Он покидал Beaux Arts с намерением бродить по городу-джунглям как попало, наудачу. И все же обычная удачливость Уинтера в непреднамеренных находках придала броуновскому этому движению неосознанную им самим структуру. Если вы ее осознаете — присылайте ответы, получите шанс выиграть одну из огромных стипендий Спецшколы Секретных Сыщиков.

Уинтер натолкнулся на Чинга Штерна; главный редактор и издатель «Солар Медиа» шел, тщательно избегая трещин на мостовой, — ведь всем известно, что, наступив на трещину, рискуешь потерять деньги.

— Рогелла, голуба! Чего это ты разгуливаешь? Сейчас ты должен бы обливаться потом над докрасна раскаленным компьютером. Статья про Болонью! Ты что, забыл, когда крайний срок?

— Не сумею, Чинг.

— Oi veh!

— Личные проблемы.

— С каких же это пор ты допускаешь, чтобы девица мешала работе?

— А с какой это болячки ты решил, что именно девица?

— Женщина — единственное, из-за чего мужчина может забыть про деньги.

— А ты догадываешься, кто это такая?

— Нет. Я только догадываюсь, что охотно раскроил бы ей череп. Роуг, ты же никогда еще нас не подводу.

— Она того стоит.

— Ни одна девица того не стоит. Теперь, чтоб ее черти драли, придется мне менять график. Любовь? Тьфу! — И Штерн продолжил свой путь к зданию «Медиа», с прежней тщательностью обходя финансовые пропасти.

Тут Уинтер обернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. За встречей столпов нью-йоркской журналистики наблюдал привязанный к столбу мул. Над его головой горела надпись: «Таверна Мул и Фургон».

— Деми? — Уинтер подошел поближе. — Деми? — Он продемонстрировал флегматичному животному вытащенное из кармана кольцо. — Деми, вот твое обручальное кольцо. Видишь, государственный цветок Виргинии. Нравится? Хочешь примерить?

Никакой реакции: глаза мула смотрели сквозь синэргиста вдаль, в никуда. Уинтер скорчил ему рожу и совсем уже было двинулся дальние, когда заметил выжженное на боку философического непарнокопытного тавро: круг, перечеркнутый прямым крестом, почти то же самое, что и на каждой из его собственных щек. Пройти мимо было просто невозможно, Уинтер толкнулся в таверну — и кого же он там увидел, если не Торопыгу Тома, обильно навешивавшего лапшу на розовые, миниатюрные ушки стоящей за стойкой блондинки!

Старый знакомый и коллега Роуга, Том перманентно излагал всем встречным и поперечным сюжеты абсолютно потрясающих рассказов, которые — по самым разнообразным причинам — всегда так и оставались ненаписанными. Жил он исключительно на авансы и займы, полученные в счет этих великих замыслов. Ну и, естественно, постоянно бегал от издателей, требующих обещанный материал, и кредиторов, пытающихся вернуть свои деньги. Уинтеру он задолжал пять тысяч.

— Эй, Роуг! Привет, Роуг! Чтобудешьпить? — Томова манера говорить напоминала прицельный, короткими очередями, пулеметный огонь. — Вотяейтут рассказывал — балденныйсюжет — циркулировалпобиблиотеке — мозгиискал — всегдананимайчужиемозги — зарубинаносу — секи — только этот мужик — просрочилзаквартиру — тримесяца — онихотятотобрать…

— А ты, Том, просрочил на три года мои пять кусков, — Уинтер повернулся к молоденькой барменше. — Чистый этиловый со льдом, пожалуйста.

— Тут он заметил на ее шее медальон с изображением солнечного диска. — Деми?

— Марта, — улыбнулась девушка, ставя перед ним стакан.

— Эти понимаешьпятькосых, — сказал Торопыга Том. — Немогуникак — безцентаполныйбанкрот — нозато — потрясноепредложение — получилизБразилии

— продаюсценарий — этотпареньприезжаетвэтотгород — ивсесразуполныйотпад — городуегоног — городпризрак — городуодиноко — хочетудержатьегоусебя — деньгибабыпочет — Сделаюмильены — толькомненадонанять — португальского переводчика…

Неосторожное проявление осторожного интереса к «Призраку, который всегда с тобой» обошлось Уинтеру в еще одну безвозвратную ссуду.

— Бедняга Том, — вздохнул он, покидая «Таверну». — Только и умеет, что продавать свои рассказы. Ну почему он их никогда не пишет?

