Элизабет была права, когда не хотела заранее обставлять детскую. Теперь все нужно было приобретать не только в двойном комплекте, но и в разных цветах. Хотя близнецы не были двойняшками: мальчик, которого назвали Грегом, был кареглазый брюнет, девочка — Грета — голубоглазой блондинкой. Как говорили все вокруг, дети взяли от обоих родителей именно то, что нужно.

Счастливый характер Джека позволил ему убедить себя в том, что Элизабет совершенно выздоровела после операции, а то, что у них больше не будет детей, его мало волновало. Наследник-сын и красавица-дочка — что еще нужно для того, чтобы семья была полной и абсолютно счастливой?

Десять лет они прожили в Швеции — десять самых счастливых и спокойных лет в жизни Элизабет. Дети росли на редкость здоровыми и послушными, муж по-прежнему обожал свою красавицу-жену, а сама она если и вспоминала иногда о своем бурном романе, то только с легкой улыбкой. Она узнала, что такое страсть, и поняла, что не создана для таких бурь и потрясений. Теперь она полностью принадлежала семье.

Но затем со Швецией пришлось расстаться: Джека повысили в должности и перевели военным атташе в Австрию. Немецкий язык Элизабет учила уже вместе со своими детьми, но с тем же азартом и самозабвением, как когда-то шведский. Очень скоро она смогла стать «своей» и в Вене, где их небольшой уютный домик как магнитом притягивал к себе людей: друзей Джека, приятельниц Элизабет, друзей Грега и Греты. Скучать было решительно некогда, но Элизабет все-таки нашла себе еще одно занятие помимо семейного круга.

Как раз произошел распад Советского Союза и через Австрию, равно как и через другие европейские страны, потянулся поток русских эмигрантов. Элизабет помогала им преодолеть первые трудности, советовала, куда лучше ехать на постоянное место жительства и работы, просто поддерживала. Заодно освежила в памяти некоторые уроки русского языка и стала заниматься еще и им. У нее возникла идея создать посредническую фирму, но… Но она была жена военного, хоть и дипломата. Ровно через двадцать лет после начала своей службы Джек получил звание генерала и был отозван в Америку для постоянной работы в Пентагоне.

Элизабет прекрасно понимала, что вряд ли они когда-нибудь снова будут жить в Европе: дети выросли и им уже подобрали колледжи неподалеку от Вашингтона. Поэтому она собиралась на родину со смешанным чувством радости и огорчения. Радовалась тому, что еще успеет повидаться с родителями, которые были уже довольно пожилыми людьми, огорчалась, потому что двадцать лет в Европе сильно изменили ее, и она знала, что придется заново привыкать к американскому образу жизни. А заодно и искать себе какое-то занятие, потому что сидеть одной в пустом доме, дожидаясь мужа со службы, Элизабет хотелось меньше всего на свете.

Какое-то время она подумывала о том, чтобы вновь вернуться к преподаванию в школе, но очень быстро поняла, что это для нее — пройденный и забытый этап, и что нужно искать какое-то другое дело. И именно в это время умерли от тяжелого гриппа родители Элизабет, оставив ей в наследство небольшой капитал и дом, который она тоже продала.

Элизабет сильно горевала о внезапной смерти отца и матери, но ее отвлекли проблемы, возникшие у сына. Грег не хотел учиться в обыкновенном колледже, он хотел быть военным дипломатом, как и его отец. Пришлось, скрепя сердце, отпустить мальчика два года прослужить в армии, прежде чем он смог поступить в Военную академию, которую в свое время закончил его отец. Он перешел на казарменное положение и был совершенно всем доволен. Теперь Элизабет могла заняться собой, точнее, сосредоточиться на поисках интересной работы для себя.

Решение подсказала сама жизнь: к этому времени в Америке появилось множество эмигрантов из России и с Украины, которые всеми силами старались поддерживать связь со своими родными, оставшимися на родине. Это был перст судьбы. Элизабет организовала небольшую туристическую фирму, которая занималась чартерными рейсами в Москву и в Киев. Наладила довольно прочные контакты с Интуристом, заручилась их поддержкой, и сама полетела с одной из первых групп, чтобы, так сказать, оценить обстановку на месте.

