и я пойду. Всего хорошего, сэр.

— Но он же был тут! — вскричал мистер Тодхантер. — Это противоречит всякому здравому смыслу! Я застрелил эту женщину! Вы должны арестовать меня.

— Да, сэр. Конечно, сэр, — с редкой невозмутимостью подтвердил сержант. — Но не думаю, что мы вас сейчас арестуем. На вашем месте, сэр, я бы выбросил это дело из головы.

Минуту спустя несчастный мистер Тодхантер, стоя у окна, смотрел, как сержант усаживается в полицейскую машину, где дожидался его водитель. От мистера Тодхантера не укрылось, как сержант со значением постучал по виску и большим пальцем ткнул в сторону дома. Что сержант думает обо всем этом деле, сомнений не вызывало.

2

Через десять минут после этого фиаско мистер Тодхантер уже звонил своему поверенному.

— Документ, который вы мне оставили? — переспросил тот, слегка удивленный той резкостью, с какой мистер Тодхантер оборвал его приветствия, однако, как всегда, сдержанный и деловитый. — Да, помню. Он у меня, да… Что, простите, я должен сделать?

— Сейчас же отвезите его в Скотленд-Ярд, — громко повторил мистер Тодхантер. — Сию же минуту, понимаете? Попросите там, чтобы вас принял кто-то из начальства. Объясните ему, как к вам попал этот документ, и приведите точную дату, когда это случилось. Если понадобится, возьмите с собой клерка, пусть засвидетельствует. Настаивайте на том, чтобы документ прочли в вашем присутствии. Или, если сочтете нужным, зачитайте его вслух. А затем будьте любезны приехать сюда ко мне.

— Что все это значит, Тодхантер?

— Не важно, — отрезал мистер Тодхантер. — Делайте что сказано. Это вопрос жизненной важности и чрезвычайной срочности — большего я вам сказать не могу. Вы согласны?

— Согласен, — хладнокровно ответил поверенный. — Надо думать, у вас есть свои резоны. Я приеду в Ричмонд, как только смогу. До встречи.

— До встречи. — Мистер Тодхантер с облегчением повесил трубку. Бенсон — толковый малый, на него можно положиться. Если кто и способен вдолбить толику здравого смысла в головы этих недоумков, так только Бенсон.

И мистер Тодхантер уселся дожидаться поверенного.

Почти через три часа тот прибыл — сама опрятность и положительность в корректном черном пиджаке и полосатых брюках. Мистер Бенсон, старший партнер фирмы «Бенсон, Уиттейкер, Даблбед и Бенсон», был воплощенный образец семейного стряпчего.

— Ну что? — нетерпеливо спросил мистер Тодхантер.

Пользуясь своим положением близкого к семье человека, мистер Бенсон предпочел прежде всего высказаться от души. Окинув мистера Тодхантера взглядом сначала с головы до ног, а затем с ног до головы, он произнес:

— Вы сошли с ума, Тодхантер.

— Да нет же! — воскликнул мистер Тодхантер. — Я застрелил эту женщину.

Мистер Бенсон покачал головой и уселся, не дожидаясь приглашения.

— Пожалуй, нам стоит хорошенько все обсудить, — вздохнул он и с заботой о том, чтобы не повредить складке брюк, уложил ногу на ногу.

— Разумеется, стоит, — сверкнул глазом мистер Тодхантер. — Итак, с кем вы виделись?

— Со старшим констеблем Бакли, я с ним немного знаком и теперь жалею, что виделся. Уверяю вас: если бы я знал, о чем речь в этом вашем бесценном документе, я бы ни за что его туда не повез.

— Вот как? — язвительно усмехнулся мистер Тодхантер. — Значит, по-вашему, не следует помогать правосудию?

— Напротив, следует, и еще как следует, дружище. Именно потому я надеюсь уговорить вас воздержаться от глупостей. Насколько я понял, сегодня вы сами явились в Скотленд-Ярд и попытались склонить их к тому, чтобы вас арестовали. Очень жаль, что предварительно вы не проконсультировались со мной.

Усилием воли мистер Тодхантер взял себя в руки.

— Вы показали констеблю мое признание?

— Да, конечно. Я выполнил все ваши распоряжения.

— И что он сказал?

— Рассмеялся. О вашем визите ему уже доложили.

— Мое признание не убедило его?

— Ни в коей мере.

— А вас?

— Дорогой мой Тодхантер, напрасно вы считаете меня таким легковерным.

— Что вы хотите этим сказать?

Мистер Бенсон благодушно улыбнулся:

— Вы должны помнить, что перед тем, как вам отправиться в круиз, я составил ваше новое завещание. Мне известно, какой интерес вы испытываете именно к этому семейству, я помню, что вы предполагаете вскорости умереть, я знаю, что по натуре вы донкихот, и…

— Никакой я не донкихот! — громко и неучтиво перебил мистер Тодхантер.

Мистер Бенсон пожал плечами, отчего раздражение мистера Тодхантера вспыхнуло с новой силой.

— Послушайте, неужели вы в самом деле считаете, что я все выдумал?

— Я вполне в этом уверен, — с легкой улыбкой ответил поверенный. — Что касается документа, он, разумеется, не имеет никакой ценности. Я внимательно все прочел. Там нет ни одного факта, о котором вы не могли бы узнать из газет, там нет ни грана улик. Вы утверждаете, что сняли с убитой браслет, но не смогли предъявить даже его!

— Наплевать на браслет. Он найдется… Бенсон, что бы вы ни думали, я говорю правду. Я согласен, что доказать ничего не могу, но я на самом деле стрелял в эту женщину.

Мистер Бенсон медленно покачал головой:

— Мне очень жаль, Тодхантер…

— Вы мне не верите?

— Я слишком хорошо вас знаю. Я не поверил бы вам, даже если бы вы предъявили самые неопровержимые доказательства. Вы просто не в состоянии кого-то убить, не говоря уж о даме. Так что…

— Ладно, я докажу вам! — яростно посулил мистер Тодхантер. — А если не сумею, бедняга Палмер пойдет под суд за преступление, которого он не совершал. Мне необходимо переубедить полицию, а вы должны помочь мне.

Мистер Бенсон снова покачал головой:

— Увы, здесь я вам не помощник.

— Что такое?

— То, что вы слышали. Я не смогу действовать от вашего имени. Если вам угодно упорствовать в своей безрассудной затее, наймите себе другого юриста.

— Ну что ж, — поднимаясь, с достоинством отозвался мистер Тодхантер, — значит, нам больше не о чем говорить.

Мистер Бенсон тоже поднялся. У двери он помедлил.

— Мне очень жаль, Тодхантер…

— Надеюсь, еще сильнее вы пожалеете, когда повесят невиновного, — неумолимо бросил мистер Тодхантер.

3

Мистер Тодхантер одиноко сидел в библиотеке.

Две его преклонных лет кузины отправились почивать, покачивая седыми буклями и выражая сомнения, пошел ли вояж на пользу дорогому Лоуренсу, который на вид сам не свой, и мистер Тодхантер, предоставленный наконец себе, поник головой, пятнистой от старости, как страусиное яйцо, и принялся обдумывать свое положение.

Он и вправду был вусмерть расстроен и, разумеется, понимал, как и почему все это произошло. Из литературы он знал, что после любого шумного дела полицейским начинают докучать всякие неуравновешенные личности, которые являются в участки, чтобы взять вину на себя. Вот его и приняли как раз за такого сумасшедшего. Сознавать это было унизительно до чрезвычайности.

Однако с точки зрения Палмера, происшедшее было трагедией. Палмер невиновен. Уму непостижимо, как его могут приговорить. И все-таки… у полиции должны быть какие-то улики, иначе его бы не арестовали. Но что именно можно поставить ему в вину?

Мистер Тодхантер в отчаянии метнулся мыслями с вымышленного обвинения против молодого Палмера к своему вполне реальному преступлению и к тому, как вопиюще плохо он обставил свое признание. Возможно, он сделал ошибку, назвав мотивом ревность. Но что другое он мог назвать? Возможно, не так уж важно было стараться обойти всякое упоминание о Фарроуэе, тем более что причастность того к делу наверняка известна полиции. Однако привести истинный побудительный мотив было немыслимо. Мистер Тодхантер знал — ибо так утверждалось в тех трудах по криминологии, которые он прочел, — что полицейские лишены воображения. Поэтому он сразу решил, что рассказывать, что двигало им на самом деле, не стоит. Его все равно не поймут. Никто не поверит, что можно совершить абсолютно отвлеченное, абсолютно бескорыстное убийство ради почти незнакомого человека и его семьи. От этого не уйти: выложенная как на духу история звучит фантастически. Хотя если вспомнить, как она развивалась шаг за шагом, ничего фантастического в ней нет.

А ревность… Мистер Тодхантер был вынужден признать, что скверно сыграл свою роль. Ничуть он не похож на страстного, снедаемого ревностью любовника. Он и представления не имеет, что чувствует страстный ревнивец. Ревность, на его взгляд, вообще сущая глупость. Да, с ревностью он промахнулся.

Но, как бы то ни было, что же теперь делать?

Внезапно им овладела паника. Что, если аневризму разорвет раньше, чем он успеет убедить полицию в невиновности Палмера? Что, если Палмера, как это ни невероятно, признают виновным… повесят — за преступление, которого он не совершал и совершать даже не собирался! Одна мысль об этом наводила ужас. Мистер Тодхантер решил любой ценой держаться на плаву, пока не восторжествует истина. Чтобы не умереть, требовалось сохранять спокойствие. Но как тут не волноваться, черт побери?

И тут ему явилась вдохновенная мысль. Одна голова хорошо, а две — лучше. Надо найти доверенное лицо, раз от Бенсона нет толку, найти помощника. Кто бы это мог быть? И тут же явился ответ. Единственная подходящая кандидатура — Фёрз! Завтра же он увидится с Фёрзом и все ему выложит. Фёрз пользуется влиянием, он положит конец этой оскорбительной неразберихе.

Воспрянув духом, мистер Тодхантер взобрался в спальню, за-ради спасения жизни Палмера останавливаясь перевести дух на каждой ступеньке.

4

— Так, говорите, это вы ее застрелили?

— Я, — торжественно подтвердил мистер Тодхантер.

Фёрз поскреб подбородок.

— Эк вас угораздило! А ведь мне тогда и в голову не пришло, что вы это всерьез!

— Как же, и не могло. Так несообразно это звучало. По правде, — признался мистер Тодхантер, — в то время я и сам не был уверен, что это всерьез. Беда в том, что понемногу я свыкся с самой идеей убийства. Так что когда подвернулся как раз такой случай, как надо, я был уже почти что на полдороге.

— Любопытно… — кивнул Фёрз. — Несомненно, спланировать убийство — это наполовину его исполнить. Пожалуй, именно поэтому многие из нас тормозят как раз по эту сторону перекрестка: желание у нас есть, но нет охоты пройти остаток пути и осуществить его. А что касается вашего случая, право, не знаю, что тут можно предпринять.

— Надо что-то придумать, — настоятельно произнес мистер Тодхантер. — Мой олух-поверенный…

Они сидели в тесном кабинете Фёрза на улице Куин-Эннс-гейт. Когда Фёрз к десяти часам приехал на службу, мистер Тодхантер уже дожидался его в приемной.

— Прошу прощения, что отнимаю у вас время, — сообразил извиниться мистер Тодхантер. — Но вы сами видите, дело спешное.

— Да. Чертовски спешное дело. Но что я, по-вашему, могу сделать?

— Я надеялся на то, что вам удастся убедить полицию…

— Легко сказать, — нахмурился Фёрз. — На полицию могут воздействовать только улики, а у вас их как раз и нет. Знаете что, переговорю-ка я с Макгрегором. Он помощник комиссара и член моего клуба. Пожалуй, он нам поможет. Если ж нет… вот был бы у нас тот браслет, уже было бы легче.

— Не представляю, куда он мог подеваться, — повесил голову мистер Тодхантер. — Под присягой поклясться могу, что положил его в тот же ящик, что и револьвер.

— В таком случае прежде всего сосредоточьтесь на поисках. И хорошо бы вам попытаться добыть хоть сколько-то непротиворечивых свидетельств, которые легли бы в основу ваших показаний. Ясно, что полиция не поверила ни единому слову. Но если удастся доказать, что в тот вечер вы находились в саду мисс Норвуд, уже будет толк. Послушайте, а почему бы вам не позвонить Читтервику?

— Читтервику? — вяло переспросил мистер Тодхантер.

— Да, он ведь дока по этой части. По убийствам.

— Убийствам?.. А, вы имеете в виду расследование убийств. Да, конечно. Да, а как же… Что-то мне в этой связи припоминается… Господи, да я же с ним консультировался как раз в этой связи! Память моя совсем стала никуда!

— Так вот, позвоните Читтервику и спросите, возьмется ли он за это дело, а я через Макгрегора нацелюсь на Скотленд-Ярд. Не знаю, что мы на этом этапе еще можем сделать, но уверен, что-нибудь да выйдет… Разумеется, я исхожу из того положения, что вы в здравом рассудке и не страдаете от галлюцинаций. Вы действительно убили эту женщину?

— Никаких галлюцинаций, можете быть уверены! — Мистера Тодхантера передернуло. Он вспомнил безжизненное тело и алое пятно на белом атласе нарядного платья.

— Да, поскольку я знаю предысторию, поверить вам мне куда легче, чем полиции и вашему поверенному, — со свойственной ему откровенностью заявил Фёрз. — И разумеется, если дойдет до самого худшего, смогу подтвердить под присягой, что три месяца назад вы обдумывали убийство. То же касается и Читтервика, в известной степени.

— Надеюсь, вы не думаете, что дойдет до самого худшего? — встревожился мистер Тодхантер.

— То есть что беднягу Палмера повесят? Нет, не думаю! — живо ответил Фёрз. — Отнюдь. Тот оттенок сомнения, который бросит на его дело ваша история, на мой взгляд, послужит достаточным основанием, чтобы оправдать его.

— Как вы полагаете, что лучше — повидаться с поверенными Палмера или сначала переговорить с Читтервиком? — смиренно осведомился мистер Тодхантер.

— Позвоните Читтервику и возьмите его с собой к поверенным. Это заставит их отнестись к вам серьезней. Конечно, необходимо предуведомить их о том, что доказательств у вас подкрепить свои слова никаких, но вы сделаете все возможное, чтобы найти доказательства. Скажите им, что согласны выступить свидетелем на суде, и попросите их сотрудничать с вами всячески и всемерно. Они проявят готовность прибегнуть к вашему содействию, даже если сочтут вас безумцем. Хотя, конечно, не исключено, — задумчиво добавил Фёрз, — что адвокат посоветует им отказаться от такого свидетеля. Видите ли, ваша история звучит настолько фантастично, что может принести больше вреда, чем пользы. Впрочем, все зависит от того, насколько уверены они в положении своего доверителя.

— Да, понимаю… — пробормотал мистер Тодхантер, поблагодарил и откланялся.

5

Однако же он не позвонил Читтервику и не направился к поверенным, а взял такси и поехал в Мейда-Вейл, на встречу, о которой договорился перед тем, как уехать утром из дома.

На встречу с миссис Фарроуэй.

Со смерти мисс Норвуд прошло три месяца, и миссис Фарроуэй, как нетрудно было предположить, даром времени не теряла. Переждав неделю-другую, чтобы муж несколько пришел в себя от удара, она твердой рукой вернула его в семью, уладила его дела и увезла на север, домой, — и вернулась в Лондон одна, как только пришло известие об аресте зятя. Фарроуэй остался дома. У него, правду сказать, в разгаре был душевный надлом, и мистер Тодхантер, услышав об этом по телефону, счел, что для Фарроуэя это лучший выход из положения. Во всяком случае, теперь он ни у кого не путался под ногами, не мог выступить свидетелем на процессе и, следовательно, не мог выставить себя в глазах света в известной степени подлецом и полноценным болваном.

