Вадиму Сергеевичу всегда хотелось иметь большую семью, чтобы за стол садилось человек пять, не меньше. И он, и жена Инна были единственными детьми у родителей, ни братьев, ни сестер. Да и других родственников было, прямо скажем, не слишком много. Родители Инны погибли в автокатастрофе, когда она еще в школе училась, воспитывала ее единственная тетка, да и та рано умерла от диабета.

У самого же Вадима ни теток, ни дядек отродясь не было, он и отца-то не помнил. Отец, конечно, где-то был, алименты от него до того, как сыну исполнилось восемнадцать, приходили регулярно. Но потом — как отрезало. Были еще родители матери, старенькие, жили в деревне километрах в ста от города, до самой смерти всякую живность держали, да в огороде копались. Каждое лето Вадим у них проводил, никаких пионерских лагерей в глаза не видел.

Зато умел все: печку побелить, забор поправить, корову подоить, дров напилить-нарубить. По жизни не раз пригодилось, правильно говорят: лишних знаний не бывает. А уже после смерти стариков аккурат по их участку прошла федеральная трасса, вот тут-то Вадим впервые проявил деловую хватку: смог получить такую компенсацию, что хватило на открытие первого кафе.

Мать, правда, ворчала: по ее мнению, нужно было эту самую компенсацию на книжку положить и беречь на черный день, как умные люди-то поступают. А эти кафе-рестораны только до беды доводят: то поджигают их, то бандиты наезжают, то инспекторы всякие до сумы хозяев доводят. Сынок хоть и взрослый, а не хозяин, нет, не хозяин. Все в прах обратит.

Не обратил. Наоборот, за первым кафе последовало второе, потом — еще одно, потом — ресторан… Через несколько лет заведения «У Сергеича» стали самыми популярными в старинном российском городе на Волге, переплюнув и «Макдоналдса» и «Ростикс». Все знали: «У Сергеича» не отравят, не обсчитают, да и готовят отменно. Под конец жизни даже мать признала, что определенный толк из сыночка вышел. Вот только в семейной жизни…

А что — в семейной? Он-то как раз этой своей жизнью был доволен не меньше, чем деловой. Женился по любви, на скромной, хорошенькой девушке, нежной, ласковой, отменной хозяйке. Детей, правда, лет пять не было, но потом и это наладилось: родился сын, долгожданный, выстраданный. Сергеем назвали, чтобы традиция была.

Свекровь, правда, невестку не слишком жаловала, так на то она и свекровь. Ей хотелось, чтобы Вадим женился на девушке из ее родной деревни, чтобы связи с землей не рвать. Даже невесту присмотрела — в соседнем дворе, и все мечтала, что хозяйства объединятся. А потом обижалась, что не по ее получилось. Напрасно обижалась.

Все в семейной жизни складывалось правильно, только вот детей Инна больше так и не смогла иметь. Врачи лишь руками разводили: диабет, всякие осложнения бывают. Радуйтесь, что один ребенок появился, здоровенький, крепенький, ничего такого не унаследовал… пока. Они и радовались…

Инна работала воспитательницей в детском саду, Вадим — инженером в КБ. Достаток был небольшой, но стабильный, да и домашние заготовки выручали. И не только они. Инна отлично шила, вязала, о том, что существуют прачечные и химчистки, даже слышать не хотела. И хотя после рождения Сережи сильно располнела, из прежней тростиночки превратилась в пышную матрону, легкости движений и сноровки не утратила.

И появившиеся большие деньги ее не изменили. Работу бросать она не собиралась, обновки по-прежнему шила и вязала сама, к предложению мужа купить дом за городом относилась с веселым скепсисом: наверняка соскучился по грядкам, еще и корову заведет, а то и двух, с него станется. В конце концов Вадим махнул рукой и купил роскошную квартиру в пяти минутах ходьбы от места работы жены.

С тем же энтузиазмом Инна взялась за обустройство нового жилья, искренне удивляясь тому, какие появились красивые новые стройматериалы, как удобно стряпать в большой кухне на суперновой плите, как много продуктов помещается в огромном холодильнике, и как здорово, что в кухне есть маленький цветной телевизор: можно смотреть любимые передачи не только вечером, но и в любое время, пока варишь суп или занимаешься заготовками.

