Рон Тьюл стоял у корабля и, оглядывая гряду уходящих вдаль мягко очерченных холмов, полной грудью вдыхал насыщенный чуть резковатыми свежими запахами воздух.

Паритяне приземлились часов пять назад, на рассвете; здешнее золотистое солнце вставало лениво и все еще низко висело над горизонтом. С противоположной стороны небосвода в безмятежной синеве плыл призрачным облачком спутник этой планеты.

Рон Тьюл испытывал противоречивые чувства — радость и досаду. Да, они добились победы, победы после шести лет существования на пределе возможностей и людей, и корабля. Они нашли не просто пригодную для колонизации землю, но и форпост для нового рывка в космос, поскольку корабли Париты могли удаляться от базы всего на парсек.

Но, к сожалению, этот мир был обитаем. Туземцы называли свою планету Рхтс. Рон Тьюл перевел взгляд на небольшое селение, приютившееся в низине меж холмов: десяток беспорядочно разбросанных разноцветных куполообразных жилищ из опалесцирующего, похожего на стекло, материала. Купола поднимались футов на двадцать — голубые, жемчужные, розовые; над ними смыкали кроны мощные деревья. Селение было красиво — цветные купола на фоне темно-зеленой листвы и светло-зеленой, напоминающей мох, травы. Его своеобразную красоту подчеркивали яркие краски палисадников.

Благословенное место, где наконец можно отдохнуть от черной враждебной пустоты, от гула атомных двигателей и вторящей ему стали корпуса, от гигантских серых перекрытий и несущих конструкций, от унылых синтетических полов. Жизнь ста человек больше не зависела от миллионов и миллионов атомных лошадиных сил. Над головой распахнулось небо; звуки уносятся вдаль, а не отдаются мертвым эхом от металла; золотисто-коричневые стволы поддерживают ласково шелестящую листву. Под ногами — живая земля.

Тем временем группа космонавтов во главе с командиром Шор Нуном и местных жителей, беседовавшая у голубого, самого высокого купола, направилась к кораблю — молодые сильные паритяне в строгой серебристо-серой форме Межзвездных экспедиций и жители Рхтс, тоже в одинаковых золотистых костюмах, облегающих тело. Они были выше, стройнее и грациознее паритян. С их плеч ниспадали яркие накидки — синие, темно-красные, зеленые, фиолетовые, которые временами под лучами солнца вспыхивали радужными переливами. Последним шел местный житель Сьюн.

У корабля Шор Нун крикнул:

— Ну как, все готовы?

Из распахнутого переднего люка ответили:

— Все в порядке, командир. Двадцать два человека. Что удалось узнать?

Шор Нун пожал плечами.

— Я их не до конца понимаю. Но мы вольны осматривать все, что угодно. Мы можем выступать?

— Да. Пойдут все начальники отделов, кроме Рон Тьюла. Мы решили, что для астронома там работы не найдется.

— Я могу снимать кроки, — негромко сказал Рон Тьюл, — да и вообще мне просто интересно.

— Хорошо. Отправляемся.

Сьюн улыбнулся. Его улыбка предназначалась астроному. Тем не менее, когда Сьюн смотрел на паритян, на их огромный серый корабль; мрачным призраком поднимавшийся среди зеленых холмов, не уступая им в размерах, во взгляде его голубых глаз, удивительно голубых на загорелом золотистом, почти в тон одежде, лице, проскальзывало недоумение.

Изящной рукой с длинными пальцами он провел по золотистым локонам, вьющимся над высоким спокойным лбом.

— Для астронома работа тоже найдется, — сказал он и снова улыбнулся.

Рон Тьюл очень удивился. Сьюн не произнес ни слова, однако его голос звучал в сознании астронома столь же ясно, словно они вели обычную беседу.

— Я пойду, чтобы побродить по городу, — пояснил он, — все остальные займутся работой по своей специальности, а мне хочется просто посмотреть.

Рон Тьюл перешел поросший мягкой травой луг и стал подниматься на пологий холм. И перед ним постепенно открывался город. Там, где плавные очертания вершины незаметно сливались с небом, начали появляться новые сияющие вершины: одна… десять… сотни.

Город — Титан расы Титанов. Его башни светились под солнцем мягким опаловым блеском. Великие боги великого мира! Сколько же лет этим башням, блистательным сооружениям давным давно умерших великих строителей?

Маленький человек из чужого мира, кружащего у далекой от других миров звезды, стоял и смотрел на город. Но башни в своем величественном равнодушии не замечали его. Они смотрели в небеса.

