— Кстати, я должна вас предупредить, что мисс Уильямсон не обычная секретарша. Она довольно важная особа в доме. Исполняет все секретарские обязанности для Джорджа которые очень немногочисленны, но главное ее занятие — помогать ему в лаборатории. Она получила ученую степень в Кембридже и, должна признаться, — негромко засмеявшись, добавила Маргарет, — выглядит соответственно.

Была уже почти половина пятого, когда все трое сидели в гостиной доктора Вэйна в ожидании чая и появления остальных домочадцев. Маргарет и Энтони явно нервничали, хотя и не понимали почему... Роджер был спокоен и собран. Пять минут, которые уже прошли в ожидании, он с удовольствием использовал, весьма внимательно рассматривая замечательную коллекцию фарфора в двух больших шкафах со стеклянными дверцами, а также в изобилии представленного на двух-трех полках, не считая тарелок, украшавших стены. Роджер был не очень большим знатоком фарфора, однако его познания были вполне достаточными, чтобы с умным видом потолковать с коллекционером.

 — Не будьте злоязычны, Маргарет, — сказал он, рассматривая фарфоровую дрезденскую группу, изображающую четырех крошечных дам, играющих в вист, тончайшие кружева на их платьях и миниатюрные веера невероятного изящества и хрупкости. — Уверен, что эту коллекцию собирала, конечно, не ваша кузина.

 — Нет, ее собрал Джордж. Это его единственный конек, который отнимает его внимание от трубок и пробирок. А почему вы так подумали?

 — Да просто такая страсть кажется несовместимой с данным вами описанием характера этой леди. Как бы то ни было, все к лучшему. Я поздравлю Джорджа с чудесной коллекцией, и он меня полюбит как родного брата. Я прежде был знаком с некоторыми маниакальными любителями фарфора и сумею найти к нему подход.

 — И вы совершенно правы, — улыбнулась Маргарет, — это самый короткий путь к сердцу Джорджа.

 — И прежде чем он состарится, ему придется услышать кое-что новое о фарфоре, — саркастически начал было Энтони, однако его прервал стук открываемой двери.

Трудно сказать, кто из двух людей, которые вошли в комнату, представлял более захватывающее зрелище. Мисс Уильямсон, которая вошла первой, привлекла бы внимание в любой компании. Это была высокая, угловатая в движениях женщина, с выдающимися скулами, коротко стриженными светлыми волосами и в пенсне, которое подчеркивало пронзительность беглого взгляда холодных, слегка выпуклых голубых глаз. Одета она была аккуратно, даже почти с пугающей аккуратностью, а лицо носило выражение такой неукоснительной деловитости, которое, как правило, приводит обычного мужчину при встрече с подобной женщиной в состояние тягостной, безмолвной неловкости — настолько оно противоречит всему, что он связывает с понятием "женственность". Однако секретарша не относилась к разряду женщин, которых обычно называют мужеподобными: хотя ее никак нельзя было назвать красивой, в ней было нечто привлекательное.

"Незаурядная особа", — подумал Роджер и задержал на ней свой взгляд на две секунды дольше, чем полагалось.

Доктор Вэйн, который следовал за ней на таком близком расстоянии, что, казалось, наступал ей на пятки, во многом походил на свой портрет, нарисованный Маргарет: то был высокий, сутулый человек, ростом по меньшей мере шесть футов и два дюйма, с огромной черной бородой и суровым взглядом, однако в движениях его большого тела было столько мягкости и даже изящества, что это составляло поразительный контраст с его сильной, топорного сложения фигурой. Едва слышным, аккуратным движением он закрыл за собой дверь гостиной.

Едва эти двое успели войти, как Маргарет вскочила:

 — О Джордж, это мои друзья, мистер Шерингэм и мистер Уолтон, — сказала она не без смущения, — они приехали меня навестить, не зная о... о...

 — Я очень рад приветствовать твоих друзей, Маргарет, в своем доме, — с солидной учтивостью ответил доктор. — В конце концов, это самое меньшее, чем я могу отплатить тебе за твою доброту, с которой ты сейчас обо мне заботишься.

