Действительно. Михаилу Федоровичу Романову радоваться было нечему. Мысль призвать его на царство пришла высшим государственнььм сановникам в тяжелое для России, воистину смутное время. За год до этого народное ополчение Минина и Пожарского освободило Москву от польской оккупации, но страна бьпа разорена, истощена, обескровлена.

По официальной версии, на царство был избран отнюдь не лучший, но — самый удобный. Михаил Романов был слаб здоровьем. не слишком силен умом и чрезвычайно благочестив, хотя от роду имел тогда всего 16 лет. Даже его богобоязненных современников поражала глубокая набожность царя. Ежедневно он отстаивал по 5–6 часов церковной службы, в праздники к тому же присутствовал на пышных служениях в соборах.

Был Михаил Федорович образцовым семьянином. Женился он по любви на бедной девушке из захудалого рода Стрешневых — Евдокии и в счастливом браке прижил десятерых детей. В живых, правда, к великому горю родителей, остались только пятеро — сын Алексей и четыре дочери, но все-таки Бог благословил династию Романовых наследником престола.

Горячо любил и почитал царь своих родителей, которым, отлучаясь из Москвы на очередное богомолье, регулярно писал письма. Причем отнюдь не царские, а вполне человеческие. В основном Михаил Федорович сообщал о своих болезнях: болела вся правая сторона тела, отекали ноги, донимало сердце. Сверх того он страдал «кручиной» или. как бы сейчас сказали, частенько впадал в депрессию.

Вот такой человек взял в руки бразды правления Россией в лихую годину. Такой царь должен был примирить (а иногда и усмирить!) враждующих бояр, вернуть церкви прежний авторитет, а государственной власти — бььтую силу. И… после 32-летнего правления Михаил Федорович — первый царь из семейства Романовых — передал своему сыну Алексею державу в таком состоянии. как будто бы смутного времени и сопутствовавшей ему разрухи и в помине не было.

Похоже на чудо. Но почему-то никого из историков до последнего времени не беспокоит этот очевидный парадокс: хилый, слабоумный человек, проводивший почти все время в церкви, на богомолье или в семейном кругу, вытащил страну из катастрофического, почти гибельного положения. Он же сумел не только усмирить строптивых бояр, но и не озлобить их.

Советники? История не сохранила ни одного имени. А боярская Дума состояла из тех же людей, которые способствовали или непосредственно участвовали в прежних смутах, междоусобицах, убийствах. Так, может быть, все-таки действительно очередное российское «чудо»?

Нет, чудес в политике, а тем паче в экономике не бывает. За спиной первого царя дома Романовых стоял человек более чем незаурядный, щедро одаренный природой, знатный и богатый российский дворянин, Патриарх всей Руси Филарет. Человек, проживший, можно сказать, три жизни. Первую — светскую жизнь придворного, близкого родственника Ивана Грозного, баловня судьбы Вторую — изгнанника, узника, насильственно постриженного в монахи, потерявшего почти всех родных, состояние, жившего под постоянной угрозой бели. И третью — могущественного вельможи, церковного владыки, тонкого политического интригана, фактического правителя России, основателя царского дома Романовых, правивших более трехсот лет. И все это — одно и то же лицо. Так кто же он — от загадочный многоликий старец?

Об этом человеке известно довольно много, но лишь в общих чертах. За время его жизни (ни много ни мало — восемьдесят лет, немыслимый по тем временам срок!) Россия прошла один из самых нелегких отрезков своей истории. Скончался тиран Иван Грозный, таинственно погиб его сын, царевич Дмитрий, умер бездетным ещё один сын — Федор. Народ «выбрал» царем Бориса Годунова, а после его смерти (вряд ли естественной) Филарет пережил двух самозванцев, разорительное нашествие поляков, ещё одного «демократически выбранного» царя Василия Шуйского. И, наконец, в стране установилась абсолютная наследственная монархия: на смену вымершей династии Калиты пришла династия Романовых.