Рон Тьюл спустился с холма в долину, пересек ее и вошел в город. Исполины невообразимой тяжести плыли — то ли в безоблачном небе, то ли по теплой земле. Что ими двигало? Мечта человека, который много миллионов лет назад ушел из жизни? Его воображение вызвало из небытия гигантские сопрягающиеся линии и поверхности, очертившие объемы плывущих зданий, его руки претворили мечту в громады опалесцирующих масс. Смертное тело человека давно превратилось в прах, но живы его творения.

А потомки этого народа ютятся в домиках-куполах под сенью деревьев. Позади астронома, за холмом, пряталось под ветвями одно из таких селений. А впереди сиял город. И через миллионы лет человек иной расы улавливал мысли и мечты великих созидателей — о великом будущем народа, о вечном движении вперед.

…Он стоял на открытом всем ветрам балконе. Над ним было звездное небо, которое прочерчивали торговые корабли, несущие в родной дом сокровища из мириадов миров — от окраинных солнц до шаровых звездных скоплений. Эго были времена славы планеты Рхтс. Великий строитель видел свою материализованную мечту…

Рон Тьюл стоял на заросшей травой улице. Ее уже давно мостил ветер, сметая с холмов песчинки и складывая их к подножию башен. Ветер не спешил, во за миллионы лет улицы поднялись на сотни футов. Великая мечта была воплощена в материал прочно, и время почта ре трогало ее, а медленно погребало, как некогда погребло ее творца. Но башни не замечали и этого, они смотрели в небо и грезили: вернутся люди, вернутся корабли. Вернется жизнь. И больше ничто не трогало их безмолвного спокойствия. Ливни и ласковые дожди подтачивали стены и арки, прокладывали желобки, расширяли трещины, но городничего не замечал. Его творцы ушли, стали новым народом, но город башен не замечал и этого. Он ждал…

Рон Тьюл чувствовал ожидание города, его надежду на возрождение славы и думал, что мечту, родившуюся так давно, теперь подхватит его народ.

Погруженный в воспоминания, о прошлом чужого народа — или грезы о будущем своего — Рон Тьюл не заметил, как подошли остальные участники экспедиции. Он очнулся, услышав голоса:

— …алмаз не оставляет на нем следа, он тверже берилловой стали, — говорил металлург Ди Лан.

Они во всем разберутся, освоят технологии производства этих материалов, разгадают секреты силовых установок, питавших город.

Мечта — душа города — не умрет.

К астроному подошел Сьюн. Он оглядывал широкие улицы, уходящие вдаль глубокими каньонами. Его лицо было задумчивым.

— Однажды ваш народ побывал на нашей планете, — тихо сказал Рон Тьюл. — У нас сохранились преданья, что золотые боги прилетели на Париту и принесли в дар нашим предкам огонь, лук и топор. Эти легенды народ хранит уже два миллиона наших лет — это четыре с половиной ваших. Начав с огня, лука и топора, мы сумели создать высокую цивилизацию. Потом открытие атомного распада отбросило нас обратно в болота. Четыре раза мы открывали расщепление ядра и четыре раза вновь оказывались в болотах. Но все эти катастрофы не стерли в наших сердцах благодарность к золотым богам, посетившим Париту давным-давно, когда она была совсем молода.

Сьюн кивнул. Его непроизнесенные слова отчетливо прозвучали в сознании Рон Тьюла.

— Да. Это были строители городов. Наши солнца были двойной звездой. Но в их систему вторглась еще одна, равновесие нарушилось, в космической катастрофе родились планеты, а наши солнца разошлись по разным галактическим орбитам. На планетах со временем возникла жизнь. Нам повезло, мы развивались быстрее вас. Наши предки поняли все, что случилось в незапамятные времена, и решили отыскать своих галактических братьев. В тот момент вы были в ста тысячах световых лет от нас, на другой стороне Галактики.

Мы побывали на Парите всего раз, но хотели вернуться. А потом пришлось помочь еще одной расе, и вместо благодарности на нас напали, с нашим же оружием в руках. С тех пор на Рхтс существует закон: никогда не вмешиваться в дела других цивилизаций.

— Но как они смогли найти нашу звезду? Это невозможно! — Астроном Рон Тьюл был ошеломлен.

— У них были математические методы для этого. Я их не помню. Мы многое забыли. А вот город я знаю неплохо. Вы ищите двери в здания? Они уже давно погребены под наносами почвы. Но неподалеку есть вход в ангар для самолетов. Пошли.

После недолгого перехода перед ними открылся огромный проем, зияющий в гладкой опаловой стене башни. От уровня поднятой временем улицы его отделяло футов шесть; он вел в темноту, внутрь исполинского здания. Один из инженеров, изловчившись, взобрался туда и сбросил веревку.

