Прошло все-таки несколько минут, прежде чем Роджер согласился, отныне и навсегда, расстаться со своей возлюбленной гипотезой самоубийства Медоуза. Возможность самоубийства устраняла все и всяческие подводные камни.

Самоубийством можно было простейшим образом объяснить обе смерти в Ладмуте и снизить их до уровня печальных, но обыденных событий. Нет, несмотря на видимое правдоподобие того, что утверждает инспектор, это все-таки должно быть самоубийство! — возразил Роджер, почему инспектору пришлось очень терпеливо и не меньше пяти раз доказывать и убеждать, что если человек захочет отравиться аконитином, то он не станет — так это невероятно — мешать его с табаком и потом поглощать яд с помощью трубки, и Роджер наконец признал, хотя очень неохотно — "черт побери все!", — возможность убийства Медоуза.

 — Но вы не думаете, что он считал аконитин чем-то вроде наркотика, вроде опиума, который может облегчить переход в мир иной? — спросил Роджер с проблеском надежды.

 — Нет, не думаю, — решительно отвечал инспектор, гася последний ее огонек. — Человек, который хочет в своих целях использовать аконитин, должен иметь о нем хоть малейшее представление. И прежде всего то, что он не является наркотиком. Нет, сэр, другой вывод здесь исключен. Медоуза убили.

 — Будь он проклят! — досадливо проговорил Роджер. — Он не имел никакого права... быть убитым — вот все, что я могу на это сказать. Теперь нам опять придется начинать все сначала. Кто же его убил, инспектор? Может быть, вы ответите и на этот вопрос?

Инспектор дернул себя за ус.

 — А я надеялся, что вы мне это объясните, мистер Шерингэм.

 — Понимаю, — с горечью заметил Роджер, — я должен был заранее догадаться, что вы не станете разглашать тайные сведения просто так, задаром. Вы опять хотите воспользоваться моими великолепными мозгами, не так ли?

 — Ну, если вам угодно так выразиться, сэр, — неодобрительно отозвался инспектор.

 — Да, именно так. Я ненавижу, когда лопату называют "сельскохозяйственным орудием". Ладно, продолжайте в том же духе, пользуйтесь.

Инспектор задумчиво сделал несколько глотков.

 — Ну, тогда давайте начнем с мотива убийства. Можете ли вы назвать человека из ближнего круга миссис Вэйн, которому нужна была бы смерть Медоуза?

 — Подождите-ка. Вы все еще считаете, что его смерть как-то связана с убийством миссис Вэйн? Вы считаете, что это, так сказать, отправной пункт расследования?

 — Мы всегда должны держать в уме разные возможности, но мне кажется, что это весьма убедительное предположение, а?

 — Да, стрелка на весах вероятностей решительно склоняется в эту сторону, но вряд ли стоит забывать, что Медоуз (будем, для простоты дела, называть его именно так) был, судя по всему, еще и шантажистом, кроме прочих своих криминальных достижений. И если мы допускаем возможность шантажа, сфера поисков очень и очень расширяется.

 — Верно, сэр, и я об этом не забываю. Но вы должны помнить также, что Медоуз приехал сюда не просто так, а с определенной целью в отношении своей жены — иначе слишком уж невероятным кажется подобное совпадение, настолько невероятным, что я исключаю его начисто. Значит, если он действительно кого-то шантажировал, то или ее, или кого-то, кто очень тесно с ней был связан.

 — Например, ее мужа?

 — Да, например доктора Вэйна, и вы понимаете, что я имею в виду. Мы должны принять как само собой разумеющийся факт, что в смерти Медоуза повинен человек, каким-то образом связанный с убийством миссис Вэйн.

 — Да, — согласился Роджер, — тут вы попали в точку.

 — А это снова возвращает нас к самому первому вопросу, который я вам задал: кому из лиц, близко связанных с миссис Вэйн, было выгодно устранение Медоуза?

 — Таких много, — поспешно ответил Роджер, — и самый сильный мотив был у самой миссис Вэйн.

 — Нет, я хочу сказать, за исключением ее, — уточнил удивительно терпеливый инспектор.

 — Ну, если иметь в виду мотивацию шантажа, то следующий в списке подозреваемых — доктор Вэйн. У него было достаточно причин, чтобы отделаться от настоящего мужа своей жены, особенно если тот угрожал все предать огласке. Поэтому доктор его убил.

 — Убил после того, как жена его погибла? Но какое значение это могло иметь для доктора после ее смерти?

 — Да какое угодно! Никому не хочется выглядеть в глазах других доверчивым дураком, подкаблучником умной и безнравственной женщины. А кроме того, здесь могли быть и другие причины, потаенные, о которых мы ничего не знаем. Например: а что, если она заставляла доктора помогать ей в каком-то сомнительном деле? Для женщины с подозрительным прошлым это было очень кстати, как возможность шантажа. А Медоуз мог обо всем этом узнать.