Далее синэргист перешел к осуществлению намеченного плана — пустился в бесцельное блуждание, обострив все свои чувства, но ни о чем не думая и ничего не разыскивая. Через некоторое время его внимание привлекло странное постукивание за спиной. Он с любопытством обернулся — по тротуару двигалась высокая, худая фигура неизвестного пола, одетая в лохмотья. Голову (его? ее?) полностью скрывал лыжный капюшон без отверстий для глаз и рта, дорогу (он? она?) находил(а), постукивая по тротуару тросточкой. На шее плакат:

НЕ УМЕЮ ГОВОРИТЬ

НИЧЕГО НЕ ВИЖУ

ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА

К плакату была прикреплена банка. Шерстяной капюшон украшало изображение солнечного диска. Уинтер кинул в банку несколько монет.

— Деми?

— Пашио ва, — невнятно промямлило существо. — Я Баа-баа-раа.

— Барбара?

— А-а. Баа-баа-раа. Бла-ла-ви-ва-га-поть.

Наблюдая, как окапюшоненная тук-тук-тукающая фигура исчезает в уличной толпе, Уинтер — несмотря на все свои знаменитые чувства — даже и не заметил, что подвергся наглой, искусной эксплуатации со стороны Перси Павлина.

Карманник по роду занятий. Перси славился неумеренным щегольством. Он угрохивал на гардероб добрую половину своих трудовых доходов. Зимой — шотландский кашемир, летом — ручной раскраски крепдешин. Он носил жемчужные ожерелья и жемчужные шейные обручи (золото или платиновые металлы могут не вовремя звякнуть), но на тонких своих пальцах и запястьях

— естественно — ничего.

К несчастью, сегодня Перси изменил этой привычке и надел неделю назад раздобытое обручальное кольцо с бриллиантами и сапфиром. Не устоял перед соблазном похвастаться таким великолепием. Его не удержало даже то, что кольцо это было очень — на целых два размера — велико для его чутких, изящных пальцев. Так вот и вышло, что это кольцо осталось в кармане Уинтера — взамен бумажника.

Перси был потрясен. Он шел следом за бесцельно слоняющимся Уинтером и не знал, что делать. Он бегло просмотрел содержимое бумажника, не дав себе даже труда пересчитать деньги. Да хрен с ними, с деньгами, последний это, что ли, бумажник в городе — он хотел вернуть свое великолепное кольцо. Он рявкнул на слепую нищенку с ее дребезжащей банкой, но в тот же самый момент вдохновился, догнал Уинтера и протянул ему бумажник.

— Простите, пожалуйста, это не ваше?

И снова Уинтер был поражен. Крепдешиновую рубашку украшал орнамент из солнечных дисков.

— Де… — Уинтер закусил язык. Ну конечно же, нет. Он взял бумажник и раскрыл его.

— Ну, конечно же, да. Но каким образом? Не знаю, как вас и благодарить. Может, вы желаете получить вознаграждение? Вы скажите, не стесняйтесь.

— Нет, сэр, никакого вознаграждения. Только… только… ну, я как раз высматривал кольцо, которое потерял — это жены моей кольцо — вот так вот как раз и вышло, что я увидел ваш бумажник. Я… А вы не находили, случаем, мое кольцо?

— Извините, — улыбнулся Уинтер. — С величайшей радостью вернул бы вам ваше кольцо, только я его не находил.

— О, сэр, а может, вы все-таки нашли, а потом просто забыли?

— Нет, точно не находил. Вы уж извините.

— Вы знаете, сэр, а ведь всякое бывает. Вы вот выглядите таким, ну из этих, которые рассеянные. А вдруг подняли, сунули в карман и сразу же забыли? Вы посмотрите, посмотрите. Это жены моей. Бриллианты и сапфир. Посмотрите, пожалуйста.

Не то, чтобы очень умно придумано, но ведь и то сказать, думать Перси привык в основном руками.

— Найдж! Привет! Подожди секунду! — заорал Уинтер и торопливо обернулся к Перси. — Простите, пожалуйста. Еще раз спасибо.

Он бросился к идущей по другой стороне улицы очаровательной альбиноске. Найджел Энглунд в своем обмундировании — темные очки, защищающие красные глаза, широкополая шляпа, защищающая голову, все тело, до самых кончиков пальцев, затянуто чем-то вроде чехла, защищающего каждый квадратный сантиметр кожи, Уинтер отлично помнил, что скрывается под этим чехлом.

