Глава I. Ветер тоски и тревоги

Мисс Минерва была родом из состоятельной бостонской семьи. Она давно уже вышла из романтического возраста, но до сих пор поддавалась очарованию красоты и даже полудикие виды тихоокеанских островов оказывали на ее душу глубокое действие.

Она любила гулять в Вайкики по берегу перед заходом солнца. В это время дня тени стройных кокосовых пальм удлинялись и углублялись, а заходящее солнце сверкало на Алмазной горе, окрашивая золотом волны прибоя у кораллового рифа. Несколько запоздавших купальщиков плескалось в воде, прикосновение которой нежно и тепло, как ласка любимого. У лесенки купальной кабины стояла смуглая девушка в купальном костюме. Какая чудная, стройная фигура! Мисс Минерва, которой было далеко за пятьдесят, почувствовала к ней легкую зависть. Молодость, молодость!… Подобно стреле взвилось гибкое тело девушки и затем ринулось в волны… Прекрасный, бесшумный прыжок.

Мисс Минерва бросила искоса взгляд на своего спутника. Но Эмос Уинтерслип был нечувствителен к красоте. Эту нечувствительность он возвел в величайший жизненный принцип. Родившись на тихоокеанском острове, он редко бывал на материке и из больших городов знал только Сан-Франциско. Это был типичный пуританин, перенесший строгие принципы своей родины в экзотическую обстановку Гавайских островов.

– Ты бы шел домой! – предложила ему мисс Минерва. – Тебя ждет обед.

– Я пройду с тобой еще до изгороди! – ответил Эмос. – Приходи к нам опять, когда тебе надоест Дэн и все его развлечения. Мы будем очень рады видеть тебя.

– Благодарю! – сказала мисс Минерва. – Но знаешь, мне действительно пора подумать о возвращении домой. Грэс беспокоится обо мне. Сказать правду, я, конечно, веду себя не совсем прилично. Я поехала в Гонолулу на полтора месяца, а околачиваюсь на островах уже десять месяцев.

– Неужели так долго?

– Прямо самой не верится. Каждый день я даю, клятвенное обещание начать «завтра» упаковку вещей.

– А это «завтра» никогда не приходит. Тропики крепко держат тебя. Это случается с многими…

– Слабыми людьми? – ядовито докончила мисс Минерва. – Нет, друг мой, ты не прав! Я никогда не была слабым, безвольным человеком. Можешь справиться у моих знакомых на Бикн-стрит.

– Ах, страсть к бродяжничеству в крови у Уинтерслипов, – с усталой улыбкой произнес Эмос. – Уинтерслипы считают себя пуританами, но уже издавна питали слабость к более низким широтам.

– Да, в нас есть цыганская кровь. Благодаря ей твой отец оказался китоловом на островах, а ты родился так далеко от родины. Собственно говоря, тебе следовало бы жить в Мильтоне или Роксбюри и ежедневно ходить в контору с портфелем.

– Я сам часто думал об этом. Кто знает, может быть, там я добился бы чего-нибудь в жизни.

Подойдя к проволочной изгороди, спускавшейся к морю, мисс Минерва, улыбаясь, сказала: "Ну вот, здесь кончается Эмос и начинается Дэн». По другую сторону изгороди показался человек невысокого роста в белом костюме. Эмос, прервав начатую фразу, сказал «прощай» и повернул назад.

– Эмос! Эмос! Да что же это такое? Скажи мне только, сколько лет ты уже не разговариваешь с Дэном?

– Десятого августа исполнился тридцать один год!

– Срок долгий. А теперь иди сюда и помирись с ним.

– Я? – воскликнул возмущенно Эмос. – Ни за что! Ты, Минерва, по-видимому, не совсем осведомлена о Дэне и его образе жизни. Он позорит наше доброе…

– Но ведь Дэна все уважают! – возразила мисс Минерва. – Он человек почтенный.

– И к тому же богат! – съязвил Эмос. – А я беден. Таков уж мир…

Как ни смела была бостонка по своей природе, но выражение ненависти на лице брата испугало ее. Она поняла, что все ее попытки к примирению не приведут ни к чему. «Прощай, Эмос! – проговорила она. – Мне так хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь приехал к нам в гости в Бостон». Эмос ни одним жестом не дал ей понять, что слышал ее слова и быстро зашагал по белому песку.

Обернувшись, мисс Минерва увидела улыбающееся лицо Дэна Уинтерслипа.

– Здравствуй! – воскликнул он. – Добро пожаловать!

– Как поживаешь, Дэн?

Он ласково взял ее за обе руки.

– Очень рад видеть тебя! – сказал он, подтверждая глазами свои слова. Дэн умел разговаривать с женщинами. – Как-то пусто и одиноко сейчас в моем старом доме. Люблю, когда появляется молодое личико, тогда всем веселее.

Мисс Минерва повела носиком.

– Ах, друг мой, я слишком долго жила в Бостоне и вообще на свете, чтобы принимать такие слова за чистую монету.