Сьюн стоял чуть поодаль и наблюдал, как паритяне, один за другим, поднимались в здание. А потом он окутался прозрачным золотистым туманом и легко проплыл туда, куда паритяне карабкались с таким трудом. Оказавшись рядом с членами экспедиции, Сьюн рассмеялся:

— Забавно? Это латан, мой костюм.

Глаза командира загорелись жадным любопытством.

— Он… он не пропускает гравитацию?

— Нет, это было бы просто смешно. Латан придумали наши предки, незадолго до того, как оставили город. Латан дает возможность усилием мысли управлять силовыми линиями поля. Я многое забыл. Но попробую объяснить.

И Рон Тьюл услышал и увидел череду мыслей и образов. Атомные ядра в пульсирующих электронных облаках; более мелкие частицы; все это связано между собой колебаниями и еще какой-то трудно уловимой гармонией; наконец, странные структуры, похожие на переплетенные натянутые струны… Мозг астронома взбунтовался, и все распалось.

Сьюн смущенно пожал плечами:

— Мы забыли то, что знали наши предки —  строители городов. Они возводили гигантские города, собирали сокровища со всей Галактики, они были готовы защищать все это. А мы живем иными ценностями. Все преходяще. У нас нет вещей — и нам нечего защищать; мы отбросили лишние знания. Мы пользуемся некоторыми плодами трудов наших предков, а теории, лежащие в их основе, помним плохо.

Рон Тьюл посмотрел на город Титанов, а потом — с сожалением — на потомка великих мечтателей, который разучился мечтать…

Шор Нун кивнул и повернулся к паритянам.

— Ищем переходы на нижние этажи, — сказал он, — все самое важное должно быть там. И главное — силовая станция.

Все ниже и ниже спускались они в недра огромного здания; опаловый свет, пробивавшийся сквозь стены, мерк, пока не сменился розоватыми сумерками. Коридоры ветвились, разбегались в разные стороны. За незапертыми дверьми в стенах коридоров открывались комнаты, залы, где царило полное запустение. По главному коридору, через который они вошли, когда-то проплывали воздушные корабли. В самом сердце здания, в гигантском ангаре, они стояли и теперь — стремительные птицы, покрытые пылью. Запустение и пыль… Никому не нужные прекрасные машины… Сьюн сказал, что их устройство ему не знакомо, и неторопливо пошел дальше, осторожно огибая корпуса кораблей. Паритяне включили атомные ручные прожекторы. Там, где древний покров пыли порвался, поблескивал и рассыпал искры материал, из которого они были построены.

— Они не могут летать, — сказал Сьюн, — они получали энергию от Центральной Силовой Станции. Покидая город, мои предки ее отключили.

— Центральная Станция, — сказал как бы про себя Шор Нун. — Я не ошибся. Необходимо посмотреть прежде всего на нее.

Сьюн продолжал пробираться к какой-то одному ему ведомой цели. В конце концов вся группа оказалась перед дверью; Сьюн прикоснулся к ней рукой, и открылось небольшое помещение, которое время как бы не удостоило своим вниманием. У археолога перехватило дыхание: настенные фризы рассказывали о долгом, полном трудных и великих свершений, пути народа Рхтс. В вереницах образов, отражающих чужую историю, многое было непонятно; паритяне лихорадочно фиксировали ставшие зримыми миллионолетия. У них будет время, они разберутся во всем. Наконец Сьюн тронул одну из панелей, она скользнула в сторону и в образовавшемся проеме открылось нечто, видимо, завершающее серию картин. Смысл ее полностью ускользал от сознания паритян. Сьюн снова коснулся панели, и прошлое планеты Рхтс исчезло.

— Когда я был молодым, — сказал Сьюн, — меня завораживал город и его строители. Их история очень любопытна.

«Любопытно…» — это слово поразило Рон Тьюла. Свершения, о которых мог только мечтать его народ, покорение Галактики, сокровища, собранные на неведомых планетах и бесплодно пылящиеся в циклопических недрах города Титанов — все это «любопытно» для потомка расы великих созидателей, который ведет буколическую жизнь в жалком селении — и больше ни к чему не стремится. Труды тысяч поколений оказались тщетны… Но они, паритяне, нарушили этот мертвящий покой — покой склепа, в котором забывчивые потомки замуровали живые дела своих великих предков.

Наконец коридор слился со всеми другими и превратился в грандиозный туннель, или подземный проспект, плавно спускающийся к Силовой Станции, к сердцу города, к средоточию всего, что когда-то олицетворял город. Шор Нун замер у входа. Сквозь серый саван пыли поблескивали установки невероятной мощи, выключенные последним из уходящих жителей города… Рядом с командиром остановился инженер, к ним подошел Сьюн.