 — Очень изобретательная гипотеза, сэр, — одобрил инспектор, — да, да, вы уже соорудили убедительное подсудное дело против доктора, но только как вы докажете это — вот в чем вопрос! А теперь, если исключить вовсе мотив шантажа, вернее — взглянуть на него под другим углом зрения? Кому все-таки, независимо оттого, убийца доктор Вэйн или нет, кому было бы выгодно устранить Медоуза и таким образом, чтобы он замолчал навеки? Как вам кажется?

 — Понимаю. Да, конечно... Я забыл, что Медоуз был в Ладмуте все это время и что-то знал и поэтому кому-то было необходимо заставить его замолчать.

 — Вот и я это так понимаю, — сказал весело инспектор. — То есть я понимаю это следующим образом: Медоуз прятался в той маленькой пещере, ожидая свидания со своей женой. И вот она появилась, но не одна, а с кем-то еще Он, естественно, затаился, ему совершенно незачем, чтобы его имя связывали с ее, ведь это могло лишить его курицы, несущей золотые яйца. Но пока он ждет, кто-то другой сталкивает его жену со скалы — и он знает, кто этот человек.

 — Изобретательная гипотеза, — заметил Роджер. — Итак, курица, несущая золотые яйца, убита, а петух, который повинен в этом убийстве, прямиком попадает Медоузу в руки. И, вопреки всем законам природы, этого петуха можно заставить нести те же золотые яйца со скоростью машины, делающей сосиски.

 — Можно и так это объяснить, — улыбнулся инспектор, — однако петух решил действовать иначе и...

 — И Сэмюела быстро отправили на зеленые лужайки вечности! Да, инспектор, надо признать, что ваша гипотеза достаточно убедительна и очень логично изложена.

 — А вам не кажется, сэр, что это единственно разумная гипотеза? Во всяком случае, самая разумная из всех изложенных?

 — Да, пожалуй, — задумчиво подтвердил Роджер, — да, несомненно, она самая разумная. Но в этом случае перед нами снова встает прежняя проблема, которую я с таким совершенством решил на прошлой неделе, — кто убил миссис Вэйн?

 — Вы правы, сэр, опять та же самая проблема. Но что касается ее, разве вы не замечаете одного важного обстоятельства в связи со вторым убийством, которое подсказывает нам, кто этот двойной убийца?

 — Вы выражаетесь как на курсах журналистики, — пробормотал Роджер, — и тема такого трехлекционного курса — "Как стать сыщиком?" Нет, учитель, я заметил это обстоятельство. Ответ — аконитин.

 — Верно, сэр. Убийцей должен быть человек, имеющий доступ к аконитину. Мы можем расценивать это обстоятельство как факт. В соответствии с инструкцией я, конечно, наведу справки в Сэндси и у других, местных фармацевтов, но не думаю, что эти расспросы что-нибудь дадут. Ясно, что убийца все знал относительно ядов. Ему требовалось быстродействующее средство, так что выбор был невелик: синильная кислота, стрихнин, аконитин и кураре. Синильная кислота имеет специфический запах, так что вряд ли Медоуз мог принять его, ничего не заподозрив. Стрихнин причинил бы ему сильные боли, он стал бы кричать, возникла бы суматоха. Кураре действует только через раневую поверхность. Аконитин же (между прочим, удачная идея) был, как говорится, то, что надо.

 — Гм! — Роджер с серьезным видом стал поглаживать подбородок. — Понимаю, к чему вы клоните. Но неужели вы думаете, что он...

 — Привет вам! — раздался голос от двери. — Все еще чешете языки? Надеюсь, у вас есть что выпить! После прогулки в такую жару у меня в глотке горит, словно туда запихнули горчичник.

 — Энтони, — заметил его кузен со вполне оправданным неудовольствием, — ты вульгарно выражаешься.

И разговор перешел на некриминальную тему.

В ту ночь Роджер долго лежал без сна. Последнего развития событий само по себе было достаточно, чтобы не дать ему заснуть, но почти так же неотступно его занимал другой вопрос: почему инспектор без всяких просьб с его стороны отбросил панцирь сдержанности и предоставил ему такую потрясающую информацию? Предположение, что ему потребовались интеллектуальные способности коллеги-любителя, было, конечно, несостоятельно, ведь именно инспектору, как выяснилось по ходу обсуждения, принадлежала ведущая роль в мыслительном процессе. Это он высказал новые идеи и предложил разумную рабочую гипотезу. Роджер не сделал в данном случае никакого ценного вклада. Но зачем инспектор, забыв о сдержанности, так недвусмысленно намекнул, что убийцей в обоих случаях является доктор Вэйн?

И только когда сон почти одолел Роджера, у него в голове блеснул исчерпывающий ответ: инспектору почему-то хотелось, чтобы Роджер считал убийцей именно доктора, а сам он придерживается совершенно другого мнения!