Ее поселили в гостинице «Интурист», в угловом номере на десятом этаже, откуда открывался прекрасный вид на Манежную площадь и Тверскую улицу. Элизабет очень понравилась Москва, русские сувениры и сами русские. Люди, с которыми ей пришлось иметь дело, оказались очень доброжелательными и открытыми, старались помочь американке сориентироваться в новой для нее действительности.

Попав в Москву, Элизабет не могла не вспомнить о своей давней любви. Конечно, она понимала, что, не зная фамилии Григория, вряд ли его отыщет. Но судьба оказалась к ней гораздо благосклоннее, чем она думала. Очередной заказ такси, привычные уже русские слова шоферу: «Пожалуйста… туда-то» и… И неуверенный ответ человека за рулем:

— Фру Элизабет Олафсен?

Элизабет вздрогнула и посмотрела на того, кто задал ей этот вопрос. Это был Григорий. Постаревший, поседевший, ставший очень худым, но это, вне всякого сомнения, был тот самый человек, с которым много лет тому назад в далекой теперь уже Швеции она пережила совершенно незабываемые часы. Прежними были золотистые искорки в темных глазах, хотя темные волосы уже были густо разбавлены сединой.

— Григорий? — воскликнула она уже по-английски. — Какое удивительное совпадение. Я все время думала, как разыскать вас с Тамарой, ведь я так и не спросила тогда вашу фамилию. Да и кто тогда знал, что я вообще окажусь в Москве. Как ты? Как Тамара, дочка?

— Да вроде все неплохо, — пожал плечами Григорий. — Только с работой неважно. Филологи сейчас никому не нужны, а для переводчиков на фирме мы уже слишком пожилые. Вот, выручает машина, купил после той поездки в Швецию.

— А квартира?

— И квартиру мы тогда тоже купили, двухкомнатный кооператив. Но работаю таксистом, больше ничего не подворачивается. В общем, давай встретимся у нас, посидим, поговорим. Кстати, что за дела привели тебя в Москву?

Элизабет вкратце посвятила Григория в то, как идут ее дела. Рассказала и о том, что Джек — генерал в Пентагоне, сын учится в военной академии, а дочь — в колледже, изучает, в том числе, и русский язык.

— А моя Полина уже замужем, — усмехнулся Григорий. — Только что дедом еще не сделала. Но это — дело нехитрое.

Элизабет торопилась на встречу и они договорились, что на следующий вечер Грегори заедет за ней и они поедут в гости. Тамара будет рада. Она уже давно сидит без работы, я понимаю, как ей тоскливо.

У Элизабет сразу же возникло море вопросов, но она решила отложить их до следующего вечера. Времени у них впереди было вполне достаточно. На следующий вечер Григорий приехал за ней в точно назначенное время и повез в какой-то отдаленный район Москвы. Вокруг были какие-то фабрики или здания за глухими заборами, причем все было какое-то ветхое и запущенное. На краю пустыря стояло несколько пятиэтажных панельных домов, а еще дальше дымили какие-то высокие толстые трубы. Элизабет стало жутко: как можно жить в таком районе? Ни деревца, ни кустика, ни даже клочка зеленой травы.

— Зато квартиры здесь дешево стоили и не нужно было долго ждать, — усмехнулся Григорий, прочитав ее мысли. — Воздух, конечно, так себе, но зато нет больших автомагистралей, так что тихо.

Тамара встретила Элизабет очень приветливо, но она так изменилась, что ее было трудно узнать. Тем не менее, на столе была и икра, и русская водка. Это всегда поражало Элизабет: магазины все еще полупустые, а на столе у всех, где она бывала в гостях, полное изобилие. О, эта загадочная, непостижимая, широкая русская душа!

— Грегори, — сказала Элизабет к концу вечера, — я решила открыть филиал фирмы в Москве. И вы с Тамарой должны мне помочь. Конечно, за приличное вознаграждение, а потом, когда дело раскрутится, будете получать нормальную зарплату, не меньше тысячи долларов.