Маргарет поблагодарила его мимолетной улыбкой и представила Роджера и Энтони мисс Уильямсон. Последовали поклоны, и мисс Уильямсон позвонила в колокольчик, чтобы подавали чай.

 — У нас только десять свободных минут, Маргарет, — объявила она поспешно, — мы прервались на середине довольно важного эксперимента и мне с большим трудом удалось вытащить Джорджа из-за стола.

Обе женщины и Энтони стояли у окна, а Роджер подошел к доктору Вэйну.

 — У вас грандиозная коллекция фарфора, доктор, — сказал он непринужденно, — и я не перестаю ею восхищаться с той самой минуты, как сюда вошел. Никогда в жизни не видел лучшего Спода, чем вот эти очаровательные образцы.

В суровом докторском взгляде зажглась искорка удовольствия коллекционер всегда доволен, когда хвалят его коллекцию, он точно мать, которой сказали, что у младенца носик точь-в-точь как ее собственный.

 — Вы интересуетесь фарфором, мистер Шерингэм?

 — Я с ума по нему схожу, — солгал Роджер.

И далее разговор покатился словно по накатанной колее.

С прибытием чая беседа стала более общей. Роджер позволил пробудиться в себе писателю и внимательно стал наблюдать за всей, довольно пикантной, ситуацией. Вот человек, чья жена три дня назад погибла неестественной смертью при, по меньшей мере, странных обстоятельствах и который берет чашку с чаем из рук молодой, хорошенькой девушки, а она, учитывая приезд инспектора Морсби, очень сильно подпадает под подозрение в связи с этой же самой смертью. Тем не менее отношения между ними, что должны были стать почти невыносимы, совсем не кажутся, хотя бы на первый взгляд, сколько-нибудь натянутыми. Маргарет ведет себя абсолютно естественно; а доктор Вэйн обращается с ней предупредительно, мягко и даже с некоторой нежностью. Чем дольше Роджер наблюдал, тем больше удивлялся. Хотя он и в литературе столь же мало придерживался условностей, как в жизни, все же вряд ли бы он осмелился использовать подобную ситуацию в какой-нибудь из своих книг. Критики общим гласом объявили бы ее слишком неправдоподобной.

Через несколько минут разговор, который каемся разных мелочей, снова возвратился, по инициативе доктора Вэйпа, к прежней теме. И мисс Уильямсон тоже, к некоторому удивлению Роджера, присоединилась к ним, а сам доктор Вэйп, воодушевившись, даже зашел так далеко, что один или дна раза поправил Роджера, допустившего какие-то неточности.

 — Значит, вы тоже любительница фарфора? — не выдержал Роджер.

 — Да, теперь, но когда я только приехала сюда, то совершенно ничего не знала о нем, однако Джордж научил меня понимать и видеть его, и теперь я нахожусь под таким же обаянием фарфора, как он сам.

 — И теперь вы знаете о нем гораздо больше, чем прежде, правда, Мэри?— впервые на лице доктора показалось подобие улыбки. — Еще один пример подавляющего влияния учителя на ученика, мистер Шерингэм, — обратился он к Роджеру с шутливым сожалением.

 — Какая чепуха, Джордж! — рассмеялась мисс Уильямсон, — я могла бы только мечтать об этом. Боюсь, вам очень многому придется меня научить.

По счастью, доктор Вэйн не имел представления, кто на самом деле его посетитель и мисс Уильямсон также (они совершенно не походили на людей, которые имеют обыкновение читать "Курьер"), так что у них не возникло ни малейшего подозрения, с какой целью Роджер явился к ним в дом. Поэтому, удовлетворенный успехом своей тактики, он продолжал разыгрывать безопасную "фарфоровую" карту, а Маргарет и Энтони, для которых фарфор не представлял ни малейшего интереса, занимались, главным образом, тем, что сидели молча и переглядывались, причем, по-видимому, были совершенно довольны таким положением дел.