– Милая моя! Здесь, на Гавайских островах, мы все молоды. Посмотри хоть на меня!

Бостонка посмотрела на него внимательнее обыкновенного. Она знала, что ему уже шестьдесят три года, но только седые волосы на висках выдавали его возраст. На лице, приобревшем за время долгих странствований под полинезийским солнцем цвет темной бронзы, не было ни одной морщинки, ни одной складочки. На материке такому мужчине дали бы на вид лет сорок.

– Мой достопочтенный братец проводил тебя до запретной черты, – сказал Дэн. – Уж не просил ли он передать мне свое нижайшее почтение?

– Я делала не раз попытки примирить вас… – начала мисс Минерва.

– Ах, друг мой, не старайся убивать в бедняге Эмосе эту ненависть ко мне. В ней смысл всей его

жизни. Каждый вечер он приходит под рожковое дерево, смотрит на мой дом и ждет… Чего, как ты думаешь? Он ждет, что рука всевышнего когда-нибудь покарает меня за мои грехи. Да, нельзя не признаться, что Эмос долготерпелив…

Мисс Минерва промолчала.

Огромный дом Дэна и его усадьба отличались почти чрезмерной роскошью и при виде их бостонка всякий раз приходила в восторг. Здесь росли Caesalpinie, напоминавшие гигантские темно-красные зонтики, исполинские священные фиговые деревья, ее любимые Resalia, древние, как время, и осыпанные множеством желтых цветов. Но всего прекраснее были цветущие усики вьющихся растений, набрасывавших кирпично-красный покров на всю эту великолепную растительность, залитую золотистым тропическим солнцем.

Мисс Минерва подумала: «Что сказали бы ее бостонские знакомые, каждую весну восхищающиеся Бостоном с его цветущими садами? Как они, вероятно, были бы шокированы, так как здешняя роскошь была слишком сказочно-прекрасна». Багряно-красный фон вполне гармонировал с жизнью такого человека, каким был ее кузен Дэн.

Они подошли к дому. Дэн открыл дверь. Как в большинстве домов на Гавайских островах, жилые комнаты были ограничены стенами только с трех сторон, четвертая же состояла из длинной решетки. В вестибюле с кресла около передней двери поднялась гавайка неопределенного возраста. Это была статная, полногрудая, полная достоинства представительница вымирающего гавайского народа.

– Вот я снова у вас, Камаикуи! – улыбаясь, произнесла мисс Минерва.

– Добро пожаловать! – ответила женщина. Хотя она была простой служанкой, но говорила с достоинством хозяйки дома.

– Тебе приготовлена комната наверху! – сказал Дэн. – Когда переоденешься, будем завтракать.

– Я не заставлю себя долго ждать! – ответила мисс Минерва, поднимаясь на второй этаж.

Дэн Уинтерслип опустился в кресло, изготовленное по его специальному заказу в Гонконге. Через некоторое время лакей принес на подносе коктейль.

– Для двоих, Хаку? – улыбаясь спросил мистер Уинтерслип. – Не забудьте, что наша гостья из Бостона.

– Да, мистер Уинтерслип! – ответил Хаку и бесшумно исчез.

Мисс Минерва действительно очень скоро спустилась к завтраку. Она вошла, размахивая каким-то письмом.

– Дэн! Это уже прямо смешно!

– Что такое?

– Я уже говорила тебе, что мои домашние начинают беспокоиться по поводу моего долгого пребывания на островах. Представь себе, теперь они послали сюда сыщика!

– Сыщика? – переспросил Дэн Уинтерслип, удивленно подняв свои косматые брови.

– Да… Конечно, этот шаг несколько завуалирован. Грэс пишет мне, что Джон решил провести свой шестинедельный отпуск здесь. «Хорошо было бы, если бы ты вернулась с ним», – пишет Грэс. – Ловко придумано? А?

– Джон Уинтерслип? Сын Грэса?

– Да! Ты никогда не встречался с ним? Скажу откровенно, ты ему не очень понравишься. Джон славный парень, но пуританин чистой воды.

– Бедняга! – проговорил Дэн, подходя к подносу с коктейлем. – В Сан-Франциско он остановится, наверное, у Роджера. Напиши Джону, чтобы он заехал прямо ко мне.

– Как это мило с твоей стороны, Дэн! Спасибо!

– Не за что… Я люблю молодых людей, даже святош-пуритан. А так как тебя скоро арестуют и отправят в лоно цивилизации, то советую подкрепиться коктейлем.

– С удовольствием, – ответила мисс Минерва. – А Барбара скоро вернется домой?

Лицо Дэна Уинтерслипа вдруг просияло, как морской берег при восходе солнца.

– Барбара выдержала экзамен и может выехать в любой день. Вот было бы интересно, если бы она очутилась на одном пароходе с твоим отменно приличным племянником.

– Джону во всяком случае это было бы очень приятно. Когда Барбара гостила у нас, мы все были от нее в восторге.

– Да, она славная! – промолвил Дэн. – Я скучал без нее и чувствовал себя таким одиноким.

Мисс Минерва бросила на него лукавый взгляд.

