В 1938 году Адольф Гитлер указал, как его похоронить: тело перевезти в Мюнхен, выставить в Фельдхернхалле (здании, перед которым состоялся гитлеровский путч 1923 г.) для прощания и поместить в усыпальницу на Кёнигсплатц. Высказывал он и другое пожелание: быть похороненным в Линце, в усыпальнице здания руководства нацистской партии. Генрих Гиммлер имел более точное представление об усыпальнице, которую желал иметь фюрер. Она должна была иметь высоту 355 метров, диаметр 1500 метров. В центре — золотая гробница, украшенная драгоценными камнями с Урала…
Война рассудила иначе — могилы Адольфа Гитлера в действительности выглядели иначе, и было их… много. Если обобщить документы и свидетельства очевидцев, то выяснится, что Гитлера хоронили несколько раз.
Первый раз— на исходе дня 30 апреля 1945 года, когда тела Гитлера и его новоявленной супруги были вынесены во двор имперской канцелярии. Охранники СС положили их в ров глубиной в один метр и в присутствии Геббельса и Бормана облили бензином. Началось сожжение, сад был под обстрелом — и наблюдать за сожжением было трудно. Но этот ров нельзя считать первой могилой, ибо тела были перенесены в соседнюю глубокую воронку, куда уже раньше бросили трупы двух собак (Блонди и Вольф), отравленных в ходе проверки эффективности ампул с цианистым калием. Воронку поспешно засыпали землей.
Второй раз— днем 4 мая. Когда, как мы знаем, солдат Иван Чураков обнаружил трупы в воронке, они были вытащены на свет божий, но снова закопаны, так как считалось, что Гитлера уже нашли.
Третий раз— снова выкопанные 5 мая тела были перевезены в Бух, где положены в подвал одного из зданий клиники. Это было как бы временное погребение до медицинского освидетельствования, состоявшегося 8 мая. Там же они оставались еще несколько дней, пока не были захоронены, что задокументировано в акте «СМЕРШ» 3-й ударной армии.
Четвертый раз— в городке Финов (севернее Берлина), куда передислоцировался отдел «СМЕРШ». Здесь останки закопали снова. Начальник отдела полковник Мирошниченко хотел, было, их уничтожить, но более опытный Горбушин отговорил его: а вдруг пригодятся? Он оказался прав.
Пятый раз— когда перепроверку данных, доложенных в Москву из Берлина, вел специальный уполномоченный (генерал Мешик) и всех свидетелей привезли в Финов. Генерал направился в лес, где была проведена эксгумация. Отчет генерал увез в Москву, равно как и челюсти Гитлера и Браун, снятые еще в Бухе. Тела закопали снова в том же лесу близ Финова.
Шестой раз— когда штаб 3-й ударной армии передислоцировался в Ратенов (60 км западнее) и туда же направился отдел «СМЕРШ». Все гробы в Финове были выкопаны и перевезены в лес близ Ратенова для нового захоронения (существует акт).
Седьмой раз— такая же процедура повторилась, когда штаб перешел в Стендаль (еще 30 км западнее). Акта нет, но мне говорил об этом Горбушин, проводивший все захоронения.
Восьмой раз— когда 3-я ударная армия обосновалась в Магдебурге и отдел Мирошниченко получил в свое распоряжение несколько кварталов в районе Зуденбург вдоль улицы Вестэндштрассе (ныне Клаузенерштрассе). Этот район не входил в военный городок, так как органы госбезопасности предпочитали отдельную дислокацию. Сюда были привезены гробы и захоронены во дворе дома № 36. Соответствующая документация, заверенная Горбушиным, была направлена в Москву под грифом «совершенно секретно». Сюда в порядке инспекции из Москвы прибыл сотрудник «СМЕРШ» капитан Б.Соловов, убедившийся в выполнении задания.
И лежать бы им здесь до скончания века, но…
Громкие имена часто вводят в заблуждение. Советские спецслужбы, носившие в годы войны наименования НКВД, НКГБ, «СМЕРШ» и отождествлявшиеся с именем Берия, внушали внешнему миру то страх, то респект; своим могуществом они представлялись этому миру неким монолитом-колоссом. Но распространенные мнения часто оказываются ошибочными. В действительности ведомство Лаврентия Берия было поражено тем же вирусом внутренней борьбы, что и любое бюрократическое образование. При диктатурах эта борьба не только не исключается, но и обостряется.
Виктор Абакумов, родившийся в 1908 году и вступивший в ряды чекистов в 1932 году, не принадлежал к клану Берия. Он не служил в Грузии, но попался на глаза одному из членов этого клана Богдану Кобулову, когда Абакумов в конце 30-х возглавил областное управление НКВД в крупном центре юга России — Ростове. В 1940 году по совету Кобулова Абакумова выдвинули на пост заместителя наркома, и он стал начальником управления особых отделов РККА, то есть военной контрразведки. Здесь Абакумов понял, что в сталинском государстве есть лишь одна возможность «быть на плаву»: все ставить на Сталина. Поэтому он решил освободиться от опеки Берия, тем более что во время войны абакумовский пост стал очень важным и видным. Когда в 1943 году Сталин преобразовал особые отделы в «СМЕРШ», Абакумов формально стал заместителем Сталина.
Мстительный Берия этого не простил и сделал все, чтобы в глазах Сталина скомпрометировать ставшего слишком самостоятельным Абакумова. Ветераны КГБ считают, что звезда Абакумова начала меркнуть сразу после войны, хотя он и получил в 1945 году пост министра госбезопасности. При его назначении разыгралась неприятная сцена.