— Золотые боги Париты! Это же энергосниматели!

— Немыслимая энергетика…

— Здесь вырабатывалась энергия для города и космических кораблей, в какой бы точке пространства они не находились. Перед вами лучшее из созданного древними, — услышали паритяне голос-мысль Сьюна.

Шор Нун вошел в зал. Его взгляд заскользил по исполинским энергоснимателям, по тускло мерцающим из-под пыли приборам, пока не остановился на каком-то предмете в центре Станции… Командир дико закричал, потом зашелся истерическим смехом, перешедшим в рыдания. А потом он застонал и опустился на колени.

— Не сметь, — хрипел он, судорожно прижимая ладони к глазам, — не сметь! Взгляд на него…

Но Шор Нун не смог договорить: он рухнул на пол, его корчило, как в эпилептическом припадке. Легко и стремительно подошедший Сьюн склонился над неожиданно поверженным паритянином.

— Шор Нун, — проник в угасающий мозг голос Сьюна, — встань, Шор Нун.

Шор Нун медленно, словно не по своей воле, поднялся. По его телу все еще пробегала дрожь; из глазниц смотрело что-то белое и страшное.

— Смотри на меня, — продолжал Сьюн. Глаза Сьюна были ярче яркого света, заливавшего Силовую Станцию.

Когда глаза командира обрели цвет, когда черты его лица смягчились, тело полностью расслабилось и он тяжело опустился на какой-то изогнутый брус, Сьюн, наконец, перестал смотреть в зрачки командира.

— Со мной что-то случилось… что-то потянуло за собой мой взгляд и увело его в другое измерение… Что это было, Сьюн? — немного отдышавшись, спросил Шор Нун.

— Станция снабжала энергией город и корабли в космосе, где бы они ни находились. Энергия передавалась посредством специального устройства — соргана. Это самый важный блок Силовой станции. Он мгновенно направлял энергию на любой корабль в любой точке пространства, пока там был настроен энергоприемник. Сорган генерировал поле, вращающее… — тут сознание слушателей не восприняло термин — который включает и время.

Когда сорган был построен и включен, он начал вращаться. В первом же обороте сорган дошел до конца пространства-времени и возвратился обратно, но охватил все настроенные на него блоки — те, которые есть, и те, которые будут. И… словом, хотя город покинут, а запустившая его энергия иссякла, тот первый оборот все еще длится. Сорган нельзя уничтожить. Уничтожение будет в настоящем, а он пребывает в будущем. Точнее, там, где кончается время. И ничто во всей вселенной не имеет власти над ним. Он исчезнет лишь тогда, когда разорвется связь времени и пространства. А энергия, возникшая при его вращении, заполняет Вселенную. Ее можно черпать где угодно. Так мы завоевали пространство.

Рон Тьюл посмотрел на сорган и тут же отвел глаза. Сорган и вращался, и одновременно оставался неподвижным, переливаясь всеми цветами радуги в своем странном стремительном покое. Рон Тьюл смотрел на сорган долю секунды, но тело его застыло, мысли остановились… Ему показалось, что за этим маленьким сфероидом открывается Вселенная, мириады иных миров, движение которых связано непостижимой, но прекрасной в своем совершенстве гармонией; ему показалось, что он видит саму вечность…

Корабль неподвижно завис над заброшенным городом. За дальними холмами гасли звезды, неторопливо разгоралась чистая алая заря, расцвечивая перламутрово-розовыми бликами древние башни. Рассвет смягчил даже суровый серый тон парящего корабля, и в лучах восходящего солнца он казался оторвавшейся наконец от земли мечтой, взлетевшей в небо башней — может быть, именно это грезилось городу в бесконечные годы бесплодного ожидания?

Оттуда, от парящего корабля, на город смотрел Рон Тьюл. Он был доволен. То, о чем он мечтал, то, ради чего он работал, теперь должно исполниться. Парита пришлет на Рхтс своих детей и вольет в угасающий древний мир молодую и сильную кровь. Полная энергии Парита не просто подхватит, но и вознесет еще выше идеалы, преданные и забытые туземной расой. За холмами, хорошо видимые с высоты, пестрели жилища Сьюна и его немногочисленных соплеменников, этих выродившихся потомков некогда великого народа.

Этим людям паритяне принесут смерть. Да. Старое должно уступить дорогу молодому. Юный мир Париты рвется к обладанию древним миром Рхтс. А потом и всей Вселенной! Жалкая горстка туземцев просто обречена на быстрое вымирание в ожидающей их новой, стремительной жизни.