– Те-те-те! Знаем мы, как вы скучали в одиночестве!

– Эмос уж успел разболтать тебе?

– О, нет, не он! Извини меня, Дэн, но я удивляюсь тебе. Неужели ты не мог выбрать объектом своего поклонения даму, на которой ты мог бы жениться? В твоем возрасте…

– Ах, Минерва! Я уже сказал тебе, что здесь на островах понятие о возрасте иное, чем у вас на материке. Здесь мы все молоды. На материке я, конечно, вел бы себя иначе. Ты намекнула на одну даму, с которой связывают мое имя. Если мы говорим об одной и той же особе, то я не прочь на ней жениться.

– Я говорю о даме, известной здесь под именем «Вайкикской вдовы». Ее муж был летчиком, покончил самоубийством. Бывшая хористка…

– Ах, нет! Все это бабские сплетни… Эрлин Ком-тон была артисткой. Правда, она выступала в небольших ролях. А как бы ты отнеслась к моей женитьбе на ней?

– Упала бы в обморок! Впрочем, прости Дэн, это твое личное дело. Не забывай только о Барбаре. Какие чудные здесь груши! Скажи, Дэн, ты считаешь манго питательным продуктом? А по-моему, это скорее какой-то омолаживающий напиток.

К концу обеда неприятный разговор об Эрлин Ком-тон был уже забыт и к Дэну вернулось его прежнее благодушное настроение. Кофе им подали на веранду, или – на туземном языке – «lanai», непосредственно примыкавшей к гостиной. Защищенная с трех сторон, она спускалась к белому берегу.

– Какая тихая погода! – проговорила мисс Минерва.

– Да, пассаты стихли. Как бы не подул этот ветер. Он всегда будит во мне какое-то необъяснимое, тревожное чувство, какую-то тоску, я становлюсь тогда сам не свой…

– От этой погоды страдает и молодежь. Я помню, как она неприятно действовала на меня, когда я была здесь в восьмидесятых годах. Тебя я здесь не видала, ты был где-то в Тихом океане.

– Да, но мне много рассказывали про тебя, про твою дивную фигуру. Впрочем, ты сохранила ее и до сих пор.

– Дэн! Как тебе не стыдно говорить об этом… У нас в Бостоне не принято вести такие разговоры…

– Восьмидесятые годы! – со вздохом произнес Дэн Уинтерслип. – Тогда Гаваи были настоящими Гаваями, страной из какой-то комической оперы, и престарелый Калакуа сидел на своем золотом троне.

– Как же, помню его! – сказала мисс Минерва. – Странная компания была тогда у него во дворце. После обеда он проводил время со своими друзьями на королевской lanai, королевский гавайский оркестр играл у его ног, а он важно-преважно швырял монетки. Да, Дэн, тогда это был прелестный красочный уголок…

– Все в прошлом! – заметил Дэн. – Теперь слишком много рабского подражания материку. Слишком много вашей проклятой техники, культуры: автомобили, граммофоны, радио, черт бы их драл! И несмотря на все это, глубоко внизу текут неизведанные темные воды… – Дэн поднялся. – Мне хочется посмотреть вечернюю газету. Ты разрешаешь?

– О, пожалуйста!

В комнате воцарилось молчание. Мисс Минерва очень любила это время дня: непродолжительные тропические сумерки и быстрое наступление мягкой чарующей ночи. Водяной покров, яблочно-зеленоватый днем и золотой при закате солнца, стал теперь пурпурным. С верхушки потухшего вулкана – Алмазной горы – замигал желтый огонек. Ниже по берегу вспыхнули огни гавани, а около рифа засверкали фонарики японских сампасов. На рейде неясно вырисовывались очертания старого брига, который, медленно колыхаясь, двигался к гавани. В море с востока входили суда с грузом пряностей, чая, слоновой кости; из гавани они увозили купцов, направляющихся в разные страны за товарами. Здесь появлялись суда всякого вида, – новенький щеголеватый пакетбот и неуклюжее грузовое судно, суда из Мельбурна и Ситля, из Нью-Йорка и Иокогамы, из Таити и Рио, суда из любой гавани семи морей. Ибо здесь лежал Гонолулу, узловой пункт Тихого океана, волшебный перекресток, в котором скрещиваются все пути.

Дэн, читавший газету, вдруг вздрогнул и стал задумчиво смотреть вдаль.

– Минерва! Скажи мне, твой племянник Джон – человек надежный?

– Еще бы! А почему это тебе пришло в голову задать мне такой вопрос.

– Так! – Дэн вскочил. Он производил впечатление человека, принявшего какое-то важное решение. – Хаку!

– Что угодно, мистер Уинтерслип?

– Скажи шоферу! Немедленно большой автомобиль. Но живо! Мне надо на пристань, надо застать «Президента Тайлора».

– Ты уезжаешь, Дэн? – спросила мисс Минерва.

– Да, но я скоро вернусь! – Дэн что-то быстро писал, сидя за письменным столом. – Мне надо переслать письмо.