Миссис Фарроуэй, таким образом, приняла его одна, хотя и дала понять, что Фелисити дома, еще не вставала с ночи. От девушки, на пару с которой мисс Фарроуэй снимала квартиру, похоже, недавно удалось избавиться, поэтому вторая спальня оказалась в распоряжении миссис Фарроуэй, если ей понадобится переночевать в Лондоне.

Первыми же словами, обращенными к гостю, она выразила благодарность за то, что мистер Тодхантер сделал для ее дочери.

— О Господи! — воскликнул мистер Тодхантер. — Совсем из головы вон! Да-да, пьеса! Так, значит, она еще идет?

— Еще идет? — Миссис Фарроуэй рассмеялась. — Ну, право, другого такого импресарио, как вы, нет на свете! Пьеса имеет успех. Огромный успех! И Фелисити тоже. У нее теперь имя благодаря вам. Но неужели вы и впрямь ничего не знали?

— Видите ли, у меня вылетело из головы, что надо следить за прессой, — виновато ответил мистер Тодхантер. — И потом я уезжал… на Борнео.

— В таком случае могу сказать лишь, что мы все от души вам признательны, и попозже Фелисити непременно выйдет, чтобы поблагодарить вас. Надеюсь, вы понимаете, что заработали целое состояние?

— Целое состояние? — скрипуче засмеялся мистер Тодхантер. — Вот уж нет. Понятия не имел. А что, правда? Что ж, значит, не зря… Значит, этот человек… как его… Бадд, кажется… справился с делом?

— Мистер Бадд выше всех похвал. Он взял на себя аренду театра и… ну, пусть лучше Фелисити посвятит вас в подробности. А теперь присядьте, прошу вас, мистер Тодхантер, и расскажите, что за дело у вас ко мне.

Мистер Тодхантер, устроив свое несуразно длинное тело на хрупком стуле, вытянул ноги перед собой, сложил ладони так, чтобы подушечки пальцев соприкасались, и поверх них глянул на миссис Фарроуэй.

— Вы, конечно, знаете, что Винсент Палмер невиновен, — без обиняков начал он.

— Да, — недрогнувшим голосом ответила миссис Фарроуэй. — Я знаю это.

— И конечно, знаете, — твердо продолжал мистер Тодхантер, — что это я убил мисс Джин Норвуд. — Он взмахнул рукой, словно отметая все возражения. — Дело слишком серьезное, чтобы ходить вокруг да около, миссис Фарроуэй. Давайте поговорим начистоту. Это я убил мисс Норвуд — и сделал это по причинам, которые по сию пору нахожу убедительными. Я ни разу об этом не пожалел, не пожалею и после того, как завершится этот несчастный судебный процесс. Но я хочу, чтобы вы точно себе представляли, как это вышло, чтобы субъект вроде меня, совсем для этого не пригодный, совершил убийство. Дело было так…

И мистер Тодхантер во всех подробностях изложил свою версию событий, начиная с того, как он узнал, что жить ему осталось всего несколько месяцев, и до того, как мимоходом услышал от спутника в Токио, что Винсент Палмер арестован. Он повинился в путанице с револьверами, рассказал о визите в Скотленд-Ярд, упомянул, как беспокоит его то, что аневризма может вдруг разорваться и тогда он не успеет восстановить справедливость, и, наконец, сообщил, какие шаги наметил себе предпринять в ближайшем будущем.

— Я хочу, — самым убедительным тоном заключил он, — чтобы вы пересказали своим родным то, что я сейчас вам рассказал. В первую очередь, конечно, дочерям, но и мужу, если, разумеется, у вас нет против этого возражений. Справедливость требует, чтобы они знали, как обстоят дела; но помимо того, что справедливо, это еще и необходимо, настоятельно необходимо. Вы меня понимаете? — И мистер Тодхантер посмотрел миссис Фарроуэй прямо в глаза.

— Понимаю, — тихо ответила та, — я…

И вдруг, к невыразимому смущению мистера Тодхантера, она разразилась слезами, вскочила, схватила его руку, поцеловала ее и выбежала из комнаты. Для сдержанной в обычных обстоятельствах женщины такое поведение было удивительно. Но, впрочем, и случай был необыкновенный.

Посидев некоторое время в нерешительности, мистер Тодхантер решил, что разговор с Фелисити вполне может подождать до другого раза, схватил свою шляпу и на цыпочках вышел из комнаты, из квартиры и, наконец, из дома.

6

— Боже мой! — запыхтел мистер Читтервик в телефонную трубку. — О Господи… так-так-так… Да, а как же… Все, что в моих силах… Да, само собой… Боже, Боже!

— Значит, вы приедете? — уточнил мистер Тодхантер.

— Да, немедленно. Господи, как это ужасно! Слов нет!

— Именно, — сухо отозвался мистер Тодхантер и положил трубку.

— Боже, Боже! — квохтал мистер Читтервик. — Ах ты Боже, ты Боже мой!

Мистер Тодхантер взирал на него с укоризной. В последние полчаса мистер Читтервик мало что изрек, кроме этого. Мистер Тодхантер ждал от него совсем другого.

— Браслет, — с плохо скрытой досадой напомнил он.

— Ах да, браслет, — спохватился мистер Читтервик. Его круглое, розовое, как у херувима, лицо подобралось, пухлое тельце на глазах подтянулось. — Браслет. Да, безусловно, следует отыскать браслет, — убежденно заявил он.

 

Глава 11

1

Они расположились в собственной гостиной мистера Читтервика. Тот делил кров в Чизуике с престарелой теткой, которая, было время, вела его по жизни железной рукой и с неослабной суровостью, однако с тех пор как мистер Читтервик добился некоторой известности в обществе, он осмелел до того, что стряхнул путы и даже сумел отвоевать себе личную гостиную. Кроме того, где кнутом, а где пряником ему удалось принудить злобно и неустанно ворчащую старуху предоставить ему столько свобод, сколько ему хотелось, — что, впрочем, было немного, и пользовался он ими умеренно.

Мистер Читтервик побывал у мистера Тодхантера в Ричмонде и выслушал его печальный рассказ. Конечно, он сразу вспомнил, как безуспешно пытался мистер Тодхантер выудить у него имя возможной жертвы, и потому, подобно Фёрзу, ему не составило труда поверить ему. Он с готовностью согласился приложить все старания, чтобы помочь мистеру Тодхантеру в его на редкость затруднительном положении.

Совместно они нанесли официальный визит в юридическую контору, представлявшую интересы Винсента Палмера, где их принял старший партнер, иссохший старик, которого с трудом удалось убедить в том, что мистер Тодхантер настроен совершенно серьезно. Кое-как уразумев, что насущная задача визитера состоит в том, чтобы усесться на скамью — любую скамью в зале суда — и с этого места взять на себя вину в убийстве мисс Норвуд, мистер Феликстоу (ибо так именовали иссохшего джентльмена) охотно пообещал всячески содействовать тому, чтобы мистер Тодхантер добился желаемого, однако же с удручающим пессимизмом оценил его шансы на успех. Указав, что ввиду полного отсутствия доказательств, подтверждающих его правоту, присяжные вряд ли поверят мистеру Тодхантеру, а обвинители высмеют его прямо в зале суда, он не исключил и того, что судья, известный своей суровостью, обвинит его в издевательстве над судом. Мистер Феликстоу пообещал проконсультироваться самым деликатным образом у знающих людей насчет того, разумно ли привлекать к делу столь неоднозначного свидетеля, сам высказавшись в том смысле, что, учитывая все обстоятельства, лучше бы мистеру Тодхантеру повременить со своей затеей и не ошеломлять исполненный скептицизма мир своим признанием, покуда не будет вынесен приговор Палмеру, каковой, теплится некоторая надежда, может оказаться и оправдательным. Затем мистер Феликстоу подал мистеру Тодхантеру руку, подобную холодной вяленой рыбе, и поблагодарил его за визит. Не оставалось сомнений, что юрист не поверил ни единому его слову, сочтя его в лучшем случае дураком, а то, чего доброго, и безумцем. Да, с поверенными мистеру Тодхантеру не везло. Он так разъярился, что аневризма вновь оказалась в опасности.

И теперь, когда они сидели в гостиной мистера Читтервика, который всю дорогу из Линкольнз-инн в Чизуик клохтал не переставая, настроение мистера Тодхантера вряд ли много исправилось.

— Обед! — заслышав, как в холле пророкотал гонг, не без облегчения произнес хозяин.

Принимать пищу в столовой в обычай тетушки мистера Читтервика не входило. Она предпочитала, чтобы поднос приносили ей в кабинет, где большую часть дня она в окружении своих канареек просиживала над своей коллекцией мхов и лишайников. Но на сей раз, сопровождаемая компаньонкой, она объявилась в столовой как раз в тот момент, когда мистер Читтервик усердно собирал ей поднос, стараясь, чтобы все было так, как она любит.

— Как, уже начал? — воскликнула мисс Читтервик, принюхавшись. — А ведь мог бы и меня дождаться, мне кажется.

Держалась она так, словно мистер Тодхантер был невидимкой.

Компаньонка принялась хлопотливо ее усаживать, поправляя пышные юбки, укрывая колени пледом.

— Это мистер Тодхантер, тетя, — произнес мистер Читтервик, дождавшись завершения процедуры.

— Что ему надо? — отозвалась мисс Читтервик, не удостоив гостя и взглядом.

— Я пригласил его отобедать… А вы разве не останетесь, мисс Белл? — спросил мистер Читтервик, заметив, что худенькая увядшая дама, компаньонка мисс Читтервик, стараясь не привлекать внимания, ретируется к двери.

— Нечего ей тут делать! — провозгласила мисс Читтервик. — Весь разговор испортит. Пусть ей отнесут поднос к тебе в комнату. В свою я ее не пущу — глазом не успеешь моргнуть, пожар устроит. Отрежь ей кусочек, Эмброуз, только, смотри, поменьше. В ее возрасте вредно переедать.

Вымученно улыбаясь, мисс Белл завершила свое отступление. Мистер Читтервик продолжил разделывать птицу.

— Так это вы убийца? — брякнула вдруг мисс Читтервик, впервые взглянув на гостя.

— Э-э… да, — кивнул мистер Тодхантер, чувствуя себя как провинившийся школьник.

— Помилуйте, тетушка, да откуда же вы узнали? — закудахтал мистер Читтервик.

— Подслушала под дверью, — очень довольная собой, похвасталась мисс Читтервик. — Сразу почуяла, что-то не так, как только ты его притащил. Так кого вы убили, мистер Снодбантинг?

— Тетя! — укоризненно воскликнул мистер Читтервик.

— Я не с тобой разговариваю, Эмброуз. Я задала мистеру Снодбантингу вопрос, но он, кажется, не намерен снизойти до ответа.

— Я… я убил леди по имени Джин Норвуд, актрису, — поспешно объяснил мистер Тодхантер.

— Раз актриса, значит, не леди, — поправила его мисс Читтервик.

— Тетя… она слегка отстала от жизни, — хихикнул племянник.

— Что за вздор, Эмброуз! — рассердилась мисс Читтервик. — Ты что, разве не слышишь, как я говорю? Моя мать говорила совсем не так. Значит, ничего я и не отстала… Так она была леди, мистер Снодбантинг?

— Нет, — ответил мистер Тодхантер.

— Понял, Эмброуз? В следующий раз думай, а потом уже умничай… А это еще что такое? Утка? Ты же знаешь, я утку не ем.

— Виноват, тетя. Я…

Трясясь от гнева, мисс Читтервик схватила тарелку в две пожелтелые клешни и сунула ее прямо под нос мистеру Тодхантеру.

— И только гляньте, что он мне дал! Два кусочка, которыми впору голубя покормить! А все для того, чтобы самому досталось побольше. Вот он какой, Эмброуз. Гадкий!

— Простите, тетя, я подумал… — И мистер Читтервик поспешно подложил ей еще ломтик грудки. Смилостивившись, старая дама принялась за еду.

Мистер Тодхантер счел разумным не встречаться взглядом с мистером Читтервиком.

Несколько минут все ели молча.

— Так за что же вы ее пристрелили? — с полным ртом требовательно произнесла мисс Читтервик.

Мистер Тодхантер кое-как объяснил.

— И что, вас повесят? — оживилась мисс Читтервик.

— Боюсь, что нет…

— Это еще что такое, «боюсь, что нет»? Я бы подумала, следует бояться, что повесят! А, Эмброуз? Что он такое несет?

Мужчины беспомощно переглянулись.

— Вы что, надо мной смеетесь? — не унималась старуха.

— Боже сохрани! — И мистер Тодхантер, не видя иного выхода, еще раз пересказал свое дело.

Мисс Читтервик выслушала его с недоверием и повернулась к племяннику:

— Прямая ему дорога в приют для душевнобольных. Ну, на мой взгляд.

— Да, тетя, — покорно поддакнул мистер Читтервик.

— Именно туда сажали таких, как он, когда я была маленькая.

— Да, тетя.

Мистер Тодхантер вдруг решился себя защитить:

— Так что же, вы ни слову моему не поверили?

Мисс Читтервик подняла на него свои проницательные старые глаза.

— О Боже, конечно, поверила! Вы слишком глупы, чтобы уметь врать.

— Абсолютно согласен, — с облегчением подхватил мистер Читтервик. — То есть я хотел сказать, — поспешно поправился он, — что тоже верю мистеру Тодхантеру.

— Но таких, как мы, найдется не много. И это понятно, — заявила мисс Читтервик.

— Собственно, в этом-то и беда, — пожаловался мистер Тодхантер.

— Вы что, так рветесь на виселицу?

— Я хочу принять на себя всю полноту ответственности за то, что я же и сделал, и спасти невиновного, мадам, — с достоинством возразил мистер Тодхантер.

— Значит, вы еще глупее, чем я думала, — отрезала мисс Читтервик.

Мистер Тодхантер неожиданно для самого себя рассмеялся.

— Хорошо, давайте сойдемся на этом, но что бы вы посоветовали мне сделать, чтобы меня повесили, а, мисс Читтервик?

— Что уж меня спрашивать! Спросите лучше Эмброуза. Это он теперь у нас специалист по убийствам, — съехидничала старуха.

— Но меня интересует именно ваше мнение.

— Вот как? — Мисс Читтервик помолчала. — А в газетах нынешних Эмброуза кличут детективом. Наверное, не знают, какой он пустомеля. Так почему бы вам не попросить Эмброуза, чтобы он расследовал это убийство? Господи, да любой болван, даже Эмброуз, раскроет убийство, заранее зная, кто его совершил! А?

— Раскроет убийство… — эхом повторил пораженный мистер Тодхантер. — С самого начала… Как будто ему ничего не известно… Мисс Читтервик, да это блестящая мысль!

Мисс Читтервик, как взнузданная, тряхнула своей древней головой, и по тому, как затрепетали сиреневые ленты чепца, племянник ее понял, что она польщена, — хотя, конечно, скорее умрет, чем в этом признается.

— Да, именно так, — продолжал размышлять вслух мистер Тодхантер. — Так мы и сделаем, Читтервик, — конечно, если вы любезно согласитесь потратить на это свое время. Мы будем расследовать убийство вдвоем. Побываем на месте преступления…

— Попробуем найти кого-нибудь, кто видел вас в тот вечер, — подхватил мистер Читтервик, воодушевленный тем, что его тетка довольна.

— Поищем мои следы…

— И отпечатки пальцев…

— Докажем, что Палмера обвинили ошибочно…

— Выясним, кто в тот вечер катался по реке…

— Расспросим мою прислугу…

— Найдем человека, который слышал выстрел…

— И продавца, у которого я приобрел револьвер…

— Точно рассчитаем время…

— Шаг за шагом пройдем по моим следам…

— Обнаружим место, где вы пробрались через живую изгородь…

— И… Боже милостивый, конечно, вы как никто правы, мисс Читтервик! Мы подойдем к этому делу самым методическим образом и предъявим мне убедительно составленное обвинение. В конце концов, вы не можете не справиться с этим, зная, кто настоящий убийца, Читтервик!

— Да, этот камень преткновения в нашем деле отсутствует, — просиял мистер Читтервик.

Мистер Тодхантер доел последний кусок со своей тарелки.

