nbsp
Силуэт всадника словно растворился в гуще деревьев, и теперь до Антона доносился только размеренный, постепенно затихающий стук копыт. Парень положил ладонь на холку оставшейся лошади, провел по жесткой черной гриве. Будь она под седлом, Антон ещё бы попытался взобраться. Чего проще — ногу в стремя, прыжок и ты наверху, а там уже как пойдет. А сейчас…
Словно почувствовав смятение человека, гнедая насмешливо вздернула верхнюю губу, обнажая крупные желтоватые зубы, и прошла немного вперед. Рука парня скользнула по шелковистой шкуре, нервно вздрогнувшей от чужого прикосновения.
Антон опасливо покосился на задние ноги, находящиеся сейчас в пугающей близости от него, и отступил… Но волках, точнее, хортах, он ездил, хоть и не по своей воле, а вот на лошади не довелось ни разу в жизни.
Кобылка обернулась, сверкнула на него темными глазами, шумно вздохнула, и вдруг, подогнув передние ноги, опустилась на колени. Антон не поверил своим глазам…
С большой опаской он взобрался ей на спину, поерзал, устраиваясь удобнее, но не успел парень освоиться, как лошадь резким скачком поднялась. Парня мотнуло в сторону. Он съехал по крутому боку лошади и едва не сверзился на землю, чудом удержавшись наверху. Кобылка, словно не заметив этого, пошла, с каждым мгновением ускоряя шаг.
— Замри, милая, — Антон, радующийся своей ловкости, игриво потрепал кобылку между ушей. Он чувствовал, что ему требуется немного привыкнуть к роли всадника. — Стой!
Его слова сработали, точно хлыст, — лошадь дико заржала и припустила, как угорелая. Ветви деревьев замелькали в опасной близости от лица, не давая толком собраться. Все внимание парня оказалось сосредоточено на том, чтобы не свалиться со спины быстро мчащейся гнедой. Он покрепче вцепился в её гриву и низко пригнулся, почти касаясь щекой шеи лошади.
"Ну, куда, куда её несет? — лихорадочно думал он, отмечая, как лихо она перепрыгивает завалы веток и заросли невысокого кустарника, более сложные препятствия обходя едва заметными тропками. На какое-то мгновение рискнул разжать пальцы, судорожно сжимавшие жесткие пряди гривы, и обхватил руками шею лошади. — Меня надолго не хватит…".
А потом и вовсе закрыл глаза, понимая, что здесь он ничего не решает. Куда вынесет, туда и вынесет…
Самой большой неожиданность для парня стало вытянувшееся от удивления лицо Отлюдка, когда перед ним, грудью проломив заросли орешника, возникла взмыленная гнедая с распластавшимся на её спине парнем.
— Ты чего это скачки устраиваешь? Весь лес всполошил и лошадь чуть не загнал… — недовольно спросил он, когда Антон еле сполз на землю.
Сколько ж это продолжалось? Похоже, долго — солнце, изредка пробивающееся через облачный покров, давно миновало зенит и неминуемо двигалось к закату. Ноги парня подгибались от усталости, а натруженные мышцы меленько подергивались независимо от его воли. А зараза гнедая, словно всё это не её проделки, смирно стояла рядом с опущенной головой, только бока часто-часто вздымались. Услышав слова колдуна, она укоризненно глянула на парня и отошла к жеребцу ведьмага. Наверное, за сочувствием…
— Я ещё и виноват… — огрызнулся Антон. — А чего ты тут застрял? Меня ждешь?
— Ласка наша закусить решила… — Он кивнул на кусты, из которых доносилось негромкое чавканье и сочное хрупанье.
— Ничего себе… — Парень отодвинул ветки, закрывающие обзор. Измазанная кровью мордочка лишь на мгновение оторвалась от разодранной тушки рябчика, в два раза превышающей размер самой ласки, и снова скрылась в разодранных птичьих потрохах. — Ну и аппетит…
— Ага, это уже второй раз… — ведьмаг присел рядом с парнем, протянул ему прутик с нанизанными на него полусырыми грибами. — Нам тоже не помешает.
Правду говорят, что голод — лучший повар. Антон, вообще-то не большой любитель грибов, с удовольствием впился зубами в их жестковатую мякоть. Ему показалось, что ничего вкуснее он в жизни не ел…
Отлюдок без особого интереса глянул на жующего парня. Мысли его то и дело возвращались к ведьме… Не будет ли с ней лишних хлопот? Вдруг надумает поквитаться? Ведьмы они такие — памятливые… Куда ему до них!
*****
Сразу от порога Отлюдок развернулся к ней, оценивающе осмотрел сверху донизу.
Ведьма замешкалась у входа.
— Что-то не так?
— Да нет, — ведьмаг задумался, — все думаю, получится ли у тебя мою силу принять без ущерба для себя?
— А ты не думай, делай что положено… — и самонадеянно заявила. — Я сама разберусь, а ты подправишь, если ошибусь…
Не дослушав, ведьмаг отошел к столу, утратив всякий интерес к стоящей у порога ведьме, отвернулся от неё, полностью сосредоточившись на себе. Девушка, затаив дыхание, смотрела на золотистый ореол, окутавший высокую фигуру. Внезапно четкий светящийся контур замерцал — силуэт колдуна стал едва различим. Чернава подалась вперед, моргнула раз-другой, напрягая глаза. Зряшное дело, не получается толком рассмотреть, что он там делает, даже слезы потекли от излишнего напряжения. А было очень любопытно… Нет, сам обряд сомнений не вызывал, но вот подготовка…
Дверь тихо скрипнула, закрываясь за спиной ведьмы. Ожидая, пока глаза привыкнут к сумраку избушки, девушка прижалась к дощатой створке. Легкий озноб скользнул вдоль позвоночника.