Через несколько минут Дэн уже ехал на автомобиле в порт. Он приехал перед самым отходом парохода. Вбежав быстро по мосткам, он увидел своего знакомого, младшего офицера Хепворта.

– Вас-то я и ищу! – воскликнул Дэн. – Не будете ли вы так добры передать это письмо моему кузену Роджеру в Сан-Франциско? Я опоздал на почту, да и, сказать правду, этот способ пересылки мне больше по душе. Вы окажете мне очень большую услугу.

– С удовольствием, мистер Уинтерслип. А теперь придется вас попросить сойти на берег. Мы сейчас отчаливаем…

Когда Дэн вернулся домой, мисс Минерва еще не спала. Сообщив ей, что он уже написал Джону приглашение, и пожелав спокойной ночи, он вернулся на веранду, где стояла его походная кровать, окутанная кисейной сеткой от москитов. Но ему не хотелось спать. Глухое, тяжелое беспокойство мучило его. Он вышел в сад. Луна скрылась. Черные волны с какой-то угрозой накатывались на берег. Звезды, обычно столь ласковые и близкие, куда-то спрятались. Дэн стоял и смотрел в даль… на тот перекресток, где скрещивались все пути…

По другую сторону изгороди из колючей проволоки под рожковым деревом вспыхнул огонек. Брат Эмос! Он почувствовал вдруг братскую нежность. О, как захотелось Дэну броситься к нему, чтобы поговорить с ним о тех незабвенных днях, когда они детьми играли на этом берегу. Невозможно! Дэн это знал. Он вздохнул, и калитка lanai захлопнулась за ним, калитка без ключа. В этой стране вообще не было принято запирать двери на замок.

Устало опустился Дэн на кресло лицом к бамбуковой занавеске, отделявшей веранду от гостиной. На занавеске появилась тень, на секунду замерла и исчезла. Дэн затаил дыхание… Снова тень.

– Кто там? – вскрикнул он.

Смуглая толстая рука отодвинула занавеску. Показалось приветливое лицо гавайки.

– Я только поставлю фрукты для вас на стол! – сказала Камаикуи. – Спокойной ночи!

Женщина бесшумно исчезла. Дэн рассердился на себя. Что это с ним? Неужели он стал нервным, он, который в своей жизни не останавливался ни перед какими опасностями?

– Эх, старею, должно быть! – пробурчал он, нахмурившись. – Нет, нет, это проклятый ветер действует на меня. Подуют пассаты и все войдет в обычную колею.

«Подуют пассаты…» – Дэн стал раздумывать. – «Здесь, на перекрестке мира, все было так неопределенно, так ненадежно…»

 

Глава II. Цилиндр

В Окленде Джон Уинтерслип пересел на паром. Он чувствовал себя усталым. Более шести суток трясся он в вагоне, а в Чикаго он только пересел с одного поезда на другой и поехал дальше. Довольно! В первый раз ездил он по всей стране. Как безрадостна и скучна была эта часть Америки!

Щедро расплатившись с носильщиком-инвалидом, у которого вместо правой руки был стальной крючок, Джон опустился на скамью и стал думать о том, что с ним случилось.

3 000 миль отделяло его от Бикн-стрит и ему предстояло еще 2 000 миль пути. Дернуло же его послушаться родных и пуститься в эту авантюру – ехать на Гавайские острова только для того, чтобы намекнуть мисс Минерве, что пора же, наконец, вернуться к родным пенатам. Он чувствовал себя выбитым из колеи. О, как хорошо было бы очутиться снова в родном Бостоне и снова заняться в банке обычными делами!

Резкий гудок. Джон вздрогнул. Подняв глаза, он увидел вокруг себя сказочную красоту. Утренний воздух был свеж и сух. Перед ним расстилалась гавань, мечта усталого моряка, претворившаяся в действительность. Они прошли мимо Гоат-Айленда, он слышал заглушённое эхо рожка, он видел Тамалпиа, гордо подымающую свою верхушку к сияющему небу, повернул голову и увидел Сан-Франциско, раскинувшийся по множеству горных склонов. Паром бороздил воду. Джон сидел тихо, как мышь. Целый лес мачт и пароходных труб! Да, это был тот берег, который навеял дымкой романтизма столько рассказов, восхищавших его в детстве, его – уравновешенного молодого Уинтерслипа из Бостона, не способного по своей природе на необдуманные выходки. Он различал барку из Антверпена, большой пакетбот с востока, пятимачтовую шхуну, – пережиток как будто совершенно забытых детских книг. Суда из Тринидада, суда с островов Тихого океана! Поразительная, ошеломляющая картина!

Джон провел рукой по лбу… «Не сон ли это, может быть, это декорация в театре? Ничего, ничего не понимаю», – пробормотал он.

– Простите, я не расслышала! – услышал он чей-то голос.

Джон повернулся. Рядом с ним стояла красивая девушка испанского типа и вопросительно смотрела на него.

– О, извините! – проговорил, заикаясь, Джон. – Это вышло как-то нечаянно! Не понимаю…

– Что вы не понимаете?

