Про четки ничего нового узнать не удалось.

Роджер был разочарован, и Морсби не меньше. Оба сошлись на том, что четки были бы важнейшей уликой, пойми кто-нибудь, какого дьявола они там оказались. Роджер некоторое время порассуждал по этому поводу. Морсби вежливо выслушал и даже высказался в том смысле, что четки были оставлены случайно. Роджер склонялся к противоположной точке зрения, поскольку находил ее более интригующей. В итоге они ни к чему не пришли и загадку не разгадали.

После этого они расстались. Роджер отправился на рандеву в «Критерион», а Морсби – на доклад к шефу, и в ходе этого делового совещания, догадывался Роджер, его имя всплывет не единожды. Эта мысль заставила его улыбнуться. Шефом Морсби был суперинтендант по фамилии Грин, крупный, несколько тучный человек, не обладающий, увы, добродушием, которое так украшает крупных, полнеющих людей. И без того личность не слишком жизнерадостная, больше всего на свете суперинтендант Грин ненавидел, когда дилетанты вмешиваются в дела подведомственного ему департамента.

В целом мистер Шерингэм остался доволен обедом. Стелла, разумеется, явилась минута в минуту и в новом платье цвета полуночи казалась хорошенькой как никогда. Воистину, подумал Роджер, эта юная леди могла бы быть совершенно очаровательна, обладай она хоть каплей шарма. Тем не менее он с большим удовольствием провел время в ее обществе.

В этот раз они не много почерпнули из разговоров за соседним столом. Роджер был слишком поглощен усилиями вытянуть из своей спутницы хоть что-нибудь касательно ее обручения. Однако на эту тему Стелла оказалась еще более неразговорчивой, чем обычно. Она решительно отказывалась поделиться даже крохами сведений о своем женихе, историей их знакомства и собственными взглядами на семейную жизнь.

Только в одном пункте она снизошла до откровенного высказывания, да и то не слишком красноречиво.

– Судя по всему, вы обручились совсем недавно, – наугад бросил Роджер. Я вижу, он еще не успел подарить вам кольцо.

– Я не верю в обручальные кольца, – кратко ответила мисс Барнетт.

Роджер смотрел на нее и мечтал. Чистое сокровище для писателя. Если б только она не упрямилась и помогла ему. Даже живейшего воображения Роджера не хватало, чтобы представить Стеллу в предсвадебных муках. Почему бы ей не поведать ему, честно и вдумчиво, как она ощущает себя в таком волнующем для всякой девушки состоянии? В конце концов, это ведь ее долг перед великим английским читателем.

Он предложил ей этот довод как последний свой аргумент.

– Вы хотите использовать меня в какой-нибудь своей книге? – спросила она как всегда невозмутимо.

– Да, Стелла.

– Для этого вы меня и наняли?

Роджер смутился.

Мисс Барнетт обдумывала это предположение.

– За жалованье предоставить писателю свой характер для изучения? Это что-то новое! Однако на мой взгляд, это вполне справедливо: вы мне платите и используете по своему усмотрению. Нет, такое положение вещей определенно не вызывает у меня протеста. Значит, вы находит, что я представляю для вас интерес, мистер Шерингэм?

– Да. Чрезвычайный.

– Почему?

– Потому что у вас ничего общего ни с одной из знакомых мне девушек. Вас это обижает?

– Что я для вас представляю интерес? Ни в коей мере Естественно, мне это приятно.

– Совсем не естественно, – проворчал Роджер. – У любой другой это было б естественно, но ваши реакции совершенно непредсказуемы.

– Это как раз очень удачно, – безмятежно отозвалась Стелла. – В противном случае, полагаю, я была бы уже уволена. Однако, мистер Шерингэм, вы еще не сказали, не стыдно ли вам находиться в моем обществе сегодня?

– Боюсь, сегодня утром я был излишне откровенен.

– Отнюдь. Я очень ценю откровенность. И я согласна с вами относительно той шляпки, в которой была вчера. Сегодня, вернувшись домой, я швырнула ее в камин.

– Неужели?

– Ну конечно. После вашей страстной филиппики.

– А я думал, что после моей страстной филиппики вы как знаменем будете размахивать ею у меня перед носом каждый день с утра и до вечера.

– Как вы правы, мистер Шерингэм, – мягко улыбнулась Стелла, – когда говорите, что совсем не умеете предвидеть мои реакции. Не могу понять почему. В данном случае, как мне кажется, все очень просто. Вчера я убедилась, что вы прекрасно разбираетесь в женских нарядах, у вас замечательный вкус, я бы даже сказала чутье. Сегодня утром вы осудили мою шляпку; уважая ваше суждение, я ее и спалила. Разве это не логично?