Тамара разрыдалась. Она уже потеряла надежду хоть как-то прилично устроить свою жизнь, единственным стабильным источником дохода была однокомнатная квартира ее умершей матери. Квартиру сдавали за двести долларов в месяц, примерно столько же в среднем зарабатывал Григорий своим частным извозом. Элизабет стала для них доброй феей из волшебной сказки, которая несколькими словами изменила их жизнь.

Тут же стали договариваться о деталях, и к концу разговора Тамара уже не походила на замученную, потерявшую интерес к жизни женщину: ее глаза сияли, щеки раскраснелись, сама она точно помолодела на несколько лет. Да и Григорий как-то встряхнулся и стал похож на себя, прежнего.

Элизабет стала часто прилетать в Москву: ее фирма уже приносила вполне приличный доход. И в Вашингтоне, и в Москве дела неуклонно шли в гору, она сама как-то помолодела и душой, и телом. С радостью отправлялась каждый раз в Россию, у нее появилось там много друзей, не только Григорий и Тамара, которые водили ее в театры и музеи, показывали малоизвестные уголки Москвы.

Эти люди разительно отличались от американцев. Они не считали все время деньги и не говорили о том, что дорого, выгодно или невыгодно. Сначала все это очень удивляло Элизабет, но потом она привыкла и старалась быть такой же, как и ее новые друзья. Но через пять лет эта идиллия стала не такой безоблачной. Однажды утром, накануне очередной поездки в Москву, Элизабет внезапно испытала приступ такой мучительной боли в спине, что потеряла сознание. К счастью, Джек еще не уехал на службу, и через час Элизабет уже поместили в отдельную палату военного госпиталя и тут же приступили к обследованию. Разумеется, поездку в Россию пришлось сначала отложить, а потом и отменить совсем.

Исследование показало, что у Элизабет — скоротечный рак позвоночника. Скорее всего это были отголоски ее операции двадцать лет назад: по-видимому, метастазы все-таки остались в организме и проникли в позвоночник, а теперь что-то вызвало их развитие. Так или иначе, операция уже была бессмысленной, потому что слишком много времени метастазы расползались без боли, подтачивая организм изнутри. Врачи были честны с Джеком, они сказали, что жить его жене оставалось от силы полгода, и что медицина в данном случае совершенно бессильна.

Элизабет выписали из госпиталя, но прежняя жизнь уже не могла продолжаться. Прекратились поездки, исчезла радость от жизни, постоянно мучили боли в спине, причем обезболивающие помогали все меньше и меньше. Вокруг нее все теснее собирались лишь самые близкие люди: муж, дети, несколько друзей и родственников.

Когда Элизабет почувствовала, что все уже скоро закончится, она попросила Джека помочь ей составить новое завещание. То есть в материальной части ничего не менялось: все переходило к Джеку, а после него в равных долях — к детям. Но она хотела добавить туда лишь один пункт, касавшийся церемонии ее похорон.

— Ты удивишься, конечно, — тихим голосом сказала она, когда Джек сел рядом с ее постелью, — но мне хочется быть похороненной в Москве. Нет, не нужно везти туда тяжелый гроб и искать место на кладбище, там это очень сложно. Я хочу, чтобы меня кремировали, а урну с прахом отвезли в Москву и развеяли прах над Москвой-рекой в районе Коломенского.

— Коломенского? А что это такое?

— Это старинная усадьба-музей возле Москвы-реки. Это — самое мое любимое место в этом городе, я часто гуляла там с друзьями и плавала на маленьком теплоходике по реке. Грегори и Тамара тебе помогут, я им уже написала. Ты можешь даже не ездить в Россию, просто как-нибудь переслать туда урну с моим прахом. А все остальное сделают мои друзья…

Джек судорожно вздохнул, стараясь скрыть слезы, и покачал головой:

— Нет, милая, я буду с тобой до конца. Я не баловал тебя ласковыми словами при жизни, ты знаешь, но теперь скажу: мне повезло. Ты — лучшая в мире жена…

— И мать, — добавил нежный девичий голос.

Элизабет и Джек обернулись: в дверях стояла Грета и полными слез глазами смотрела на мать. За ней, стараясь выглядеть спокойно, стоял Грег.