Патриарх Филарет видел все эти события собственными глазами. А если верить некоторым источникам и слухам и сопоставить кое-какие факты, то в большинстве случаев принимал самое активное участие в исторических событиях. Ибо по знатности рода был, после сыновей Ивана Грозного, первым среди русского дворянства. Федор Никитович Романов (в монашестве — Филарет) происходил из древнего старомосковского рода.

Боярин Роман Юрьевич Захарьин, женился на княжне Евдокии Горбатой-Шуйской из рода великого князя Андрея Суздальского. Дети от этого брака получили фамилию Романовых и по женской линии являлись прямыми потомками князя Владимира Святого. Дочь боярина Романа, Анастасия, стала первой женой царя Ивана Грозного. Выше, казалось бы, и некуда. Но царский тесть, боярин Роман, держался достаточно скромно.

Куда более активным оказался его старший сын, Никита, родной брат царицы Анастасии. Активным, но умным. Даже сумасшедший тиран — а именно таким в последние годы своего царствования был Иван Грозный, — умирая, завещал своему шурину, а не кому-либо еще. быть опекуном своего сына Федора, человека откровенно слабоумного. Неизвестно, как обернулась бы история государства Российского, если бы женой этого дурачка не стала умная сестра «худородного» Бориса Годунова. И если бы через год после Ивана Грозного не скончался бы и сам Никита Романович.

Осталось пятеро сыновей Романовых: Александр. Федор. Василий. Иван и Михаил. Все — почти но Пушкину — «красавцы молодые, великаны удалые». А лучше, умнее и красивее всех был Федор Никитович.

Более того, Федор получил очень серьезное по тем временам образование: знал английский, по собственной воле изучил латынь. Не только любил читать, что тогда вообще было редкостью, но и собрал большую библиотеку — занятие вообще неслыханное для русского боярина. Острый ум, родовитость, умение ориентироваться в придворных интригах — все это позволило Федору Никитовичу сделать при дворе блистательную карьеру: не достигнув тридцати лет. он уже был назначен одним из главнокомандующих русским войском и наделе, а не формально, принимал участие в сражениях против Швеции. Сражениях, заметим. победоносных.

В общем, не случайно народная молва упрямо твердила, что перед смертью царь Федор Иоаннопич якобы указал на Федора Никитовича, своего кузена, как на возможного наследника престола. Есть ещё одно косвенное свидетельство тому, насколько серьезно примерялся Федор Романов к царскому престолу.

За семь лет до смерти царя Федора Иоановича в Угличе при таинственных обстоятельствах погиб его младший сводный брат — царевич Дмитрии, воцарения которого бояре боялись как огня. Ребенок был весь в отца, и уже в семилетнем возрасте не скрывал ни скверного характера, ни твердого намерения расправиться с осмелевшими боярами. Но не успел — погиб.

Уже тогда в таких случаях назначали особую комиссию и отправляли её расследовать ситуацию. Высокая комиссия (в состав которой входили, по странному совпадению, будущий царь Василий Шуйский и Федор Романов) прибыла в Углич и там, по сведениям очевидцев, сделала все, чтобы запутать следствие. Во-первых, выяснив, что предполагаемые виновники трагедии были на месте растерзаны «возмущенной толпой», следственная комиссия выявила зачинщиков самосуда и… разумеется, предала их немедленной казни. За самоуправство. Во-вторых, спешно заставила мать царевича, вдовствующую царицу Марию, постричься в монахини. В-третьих, доложила в Москву, что царевич стал жертвой несчастного случая, «напоровшись на ножичек, коим играл». Все эти «мероприятия», естественно не прошли незамеченными, но народная молва приписала их Борису Годунову. В основном потому, что он первым сумел извлечь выгоду из безвременной кончины царевича Дмитрия.