— Итак, — объявил он с налетом свойственного ему когда-то сардонического юмора, — надеюсь, вы и вправду хороший детектив, Читтервик, поскольку я — необыкновенно искусный убийца. Мне удалось сбить с толку весь Скотленд-Ярд. Остается уповать, что я не собью с толку вас.

— Разумеется, — подтвердил мистер Читтервик, — нас обоих вам с толку не сбить.

— Разве что я и впрямь совершил идеальное убийство. — Мистер Тодхантер снова усмехнулся. Несмотря на всю серьезность положения, парадоксальность его бросалась в глаза. Предстояло столкнуться с трудностями расследования убийства, которое он сам планировал так долго и так старательно.

2

И трудности были не вымышленные, ибо судебное дело против Винсента Палмера оказалось столь же убедительным, сколь простым. Некоторые его подробности мистер Тодхантер и мистер Читтервик узнали от защитников Палмера; основные же факты, разумеется, были оглашены при обосновании иска в магистратном суде.

Оказалось, что молодой человек солгал, заявив как мистеру Тодхантеру, так и полиции, что вечер убийства провел в Бромли, дома, с женой. Оказалось, он побывал тогда не только в Ричмонде, но и на территории сада мисс Норвуд, — во всяком случае, это готовы были подтвердить под присягой не менее трех свидетелей. Они же слышали шум ссоры, доносящийся из амбара, визгливые в запале голоса.

Затем мисс Норвуд в явном смятении вбежала в дом, где, столкнувшись со своей камеристкой, велела передать горничной, что сегодня ее ни для кого нет дома. Она вернулась в сад, а несколько минут спустя ее горничная высунулась в окно в надежде услышать продолжение ссоры. (Вспомнив Мари, мистер Тодхантер легко этому поверил.) Услышав звук выстрела, она не распознала его как таковой, а решила, что дал перебой лодочный мотор на реке.

Решающим фактором в обвинении, предъявленном Палмеру, оказался тот самый злосчастный бокал, который не потрудился протереть мистер Тодхантер. Отпечатки на нем неоспоримо указывали на Палмера. Свидетели могли ошибаться, но эти отпечатки доказывали, что тот вечер Палмер провел не в Бромли, а в Ричмонде, и доказывали так неопровержимо, что Палмеру пришлось в этом сознаться. Но если он не убивал Джин Норвуд, зачем же тогда солгал? Чтобы вбить последний гвоздь, только и требовалось, что найти у Палмера револьвер, из которого недавно стреляли, — и револьвер нашли.

Перед лицом всех этих улик мистер Читтервик счел нужным поставить мистеру Тодхантеру на вид, что, хладнокровно и благоразумно изъяв роковую пулю, он совершил ужасную ошибку. Путаницу с револьверами легко было прояснить, поскольку полиция точно установила бы, какой из них приобретен мистером Тодхантером, обратившись к учетным записям той оружейной лавки, где он был куплен. Но определить, из какого револьвера убили мисс Норвуд, можно было, только имея пулю.

Мистер Тодхантер повесив голову признал это.

— Видите ли, — объяснил ему мистер Читтервик после обеда, когда они сидели в гостиной, убедив мисс Читтервик удалиться в ее кабинет, под присмотр мисс Белл, — видите ли, личный револьвер Палмера, судя по всему, как средство идентификации никуда не годится. Это армейский револьвер, доставшийся ему от отца, который участвовал в войне, у него нет номера, и никаких документов на него не сохранилось.

— Это понятно, — согласился мистер Тодхантер, который уже слышал, как об этом толковал адвокат. — Но нужно помнить, что из того факта, что оружие принадлежало человеку, который был на войне, вовсе не обязательно следует, что из него когда-то стреляли. Его, возможно, даже не вывозили из Англии. Продавец в магазине, где я купил свой револьвер, обратил мое внимание на то, что он необстрелян, хотя до меня им кто-то владел, и выдвинул он это предположение, когда я спросил его, как же могло быть, что из револьвера, побывавшего на войне, никогда не стреляли. Да, кстати, а можно вообще определить, стреляли ли когда-нибудь из оружия или нет?

— Эксперт может определить, несомненно.

— В таком случае, — торжествующе подхватил мистер Тодхантер, — сержант, который осматривал тот револьвер, который хранился в моем комоде, то есть револьвер Палмера, либо не был экспертом, либо своими словами оправдал Палмера — потому что он заявил, что из этого оружия никогда не стреляли.

Мистер Читтервик потер лоб.

— Что-то эта путаница с двумя револьверами уж слишком… путаная, — признался он.

— И я так думаю, — пришлось согласиться мистеру Тодхантеру. — Например, когда я подменил револьвер Палмера, я, должен признаться, совсем упустил из виду тот факт, что мое оружие полиция может определить по номеру, зарегистрированному у продавца. Чертовски глупо с моей стороны!

— Значит, вы положительно уверены, что револьвер, который сейчас в полиции — тот, который изъят у Палмера, — именно тот, что был куплен вами?

— Безусловно. И смею предположить, что его принадлежность мне не установили только потому, что полицейские убеждены в том, что армейский револьвер отца Палмера не поддается опознаванию.

— Даже так, странный для полиции промах, — пробормотал мистер Читтервик, сморщив в недоумении свое пухлое круглое лицо. — На Морсби это никак не похоже. Морсби — сама ответственность и кропотливость.

— Так вы что, с ним знакомы? — вскричал мистер Тодхантер.

— Да, и довольно близко.

Мистер Тодхантер в сердцах выругался.

— Почему же вы раньше мне не сказали? К вам он прислушается. Пойдемте к нему немедленно!

— Очень сожалею… наверное, да, мне следовало упомянуть об этом, — покаялся мистер Читтервик. — Но вот насчет того, что он прислушается…

— Разве вы не понимаете, — мистер Тодхантер с трудом держал себя в руках, — что если выяснится, что револьвер, который сейчас находится у Морсби, по данным торговца оружием, зарегистрирован на мое имя, делу Палмера придет конец?

— Да, затрещит по швам, — оживился мистер Читтервик. — Определенно затрещит. Правда, еще остаются свидетели, которые видели его в Ричмонде, да и сам он уже признался, что был там. Однако… да, пожалуй. Сержант заявил, что из револьвера, найденного у вас, никогда не стреляли? Боже мой, если это правда и удастся доказать, что этот револьвер — Палмера… да, полиции придется снять с него подозрения.

— И тогда дело прикроют даже без браслета? Ведь мы и так нашли доказательства?

— По всей видимости, да, — засиял мистер Читтервик.

— Немедленно едем в Скотленд-Ярд! — Мистер Тодхантер неуклюже поднялся на ноги.

— А не заехать ли сначала в Ричмонд, чтобы взять с собой тот, другой револьвер? — предложил мистер Читтервик.

— Нет нужды, — нетерпеливо отмахнулся мистер Тодхантер. — Полицейские смогут съездить со мной и забрать его.

Сказать по правде, мистеру Тодхантеру по-детски хотелось еще разок прокатиться в полицейской машине.

Мистер Читтервик безропотно подчинился. Вероятно, мистер Тодхантер несколько подавлял его.

3

— Ну, мистер Читтервик, сэр, чем я могу вам служить?.. О, да с вами мистер… мистер… если не ошибаюсь, мистер Тодхантер?

— Э… да, — робея, подтвердил мистер Читтервик.

— Э… да, — в голос с ним пробормотал мистер Тодхантер.

— Что ж, присаживайтесь, джентльмены. Итак, в чем дело?

— Морсби, — истово произнес мистер Читтервик, — вы совершили ужасную ошибку!

— Да, вот мистер Тодхантер вчера уже сообщил мне об этом, — отозвался инспектор, не потеряв душевного равновесия.

— Но это чистая правда. У нас есть доказательства.

— Что, нашли тот браслет? — осведомился корпулентный инспектор, весело сверкнув глазом, и мистер Тодхантер вспыхнул от гнева.

— Нет, браслета мы не нашли, но…

— Но мы можем доказать, что у вас не тот револьвер! — возбужденно пискнул мистер Читтервик. — Право же, старший инспектор, вы должны выслушать нас. Тот револьвер, который приложен к делу, принадлежит мистеру Тодхантеру, а тот, что находится у него дома в Ричмонде, — револьвер Палмера.

— Мистер Тодхантер что-то такое уже говорил вчера моему сержанту, — снисходительно отозвался Морсби.

— И вот мы пришли, чтобы сообщить вам, в каком оружейном магазине мистер Тодхантер приобрел свое оружие, и это можно доказать, проверив регистрационный журнал.

Мистер Тодхантер торжественно покивал.

— Посмотрим, правильно ли я вас понял, сэр. Вы говорите, что на том револьвере, который находится у нас, стоит тот же номер, под которым зарегистрирован в оружейном магазине револьвер, приобретенный там мистером Тодхантером?

— Именно так.

— И это все, с чем вы пришли?

— М-да, все. Но я считаю, что этого достаточно.

— Вы ошибаетесь, сэр, — благожелательно уронил Морсби.

— Как это?..

— Вернувшись вчера от мистера Тодхантера, сержант озаботился этим вопросом. С оружейником все ясно, больше обращаться к нему незачем. Он нашел копию сертификата, выданного мистеру Тодхантеру, и подтвердил, что номер на проданном ему револьвере совпадает с номером того револьвера, который сейчас у него находится.

— Боже милостивый! — с необъяснимым отвращением выговорил мистер Тодхантер. Это отвращение он адресовал самому себе, и никому более. Слабое опасение, которое тревожило его с тех пор, как сержант от него уехал, подтвердилось. Он совершил промах, и грубый: в смятении и суматохе он не подменил револьвера.

— Э… Могу я попросить вас задержаться, мистер Читтервик, сэр? — попросил Морсби.

Мистер Тодхантер один вышел в холодный каменный коридор.

4

— Единственная улика, единственное неопровержимое доказательство тому, из какого револьвера был произведен роковой выстрел, валяется на дне Темзы! — сокрушался мистер Читтервик.

Мистер Тодхантер молчал. Что тут ответишь!

Мрачнее тучи, в безутешном молчании они шли по Уайтхолл.

— Зачем он просил вас остаться? — спросил вдруг мистер Тодхантер.

Его спутник смутился.

— Зачем? — свирепо повторил мистер Тодхантер.

— Ну, он… — заюлил мистер Читтервик, — он… он посоветовал мне не… не лезть в это дело…

— Да почему? Отчего же?

— Он считает, вы не в своем уме, — с несчастным видом объяснил мистер Читтервик.

Аневризму мистера Тодхантера спасло только чудо.

— Но у нас остался еще браслет, — очень вовремя напомнил ему мистер Читтервик.

 

Глава 12

1

— Надеюсь, сэр, вы не думаете, что я в этом замешана? — к досаде мистера Тодхантера, кажется, уже в тысячный раз строго произнесла миссис Гринхилл.

— Конечно, нет. Если бы я вас в чем-то подозревал, миссис Гринхилл, я бы прямо сказал об этом. Мы просто пытаемся выяснить, может, вы что-то знаете насчет того, куда мог деться браслет.

— Надеюсь, сэр, вы не думаете, что я в этом замешана? — как заведенная твердила свое миссис Гринхилл.

— Говорю же вам, ничего я такого не думаю. Но браслет-то исчез!

— Это вы так говорите, сэр. А я его в глаза не видела и точно знаю, что не брала. И я удивлена, сэр, что вы можете думать такое обо мне после стольких лет службы!

— Да не думаю я ничего такого! Но он пропал! — повысил голос мистер Тодхантер.

Миссис Гринхилл поджала губы. Эди зарыдала сильнее. Дознание, которое по очереди проводили мистер Тодхантер и мистер Читтервик, продолжалось уже двадцать минут, девятнадцать из которых Эди, заливаясь слезами, твердила о своей непорочности.

Мистер Читтервик поспешил загладить ситуацию.

— Послушайте, миссис Гринхилл, и вы тоже, Эди, — самым проникновенным тоном начал он, — дело в том, что…

— Прекратите хныкать, Эди! — закричал мистер Тодхантер, выведенный из себя громким всхлипом этой тонкой натуры.

— Я… я не могу, сэр, — прохныкала Эди. — Никто мне еще такого не говорил, и это сущая правда!

— Никто вам ничего и не сказал, Эди, — вмешался мистер Читтервик уже построже, — кроме того, что браслет исчез, и это факт. И если вы устроили такой шум из-за простого факта, то нам, знаете ли, поневоле придется предположить, что тут дело нечисто.

К изумлению и самого мистера Читтервика, и всех присутствующих, это подействовало. Эди подвывать прекратила.

— Мистер Тодхантер считает, что это я взяла его, — с пафосом заявила она.

Мистер Читтервик кинулся пресекать новую вспышку гнева.

— Ради Бога, Тодхантер, держите себя в руках! — взмолился он. — Помните, если вы взорветесь сейчас, то есть если ваша аневризма взорвется, один Бог знает, что тогда произойдет! — Затем, изо всех сил стараясь выглядеть строго, что при его розовощекости было непросто, он повернулся к честной парочке. — А вы обе должны помнить, что здоровье мистера Тодхантера в серьезной опасности, и если вы и впредь намерены досаждать ему тем, что вас якобы обвиняют в том, в чем обвинить вас никто даже не думал, то я за последствия не ручаюсь!

— Да я только и сказала-то, что не хочу, чтобы мистер Тодхантер или кто-то другой думал, что я имею к этому отношение! — включилась миссис Гринхилл, пораженная этой отповедью так, словно ручной волнистый попугайчик вдруг отхватил ей добрую часть уха.

— Так никто этого и не думает! — засиял мистер Читтервик, вернувшись в образ волнистого попугайчика. — Лучше давайте посмотрим, что нам известно. Факты таковы: отправляясь в круиз, мистер Тодхантер оставил ценный браслет, украшенный бриллиантами, в верхнем правом ящике комода. Ящик был заперт на ключ. Когда мистер Тодхантер вернулся, ящик по-прежнему был заперт, но браслета в нем не оказалось. Я сам осматривал ящик, никаких следов взлома на нем нет. Но с другой стороны, замок там настолько прост, что опытный вор без труда мог открыть его. Поскольку ни вы, миссис Гринхилл, ни вы, Эди, отнюдь не опытные воры, — продолжал мистер Читтервик, — вашу непричастность можно считать доказанной. Вам все ясно?

Ответом ему был маленький благодарный хор.

— Вот и прекрасно. Его взял кто-то другой. Посторонний человек, не из домочадцев. Итак, миссис Гринхилл, не могли бы вы вспомнить, кто из посторонних заходил в дом, когда мистер Тодхантер был в отъезде?

Прислуга переглянулась.

— Никто сюда не приходил, сэр. Никто посторонний не переступал порог этого дома, когда мистер Тодхантер был в отъезде.

— Вот как? Что, неужели никто не приходил снять показания с газового счетчика, починить проводку, осмотреть краны, что-нибудь чинить или прочищать?

— Ах вот вы о чем! — удивилась миссис Гринхилл.

После пяти минут терпеливых расспросов в распоряжении мистера Читтервика оказался список, включивший себя газовщика, электрика и так далее, общим числом в семь человек.

— И это все?

— Да, сэр, насколько могу припомнить.

— Хорошо. Если всплывет что-нибудь еще, не забудьте, дайте знать мистеру Тодхантеру.

— Вы же не думаете, что это был взломщик, а, сэр? — поднявшись, чтобы уйти, покачала головой миссис Гринхилл.

— Такая возможность не исключена, — любезно ответил мистер Читтервик. — Но следов взлома я нигде не нашел, а вы с Эди, я совершенно уверен, достаточно осторожны, чтобы не оставлять окна открытыми на ночь?

— О нет, сэр, можете не сомневаться. Каждый вечер перед тем, как лечь спать, мы проверяем шпингалеты на каждом окне. Я сама обхожу весь дом.

— Очень разумно. Что ж, если вам нечего добавить, мы не станем вас дольше задерживать.

Служанки удалились, а мистер Читтервик покачал головой:

— Боюсь, пользы от них мало.