Элизабет нежно улыбнулась всем троим:

— Вы — самое дорогое, что у меня есть. Постарайтесь сохранить ваши близкие отношения всю жизнь. Поклянитесь мне, что раз в год, в день моего рождения вы будете встречаться и проводить вечер вместе, как бы ни сложилась ваша жизнь.

— Мы клянемся, — сказал Грег, а Грета и Джек, словно эхо, повторили его клятву.

Грег подошел ближе, встал на колени возле кровати матери и взял ее руки в свои. Она с нежностью заглянула ему в глаза — темные, с золотыми искорками, и вдруг память вспышкой унесла ее на двадцать лет назад, когда ее возлюбленный, там, в Стокгольме, смотрел на нее с такой же нежностью. Была: весна, молодость, красота, счастье…

Да, она прожила счастливую жизнь, она оставляет двух прекрасных детей, которые станут опорой друг другу и Джеку. Конечно, обидно умирать, едва дожив до пятидесяти лет, но такова судьба…

Вечером у Элизабет было прекрасное настроение, она даже поужинала вместе с мужем и детьми, боли внезапно отпустили ее. Когда все разошлись по своим комнатам, муж и дети горячо молились про себя, чтобы произошло чудо и их любимая мама и жена поправилась и стала такой же прекрасной и энергичной, как прежде. Наутро, когда Грета принесла матери утренний кофе, она увидела, что Элизабет спит, но как-то уж очень спокойно. Через несколько минут стало понятно: Элизабет тихо умерла во сне. Бог избавил и ее, и ее близких от сурового испытания наблюдать агонию близкого человека. Она не дожила до своего пятьдесят первого дня рождения всего три дня.

Когда после смерти Элизабет прошло сорок дней, уже наступило лето, Джек, Грег и Грета отправились в Москву, чтобы выполнить ее последнюю волю. Для всех троих это был первый визит в Россию: любовь Элизабет к этой стране им не передалась, равно как и ее прежняя необычная тяга к Швеции. Они были стопроцентными, настоящими американцами, хотя дети Элизабет и были ими по крови лишь наполовину.

В Шереметьево их встретили все сотрудники фирмы Элизабет. Теперь бразды правления полностью переходили в руки Григория и Тамары, таково было распоряжение Элизабет. А главной, американской фирмой должна была со временем начать управлять Грета: пока она только училась в колледже искусству делового менеджмента. Грег же через год должен был получить первый офицерский чин и отправиться служить на один из кораблей американского флота.

К встречающим через таможенный контроль вышли высокий, седой мужчина с военной выправкой, красивый темноволосый юноша и… копия Элизабет, молодая, красивая девушка с огромными голубыми глазами и белокурыми волосами. Грета была даже красивее своей матери, точнее, обаятельнее. На секунду встречающим показалось, что сейчас следом за ними появится и сама Элизабет — стройная, подвижная, энергичная, с чуть-чуть поседевшими белокурыми волосами и сияющей улыбкой… Увы!

Теплым, дождливым июльским днем на пристани в Коломенском собрались все русские друзья Элизабет, Джек, Грег и Грета. Их ждал специально зафрахтованный катер, капитану которого объяснили, для какой церемонии должно послужить его судно. Капитан слегка удивился: в его долгой жизни ничего такого никогда не было, но быстро понял, как можно все это организовать. Он пообещал, что вверенное ему суденышко развернется у Федоровского монастыря и замедлит ход, чтобы можно было развеять прах. Так все и было. Катер сделал разворот и почти остановился, генерал встал и взял с сиденья рядом небольшой бархатный мешочек. Раскрыл его и стал сыпать в воду серый порошок. Это был прах Элизабет. Все окружили его и быстро поддержали, когда в какое-то мгновение он качнулся. Дети же откровенно рыдали и ничего не видели сквозь слезы. К ним подошли Григорий и Тамара, Григорий обнял юношу, Тамара — девушку. Они тоже плакали, хотя и не так безудержно.