Да что кухня! Инна нарадоваться не могла на небольшую, но уютную спальню с широченной кроватью, встроенным зеркальным шкафом и прочими тумбочками-пуфиками. Это после шаткого и скрипучего дивана-кровати в «зале»! А специальная комната для тренажеров! А гостиная, где был огромный, супермодный телевизор с видеомагнитофоном и для кассет, и для не совсем еще понятных ей дисков, несколько глубоких, удобных кресел, диваны и еще Бог знает что! А Сережина комната, лишь слегка уступавшая гостиной по размерам!

Инна только ахала, когда в квартире оборудовали небольшую сауну, приспособив для этого одну из двух подсобных комнат, когда в ванной установили диковинное сооружение с мудреным названием «джакузи» глубокого изумрудного цвета с бронзовыми кранами и ручками, когда вмонтировали совершенно уж потрясающую стиральную машину…

Ахала — и часами протирала, полировала, мыла свою чудо-квартиру, категорически отвергая все предложения мужа взять домработницу, хотя бы на несколько часов в день, хотя бы для стирки и уборки. У нее в голове не укладывалось, как можно доверить чужой женщине такие интимные, почти святые вещи, как приготовление еды, стирка, глажение. Да и все остальное тоже!

— Для чего я зарабатываю деньги? — сердился иногда Вадим Сергеевич. — Отдохни, посиди у телевизора, научись получать от жизни удовольствие!

— Так я же получаю, Вадичка, — с огромной искренностью отвечала Инна. — Это же такое удовольствие: вкусно вас накормить, застелить постели свежим бельем…

— Пообниматься с пылесосом, — иронически подхватывал муж.

— С таким и пообниматься не грех, — отшучивалась Инна. — Легкий, бесшумный, и чистит, и моет, и ароматизирует… Сказка!

— Это ты у меня — сказка, — сдавался Вадим Сергеевич. — Василиса Прекрасная и Марья-искусница в одном лице!

— Ну, ты скажешь, Вадичка! — заливалась почти девичьим румянцем Инна. — Я самая обыкновенная женщина.

— Так уж и обыкновенная! Сына вон родила, всем на зависть…

— Сглазишь! — всерьез пугалась Инна.

Сережа действительно рос на удивление послушным, хотя и шустрым мальчишкой. Уроков практически не готовил, но четверки в дом приносил крайне редко, в основном, по литературе, которую не любил. Потом увлекся спортом, записался одновременно чуть ли не в полдюжины секций и какое-то время от усталости засыпал на ходу, не в силах сделать окончательный выбор.

— Тебе-то самому что больше нравится, сынок? — допытывался Вадим. — Чем ты хочешь заниматься?

— Всем! — не задумываясь отвечал Сергей. — Мне все нравится.

— Так не бывает.

— Бывает. У меня — так.

— И что, ты всю жизнь собираешься всем заниматься одновременно?

— Если получится.

— Не получится.

— Спорим, получится.

Спорить с сыном Вадим благоразумно не стал. Время само все определило: к тринадцати годам Сережа окончательно выбрал бокс. После этого последовательно заработал перелом носа, легкое сотрясение мозга и прочие сопутствующие этому виду спорта «прелести».

Кроме того, оброс внушительной мускулатурой, за какой-то год вымахал до ста восьмидесяти сантиметров и перестал бояться вообще чего бы то ни было. К литературе, правда, испытывал по-прежнему стойкое отвращение. Пока не познакомился с Алиной… Аленькой.

Произошло это в десятом классе. Сергей возвращался домой после тренировки и услышал, как в темном дворе кто-то зовет на помощь. Не долго думая, кинулся туда, и обнаружил, что двое подвыпивших «качков» явно обижают какую-то девчонку. С обидчиками он разобрался, что называется, на «раз-два-три» и только потом обнаружил, что спасенная им юная особа — Алька из параллельного класса.