— Едва в могилу меня не свели! — возмутился мистер Тодхантер.

— Да, да. Кого угодно выведут из терпения. Но с другой стороны, оправдывает их то, что они поняли двусмысленность своего положения.

— Вы не думаете, что это кто-то из них? — с надеждой спросил мистер Тодхантер.

Мистер Читтервик покачал головой:

— Нет, на мой взгляд, обе — честные женщины. Но…

— Что «но»?

— Хотелось бы знать, замужем ли пожилая особа?

— Миссис Гринхилл? Она вдова.

— Жаль… Подобных женщин частенько ждет дома муж-неудачник. Он пришелся бы весьма кстати в нашем расследовании…

— Да, но в отсутствие неудачника-мужа, — нетерпеливо перебил мистер Тодхантер, — что, по-вашему, случилось с браслетом?

— Увы, сказать не могу, — приуныл мистер Читтервик. — Видите ли, след уже остыл. Можно опросить всех, кто, по нашим сведениям, побывал в доме. Кто-то из них вполне мог улучить момент и проскользнуть к вам в спальню. Я полагаю, — осторожно осведомился он, — уезжая, вы не позабыли запереть этот ящик?

— Разумеется, не позабыл!

— Да-да, конечно, — поспешно закивал мистер Читтервик. — Я просто… да, конечно.

— И сколько, по-вашему, уйдет времени, — с сарказмом спросил мистер Тодхантер, — чтобы выяснить, что делали в доме все эти люди, а также каковы их личные обстоятельства и мотивы? Месяца два?

— Несомненно, это займет некоторое время, — неохотно признал мистер Читтервик.

— В таком случае поищем другой путь! — рявкнул мистер Тодхантер, у которого совсем расшатались нервы. — В нашем распоряжении всего пять дней, или вы забыли?

— Нет, что вы! Ни в коем случае. Уверяю вас, я помню об этом.

— Проклятие! — разразился мистер Тодхантер. — Это я застрелил ее! Что вы за детектив, если за пять дней не можете разоблачить убийцу, когда я вам с начала до конца рассказал, как все было?

— Только не волнуйтесь, Тодхантер! — взмолился мистер Читтервик. — Прошу вас, не нервничайте!

— Ну, на моем месте и вы бы расстраивались, не так ли? — хмыкнул мистер Тодхантер.

— Я и на своем расстроен, — ответил мистер Читтервик, и по лицу его было видно, что он говорит правду.

2

В тот вечер мистер Читтервик отужинал с мистером Тодхантером, после чего они битых два часа обсуждали свою затею, по большей части спокойно. Так велика была способность мистера Читтервика к умиротворению, что аневризма мистера Тодхантера ни разу опасности не подверглась. К сожалению, ни к какому решению они не пришли, никакой перспективной линии расследования не наметили. Только и порешили, что на следующее утро повторить при дневном свете весь тот маршрут, которым в роковой вечер прошел мистер Тодхантер, — и плевать, если это вызовет возражения у владельцев тех садов, в которые им случится проникнуть! На сем мистер Читтервик ушел.

А назавтра — это была суббота, четвертое декабря, — согласно этой договоренности он в десять утра снова явился в Ричмонд, и вскоре они с мистером Тодхантером пустились в путь. Физиономии их несли на себе печать суровой решимости, даже мистеру Читтервику с его личиком херувима удалось придать себе выражение, намекающее на непреклонность. Мистер Тодхантер шагал по тротуару неуклюже, но широко; мистер Читтервик семенил сбоку, подскакивая на каждом шагу, как большой резиновый мяч.

Наконец мистер Тодхантер уверенно свернул в переулок, прошел вдоль забора высотой футов в шесть, остановился, огляделся и сообщил:

— Вот где-то тут я через него перелез.

Мистер Читтервик с удивлением взглянул на ограду.

— Перелезли? Через такой? Ну и ну!

— Когда-то я неплохо лазал по деревьям. Перебраться через такой забор несложно.

— Но вы могли погубить себя!

— На это я и надеялся, — признался мистер Тодхантер, — но напрасно. Врачи — публика ненадежная.

— Но вы ведь не собираетесь и сейчас снова преодолевать эту ограду, правда? — встревожился мистер Читтервик.

— Не собираюсь. Если мы с этой стороны найдем место, где я в тот раз через нее перебрался, то обойдем сад и отыщем другой вход в него, чтобы взглянуть на это место изнутри сада.

Физиономия мистера Читтервика отобразила сомнение.

— Боюсь, следы уже стерты… прошло столько времени… — И с выражением беспомощности он уставился на забор, явно не зная, что с ним делать.

— Припоминаю, в какой-то момент ближе к верху у меня сорвалась нога, — настаивал мистер Тодхантер. — На доске могла остаться царапина. И уж в любом случае нужно забор осмотреть.

— Да-да, — готовно подхватил мистер Читтервик, — конечно, давайте осматривать.

Они взялись за дело, и спустя несколько минут можно было видеть, как мистер Тодхантер изучающе разглядывает еле заметную ссадину на поверхности доски в верхней части ограды. Мистер Читтервик присоединился к нему.

— Это совпадает с тем, что вы говорили, — кивнул он, не проявляя особого энтузиазма.

— Можно оставить такую царапину носком ботинка?

— Вполне! — приглядевшись, подтвердил мистер Читтервик. — Но что с того? Ее нельзя считать доказательством того, что вы перелезли через ограду именно здесь.

— На другой стороне могли остаться следы, там, где я приземлился, — предположил мистер Тодхантер, ставший вдруг непривычно благодушным благодаря тому, что расследование сдвинулось с места. — Например, отпечатки ног. Понимаете, я ведь спрыгнул.

— А что, возможно… если там нет какой-нибудь клумбы, но… — Мистер Читтервик, обычно такой оптимист, похоже, считал, что то, чем они сейчас занимаются, более чем бесполезно.

— Посмотрим, можно ли попасть в сад, не преодолевая забора, — объявил мистер Тодхантер.

Они прошли дальше по улице. Ближе к реке в заборе нашлась калитка, которая, на счастье, оказалась незапертой. Проникнуть в сад оказалось легко.

Поскольку мистер Читтервик предусмотрительно пометил верхушку доски с отметиной, они отыскали ее со стороны сада, чтобы осмотреть землю в ее основании. Под забором росла живая изгородь из жимолости, почва в корнях которой на ширину примерно в фут, давно не вскопанная, слежалась и окаменела. Вдоль забора шла посыпанная гравием дорожка. Не успели они наклониться, чтобы вглядеться получше, как мистер Тодхантер пробормотал что-то ликующее.

— Что это? — спросил он, костлявым указательным пальцем ткнув в какую-то вмятину в земле.

Мистер Читтервик плюхнулся на четвереньки.

— Похоже на след каблука. Несомненно.

— Оставленный человеком, спрыгнувшим с ограды?

— Очень может быть, — осторожно отозвался мистер Читтервик.

— Что значит «очень может быть»? Так все и было.

— Да, несомненно, — поспешил согласиться мистер Читтервик. — Конечно!

— Что ж, это удовлетворительный результат, не так ли? Мы нашли то, что хотели найти! Если нам так же повезет с другими оградами, мы сумеем доказать, что кто-то проник через эти сады в сад мисс Норвуд, тогда как Палмер, это известно, попал в него через калитку.

— О, несомненно, — почти засиял мистер Читтервик сквозь тень беспокойства, все-таки застилавшую его физиономию.

— Что же тогда вас тревожит?

— Видите ли, я не уверен, согласятся ли полицейские с тем, что эти следы сделаны именно в день убийства, пусть мы даже сумеем найти их в каждом саду по пути в сад мисс Норвуд. В полиции могут решить, что это следы случайные, что мы выбрали их без достаточных на то оснований, произвольно…

— Но ведь это не так!

— Я только пытаюсь взглянуть на дело глазами полиции, — смиренно пояснил мистер Читтервик.

Мистер Тодхантер фыркнул:

— Пошли-ка взглянем, есть ли что на другой стороне сада! — И он зашагал через газон. Мистер Читтервик последовал за ним, не без робости поглядывая на дом, во владения обитателей которого они вторглись. Как все англичане, мистер Читтервик страшился нарушить границы чужой собственности.

Чтобы вполовину сократить отчет о работе, которую проделали в то утро наши герои, скажем, что свидетельства тому, что три месяца назад мистер Тодхантер прошел этим путем, были найдены у каждого забора, и если не всегда это были следы очевидные, то в качестве таковых выступали сломанная ветвь, погнутый стебель и тому подобное, но отпечатков ног больше нигде не нашлось.

Именно при осмотре самой последней изгороди, отделяющей их от сада мисс Норвуд, сбылись худшие опасения мистера Читтервика. Позади их раздался голос, громкий и хриплый, вследствие чего мистер Читтервик так вздрогнул, что чуть не выпрыгнул из пальто, а аневризма мистера Тодхантера оказалась на грани.

— Эй, вы двое! Какого дьявола вы там делаете?

Крупный, плотный здоровяк с круглым красным сытым лицом взирал на них с откровенным неудовольствием.

Мистер Читтервик забормотал что-то невнятное, оправдываясь, но тут мистер Тодхантер отдышался и твердо взял ситуацию под свой контроль.

— Я должен извиниться за бесцеремонное вторжение, сэр, но дело не терпит отлагательств. Мы ищем в этих садах улики.

— Улики? Какие еще улики?

— Вам, вероятно, известно, — самым любезным тоном предположил мистер Тодхантер, — что несколько месяцев назад в саду, граничащем с вашим, была застрелена женщина, и…

— Очень даже известно, и меньше всего я хочу, чтобы кто-нибудь был застрелен в моем саду! — мрачно перебил здоровяк. — Вы что, из полиции? Честно сказать, на полицейских вы не очень похожи.

— Нет, мы не из полиции, но…

— Тогда убирайтесь вон!

— Но также мы не охотники за сенсациями, — учтиво продолжал мистер Тодхантер, — как вы имели полное право подумать. Джентльмен перед вами — мистер Эмброуз Читтервик, не раз помогавший Скотленд-Ярду расследовать сложные случаи. Моя фамилия Тодхантер. У нас есть все основания считать — и более того, мы знаем точно, — что по обвинению в убийстве мисс Норвуд арестован невиновный. Мы знаем, что настоящий убийца проник в сад мисс Норвуд через ваш сад и те сады, которые находятся между этим местом и переулком, ведущим к реке. Хотя след уже, как говорится, остыл, мы все-таки обнаружили несколько важных улик в подтверждение того, что мы правы. Мы как раз осматривали вашу живую изгородь, с тем чтобы найти свидетельства того, что убийца именно этим путем проник в сад мисс Норвуд. И что касается меня, я очень рад вас видеть, поскольку нам необходим независимый свидетель, который мог бы подтвердить существование найденных нами улик, если они будут оспорены следствием, которое естественным образом будет настаивать на своей трактовке событий и сопротивляться тому, чтобы снять обвинение с арестованного. Таким образом, мы призываем вас, сэр, во имя правосудия помочь нам в этом и во всех других отношениях.

— Боже милостивый! — воскликнул хозяин дома, в то время как мистер Читтервик взирал на своего соратника с неприкрытым восторгом. — Так вы говорите, Палмер невиновен?

— У меня есть самые веские основания в этом не сомневаться.

— Какие же?

— А такие, — просто сказал мистер Тодхантер, — что это я убил мисс Норвуд.

Здоровяк вытаращил глаза.

— Да вы спятили!

— Полицейские тоже так думают. Но уверяю вас, я в здравом уме. Я застрелил мисс Норвуд и могу доказать это любому разумному человеку… Только, как выяснилось, не полицейским.

Здоровяк по-прежнему не отрывал от него глаз.

— Ну, на мой взгляд, говорите вы как нормальный, — пробормотал он.

— Так я нормальный и есть, — мягко подтвердил мистер Тодхантер.

— Слушайте! — Здоровяк, похоже, пришел к какому-то решению. — Давайте-ка зайдем в дом. Нам надо об этом потолковать.

— С удовольствием. Но могу я иметь честь сначала узнать ваше имя, сэр?

— Можете! — Здоровяк приосанился и с достоинством глянул на мистера Тодхантера. — Меня зовут Приттибой. Эрнест Приттибой.

Мистер Тодхантер поклонился. Это имя ничего ему не говорило. Однако мистер Читтервик ахнул:

— Неужели… неужели сэр Эрнест Приттибой?

На этот раз поклонился хозяин сада.

— Наслышан о вас, мистер Читтервик, — добавил он.

— О, какая удача! — вскричал тот. — Редкостная удача. Тодхантер, это же сам сэр Эрнест Приттибой, королевский адвокат! Умоляю, расскажите ему все! Это может иметь решающее значение.

3

— Поразительная история, — заключил королевский адвокат сэр Эрнест Приттибой, ероша тугие черные завитки, покрывающие его крупную голову.

— Да, именно так, — согласился мистер Тодхантер.

— Но я вам верю, — объявил сэр Эрнест, тоном своим давая понять, что с этого момента историю следует считать правдивой.

Мистер Тодхантер учтиво поблагодарил его.

— Но что вы нам порекомендуете, сэр Эрнест? — озабоченно застрекотал мистер Читтервик. — Я понимаю, что это противоречит всем правилам, при нашем разговоре должен присутствовать адвокат. Это ведь консультация…

От правил сэр Эрнест отмахнулся.

— Следует тщательно продумать план действий, — веско заявил он.

— Да-да, — благодарно подтвердил мистер Читтервик, — я бы и сам предложил ровно то же.

Сэр Эрнест взглянул на мистера Тодхантера и усмехнулся. Человек он был ни в коей мере не высокопарный, но порой привычка вещать в зале суда волей-неволей давала о себе знать.

— Вы попали в чертовски затруднительное положение, друг мой.

— Верно, — признал мистер Тодхантер. — Это просто нелепость, до чего оказалось трудно убедить полицейских, что именно я совершил убийство.

— А вы попробуйте поставить себя на их место. Во-первых, мне случилось узнать, что в этом убийстве сознались уже человек восемь. Что ж удивляться тому, что полицейские полны скептицизма!

— Восемь? — эхом повторил мистер Читтервик. — Однако!.. Ах да, я понял. Она была знаменитость, это не могло не привлечь тех, кто помешан на желании погреться в лучах чужой славы.

— Вот именно. А во-вторых, ваш рассказ, по сути, не более убедителен, чем то, что рассказывают эти помешанные. Нет ни единого доказательства в вашу пользу. И очень жаль, что вы так импульсивно кинулись в Скотленд-Ярд, не посоветовавшись, как положено, с адвокатом. Любой юрист, имеющий отношение к уголовным процессам, с ходу бы предсказал вам, чем все закончится.

— Да, теперь я это понимаю. Наверное, я и сам подумывал о том, чтобы пойти к адвокату, хотя в последнее время память так часто меня подводит, что, право, не поручусь. Но в любом случае от моего собственного поверенного, как выяснилось впоследствии, толку никакого.

— Я сведу вас с надежным человеком. И вот что еще скажу: если вам когда-то везло в жизни, так это сегодня утром, когда вы наткнулись на меня в ходе вашей противозаконной экспедиции, поскольку я кое-что знаю об этом деле. Мы с погибшей соседи, и полицейские битых два месяца каждый день обивали мой порог. И конечно, они не считали нужным что-то от меня скрывать. Так вот могу сказать вам определенно: они не сомневаются в том, что настоящий убийца пойман.

— Но это же смехотворно! Я…

— Не так уж и смехотворно, с их точки зрения. Косвенные улики против бедняги Палмера выглядят так убедительно, как только могут выглядеть косвенные улики — а это означает железное обвинение. Не чугунное, чугун хрупкий, а из кованого железа.

— Однако же адвокаты Палмера настроены оптимистично, — вмешался мистер Читтервик.

— Да, в обвинении есть лазейки. Но мотив преступления налицо, возможности совершить его налицо, средства тоже… Кстати, расскажите-ка мне еще раз про револьверы.