Когда спустя полчаса, вместо обусловленных вначале десяти минут, мисс Уильямсон предъявила доктору третий по счету ультиматум, он наконец встал, а у Роджера было такое ощущение, что разговоров о фарфоре ему хватит на ближайшие несколько лет. Однако доктор испытывал прямо противоположные чувства и, крепко пожимая руку собеседнику и предварительно уверившись, что Роджер и Энтони проведут в Ладмуте еще несколько дней, пригласил их на ужин в ближайшее воскресенье, решительно отметая дружеским тоном нерешительные отговорки Роджера.

Когда доктор и секретарша ушли, Роджер рухнул в кресло и стал обмахивать лицо липкой от пота рукой.

 — Кто-то еще что-то сказал насчет фарфора? — спросил он расслабленно.

 — Ну и как? — отвечала Маргарет. — Что вы о них думаете?

 — Что думаю? — повторил Роджер на этот раз громко и от всей полноты сердца. — Думаю, что примерно через год в Ладмуте снова зазвонят свадебные колокола.

 — Что? — воскликнули Энтони и Маргарет одновременно.

Роджер понял, что высказался неосторожно, но взять слова обратно было нельзя.

 — Думаю, — сказал он, на этот раз тщательнее выбирая выражения, — что Джордж и эта дама заключат брачный договор.

 — Да, она по уши в него влюблена, — кивнула Маргарет. — Я давно об этом знаю, но не думала, что вы это заметите.

 — Наблюдать и замечать — мой бизнес, прекрасная леди, — мягко упрекнул ее Роджер.

 — Ты заметил, что она к нему неравнодушна? — удивился Энтони. — Как это тебя угораздило?

 — Я только что ответил на этот вопрос, — промурлыкал Роджер, — могу дать и другой наводящий ответ: "фарфор".

 — Да, ответ красноречивый, — согласилась Маргарет, — особенно если вы помните, что я говорила о ней прежде. Помните?

 — Да, я как раз об этом подумал, — засмеялся Роджер.

 — О чем это вы? — спросил Энтони, недоуменно глядя то на одного, то на другую.

 — Ни о чем таком, что доступно твоему детскому пониманию, малыш, — добродушно отозвался Роджер. — Пойди поиграй в жмурки. Маргарет, а мне ваш доктор понравился.

 — Джордж? Да, он милашка. Хотя мне, чтобы узнать его, надо было гораздо больше времени, чем, по-видимому, потребовалось вам. И вы ему тоже понравились. Не припомню, чтобы он кого-нибудь пригласил на ужин после столь короткого знакомства.

 — Но я вообще довольно легко нравлюсь, — согласился Роджер. И разговор после этого стал весьма фривольным.

Однако Роджер, достигнув поставленной себе цели, теперь жаждал обсудить ее результаты с Энтони — что было вряд ли возможно в присутствии Маргарет, поэтому вскоре он стал выказывать легкие поползновения к перемене мест. Он обстоятельно договорился с Маргарет о встрече следующим утром "на всякий случай", встал, подошел к двери, снова сел и снова поднялся и, по крайней мере раз шесть, а то и больше, напомнил, что им надо отправляться, и с каждым разом утверждал это все настойчивее, и наконец понял, что если он хочет сдвинуть Энтони с места и увести его из гостиной, то потребуются героические усилия.

Роджер был не такой человек, чтобы отвергать героические усилия, если они необходимы.

 — Энтони, — сказал он, — ты, по-моему, не понимаешь, что мы злоупотребляем гостеприимством. Последние четверть часа я только тем и занимаюсь, что тонко тебе намекаю о необходимости удалиться. Понимаешь, у Маргарет хлопот полон рот.

 — Но я ничем не занята, Роджер, — возразила Маргарет, — никаких дел у меня нет.

 — Нет есть, — твердо отчеканил Роджер. — У вас их просто полно. Идем, Энтони.

 — Да честное слово, я свободна.

 — Зато есть дела у меня. Идем, Энтони!

И на этот раз Энтони поднялся.

Маргарет простилась с ними в гостиной, но Энтони вернулся туда из холла, вспомнив, что забыл ей о чем-то сообщить. Роджер подождал пять минут, потом пошел за Энтони и снова извлек его из гостиной. Маргарет вышла с ними в холл и снова попрощалась, но Энтони снова вернулся с половины подъездной аллеи, так как забыл палку. Роджер подождал еще десять минут, потом опять вошел в дом и опять настиг свою жертву в гостиной.