Сталин на заседании Политбюро, на которое был вызван Абакумов, сказал:
— Ну вот, товарищи. Есть мнение назначить министром товарища Абакумова.
Последний вдруг стал скромничать:
— Товарищ Сталин, ведь у меня нет опыта…
Диктатор рассердился:
— Так что же, товарищ Абакумов? Вот у нас сейчас много свободных мест директоров чайных. Может быть, назначить вас директором чайной?
Всемогущий в годы войны начальник военной контрразведки вскоре быстро почувствовал своих конкурентов: министра внутренних дел Сергея Крутлова, его заместителя Ивана Серова. Борьба шла долго, пока Абакумов не очутился в 1951 году в тюрьме. Но в мае — июне 1945 года до тюрьмы было далеко — так, по крайней мере, казалось самому Абакумову.
После того как в июне 1945 года Сталину были доложены результаты розыска и судебно-медицинского исследования, а Абакумов получил указание молчать, на некоторое время все затихло. Отдел 3-й ударной армии перевозил ящики с телами, докладывал об этом своему смершевскому начальству (тому же Абакумову). Сталин же оставался со своим чувством бессильного недовольства.
И вот в октябре 1945 года вопрос о Гитлере внезапно возник снова. Западные союзники, которых Сталин в Потсдаме потчевал выдумкой о «бегстве» Гитлера, разумеется, не могли в нее поверить. Сразу после того, как войска США, Англии и Франции вошли в Берлин, разведорганы трех стран стали собирать свои данные. В их руки попали люди, бывшие в имперской канцелярии в конце войны, попали и зубной врач Блашке, и другие лечившие Гитлера врачи. Полазили американские и английские разведчики и по пустой имперской канцелярии. С советской стороны они, конечно, ничего не получали. Но обе союзные разведки не бездействовали: английский отчет о смерти Гитлера составил майор Тревор-Ропер, будущий видный британский историк, американский отчет подготовил майор Хеймлих. Сопоставив все данные, западные коллеги решили запросить коллег советских.
Осенью 1945 года руководитель американской группы разведки Контрольной комиссии по Германии бригадный генерал Кондрад обратился к начальнику нашей оперативной группы в Берлине генералу Сидневу :
«Дорогой генерал! Зная, что Вы разделяете со мной большой интерес к вопросу о смерти Гитлера, препровождаю Вам недавно полученный материал, подробно описывающий последние дни Гитлера».
Материал — многостраничный рассказ капитана Ханны Рейч, составленный из ответов на вопросы американских следователей.
«Временами она не уверена в именах и датах… события тех дней проходили так бурно, что она часто не в состоянии вспомнить их настоящую очередность… Сведения можно считать вполне надежными… Рейч описывает это как патетическую картину полного крушения человека. Трагикомедия разочарования, бесплодности и бесполезности. Вид человека, бегающего, как слепой, от стены к стене своего последнего убежища, размахивающего бумагами, которые болтаются в его нервно вздрагивающих руках… „Человек, которого я видела в убежище, не может жить. У него не было цели, чтобы жить, и трагедия была в том, что он это хорошо знал, может быть, лучше, чем другие…“ Оценка показаний: допрашивающий считает, что приведенные выше сведения даны с искренним и добросовестным желанием говорить правдиво и точно… ее слова можно считать глубочайшим усилием быть искренней и честной. Сейчас она испытывает тяжелую душевную борьбу, стараясь примирить свои понятия о „чести“ со своими показаниями о Геринге, Гиммлере и самом Гитлере».
Вслед за американцем поделился с генералом Сидневым собственной информацией и выводами английский разведчик бригадный генерал Форд:
«Показания, полученные из источников, существующих в настоящее время, полностью совпадают во всех основных пунктах, и это совпадение следует отметить, так как группы свидетелей совершенно не связаны друг с другом… приводят к следующим основным выводам, которые были тщательно проверены и в которых не может быть сомнений…
Нет доказательств для поддержки циркулирующих версий, предполагающих, что Гитлер еще жив. Все такие истории… были расследованы, и найдено, что они не имеют оснований, большинство из них распадалось при первом соприкосновении с фактами… Невозможно предположить, что версии различных очевидцев представляют собой заранее сфабрикованную историю… Не представляется возможным, чтобы свидетели ошибались в отношении трупа Гитлера».
Правда, несмотря на убеждение, что фюрер мертв, английские и американские представители предлагали провести трехстороннеерасследование. С этой просьбой западные разведчики обратились к генерал-майору Сидневу. (Официально он назывался начальником оперсектора комендатуры Берлина, но в действительности был представителем НКВД, о чем западные коллеги прекрасно знали.) Результатом явилось обеспокоенное письмо Ивана Серова на имя Берия о том, что к начальнику опергруппы гор. Берлина генерал-майору тов. Сидневу прислали документы относительно смерти Гитлера и Евы Браун начальник британской разведки бригадный генерал Форд и директор американской разведки бригадный генерал Конрад. При этом они просят сообщить генерала Сиднева, какие данные имеются у русской разведки по вопросу о смерти Гитлера. Далее они имеют намерение вопрос о смерти Гитлера обсудить на заседании объединенного директората разведки. Серов просил указаний о поведении Сиднева на предстоящем заседании объединенного директората разведки.
Берия не взял на себя ответственность отвечать Серову, ведь материя была очень тонкой, учитывая заявления Сталина западным политикам по этому вопросу. Поэтому осторожный Берия переслал 20 ноября 1945 года документ Серова Молотову, переложив на него ответственность за решение. Тем временем на Лубянке составляли различные проекты ответа — от согласия на то, чтобы поделиться информацией, до отказа.