— Да-да, — закивал мистер Читтервик. — И меня эта история с револьверами как-то… сбивает с толку.

— Дело в том, что подмена не состоялась, — пристыженно пробормотал мистер Тодхантер и еще раз поведал, как этот промах произошел.

Мистер Читтервик внес свой вклад в перечень промахов, рассказав, как мистер Тодхантер выбросил злополучную пулю.

— Но разве отсутствие пули не является недостающим звеном в цепи доказательств, обвиняющих Палмера? — спросил мистер Тодхантер. — Ведь без пули никак не докажешь, что мисс Норвуд убили именно из того револьвера, который принадлежал Палмеру.

— Да, несомненно, звена этого недостает, но оно пустяк по сравнению с той мощной уликой, которую обеспечила бы нам пуля, доказав, что выстрел определенно был не из его револьвера. — И сэр Эрнест снова приник к кружке пива, с которой не расставался на протяжении всей беседы. Перед мистером Читтервиком стояла такая же кружка, а мистеру Тодхантеру пришлось удовольствоваться стаканом лимонада.

Сэр Эрнест откинулся на спинку кресла. Все трое сидели в кабинете королевского адвоката, и увесистые тома законов на полках, протянувшихся вдоль всех четырех стен, казалось, неодобрительно морщатся при виде этого необычного совещания.

— Что ж, полагаю, мне понятны обстоятельства дела. Думаю, оно небезнадежно в любом случае, хотя полицейские, не являясь профессиональными психологами, вряд ли сочтут ваш мотив убедительным.

— Именно потому я привел ревность в качестве мотива убийства, — вставил мистер Тодхантер.

— Да, но поверить в это им будет еще трудней, — сверкнул глазом сэр Эрнест. — В самом деле жаль, что вы не обратились к юристу. Однако, как я уже сказал, я вашей истории верю, и мы еще поглядим, что тут можно сделать.

— Так вы нам поможете? — подскочил мистер Читтервик.

— Профессиональная этика не позволяет мне сидеть сложа руки и ждать, когда свершится несправедливость. А кроме того, — усмехнулся вдруг сэр Эрнест, — думаю, дельце выйдет чертовски интересное и поучительное. Что ж, давайте подумаем, как использовать внутреннюю информацию, которой я располагаю… Да! Известно ли вам, что по свидетельским показаниям у сада мисс Норвуд был причален ялик примерно в то время, когда слышали выстрел? Полиции так и не удалось выяснить, кто приплыл в лодке.

Мистер Читтервик кивнул:

— По радио передавали объявление с просьбой объявиться и помочь полиции.

— В самом деле? Да, припоминаю. Но никто не откликнулся. Это показалось мне странноватым.

— Тому могли быть причины, — глубокомысленно заметил мистер Читтервик.

— О да! — подмигнул ему сэр Эрнест. — Еще как могли. Но самое интересное тут то, что один из свидетелей показал, что ялик, когда он проплывал мимо него в лодке, был пуст.

— Да? — озадачился мистер Читтервик. — Но какое отношение это имеет к нашему делу?

— Может, и никакого. Но если предположить, что той ночью в саду был кто-то еще… Это был бы чрезвычайно ценный свидетель, не так ли?

— А, понятно. Да, действительно. Так вы считаете, что тот человек — или те люди высадились на берег?

— А с чего бы тогда ялик был пуст?

— Конечно, конечно, — согласился мистер Читтервик, словно досадуя на свою глупость. — Но как нам найти этих людей, если полиции это не удалось?

— Пока не знаю, — признался сэр Эрнест и обратился к мистеру Тодхантеру: — Скажите, а у вас тогда не было ощущения, что вы в саду не один?

— Нет, не было, — твердо ответил мистер Тодхантер. — Стояла почти полная темнота. А потом я, знаете, так сильно нервничал…

— Да, еще бы. Значит, этот вопрос оставим пока в стороне. Лучше расскажите-ка мне про те улики, что вы сейчас обнаружили, когда пробирались от переулка к саду мисс Норвуд, обследуя чужие сады. Думаю, нам следует пойти и убедиться в их присутствии вместе.

Не без гордости мистер Тодхантер и мистер Читтервик провели новообретенного союзника по переулку, показали ему царапину на заборе там, где через него перелез мистер Тодхантер; после чего, вторгаясь в чужие сады так же бесцеремонно, как давеча, продемонстрировали ему вмятину от каблука, сломанные ветки и все прочее. Но на этот раз они не остались во владениях сэра Эрнеста, а пробрались в сад мисс Норвуд. Дом ее, пояснил сэр Эрнест, еще никому не сдан, пустует; полиция свои дела уже завершила, так что они могут спокойно все осмотреть.

— Пожалуй, давайте взглянем на место преступления, — предложил сэр Эрнест, — хотя трудно сказать, что это может нам дать.

Мистер Тодхантер с удивлением огляделся. Он впервые видел эти места при дневном свете и был поражен тем, что от изгороди до перестроенного амбара — рукой подать, а той ночью в сумерках эти несколько шагов показались ему восхождением бесконечно долгим и мучительным.

Стоя на лужайке у самого берега, они окинули взглядом беседку-перголу на фундаменте старого амбара с ее серыми, потемневшими от непогоды колоннами и видом состаренности, от которой, пусть даже старина была настоящая, неуловимо веяло фальшью.

— А беседка не так просторна, как я думал, — пробормотал мистер Тодхантер. — В сумерках она казалась огромной.

— В темноте все кажется больше, чем оно есть, — заметил мистер Читтервик.

— Итак, пока что мы никуда не продвинулись, — заключил сэр Эрнест. — Какие будут предложения? Хорошо, давайте восстановим сцену убийства. Вот тут в беседке еще стоят садовые кресла. Где именно она сидела, Тодхантер?

По указаниям мистера Тодхантера, мизансцена была восстановлена так, как она сохранилась в его памяти. Затем сэр Эрнест Приттибой, который вошел во вкус и, похоже, развлекался от всей души, заставил мистера Тодхантера шаг за шагом проделать все то, что предшествовало убийству.

— Я подошел, если не ошибаюсь, отсюда, — преодолевая себя, начал мистер Тодхантер, которого эта комедия ужасала. — Подошел довольно близко, и…

— И что, она вас не видела? — перебил сэр Эрнест.

— Она ничем не показала, что видит меня, — сухо сказал мистер Тодхантер.

— Да? А потом?

— А потом я выстрелил.

— А она?

— Она вроде бы… нет… нет… этот выстрел был не первым. Он был… Господи милосердный! — Мистер Тодхантер хлопнул себя по лбу. — Кажется, я схожу с ума!

Мистер Читтервик, сопереживая, сочувственно поцокал языком.

Сэр Эрнест быстрее вник в ситуацию.

— Что случилось? — выкрикнул он, только что не подпрыгивая от нетерпения. — Думайте, вспоминайте! Говорите, первый выстрел? Значит, был второй?..

— Да, — в оцепенении проговорил мистер Тодхантер, — я стрелял дважды — но вспомнил об этом вот только сейчас.

4

— Но вы должны помнить, в какую сторону вы стреляли! — в отчаянии воскликнул сэр Эрнест.

— Вот в эту, — в десятый раз повторил мистер Тодхантер. — Надо полагать, я не очень меткий стрелок.

Сэр Эрнест застонал.

День был в разгаре. Утром, после того как на мистера Тодхантера снизошло откровение, они потратили полчаса на лихорадочный поиск первой пули, но ничего не нашли. Затем, несмотря на их вежливые протесты, сэр Эрнест зазвал спутников к себе пообедать и представил жене, которая нимало не удивилась появлению незнакомцев, и двум маленьким Приттибоям разного пола, проявившим полное к ним равнодушие. Теперь, подкрепясь ростбифом с хреном, яблочным пирогом и (это касалось мистера Читтервика) более чем недурным кларетом (для любителей подробностей такого рода сообщим, что это был «Понте-Кане» 1925 года, легкой выдержки, еще вполне пригодный, но на грани устаревания), они снова взялись за дело. Отвечая на просьбу как можно точнее установить свое местоположение, позу и направление выстрела, мистер Тодхантер постоял уже в полудюжине мест и не меньше дюжины раз пальнул из пальца.

— Меня не покидает ощущение, — наконец высказался мистер Читтервик, все еще не освоившийся в присутствии именитого и самоуверенного адвоката, — что эта отметина на кирпичном полу тут не случайно. Если пуля сюда ударила, а потом отскочила…

— Срикошетила, — поправил сэр Эрнест.

— Да, срикошетила, — с благодарностью принял поправку мистер Читтервик, — то она может оказаться буквально где угодно.

— Но, черт возьми, как он мог попасть в пол? — возразил сэр Эрнест. — Вы ведь не стали бы стрелять в пол, а, Тодхантер?

— Попасть я мог куда угодно, а в пол попасть — легче всего, — невесело усмехнулся мистер Тодхантер.

— Значит, вы неважный стрелок?

— Думаю, в Англии хуже меня нет.

Сэр Эрнест фыркнул и присоединился к мистеру Читтервику в поиске не самых вероятных, а самых невероятных мест, куда могла попасть пуля. Эта тактика почти сразу привела их к успеху. Не кто иной, как мистер Читтервик обнаружил бесформенный комочек свинца в поперечной балке на дальнем конце беседки, хотя, видя, как ликует довольный собой сэр Эрнст, можно было прийти к выводу, что находка принадлежит ему. Как бы то ни было, именно сэр Эрнест осторожно извлек пулю из дерева своим карманным ножом.

— Я — ваш свидетель, — объявил он, когда мистер Читтервик нерешительно осведомился, не лучше ли оставить столь важную улику на месте преступления. — Все в порядке. И потом, пуля нам нужна. Я не большой эксперт в баллистике, хотя об огнестрельном оружии кое-что знаю, а пулю нужно исследовать. Если выяснится, что ею выстрелили из вашего револьвера, Тодхантер, они у нас в руках.

Мистер Тодхантер с сомнением взглянул на сплющенный, бесформенный кусочек металла на ладони у сэра Эрнеста.

— Неужели эксперты смогут сказать, из какого револьвера вылетела эта штука? — спросил он.

— Ну, не знаю, — с неохотой признался сэр Эрнест, оптимизм которого слегка поиссяк. — Непохоже, чтобы тут остались какие-то следы. Тем и плохи эти свинцовые пули. Особенно если они отскакивают от пола. Вот была бы она из никеля… — Своим тоном он выражал неодобрение, что мистер Тодхантер воспользовался свинцовой пулей. Мало того, казалось, он советует мистеру Тодхантеру на следующий раз, когда тот будет готовиться к убийству, дабы не затруднять расследование, воспользоваться никелевой пулей. — Во всяком случае, — продолжал он, — надо надеяться на лучшее. Я знаю, кому мы ее отправим. Вместе с вашим револьвером, Тодхантер. Кстати, я бы и сам хотел взглянуть на него. Сейчас вызову машину.

— Машину? — растерянно повторил мистер Тодхантер.

— Мы ведь здесь закончили, не так ли? — удивился сэр Эрнест. — Ну так давайте поедем посмотрим на револьвер. Времени у нас слишком мало, чтобы транжирить его попусту.

Понукаемый сэром Эрнестом, мистер Тодхантер уже двадцать минут спустя отпирал свою парадную дверь. Чувствуя себя несколько принужденно, он пригласил своих спутников пройти наверх.

В спальне сэр Эрнест проявил интерес к комоду, из которого исчез браслет, а револьвер из рук хозяина взял с непринужденностью человека, привыкшего иметь дело с оружием. Мистер Тодхантер с интересом наблюдал, как адвокат преломляет ствол, принюхивается, вертит туда-сюда барабан…

— Сержант — болван, — наконец объявил он.

— Простите? — не понял мистер Тодхантер.

— Сержант сказал, что из этого револьвера никогда не стреляли, верно? Так вот, он ошибся. Из револьвера стреляли, и совсем недавно, но потом его тщательно вычистили.

— И я сказал ему то же самое, — не без облегчения сообщил мистер Тодхантер.

— Дело пошло! — просиял мистер Читтервик.

 

Глава 13

1

Мистер Читтервик рано радовался.

На следующий день было воскресенье, и предпринять почти ничего не удалось. Суд над Винсентом Палмером начинался в следующий четверг в Олд-Бейли. На то, чтобы доказать виновность мистера Тодхантера, оставалось только три будних дня. Всего ничего.

Эти три дня мистер Читтервик трудился как одержимый. Целый день он потратил, пытаясь напасть на след браслета, расспросил всех и каждого, кто, согласно миссис Гринхилл, побывал в доме мистера Тодхантера в его отсутствие. В каждом случае мистер Читтервик не только потерпел неудачу, но и удостоверился в том, что его собеседник не имеет отношения к воровству. Точно так же не смог он найти хоть одно свидетельство тому, что кто-то посторонний, проникнув в дом, присвоил браслет. Он снова провел прямые и перекрестные допросы миссис Гринхилл и Эди, невзирая на их слезы, протесты и негодующие угрозы уволиться. И ни на шаг он не приблизился к цели.

Кроме того, мистер Читтервик поместил во всех крупных газетах, в колонке личных объявлений, вопль души с просьбой откликнуться пассажира того ялика, который в роковой вечер был причален у сада мисс Норвуд. Никто на его призыв не ответил.

В довершение всего разочаровали и результаты баллистической экспертизы. Пуля оказалась так деформирована, что идентифицировать ее с определенностью оказалось невозможно, и самый оптимистичный вывод гласил, что она могла быть выпущена из револьвера мистера Тодхантера. Вслед за тем пулю передали в Скотленд-Ярд, и старший инспектор Морсби сообщил по секрету мистеру Читтервику, что в Скотленд-Ярде провели свою экспертизу и результаты ровно такие же. Как решающий аргумент в деле, пуля, на которую возлагалось столько надежд, оказалась никчемной.

Эти три дня был не менее занят и мистер Тодхантер. Поначалу мистер Читтервик хлопотал над ним, как наседка над цыпленком, опасаясь, что в спешке и суете мистер Тодхантер погубит все дело, доведя себя до преждевременного разрыва аневризмы, да и сэр Эрнест Приттибой вел себя как сторожевой пес, охраняющий драгоценного, но хрупкого здоровьем свидетеля. Когда же мистер Тодхантер взвыл от этой опеки и заявил, что в состоянии сам позаботиться о собственной аневризме, с него взяли слово, что он будет вести себя так спокойно и рассудительно, словно все идет как обычно, взамен же ему позволили одному разъезжать в такси и проводить какие считает нужным расспросы. Таким образом, мистер Тодхантер смог вновь повидаться с Фёрзом и узнал, что помощник комиссара, которого Фёрз так превозносил, выслушав дело, пренебрежительно от него отмахнулся. В Скотленд-Ярде считали, что двух мнений тут быть не может. Впрочем, мистер Тодхантер уже не проходил там как сумасшедший. О нем навели справки и приняли во внимание состояние его здоровья.

— И что же? — поторопил мистер Тодхантер, когда Фёрз сделал паузу.

— Общее мнение состоит в том, что, будучи другом семейства, вы пытаетесь спасти Палмера, поскольку знаете, что вам так и так осталось недолго.

— Черт бы их побрал! — Только усилием воли мистер Тодхантер сохранил спокойствие. — Что, и все доказательства, которые я собрал, не заслуживают внимания?

— Именно так.

— Но… но…

— Видите ли, — с нажимом сказал Фёрз, — в Скотленд-Ярде готовы поверить, что вы были в саду в тот вечер. Отчего бы в самом деле, считают они, вам не нанести визит мисс Норвуд? Сдается мне, они вбили себе в головы, что именно вам принадлежал тот пустой ялик. Но если вы и были в саду мисс Норвуд, считают они, то уже после того, как ее застрелили.

— Черт! — взорвался мистер Тодхантер. — Черт! Дьявол! Проклятие!

— Осторожней! — воззвал Фёрз. — Ради Бога, поберегите себя!

— Вы правы, — мрачно согласился мистер Тодхантер. — Будь я проклят, если умру раньше времени.

