Город-28
2013 год, 6 октября без четверти восемь.
Майор Звягинцев сидел в старом баре ещё минут двадцать, задумчиво смотря на дно опустошённого стакана, после того, как он сумел уломать сталкера на этот контракт. Лично для майора это означало благодарность начальства не только в устной форме.
Тем временем в бар стали подтягиваться посетители. Кто-то, в драных курточках и старых джинсах воровато оглядывался по сторонам, кто-то выглядел уверенно и спокойно, ощущая собственное достоинство, а кто-то входил чисто механически, думая о чём-то своём, но, тем не менее, не спотыкаясь о довольно высокий порог у входа, видимо сказывалась привычка.
Сохранять инкогнито в баре становилось всё труднее, поэтому майор коротко кивнул бармену, и, положив на грубо сделанный стол деньги, накинул капюшон и пошёл к выходу. Внезапно кто-то резко дёрнул майора за плечо, развернув его лицом к себе. Рука Звягинцева автоматически потянулась к рукоятке пистолета, но взять он её не сумел. Остановили глаза так бесцеремонно схватившего его человека. Тёмные, глубокие, как Марианская впадина, гипнотизирующие. Принадлежали они высокого роста сталкеру в рваной куртке, с небрежно спрятанным пистолет-пулемётом. Черты лица скрывал глубокий капюшон, бросавший на них непроглядную тень. И всё-таки сохранялось странное ощущение, что под капюшоном ничего нет. Просто пустота. Майора передёрнуло, но он сумел совладать с собой, лишь поморщившись. Взгляд незнакомца пронизывал душу насквозь, изучая Звягинцева.
-Оставьте это, Михаил Николаевич. Вы мешаете Нам, - голос звучал в черепе майора, он был готов поклясться в этом. Голос был холодный, отчуждённый, без тени эмоций, но всё же мощный, властный.
-Что? - прошептал Михаил Звягинцев, но собеседника уже нигде не было видно, словно бы он растворился среди разговаривающих сталкеров. Ругнувшись матом про себя, Михаил Николаевич толкнул обшарпанную дверь и буквально выбежал на воздух. Оставаться в проклятом баре стало просто невыносимо.
Солнечные лучи уже освещали Город-28, и тот словно бы повеселел, отряхнувшись от пыли, гари и копоти. Множество пылинок неслись в безумном танце, освещаемые солнцем каждый миг своего пустого существования у порога старого бара, оставленного позади.
Город уже окончательно проснулся, скинув с себя путы беспокойной ночи. Беспокойной? Да, беспокойной, как и все предыдущие и будущие ночи, пока буквально в километре от мирных и не очень (взгляд майора как-то сам соскользнул на здание военной комендатуры, которое в очередной раз приводили в божеский вид) существовала территория, разумного объяснения существования которой не мог дать ни один ныне живущий на земном шарике человек.
Зона. Её дыхание, дыхание тлена и тревоги, дыхание опасности и неизвестности, дыхание страха и забвения тревожили душу майора каждый раз, когда он по долгу своей нелёгкой службы или по собственной прихоти заходил в Город. Её близость терзала внезапно становившимися беспокойными мысли, грызла, как червь-паразит грызёт тела хозяина-жертвы.
Она лишь маскируется. О, да, это правда. В своём сознании майор невольно одушевлял Зону, наделяя её присущими лишь разумному существу чертами, боясь этой таинственной земли. Обманчивую натуру Зоны он знал «прекрасно», как много раз убеждал себя в этом сам.
Лишь днём и утром морок сходит с неё и с Приграничья, а ночью, «когда силы зла властвуют безраздельно», как говорил небезызвестный литературный персонаж, мрак сгущается.
Пелена неясности, неопределённости вновь скрывала своим пологом всё разумное и естественное, совершая с ним самые нелепые метаморфозы, в которых Звягинцев видел скрытую угрозу. По ночам выли невиданные создания, и леденящий душу вой заставлял внутренне содрогаться даже бывалых ветеранов, за Периметром вспыхивали непонятные зелёные огни, а сам Периметр покрывался кислотного цвета туманом, что-то трещало в вдалеке... Зона всегда оставалась для майора «терра инкогнито», он ненавидел и не понимал её, да и не желал понять.
За Чертой он бывал лишь один раз, и вспоминал об этом с явным нежеланием.