Никогда раньше не приходилось Чернаве творить подобное действо. Своей силой она делиться ни с кем не хотела, а чужую заимствовать надобности не было. Да и сам обряд не каждая сотворить могла — одни лишь умудренные ведьмы помогали восстановиться колдунье, опустошенной в ходе магического поединка или не сумевшей провести чародейный ритуал.
Девушка слегка усмехнулась, вспомнив, что творилось в такие дни на шабашах. Сразу после посвящения ей до многого было дело, вот и старалась все для себя прояснить. Нешуточный интерес ко всему необычному терзал её со страшной силой, а это таинство не относилось к разряду простой волшбы. Ведьмы оказались весьма искусны по части возврата силы… А колдун?
"Ну, что ж… — Пальцы девушки коснулись шеи, на которой часто-часто билась тоненькая жилка, переползли на узел, завязанный кое-как. Едва держащаяся на плечах кофтенка поползла вниз, на мгновение задержавшись на округлости грудей. Чернава нетерпеливо дернула завязки юбки. — Так, значит, так…".
Переступив через упавшую под ноги одежду, как через змеиную шкурку, сброшенную по весне, девушка медленно пересекла разделяющее их расстояние — всего несколько коротких шагов — встала молча за спиной колдуна.
Досадуя на вторгшуюся в "личное пространство" ведьму, Отлюдок обернулся. Свечение, окутывающее его, как-то разом потускнело, только висящий на длинной витой цепи оливин, почему-то красновато-желтый, словно напившийся крови клещ, все ещё отбрасывал охристые отсветы на лицо ведьмага. Брови его удивленно взметнулись вверх:
— Ты никак оборачиваться собралась? Мое содействие уже не нужно? Сама справишься?
Девушка нетерпеливо отбросила непокорную прядь волос, упавшую на лицо, взглянула в глаза колдуна.
— Только в яром слиянии тел можно освободить силу, без корысти передав её другому. Неужто ты этого не ведаешь, колдун? — Светлые глаза её разом потемнели. Свинцово-серый оттенок их был напитан буйством предгрозовых туч, насыщенных влагой. Того и гляди, сверкнет молния, испепеляя все на своем пути.
Ведьма скользнула к Отлюдку, порывисто прижалась к нему и тут же отодвинулась, дав себя рассмотреть во всей красе. Ведьмаг охватил взглядом её худощавую фигурку. Полушария грудей с похожими на смородины сосцами, окруженные темно-коричневым ореолом, были прикрыты спутанными прядями длинных волос, однако выглядели весьма соблазнительно, особенно сейчас, в сочетании с заметно подрагивающими мышцами живота. Девушка повернулась к колдуну боком, слегка прогнулась в пояснице, перекидывая гриву волос на спину, неторопливо огладила себя по бедрам, бросила быстрый взор на разглядывающего её мужчину, приглашающее коснулась курчавой поросли визу живота. Задержавшиеся внизу руки скользнули по тонкой талии вверх, ласково пробежались по груди, сжав её на мгновение, и легонько затеребили набрякшие соски. Полумрак скрыл царапины и синяки на её теле, сделал его крайне соблазнительным, да и легкостью движений ведьма сейчас мало отличалась от играющегося со своим хвостом зверька. Играющегося азартно и самозабвенно, забыв обо всем на свете.
Обоняние колдуна уловило терпкий запах ведьмы — волнующий, притягательный… Нечто, давно позабытое им, отозвалось на чувственный призыв. Сердце замерло на миг, потом стремительно сорвалось вниз, туда, где, независимо от его воли, пульсировало, наливаясь кровью, его естество. Ведьмаг торопливо выдохнул, пытаясь упорядочить смешавшиеся мысли.
Достаточно раззадорившаяся Чернава, приметив едва заметное замешательство прикрывшего глаза мужчины, подступила к нему вплотную, легонько царапнула ногтями по полоске голой груди, открывшейся в просвете распахнутого кожаного жилета. Кожа колдуна тотчас покрылась мурашками. Девушка облизнула пересохшие губы. Кажется, сладится… Ладонь её легла на напрягшийся живот ведьмага, потом сама собой опустилась на весьма заметную выпуклость. Девушка застонала и всем телом прильнула к мужчине, сжимая руками его ягодицы, потом опустилась на колени и с нетерпением дернула пряжку ремня, обламывая ногти…
— Остынь! — Резкий рывок за волосы отбросил ведьму от мужчины. Отлетев к стене, она шлепнулась на лавку, рыча от боли и вожделения. Отлюдок с перекошенным в непонятной ей гримасе лицом затягивал ремень. — Мне это не надо, — и добавил в сердцах. — Ох, уж эти ведьмы, ничего в простоте сделать не могут, во всем удовольствие для себя ищут!
Чернава сжалась в комок. Дрожа от унижения, обхватила себя за плечи. Можно подумать, ей сильно хотелось… с этим… А если по-другому никак? Знал бы кто, как охота вернуть себе хотя бы часть той силы, какой обладала! Знал бы кто, как это — чувствовать себя увечной!
— Так что, — с трудом затолкав уязвленное самолюбие подальше, едва слышно произнесла ведьма, — передумал? Жаль силу-то стало?
— Почему? Поделюсь, коль обещал.
— Тогда почему оттолкнул?
Колдун брезгливо поморщился.
— Не хороша для тебя… — с обидой сказала Чернава, помолчала чуток и выкрикнула: — А если по-другому никак?!
— Все можно. Только не лезь со своими измышлениями…
Девушка поерзала на лавке. Возбуждение схлынуло, словно весенний паводок, и теперь она почувствовала, как оказывается холодно в избушке. Но встать и одеться не решилась.
Заметив её метания, колдун усмехнулся, обхватил ладонями свой камень-оберег, прикрыл глаза, сосредотачиваясь на нем. Свечение камня стало нестерпимо ярким. Казалось, в руках колдуна полыхает кусочек солнца и так же нестерпимо жжет глаза. Сияние оливина пробилось сквозь плотно переплетенные пальцы колдуна, охватило золотистым ореолом запястья, растеклось жидким золотом по предплечьям.
Ведьма, следящая за ним во все глаза, отвела взгляд, дав себе зарок не совать нос в чужое чародейство. Некоторое время она старательно разглядывала стены, отметив про себя, что в избушке заметно посветлело, однако её терпения хватило не надолго. Чернава вновь глянула на ведьмага. Пальцы его находились в беспрестанном движении. Тонкие сверкающие лучи, как продолжение их, сплетались в затейливую вязь узоров, беспрестанно меняющихся, словно колдун никак не мог определиться — какому же из них отдать предпочтение. Воздух вокруг него искрился, порождая крошечные молнии, злобными просверками мелькавшие перед глазами ведьмы. Почувствовав нарастающее напряжение творящегося колдовства, она поежилась. Чернаве внезапно захотелось стать махонькой мышью и, нырнув укромный уголок, затаиться там надолго.
Внезапное предчувствие близкой гибели накатило горячей, удушливой волной. Чернава ясно и отчетливо осознала, что очень скоро она умрет. Не сегодня, не завтра, но смерть идет за ней по пятам, и в этот раз улизнуть не удастся. Страх удушающим захватом перехватил горло, почти лишив возможности дышать. Сердце, точно тяжелый камень, с натугой ударяло о ребра, стремилось вылететь наружу, напрочь разбив свою тесную клетку. "Это всё его колдовство… Не смотри на него!", — приказала она сама себе, надеясь, что отведя взор, станет менее уязвима для чужих чар. И не смогла…
"Да бес с ней, с силой! Живут же другие! И она прожила бы… — сейчас ведьма готова было отказаться от всего на свете, лишь бы не видеть мелькания чужих пальцев перед глазами, не чувствовать давящую петлю ужаса на собственной шее. — Но разве это жизнь! — невысказанный яростный протест помог ей отвлечься от созерцания рук колдуна, продолжающего плести свои чарующие узоры. Но только на время…
Голова сама собой разворачивалась к колдуну, как ведьма не противилась. И что делать — смотрела на него во все глаза, изредка отводя взгляд, хотя того ощущения всепоглощающего ужаса девушка уже не испытывала.
Вскоре Чернава увидела, как невесомая блестящая паутинка, которую Отлюдок осторожно вытягивал из своего живота, кольцами ложится на пол у его ног.
"Вот это да! Точь-в-точь паук…".
Наконец ведьмаг взглянул на "паутинную" горку, выросшую уже до колен, довольно крякнул и, сноровисто ухватив кончик нити, принялся сматывать клубок.
— Готова? Лови! Скажешь, когда хватит… Лишнее заберу обратно, пригодится.
Толком ничего не сообразив, Чернава охнула — золотистый невесомый клубок больно ударил её в грудь. Рассыпался сверкающими искрами, отгородил её от ведьмага. Последнее, что успела заметить ведьма перед тем, как у нее потемнело в глазах, был кончик нити, который так и остался намертво зажат в кулаке ведьмага.
— Я уж думал, ты не выдержала, — стоящий перед ней на коленях колдун поднялся, со стоном распрямил спину. Щеки лежащей перед ним девушки горели — то ли от пощечин, которыми приводил её в чувство Отлюдок, то ли от перенасыщения ведьмачьей энергией. "Зря я все-таки позволил ей взять сколько хотела, — запоздало пожалел о своей щедрости колдун, — кто ж мог подумать, что столько в неё влезет. Вот прорва! Повезло девахе, такой потенциал оказался. То-то её Морена приветила… только вот, видать, до поры до времени в неведении держала, чтобы не потерять наперсницу. Да природа все одно свое взяла…".
— Оставь меня одну, — Чернава едва шевелила губами и не пыталась подняться с пола. — Мне… Мне надо свыкнуться… — Она изнеможенно прикрыла глаза. Короткое высказывание далось ей с невероятным трудом.
— Как хочешь, — безразлично пожал плечами Отлюдок. Он обещанное выполнил, пусть сама разбирается с тем, что досталось. Смотреть, как корёжит ведьму, он не желал. И уже уходя, небрежно обронил: — Только помни, что силой я с тобой только для оборота поделился… Сделаешь, как обещала, может и оставлю малость…
*****
— А ты? — вдруг спохватился парень. — Не хочешь?
Ведьмаг вяло махнул рукой, мол, ешь, не морочь голову…
— Слушай, а на кой она нам сдалась? — Антон кивнул на кусты, в которых копошилась прожористая ласка. — Зачем нам проводник, мы ж вроде шли без проблем? Дорогу ты знаешь…
— В том-то всё и дело, что нет, — немного помолчав, признался колдун.
— Как нет? — изменился в лице Антон. — А куда же мы шли все это время? Я был уверен, что к Людмиле.
Отлюдок вздохнул — ну как объяснить ему, что не так просто отыскать человека, пусть даже и ведьму, ничего не зная о ней, кроме весьма расплывчатых сведений. Парень ведь уверил себя в том, что ведьмаг может всё. Но сколько не пытался Отлюдок отыскать чародейку, осторожно касаясь потоков Мироздания, отклика так и не получил. Изрядную путаницу вносил ещё и сам Антон, в памяти которого образ юной девушки, наивной и бесхитростной, разом вытеснялся обликом зрелой женщины, резковатой в словах и жестах, достаточно много повидавшей в жизни. Но память человеческая избирательна, хранит только самые яркие моменты бытия, остальное прячет подальше, милосердно избавляя человека от ненужных воспоминаний. "Можно, конечно, приневолить его вспомнить все, каждую минуту жизни, но жаль его, весьма мучительное средство, а последствия сомнительны… Парень и так будет не в восторге, узнав, что я копался в его мозгах. — Подумав так, ведьмаг удивился переменам в своем умонастроении: — Странно, с каких это пор меня стали волновать чувства людей? Вроде как не слишком много времени прошло, чтобы забыть, как родовичи восприняли мое "чудесное" возвращение…".
— Я понял, что живет твоя сестра не слишком далеко от населенных мест, — терпеливо, словно мальцу несмышленому втолковывал, проговорил Отлюдок, — значит, делать нам в лесной глуши нечего. Надо было выбираться поближе к обитаемым местам и уже там пытаться поспрошать, кто чего видел, чего слышал…
— Черт, — в сердцах ударил себя по колену кулаком Антон, — а я ведь и взаправду поверил, что все будет просто. Дурак… Какой я дурак!
— Ну, не то, чтобы совсем, но… — дипломатично заметил ведьмаг, однако развить мысль до конца ему не удалось, потому что из кустов вынырнула ласка, замерла рядом с разом замолчавшими мужчинами. После минутного замешательства парень выдохнул:
— Ничего себе! — Он изумленно покачал головой. — Как только она не лопнула?
Тело ласки заметно раздулось посередине, словно она проглотила небольшой воздушный шарик. Живот отвис до самой земли, и зверек едва передвигался, неуклюже переступая короткими лапками. Куда делась былая грация? Ласка довольно облизнулась, покачнулась и тяжело плюхнулась у ног мужчин. Высокая трава скрыла наеденное брюхо. Ласка свернулась клубочком, точно кошка, и задремала, уткнувшись носом в передние лапки.
— Умаялась, бедолага. Ещё бы — столько сожрать… Похоже, сегодня мы уже никуда не двинемся. Что ж ты так, а? — Антон потянулся погладить зверька и едва успел отдернуть руку. Острые зубки лишь слегка царапнули ладонь. Парень зашипел от боли, слизывая выступившую капельку крови.
— Да, это тебе не домашний баловень, — засмеялся Отлюдок, — с ней глаз да глаз нужен… Своенравная девица. Одно слово — ведьма…
Ласка подняла голову, в упор уставилась на ведьмага. В глазах её промелькнул огонек едва сдерживаемой ярости. Антону показалось, что она сейчас бросится на колдуна, однако ласка прикрыла глаза, притушив ярь, рвущуюся наружу. Прав Отлюдок, ведьмачий норов лоснящейся шкуркой не прикроешь… Вот парень и узнал цену видимой кротости зверька.
А уж как знала это Чернава… Недаром сразу после оборота она поняла — что-то пошло не так…
*****
Шаги ушедшего ведьмага и последующий за ними хлопок двери полыхнули под прикрытыми веками огненным сполохом. Чернава со стоном перевернулась на живот. Колдун оказался дальновиден, знал, видать, что её ожидает. Жаль, что не поверила…
Лучше бы она умерла сразу…
Испепеляющее пламя струилось по её жилам вместо крови, и совладать с ним оказалось совсем не просто. Казалось, жар выжигает всё нутро. Превозмогая его, девушка повернула голову набок, подтянула руку ближе к лицу, озадаченно разглядывая тонкие золотистые линии, проявившиеся на коже. Внезапно новый приступ боли скрутил её, будто дикий зверь, трепетно ждавший в засаде и теперь наконец-то добравшийся до вожделенной добычи. От мучительных судорог ведьма взвыла в голос.
Когда боль, терзающая её, немного ослабла, Чернава попыталась встать. Не лежать же здесь век лежмя! Скрипя зубами, девушка на четвереньках подползла к лавке, опрокинула и привалилась к ней спиной, переводя дыхание, со свистом вырывающееся из пересохшей глотки. Теперь бы только подняться на ноги, легче будет… Наверное…
После небольшой передышки нутряной жар вроде немного утих и уже не припекал с такой силой, как вначале. Однако кроме муки мученической, было что-то ещё… что-то, что она упустила… Мысли путались, перед глазами все плыло, словно после настоя дурман-травы. "Позвать колдуна? Нет уж! Обойдусь…" — Чернава сильно потерла лицо, надеясь, что это хоть как-то вернет ей былую ясность мыслей. В голове немного прояснилось. Поднимаясь, она оперлась на перевернутую лавку. Предплечья свела судорога. Не удержавшись, девушка снова растянулась на полу. Одинокая злая слеза скатилась по щеке. И словно кипятком ожгло кожу. Но это мелочи по сравнению с тем, что она увидела за мгновения до того, как упала. Руки… Что с ними? Извилистые трещины рассекли потемневшую от жара кожу, а в них явственно обозначились уже виденные ею золотистые прожилины.
"Что ж ты мной сделал, колдун проклятый? — Девушка сглотнула вязкую слюну. И всплыли оброненные им вскользь слова — "силу я тебе для оборота дал…". Она запаниковала. — Но я не могу вот так сменить облик! Мне много чего надо… — Она глянула на золотистые прожилки. Ей показалось, что они шевелятся, точно черви, которые вместе с сочащейся из трещин сукровицей стремятся выбраться наружу. Ведьму затрясло от отвращения. — Оборачивайся, тетёха, как можешь, иначе…". Что иначе, она уже не стала додумывать. Просто закрыла глаза, досконально представляя себе перекидывание из одного облика в другой и мысленно повторяя каждое свое действие. Заговор Чернава произносила вслух, четко выговаривая каждое слово, хотя непослушные губы едва шевелились. Последние слова "Кровь — водица, кости — песок, от жизни моей один волосок…" — она едва протолкнула наружу, чувствуя, как конвульсивно сжимается горло. Мелькнувшую мысль о том, не поторопилась ли она с оборотом, ведьма отогнала, будто назойливую муху. Поздно! Изменение уже началось, а остановиться на полдороге значило навеки остаться в теле зверя.
Только в этот раз все произошло не так, как всегда, — Чернаве почудилось, что она взвихрилась огненным вихрем, а после, выгорев дотла, рассыпалась мелкой летучей пылью, разлетевшейся по всей избушке. Мгновение длилось это или вечность — кто знает? Время, казалось, остановилось.
Из плотного непроницаемо-черного кокона, в который сбились развеянные вихрем пылинки, бывшие Чернавой, на замызганный пол вывалился перепуганный взъерошенный зверек. Он фыркнул, принюхиваясь, вскочил на лапы и проворно порскнул в дверь, предусмотрительно приоткрытую ушедшим колдуном. Растерявшаяся ведьма едва успела перехватить власть над телом ласки, заставив её замереть, чтобы самой обвыкнуться немного. Она чувствовала, что сейчас ей намного труднее управлять зверем, рвущимся избавиться от надоевших оков чужого сознания. Рассудочный инстинкт зверя никак не хотел подчиняться разуму человека. Лесные запахи будоражили обоняние ласки, манили желанной волей. Чернава, преодолевая сопротивление, приказала зверю искать дом чародейки. В том, что ласка способна отыскать его, она не сомневалась ни капельки, но вот захочет ли? "Ничего, буду крепче держать, никуда не денется", — подумала она и ощутила, как чернота, похожая на беспробудный сон, снова окутывает сознание.
Несколько раз ведьме удавалось все же преодолевать беспросветную хлябь, затягивающую её снова и снова, чтобы убедиться — ласка, хоть и рыскает из стороны в сторону, словно на длинном поводке, все же повинуется отданному ей приказанию и ведет колдунов за собой.
Вот и сейчас, в очередной раз вынырнув в явь, Чернава поняла — насущные потребности зверя, подкрепленные неутолимым голодом, окончательно взяли верх над приказом ведьмы, особенно сейчас, когда живот ласки пучило от парного мяса, а во рту ещё чувствовался солоноватый привкус чужой крови. Судя по всему, она намеревается теперь только жрать от пуза и спать… Только кто ей даст!
*****
— Темнеет… — обронил Антон. Молчание ведьмага ему уже надоело. Сколько времени уже восседает он около мертвецки спящей ласки, словно истукан, неизвестно, о чем думает… Да и собственное безделье напрягало. Это на воскресных вылазках приятно под деревом растянуться и любоваться природой, а сиднем сидеть, не зная, что тебя ждет впереди, не очень охота. Хоть бы сказал, что дальше делать? — Может, валежника набрать, пока ещё видно? Огонь-то по любому разводить придется.
— Набери…
Антон поднялся. Как же задолбали эти ночевки у костра! Сейчас бы растянуться на нормальной кровати и заснуть, не вслушиваясь в несмолкаемый шум леса, ожидая каждую минуту какого-либо подвоха… Да и искупаться бы не мешало… "В баньке попариться, — размечтался парень, со вкусом потягиваясь, — а потом чаю бы свежезаваренного, с мятой… Эх, когда это ещё будет…".
Не успел он отойти за кустик по своим надобностям, как ласка внезапно вскочила, словно внутри неё сработала невидимая пружина, заметалась вокруг них. Ведьмаг мгновенно вышел из своего оцепенения:
— Наконец- то… — он поспешил взобраться на своего жеребца, и теперь сверху наблюдал, куда кинется зверек. Потерять её в сгущающихся сумерках не хотелось. — Чего медлишь?
Антон мысленно выматерился и нехотя побрел к своей лошади. Она, опустив голову, смирнехонько стояла в ожидании всадника, только глаза лукаво поблескивали из-под длинной пряди, очень кстати прикрывшей морду. Вот лицемерка…
Отлюдок проводил его взглядом, потом внезапно строго сказал: — "Не балуй!" — и погрозил кулаком.
Парень вздрогнул, боковым зрением заметив недвусмысленный жест. Да он вроде ничего не замышляет, а потом только сообразил, что предупреждение адресовано не ему. Ведьмаг, оказывается, в два счета определил, кто в их тандеме заводила, и подстраховал парня от новых выкрутасов строптивой кобылки. Да и себя заодно. От лишних проблем…
"Предупредить-то он предупредил, а мозоли на заднице мне натирать придется", — парень опять оказался перед неразрешимой задачей, как забраться на спину лошади. Гнедая, впрочем, оказалась не обидчивой. Ну, подумаешь, не получилось сейчас, так в следующий раз удастся… Она покладисто опустилась на колени, давая возможность парню забраться на спину.
Ласка все ещё вертелась на крохотной полянке, изредка стремительно ныряла в кусты и тут же нехотя выползала из них, точно не могла убежать без сопровождающих её мужчин.
"Сколько можно копаться? — злилась Чернава, удерживая яростно сопротивляющегося зверька. — Сейчас меня опять накроет, а она завалится спать". Ведьма и сама не знала, что её гнало вперед без передышки. Возможно, предчувствие беды, возможно, что-то иное, но ждать не хотелось ни одного лишнего мгновения. Хотелось скорей довести колдунов до дома Бабы- яги и распрощаться с ними навеки, получив толику желанной силы. "А может, просто дать деру и только меня и видели? — С сомнением подумала уставшая от укрощения ласки Чернава. Однако всю оставшуюся жизнь провести в теле зверька она не желала. — Да только так просто не получится… Ладно, немного осталось".
*****
Скрип половицы сменился быстрым дробным топотком. Людмила обернулась.
— А, бродяга, явился? Где был?
— Зачем обережный круг убрала? — насупившись, спросил Птах, пропустив вопрос мимо ушей.
— Западню ладим, — снова опуская голову над вязанием, сказала чародейка — Ловушка на живца называется.
— Опять Баюновы выдумки? — ревниво спросил бесенок. К постоянному соперничеству друзей Людмила привыкла, потому и не стала заострять внимания на его брюзгливом тоне. — Где он, кстати?
— Дома, где ж ещё?
— Не дело затеяла… — после продолжительного молчания изрек бесенок.
Женщина коротко глянула на него, потом встала, отложив работу. Не большая мастерица вязать-то, взялась за спицы время скоротать до вечера, да видно, не удастся, опять петли упустила, и узор поехал на сторону.
— Ты что-то узнал?
— Нет. Это раньше каждый считал своим долгом ублажить Недолю, чтобы не навлечь на себя беду, а сейчас… — он ощерил зубы, изображая улыбку, но Людмила видела, насколько тяжело ему в том признаться. — Старшие ушли, и мы стали никому не нужны… Жизнь идет своим чередом, все забывается… Был Недоля, стал Птах…
— Жалеешь, что Правь покинул?
— Нет, — на этот раз Птах улыбнулся вполне искренне, — главное-то сделано. Кащей мертв. Что ещё надо?
— Теперь и умирать не жалко, да?
— Мы ещё поживем… — Кисточка на его хвосте выписала в воздухе затейливый узор и замерла, словно жирная точка в конце предложения.
Людмила отошла к окошку, отодвинула занавеску:
— Смеркается. Обидно, что без толку в засаде сижу… — Она широко зевнула. — Третью ночь уже не сплю, а "живец" всё не является.
— Тогда, может, отставишь эту затею?
— Ещё одну ночь и все…
— Неведомое чревато бедами неисчислимыми для всех.
— Кто бы говорил, — вздохнула чародейка, — но не ты, мастер нечаянных злоключений… Готова я ко всему… устала бояться.
— А погибнешь? И Пути без пригляда оставишь? Разве не этого от тебя добиваются?
Людмила задумалась — так-то оно так, только весьма сомнительно, что удастся на этот раз отсидеться в сторонке. Одной ламии хватило, чтобы понять, что и чародейские барьеры не преграда для ворога. Значит, надо вызывать огонь на себя. Надо! Тут с Баюном не поспоришь, хитроумен котофей. К ведьмам бы обратиться за помощью, да как, ежели сама Верховная каверзу умышляла? Знать бы, по чьему наущению пыталась Хранительницу убрать… Может, и удалось бы догадаться, что за вражина рядом с домом бродит… А так всё пусто — даже догадки строить не на чем. Лешего позвать? Толку от него! Сердцем чуяла, что творящееся вокруг дело рук человеческих.
— Иди, — отмахнулась она от Птаха, — и без тебя тошно.
Через мгновение из дальней комнаты донесся возмущенное восклицание потревоженного котофея, а следом прерывистый тенорок бесенка, распекающего кота на все лады.
— Да котофей тут при чем? Отстань от него!
Увлекшиеся друзья не обратили на окрик чародейки внимания. Опомнившийся Баюн вальяжным баском отметал все обвинения Птаха, объясняя ему свои резоны. Да уж… Что-что, а аргументировать он был мастак. Куда бесенку против него выстоять? Скоро тот будет согласен со всеми доводами котофея.
— Ну и славно… Милые бранятся, только тешатся… — Людмила потянулась за душегрейкой, но, передумав, оставила её на вешалке. Не хватало ещё уснуть, угревшись, тогда точно возьмут её голыми руками. Или тем, что у твари вместо рук. Не замерзнет и в том, что на ней надето…
Выйдя на крыльцо, она обернулась.
И Птах, и Баюн бок о бок застыли в проеме. Шустрецы… Как только подобрались, что не услышала их?
— А вы дома сидите! Оба! — захлопнула дверь, коротким наговором запечатав её. Следом донесся сдвоенный вопль. Впрочем, если захотят, выберутся. Это на первое время, чтобы под ногами не вертелись.
Спустилась по ступенькам, подняла голову, глядя на небо. Ветер едва шевелил ветки высоченных сосен. За деревьями догорала алая полоска заката. Пока ясно, но на горизонте скапливаются тучи, значит, будет дождь, но пока — дивный осенний вечер. Такой же, как многие другие, похожие друг на друга, как две капли воды. Сиротливые, пустые… Как там Баюн сказал ей однажды — Хранительница всегда одиночка? Получается так — и в радости, и в беде… Мысли плавно перетекли в другое русло. Если бы не зеркало, решившее всё за неё, то была бы она сейчас степенной матроной, окруженной шумным многочисленным семейством. В том, что иначе быть не могло, она и не сомневалась… Какому ж человеку не хочется тепла да счастья? Чародейка хмыкнула — впрочем, могло быть и по-другому, кто знает, что ждало её в той жизни. Что толку думать о несбывшемся, живет ведь здесь.
Обошла дом, немного постояла у сараюшки, оставшийся ещё от Ильги. Убрать все руки не доходят… Да пусть стоит, кому мешает.
Вернулась, присела на ступеньки, прислонившись спиной к резным перильцам. Уже совсем темно… Ничего нет хуже ожидания…
А ведь она не верит в то, что польза какая от её сторожевания будет… Раньше каждую ночь изморозью покрывалось всё кругом, а в прошедшие две ничего такого не приметила, будто забыли про неё. "Может, и обойдется? — тоскливо подумала она, — походило что-то, да и отстало, убедившись в неуязвимости жилья".
Когда мары принеслись с известием о том, что Хранительница оставила дом без защиты, Морена не поверила, но слуги её врать не осмелились бы. Хозяйка Стужи расхохоталась — это лучшая новость за все время. Неужто ж чародейка оказалась так глупа? Ну, тогда не стоит мешкать. Морена тяжело встала со своего ледяного ложа, на котором отлеживалась после ранения, нанесенного ассером колдуна. Оружие, созданное ариями, обладало собственным сознанием и волей, не нарушало цельности тела, но повреждало ведогонь*. Для человека удар ассером был бы смертелен, но Властительнице смерти — не живой, не мертвой — сильно навредить не смог, однако рану нанес ощутимую. Если б знала, что Чернавка найдет себе такого заступника, разве полезла бы на рожон? Но слишком была сильна охота поквитаться со строптивицей, вот и сунулась в воду, не проверив брод. За то и получила… Морена скрипнула зубами от злости. Договориться с Родославом по-доброму не получится. "Ну и пусть себе тешится с девкой, мне без разницы теперь, когда Путь открыт".
----------------------
*Ведогонь (ведогон) — по славянским верованиям, одна из составляющих души человека, "тело сновидений", или, как говорят оккультисты, эфирно-астральное тело
Резкий удар сердца, словно набатный колокол…
Вскинувшаяся Людмила затылком ударилась о балясину перил: — "Заснула все-таки, заснула…". Она приподнялась, разминая затекшие ноги, и опустилась бессильно обратно. Тело словно прошило иголочками холода. Морозный воздух обжег ноздри и глотку. Облачка пара вылетали при каждом выдохе и застывали туманными сгустками, медленно планирующими перед глазами чародейки, не давая толком рассмотреть темную расплывчатую фигуру, застывшую перед ней.
Людмила с ужасом вгляделась в красноватый отблеск глаз, мелькнувший в просвете капюшона, потом, собравшись, сплела в решетку пальцы рук, произнося заграждающий дорогу наговор. Леденеющие от стужи губы едва двигались.
Фигура шагнула ближе, не заметив стараний чародейки выстроить преграду.
Дверь позади Людмилы затрещала, выбиваемая запертыми друзьями изнутри, и, затрещав, точно сухой лист, прогнулась обратно, проминаемая снаружи неведомой силой, исходящей от твари.
Чародейка скатилась по ступеням, сметенная походя взмахом широкого рукава. Что ж, значит, пришло время тяжелой артиллерии!
— Оглянись!
Окрик заставил тварь застыть на месте. Грузная фигура медленно развернулась, откидывая капюшон. Точно вырубленное из цельного куска дерева темное лицо с повисшими вдоль щёк прядями белых волос преображалось на глазах. Теперь на Людмилу смотрела печальная юная дева. Вся скорбь мира сосредоточилась в её взоре.
— Не надо, пойдем со мной, — она протянула открытую ладонь Людмиле. Тонкая кисть слегка подрагивала в ожидании ответного жеста.
"Надо же, девица… такая кручинная… просто сердце заходится от жалости… — Опустились безвольно руки чародейки, выпустившие в воздух огненный рой, сумбурно закружившийся вокруг в ожидании указа. — К чему стараться? — Тоска змеей вползала в душу, лишая воли к сопротивлению. — Все впустую, все зря… Жизнь прожита напрасно… Так к чему цепляться за неё… Лучше вечного покоя ничего нет… Стоит только поддаться воле пришедшей и пропустить её туда, куда хочет… И идти следом…".
— Не смей! Не поддавайся! — Сильный толчок едва не сбил чародейку с ног, вернув на миг ясность мысли. Кот, толкнувший её, отскочил в сторону и, уворачиваясь от разъяренного роя, ринувшегося на него, нырнул в спешно созданный им портал. — Не дай ей войти!
Птаха, заступившего дорогу Морене, та смела, точно муху, и кинулась к чародейке, отгородившуюся кольцом пламени. Ибо что лучше всего против стужи? Только яростный огонь…
*****
Услышав шелест разворачиваемых крыльев над головой, Отлюдок поднял голову и проводил взглядом удаляющего филина. "Ни пуха, ни пера, лесовик, — мысленно пожелал удачи лесному хозяину, — всё спокойно, за мной пригляд не нужен, я лесу не враг… И за спутников моих готов поручиться, не до шалостей им".
И был прав, как всегда. Ни Антон, ни Чернава на филина не обратили никакого внимания: парню было не до того, сосредоточенно сопел позади, занятый лишь одним — не потерять колдуна из виду, а ведьма с переменным успехом боролась сама с собой. Судя по тому, что ласка все время крутилась под ногами у лошадей, перевес был пока на стороне человека.
Отлюдок немного придержал коня, поджидая Антона. Гнедая, верно почувствовав настроение ведьмага, ускорила шаг. "Вот уж точно темная лошадка. Интересно, откуда она у ведьмы взялась? Такие по лесу просто так не бродят…".
— Зря мы тронулись в путь, — недовольно пробурчал догнавший его парень. — Темень, хоть глаз коли…
— Темно? — удивился Отлюдок.
— Ни зги не видать! — Признаться честно, Антон изрядно преувеличил. Он неплохо видел отчетливый силуэт колдуна, маячивший на фоне более темных стволов деревьев. — Как бы ведьму не потерять… — добавил он озабоченно.
— Об этом не беспокойся… Никуда она не денется… А нужен ли тебе свет? — вдруг спросил ведьмаг.
— Спрашиваешь! — Парень был уверен, что со светом ему станет гораздо легче.
Темный притихший лес ощутимо давил на психику. Ни луны, ни звезд… Да и откуда им взяться? Слегка прояснившееся к вечеру небо опять затянули тучи, влажный стылый ветер кружил меж деревьев, недобро шелестел листвой, проникал под тонкую рубаху, выдувая жалкие остатки тепла. Если бы не лошадь, пышущая жаром, словно печка, совсем продрог бы. Оптимальным вариантом развития событий для Антона был бы костерок и привал до утра, но прямо сказать об этом он не решался. Как было бы неплохо растянуться на земле во весь рост, дав отдых ноющей спине и уставшим мышцам! Однако ведьмаг понял его иначе.
— Так зажги!
— Да будет свет, сказал монтер… — усмехнулся про себя Антон и едва слышно съехидничал: — Я что, Бог?
— Да проще простого! Убить же смог!
— Точно… — пробормотал парень, сводя ладони. — Ага, вроде так…
Пламя огненным фейерверком полыхнуло из сложенных лодочкой рук. Неподалеку вспорхнули потревоженные птахи, порскнул из кустов небольшой зверок и затрещал по валежнику, уносясь прочь от ненадежного ночного убежища. Кто там был, Антон не разглядел, потому что перед глазами плавали радужные круги, обрамляя перекошенное лицо ведьмага, ослепленного яркой вспышкой. Огонь, панически отброшенный парнем на землю, радуясь раздолью, жадно пожирал сухие ветки, в изобилии валяющиеся вокруг.
— Тьфу, — досадливо сплюнул Отлюдок, одним движением руки погасивший разгорающийся пожар. — Ну что ты поделаешь! Досталась дурню сила немеряная… Лес спалишь! Осторожно надо, будто свечу зажигаешь…
— Сразу не мог объяснить? — огрызнулся парень, не ожидавший такого спецэффекта. Вздохнул, успокаиваясь. — Ладно, пробую ещё раз…
В этот раз получилось намного проще, вот только ожидаемого успокоения слабый огонек, горящий на ладони, Антону не принес. Тьма, показалось, ещё плотнее обступила небольшой освещенный круг, не нарушая четких границ, терпеливо дожидаясь своего часа. Нет, не темнота была виновата в его душевном раздрае, что-то было ещё. Что-то, что ощутимо давило на плечи…
Внезапно гнедая заржала, взвилась на дыбы. Парень взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, и, извернувшись, поспешно приник к холке лошади. Огонек, конечно, тут же погас, но и без него, оказывается, можно было обойтись. По ноге пробежало что-то, неприятно царапнув бедро, и из густой гривы вынырнула голова ласки. Гнедая затрясла головой, негодующе фыркая, заплясала на месте, пытаясь сбросить незваную наездницу.
— Что за черт? — воскликнул Антон, оборачиваясь. — Отлюдок?.. — и осекся, с изумлением глядя на ведьмага. Тот бесформенным кулем съезжал с жеребца. — Твою мать…
Соскочив с лошади, парень успел подхватить обмякшее тело.
— Нет… Там… — оседая на землю, прохрипел ведьмаг. — Бой…
Антон поднял голову — недалеко, кажется, рукой подать, за деревьями разгоралось фиолетовое зарево, подсвеченное снизу оранжевыми бликами. Странно знакомое зарево… Виденное уже…
— Людмила! — он, разом забыв обо всем, бросился было бежать, вернулся, схватил за гриву гнедую, дернул, пригибая голову лошади к земле, торопясь взобраться. — Пошевеливайся… — наотмашь хлестнул заупрямившуюся гнедую по крупу.
— Добрались все-таки? Вовремя… — На плечо его легла твердая рука. Отлюдок, уже оправившийся от отголоска магического удара, долетевшего сюда, был собран и решителен. — Не гоношись, успеем. Беда с сестрой, но держится пока… Ведьма наша тут ещё? — Он осмотрелся. Заметив ласку, умостившуюся на голове у кобылки, хмыкнул: — Умная… А могла бы и деру дать, под шумок… Ну что, в атаку?