Помимо Фёрза, мистер Тодхантер еще раз встретился и переговорил с миссис Фарроуэй, причем изъяснялся с великой осторожностью, в основном обиняками и намеками. Фелисити была в театре, поэтому мистер Тодхантер опять ее не увидел; но, сказать по правде, он умышленно избегал этой встречи. То очень немногое, что он знал про актрис, внушало ему опасения, что Фелисити может оказаться склонна излишне драматизировать частную жизнь. Однако миссис Фарроуэй, не в пример тому, поразила его своим спокойствием. Держалась она так, словно находила не важным то, что все попытки мистера Тодхантера доказать свою виновность пока что потерпели фиаско и что ее зятя обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Более того, миссис Фарроуэй зашла еще дальше, заявив, что, на ее взгляд, эта история пойдет Винсенту на пользу.

— А если его признают виновным? — спросил мистер Тодхантер.

— Этого не случится, — с полной в себе уверенностью улыбнулась миссис Фарроуэй.

Такой оптимизм весьма впечатлил мистера Тодхантера. Сам-то он считал суд прямой дорогой на виселицу, хотя и не мог сказать почему.

Лишь один вечер мистер Тодхантер выделил себе, чтобы немного развеяться. Пригласив сэра Эрнеста и леди Приттибой (мистер Читтервик был крайне занят), он посетил театр «Соверен», чтобы ознакомиться с пьесой и посмотреть, как играет Фелисити. К великому его негодованию оказалось, что свободных лож нет, лишь по счастливому стечению обстоятельств нашлось три места в партере: кто-то сдал билеты в самый последний момент. У мистера Тодхантера, который и не подумал загодя позвонить в театр и явился туда с гостями всего за пару минут до начала спектакля, сложилось впечатление, что отсутствие свободных лож есть следствие нераспорядительности, и в антракте он не преминул намекнуть на это мистеру Бадду. Мистер Бадд, однако, переполненный ликованием, поздравлениями и, надо признать, виски, вряд ли вслушивался в то, что там ему мямлил мистер Тодхантер.

Занавес закрылся в последний раз, и мистер Тодхантер счел необходимым извиниться перед своими гостями. Фелисити Фарроуэй играла хорошо, да, даже превосходно. Но пьеса, на взгляд мистера Тодхантера, была самая дрянная. Он искренне удивился, услышав, что его спутники с ним не согласны, и решил, что протестуют они из вежливости.

На следующее утро начался суд над Винсентом Палмером.

2

Судебное заседание началось с большой помпой. Предполагалось, что процесс продлится дней десять. Но на самом деле он закончился в восемь дней, с девятого по шестнадцатое декабря.

Защита с самого начала держалась уверенно. Обвинение, выдвинутое против подсудимого, было самого мрачного свойства, но, по общему ощущению, подвисало в воздухе. Обвинению недоставало улик. Даже тот факт, что из револьвера, принадлежащего Палмеру, недавно стреляли, не имел особого значения, поскольку не нашлось пули, чтобы подтвердить, что мисс Норвуд убита именно из этого оружия. Если бы пуля нашлась и удалось доказать, что она определенно вылетела не из револьвера Палмера, дело против него просто распалось бы (этот аргумент повторялся в прениях так часто, что порядком поднадоел мистеру Тодхантеру), но и при отсутствии таких конкретных улик в пользу защиты считалось, что и у обвинителей конкретных улик явно недостает.

Вопрос о том, должен или не должен предстать перед судом мистер Тодхантер, до последнего оставался нерешенным. Сам Палмер был категорически против. Зная, что невиновен, он не мог поверить в то, что ему и впрямь грозит обвинительный приговор, и не видел причин, по каким мистер Тодхантер ради него, Палмера, должен вдруг добровольно объявить себя убийцей. То есть, попросту говоря, мистер Палмер, который необъяснимым образом с первого взгляда невзлюбил мистера Тодхантера, заявил, что не желает принимать от него благодеяний, и вообще будь он проклят, если пойдет на это.

В целом адвокаты склонялись к тому же мнению. Было известно, что в полиции считали, что мистер Тодхантер подставляет себя ввиду идиотической степени альтруизма, и предвиделся непростой перекрестный допрос по этому поводу. Необходимо было учесть также тот эффект, который явление мистера Тодхантера может произвести на присяжных: те могли подумать, что положение защиты, видимо, крайне шатко, раз она предъявляет суду столь неправдоподобную историю. Ибо печальная правда состояла в том, что история мистера Тодхантера выглядела по-прежнему неправдоподобной, и менее убедительного свидетеля ей, чем мистер Тодхантер, надо было еще поискать. Более того, никто из адвокатов защиты не поверил в нее ни на минуту.

Следственно, в конце концов было решено, несмотря на неофициальные, но настоятельные советы сэра Эрнеста Приттибоя, не привлекать мистера Тодхантера к делу. В результате этот джентльмен, не вполне понимая, что он чувствует — досаду или облегчение, получил привилегированную возможность весь процесс просидеть в зале суда на скамье свидетелей.

Поначалу все шло гладко. Вступительная речь обвинителя отчетливо продемонстрировала всю слабость дела против Палмера, и генеральный прокурор, который лично вел дело, с такой очевидностью придерживался самых умеренных выражений, что из этого следовал только один вывод: он и сам не слишком убежден в виновности обвиняемого. Вплоть до того, как привели к присяге последнего свидетеля, перевес определенно был в сторону подсудимого.

А потом все пошло не туда. Сам Палмер оказался на редкость антипатичным свидетелем: грубым, высокомерным и упрямым. Мрачность, с которой он признал, что соперничал с собственным тестем за благосклонность покойной, презрение, с которым он отзывался о мисс Норвуд, явная перемена в отношении к ней (он говорил так, словно вспоминать о ней ему отвратительно), внезапные вспышки ярости в ответ на некоторые, особенно щекотливые вопросы, — все это с неизбежностью оттолкнуло присяжных.

К примеру, его спросили, почему поначалу он отрицал, что в тот роковой вечер посетил Ричмонд. Эта ложь, как было известно мистеру Тодхантеру и его сторонникам, произвела чрезвычайно неблагоприятное впечатление на полицию, ибо показания Палмера касательно того, что известный вечер он провел дома, подтвердила его жена. Только неопровержимые свидетельства, указывающие на то, что он находился в доме мисс Норвуд, принудили Палмера отказаться от своей лжи и признать, что так оно и было; а жена, объяснил он, подтвердила его алиби по его настоятельной просьбе. В глазах полиции такое положение дел выглядело как сговор и служило подавляющим доказательством вины Палмера.

Вызвать в суд миссис Палмер, чтобы она дала показания относительно своего участия в этом сговоре, было нельзя, поскольку это равнялось бы принуждению свидетельствовать против мужа, а обвинения в пособничестве ей не предъявили. Самого Палмера, однако, допросили по этому вопросу весьма жестко и настоятельно; и он признался, что дал ложные показания касательно своего визита в Ричмонд прежде всего ради жены, желая избавить ее от лишних страданий, поскольку ей, знавшей о его увлечении мисс Норвуд, и без того было несладко. А кроме того, дескать, когда его при первом допросе спросили, где же он тогда был, если не в Ричмонде, Палмер, потеряв голову, ответил, что провел вечер дома, не сообразив, что таким образом втягивает в дело жену, которой придется либо поддержать, либо опровергнуть его показания.

Мистер Тодхантер, выслушав это объяснение, отнесся к нему скептически. Он ведь сам тогда специально спросил Палмера, готова ли жена подтвердить его слова, и Палмер ответил утвердительно. Очевидно, они все-таки сговорились между собой, сделав это в отрезок времени, разделявший два прихода Палмера к миссис Фарроуэй; и если бы не показания прислуги мисс Норвуд, и муж, и жена настаивали бы на своей версии. Выглядело это не очень красиво.

Еще более сложным оказался вопрос о том, зачем это Палмер с раннего утра, едва узнав об убийстве, понес свой револьвер в квартиру свояченицы. Что это было — порыв невинного человека, который боится, что его неправедно обвинят, или лихорадочные метания убийцы? Палмер угрюмо ответил, что, конечно, первое: опасаясь, что кто-то слышал его ссору с убитой, он подумал, что будет лишним, если в его доме обнаружится револьвер. На настойчивые расспросы, как вышло так, что, судя по состоянию револьвера, из него недавно стреляли, Палмер самым вздорным образом заявил, что такого не может быть. Его защитники потребовали отдать оружие на повторную экспертизу, чтобы прояснить эти разногласия, но дурное впечатление у присяжных уже сложилось, и Палмер не делал ничего, чтобы его улучшить.

В довершение всего судья по причине, известной только ему, держался крайне враждебно и, когда подводил итоги процесса — перед тем как присяжным удалиться на совещание, — строжайшим образом придерживался фактов, но между слов отчетливо дал понять, что он на самом деле обо всем этом думает. Более того, он указал, как ему и следовало, на досадное отсутствие на процессе Фарроуэя, чьи показания ввиду его затянувшегося нездоровья пришлось под присягой взять в письменной форме. А вот наличествуй Фарроуэй во плоти, сказал судья, он мог бы прояснить несколько туманных моментов. Но поскольку он на процессе не появился, присяжные должны по поводу этих моментов сформировать свое мнение самостоятельно. Подтекст этой речи был очевиден всем: по мнению судьи, при перекрестном допросе показания Фарроуэя определенно были бы не в пользу подсудимого, и его отсутствие является следствием семейного сговора с целью спасти Палмера.

Присяжные заседали почти пять часов, и эти пять часов стали самыми долгими в жизни мистера Тодхантера. Когда ж наконец они вернулись в зал, вряд ли там был хоть один человек, который не готов был услышать вердикт: «Виновен». Так оно и произошло.

— Что ж нам теперь делать, черт побери? — пронзительно вскрикнул мистер Тодхантер, когда они с сэром Эрнестом Приттибоем в хвосте толпы покидали зал.

— Тихо, тихо! — утешил его сэр Эрнест. — Мы предъявим ваши показания. Я знаю, они не правы. Вот увидите. Все будет хорошо. Его не казнят.

3

Министр внутренних дел, похоже, с сэром Эрнестом не согласился.

В положенный срок была рассмотрена апелляционная жалоба Палмера, поданная на том основании, что приговор вынесен вопреки совокупности доказательств по делу. Ее отклонили, с соблюдением всех формальных требований, трое сведущих в праве судей.

Вслед за тем древним и величественным слогом составили исковое заявление, в котором говорилось, что Лоуренс Баттерфилд Тодхантер сознался в том, что на нем лежит ответственность за смерть вышеупомянутой Джин Норвуд, и готов за свое деяние подвергнуться всем необходимым допросам, наказаниям и взысканиям, ввиду какового факта, а также ввиду серьезных сомнений, которые оный факт бросает на виновность осужденного Винсента Палмера, податель сего смиренно ходатайствует перед министром внутренних дел об отсрочке исполнения приговора до окончания расследования, которое служащие королевского судебного ведомства проведут по фактам, изложенным в заявлении вышеупомянутого Лоуренса Баттерфилда Тодхантера (податели сего документа очень хорошо знали, что казнь, если отсрочка приговора дарована, никогда не приводится в исполнение). На все это министр резко ответил, что осужденный Винсент Палмер должным образом приговорен судом присяжных, которые в состоянии здраво оценивать факты, что он консультировался по этому делу с высокоученым судьей, который председательствовал на процессе, и с высокоучеными судьями, которые рассматривали апелляцию, поэтому причин вмешиваться в решение присяжных министр не видит.

Это известие мистеру Тодхантеру сообщили с такими обходными маневрами и с такой заботой, что ушло битых два часа, прежде чем он понял, что министр внутренних дел считает его сознательным и в общем-то несерьезным лжецом.

— Хорошо, — отозвался мистер Тодхантер с похвальной сдержанностью. — В тот день, когда казнят Палмера, я застрелюсь на ступенях министерства.

— Да ну? А давайте-ка сообщим об этом в газеты! — с энтузиазмом вскричал сэр Эрнест Приттибой. — Ничто не идет так на пользу делу, как огласка, которой придано верное направление!

Сэр Эрнест был верен своему слову. На следующее утро на первых полосах всех популярных газет появились броские заголовки, посвященные угрозе самоубийства, в то время как более солидные издания с известным пренебрежением отозвались на нее заметкой на одной из последних полос. Мистер Тодхантер с любопытством отметил, что популярная пресса с готовностью поддержала его, тогда как другие газеты, хотя и склонные полагать, что это как раз тот случай, когда министр внутренних дел мог бы использовать свое право на милосердие, не выражали сомнений в виновности приговоренного.

Броские заголовки не помогли. Министр был человек сухой, юрист до мозга костей, в голове одни судебные прецеденты, и шумиха в прессе лишь ожесточила его, укрепив в стремлении действовать по букве закона, как бы ни относилось к этому общественное мнение. Будь по его, Винсент Палмер уже болтался бы на виселице.

— Мы еще спасем его, клянусь вам! — кипел сэр Эрнест. — Да если бы во главе министерства стоял настоящий мужчина, а не этот тюк древних пергаментов, перевязанный красной лентой! Не повезло! Хуже министра за сто лет еще не было. Но мы не сдались. Есть еще старина Пауэлл-Хэнкок.

Мистер Читтервик, просветлев, кивнул. Мистер Тодхантер выразил лицом скепсис. Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок был еще одной «веревочкой» сэра Эрнеста.

Мистера Тодхантера прямо-таки поражало то доверие, с каким сэр Эрнест Приттибой относился к своим «веревочкам». Сэр Эрнест, по всей видимости, человек вполне целеустремленный и деятельный, казалось, играл в игру, по правилам которой никому не полагалось делать что-то самому. Полагалось обратиться за помощью к кому-то другому, и чем более окольным путем, тем лучше. Эту игру сам сэр Эрнест называл «дернуть за веревочку». Старина Такой-то может «дернуть за веревочку» адвоката по делам Короны, старина Сякой-то учился вместе с генеральным прокурором, а старина Этакий знаком с двоюродной сестрой жены министра внутренних дел и как таковой тоже может быть не без пользы. Действовать следует, опираясь на мнения знакомых, а не вникая в обстоятельства дела. Сэр Эрнест и сам был лично знаком со всеми важными чинами, притом довольно близко, но вроде бы свято верил в то, что на точку зрения министра, справедливо ли казнить невиновного, скорее повлияет реплика престарелой тетушки непременного секретаря, оброненная за чаепитием в Бейсуотере, нежели профессиональная дискуссия, проведенная в тиши министерского кабинета. Еще более поражало мистера Тодхантера то, что адвокаты, да и вообще все, кто знал, как система работает, не просто разделяли эти взгляды, но и считали, что по-другому и быть не может.

Мистер Читтервик, с которым мистер Тодхантер обсуждал этот феномен, нашел, что в целом так выражает себя попытка противостоять инертной массе бездушного бюрократизма, которая губит любые преобразования и даже элементарные проявления гуманизма.

Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок был парламентской «веревочкой» сэра Эрнеста. Изумление мистера Тодхантера усилилось, когда выяснилось, что казнь Винсента Палмера трактуется как вопрос политический. Те парламентарии, что поддерживали правительство, в целом стояли за министра и казнь Палмера, оппозиционеры же, признав историю мистера Тодхантера заслуживающей доверия или по меньшей мере расследования, обвиняли правительство в гонениях, отказе в правосудии и даже, пожалуй, продажности, тогда как газета «Хроника дня» глубокомысленно пыталась подвести базу под то, что гражданская война, как раз бушующая в Испании, — прямой результат злокозненного умысла правительства повесить невинного человека.

Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, хотя и был сторонником правительства, почти умудрился поднять вопрос о казни на заседании палаты общин. (Мистер Тодхантер пришел к умозаключению, что, по всему судя, это должно было расположить в пользу сэра Артура некоторых участников спора касательно отмены платного проезда через какой-то мост, расположенный на его избирательном участке, что на первый взгляд к делу отношения не имело, однако сэр Эрнест возлагал на этот мост большие надежды.)