Через семь лет после гибели Дмитрия скончался царь Федор Иоаннович, Династия, основанная Иваном Калигой, прекратилась. Хотели было короновать вдову Федора — Ирину, в девичестве Годунову, но та, будучи женщиной очень неглупой, предпочла надеть монашеский клобук. Инокиня Александра — под таким именем постриглась Ирина — тихо окончила свои дни в монастыре и, наверное, немало молитв вознесла за здравие своего чрезмерно азартного брата. А Борис Годунов занял престол, не имея на него, в глазах общества, никаких прав. «Всенародное избрание» его царем означало только, что верховное боярство не смогло занять единую позицию и выставить «альтернативную кандидатуру», как это произошло впоследствии с Михаилом Романовым.

Царь Борис оказался достаточно хорошим правителем (страна при нем отдохнула от войн с внешними врагами), но очень плохим политиком внутренним. Множество знатных боярских фамилий было подвергнуто им всевозможным унижениям и преследованиям. Это было бы ещё полбеды, пойди Борис путем своего царственного зятя Ивана Грозного. Но он не осмеливался никого казнить: только ссылал, заставлял постричься в монахи, подвергал бесконечным мелким пакостям. То есть вел себя не как царь, а как заурядный склочник, за что. естественно, со временем и поплатился. Мало кто верит в то, что Борис умер своей смертью. Наверняка он был отравлен, и немудрено: любому подсыплют яду в суп, если он прикажет знатному боярину выщипать бороду по волоску и при этом оставить в живых. А именно так поступили по приказу Годунова с боярином Бельским.

Больше всех при этом пострадала семья Романовых, обладавшая серьезными правами на занятый Борисом престол. Все братья Федора Никитовича были сосланы или посажены в тюрьму. С Федором же Никитовичем поступили особо: его самого и супругу, Ксению Ивановну, насильно постригли в монахи: его под именем Филарета, а её — под именем инокини Марфы. Местом пребывания Филарета определили Антониево-Сийский монастырь, в 100 верстах от Холмогор, а Марфу отправили в женский монастырь в Заонежье. Их дети — сын Михаил и дочь Татьяна — также отправились в ссылку далеко-далеко от Москвы.

Разумеется, для столь сурового обращения с родовитейшими людьми государства нужен бьп более или менее убедительный предлог. Его и нашли, не гоняясь за оригинальностью. Романовых (всех сразу) обвинили ни больше ни меньше, как в казнокрадстве и по этому поводу учинили ночной вооруженный обыск их усадьбы. Что искали, то и нашли — мешки с пряностями («корешками»), якобы украденные с царского склада. Как видно, традиции ночных арестов и обысков с подброшенными уликами на Руси имеют весьма глубокие корни.

Конечно, многочисленная и хорошо вооруженная дворня Романовых оказала Годуновским особистам-стрельцам достойное сопротивление.

И вот что интересно: среди этой дворни находился некто Георгий (или Юрий) Отрепьев, которому Федор Никитович оказывал особое покровительство. Одни считали юношу побочным сыном боярина. Другие… спасенным от смерти царевичем Димитрием.

Будущее развитие событий показало, что Федор Никитович прекрасно умел не только просчитывать партию на много ходов вперед, но и вовремя переметнуться из одного стана в другой. Игра рискованная, но в случае удачи приносящая ощутимый выигрыш.

Казалось, что после насильственного пострижения в монахи путь к светской власти для Филарета был отрезан. Он мог мечтать только о том, чтобы проложить дорогу к трону своему сыну. Единственному, между прочим, сыну, что делало игру ещё более азартной.

В возрасте 47 лет начал Филарет свою вторую жизнь. Первые годы в монастыре прошли для него в состоянии, как сказали бы сейчас, депрессии. Он безумно тосковал о семье, беспокоился о том, жив ли ею сын и наследник, и даже малодушно — как он сам впоследствии говорил — молил Бога послать ему смерть, чтобы избавить от невыносимых страданий ссылки. Бог же судил своему новому слуге совсем иную судьбу.