— Доктор, — проскулил он, — у меня дырки в голове — мамонт лягнул на Ганимеде. Как вы думаете, выживет он, этот мамонт?

Найдж расхохоталась. Ветеринар-психоаналитик, она специализировалась на неврозах и прочих заморочках гибридных домашних животных. Зверей этих — и самых странных — развелось в последнее время очень много, были среди них и настоящие красавцы.

— Все, Роуг, — сказала она, — сдвинутыми мозгами я больше не занимаюсь. Теперь я — хозяйка публичного заведения.

— Чего публичное? Какое заведение?

— Городской зверинец. Теперь я — Gnadige Direktor.

— Ни себе сказать!.. Подумать только, я знал тебя еще в те времена, когда…

Взгляд Найджел обжег его — даже сквозь черные очки.

— Послушай, молодой и красивый, давай разберется с самого начала. Зверинец этот у меня вот здесь.

И тут он заметил, что оправа ее очков выполнена в виде краешков солнечного диска.

— Деми?

— Что?

— Ведь ты все про меня разнюхивала. Может, ты узнала и про нас с Найдж?

— В прошлый раз, Роуг, — сказала запакованная альбиноска ровным твердым голосом, — это было «Лапа, меня посылают на Титан, вернусь недель через пять». А что это теперь за Деми такая?

— Извини, — пробормотал Уинтер. — Извини. Головка не в порядке. Засела строчка из статьи, над которой работаю — вот я зачем-то и ляпнул. Пошли, осмотрим твой скотский хутор, если только ты не боишься общества психов. Мне бы сейчас совсем не помешала небольшая порция помощи и утешения.

— За этим обращайся в какое-нибудь другое место. Можешь излить все, что у тебя на сердце, животным. Они очень любят послушать,

В зоопарке все животные обитали на этаких островках привычной им среды — за, естественно, энергетическими заграждениями. Уинтер начал свой обход. Куду, динго, онагр…

— Деми?

— Деми?

— Деми?

Ни ответа, ни привета. Дальше. Толпа детей всех размеров и расцветок криками, смехом и свистом приветствует разворачивающийся на сцене кукольный спектакль — действительно весьма любопытный, с марионетками в натуральную величину. Уинтер остановился.

Ведущий: Этот грязный, подлый дрессировщик (свист, крики: «ДОЛОЙ ЕГО!») зверскими пытками принуждает зверей прыгать сквозь горящие обручи, жонглировать, ездить на всяких штуках с колесиками. Он бьет их своим докрасна раскаленным хлыстом («ДОЛОЙ!») Героический горилл восстает против рабства, («МОЛОДЕЦ!»), к нему присоединяются и другие животные. («УРА!») Они побеждают злобного дрессировщика (Радостный смех) и его же собственным хлыстом заставляют исполнять все эти штуки и фокусы. («ТАК ЕМУ И НАДО!») Музыка: «Карнавал зверей».

Уинтер пошел дальше: татоуси, дзингетаи, гекко…

— Деми?

— Деми?

— Деми?

По нулям. Бабиросса, колуго, бандикут, кулан, варан, пеба…

— Деми?

Уинтер, собственно, не очень-то надеялся. Он остановился посмотреть на роскошную морскую карусель — дети со всей Солнечной (а с ними и несколько окончательно утративших стыд и совесть взрослых) катались на морских коньках, дельфинах, моржах, китах, гигантских моллюсках, дружелюбно ухмыляющихся акулах и даже на услужливых осьминогах. Все это — под звуки «La Mer» в исполнении парового органа, явно испортившего себе легкие курением. Одна фигура вызывала удивление — слепая нищенка оседлала осьминога и размахивала своей тросточкой в такт музыке.

«Чем-то напоминает мою коронацию», — подумал Уинтер, двигаясь дальше.

Тигр, снежный барс, жираф, рысь, леопард, дромадер, пума, кугуар. Черные пантеры на кусочке своего родного вельда; одна из них подошла к самому барьеру и уставилась на Уинтера с такой неизбывной тоской, что он почти поверил.

— Деми? Ведь это точно ты, да? Вылезай оттуда, лапа. У меня есть для тебя подарок. Хочешь посмотреть? Твое обручальное кольцо.

Он сунул руку в карман, вытащил обручальное кольцо с сапфиром и бриллиантами и зашелся смехом — в одно мгновение все встало на место.

— Деми, если это правда ты, вылезай и послушай, я тебе такую хохму расскажу!

Пантера отвернулась и ушла.