– Стелла, – произнес Роджер, удостаивая ее высочайшего комплимента, какой представитель сильного пола только может сказать женщине, – Стелла, вы рассуждаете совершенно как мужчина!

– Надеюсь, что при этом я выгляжу как женщина, – отозвалась мисс Барнетт почти кокетливо. – Следует ли мне повторить свой вопрос? Вы, кажется, решили уклониться от ответа. Вам что, все еще стыдно находиться рядом со мной?

– Ни в коем случае, – решительно ответил Роджер.

– И вы не считаете, что я компрометирую ваш синий бархат?

– Я нахожу, что на меня снизошло вдохновение, когда я решил купить его и заставил вас надеть это. Так, значит, вы все-таки любите комплименты, Стелла?

– Да, когда они искренние. Также я склонна приветствовать и искренние оскорбления. Нет, вина больше не надо, благодарю вас.

– Да вы же выпили только бокал! Нельзя же оставлять на мою долю всю бутылку!

– Я же сказала: благодарю, больше не надо. Возможно, вы скоро усвоите наконец, что я всегда имею в виду то, что говорю. И разве, – насмешливо поинтересовалась мисс Барнетт, – разве это не так с другими девушками, с которыми вы знакомы?

Роджер взглянул на нее уныло и подумал с нежностью, что сегодня утром ранил самолюбие этой женщины и сейчас она благодарит его за это и похоже, что искренне.

Мисс Барнетт тем временем рассеянно съела кусочек груши.

– Между прочим, – проговорила она будто во сне, – сдается мне, мистер Шерингэм, что вы пытаетесь за мной ухаживать.

– Вот еще, с чего вы это взяли?

Роджер, который льстил себе, что в кои-то веки в обществе красивой женщины не делает ни малейшей попытки пофлиртовать с ней, был скорее удивлен, чем обижен.

– Когда мужчина говорит женщине, что она не похожа ми на одну из его знакомых, это с неизбежностью означает, что он просит ее принять его ухаживания, – объявила мисс Барнетт, холодно глядя на своего шефа из-под длинных ресниц. – Кроме того, насколько я понимаю, вы принадлежите к тому типу мужчин, которые начинают заигрывать с любой девушкой, оставшись с ней наедине хотя бы на пять минут. В любом случае, если вам это интересно, я отвечаю – нет. Поэтому будьте любезны оставить все свои старания.

– Да не просил я вас нисколько принять мои ухаживания, – яростно защищался Роджер, теперь уже скорей обиженный, чем удивленный такой явной несправедливостью. – И в голову не приходило!

– Да? – равнодушно промолвила мисс Барнетт, больше занятая своей грушей, чем Роджером.

– Да. Поскольку, если уж говорить откровенно, я нахожу вас самой хорошенькой и в то же время самой непривлекательной из всех знакомых мне девушек.

– Вот как? – совсем не безразлично отозвалась мисс Барнетт.

– И, как мне кажется, вам должно быть решительно все равно, комплимент это или оскорбление, – холодно добавил Роджер, – потому что, по вашим словам, вы рады и тому и другому, если они искренни, а это в данном случае именно так. Хотите кофе?

– Нет, благодарю.

– Тогда пошли.

И они весьма свирепо друг на друга взглянули.

Затем мисс Барнетт выпрямила ножки в новых чулках и туфлях, погляделась в новое зеркальце, вынутое из новой сумочки, – как сидит ее новая шляпка, коснулась губ новой помадой, счет за которую был уже внесен в статью «мелкие расходы», разгладила складки на своем новом платье, взяла свои новые перчатки и объявила, что готова.

Следуя за ней к выходу, Роджер внутренне злился. Сидит здесь в его платье и утверждает, что он пытается с нем флиртовать! Да ничего в мире не нужно ему меньше, чем флирт с ней! Он скорей примется ухаживать за белым медведем! И какого бы дьявола ему не пофлиртовать с ней, если захочется? И какого дьявола эта девица всегда ставит его на место, словно он школьник? И почему он ответил ей так по-мальчишески, так вульгарно? И почему она всегда вынуждает его думать, говорить и делать глупости, оставаясь при этом неизменно спокойной и собранной? И какого дьявола он вообще ее нанял? И почему, наконец, ее не хватает на то, чтобы благопристойно заявить об уходе?

Но более всего уязвила его мысль – когда она на это ему указала, – что самым определенным образом он таю флиртовал с ней: вкрадчиво, тонко, дразняще, но – флиртовал.