До этого времени он на нее и внимания-то не обращал, как, впрочем, и на девчонок вообще. В его шкале ценностей девочки находились где-то после удачной утренней пробежки и непосредственно перед кружкой пива, которое он терпеть не мог. Но как только увидел эти темные, заплаканные глаза…

В общем, Сергей доставил Алину непосредственно до двери квартиры, смущенно выслушал излившийся на него по пути поток благодарностей и быстро ушел. А наутро, войдя на школьный двор, увидел устремленный на него сияющий, восхищенный взгляд темных глаз. После уроков просто не мог не проводить Алечку до уже знакомой двери. А там с изумлением услышал собственный голос: он приглашал Алину погулять вечером по набережной. Благо тренировки в этот день не было.

Месяц спустя Сергей привел Алину домой и познакомил с родителями. То есть не познакомил, а поставил перед фактом:

— Мы собираемся пожениться, когда закончим школу.

Вадим Сергеевич чуть было не вспылил, но поймал укоризненный взгляд жены и… остыл. Он понял, что Инна вспомнила свое первое знакомство с будущей свекровью, тот настороженный и холодный прием, который она встретила у его матери. Вспомнила — и со свойственной ей мудростью решила вести себя совсем по-другому.

В конце концов, ничего страшного не происходило. Первая любовь, полудетское увлечение, первая девочка в его жизни, первый мальчик — в ее. Погуляют, подрастут, десять раз передумают. А если не передумают… Что ж, случается, что первая любовь становится единственной и длится всю жизнь.

Правда, родители Алины, точнее, ее мать, придерживалась совершенно иной точки зрения. Впрочем, в родной семье, бестолковой и довольно скандальной, Аля всегда чувствовала себя не слишком уютно: старшая сестра, признанная красотка, откровенно третировала «несносную девчонку», отец пил, мать вконец отупела от вечного безденежья и рукоприкладства супруга.

В один далеко не прекрасный день она буквально ворвалась в квартиру своих потенциальных родственников и наговорила такое… Сергей вспыхнул и хлопнул дверью после первых же фраз, Алина чуть позже залилась слезами и убежала невесть куда, только Инна Ивановна с поразительным спокойствием выслушала монолог-истерику, густо пересыпанный нецензурщиной:

— Переманили девку своими ворованными деньгами! Она и подстилка для вашего сыночка ненаглядного, и прислуга дармовая! Хорошо устроились, сволочи! Алька у вас днюет-ночует, в родной дом уже дорогу забывать стала, меня, мать, видеть не желает! А я, значит, отдувайся за все — и по дому, и на работе, и за мужем ухаживать? Все одна?

— А как же сестра Алины? — поинтересовалась Инна Ивановна.

— А что — сестра? Что — сестра? Ей замуж нужно, свою семью создавать, как она жениха найдет, если дома сидеть станет? Да и работа у нее трудная, нужно спать подольше, хорошо питаться, за собой следить.

Про работу Аиды — старшей сестры Алины — в городе знали, кажется, все. Очень красивая, до невозможности избалованная матерью, девушка желала стать либо манекенщицей, либо фотомоделью, не прилагая к этому никаких усилий. Она совершенно искренне считала, что красивее нее нет во всем мире, что женщины могут только молча ей завидовать, а мужчины, независимо от возраста и толщины кошелька — немедленно падать к ее длинным, стройным ногам и уже никогда не подниматься.

Пока же она числилась главной фавориткой самого известного местного авторитета, который, впрочем, не спешил покупать любовнице квартиру или машину, ограничивался походами-поездками во всевозможные рестораны и не слишком дорогими подарками, Зато обещал устроить ее в престижное модельное агентство буквально на следующей неделе, вот только эта неделя что-то все никак не наступала.

— Адочку не трогайте, она здесь не при чем! Алька обязана мне во всем помогать, а она — ишь, как ловко устроилась! Небось, и муженек ваш ее не пропускает, то-то у него никаких баб на стороне вроде бы нету. А зачем ему на стороне, когда дома все под рукой, а жена-дура под носом у себя ничего не видит…

Когда поток этого мутного красноречия начал иссякать, Инна Ивановна вздохнула и сказала:

— Бедная вы, бедная! Как же вас жизнь замучила, если вы так озлобились!