А по заброшенному пять миллионов лет назад пути пройдет Парита. Аборигены предали великое дело своих предков, великих строителей, великих покорителей космоса. Но дела и мечты древних строителей городов не могут исчезнуть. И поэтому их по праву подхватывает исполненная жизненной энергии Парита. Она, а не одряхлевшая Рхтс двинется дальше великим путем.

А аборигены — аборигены получат в конце-концов то, что заслужили, то, что издревле рано или поздно получали все предатели…

В КОМИТЕТ ПАРИТЫ

ОТЧЕТ

о Первой Межзвездной экспедиции

Автор: Шор Нун, Начальник экспедиции

(выдержка)

…представляется целесообразным стартовать как можно быстрее. Возражения членов экспедиции, не успевших ознакомиться с планетой Рхтс, не рассматриваются, поскольку более разумным считаю не беспокоить вырождающееся население. Считаю необходимым в скорейший срок вернуться на Париту и приступить к строительству двенадцати новых кораблей. Строительство осуществлять на базе нового конструкционного материала, рхтсита, который по всем показателям превосходит существующие на Парите. Кроме того, он синтезируется из дешевого сырья, что даст многомиллионную экономию.

Тон Рол, антрополог, предполагает, что экспедиция недооценила уровень наличествующей ныне на Рхтс цивилизации. Он не исключает возможности существования цивилизации, столь радикально отличающейся от нашей, что паритяне не воспринимают ее как таковую. Однако идеи о чисто ментальной цивилизации более высокого порядка не выдерживают сопоставления с фактами. Так, Сьюн, пользующийся авторитетом у аборигенов, не всегда способен:

— четко выражать мысли;

— ясно понимать то, о чем говорит.

Показательно, что для него типичны высказывания: «Я не помню, из чего это следует», «Мне трудно это объяснить», «Мы не понимаем механизм этого явления».

Возможность существования подобной цивилизации я не отвергаю категорически, однако в основе любого эволюционного процесса лежит закон, согласно которому происходящие изменения тем или иным образом благоприятствуют развитию социума. Однако, по словам Сьюна, они забыли все, что было известно строителям городов и пребывают в состоянии перманентной праздности, из чего следует, что прогресс на планете отсутствует.

Выше упоминалось о воздействии соргана, которому я подвергся. Тон Рол придает большое значение тому, что Сьюн:

— способен смотреть на сорган без ущерба для себя;

— способен вывести человека другой расы (в конкретном случае меня) из состояния, в которое его вводит взгляд на сорган.

Из перечисленных фактов я склонен сделать заключение лишь о том, что ментальный потенциал расы Рхтс деградирует медленнее, чем творческий и волевой.

Жители Рхтс полностью зависят от материального наследия своих предков, но пользуются им автоматически, без участия мыслительных процессов.

В заключение еще раз подчеркиваю, что строительство двенадцати кораблей должно быть завершено в кратчайший срок. К моменту их готовности необходимо отобрать по соответствующим психо-физиологическим параметрам семь тысяч шестьсот тридцать восемь мужчин и женщин для переброски на Рхтс и последующей колонизации планеты.

Возвращение кораблей на Париту предполагается осуществлять по мере накопления информации.

От строительства новых кораблей, учитывая высочайший уровень науки и технологии, обнаруженный на данной планете, представляется целесообразным воздержаться до возвращения, как минимум, первого корабля с данными, которые можно будет использовать для совершенствования космического флота Париты.

Экипаж подчиненного мне корабля проявил себя как мужественный, сплоченный и компетентный во всех отношениях. Накопленный им опыт предлагаю использовать, распределив сто человек команды между двенадцатью новыми кораблями. Особо хочу отметить, что главным астрогатором на флагмане следует назначить Рон Тьюла.

Тридцать второй день после высадки на планете Рхтс

Командир корабля и Начальник экспедиции

Шор Нун.

КОМИТЕТ ПАРИТЫ

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

по «ОТЧЕТУ»

Первой Межзвездной экспедиции

(выдержка)

Комитет, рассмотрев документы Пакета Р–127–36–И1 «Отчет Первой Межзвездной экспедиции», выражает благодарность Начальнику экспедиции Шор Нуну.

Комитет Париты высоко оценивает «Отчет» как с точки зрения объема и интерпретации изложенного материала, так и в следствие того, что «Отчет» отражает практически единодушное мнение участников экспедиции.