За четыре дня до того, как Винсенту Палмеру было назначено умереть, сэр Артур сдался наконец перед доводами в пользу платного переезда и официально заявил о своем намерении поднять для обсуждения внеочередной вопрос, или как это там еще в парламентах называется. Мистер Тодхантер на этот счет пребывал в состоянии неопределенности.

Он вообще в течение двух последних недель не выходил из этого состояния. У него окончательно отняли инициативу. Ему, главному действующему лицу, полагалось играть свою роль, а его оттеснили в кулисы. Сэр Эрнест Приттибой говорил от его имени, действовал от его имени, волновался за него и только что не ел за него. По существу, сэр Эрнест настоятельно советовал мистеру Тодхантеру улечься в постель и не вставать, ибо остаться в живых — это единственное, чем он может помочь делу. В тот день, на который сэр Артур запланировал свое выступление в парламенте, мистер Тодхантер последовал этому совету, предварительно съездив в Мейда-Вейл, чтобы в последний раз переговорить с миссис Фарроуэй, на внешней невозмутимости которой уже стали сказываться напряжение и усталость. Он еще раз попросил миссис Фарроуэй ничего не предпринимать, не отвечать ни на какие вопросы и ни во что не вмешиваться до шести утра того дня, когда предстояло умереть Винсенту Палмеру. А вот после этого часа можно будет делать все, что заблагорассудится, с ноткой отчаяния заключил мистер Тодхантер.

4

Отчет о заседании палаты общин мистеру Тодхантеру в тот же вечер доставили прямо в постель мистер Читтервик, присутствовавший там лично, и неутомимый сэр Эрнест Приттибой, который забросил свои дела и процессы и день за днем все больше скандализировал своих коллег.

Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок встал с места, чтобы поднять вопрос о казни Палмера, когда в палате шло вялое обсуждение деятельности комитета по поставкам. Выслушав его, парламентарии разделились приблизительно на пять групп. Были среди них те, кто считал вопрос политическим и находил разумным нежелание министра в него вмешиваться; были и более косные, исповедующие непогрешимость суда присяжных. На противоположной стороне, поддерживающей сэра Артура Пауэлл-Хэнкока, находились, во-первых, те немногие, кто поверил в историю мистера Тодхантера, во-вторых, записные оппозиционеры и, наконец, довольно многочисленная группировка, которая в виновности Палмера усомнилась всерьез и сочла, что не будет большого вреда в том, чтобы спасти жизнь приговоренному ради того, чтобы расследовать вновь открывшиеся обстоятельства, пусть даже Палмеру придется сидеть в тюрьме до конца своих дней. Именно на этой группировке зиждился основной расчет сэра Эрнеста, и именно ее прирастания добивался он всеми доступными ему средствами.

Однако ни закулисное красноречие сэр Эрнеста, ни пламенные статьи в прессе как за, так и против Палмера не смогли пробудить энтузиазма ни с одной, ни и с другой стороны, — и довольно скучная речь сэра Артура также не преуспела в этом. Прения, затянувшись, переросли в отвлеченную дискуссию, участники которой уже забыли, что на карту поставлена человеческая жизнь. Поразительным образом больше всех Палмеру поспособствовал сам министр внутренних дел, в речах которого проявилось до того вопиющее отсутствие человечности и хотя бы намека на сердечную теплоту, что от него отвернулись даже некоторые из его сторонников.

Несмотря на это малое преимущество, мнение большинства все-таки склонялось не в пользу Палмера, и тогда сэр Эрнест выложил свой козырь. Козырь был неожиданным, о его существовании не подозревал даже сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, да и сэр Эрнест не выложил бы его, если б не видел, что ситуация складывается определенно не в его пользу. Тут-то посыльный и передал сэру Артуру записку, которую тот несколько минут озадаченно изучал, а потом принялся ловить взгляд председательствующего. Поймав же его, сэр Артур поднялся и объявил:

— Я только что получил записку. Ее смысл не вполне ясен, но, насколько могу судить… хм… возбужден гражданский иск против мистера… хм… Лоуренса Тодхантера. Да, гражданский иск по обвинению в убийстве. Мои друзья-юристы наверняка лучше меня понимают, что сие значит. Но если против этого джентльмена возбуждено дело об убийстве — том самом убийстве, виновным в котором уже признали Винсента Палмера, — думаю, я вряд ли ошибся, предположив, что члены палаты согласятся с тем, что следует отсрочить казнь Палмера по меньшей мере до завершения разбирательства процесса над мистером Тодхантером… это ведь будет процесс? — надеюсь, я не слишком напутал в терминологии…

Сугубое замешательство, в которое впал сэр Артур, избавило его от произнесения тех банальностей, которые последовали бы в обычном порядке, и вопрос тут же поставили на голосование, показавшее, что у сторонников отсрочки казни Винсента Палмера имеется небольшой перевес: они победили ста двадцатью шестью голосами против ста семи.

— О Господи! — ахнул мистер Тодхантер и съел виноградинку.

 

Глава 14

1

Мистер Тодхантер оказался в самом водовороте событий. Его поведение обсуждалось в парламенте, его именем назывались судебные прецеденты, и к тому ж он попал в эпицентр небывалого судебно-юридического кризиса. И странное, тоскливое ощущение бессилия поглотило его, когда он обнаружил, что даже находясь в средоточии всей этой значимой и неоднозначно воспринимаемой активности, он способен влиять на нее не более чем на ход Луны, огибающей Землю: он был всего лишь неподвижной осью вращения — и лучше постели места ему не нашлось.

Идея пустить в ход частное обвинение в убийстве была, вероятно, самым блестящим озарением во всей блестящей карьере сэра Эрнеста. Такая юридическая уловка, вообще говоря, имела свои прецеденты, но только гений сумел бы сообразить, что механизм воскрешения этого курьеза гражданского права по сию пору пребывает в полной исправности.

В двух словах суть заключалась в следующем: хотя по всем уголовным делам обвинителем почти неизменно именовалась верховная власть, теоретически действительно владеющая такой прерогативой, на практике обвинителем в делах по мелким правонарушениям почти всегда выступало частное лицо, которому был нанесен ущерб, действующее, само собой, совместно с полицией.

— Но в нашем случае, друг мой, — жизнерадостно вещал сэр Эрнест, — полиция не только не захочет помочь, она, дай ей волю, будет всячески нам препятствовать! Почему? Да потому, что у них есть уже свой кандидат на виселицу, и если они примутся помогать искать другого, то окажутся в глупом положении. Не говоря уж о том, что они по-прежнему твердо убеждены, что уже поймали убийцу.

— Но ведь у нас совсем не мелкое правонарушение! — заметил мистер Тодхантер, который любил продвигаться к ясности шаг за шагом.

— Вы правы, не мелкое. Кстати, а вы заметили, какие мы, юристы, ловкие бестии? Опираясь на силу обычая и прочие уловки, в случаях мелких преступлений мы потихоньку переложили бремя обвинения на плечи самих потерпевших. Это избавило власти от массы хлопот. Между прочим, такая практика присуща только английской юриспруденции. Кто б еще догадался!

— Да, но убийство все-таки никак не мелкое преступление! — твердил свое мистер Тодхантер.

— Так и есть, но если частное обвинение допустимо в процессах по мелким преступлениям, то, значит, допустимо и по серьезным, хотя, конечно, это чрезвычайно редко делается в условиях, когда уклоняются от действий сами представители власти. Видите ли, частного обвинителя ноги кормят, и лишь очень немногие из нас способны не дать преступнику уйти безнаказанным, если за то, чтобы упечь его за решетку, придется выкладывать свои кровные.

— Но вы сказали, — терпеливо напомнил мистер Тодхантер, — что в таких делах обвинителем выступает потерпевшая сторона. В случае убийства это невозможно, не так ли? Потерпевший не может выступить обвинителем, ведь он мертв.

— О, обвинитель не обязательно потерпевший, — бойко отозвался сэр Эрнест. — Слышали выражение «истец за всех»? Это частное лицо, которое представляет обвинение в делах как по тяжким, так и по мелким преступлениям, в которых оно само ущерба не понесло.

— Значит, и у меня будет «истец за всех»? — сообразил мистер Тодхантер.

— Ни в коем случае. «Истец за всех» представляет обвинение, имея в виду получить некую выгоду: пеню или штраф, предписанный за то правонарушение, о каком речь, или же солидный от него куш, а также и по другим причинам, никогда, впрочем, не бескорыстным, — а, к примеру, чтобы изобличить своих сообщников.

— Как же тогда будет называться та личность, которая предъявит обвинение мне? — в отчаянии возопил мистер Тодхантер.

— Обвинитель, — просто сказал сэр Эрнест. — По сути дела, он узурпирует функции государства, и прежде чем ему это позволят, он будет вынужден взять несколько барьеров.

— Барьеров?!

— Да. Большое жюри придется убедить в необходимости утвердить обвинительный акт, магистрат — в том, что вас нужно предать суду, и вообще одному Богу известно, сколько еще препон воздвигнут на нашем пути недружественно настроенные инстанции.

— Однако же нелегко приходится человеку, который стремится попасть на виселицу! — посетовал мистер Тодхантер.

— Еще бы! — со всей сердечностью признал сэр Эрнест. — А не то чувствительные натуры вроде вас каждый день в восемь утра по всей стране выстраивались бы в очередь к тюремным воротам.

2

Столь запутанная ситуация естественным образом повлекла за собой множество дискуссий, обсуждений и консультаций.

Мистеру Тодхантеру такое положение дел в общем-то нравилось. Он чувствовал себя значительным человеком, и по душе пришелся ему новый поверенный, которого подыскал сэр Эрнест, — моложавый мужчина по фамилии Фуллер, внешне настолько же не похожий на традиционные представления о поверенном, насколько сам мистер Тодхантер им соответствовал. У Фуллера была копна светлых волос, которую он время от времени расчесывал своей пятерней, а то и, если положение этого требовало, двумя пятернями; костюм его был вечно помят, а характер столь нетерпелив и восторжен, что когда распалялся, а это случалось часто, то тараторил так, что слова слипались и ничего было не разобрать.

Однако в праве он был сведущ первостатейно и немалые свои познания предоставил в полное распоряжение мистера Тодхантера, присовокупив к ним пламенный энтузиазм по отношению к столь увлекательному юридическому казусу. В сущности, мистер Фуллер взялся за дело с таким рвением, что порой мистер Тодхантер поеживался при мысли, что все силы этого человека брошены на то, чтобы благополучно отправить своего клиента, пусть и теоретически говоря, на виселицу.

Что до личности того, которому предстояло выполнить роль обвинителя, то, взявшись обдумывать свой выбор, мистер Тодхантер воистину испытал озарение. Он понял, что только один человек способен сыграть эту роль — Фёрз. Деятельный сэр Эрнест, услышав об этом, вмиг подхватился, помчался в штаб-квартиру Лиги умеренных и там, не сходя с места, изложил Фёрзу суть дела. Тот был только рад помочь. Идея сама по себе отвечала своеобразному чувству юмора Фёрза, которому доставляло удовольствие натянуть нос законодателям, используя провалы в законах.

Затем встал вопрос о финансах. Все издержки по судебному процессу над самим собой должен был оплачивать, разумеется, сам мистер Тодхантер, и внушительные суммы, еженедельно поступающие на его счет из театра «Соверен», были предназначены исключительно для этой цели, о чем мистер Тодхантер предусмотрительно известил матушку основной добытчицы этих средств, Фелисити Фарроуэй.

Надо сказать, денег требовалось немало. Сэру Эрнесту Приттибою естественным образом было поручено вести дело — вернее, он препоручил его себе сам, — так что тут вопрос о гонораре не стоял, но имелись еще помощники, адвокаты, свидетели и сотни прочих дыр, в которые проваливались, не успев поступить в кассу, деньги мистера Тодхантера. Ибо речь шла не об одном судебном процессе. Сначала требовалось еще пройти слушание в магистратном суде, где, как и в последующих инстанциях, мистеру Тодхантеру, буде судьи соблаговолят признать его виновным, полагалось оплачивать услуги не только своего обвинителя, но и защиты, оборонявшей его от этого обвинителя.

В самом деле ситуация становилась абсурдной чем дальше, тем больше. В тот момент сэра Эрнеста Приттибоя больше волновало то, что магистратный суд не примет иск мистера Тодхантера против него самого, чем вероятность оправдательного приговора со стороны присяжных. Поэтому сэр Эрнест и мистер Фуллер решили вопреки, разумеется, мистеру Тодхантеру, что когда дело дойдет до суда, ему следует заявить, что он невиновен.

— Но я виновен! — подал голос с постели мистер Тодхантер. — Зачем утверждать, что это не так? Меня, чего доброго, оправдают!

— Да вас скорей оправдают, если будете настаивать, что виновны, — возразил сэр Эрнест. — Разве не понятно, что, приняв на себя вину, вы зарубите процесс на корню! Вы даже не сможете вызвать своих свидетелей, уж какие они у вас есть. А я не смогу метать в вас громы и молнии, чтобы бестолковые присяжные убедились в вашей вине. Они вас выслушают, посмеются и до конца дней засадят в лечебницу для душевнобольных, а Палмер останется в своей камере. Таково мое мнение.

— Но как я могу заявлять, что я невиновен? — спросил сбитый с толку мистер Тодхантер.

— Вы заявите, что в преднамеренном убийстве вы невиновны, а виновны в неумышленном, — бойко объяснил сэр Эрнест. — Заявите, что, собираясь к Джин Норвуд, захватили с собой револьвер, чтобы пригрозить ей, и пригрозили, но в волнении и по неопытности в обращении с оружием нечаянно выстрелили, и она погибла. Разве дело было не так?

— Боже мой, нет! — с отвращением выговорил мистер Тодхантер. — Я же с самого начала намеревался…

— Разве дело было не так? — во всю мощь хорошо поставленного голоса прогремел сэр Эрнест.

— Ладно, ладно, — скис мистер Тодхантер. — Так оно все и было.

— Ну вот, — удовлетворенно выдохнул сэр Эрнест.

— Только не вздумайте на этом основании меня оправдать! — грозно предупредил мистер Тодхантер.

— Не забывайте, дорогой мой, что я выступаю от обвинения, — заявил сэр Эрнест. — Я жажду вашей крови — и упьюсь ею.

— Тогда кто же будет защищать меня?

— В самом деле! — откликнулся сэр Эрнест. — Об этом надо подумать!

— Как насчет Джеймисона? — предложил Фуллер. — У него хватит ума, чтобы разыграть спектакль, но не настолько, чтобы оправдать нашего друга.

— Да, Джеймисон подойдет, — согласился сэр Эрнест.

— Подойдет? — уныло переспросил мистер Тодхантер.

3

Происходящее в самом деле угнетало его. Мистер Тодхантер всегда с трудом ухватывал детали, а процесс мало-помалу обрастал таким количеством сложных подробностей, что поневоле впадешь в отчаяние.

Например, Фёрз, который иногда принимал участие в этих совещаниях, тот, разумеется, давал поручения своим адвокатам, которые также были «в игре», и сэру Эрнесту, строго говоря, надлежало прислушиваться к указаниям этих адвокатов, в то время как мистер Тодхантер, постоянно консультирующийся с юристом, которому предстояло его обвинять, ни разу даже не встречался с юристом, которому предстояло его защищать от нападок этого обвинителя, каковые нападки сам мистер Тодхантер был всячески намерен поддерживать. От всего этого у него в голове была каша.

Пресса также пребывала в недоумении. Сэра Эрнеста Приттибоя в газетах обычно именовали представителем интересов мистера Тодхантера, как — неофициально — и было на самом деле, тогда как официально дело обстояло ровно наоборот, а мистер Тодхантер выступал одновременно главным свидетелем и обвинения, и защиты, и это соответствовало действительному положению вещей, если не де-юре, то де-факто. Некоторые из изданий поздравомыслящее, заботясь о читателе, время от времени пытались разгадать эту головоломку, описывая ситуацию в тоне холодном и отчужденном; менее здравомыслящие, не вникая в подробности, продолжали действовать на руку мистеру Тодхантеру, создавая вокруг него такую шумиху, что сэр Эрнест только довольно пофыркивал.

— Это не может не произвести впечатление на присяжных, — торжествовал он. — Никак не может! Они поймут, что им некуда деться, и вынесут вам обвинительный приговор. Вот увидите!

Тем временем подготовка к суду методически продвигалась вперед. Расспрашивали свидетелей, которые могли подтвердить эту невероятную историю с самого ее начала, которым мистер Тодхантер назначил тот небольшой ужин, на который созвал, как казалось теперь, призраков из далекого, далекого прошлого. К счастью, он советовался тогда с таким множеством народу, подробно обсуждая теоретическую возможность убийства, что не было недостатка в людях, которые могли подтвердить, что идея убийства уже тогда присутствовала в сознании мистера Тодхантера, а мистер Читтервик и Фёрз могли засвидетельствовать это более основательно. Таким образом, покуда все шло неплохо, и при поддержке столь многих свидетелей, считая и тех, кто без раздумий готов был заявить под присягой, что мистер Тодхантер «с детства был чудаком», ожидалось, что даже эта невероятная история приобретет в умах присяжных необходимую достоверность — хотя бы в силу того, что будет повторена раз за разом.

Недостаток вещественных доказательств, вот говоря о чем все скорбно покачивали головами, ибо приходилось признать, что по неблагоприятному стечению обстоятельств доказательства вины мистера Тодхантера определенно выглядят далеко не столь убедительно, как Винсента Палмера.

— Браслет! — стенал мистер Фуллер и только что не раздирал грудь ногтями.

Этот браслет с самого начала не давал ему покоя. Под руководством мистера Читтервика разыскания возобновились, по старому следу прошлись еще раз, но только по старому, потому что новых идей, где искать, не нашлось. Никаких результатов поиск не дал, но мистер Фуллер, единственный из них четверых, не сдавался.

— С браслетом мы точно выиграем, — повторял он, — а без него — не ручаюсь.

— Есть еще вторая пуля, — напоминал ему кто-нибудь.

— Которая доказывает, что мистер Тодхантер знал о ее существовании. Но не более. Полицейские просто ответят, что в тот вечер в саду он услышал два выстрела и, зная, что найдена только одна пуля, предположил, что нужно искать вторую. Вот и все.

И мистер Тодхантер, который находкой второй пули весьма гордился, снова сникал.

4

Исчезновение браслета, однако ж, отнюдь не выказало себя обстоятельством непреодолимой силы. Ибо в назначенный срок мистер Тодхантер покинул свою спальню и предстал перед магистратным судом, а в другой срок, гораздо позднее и после многих перед оным судом появлений, в ходе которых он чувствовал себя решительно лишним, обнаружил, что его делу назначено судебное разбирательство — каковое решение решительно сбитый с толку магистратный суд принял скорее всего затем, чтобы на всякий случай подстраховаться.

Всякое появление в зале суда вызывало у мистера Тодхантера чрезвычайную неприязнь. На входе и выходе его неизменно окружала толпа, шумно его приветствовавшая, — за какие заслуги, было выше его разумения, разве что за убийство идола, ноги которого оказались вроде как бы из глины. Его фотографировали, зарисовывали и упоминали в заголовках; предпринимались самые решительные попытки взять у него интервью или вырвать хотя бы слово из почти фанатично сжатых губ. Короче говоря, будь мистер Тодхантер дамой с титулом на продажу, такая реклама опьянила бы его безумным восторгом, однако ему, приверженцу старомодных взглядов, она внушала лишь отвращение.

Сэр Эрнест, ничего не оставляя на волю случая, бросил все свои прецеденты и сам присутствовал на заседаниях магистратного суда. Мистер Джеймисон, напротив, этого не сделал (в самом деле мистер Тодхантер уже усомнился, существует ли он в природе), и того, кто сидел на скамье подсудимых, пока что не узника и вряд ли узником станет, защищал взволнованный молодой адвокат, потерпевший поражение, на которое все и рассчитывали.

С мрачной любезностью мистер Тодхантер поблагодарил магистрат за то, что его приговорили, и вернулся в свою постель.

На этот раз власть, могущественная и безликая, даже не попыталась вставлять палки в колеса. Полицейские, казалось, скрестили руки на груди и в смирении и холодной отстраненности ждали исхода. Они не стали арестовывать мистера Тодхантера ни по обвинению в пособничестве и соучастии, ни даже по обвинению в преступных намерениях; не стали они и препятствовать ему выставлять себя на посмешище. Полиция послала в суд своего официального представителя, и тот ни разу не вмешался в процесс.

Сэр Эрнест ликовал.

— Конечно, им пришлось пойти на это после заседания в палате, — твердил он, забыв обо всех опасениях, терзавших его минувший месяц, — но с магистратными судьями надо держать ухо востро. Строптивая это публика, и чем старше они, тем строптивей.

Он наполнил свой бокал и поднял тост за мистера Тодхантера, состав суда и их общее дело.

— Стало быть, вы считаете, что с Большим жюри все пройдет так же гладко? — спросил мистер Тодхантер, лежа в постели, в которую, как непослушного ребенка, его отослали сразу после суда, ибо время его истекало, а потерять его (и он сам это понимал) — значило проиграть процесс века.

— С Большим жюри? О да, думаю, да. Присяжные вряд ли откажутся рассматривать это дело. Вся страна с нетерпением ждет этого процесса. Если его отменить, чего доброго, революция грянет!

— О, если бы у нас был браслет! — простонал мистер Фуллер, запустив обе пятерни в свою гриву.

— Кажется, на этот счет у меня появилась одна мыслишка, — скромно подал голос мистер Читтервик, сидевший по другую сторону от постели.

Мистер Фуллер подскочил на своем стуле с таким пылом, что мистер Читтервик даже отпрянул, словно опасаясь, что молодой человек схватит его в объятия.

5

Да был ли он, этот браслет?

Этот вопрос, казалось угнетенному сознанием своей вины мистеру Тодхантеру, с самого начала маячил в уме каждого. Не то чтобы ему было в чем винить себя, — нет, он-то прекрасно знал, что браслет был на самом деле. Он просто не мог не терзать себя, поскольку полагал, что сомнения насчет браслета непременно должны были испытывать другие и испытывали, но по доброте своей никогда не высказывали вслух.

Вот и в голосе мистера Читтервика не звучало ни малейшего намека ни на какие сомнения, но они все же мерещились чересчур чувствительному мистеру Тодхантеру, когда мистер Читтервик принялся излагать суть своей идеи.

— Как вам известно, — начал он, — мы уже перебрали все возможности, и я убежден: никто из тех, кого мы опрашивали, не имеет отношения к пропаже браслета. Это касается и превосходных горничных нашего друга. Но несколько дней назад я столкнулся с Эди на лестнице и заметил, что она заплакана. Более того, она продолжает плакать и посейчас. — Мистер Читтервик умолк и лучезарно улыбнулся присутствующим.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил сэр Эрнест.

— О, прошу прощения! Понимаете, мне вдруг стало ясно, отчего она плачет! — И мистер Читтервик засиял снова.

— И отчего же? — вопросил сэр Эрнест.

— Ну, точно сказать не могу…

— Так о чем мы сейчас говорим, черт побери?

— Это была просто догадка, понимаете? — смутившись, кинулся объяснять мистер Читтервик. — Помните расхожее выражение, которое употребляют, когда с мужчиной случается что-то из ряда вон? «Cherchez la femme»? Вот мне и пришло в голову… если плачет девушка, вполне уместно сказать: «Cherchez l’homme»! То есть «ищите мужчину»!

— Да понимаю я по-французски, — заметил ему сэр Эрнест.

— О, прошу прощения! Это я из-за своего выговора, — порозовел мистер Читтервик. — Я опасался, что вы… Опасался, что я… что выговор мой не вполне соответствует тому, к которому вы привыкли…

— Так что там насчет «homme»? — перебил сэр Эрнест.

— Ну, имеется вероятность, — робея, пояснил мистер Читтервик, — что если такой homme… то есть мужчина существует и ведет себя так, что Эди часто плачет (если принять, что плачет она именно из-за мужчины), то тогда… — тут мистер Читтервик совсем сник под саркастическим взглядом сэра Эрнеста, — в общем, не исключено, что этот мужчина ведет себя не очень порядочно, а отсюда следует…

Если сэр Эрнест соображал туго, то мистер Фуллер ловил прямо-таки на лету. Он вскочил на ноги и хлопнул мистера Читтервика по плечу со всем возможным энтузиазмом.

— А что, надо попробовать! — воскликнул он. — Ей-богу, надо!

— Что попробовать? — осведомился сэр Эрнест.

Без промедления нажав на звонок, мистер Фуллер объяснил что, причем выражался в основном односложно.

— Подумаешь! — фыркнул сэр Эрнест, явно досадуя на свою недогадливость и соответственно на догадливость мистера Читтервика. — Девушки плачут не только из-за мужчин, верно?

— Право, не знаю, — смутился мистер Читтервик: он и в самом деле не знал.

— Можно, я сам с ней поговорю? — спросил мистер Фуллер, когда на лестнице послышались тяжелые шаги экономки. Не успели ему ответить, как миссис Гринхилл вошла, и, взяв дело в свои руки, он обратился к ней почти отеческим тоном: — Присядьте, миссис Гринхилл. Мы хотим задать вам еще несколько вопросов, хотя я думаю, вы от них, наверное, уже устали.

— Всячески готова помочь, сэр, в такое-то нелегкое время, — хмуро отозвалась миссис Гринхилл.

— Уверен, уверен в этом. Но на этот раз — ничего серьезного. Просто поговорим об Эди и ее молодом человеке. Как его… вечно я забываю его имя…

— Алфи, сэр. Алфи Брюэр.

— Ах да, Алфи Брюэр! Ну разумеется! Кажется, они подумывают пожениться?

— Эди-то подумывает, да, сэр, — мрачно кивнула миссис Гринхилл. — А вот Алфи… Один Бог знает, о чем он думает… хотя есть у меня кое-какие соображения на этот счет.

Мистер Фуллер энергично покивал:

— Именно. Точно. Как раз об этом я и хотел поговорить с вами — от имени мистера Тодхантера, разумеется. Видите ли, он очень беспокоится за Эди, а вы ведь знаете, как вредно ему волноваться. Но как же не волноваться, когда он слышит от нас, что бедная девушка постоянно в слезах!

— Эди не следует плакать в рабочее время, — с осуждением уронила миссис Гринхилл.

— Ну, девичьи слезы такое дело! Да, так вот Алфи… он ведь, кажется, из тех, от кого следует ждать беды?

— В беду он покуда не попадал, — с некоторым сомнением отозвалась миссис Гринхилл. Даже мистер Тодхантер понял, о какой беде идет речь — о неладах с законом.

— Да, но кто знает, что будет дальше? Такой парень, как он, легко может сбиться с пути! Особенно если живет в таком районе, верно?

— Я вечно твержу Эди, что зря это она разменивается, встречаясь с парнем со Смитсон-стрит, — кивнула миссис Гринхилл.

— Вот именно. А его родители, они…

— О, Алфи живет не с родителями, сэр. Они оба умерли. Он снимает комнату у семейства по фамилии Сдатч.

— Весьма уместное имя, — улыбнулся мистер Фуллер. — Да. Ну так и часто Алфи бывал здесь, когда мистер Тодхантер путешествовал за границей?

— Нет, сэр, ни в коем случае, сэр! Я его не одобряю и сразу сказала, что не позволю ему бывать здесь! Если Эди угодно ронять себя, встречаясь с субъектом такого рода, — что ж, пусть встречается где угодно, но не под крышей дома, за который я отвечаю… — Тут миссис Гринхилл вдруг широко раскрыла глаза. — А, так это из-за браслета, сэр!

— Верно, — кивнул мистер Фуллер, — из-за браслета.

— Нет, сэр, не думаю, что Алфи пошел на это. По крайней мере я на это надеюсь, ради Эди. Но мне известно, что как раз тогда у него было туго с деньгами. Эди одолжила ему все свои сбережения. Одолжила! Да с таким же успехом она могла бросить их в реку! Я ей так и сказала. И все-таки я надеюсь, что такой дурости Алфи не сделал. А Эди пусть будет урок, это уж точно. Как говорится, чем раньше, тем лучше.

— Значит, насколько вам известно, миссис Гринхилл, — перейдя на более официальный тон, подвел черту мистер Фуллер, — этот человек никогда не бывал в доме?

— Насколько мне известно — нет… но Эди могла приводить его, когда меня не было… С нее станется. Хитрить, знаете ли, стала, с тех пор как связалась с ним, с этим Алфи Брюэром…

— Так я и думал. — Мистер Фуллер повернулся к сэру Эрнесту. — Нам известно, что в ломбард браслет пока не сдавали, да и в скупку краденого, я думаю, тоже еще не отнесли: слишком известная, слишком опасная вещица. Если этот тип ее выкрал, браслет еще у него. Значит, можно съездить к нему и… — Он засомневался и умолк.

— Нет! — всполошился мистер Тодхантер. — Позвоните в Скотленд-Ярд, пусть полицейские получат ордер на обыск и сами туда поедут. Иначе они опять не поверят, что браслет был у меня. Поделом им, пусть сами его найдут.

Предложение было одобрено, мистер Фуллер ушел звонить в полицию.

Сэр Эрнест грозно нахмурился, глядя на миссис Гринхилл, которая очень прямо сидела на самом краешке стула.

— Девчонке ни слова, ясно?

— Разумеется, сэр, — встрепенулась миссис Гринхилл. — Надеюсь, я умею себя вести.

— Я тоже на это надеюсь, — отозвался сэр Эрнест.

6

Ровно четыре часа спустя раздался звонок из Скотленд-Ярда, и самым вежливым образом им сообщили, что пропавший браслет обнаружен в каминной трубе в комнате Альфреда Брюэра и что мистера Тодхантера благодарят за ценную информацию.

— Благодарите Читтервика, — ведомый долгом, буркнул сэр Эрнест, и мистер Читтервик просиял.

— Вот теперь у нас есть доказательства! — ликовал мистер Фуллер.

— Гм! Неплохо бы еще разузнать что-то о той пустой лодке, — пробормотал неблагодарный сэр Эрнест.

7

Заслуживает упоминания лишь еще один инцидент, имевший место до начала суда над мистером Тодхантером.

За два дня перед этим его навестила Фелисити Фарроуэй, устроив в высшей степени тягостную сцену.

Без труда проникнув в спальню, она обвинила мистера Тодхантера, поначалу темпераментно, а потом все более и более истерично, в том, что он жертвует себя на алтарь дружбы. Она придерживалась того мнения, что мистер Тодхантер никогда не стрелял в мисс Норвуд и сам знает, что не совершал ничего подобного, что он очерняет себя в глазах всего мира из чистого благородства, которого она, мисс Фелисити Фарроуэй, вынести не в силах и выносить не намерена.

Мистер Тодхантер, сам найдя эту сцену совершенно невыносимой, отвечал поначалу мягко, а потом с нарастающим раздражением под стать ее истерическому тону.

Когда мисс Фарроуэй договорилась до заявления, что если мистер Тодхантер, чтобы спасти ее близких, возьмет вину на себя, она сделает признание тоже и, более того, принудит мистера Палмера признаться во всем, в чем только можно, и скорее всего спровоцирует этим повальную оргию альтруистических исповедей, — тогда уже крик в спальне мистера Тодхантера достиг таких степеней, что миссис Гринхилл в испуге призвала мистера Фуллера и тот живо выставил мисс Фарроуэй из дома.

Мистер Тодхантер с облегчением вытер лоб.

— Женщины — порождение дьявола, — заявил он с непоколебимой убежденностью, ибо всерьез опасался, что с мисс Фарроуэй станется исполнить эти безумные угрозы.

Однако мистер Читтервик все уладил. Узнав о случившемся, он в тот же вечер побывал у мисс Фарроуэй в гримерной, где, чувствуя себя ужасно не на своем месте, сумел ее образумить.

Более никаких препятствий не встало на пути, избранном мистером Тодхантером.