 — Энтони, мы должны немедленно уйти, — сказал он, — надо поговорить о делах. Энтони, мы должны идти. Ты уже вспомнил все, что забыл сказать Маргарет? Ты взял свои палку, шляпу, ботинки, булавку для галстука, очки и ночной чепчик с кружевами? Энтони, мы действительно должны идти. Маргарет, может быть, если вы уйдете и согласитесь замуровать себя в своей комнате, в ванной, в бельевом шкафу или еще в каком-нибудь подходящем для этого месте, то Энтони впадет в отчаяние и с ним можно будет сладить...

 — Роджер, ну какой вы гадкий, — покраснела Маргарет и поспешила из гостиной вон.

 — Пример женщины, спешащей быть замурованной навеки, — задумчиво пробормотал Роджер, глядя вслед ее легкой, словно летящей по воздуху, фигуре.

 — Черт бы тебя побрал, Роджер, — взорвался негодующий Энтони, тоже пунцово-красный. — Какого дьявола тебе понадобилось уходить и...

 — Энтони, мне кажется, сейчас самый подходящий момент, чтобы уйти, — мягко заметил Роджер.

И на этот раз Энтони действительно ушел — не только из дома, но миновал подъездную аллею, выбрался на дорогу и повернул к скалам. Роджер дал ему десять минут, чтобы тот выпустил пар и остыл, а потом приступил к делу.

 — А теперь послушай, Энтони, отвлекись от всего прочего и скажи, какие выводы ты извлек из нашего чаепития?

 — Какие выводы? — неохотно ответил Энтони. — Не знаю, извлек ли я вообще какие-то выводы. А ты?

 — Один или два. Во-первых, леди, с которой мы сегодня познакомились, не питает отвращения к идее стать миссис Вэйн теперь, когда место освободилось.

 — Но почему ты так решил, Роджер?

 — Да это намерение лезет у нее из ушей, надо лишь только иметь глаза, чтобы видеть. Мне кажется, она даже не давала себе труда скрыть это желание. Но интересно знать, доктор тоже ничего не имеет против этого? В данный момент я не слишком в этом уверен.

 — Ты считаешь, что у него нет такого намерения?

 — Нет, я этого не утверждаю. Я только хочу сказать, что ему очень хорошо удается скрывать свои чувства. Я совершенно не уверен в том, что он думает обо всем этом. Кроме того, ему нравится Маргарет и он старается это показать. Но что действительно очень важно и многозначительно — так это его приглашение поужинать.

 — Ты хочешь сказать, что это странно — звать в гости спустя четыре-пять дней после смерти жены?

 — Совершенно верно. А о чем это говорит?

 — Да только о том, что он не очень переживает.

 — Точно. Иначе говоря, он знал, что представляла собой его жена. И, не будучи расстроен из-за ее смерти, он не собирается притворяться, будто это так. Вот чем этот человек поразил меня.

 — Да, — медленно протянул Энтони, — наверное, ты прав.

 — Женщина тоже не расстраивается. Это было достаточно очевидно. Доктор даже в какой-то мере усвоил ее манеру поведения в данном отношении. Из них двоих она обладает более сильным характером.

 — Неужели?

 — О да. И еще одно меня интересует. Знала ли эта женщина тоже, что на самом деле представляла собой миссис Вэйн? В общем и целом, я бы, пожалуй, ответил утвердительно. Она довольно проницательна.

 — И, возможно, она поэтому стала симпатизировать доктору, — заметил Энтони, — если это вообще так. Наверное, мерзко все время видеть, что порядочный человек связал свою жизнь с маленькой дрянью, а?

 — Да, тонко замечено, — согласился Роджер. — Я бы очень удивился, если ситуация не развивалась бы именно так. Конечно постепенно. Так всегда бывает. Я не собираюсь намекать, что между ними существует интрижка или что-либо в этом роде. Нет, я и минуты не сомневаюсь, что этого нет. По сути дела, я бы не удивился, узнав, что доктор даже не подозревает о ее чувствах. Однако он, к своему удивлению, окажется на ней женатым. Она женщина чрезвычайно сильной воли, и не побоюсь побиться об заклад, что она решила добиться своего во что бы то ни стало.