Комитет Париты приказывает:

— принять меры по ускорению строительства кораблей, обозначенных в плане Отдела инженерных работ под индексом 18834–18846;

— приступить к отбору по соответствующим параметрам 7638 человек;

— образовать по завершении экспедиции и создании колоний Государство Рхтс, которому вменяется в обязанности: предоставление аборигенам достаточно обширной свободной территории, охрана неприкосновенности их жизни и прав, оказание помощи в их жизненном устройстве, сохранение памяти о предках аборигенов, известных на Парите как «Золотые Боги», в знак уважения и глубокой признательности к людям, которые дали изначальный толчок развитию всей нашей цивилизации, достигшей ныне небывалых высот;

— первый город основать на месте приземления первого корабля (командир Шор Нун);

— находящееся поблизости селение аборигенов Ньор не должно пострадать, если со стороны аборигенов не последует вооруженного сопротивления;

— в случае сопротивления аборигенов разрешается прибегать к оружию, лишь окончательно убедившись в тщетности мирных переговоров;

— Шор Нун назначается полномочным представителем Комитета Париты на Рхтс (полномочия перечислены в приложении);

— будущие взаимоотношения Комитета Париты и Государства Рхтс находятся в стадии разработки (основные принципы перечислены в приложении).

Травянистая равнина с редкими купами деревьев медленно откатывалась назад. Она нисколько не изменилась. Не изменился и город — по-прежнему, как и миллионы лет назад, он плыл между синью неба и зеленью земли. Но красота опаловых башен уже не была единственным рукотворным чудом этого мира. Над сияющим городом, соперничая с ним переливами светящихся красок, парили двенадцать огромных кораблей. А на низком холме высился тринадцатый — серый, покрытый шрамами восемнадцати лет космических скитаний. Его люки распахнулись, и на свет низкого предзакатного солнца высыпали люди. Рон Тьюл и еще несколько паритян молча смотрели на разноцветные купола под пологом зеленой листвы.

Шор Нун задумчиво сказал:

— Интересно, что тут делается. Ведь прошло столько времени. Сьюна, наверно, уже нет в живых. Тогда я был молод, а теперь уже пожилой человек. И они за это время состарились. А может быть, их просто нет — мало ли что могло случиться.

— Смотри, Шор Нун, к нам кто-то приближается, — сказал Рон Тьюл. — Он парит над землей на этом… забыл, как называется, все было так давно.

Человек, направлявшийся к ним, явно не спешил, словно время для него не существовало.

— Кажется… мне кажется, это Сьюн, — сказал один из участников предыдущей экспедиции, — мы часто работали вместе.

А Сьюн — это действительно был он — уже стоял перед паритянами. Сияющий ореол вокруг него исчез, стало видно лицо: ясная улыбка, как и двенадцать лет назад, та же, может быть, даже более бросающаяся в глаза доброта и гостеприимство. Он был по-прежнему прям и строен. Он не изменился, как не изменились зеленая земля, переливающийся под закатным солнцем город, как не изменилось вечное синее небо.

— Вы вернулись на Рхтс, Шор Нун.

— Да, Сьюн, как и обещали. И с нами прилетело много людей. Здесь будет наша колония, вот здесь, у древнего города. Мы хотим начать все заново: раскрыть их секреты, овладеть пространством. Для начала постараемся вернуть к жизни хотя бы одну башню.

— Постоянную колонию? — переспросил, словно не поняв услышанное, Сьюн.

— Да.

— Но на Рхтс есть много других городов, они ни в чем не уступают этому. Шор Нун, мы очень дорожим тишиной и покоем. А вы можете выбрать любое другое место — около Соу или Дауна, или еще где-нибудь.

Шор Нун отрицательно покачал головой.

— Мне очень жаль, Сьюн. Мы надеялись на жизнь рядом с вами; надеялись, что вместе будем открывать утраченные вами секреты. Это последний из городов, покинутых вашими предками. Именно в нем сосредоточены их главные достижения. Если хотите, мы поможем перенести ваше селение в другое место, хотя бы к морю, где точно такие же деревья и трава. Если вам претит совместная работа. Не все ли равно, где жить? А для нас важен этот город. Нам непременно надо быть именно здесь.

Сьюн вздохнул и внимательно оглядел паритян — как будто уясняя для себя что-то в высшей степени важное. Рон Тьюл видел, как его глаза цвета неба затуманились, а потом вдруг просветлели. Сьюн еще раз взглянул на Шор Нуна. И стал смотреть на Рон Тьюла.

Одно краткое мгновенье — или вечно — Рон Тьюл смотрел в бездонные глаза. Лицо Сьюна менялось: кажущаяся беспечность перешла в напряженнее внимание; обычная приветливость стала иной — она не исчезла, но… астроному показалось, что он наконец что-то понял, прозрел… Но что? Ему стало страшно, страшно, как никогда в жизни, которую он отдал нелегкой доле космического первопроходца.