– Со мной произошло что-то странное! – Джон показал рукой на гавань. – Мне почему-то кажется, что я здесь уже бывал…

– Многие бывали здесь, – недоумевающе произнесла девушка. – Ах, нет, не то! Я, собственно, здесь никогда не была.

Девушка несколько отступила от него.

– Конечно, есть много людей, которые никогда не бывали здесь.

Джон чувствовал, что теперь ему следовало бы вежливо приподнять шляпу и отойти к своим вещам. Но вместо этого он сказал:

– Я из Бостона…

– Вот как?

– Видите ли, мне хотелось бы… Собственно, у меня нет никакого права утруждать вас разговором.

– О, пожалуйста! – ответила девушка, подняв на него свои великолепные черные глаза.

И тут произошло то, на что Джон никогда не считал себя способным. Виновата ли была чарующая красота пейзажа, или прекрасные темные бархатистые глаза незнакомки, ласково и несколько недоумевающе смотревшие на него, но ему так захотелось излить перед кем-нибудь свою душу, свой восторг, что он пустился с незнакомкой в разговоры, рассказал ей, чем он занимается в Бостоне, куда едет, громко восхищался красотой природы, вспомнил свое детство, когда он зачитывался рассказами из жизни в экзотических странах. Куда делась его замкнутость и чопорность?…

– Я тоже еду в Гонолулу, – просто сказала девушка.

Паром тем временем подходил к пристани.

– Как жаль, что у меня столько вещей! – произнес Джон. – Я с удовольствием помог бы вам, но, может быть, удастся найти носильщика.

– О, не беспокойтесь, пожалуйста! Я справлюсь и сама. – И бросив искоса взгляд на картонку с цилиндром, она спросила:

– Вы везете цилиндр?

– Да, конечно!

Девушка громко и звонко расхохоталась.

– Простите! Но цилиндр на Гавайских островах… ха-ха-ха!

Джон гордо выпрямился. Что это значит? Молодая девушка смеялась над ним, над Уинтерслипом? И вдруг чувство какой-то праздничной шаловливой беззаботности охватило его. Вместо того, чтобы обидеться на свою соседку, он схватил картонку с цилиндром и швырнул ее за борт. Картонка неохотно опустилась в воду. Несколько человек из толпы пододвинулось к ним. А вдруг этот сумасбродный господин выкинет еще какую-нибудь штучку!…

– Ну, наконец-то разделался с ним! – проговорил Джон.

– Зачем вы это сделали? – с укором произнесла девушка.

– А зачем он мне? Эта проклятая картонка все время стесняла меня. Теперь нам не надо ждать носильщика, я могу помочь вам нести вещи…

– Благодарю вас, я сама! Знаете, я чувствую себя виноватой. Как это странно. Пора сходить… Прощайте! – С этими словами девушка направилась к мосткам.

– Будьте добры, только на одну секунду! – вскричал Джон. – Я надеюсь, я был бы очень рад…

Но толпа уже разъединила их. Он увидел только ее улыбавшиеся черные глазки, еще момент – и девушка скрылась из виду так же безвозвратно, как его картонка с цилиндром.

 

Глава III. Полночь на Русском холме

Через несколько минут Джон Уинтерслип сошел на берег в Сан-Франциско. Не успел он пройти и нескольких шагов, как к нему через толпу протискался шофер-японец, узнавший в нем сразу жителя восточных штатов, и к которому он был послан с поручением от Роджера Уинтерслипа.

– Мистер Роджер Уинтерслип, – вежливо доложил японец, – к сожалению, не мог приехать встретить мистера Джона Уинтерслипа, но просит его через час пожаловать к нему в контору.

Джон проехал в дом Роджера на Ноб Хилл, принял ванну, переоделся и к назначенному сроку был в конторе Роджера. Его родственник оказался низеньким, цветущим мужчиной лет пятидесяти. Ласково приветствовав Джона, он повел его завтракать в один из известных клубов Сан-Франциско.

– Ну, как тебе нравится город? – спросил Роджер.

– Я уже влюбился в него! – просто ответил Джон.

– Да? – Лицо Роджера осветилось улыбкой. – Да, этот город не может не нравиться. История его коротка, но чревата событиями. Сравни его с другими городами, ну, скажем, с Лос-Анжелесом. Наш Сан-Франциско…

И Роджер сел на своего любимого конька.

– Писатели, – сказал он в заключение своей длинной тирады, – любят сравнивать города с женщинами. Сан-Франциско – это женщина, о которой нельзя слишком много рассказывать в кругу своей семьи. Не потому, чтобы она не была вполне пристойна – нет, но ее чулки чуточку тоньше, смех чуточку звонче, чем это допустимо в обществе – и люди не поймут ее. Кроме того, воспоминание о ней слишком приятно, чтобы его часто можно было воскрешать в своей памяти… Ах, чуть не забыл! Мой кузен Дэн Уинтерслип из Гонолулу просит тебя исполнить одно поручение.

– Меня?! Вот странно!

– Да. Такое доверие должно тебе льстить. Впрочем, его ты можешь выполнить только с наступлением темноты. А теперь я поеду показывать тебе город.

Через несколько часов Джон, опьяненный впечатлениями, сидел с Роджером в каком-то шикарном варьете и смотрел на сцену.

– Послушай, Джон! – обратился к нему Роджер. – Почему бы тебе не переехать сюда в Сан-Франциско? Вступай ко мне в дело, я ведь уже начинаю стареть…

– Не могу! Моя невеста Агата Пакер ни за что не согласится расстаться с Бостоном.

– Вот как! А ведь настоящая жена едет с мужем куда угодно. Значит, я несколько ошибся в тебе.

– В каком смысле?

– Видишь ли, в прежние времена Уинтерслипы были тем материалом, из которого выковывались пионеры. Уинтерслипы не увлекались мишурой цивилизации. В один прекрасный день они двигались в путь и исчезали на горизонте. Они умели жить полной жизнью. Впрочем, ты принадлежишь к другому поколению. Тебе не понять этого.

– Почему?

– Потому, что тебя, по-видимому, удовлетворяет тихая размеренная рысь. Тебе не знакомы непонятная тревога, внутреннее волнение, жажда деятельности и борьба… Бывало ли с тобой, чтобы ты не пошел спать из-за какого-нибудь пустяка, ну, скажем, просто потому, что ты молод и луна освещала берег, омываемый ночным морем? Приходилось ли тебе лгать, чтобы защитить, в сущности, недостойную женщину? Приходилось ли тебе объясняться в любви… гулящей девке?

– Конечно, нет! – с гордым возмущением ответил высоконравственный бостонец.

– Бродил ли ты когда-нибудь по темным подозрительным улицам чужого города? Дрался ли ты с судовым офицером просто на кулаках, осыпая его градом ударов? Подкарауливал ли ты когда-нибудь из-за угла своего врага и затем хватал ли его за глотку? Бывало ли с тобой…

– Знаешь, человек, о котором ты мне рассказываешь, не возбудил бы во мне особенной симпатии, – прервал его Джон.

– Вполне согласен с тобой! Но я привел тебе события из моей жизни. – Роджер не сводил глаз с лица Джона. – Д-да… Значит, я ошибся в тебе. Ты – пережиток пуританской эпохи.

Джон хотел дать ему отпор, достойный настоящего бостонца, но варьете было так красиво и уютно, музыка так ласково-чарующа, женщины так обаятельны и прекрасны, что Джону не захотелось портить себе настроение. И только один вопрос мелькнул в его голове: не издевается ли над ним его пожилой родственник, умудренный житейским опытом!…

В одиннадцать часов вечера они вышли из варьете лучшими друзьями. В автомобиле Роджер зажег электрическую лампочку и подал Джону письмо.

– Мне передал его третьего дня младший офицер с «Президента Тайлора», – прибавил он.

Джон стал читать письмо, написанное торопливым нервным почерком:

«Милый Роджер!

Ты и тот молодой человек, который по пути к нам остановится в твоем доме, можете оказать мне большую услугу. Прежде всего передай Джону мой привет и скажи ему, что я буду очень рад видеть его у себя.

Теперь перехожу к моей просьбе. У тебя есть ключ от моего дома на Решшиэн Хилл. Лучше поезжай туда вечером, когда там нет управляющего. Свет выключен, но в буфете есть свечи. В кладовке на чердаке стоит старый коричневый чемодан. Если он замкнут, – сломай замок. В нижнем отделении ты найдешь деревянную шкатулку, окованную медью. На ней инициалы Т. М. В.

Тщательно заверни ее и унеси. Пусть Джон спрячет ее в своих вещах и как-нибудь ночью, на полпути к нам, выбросит ее за борт. Скажи ему, что никто не должен этого видеть. Когда шкатулка будет в твоих руках, пошли мне шифрованную телеграмму и попроси Джона также послать мне телеграмму после того, как эта вещь опустится на дно Тихого океана. Тогда я буду спать спокойнее.

Роджер! Об этом никому ни слова! Ни одной душе! Ты понимаешь? Мертвое прошлое иногда нуждается в посторонней помощи для погребения своих мертвецов.

Твой кузен Дэн».

– Что же делать? – спросил Джон.

– Надо действовать! Если мы можем так легко избавить старика Дэна от бессонницы, надо помочь ему. Не правда ли?

– Хорошо! – нерешительно проговорил Джон.

– Так едем туда!

Подъехав к дому Дэна, Роджер открыл его своим ключом, и они вошли в вестибюль. За ним виднелся огромный холл и смутные очертания лестницы. Мебель в белых чехлах напоминала каких-то призраков, жутких, но терпеливых. Роджер вынул коробочку спичек.

– Забыл захватить электрический фонарик. Сейчас принесу свечи. Подожди меня здесь! Сейчас вернусь.

Джону показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Роджер вернулся со свечами.

– Каждому по одной! – проговорил он.

Джон взял свечу в подсвечнике и высоко поднял ее. Мигающий желтый огонек давал мало свету и только еще сильнее подчеркивал густые тени.

Роджер шел вперед по большой лестнице. У входа в третий этаж он остановился.

– Нет, друг мой, я положительно становлюсь стар для таких авантюр. Забыл взять инструменты. Надо сходить за ними. Язнаю, где они лежат. А ты поднимайся наверх и поищи в кладовке чемодан.

– Хорошо! – сказал Джон. «Он во второй раз почему-то оставляет меня одного», – пронеслось в его голове. – «Как жутко здесь!» Держа над головой свечу, он стал подниматься по узкой лестнице. Дошел до верха. Остановился. Где-то треснула половица. Мрак, повсюду мрак. Странно! Треск повторился совсем близко от него. Он хотел обернуться, но кто-то в этот момент ударом кулака вышиб у него из рук подсвечник. Он покатился по земле, и свет погас.

– Осторожней! – закричал Джон. – Кто здесь?

Слабый лунный свет проникал через отдаленное окно. Джон заметил силуэт мужчины и понял, что ему надо быть настороже. Вдруг сильный удар кулака свалил его с ног. Он на секунду потерял сознание, но затем услышал шаги человека, сбегавшего вниз по лестнице. Джон встал, стряхивая пыль и сор со своего смокинга, составлявшего гордость его бостонского портного.

– Что случилось? – вскричал прибежавший Роджер. – Кто-то сбежал вниз по кухонной лестнице. Кто это?

– А я почем знаю? – довольно резко оборвал его Джон. – Этот господин мне не представился.

Щека Джона ныла; приложив к ней платок, он заметил кровь.

– Он ударил меня рукой, на которой было кольцо. У этого незнакомца не особенно изысканный вкус!

– Он ударил тебя? Вот те на! Джон! Джон! Сюда! Иди-ка сюда, смотри! Чемодан сломан, шкатулки нет! Бедный, бедный Дэн.

Джон не ощущал никакого сожаления к этому Дэну. Напротив, он злился на него за то, что тот втравил его в такую гнусную историю.

Роджер продолжал поиски. Они спустились на первый этаж, прошли в кухню. Дверь ее была распахнута, окно выбито.

– Надо дать знать полиции! – сказал Джон.

– Совершенно лишнее! Завтра прикажу вставить стекло… Бедный Дэн! Неприятно! Нас постигла неудача. Не думаю, что он теперь почувствует к тебе особую симпатию.

– Это меня очень мало трогает! – резко ответил Джон.

– И как это ты не задержал этого парня, который ударил тебя? Надо было…

– Послушай, Роджер! – резко прервал его Джон. – Все произошло так неожиданно. Откуда я мог знать, что здесь на чердаке мне придется иметь дело с тяжеловесом? Он набросился на меня из-за угла, а я был не в форме.

– Да я не хотел обидеть тебя, друг мой.

– Я сознаю свою ошибку: мне следовало перед отъездом на дикий Запад потренироваться в боксе.

– Заедем в аптеку, тебе перевяжут рану, а потом домой! – ласковым голосом проговорил Роджер.

Дома их ожидала приятная неожиданность. Нечто легкое, воздушное в облаке тюля. Это была Барбара, дочь Дэна, красивая, живая, гибкая девушка.

– Какими судьбами ты здесь? – вскричал Роджер.

– Здравствуйте, дядюшка! – воскликнула девушка, целуя его. – Я приехала на автомобиле из Берлингэма. Переночую у тебя, а утром уеду на «Президенте Тайлоре». А это Джон Уинтерслип?

– Кузен Джон! – улыбаясь, сказал Роджер. – Он тоже заслуживает поцелуя, так как провел сегодня неприятный вечер…

С быстротой молнии девушка подскочила к Джону и чмокнула его в щеку. И на этот раз бедный Джон оказался неподготовленным!

– Только для первого знакомства! – заявила Барбара. – Ты тоже едешь на «Президенте Тайлоре»? Вот хорошо-то! Ну, а куда же ты повезешь нас сегодня, Роджер?

– Сегодня? В такой поздний час? – тихо сказал Джон. – Ведь уже пора спать!

– Да ведь еще только двенадцать. Едем!

И Джон, несмотря на свое страстное желание улечься поскорее в постель, повиновался этой решительной, энергичной девушке, и все трое сошли к автомобилю.

– Так куда же? К китайцам? Хорошо?

Собственно говоря, Джона не интересовали ни китайские, ни мексиканские рестораны, ни итальянские, ни французские, куда они заезжали в эту ночь. Но он мужественно принимал участие в объезде всех этих национальных уголков, оскорбил свой бостонский пищеварительный аппарат самыми невероятными кушаньями и протанцевал, по крайней мере, тысячу миль со стройной Барбарой. Наконец, в «Pete's Fashion», она, скушав яичницу, заявила, что пора домой. Было уже три часа ночи.

Прощаясь с Джоном, Барбара спросила:

– А что это с вашей щекой?