На какое-то мгновение в поле зрения Тамары оказались оба: ее муж и сын Элизабет, чьи лица были совсем близко к друг другу. И ее точно пронзила внезапная догадка: так они были похожи. Конечно, некоторое сходство у Грега было и с Джеком, но когда рядом с ним оказался его настоящий отец, никаких сомнений не оставалось.

Тамара словно застыла, оглушенная мыслью о том, что когда-то ее муж и Элизабет… Но как это могло произойти? Григорий никогда не бывал в Америке, а Элизабет стала приезжать в Россию совсем недавно. А Швеции? Это походило на фантастику: как он мог встречаться с супругой американского военного атташе за границей, где все друг за другом следят? Это просто нереально. Если бы сотрудник советского посольства хотя бы раз встретился с иностранцем без специальной санкции начальства, его карьера была бы сломана раз и навсегда.

Григорий же, обнимая своего сына, даже не подозревал о связывающих их кровных узах. Ведь Элизабет никогда ни словом, ни намеком не давала ему повода думать, что их короткий, яркий роман-вспышка принес такие плоды. Зато он знал, почему ему сошли с рук встречи с Элизабет, о которых соответствующие сотрудники посольства, конечно же, знали. Он получил задание войти в доверие к американке и через нее найти подходы к ее мужу. Конечно, он не собирался этого делать, но согласился, прекрасно зная, что очень скоро Элизабет уедет с мужем в отпуск, а за это время закончится и срок его командировки.

Так что он просто доложил, что он старался, как мог, но… Обольстить даму он успел, но теперь они должны уехать в отпуск на два месяца, а ему вряд ли кто-нибудь позволит остаться здесь на второй срок: он же не дипломат, а лишь обслуживающий персонал, который в обязательном порядке менялся каждые три года.

К счастью для Элизабет, она никогда об этом не узнала, иначе воспоминания о любви приобрели бы слишком горький привкус. Григорий же действительно влюбился в нее с первого взгляда и вовсе не притворялся, встречаясь с ней втайне от других. Любовь к этой женщине была и осталась самым ярким эпизодом в его, в общем-то, скучноватой жизни, а напоследок она вообще сделала ему царский подарок: обеспечила безбедное существование его семье.

Он понимал, что Элизабет ничего не сказала своему мужу, потому что… любила его. Джек был прекрасным парнем, любящим и заботливым мужем, отличным отцом. Элизабет не могла расстаться с ним и нанести ему такую страшную, незаслуженную рану. Но Григорий понимал, что в отношениях с ним Элизабет получала то, чего не мог дать ей Джек: романтику, красивые слова, ореол тайны… Словом то, что в глазах иностранцев считается признаками «загадочной русской души».

Печальная церемония закончилась, катер причалил к берегу в центре Москвы рядом с плавучим ресторанчиком. Именно там были заказаны два столика, чтобы справить сороковины — по русскому обычаю, который приняли и муж Элизабет, и ее дети…

Когда все расселись за столиком в ресторане и выпили первую рюмку, не чокаясь, в память Элизабет, Тамара уже успокоилась, убедив себя, что это феноменальное сходство ей просто померещилось: ведь Грег и Джек тоже похожи, ни у кого не возникало сомнения, что это — отец и сын. Да и что толку мучить себя ревнивыми подозрениями, когда прошло так много лет, а бедняжка Элизабет уже обрела вечный покой.

Понятно, почему она решила быть похороненной в Москве: слишком много дружеских связей появилось у нее в этом городе в последнее время. Да и в чем может она, Тамара, упрекать женщину, изменившую жизнь ее семьи до неузнаваемости? Если даже она и была виновата перед Тамарой, то загладила эту вину многократно. Жизнь — сложная, запутанная и печальная вещь, но иногда в ней внезапно вспыхивают золотые искорки счастья, подобно тем, которые были в глазах Григория и Грега. Главное — вовремя их заметить и понять, что даже самое яркое счастье, точнее, особенно яркое счастье всегда бывает очень коротким.

Собственно, и жизнь тоже только кажется долгой. На самом же деле…

Но это уже не имеет никакого отношения к истории жизни и смерти Элизабет Олафсон, урожденной Свенсон.