На следующее утро во время бритья Роджер снова стал обдумывать этот вопрос. Именно так можно объяснить непонятное поведение инспектора: злорадно усмехаясь про себя, он старается обвести вокруг пальца журналиста, наделенного официальными полномочиями, которому он уже немало задолжал в процессе расследования, и направить этого журналиста по совершенно ложному пути. И Роджер улыбнулся своему отражению в зеркале. Очень хорошо, но в этой игре два участника, и тот, кто предупрежден, тот вооружен. Поэтому Роджер начал обдумывать план, который должен был выбить почву из-под ног инспектора. Однако необходимо вести свое собственное расследование так, словно ничего не было сказано. Да, возможно, убийцей является доктор Вэйн, хотя сам инспектор так не думает, а если быть совсем уж точным, то Роджер тоже не считает доктора убийцей. Не то чтобы доктор — человек совершенно неспособный на такое преступление, если оно покажется ему необходимым. Нет, просто Роджер почему-то не видел доктора в роли убийцы собственной жены более рационального объяснения у Роджера не было. Да, Вэйн способен уничтожить Медоуза, это очень вероятно, но не свою жену. Однако если учесть это обстоятельство, то значит, как бы невероятно это ни казалось, двойное убийство совершил кто-то другой? Нет-нет, инспектор притворяется, что думает, будто убийца — доктор. Он очень убедительно доказал Роджеру свою гипотезу, но одно это говорит о том, что он хитрит! Если он так старался убедить в этом Роджера, то сам так не считает. Однако дело, по-видимому, запутывается еще больше. Единственное средство распутать весь этот клубок противоречий — сохранять ясное мышление, держать в голове остальные возможности, не позволять сбить себя с толку каким-нибудь ложным ходом, и вот тогда победа обеспечена самой сообразительной ищейке из них двоих.

Роджер с обычной своей тщательностью причесался, надел сюртук и не спеша пошел завтракать. Инспектор уже наполовину покончил с едой, а Энтони еще не появлялся. Минут десять инспектор и Роджер обменивались банальными замечаниями и словно по взаимной договоренности ни звука не проронили относительно того, что больше всего занимало их мысли. Потом инспектор что-то пробурчал относительно предстоящего ему делового дня и ушел. И почти сразу же появился Энтони. Роджер положил себе мармеладу, глядя, как Энтони сгребает с блюда себе на тарелку всю яичницу с беконом.

Еще обмениваясь с инспектором ничего не значащими замечаниями, Роджер раздумывал над обещанием, которое тот исторг у него накануне вечером, и хотя даже в сложившихся обстоятельствах Роджеру претило его нарушать, все же он придумал или вообразил, что придумал, каким образом можно честно его обойти.

 — Энтони, — осторожно сказал он, — ты сегодня утром у меня на дежурстве.

 — Так, значит, — вперед! — решительно отвечал Энтони. — А чем займемся? Ведь нам вроде нечего делать?

 — Да, это, конечно, так... так, — отвечал Роджер с напускной небрежностью, — по крайней мере, ничего неотложного нет. Мне просто хотелось бы поиграть в одну игру. Сказать по правде, я уже несколько устал от этого вынужденного безделья, поэтому придумал маленькую угадайку. Суть в следующем: как быть, если в конце концов обнаружится, что Медоуз не покончил самоубийством, а был убит...

 — А что, если луна превратится в головку сыра? — весело ответил Энтони. — Ну ладно, предположим, что убит. Что дальше?

 — А знаешь, ведь это вполне возможно, — сказал Роджер с таким видом, словно он пытается поверить в нечто совершенно невероятное. — Мы не должны упускать что-нибудь из виду лишь потому, что это кажется совершенно невозможным. И знаешь, наверное, интересно было бы придумать какой-нибудь аргумент в пользу убийства, правда?

 — Неужели тебе это действительно интересно? — спросил Энтони, отрезая второй кусок хлеба. — Мне кажется это пустой тратой времени, но если тебе так хочется поиграть в свою угадайку, я не против. Последнее время все как-то чересчур спокойно стало. Заняться нечем.

Роджер удивленно посмотрел на своего двоюродного брата, однако тактично воздержался от замечаний насчет этого странного заявления. Ему-то казалось, что дела далеко не спокойны — во всяком случае, что касается Энтони.

 — У тебя что, сегодня утром не назначена встреча с Маргарет? — только и спросил он.

 — Да нет, — очень небрежно ответил Энтони, — она должна была поехать в Сэндси. В магазины или еще какая-то чепуховина. Я увижусь с ней только завтра утром.

И снова Роджер почти сверхчеловеческим усилием воздержался от комментариев, хотя на кончике языка так и вертелся вопрос: "Из-за чего вы, идиоты, опять поссорились?" Роджер, однако, ни о чем не спросил, хотя бы потому что не желал все утро провести потом в компании сердитого и хмурого Энтони.

 — Ну, значит, все в порядке, — быстро сказал он, словно для Энтони и Маргарет не встретиться ни разу за двадцать четыре часа было в порядке вещей. — Ладно, я скажу тебе, чем мы займемся. Наверное, будет довольно забавно, не говоря уж о пользе усовершенствования в сыщицком мастерстве, если мы только на один день сделаем вид, будто Медоуз был действительно убит (отравлен, конечно), и постараемся найти какие-нибудь тому подтверждения. Что скажешь?

 — Потрясающе смешно, — машинально ответил Энтони.

 — Вот и молодец! — сердечно похвалил его Роджер. — Ну что ж, прекрасно. Давай поскорее кончай завтракать и посмотрим, какие у нас с тобой карты.