В Польше объявился «чудесно спасенный» царевич Дмитрий, более известный в истории под именем Лжедмитрия I. А на самом-то деле Гришка Отрепьев. И тут же поведение Филарета резко изменилось, хотя теоретически он находился в строжайшей изоляции и никаких связей с внешним миром не мог иметь. Но разве можно бьию уследить за всеми бродячими монахами, нищими, паломниками, которые кочевали из монастыря в монастырь и по России, и по Польше?

Безусловно, Филарет поддерживал связи со своими тайными сторонниками (а возможно, и с самим Лжедмитрием). Во всяком случае, «смиренный монах» вдруг начинает проявлять все признаки душевного подъема.

Дальнейшие события лишь подтвердили то. что у Филарета были прекрасные осведомители. Борис Годунов скоропостижно умирает, самозванец вступает в Москву, и на опальных бояр Романовых проливается ска зочный ливень милостей.

Лжедмитрий I с почетом вернул Филареп из ссылки в Москву, где ему торжественю пожаловали сан митрополита Ростовского. Были и многие другие милости, но Филаре предпочел немедленно отправиться в пожалованную ему епархию и — что особенно интересно! — не сделал даже попытки вызвать к себе жену и детей. Возможно, одна, или две тайные встречи и состоялись, но обостренное чутье политика, очевидно, подсказывало новоиспеченному митрополиту Ростовскому, что лучше не напоминать о существовании его наследника. О том, что самозванец недолго процарствует, Филаре знал лучше, чем кто бы то ни было, коль скоро он сам, по-видимому, принимал достаточно активное участие в создании это!й фигуры. Григории Отрепьев был нужен ему лишь для того, чтобы свалить династия Годуновых и посеять смуту в стране. Немало потрудившись для появления первоп русского самозванца (сколько их потом будет!). Филарет удалился в Ростов и стал терпеливо выжидать.

Этот удивительный человек даже очевидные поражения умел обратить в свою пользу. Лжедмитрий I бьл убит московской чернью — Филарет остался в стороне, хотя его ближайший сподвижник — Василий Шуйский, ввязавшись в самую гущу событий, вынырнул оттуда с российской короной на голове. И тут же — какое удивительное совпадение! — появляется Лжедмитрй II. Его отряды планомерно разоряют российские земли, тушинский вор — самозванец номер два — выбирает себе штаб-квартиру в нескольких верстах от первопрестольной, и большинство бояр устроились так, что завтракали в Кремле у царя Шуйского, а обедали в Тушине, у «царя Дмитрия».

И опять «счастливое совпадение», на которые так богата биография Филарета. При дворе Лжедмитрия II были, как бы теперь сказали, «заполнены все вакансии» — самозванец щедро раздавал титулы и саны. Лишь одно место почему-то оказалось вакантным — патриарха. Поэтому митрополита Ростовского опять осыпали милостями и почестями, и он согласился принять сан, хотя незадолго перед этим архиепископ Тверской не пожелал покориться самозванцу и был убит. Венец мученика, по-видимому привлекал Филарета значительно меньше чем шапка Мономаха. Во всяком случае он исправно совершал все богослужения и рассылал патриаршьй грамоты по областям.

Второй самозванец также потерпел поражение и был убит. Царь Василий Шуйский пытался крепче взять бразды правления свои руки, но бояре уже вкусили прелесть свободной жизни. К тому же кто-то (кто бы это мог быть?) донес боярам, что Шуйский за их спиной ведет переговоры с полякам и близок к успеху. Это решило судьбу первого и последнего царя из династии Шуйских. Бывшие подданные и друзья принудили Василия постричься в монахи, несмотря на его отчаянное сопротивление.