 — Но у нее большие ноги, — совершенно непоследовательно возразил Энтони.

 — У многих людей они большие. У тебя, например. А как тебе показалось, Маргарет ей нравится?

 — Если нет, то она просто дура, — убежденно ответил Энтони.

 — Пожалуйста, не будь сентиментальным. Мне лично показалось, что нет. Она ведет себя безапелляционно и командует, ты заметил? Но это можно вполне объяснить ревностью. Маргарет, в конце концов, молода и красива, а она нет. А поведение доктора Вэйна тебе не показалось странным? Его характер и так далее?

Энтони задумался:

 — Я бы сказал, что у него чертовский темперамент.

 — Ты просто подслушал мои мысли. Я сразу это заметил. Может быть, и не надо придавать этому какое-то особенное значение, но забывать об этом не стоит. Доктор Вэйн чертовски темпераментен. Ну а теперь — как быть с приглашением? Я не хочу... А, привет! Это ведь инспектор? Да, он. Я повсюду теперь узнаю его объемистую фигуру. Давай пойдем наперерез и спросим, нет ли чего нового. Между прочим, мои поздравления, Энтони.

 — В связи с чем?

 — С тем, что ты не проговорился Маргарет относительно письма нашего приятеля Колина. И подал тем самым великолепный пример сдержанности.

Роджер громко окликнул инспектора, тот остановился и подождал, пока они с ним поравняются.

 — Слишком жаркий день, джентльмены, для таких дальних прогулок, — приветствовал он братьев, вытирая платком широкое красное лицо, — необыкновенно жарко.

 — Да, верю, инспектор. И что же, добродетель была вознаграждена? Вы получили какие-нибудь известия?

 — Да, сэр, кое-какие получил, рад вам сообщить об этом. Мне удалось установить личность джентльмена, который написал письмо. Это было довольно затруднительно, однако теперь я уверен, что нашел его.

 — Неужели нашли? Но это же прекрасно! А кто он?

 — Джентльмена зовут Колин Вудторп, он сын сэра Генри Вудторпа, владельца большого поместья между Ладмутом и Сэндси. Сегодня вечером я хочу нанести ему визит.

 — Прекрасно, — поспешно сказал Роджер, — а можно мне с вами?

 — Это не совсем по правилам.

 — Да, понимаю. Ужасно не по правилам, но ведь за вами должок из-за письма этого самого мистера Колина?

 — Очень хорошо, сэр, — усмехнулся инспектор. — Я вижу, вы твердо решили пойти со мной, так что мне, полагаю, придется вас захватить. Но запомните в качестве моего личного друга, а не репортера.

 — Клянусь в том! — торжественно заверил его Роджер. — Я бы в любом случае не стал... О небо, идем, идем, и не позволяйте этому человеку меня заговорить. Нам навстречу грядет самый неугомонный болтун во всей Англии.

 — Это пока ты находишься на севере страны, а не в Лондоне, — с юмором заметил Энтони.

 — Его зовут Сэмюел Медоуз, он священник, — пояснил Роджер собеседникам. — Он сегодня утром напал на меня в скалах и похитил целых полчаса. С ним бы в этом качестве не справится даже Старый Моряк {герой "Поэмы о Старом Моряке" английского поэта-романтика С.Т. Колриджа (1772-1834). Старый Моряк в своем вечном странствии встречает трех гостей, спешащих на свадебный пир, и одному из них рассказывает свою драматическую историю.}.

Инспектор и Энтони с некоторым любопытством взглянули на невысокого человека в священническом одеянии. Узнав Роджера, он благосклонно улыбнулся, весьма энергически коснулся в знак приветствия краев широкополой шляпы, но не сделал попытки заговорить.

 — Пронесло! — выразительно шепнул Роджер, когда они прошли мимо. — Друзья, благодарю вас.

Но инспектор не улыбнулся. Напротив, он нахмурился и дернул себя за многострадальный ус.

 — Черт побери. — задумчиво сообщил он своим ботинкам, — где же я видел это лицо раньше?