А Сьюн улыбнулся и кивнул.

— Да, Рон Тьюл. В тебе я не ошибся. Ты понял. Вспомни наш закон: нельзя изменить чужую историю. И тогда тебе станет понятно, что я вынужден сделать.

Шор Нун с недоумением смотрел на Сьюна. Рон Тьюлу, непонятно как, стало ясно, что из восприятия остальных этот момент просто выпал. А он открывшейся ему истиной был поражен, словно ударом молнии.

…мы слишком разные, чтобы жить на одной планете… жаль… я надеялся, что мы найдем общий язык… но мы очень далеки друг от друга… — продолжал звучать в его сознании слова Сьюна.

— Вы не хотите переселяться? — огорченно спросил Шор Нун.

Сьюн поднял глаза к небу, к двенадцати огромным межзвездным кораблям.

— Ответит вам Совет. Но его ответ просто повторит мой — иного быть не может.

В сознании собравшихся замелькали неясные образы — они исходили от Сьюна. С опаловых кораблей паритян он перевел взгляд на ладонь своей руки. Глаза Сьюна вспыхнули, лицо сделалось жестким, сосредоточенным. Пришельцам показалось, что все, даже воздух вокруг них, изменилось.

На раскрытой ладони Сьюна вспыхнул ослепительный свет, сверкнул бесчисленными оттенками всех цветов радуги и с прозрачным кристальным звоном погас. Остался небольшой округлый предмет, похожий на странный кристалл аквамарина; но внутри его струились и пульсировали серебристые нити. Потом краски поблекли, рисунок поблескивающих нитей изменился.

Снова послышался тот же чистый звон, и снова что-то изменилось. Теперь в руке у Сьюна был совсем небольшой, черный, как глухая ночь, шарик… нет, сгусток абсолютной черноты. Внутри него были звезды. Потом они погасли.

Сьюн посмотрел на паритян. Тьма внутри того, что он держал, растаяла, наполнилась огненными извивающимися прожилками. Сьюн поднял руку. Паритяне в ужасе отпрянули — на раскрытой ладони покоилось непостижимое. И только Рон Тьюл, застыв от страха, продолжал смотреть. Паритян окутало голубым туманом, туман подхватил их и перенес внутрь корабля.

Долю секунды назад они были на зеленой равнине под голубым небом. И вот — стальная серость корабля и надрывный вой сигнала тревоги. А там, среди безмятежной зелени, под ясным небом и ласковым солнцем — Рон Тьюл видел это на обзорном экране — в своем золотистом костюме парил в воздухе Сьюн. Заработали атомные двигатели, корабль поднялся над землей и завис в воздухе. В той точке, куда било пламя, стоял Сьюн с шариком в раскрытой ладони. Шарик спокойно светился; потом раздался тихий и мелодичный, но всепроникающий кристальный звон. В ответ на этот звон Вселенная тихо загудела.

Зелень равнины, вечный город, пестрый поселок — все исчезло. На экранах возникла чернота абсолютной пустоты… А звон маленького шарика рос и ширился. Замер, захлебнувшись, рев атомных двигателей. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь чистым кристальным звоном…

Потом чернота сменилась холодным серым светом, в котором проступили контуры остальных кораблей. Атомные двигатели не работали, но какая-то сила перемещала корабли, пока они не образовали подобие кристалла.

Корабль оживал. Вернулись звуки; к людям возвращались обыденные чувства — они снова становились людьми.

— Нас выбросило за пределы пространства, — в ужасе, забыв о командирском достоинстве, крикнул Шор Нун.

— Нет, — сказал Рон Тьюл, — только в наше собственное. Подождите, когда смолкнет то, что в руке у Сьюна. Вот, звук уже стихает.

— Откуда ты можешь хоть что-то знать?

Рон Тьюл не ответил. Он не знал ничего.

На корабле царил не просто беспорядок — паника. Командир Шор Нун не был в состоянии не только командовать людьми, но и управлять собой. Он рыдал от бессилия и унижения.

— Они ничего не утратили… Они владеют оружием, против которого… Они делают с пространством, что хотят… Это все сорган! Сейчас он тянет нас к концу времени? Уже нет звезд! О боги! Мы все умрем! Сын… мой сын…

Но тут Шор Нун взял себя в руки.

В рубку ворвался бледный инженер-механик.

— Командир! Атомы не распадаются! Двигатели… они не будут работать. Что случилось? Что делать?

Шор Нун молчал. Он слушал, как стихает кристальный звон. Наконец звук оборвался на нежной и мелодичной ноте. Действие сил, которые паритяне постигнут еще через сотни и сотни поколений, закончилось.