— В одно только не врубаюсь, — хмыкнул Уинтер, ощупав на всякий случай кольцо с печаткой. — Нужно будет спросить этого мелкого поганца. У полиции он на учете, это уж и к бабке не ходить, так что найти его не трудно. — И синэргист направился к выходу, подкидывая и ловя объект столь нежной и страстной любви Перси Павлина.

Долго искать не пришлось. У самых ворот он столкнулся с Перси и еще каким-то тощим длинным героем явно адвокатской внешности; по скорости, с которой эта парочка ворвалась в зоопарк, можно было подумать, что они кого-то ищут — чем они, собственно, и занимались.

— Вот он! — заорал Перси, после чего юридический герой ткнул обвиняющим перстом в сторону Уинтера и произнес долгую горячую речь о похищенной собственности, возбуждении уголовного преследования, ордере на обыск, возмещении ущерба, судебном процессе и — само собой — судебных Издержках.

Уинтер ухмыльнулся, еще раз подкинул кольцо и еще раз его поймал.

— Быстрая работа, — похвалил он ширмача. — Как тебя звать?

— Перси.

— Перси… а дальше?

— Просто Перси.

— Адвокат заявляет, что это твое кольцо?

— Моей жены.

— И где же я его взял? Нашел?

— Нашел ты, как же! — возмутился Перси. — Я возвращал тебе найденный бумажник, а ты тем временем залез ко мне в карман.

— Заткнитесь, пожалуйста, господин адвокат, — посоветовал Уинтер юридическому герою, который, как и положено герою, рвался в бой. — Вот что. Перси. Давай откажемся ото всех своих обвинений и контробвинений. Я отдам тебе кольцо, если ты объяснишь мне одну вещь.

— Какую?

— Каким хреном сумел ты уронить его мне в карман, когда вытаскивал бумажник?

Перси покраснел, как девушка, и смущенно потупился. Некоторое время он пребывал в нерешительности, затем растаял под теплым, ободряющим взглядом Уинтера.

— Свалилось. Велико он мне.

Уинтер благодарно расхохотался — второй раз за этот жуткий день.

— Не стоило бы надевать, — сказал он, передавая Перси кольцо, — при твоем роде занятий. Что, опять пойдешь на улицу сшибать?

— Там сейчас плохая работа, — доверительно сообщил Перси. Уинтер приобрел еще одного друга. — На карнавале лучше, согласен?

— Точно, Перси, — ухмыльнулся Уинтер. — Пошли.

ИНДЕЙСКИЙ КАРНАВАЛ

ВОЖДЯ РЕЙНЬЕРА

Русские ученые медведи, шведские гимнастки, немецкий Tanzsaal, цыганские гадалки, баскская полота, индусы-факиры, итальянская bocce, турецкий рахат-лукум, французские пирожные, тюлени с Аляски, английские собачьи бега… Единственной, пожалуй, индейской принадлежностью индейского карнавала был сидевший у входа индейский вождь Рейньер — боевая раскраска, боевой головной убор из перьев, набедренная повязка. Отвечая на вопросы посетителей и указывая им аттракционы, он использовал вместо жезла томагавк.

— Вот, — прохрипел индеец. — Где солнце встает — там земля белых людей. Где солнце садится — там земля красных людей. Здесь земля красных людей. — Он прочистил горло. — Я платить все налоги. Я иметь все разрешения. Красные люди курят трубку мира. Зачем белые люди пришли снимать скальп красного человека? Они хотят больше вампумов? Не выйдет. В вигваме вождя Рейньера ничего нет.

— Кончай, вождь, — успокоил его Уинтер. — Мы не легавые, просто мирные платные посетители.

— Простите меня, джентльмены, — рассыпался в извинениях вождь Рейньер. — Меня буквально одолевают представители власти, вымогающие несуразных размеров плату. Как сказано поэтом: «Соблазна голосу любое внемлет ухо». Заходите, заходите! Касса налево. Желаю приятно провести время.

— Видишь, какой хороший индеец. Разве можно шмонать по карманам на его шоу? — укоризненно спросил Уинтер, но Перси уже исчез. — Вот что значит преданность делу, — пробормотал мудрый синэргист, проверяя, па месте ли бумажник и обручальное колечко.

И снова он блуждал, глазея на клоунов, фокусников, жонглеров, шпагоглотателей, змеезаклинателей и — в особенности — на исполнительницу «экуменического танца живота». Господь сохрани авторские права на фирменное название. Карнавал вызвал в памяти бессмертный смех Рабле: