Не прошло и нескольких часов, как надежды на то, что плавание обойдется без неполадок, рухнули. Мои предчувствия, что какая-нибудь неприятность должна произойти, оправдались. В моей каюте появился Фиерс и с тревогой доложил:

— Боюсь, сэр, что нам придется остановить левую турбину. Обнаружена довольно сильная течь в циркуляционной помпе конденсатора.

После того как он подробно рассказал мне, что происходит, я озабоченно спросил:

— Много ли поступает воды, Фиерс? Сколько времени потребуется на ремонт?

— Пока я еще не могу сказать, — ответил Фиерс. — Течь в главном насосе системы охлаждения конденсатора, а между насосом и кингстонами приема забортной воды нет больше никаких клапанов. Чтобы устранить течь, надо снять давление забортной воды. Для этого необходимо закрыть забортные кингстоны, а это значит, что конденсатор не будет работать. Вот почему мы должны остановить турбину.

Я отправился вместе с Фиерсом в отсек посмотреть, что происходит. Все было так, как он сказал. Хотя к ремонту приступили немедленно, к месту течи добраться было трудно, несколько попыток оказались неудачными, и неисправность удалось устранить только на следующий день рано утром.

В порядке обеспечения безопасности на атомных кораблях устанавливается сигнальная сирена; если в электрической цепи, связанной с управлением реакторами, появляется неисправность, то пронзительный звук сирены раздается во всех отсеках электромеханической части. Едва устранили течь — мне показалось, что не прошло и минуты, как я закрыл глаза, хотя на самом деле проспал около двух часов, — как я услышал вой сирены. Через несколько секунд в моей каюте появился посыльный от инженер-механика. Но я, конечно, не нуждался в специальном вызове после такого сигнала тревоги. Он мог означать только одно: что-то случилось в одном из реакторов.

Когда я пришел в отсек, там уже все действовали в соответствии с инструкцией по аварийной тревоге; каждый скрупулезно выполнял все, что предписано делать в подобных случаях. После тщательной проверки всех электрических цепей обнаружилось, что причина включения сирены — плохое соединение в самой цепи сигнализации.

Садясь завтракать, Фиерс и я, так же как и все другие офицеры, подумали про себя, что лучше бы не переживать такие ночи, как прошедшая.

Впереди еще восемьдесят одни сутки похода; весьма вероятно, что подобная ночь может повториться не один раз.

Одним из преимуществ нашего нового астронавигационного перископа было то, что, используя его, не требовалось видеть горизонт, поэтому наблюдение солнца, звезд и луны можно было производить в любое время, когда они были видны. Вскоре после полуночи 19 февраля мы всплыли на перископную глубину для астрономической обсервации и вентиляции лодки. Обсервация показала, что мы не достигли места, в котором должны были бы находиться по графику перехода. Когда мы готовились к походу, для командующего подводными силами была подготовлена карта нашего пути, на которой точно проложены курсы и отмечено время, когда мы должны будем проходить намеченные пункты, чтобы командующий всегда знал наше точное местонахождение. Но для «Тритона» с его скоростью подводного хода нагнать упущенное время не составит большого труда.

В этот же день мы выпустили нашу первую гидрографическую бутылку. Нам предстояло делать это дважды в сутки в течение всего перехода. Гидрографическое управление разработало стандартный бланк для таких бутылок с текстом на нескольких языках, в котором излагалась просьба отметить время и место, где бутылка будет найдена, и переслать этот бланк в ближайшее официальное представительство США. Конечно, мы не собирались каждый раз всплывать, чтобы выбросить эту бутылку, нам нетрудно было это делать и в подводном положении. Стандартная медицинская бутылка хорошо входила в подводное сигнальное устройство «Тритона», и, чтобы ее выпустить, достаточно было закрыть внутреннюю крышку устройства, при помощи специального клапана уравнять давление в нем с забортным давлением и открыть наружную крышку. Бутылка благодаря своей плавучести всплывала на поверхность. Для соблюдения тайны плавания «Тритона» в Вашингтоне нам приказали при заполнении бланков не указывать корабля, а применять несложный код.

Мы пробыли в море только несколько дней, когда обнаружился серьезный дефект в вентиляционной системе корабля. Корабельная инерциальная навигационная система была установлена в помещении, которое прежде служило кладовой; мощная электронная аппаратура сильно нагревалась, но, к сожалению, не обеспечивалась соответствующей вентиляцией. В результате постепенного повышения температуры воды в океане по мере продвижения «Тритона» на юг в бывшей кладовой становилось все теплее. Командир электротехнического дивизиона Троффер, в ведении которого находилась инерциальная навигационная система, проявлял в связи с этим все большее и большее беспокойство, и, когда температура поднялась до 40 градусов, он не выдержал и потребовал, чтобы были приняты меры для сохранения важной аппаратуры. Нужно было быстро установить дополнительные вентиляторы. Нас беспокоило не то обстоятельство, что электрикам, обслуживающим систему, приходилось нести вахту в трудных условиях, а то, что лампы и вся аппаратура не были рассчитаны на работу в течение длительного времени при такой высокой температуре. После нескольких часов утомительной работы нам удалось наконец направить струю холодного воздуха в помещение кладовой и снизить температуру в нем до 32 градусов.

Через пару дней возникла новая неприятность. На этот раз заклинило наружную крышку мусоропровода. Во время войны мусор на подводных лодках обычно собирали в мешки с грузом, а когда лодка всплывала в надводное положение, их выносили на мостик и сбрасывали. Теперь, когда наши новые подводные корабли находятся под водой в течение длительного времени, эту проблему решили путем установки в вертикальном положении мусоропровода — трубы торпедного аппарата малого диаметра с водонепроницаемыми крышками с обоих концов. Весь мусор загружался в такую шахту через открытую верхнюю крышку (разумеется, при плотно закрытой нижней крышке). Затем задраивалась верхняя крышка, и только после этого открывалась нижняя и содержимое шахты выдавливалось за борт.

Мусоропровод представляет собой потенциальную опасность для подводной лодки, потому что им приходится очень часто пользоваться, а удалением мусора занимаются наименее опытные матросы. Неумелое обращение с мусоропроводом может привести к затоплению отсека и всей лодки.

Несмотря на осторожное обращение с устройством для выбрасывания мусора, у нас все же случилась беда: после продувания шахты мусоропровода нижняя крышка не закрывалась. Теперь забортная вода давила со всей силой на верхнюю крышку, а ведь если нижнюю крышку давлением воды только плотнее прижимало к гнезду шахты, то верхнюю вода стремилась открыть, и никто не знал, какую нагрузку смогут выдержать ее петли и замки.

К счастью, волноваться мне пришлось недолго. Через час повреждение удалось исправить. Тамм, который отвечал за это устройство, выглядел виновато, когда я спросил его, в чем же было дело. Оказалось, что в этот день механизмы мусоропровода смазывали, и в них набили столько смазки и с таким усилием, что нижнюю крышку заклинило.

С начала нашего плавания мы начали еженедельно проводить богослужения. Мы устраивали их каждое воскресенье в столовой для команды, где сразу могло разместиться сорок шесть человек. Однако посещали богослужения весьма немногие. Тем не менее мы продолжали их устраивать. Адамс и я долго обсуждали эту проблему и наконец пришли к заключению, что, как бы нам этого ни хотелось, мы не будем оказывать никакого давления на членов экипажа с целью заставить их посещать богослужения. Мы решили, что это должно быть делом исключительно добровольным.

При взгляде на любую карту, на которой показан рельеф дна Атлантического океана, можно увидеть имеющий продолговатые очертания мелководный район, захватывающий Азорские острова. В центральной части океана, пересекая экватор, отмель склоняется в сторону Южной Атлантики. Этот район известен океанографам под названием Атлантического подводного хребта. Возвышающиеся над поверхностью океана Азорские острова, так же как и остров Сан-Педро и скала Сент-Пол, являются как бы горными вершинами этого хребта.

Атлантический хребет никогда не представлял собой опасности для мореплавателей. Только вокруг Азорских и некоторых других островов глубины уменьшаются настолько, что их требуется принимать во внимание. Поэтому большая часть хребта даже не нанесена на карты. Однако подводные лодки с большой глубиной погружения отличаются от других кораблей, так как им для маневрирования требуются значительно большие глубины. Одна из задач нашего плавания заключалась в том, чтобы определить рельеф дна на всем пути «Тритона» вокруг земного шара. Один из специальных приборов, установленных на «Тритоне» в течение двух лихорадочных недель, предшествовавших выходу, и был предназначен для решения этой задачи. Снабженный многомильной лентой дорогостоящей чувствительной бумаги, этот прибор был подключен к эхолоту и регистрировал большое число измерений глубин в минуту, записывая их графически так, что получалось фотографическое изображение рельефа дна океана там, где мы проходили. Не случайно этот прибор назвали «прецизионный регистратор глубин».

Хорошо известно, что на дне океана так же много гор, как и на земле, но лишь немногие из них нанесены на карты. По мере приближения к острову Сан-Педро мы ожидали постепенного уменьшения глубины и поэтому установили тщательное наблюдение за регистратором глубины.

Рано утром 23 февраля, больше чем за сутки до подхода к острову, регистратор внезапно показал резкое уменьшение глубины. Вахтенный у прибора немедленно доложил об этом вахтенному офицеру. Мы находились в этот момент еще далеко от Атлантического хребта, а за несколько минут до этого эхолот показывал глубину более 3600 метров.

Эта подводная гора, должно быть, образовалась из очень твердых пород, так как возвышалась над сравнительно ровным дном океана примерно на 2700 метров. Склоны горы были очень крутыми, а ее скалистое сечение, изображенное на ленте регистратора, напоминало шпили и башни средневекового собора. Мы уменьшили ход до самого малого, чтобы иметь возможность уклониться от горы, если ее вершина достигает глубины, на которой мы идем.

Медленно, как бы крадучись, мы прошли над вершиной горы, затем повернули на обратный курс, сделали несколько галсов в различных направлениях и точно определили таким путем местонахождение и форму склонов горы со всех сторон.

Следует признаться, что такое внезапное уменьшение глубины напугало меня. До тех пор пока мы не прошли над вершиной подводной горы и не определили минимальное расстояние от нее до поверхности моря, мы не имели другой возможности определить, как высоко поднимается этот пик от дна океана. Если бы гора была выше, а мы шли бы на глубине, значительно превышающей ту, на которой мы находились, и если бы мы не вели тщательного наблюдения за регистратором глубины, мы могли бы врезаться в гору так же, как врезается в наземную гору самолет. Результат был бы таким же катастрофическим.

Когда я выходил из центрального поста, убедившись, что пик остался далеко позади, а его положение определено и записано в вахтенный журнал, я узнал, что эта подводная гора уже получила название. По традиции тот, кто открыл значительные географические объекты, имеет право давать им название, и вахтенный у регистратора глубин Сондерс аккуратно надписал на нашей путевой карте напротив точки, определяющей местоположение горы: «Пик Сондерса».

24 февраля мы предполагали увидеть остров Сан-Педро и скалу Сент-Пол. По расчетам старшего помощника Адамса мы должны были обнаружить остров прямо по носу около полудня. Мы проштудировали все имевшиеся у нас материалы об этом острове, но узнали очень мало. Согласно описанию в лоции, это был голый необитаемый островок; когда-то на нем собирали гуано, для чего был построен небольшой причал, но его давно разрушило морской волной. На самой высокой скале возвышался заброшенный маяк.

Мы шли в подводном положении больше недели, и, на наше несчастье, в течение последних тридцати шести часов небо было затянуто тучами. Это не позволило Адамсу вести астрономические наблюдения через перископ. В четыре часа утра на небе не было видно ни одной звезды. В восемь тридцать мы снова начали подвсплывать на перископную глубину в надежде взять высоты утреннего солнца. На этот раз, когда лодка проходила через слой температурного скачка, мы внезапно услышали громкий и ясный шум винтов. Это был яркий пример того, как разница в температуре или солености слоев воды может блокировать эхосигналы гидролокатора на сравнительно небольших расстояниях.

Осторожно вывели «Тритон» на перископную глубину и наконец подняли над водой тонкую головку перископа. Судно, с которым был установлен гидролокационный контакт — в поле зрения. Это теплоход водоизмещением восемь — десять тысяч тонн, но из-за дальности расстояния мы не могли установить, какой стране он принадлежит.

Тем временем мы искали солнце в надежде определить свое место. Но, увы, безуспешно. Если наш корабль сносило каким-нибудь неизвестным течением или если мы имели хотя бы небольшую ошибку в расчетах, идя последние тридцать шесть часов по счислению, мы легко могли миновать маленький островок, пройдя от него в нескольких милях и не заметив его.

В одиннадцать часов пятьдесят шесть минут Адамс доложил, что остров Сан-Педро и скала Сент-Пол должны быть на расстоянии одиннадцати миль прямо по носу. Снова мы вывели «Тритон» на перископную глубину, и в двенадцать часов шесть минут я увидел на горизонте крошечное белое пятнышко на курсовом углу 2 градуса левого борта.

По мере того как мы приближались к острову, его очертания несколько раз менялись. Сначала белое пятно выглядело как парус, затем как минарет озаренной солнцем мечети и в конце концов как огромная птичья клетка. Вскоре я разглядел, что это было здание заброшенного маяка. Верхняя часть скал была совершенно белой от птичьего помета, а внизу, там, где их непрерывно обмывало море, они были темно-коричневого цвета.

Нужно признать, что описание острова в лоции было совершенно точным. Собственно говоря, его необитаемость была одним из доводов в пользу выбора его в качестве официальной точки начала и конца кругосветного плавания. Во время второй мировой войны немецкие подводные лодки часто навещали этот остров, чтобы получить почту и пополнить запасы. Для них, так же как и для нас, он был удобным пунктом для навигационной ориентировки, а также, несомненно, маскирующим фоном в случае неожиданного появления на горизонте незнакомого корабля.

Мы сделали много фотоснимков и полностью отработали маневрирование для фоторазведки. В течение трех с половиной часов мы медленно ходили на различных дистанциях от острова с учетом рельефа дна, старательно избегая мест с малыми глубинами. Всем, кто хотел, было разрешено зайти в центральный пост и посмотреть на остров через перископ; многие воспользовались этой возможностью.

Однако это не коснулось людей из электромеханической части, поскольку Фиерс использовал время, когда мы шли малыми ходами, для мелких ремонтных работ и проверки различных механизмов. Помня о том, что произошло с конденсатором, да и вообще будучи человеком осторожным и осмотрительным, он привлек к работе всех, кого только мог.

В шестнадцать часов с минутами мы повернули на юг и легли на курс к мысу Горн. До экватора оставалось только пятьдесят миль.

Около восьми часов вечера мы пересекли экватор.