Было это три года назад, давно, очень давно. Звягинцев тогда был капитаном, и почему его взяли с собой в ту инспекционную поездку - непонятно. Чины то в гудевшем вертолёте были всё высокие, полковники и генералы, на худой конец майоры, и капитан на этом фоне начальства смотрелся непонятно, поэтому Звягинцев старался особо не светиться, не мельтешить перед глазами у генералитета. «Целее буду» - думал он, робко оглядываясь по сторонам. Задание было на первый взгляд простое и незамысловатое - проинспектировать научную миссию в секторе высохшего озера Янтарь. Взлёт произошёл ранним утром на армейской базе миротворческих сил за Периметром, погода была лётная, и вертолёт летел северо-западным курсом довольно быстро, на высоте метров сто. Пилот изредка комментировал объекты на земле, неспешно проплывавшие под брюхом винтокрылой машины.
Пулемётчик напряжённо всматривался вниз, ища возможные угрозы, но на военный вертолёт, бронированный со стороны брюха и вооружённый крупнокалиберным пулемётом, вроде бы никто не покушался. Боялись. Тогда ещё боялись.
Летели на север где-то час. Незаметно для тогдашнего капитана прошёл этот час, полный переживаниями и самыми различными надеждами. За Периметром он никогда не был, только в бинокль смотрел в сторону тёмного леса, в котором двигались нечёткие пугающие тени, поле это Приграничное изучал. А тут... Полковник лично дал указания касательно направления капитана Звягинцева Михаила Николаевича, даже фотографировать ТАМ разрешил, выписав «волшебную» бумажку. Тогда капитан не боялся Зоны, она манила его, и он даже всерьёз задумался - а не стать ли одним из тех безумцев, которые каждый день рискуют собственной шкурой в погоне за воздушными замками.
Началось всё семь лет назад, в далёком 2006 году, когда ещё никто не знал такого понятия как «ЗОНА». Случилось всё в апреле месяце, двенадцатого числа. Зона Отчуждения, опустевшая после Катастрофы 1986 года (хотя как сказать, у Чернобыля и в нескольких заброшенных деревеньках обитали самосёлы, преимущественно пожилые. Были мародёры, охотившиеся за радиоактивным цветметаллом - этих даже тревожное щёлканье обезумевшего от рентген дозиметра не останавливало, ну и хрен с ними, их не жалко. Бывали тут и туристы - и отечественные, и зарубежные с проводниками. Эти наблюдали Зону из окон комфортных экскурсионных автобусов, и от особо фонящих мест их берегли. Даже в мёртвый город энергетиков, Припять их возили, позволяли посмотреть на мрачную громаду саркофага, этого бетонного памятника фатальным человеческим ошибкам, показывали закопанное село Копачи, погнувшиеся таблички, лаконично объяснявшие на украинской мове, а иногда на великом и могучем, что места де тут опасные, и радиоактивно загрязнённые. Для незнакомых с этими двумя языками весь драматизм ситуации объяснял печально известный каждому знак радиации. Так что относительно опустела эта многострадальная земля), озарилась ярчайшим белым светом, нестерпимым человеческому глазу, выжигавшем глазные яблоки неосторожных людей в считанные секунды.
Испепеляющий свет проникал повсюду, пронизывая потоками странной энергии всё вокруг: - разрушенные и заросшие мхом домишки и монолитно стоящие многоэтажки Припяти, с первого по шестнадцатый этажи, оставленные машины, деревья с рыжей от сильнейшего излучения листвой, всё, абсолютно всё.
Под действием странного света на небе начали испаряться закрывавшие его серые облака, обнажая, однако не ярко голубое небо, а космическую черноту с бездонной глубиной.
Земля задрожала, опрокидывая на землю ослепших людей, на которых начинала тлеть одежда, по шестнадцатиэтажкам пошли глубокие трещины, асфальт забытых трасс начал буквально расползаться, не в силах противостоять адской силе землетрясения.
А за мгновениями звенящей тишины пришёл звук сильнейшего то ли взрыва, то ли могучего удара. Звук был неимоверно силён, он выбивал стёкла машин и домов, разрывал барабанные перепонки не только людей, но и пришедших на покинутые человеком земли животных, лосей и лошадей Пржевальского, поднимая на поверхность рыбу брюхом верх, выгоняя из нор тушканчиков и сусликов абсолютно обезумевшего вида.
Небо словно раскололось, обрушившись на землю, пылая кровавым цветом. Молнии рассекали его словно блистающие сабли, оставляя от единого целого лоскуты облаков.
Те, кто мог бежать, бежал, спасая собственную жизнь от нависшей угрозы, неведомой и загадочной, а оттого делавшейся ещё страшнее. Но таких было немного. Весь персонал станции и те, кто находился ближе пяти километров от эпицентра, погибли мгновенно, даже не успев понять, что произошло. Охранявшие Чернобыльскую Зону Отчуждения от любопытствующих солдаты блокпостов (например, поста Дитятки, где капитана довелось служить около месяца) стали свидетелями того памятного события, а затем увидели то, отчего в жилах стыла кровь, а на голове волосы начинали шевелиться.
Люди. Обезумевшие, с обгоревшей кожей, без глаз, что-то кричащие, не соображающие абсолютно ничего. У некоторых лицо было изуродовано дикими ожогами, и из-под сгоревшей кожи были видны двигающиеся мышцы и белые фасции. Странный свет исказил привычные черты лица страшным образом, уродливым, нелепым. Кошмарные ожоги, вплавившаяся в кожу одежда - более всего это напоминало горячечный бред, но очнуться от него было невозможно. Это была реальность, преображённая Вспышкой, как её позже окрестили общественность с журналистами.
Масштабов произошедшего чётко никто не мог осознать, но то, что это ПРОИЗОШЕДШЕЕ опасно сверх всякой меры. Спустя сутки миротворческие силы России и Украина оцепили Зону, создав Первый Периметр, обосновав блокпосты и кордоны. Позже к ним присоединились войска ООН. К происходящему в Украине были прикованы интересы большинства людей. Газеты и передачи пестрели заголовками один страшнее другого, кто-то голосил о пришествии инопланетян, кто-то говорил, что с землёй столкнулось некое космическое тело, а некоторые верили в мистическую сторону дела - Апокалипсис, Второе Пришествие и прочее.
На фотографиях газетных листов вместо привычных политиков и фотографий, потерпевших крушение поездов появились снимки пострадавших людей, искорёженных Вспышкой животных, пробовавших пробиться сквозь военные посты. Появились многочисленные интервью с очевидцами событий и учёными, строились самые невероятные версии случившегося.
В печатных изданиях опубликовывались статьи с кричащими заголовками «Вспышка: Случайность или Секретные испытания? Вся правда», или «Вспышка: Пришельцы говорят», или ну совсем невероятное «Вспышка: предсказанное сотни лет назад» с толкованиями катреном великого Нострадамуса.
Кричали заголовки где-то месяца два, а потом волна ажиотажа сошла на нет. Шумиха улеглась, и как тогда казалось, всё налаживалось. Зря.
Спустя три месяца земля задрожала вновь, и колоссальные потоки энергии смели созданные блокпосты и линию обороны. Первый Периметр и его защитники были обращены в пыль и пепел.
Техника и бойцы Сил Изоляции погибли, так и не успев передать что-нибудь вразумительное.
И тогда за дело взялись серьёзно. В наиболее опасных на взгляд военных шишек местах была создана эшелонированная оборона, распоряжавшаяся тяжёлой бронетехникой и вёртолётами.
А на севере, где натиск тварей из Зоны был максимален, воздвигнули циклопическую по мощи стену, названную Заслоном. Наверху неё были установлены орудия и мощные огнемёты, призванные сдержать, сломать мощь нежити, каждую неделю в непонятно по какому принципу выбираемые дни лезущую на штурм. С невероятным упорством орды странных существ пытались брать Заслон штурмом, каждый раз неудачно, оставляя после себя груды разлагающихся тел.
Какими-то объективными причинами это объяснить было нереально, поэтому с армадами нечисти, штурмующей северные блокпосты, пришлось просто смириться.
А тем временем, несмотря на все опасности, в Зону стали проникать храбрые до безумия одиночки. Из десятка таких храбрецов редко возвращался даже один. Случаев же, когда он с собой приносил не только ужасные воспоминания, а и ещё что-то ценное, вообще были единицы. Но они шли. Они были первопроходцами, истинными исследователями Зоны и её проявлений, они были ИСКАТЕЛЯМИ.
Их называли СТАЛКЕРАМИ. Приносимые ими предметы поражали воображение совершенно невероятными с точки зрения законов физики, химии, да и всей науки в целом свойствами, шокировали своей аномальной энергетики. Эти объекты стали называть артефактами, настолько они не вписывались в общую картину представлений о мире.
Правительственные экспедиции, направляемые за Черту с целью сбора информации, просто бесследно пропадали, либо гибли, панически сообщая о том, что какие-то «нелюди» атаковали их, или что они испытывают непонятное давление на психику. Кто-то орал о том, как он хочет жить и что «а, [нецензурная лексика], сержант попал в какую-то хрень и его разорвало», кто-то тихо молился, кто-то драл перед смертью глотку песнями, не прекращая стрелять в «нелюдей». Никто так и не вернулся.
На четыре года Зона вновь была оставлена в покое, а на попытки проникновения сталкеров смотрели сквозь пальцы - пусть себе лазают, добудут что - всё равно торговцам, организовавшим на свой страх и риск незаконный бизнес ( в уголовные кодексы стран быстро были введены поправки касательно сталкерства и его проявлений,) сбудут, а те, в свою очередь - учёным по тайным каналам. Так что сталкеры в чём-то работали на правительства стран, заинтересованных в Зоне. Всё вновь улеглось. На какое-то время.
Так уж человек устроен, что его натура не может существовать без любопытства, жажды открытий и наживы, без желания открыть и покорить.
Научная экспедиция 2010 года была лишь прикрытием для военных кругов стран, войска которых «изолировали» Зону от окружающего мира, честолюбиво желавших использовать знания, которые сулили земли за Чертой, отнюдь не в мирных целях. Даже профессиональнейшую охрану выделили, несколько групп спецназа с прекрасной экипировкой и вооружением. Но что-то пошло вкривь и вкось, и вся экспедиция, со своими двумя БТРами и охраной дружно сгинула в Зоне.
Но они не смирились. Они не поняли намёка. Новая экспедиция, теперь уже чисто военная, в составе которой было около двух тысяч человек, девять вертолётов, четыре новейших танка Т-90, десяток усовершенствованных бронетранспортёров. Все были настроены на победу, желая пробиться к корню всех бед - ЧАЭС и к странному месту в километре севернее мёртвой станции, откуда, согласно спутниковым снимков, всё и пошло.
Ударные группы зачищали местность, огнём и мечом расчищая себе дорогу. Вертолёты стирали с лица земли целые деревни со сталкерами, расположившимися в их дома для отдыха, танки лязгающим металлом гусениц вдавливали в землю черепа людей, кости мутантов, останки заводов - все, что попадалось на пути этих бронированных чудовищ. С потерями никто не считался - тогда думалось, что все они будут оправданы. Ошибались.
Ответный удар пришёл спустя пару дней. Вдарило так, что от хваленых танков полетели металлические клочья, винтокрылые машины, успевшие достичь станции, сообщали, что из глубин саркофага исходит нестерпимое глазу сияние. Оно испепелило их, разложив в доли секунды на атомы. Всё пропало, экспедиция погибла за полчаса, не оправдав и сотой доли затраченный на неё усилий и колоссальных средств, вложенных в её оснащение.
В несколько мгновений просто исчезли несколько сотен человек, успевших зайти слишком далеко. Те, кто остался в живых, были напуганы и дезорганизованы. Они осели в Зоне, посылая панические призывы о спасении. Призывы эти не достигли цели. Ни одной спасательной группы не было послано. Их бросили погибать. Кто-то застрелился, многие дезертировали, пополнив ряды сталкеров, а некоторые нашли силы организовать небольшие лагеря с охраной. Большинство этих лагерей пали под ударами мародёров и мутантов, и Зона вновь погрузилась в пучины анархии.
На территории научной базы было неспокойно. Среди жилых и научных корпусов, вокруг бетонного бункера мобильной лаборатории, пронизывая всё насквозь, витал гнетущий страх, и ещё что-то, томящее и тревожащее душу. Мимо проходят двое учёных, Но дело было сделано. В Приграничье, уже за Периметром, правда недалеко от него, были созданы постоянные военные базы с круглосуточной охраной и надёжной связью. Самой удалённой из них была база, просуществовавшая около трёх месяцев на территории старого Института Агроисследований. Она, правда, была захвачена одной из сильнейших группировок, сформировавшихся за пару лет в самой Зоне, но задел для исследований был положен. В кратчайшие сроки вертолётами была установлена мобильная лаборатория-бункер в секторе наполовину высохшего озера Янтарь. Условия там были суровые - давление на психику странного излучения ощущалось весьма остро и неприятно. Потерявшие свою человечность сталкеры, зашедшее слишком далеко - вглубь древнего завода на холме.
В общем, вот в таких условиях и начиналась инспекционная поездка в лагерь учёных высокого начальства и капитана Звягинцева, командированного вместе с ним.
Вертолёт пошёл на снижение, надрывно гудя моторами, и через пару минут, не без усилий, он сел на землю. Он приземлился в Зоне.
Капитану, севшему ближе всех к выходу из машины, выходить было вперёд начальства было неудобно, но по другому поступить бы не удалось. Ми-24 сел на крыше какого-то бункера трапецивидной формы, на крыше которого(где машины и находилась) была обуродована вертолётная площадка с жёлтой разметкой. Место, надо сказать было выбрано крайне удачно - вся территория лагеря была занята какими-то корпусами, автомобилями, ящиками и прочей дребеденью, так что найти площадку необходимого размера былы просто нереально.
А за границей лагеря - металлической стенкой с колючей проволокой наверху - земля была сильно заболочена, да и нехорошее чувство подсказывало, что вертолёту, да и человеку, там не место. Уняв всякие волнения, капитан спустился на жухлого цвета траву, пригибаемую могучим бураном, создаваемым лопастями винта машины.
Сказать, что в лагере царила тишина было нельзя, но особо громко тут не разговаривали, да и не хотелось вовсе трепаться. Уж больно странные ощущения были - словно давит что-то на разум, и наблюдают из руин мрачного завода на самом верху заросшего кустарником и причудливо выгнутыми деревцами холма.
Земля, кстати, выглядела совершенно не так, как там, за Чертой. Мёртвая она что ли, не исходила из неё та живительная энергетика. Так или иначе, разбираться в метафизических особенностях этого места не хотелось, поэтому капитану не оставалось ничего иного, как примкнуть к начальству, которое уже с интересом слушало доклад какого-то щуплого человека в очках и оранжевом научном костюме, бубнящего что-то про успехи и достижения.
Слушать про количество исследованных растений и мутаций у Araneus diadematus(как оказалось, под красивым именем скрывался самый банальный паук-крестовик, живущий в тёмных углах нечищенных помещений) было невыносимой скукой, и в течение доклада Звягинцев с живым интересом рассматривал то носки ботинок, начищенных по такому случая, то завод, от которого определённо что-то исходило. И что-то это было неприятным.
Внезапно всё как-то потускнело и поблёкло, кроме проклятого завода. В ушах стоял страшный гул, внезапно появившийся без видимых причин. Капитан вгляделся в останки завода. Они казались невероятно притягательными, необъяснимо притягательными. Капитан присмотрелся. Ну конечно же, никто до него не мог понять, почувстовать ЭТО. Звягинцев сделал неуверенный шаг в сторону странного места, зовущего могущественной силой.
«Надо разобраться. Я один смогу разобраться» - подумалось в одурманенной атакой завода голове капитана. Человек неуверенно вытянул руку в сторону «прелести», шагнул вперёд.
Дальнейщее майору вспоминалось с трудом, словно сквозь плотную пелену.
- Ничего страшного, всё хорошо, всё нормально. Это излучение, оно на всех так действует, особенно когда усиливается, - тараторил учёный, внезапно перешедший со своего обычного бубнящего тона на возбуждённый тембр. - Господин полковник, сами посмотрите, вон там, у болот, вправо. Видите?
Лысый полковник, к которому обращался учёный, минуту назад хлёстко ударивший очарованного волнами странного рода капитана, с сомнением хмыкнул, но армейский бинокль поднял к глазам и направил на то место, куда указал ему учёный.
Несколько минут его хмурое лицо не выражало ничего особенного, но потом...
Перемена действительно была сильна. Вся румяность спала, словно невидимый художник подредактировал лицо военного. Побледневшие черты лица были искажены какой-то гримасой - смесью страха, отвращения и недоверия. Пальцы, с силой сжавшие ребристую поверхность бинокль, побледнели от напряжения, а кончики губ начали подрагивать. В такой позе он провёл ещё минут пять, за которые капитан окончательно оправился от наваждения, после чего молча опустил оптику от глаз и обратился к учёному.
- И-и, эти...люди... на вас нападают? - говорил он встревоженно, и голос ощутимо дрожал.
- Иногда, особенно перед Выбросами. Оживляются, бубнят что-то, оружие поднимают и идут вперёд, к нам. Страшно, конечно, но мы уже привыкли... Если особенно досаждают, по рации вертолёт с группой специального назначения вызовут - те и помогут, хотя и тут без нареканий не обходиться. Вылетают не всегда и действуют не оперативно.
-Мда, мы учтём ваши пожелания, - сказал полковник рассянно, думая о чём-то своём, при этом не переставая сжимать бинокль. Затем он молча отошёл в сторону, что-то обсудил с другим представителем военного начальства, несколько раз с чувстом взмахнул руками, что-то напористо доказывая им. Высокого роста человек, сухой, жилистый, несколько раз с сомнением покачал головой. Полковник продолжил гнуть свою линию ещё активнее, указав пару раз в сторону лагеря и ничего непонимавшего учёного, рассматривавшего руки в термоустойчивых перчатках чёрного цвета, сильно помятые и довольно грязные. Капитан с неприязнью рассматривал рассказывавшего про мутации пауков и натиск «нелюдей».