Путь к престолу вроде бы свободен, да и сам престол снова пуст. Но Филарет пред почел придерживаться своей традиционно политики выжидания. И снова не ошибся: верхушки русского дворянства возникл желание возвести на русский престол поль ского королевича Владислава и установить России нечто вроде парламентской монар хии. Поскольку польские войска в это вре мя уже находились под Смоленском, т причина возникновения подобного желания у бояр была вполне очевидной. Короля Сигизмунда III тоже вполне устраивала идея закончить русский поход не только триумфом, но и воцарением там поляка. В конце концов из Москвы под Смоленск было отправлено Великое посольство — обсуждать эту чистой воды авантюру. Во главе посольства был… конечно же, патриарх Филарет!

Случайно или намеренно, но его сопровождали 124 наиболее активных политических деятеля России. Москва, то есть Кремль. или, как сказали бы сейчас, «высшие эшелоны власти» были тем самым обезглавлены. В ночь с 20 на 21 сентября 1610 года в Москву вошли польские войска.

Нет, Великое посольство не было арестовано. Оно благополучно прибыло под Смоленск и начало переговоры об официальном возведении на российский престол королевича Владислава. Русские выдвигали два обязательных условия: переход королевича в православную веру и немедленное прекращение военных действий — в том числе отвод армии Сигизмунда III от Смоленска. Второе условие поляков не смущало, но первое! Восемнадцать месяцев польский король пытался уговорить русских закрыть глаза на вероисповедание их будущего царя, предлагая взамен деньга, земли, почести, титулы. Кое-кто из бояр уже готов был уступить. Но не Филарет!

Патриарх Филарет оставался непреклонным, рискуя не только свободой, а и самой жизнью, но не только за интересы России. Во всяком случае не это заботило его в первую очередь. Он использовал последний шанс посадить на российский престол своего сына, местонахождение которого тщательно скрывал. Легендарный Иван Сусанин, между прочим, пожертвовал жизнью для того, чтобы запутать поляков и не дать им обнаружить местонахождение Михаила Романова и его матери, инокини Марфы. Откуда такая прозорливость у простого русского крестьянина? Как он мог знать о судьбе сына Филарета? По-видимому, знал.

То ли терпение польского короля истощилось, то ли ему донесли о двойной игре русского патриарха, но дело кончилось тем, что Филарет был отправлен в Польшу. Официально — в качестве пленника. И действительно, в крепости Мариенбург Филарет провел долгие восемь лет. Но отнюдь не в цепях и на соломе, а во вполне комфортных условиях. Теоретически без всякой связи с внешним миром. Но вспомним: такое уже было, когда его заточили в северный монастырь.

Именно в Мариенбургской крепости Филарет задумал и отшлифовал грандиозную программу экономических и политических реформ, которые впоследствии с блеском воплотил в жизнь в России… И из этой самой крепости он подготовил восшествие на престол своего сына. Более того, руководил этим процессом. Сохранились свидетельства его тайной переписки с боярином Шереметевым, возглавлявшим при выборах нового царя партию сторонников Михаила Романова. Несомненно, используя свой богатейший опыт, Филарет давал практические советы, сыгравшие в конечном итоге решающую роль.

Судя по всему, советы он давал не только боярам. Когда, договорившись между собой об избрании Михаила на царство, бояре направили челобитчиков к будущему царю, встретили их не то чтобы очень ласково. Скорее наоборот. Послы не сразу добились своей цели. Будущий царь встретил их с «великим гневом и плачем, что он государем быть не хочет». Проще говоря, Михаил Федорович закатил послам истерику, полностью поддержанную, кстати, его матерью. Марфа Ивановна вполне резонно указывала послам, что не желает благословлять сына на верную гибель, поскольку примеров безвременной кончины царей было за последние несколько лет великое множество. Резонно, но…

Но когда послы от уговоров устали и охрипли (а уламывали они Михаила с матушкой шесть часов подряд), то пришлось перейти к угрозам типа того, что «сам бог взыщет с раба своего Михаила за окончательное разорение государства». Как ни странно, аргумент инокине Марфе показался достаточно убедительным, и она, положившись все на ту же божью волю, дала сыну свое благословение, а за него — согласие. Но скорее всего Марфа Ивановна точно придерживалась сценария, разработанного Филаретом — её мужем и отцом Михаила. К тому же в России того времени считалось просто неприличным соглашаться принять царский венец, не заставив народ хорошенько попросить и поплакать.

Михаила, судя по всему, родители не сочли нужным посвящать в свои игры. Немудрено, что он ехал в Москву с зареванными глазами: шестнадцатилетнему мальчишке, к тому же, мягко говоря, не очень умному, было страшно соваться в змеиное гнездо, хоть и «по воле божьей».

После воцарения сына Филарет с триумфом вернулся в Россию. А вскоре последовало официальное заявление Михаила о том, что «Каков он государь, таков и отец его государев. Великий государь, святейший Патриарх и их государское величество нераздельно». Куда уж яснее! Фактически первым царем династии Романовых стал патриарх Филарет — в миру, в первой своей жизни Федор Никитович, во второй жизни — смиренный монах, таинственный старец в клобуке. Именно он провел те реформы, которые превратили Россию в великое государство.

Во-первых, тихо и незаметно произошла земельная реформа, о которой мало кто знает: поземельная подать уступила место подворной. Теперь каждый крестьянский двор должен был платить в казну определенную сумму, независимо от того, какое количество земли было у него в запашке. Таким образом поощрялось развитие земледелия. Во-вторых, Московское государство, постоянно нуждаясь в деньгах, не пошло по легкому пути увеличения налогов, а постаралось извлечь максимальную выгоду из торговли с иностранцами через Архангельск. С английскими и голландскими купцами в Россию потекла иностранная серебряная монета («ефимки»). А главное, стали приезжать, как сказали бы сейчас, «иностранные специалисты» — офицеры, ученые, инженеры, врачи. Так что «окно в Европу» прорубил, конечно, Петр, но уже его прадед пытался проделать какое-то подобие «форточки» для притока свежего воздуха. И небезуспешно.

Наконец, церковь в России обрела такой блеск, величие и авторитет, каких у неё до того времени и не было. Притихли и бояре: тонко изучивший за время польского плена способы управления «ясновельможными панами», Филарет применил свои знания на практике.

Истинный правитель России, основатель царской династии Романовых скончался 1 октября 1633 г. — на 12 лет раньше своего царственного сына, успев сделать для страны за 14 лет своей третьей жизни очень и очень многое.

Возможно, не вполне правомерно проводить прямую параллель между ним и его известным современником — герцогом и кардиналом де Ришелье во Франции. Но и внешняя политика обоих, и умелое использование ими тайньи пружин церковной и светской власти, сосредоточенных в одних руках, имеют довольно большое сходство. Да и положение, которое они занимали при формальных монархах, весьма схожее. Разве что Филарет был внешне скромнее и потому таинственнее.

Со смертью Филарета закончилась целая эпоха в истории Российского государства. Фигура достаточно загадочная: почти все бумаги, написанные его рукой, истреблены, а официальная биография выхолощена и прилизана до неузнаваемости. Сохранилось только одно косвенное свидетельство того, что Филарет добивался российской короны в первую очередь для себя самого. В середине прошлого века в Коломне, в палатах митрополита, нашли портрет Филарета в патриаршем облачении. Портрет перевезли в Москву и там заметили на полотне корону. Открылось, что очень плохая живопись неизвестного мастера XVII в. покрывала другую, более старую: Федор Никитович Романов в царском облачении с порфирой на плечах и со скипетром в руках. И надпись: «Феодор, царь всея Руси». Примерял-таки Филарет шапку Мономаха!

И ещё одно можно сказать с полной уверенностью: если бы Пушкин мог знать всю историческую правду, если бы при нем было известно то, что открывают историки сейчас, Александр Сергеевич, несомненно, написал бы не «Бориса Годунова», а «Федора Романова».