Шор Нун усмехнулся:

— Теперь это не имеет значения.

В этот момент корабль снова наполнился криками ужаса.

Через обзорные экраны бил белый солнечный свет, ослепляя людей, уже привыкших к полумраку аварийного освещения. Рядом был город — серый, источенный непогодой бетон, чахлая трава, грязь… Горизонт закрывала цепь синих гор… Все было до боли знакомо — и совершенно невероятно.

— Дарун Тара, — сказал Шор Нун внезапно охрипшим голосом. — Это Парита. Это Дарун Тара, каким он был шесть лет назад, в момент старта. Видимо, я сошел с ума.

— Нет, Шор Нун, не надо так говорить. Я, кажется, все понял, — сказал Рон Тьюл.

А корабль уже окружили люди — знакомые, родные лица. Рука командира Шор Нуна нехотя потянулась к запорам люка.

Шор Нун осторожно постучал в дверь судовой обсерватории.

— Входи, — сказал астроном.

Горло командира сжала судорога.

— Космическое пространство, — единственное, что он смог произнести.

— Посмотри, — тихо произнес Рон Тьюл.

Обсерваторию заливала чернота космоса, в которой были разбросаны редкие блестки звезд.

— Это Сьюн подарил мне вместо телескопа. Кажется, теперь я много понимаю. Вот наша звезда, наше солнце Трот. Смотри…

Звезда увеличилась, и теперь в центре обсерватории сияло маленькое солнце. Вокруг вращались семь планет.

— А вот система Рхтс.

Пространство сжалось, а потом взорвалось, оставив лишь одну желтоватую звезду в окружении пяти планет.

— А когда я увидел все это впервые, существовала совсем другая система.

Из тьмы возникла еще одна звезда в окружении планет.

— Это Протор? Почти два парсека! — сказал Шор Нун. — Я и не знал, что у него есть планеты.

— Шор Нун, — голос астронома дрогнул, — Мне дано видеть сколь угодно близко только эти три системы.

— И все?

— Да. Все остальное Сьюн закрыл. Одна система — наша. Право видеть другую мы завоевали своим умом, своим трудом. В системе Протора мы никому не помешаем, А до остальных… до остальных нам еще предстоит расти. Помнишь закон Рхтс? Не вмешиваться в чужую историю. А мы еще моложе, чем они были тогда. Пока у нас впереди Протор. Все справедливо.

— Справедливо. Скорее всего, ты прав, Рон Тьюл. Ты понял все лучше всех. Кто такой Сьюн? Ты знаешь? Или догадываешься? Ты сказал — справедливо. Но не с позиции паритян. Наши же друзья от нас теперь отвернулись. Мы просто неудачники, авантюристы… трудно об этом говорить. И все же. Нам не верят. Нас презирают. Здесь, на Парите, прошел год, а мы прожили шесть лет. На корабле у меня родился сын, ему уже четыре года, а его старшей сестре — два! Люди ничего не понимают. Они хотят знать, что заставило нас вернуться! А ты говоришь, что Сьюн поступил справедливо.

— Представь себе, что я попал на Париту с отдаленной планеты. Я — дикарь, моя раса только-только подходит к пути, ведущему в цивилизацию. Мы еще не знаем огня; так скажи мне, Шор Нун, какие мне нужно взять палки, чтобы добыть огонь трением? Обе должны быть твердыми? Или одна из более мягкой древесины? Как мне получить огонь?

— Ну, как… чиркнуть спичку или взять тепловой… Нет, Рон Тьюл, я представляю себе все это очень смутно. Мы забыли, что и как делали десять тысяч поколений назад. Я не могу вернуться на твой уровень — уровень дикаря. Я все забыл.

— Шор Нун, — сказал астроном, — это больно, это очень больно сознавать, но мы — всего лишь дикари в звериных шкурах. Первобытные люди, которым хотят добра, а они думают, что им желают зла. Парита и Рхтс. И ничего с этим не поделаешь. Терпение и время — единственное, что нам нужно.

— Наверно, ты прав, Рон Тьюл. Ничего другого не придумаешь. — Сьюна не интересует то, что интересует нас, он живет в космосе. Атомы для него не более, чем детские игрушки, город забавен, как города малышей, построенные из песка. Его народ вырос и забыл детские увлечения. А мы всего лишь учимся ходить. Пройдет время, и мы тоже станем взрослыми.

Вдруг астроном и командир замерли.

— Да. Обязательно, — услышали они знакомый негромкий голос Сьюна.

Рон Тьюл вздохнул. Тоска разлуки останется с ним до конца жизни. Он знал это так же точно, как и то, что с ней придется смириться.