Черт!

Он мелко отомстил ей, заставив делать бесполезные записи в продолжение целого спектакля, и от всего сердца презирал себя при этом, как дешевого негодяя.

После спектакля она отказалась от не вполне чистосердечного предложения выпить чаю под тем предлогом, что ей надо вернуться к нему в Олбани и расшифровать записи по пьесе, чтобы завтра быть свободной для работы над рассказом. И с огромным облегчением Роджер ее отпустил.

Только после того, как она ушла, он сообразил, что, несмотря на проявленную утром заботу, она не задала ни единого вопроса о положении дел с расследованием убийства ее тетки и даже не поинтересовалась, изложил ли он в Скотленд-Ярде свои соображения по этому поводу.

– Ну ничего человеческого, – простонал Роджер. – Решительно ничего. Вот порода какая! Неудивительно, что кто-то прикончил тетку.

Он зашагал в направлении Уордер-стрит.

Адрес, по которому находилась фирма мистера Эннисмор-Смита, уже имелся в досье Роджера. Сейчас он медленно прошел мимо дома с медной табличкой на двери: «Кэррол и Смит». Кэррол, выяснил Роджер, уже несколько лет как вышел из дела и контора съежилась с пяти комнат до одной: более того, когда фортуна отвернулась, «Смит» в порядке самозащиты сделался «Эннисмор-Смитом», и только старенькая медная табличка как была, так и осталась.

Роджер не собирался навещать мистера Смита в конторе. Ему хотелось, чтобы встреча выглядела случайной. Глянув на часы, он обнаружил, что уже полшестого, осмотрелся вокруг и легко нашел идеальное место – прямо напротив.

Он пересек улицу, вошел в заведение под названием «Павлин» и спросил кружку пива. Как бы там ни было, подумал он все еще раздраженно, пиво в любое время дня куда лучше чая.

Ждать долго не пришлось. Ровно через три минуты, так, словно он пришел в родной дом, на пороге появился мистер Эннисмор-Смит.

Роджер изобразил удивление:

– …Эннисмор-Смит, вот так встреча! Как это вы тут оказались? Что будете пить?

Во взоре мистера Эннисмор-Смита читалось сомнение Что там говорить, он не отличил бы сейчас Роджера от Адама библейского, но в делах такого сорта был достаточно искушен.

– Спасибо, старина, – сказал он. – Шерри с горькой настойкой.

Ему принесли шерри с настойкой, мужчины обменялись ритуальными кивками, жестами и широкими улыбками, всегда предшествующими приближению спиртного к губам.

Роджер быстро соображал. Поскольку его явно не узнали, что лучше – напомнить, где они виделись, или скрыть свою связь с полицией? Последнее показалось ему курсом более надежным.

С четверть часа они обсуждали бега, регби и прискорбное состояние кинопроизводства, ни словом не коснувшись такой малоприятной темы, как убийство. Много раз беседа прерывалась приветствиями друзей Эннисмор-Смит но Роджер ухитрился загнать его в угол, припереть к стенке и прочно загородить собою от внешнего мира. Шерри с горькой настойкой непрерывным потоком лилось в глотку мистера Эннисмор-Смита.

– Между прочим… – сказал Роджер, когда решил, что тот уже созрел, между прочим, у вас там по соседству, кажется, кого-то убили, верно? Я припоминаю, будто вы живете в доходном доме на Юстон-роуд?

Мистер Эннисмор-Смит уже примирился с тем, что Роджер знает его имя, профессию, привычки и даже жену, тогда как сам он не может припомнить даже лица своего собеседника, но с характерной для него вялостью ничего не мог с этим поделать. Роджер как раз на это и рассчитывал.

Тут Эннисмор-Смит приосанился.

– В моем доме, старина, – не без гордости заявил он. – В квартире прямо над нами.

– Да ну! Значит, вы живете в «Монмут-мэншинс»? Ну да, конечно же! Я вспомнил. Вот так совпадение! У меня там приятельница живет, старая приятельница, Эвадина Деламер. Вы, наверное знакомы?

– Знаком? Еще бы! Еще бы я не был знаком с Эвадиной! Она, старина, она, знаете, хоть куда!

– Ну да. Я забегал к ней на днях, и мы поболтали немного. Она рассказала, что полиция допрашивала всех жильцов. Как-то немножко нервничала.

– Нервничала? – участливо переспросил мистер Эннисмор-Смит. – Да отчего же?

– Ну, знаете, надо же подробно рассказать полиции, как положено, что вы делали в день преступления. Она сказала, что никто никогда не может с точностью вспомнить, что он делал в определенное время день или два назад. Она как-то особенно на это упирала. Наверно, у вас та же история?

– Нет, – задумался мистер Эннисмор-Смит. – Нет, я не помню, чтобы меня спрашивали об этом.

– Ну, это вам повезло, – фыркнул Роджер.

– То есть?

– Ну, я не думаю, чтобы вы смогли вспомнить все так, чтобы это устроило детективов, – как не смогла и Эвадина.

– Да почему, старина? Я совершенно уверен, что могу. Почему ж нет?

– Спорю на выпивку – не сможете, – быстро проговорил Роджер.

– Принято, старина! – так же быстро откликнулся мистер Эннисмор-Смит.

И после этого, разумеется, все пошло как по маслу.

Рассказ мистера Смита оказался достаточно откровенным. В тот вторник он явился с работы в начале седьмого. Откуда он это знает? Ну, просто потому, что это часом раньше обычного, старина. Ему немножко повезло в тот день, и он отправился домой, чтобы захватить жену и повести ее ужинать, а потом в театр. Немножко развлечь старушку, для разнообразия. Не часто выдается такой день в наши жестокие времена, чтобы его да не запомнить, а?

– У, – разочарованно протянул Роджер. – Так вы с миссис Эннисмор-Смит ходили по театрам и ресторанам?

– Нет, старина, не получилось, – энергично возразил мистер Смит. – Жена моя, знаете, женщина немножко старомодная, все еще верит, что надо платить по счетам и все такое.

– Не хотите же вы сказать, что оплачивали в тот вечер счета?

– Нет, конечно, – отринул мистер Эннисмор-Смит столь нелепое предположение. – Но жена, сказать вам правду, старина, она определила весь мой случайный приработок на уплату долгов. Так что ни в каком театре мы не были. Вы женаты?

Роджер покачал головой.

– Да, брак – это отдельная тема, – вздохнув, философски заметил мистер Смит.

– Так что же вы делали в этот вечер?

– Как что? Дома сидели, старина. Весь вечер! С полседьмого до полдвенадцатого, когда улеглись спать. Я хотел было пойти на компромисс и сторговаться хоть на кино, да жена принесла домой какое-то чертово платье, чтобы переделать, из ма… – мистер Эннисмор-Смит оборвал себя и поглядел на Роджера. Тому стало ясно, что магазин – больное место мистера Эннисмор-Смита, которое он, скорее всего безуспешно, старается скрыть от своих друзей.

– Значит, вы так вдвоем и просидели весь вечер? – как ни в чем не бывало осведомился Роджер. – Как это мило, по-семейному.

– Весь вечер, старина. Вот именно мило. Еще выпьете?

– Нет, сейчас моя очередь. – И Роджер сделал заказ. – Но ведь жена не была с вами в комнате весь вечер? Послушайте, тут я вас, по-моему, поймал.

– Как раз была, старина. Рядышком, на диване. А кто сказал, что не была?

– Кажется, я видел что-то в газетах насчет того, что она в одиннадцать вечера находилась на лестничной клетке. Как-то это всплыло в связи с тем, кто в последний раз видел мисс Барнетт живой.

– Если и видели, старина, то это ошибка, – серьезно сказал мистер Смит. – Что вы, она весь вечер просто не выходила из комнаты, пока мы не легли спать. Я могу под присягой подтвердить. Усердно шила.

– Вот вам пример того, как легко ошибиться, – наставительно заметил Роджер. – Она должна была бы хоть раз выйти – к примеру, чтобы приготовить ужин.

– Я сам приготовил, – коротко сказал мистер Смит.

– А! – отозвался Роджер, и наступило молчание. – Ну, похоже, выпивка за мой счет.

– Да, кстати, – начал мистер Смит с мужской прямотой. – Кстати, раз уж мы об этом заговорили, старина, я, знаете, сейчас в ужасно неловком положении. Оставил бумажник дома и совершенно нет мелочи. Очень неловко, старина, понимаете ли, потому что у меня назначена встреча с одним приятелем… приятелем, да, и – ну, не могли бы вы одолжить мне немного до завтра? А, старина?

«Если он еще раз назовет меня „старина“, – подумал Роджер, доставая бумажник, – я, как дитя, разрыдаюсь».

– Ну конечно. Сколько вам нужно?

– Ну, фунта мне вполне бы хватило, – раздумчиво протянул мистер Смит, оценивая Роджера опытным взглядом, – или два фунта, это будет вернее. Или если вы можете дать три, ста…

– Берите пять, – перебил его Роджер.