Вадим Сергеевич, который все это время мрачно раздумывал, придушить незваную гостью или просто стукнуть по голове чем-нибудь тяжелым, так и ахнул от неожиданности. Он, конечно, знал, что его Инна — женщина не просто умная, а мудрая, но такой реакции даже он не ожидал.

Когда гостья, наконец, убралась, прихватив с собой рыдающую Алину, супруги какое-то время молча сидели в кухне за столом напротив друг друга, а потом Инна Ивановна снова вздохнула:

— С такими вот детьми у меня в садике всегда проблемы. Они не злые, а озлобленные, потому и хотят, чтобы всем было так же плохо как им. Их не наказывать нужно, а жалеть, таких только лаской вылечить можно…

— Иннушка, да у тебя для всех одно лекарство — ласка, — усмехнулся Вадим Сергеевич. — Ты и убийцу приласкать готова, не то что эту… психопатку.

— Убийцу я, конечно, ласкать не собираюсь, — совершенно серьезно отозвалась Инна Ивановна, — но думаю, если бы его вовремя приласкали отец с матерью, он бы и убийцей не стал. А бывает, девушка обидит — парень с катушек и слетает. Люди-то от природы добрые…

— Иннушка, ты же с детьми работаешь! А говорят, что они — самые жестокие…

— Глупости говорят! — отмахнулась Инна Ивановна. — Они же несмышленыши еще! Вон, щенки друг друга за уши треплют — не со зла ведь, играючи… Ладно, Вадичка, не об этом сейчас думать нужно.

— А о чем?

— Девочка-то совсем пропадет, если мы от нее отступимся. Попробую как-нибудь ее мать уговорить, урезонить. Наверняка она Алечку по-своему любит и добра ей желает, вот и будем вместе стараться. Ничего, все образуется, вот увидишь…

Зная жену, Вадим Сергеевич в таком исходе событий даже не сомневался.

В общем, некоторое время спустя Аля стала в доме своей, и Вадим Сергеевич не раз и не два дивился терпению и такту Инны Ивановны. Та терпеливо, ненавязчиво обучала Алину практически всему — умению вкусно и быстро готовить, красиво сервировать стол, вязать, шить, вышивать… При этом к тяжелой, грязной работе девочку не подпускала, умудрялась все делать сама, как бы играючи, как бы незаметно…

А потом все рухнуло, как говорят, в одночасье. Инна Ивановна поскользнулась на блестящем кафельном полу своей роскошной кухни, упала. Перелом шейки бедра сам по себе — не подарок, хотя в возрасте сорока пяти лет вполне излечим. Но падение каким-то образом спровоцировало вспышку и стремительное развитие диабета.

Молодая еще женщина ушла из жизни после трех месяцев непрерывных страданий. Больница — дом — снова больница, и никакого улучшения. Даже очень сильные лекарства уже не снимали невыносимые боли. И все-таки Вадим Сергеевич на что-то надеялся, приглашал одного за другим самых известных врачей, обращался к экстрасенсам, целителям, даже каким-то замшелым деревенским бабкам. Тщетно.

По странной, точнее, страшной иронии судьбы Инна Ивановна скончалась за три дня до собственной серебряной свадьбы, и давно ожидаемый праздник обернулся сплошным кошмаром для ее близких. Прощаясь, Вадим Сергеевич надел на холодный, восковой прозрачности палец жены кольцо с бриллиантом — его подарок на юбилей. И впервые в жизни напился: сознательно, страшно, по-черному. Как жить дальше, он просто не знал.

Кроме жены, в его жизни не было других женщин, он даже не задумывался над тем, что подобное возможно. Хотя вокруг рушились казавшиеся незыблемыми семейные союзы, коллеги-бизнесмены заводили молоденьких любовниц… Но одна мысль о том, что кто-то войдет в его опустевший дом, будет спать рядом, да просто — хозяйничать на кухне, где все напоминало об Инне, была для молодого еще вдовца невыносимой.

Он практически забыл о том, что сыну нужны тепло и участие, замкнулся в своем горе, приезжал домой только спать. И через полгода обнаружил, что Сергей отдалился от него, стал жить какой-то своей жизнью. И первое место в ней занимала Алина, фактически уже его жена. Они ждали, чтобы обоим исполнилось восемнадцать, тогда можно было пожениться без особых трудностей и нудной бумажной волокиты.

— И на что вы будете жить? — поинтересовался как-то Вадим Сергеевич, поняв, что намерения молодых вполне серьезны. — Вам еще в институт поступать, пять лет учиться…

— Дворником буду работать, — огрызнулся в ответ Сергей. — Тебе на шею не сядем, не волнуйся.

Сидевшая рядом Алина молча положила руку ему на плечо, и Сергей тут же сбавил тон:

— Я бы пошел на вечерний, но тогда в армию загребут.

— Совершенно не обязательно приносить огромные жертвы, — не без раздражения заметил Вадим Сергеевич. — Прекрасно можешь подрабатывать у меня.

— Грузчиком? Или шофером?

— Сереженька, — нежным голосом вмешалась Алина, — твой папа, наверняка, хотел сказать, что при твоем знании компьютера…

Вадим Сергеевич бросил на будущую невестку благодарный взгляд. Именно такой вид работы он и подразумевал, просто не слишком удачно построил фразу. А эта умница моментально нашлась и исправила взрывоопасную ситуацию.

— Можно и по-другому, — уже спокойно сказал он. — Я где-то читал, что раньше государство оплачивало учебу молодых людей, а потом они этот долг постепенно возвращали. Я ведь понимаю, что просто так деньги ты у меня не возьмешь…

— Правильно понимаешь, — буркнул Сергей. — И не волнуйся, пока не станем самостоятельными, детей рожать не будем.

Алина слегка покраснела, встала и отошла к плите, где у нее что-то варилось.

— А я и не волнуюсь, — пожал плечами Вадим Сергеевич. — Мы с твоей мамой семь лет были женаты, когда ты родился.

Как всегда при мысли о жене-покойнице больно сжалось сердце, и Вадим Сергеевич полез за сигаретами. Всю жизнь не курил, а с похорон задымил, чуть ли не по две пачки в день.

— Дай и мне, — вдруг протянул руку Сергей. — А то за своими идти неохота.

Вадим Сергеевич поперхнулся табачным дымом.

— Ты что… куришь?

— А ты только сейчас об этом узнал, да?

— Представь себе.

— Представил. Ты вообще обо мне что-нибудь знаешь… теперь?

Вадим Сергеевич побагровел, не столько от праведного гнева, сколько от острого чувства стыда. Действительно ведь, забыл о парне совершенно! Слава Богу, Алечка вовремя появилась, а то вообще непонятно, чем бы такая забывчивость обернулась. Да что там «непонятно» — подумать об этом страшно. Примеров-то хватает, на каждом шагу с этими примерами сталкивался.

— Прости, Сережа, — тихо сказал он. — Понимаешь, я очень люблю твою маму… То есть любил…

И снова кольнуло сердце. Впервые произнес что-то об Инне в прошедшем времени. Почему? Ведь не разлюбил же он ее? Нет! И никогда не разлюбит, потому что другой такой нет и не будет. Не будет…

Неожиданно для себя Вадим Сергеевич почувствовал, как защипало глаза, сдавило горло и он, упав головой на руки, разрыдался — чуть ли не впервые в жизни. Когда узнал, что Инна умерла, когда отпевали ее, хоронили, поминали — слезинки не пролил, не по-мужски это — сырость разводить. И потом не плакал, только зубы стискивал, когда совсем уж тошно становилось.

Остановиться он не мог, хотя чувствовал, насколько тягостна для Сергея и Алины эта сцена. И вдруг на голову его легла легкая и прохладная рука.

Алина гладила Вадима Сергеевича по голове, не замечая, что у самой текут слезы. Ей было пронзительно жаль этого уже не чужого, а как-то странно близкого ей мужчину, еще не старого, но с сильной проседью, которая появилась у него совсем недавно. Как же он любил свою жену, если до сих пор так переживает! Может быть, и Сережа такой же: молчун и скуповатый на ласку, но в глубине души любящий и беззащитный перед горем? Бедные ее мужчины!

Впервые Алина мысленно объединила своего будущего мужа и свекра в нечто единое. И с этого вечера уже не могла думать иначе. «Ее мужчины» сильные, надежные и… беспомощные. Ее любимые мужчины…

Вадим Сергеевич успокоился и, пряча глаза от сына и Алины, потянулся за очередной сигаретой. Заметил, что перед ним уже стоит чистая пепельница и чашка горячего, ароматного чая, глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Спасибо, доченька.

Этот вечер надолго определил их дальнейшие отношения. Вадим Сергеевич стал возвращаться из офиса раньше, ужинал вместе с сыном и его невестой, обсуждал с ними возможности поступления в институт, предстоящие выпускные экзамены. Теперь его интересовало все: и какой проходной балл в том вузе, который наметил для себя Сергей, и какое платье наденет Алина на выпускной бал, и какие изменения нужно будет сделать в квартире к свадьбе.

— Я хочу сшить такое платье, чтобы в нем потом можно было бы в ЗАГС пойти, — степенно рассуждала Алина, хозяйничая за столом. — Глупо ведь выбросить несколько тысяч на одноразовый наряд, а потом тратить еще столько же на другой…

— Доченька, свадьба бывает один раз в жизни, — возражал Вадим Сергеевич. — Давай сделаем одно платье к выпускному балу, а второе…

— Ну, что вы! Там же и фата понадобится, и перчатки, и букет… И потом, мне так хочется обвенчаться…

— Ну и обвенчаетесь, какие проблемы?

— Сережа не хочет, — быстро шепнула Алина.

Вадим Сергеевич с изумлением посмотрел на сына:

— Это почему?

— А я же некрещеный, — безмятежно заявил тот. — Алька крещеная, а я — нет. Как будто ты этого не знаешь.

— Знаю, конечно. Но ведь можно и окреститься…

— Вот еще, стану я попу врать! Он же спросит: веришь ли? А я…

— А ты не веришь?

— Не верю, — уже чуть более агрессивно отозвался Сергей. — И не могу верить во все эти чудеса, единство в трех лицах и так далее. Не могу — и все.

Вадим Сергеевич даже не нашел, что ответить. Его самого крестили, мать-покойница рассказывала. Ну, так дело было в глухой деревне, там такое в порядке вещей испокон веков. И Инна была крещеная, даже в церковь по праздникам заглядывала, хотя особенно об этом не распространялась. Считала, что вера — ее личное дело, никого больше не касается. А вот верили ли они по-настоящему?

Да кто ж его знает! Сроду Вадим Сергеевич над такими вопросами не задумывался. Святая Троица — что ж тут непонятного? Праздник такой, летом бывает, церкви березовыми ветками украшают. Грехи — тоже понятно: убивать — грех, воровать — грех, ну, и так далее.

— Сереженька, — услышал он тихий голос Али, — ты же не собираешься становиться священником или монахом, правда? И в храм тебя никто силком тащить не собирается…

— Да? А венчаться ты как будешь?

— А ты веришь в то, что штамп в паспорте связывает людей на всю жизнь? — неожиданно спросила Алина.

— Ну, ты даешь! — весело хмыкнул Сергей. — Нет, конечно. Главное, чтобы любовь была…

— Вот-вот. Мы с тобой друг друга любим, правда?

— Ну, правда…

— Не «ну», а точно. Так неужели тебе трудно ради этой любви пятнадцать минут в церкви провести и крестик надеть? Если бы тебя крестили, как меня, младенцем, вообще не о чем было бы сейчас разговаривать, обвенчаться-то ты согласен.

— Все, Алька, закончили базар, — хлопнул Сергей рукой по столу. — Сдаем экзамены, подаем документы в институт, поступаем, а потом… Потом, шут с вами со всеми, окрещусь, обвенчаюсь, вокруг костра попрыгаю и в бубен побью. Чтоб уж, значит, наверняка.

— Чтобы наверняка, — вздохнула Алина, — нужно подождать, пока мне восемнадцать исполнится. Мама разрешения ни за что не даст, а без разрешения…

— Ну, так подождем, подумаешь! Зато потом такую свадьбу закатим! Все равно меньше года осталось: я родился в октябре, ты — в апреле. Сдадим летнюю сессию и…

— Перестань, — замахала руками Алина, — еще сглазишь! Школу нужно закончить…

— В институт поступить, — подхватил Сергей. — Не боись, прорвемся! Ты знаешь, я поражений не признаю…

Выпускные экзамены оба сдали достаточно легко и без троек. То есть Сергей сдал без троек, а Алина закончила школу с серебряной медалью. Подвела математика, с которой девочка была в довольно сложных отношениях. Но унывать по этому поводу Аля не собиралась, наоборот, искренне радовалась:

— Слава Богу, никогда в жизни больше не придется заниматься ни алгеброй, ни геометрией, ни этой растреклятой тригонометрией! Потерянное время! Четырех правил арифметики мне для жизни как-нибудь хватит, да и в детских садах высшая математика пока не нужна.

Алина собиралась стать… воспитательницей в детском саду. Маленьких детей она действительно любила самозабвенно, совсем как Инна Ивановна. И вообще Вадим Сергеевич с какой-то боязливой радостью видел в невесте сына все больше и больше черт обожаемой покойной жены.

Алина готовила те же блюда, что и Инна Ивановна, с удовольствием занималась домашними делами и тоже слышать не хотела о какой-нибудь домработнице, тем более — экономке. Была так же доброжелательно-спокойна, улыбчива, терпеть не могла даже намек на конфликт. И так же хотела иметь не меньше трех детей — двух мальчиков и девочку, даже имена им уже придумала: Вадим, Иван и Инна.

Когда это случайно узнал Вадим Сергеевич, то отвернулся и украдкой вытер глаза, а про себя подумал: стар становлюсь, сентиментален, слезы близко — наклони голову, и потекут. И не признался, как растрогало его желание будущей невестки назвать дочку в честь покойной жены, хотя с тех пор часто думал о внучке, Инночке, беленькой, с голубыми глазами и нежным голоском. О своей Инночке.

А что, вполне возможно. Сергей-то внешностью как раз в Инну удался: светловолосый, голубоглазый, от отца только рост и фигуру унаследовал. Ну, девочки такими высокими не бывают, а все остальное…

То, что внучка может пойти в свою маму, ему в голову не пришло. А Алина была темноглазой шатенкой, со слегка смуглой кожей и длиннющими черными ресницами. Только тоненькая фигурка напоминала Вадиму Сергеевичу Инну — ту, молодую, до рождения сына. Фигурка и характер.

Платье для выпускного бала Алина сшила сама, правда, денег на материал дал Вадим Сергеевич. Шила долго, бесконечно что-то переделывала, пересмотрела невероятное количество модных журналов и просто иллюстрированных изданий. Но дело того стоило.

Когда Вадим Сергеевич увидел Алину в начале выпускного вечера, то узнал только потому, что она стояла рядом с парадно-подтянутым Сергеем. Но это была не привычная, знакомая до мельчайших черточек девчонка, а настоящая красавица в длинном, до полу, платье, с живыми цветами в гладко причесанных волосах. Атлас цвета слоновой кости облегал тонкую фигуру, подчеркивал талию, широкие рукава ниспадали до запястий, где были прихвачены манжетами, расшитыми, как и пояс, искусственным жемчугом. Действительно — хоть сейчас под венец!

Увы, люди предполагают, а жизнь распоряжается по-своему. На вступительных экзаменах в строительный институт Сергей не добрал два балла и почти сразу получил повестку в армию. О том, чтобы попробовать уклониться от выполнения «гражданского долга», у него даже мысли не возникло: не то воспитание.

На проводах Алина рыдала так горько, словно готовилась не к двум годам ожидания, а к вечной разлуке. Сергей растерянно топтался возле своей юной невесты, не зная, как ее утешить. Только под конец попросил:

— Алька, ты меня дождись, ладно?

Она подняла на него заплаканные глаза и ответила:

— Я не оставлю Вадима Сергеевича одного.