– О, пустяки! – ответил он, дотрагиваясь до раны. – У вас в Сан-Франциско начинается Запад. Маленькая стычка. Спокойной ночи!

Обрывки самых сбивчивых и странных мыслей носились в голове Джона, когда он засыпал в спальне в доме своего родственника. Сияющее море. Картонка с цилиндром… Девушка с прекрасными черными глазами. Барбара… Тетя Минерва… и шкатулка с инициалами Т. М. В.

 

Глава IV. Университетский товарищ

Когда Джон на другой день подъехал с Барбарой и Роджером к пристани, от которой отходил «Президент Тайлор», там уже собралась большая группа провожающих. На палубе к Барбаре подошел высокий широкоплечий господин в белом костюме.

– А, Гарри, здравствуйте! – сказала она. – Позвольте вас познакомить: Джон Уинтерслип из Бостона, мой друг Гарри Дженнисон.

Мистер Дженнисон был очень красив. Смуглое лицо, загоревшее под лучами тропического солнца, белокурые вьющиеся волосы, серые глаза, глядевшие самодовольно и несколько нагло. Дженнисон принадлежал к тому типу мужчин, на которых женщины оборачиваются и которых никогда не забывают. Он крепко пожал руку Джона.

– Вы тоже едете на «Президенте Тайлоре»? О, как хорошо! Надеюсь, что мы сумеем развлечь нашу даму.

Приближался момент отхода парохода. Джон подошел к борту. Прощальный привет, напоминания, обещания. На палубу бросали конфетти и серпантин. Эти проводы были как бы последней преходящей связью с сушей. Мостки убрали, пароход начал медленно отваливать от берега. На палубе оркестр заиграл «Alahaое!», самую трогательную, самую меланхолическую прощальную песню, какую только знает мир. К своему великому удивлению, Джон почувствовал, что он растроган. Его соседка, миссис Мейнар, семидесятилетняя старушка, ехавшая в сопровождении прислуги-китаянки, вытирала слезы, градом катившиеся по ее увядшим щекам. «Дура я, дура!» – говорила она. – «Уж в который раз уезжаю из Сан-Франциско и всякий раз плачу. А почему? Сама не знаю. Жаль расставаться с этим городом?… Да!»

Уже в первый день пути Джон обнаружил, что своим присутствием он мешает Барбаре и Дженнисону и проводил время на палубе или в каюте за чтением. Он вез с собой много книг и часть их отдал стюарду Боукеру, который сразу же проявил к нему особое внимание, так как оказалось, что они учились вместе в университете.

– Да, сэр, – сказал Боукер, – я кончил университет в 1901 году, десять лет работал в бостонской газете «The Gazette» репортером, редактором, одно время был издателем. Быть может, мы встречались с вами в баре Эдамса накануне футбольного матча.

– Весьма возможно!

– Конечно! – И Боукер, облокотившись о борт, погрузился в воспоминания. – Хорошее было времечко, сэр. Да, в те времена журналист, стоявший не на высоте, считался позорящим свою профессию. «The Gazette» редактировалась в сущности в ресторане «Arch Inn». Туда мы, журналисты, и приносили редактору наши статьи. У него был там свой собственный письменный стол. Если кто-либо из нас давал сенсационную статью, редактор угощал автора коктейлем.

– Счастливые дни! – со вздохом произнес человек с дипломом Дублинского университета. – Я знал все кабаки в Бостоне и мог в любом получить кредит. А теперь их уже нет! Мой товарищ из Фриско рассказывал мне, что они исчезли. Все пошло к дьяволу, как и моя профессия. Газеты сливаются, увеличивают вдвое тираж, печатают только самое интересное, а сотни талантливых людей выброшены на улицу. И многие из нашего брата кончили так же, как я. Сэр, может быть, я когда-нибудь смогу быть вам полезен. Я к вашим услугам.

– Благодарю вас, Боукер! – ответил Джон.

Вечером Джон сидел одинокий на палубе. Мимо него проскользнула парочка, тесно прильнувшая друг к другу. Джон узнал Барбару и Дженнисона. «Надеюсь, что мы с вами сумеем развлечь нашу даму», – вспомнил он слова Дженнисона при отходе парохода. Хм! Его доля участия в деле развлечения кузины будет, по-видимому, очень невелика.

 

Глава V. Кровь Уинтерслипов

Предположения Джона вполне оправдались. Ему очень редко удавалось поговорить с Барбарой. Дженнисон почти неотлучно следовал за ней, и Джону казалось, что он мешает им.

Штиль на море сменился снова сильным штормом, и капитан, обещавший Барбаре прийти в Гонолулу в понедельник вечером, заявил, что, к сожалению, пассажирам не удастся сойти на берег раньше вторника.

Джон слонялся по пароходу, изредка вступая в разговоры с некоторыми пассажирами. Как-то вечером он на палубе разговорился с миссионером, ехавшим на далекие острова Тихого океана.

– Вы родственник мистера Дэна Уинтерслипа? – спросил его миссионер.

– Да!

– Я знаком с ним, встретился в восьмидесятых годах. Много воды утекло с тех пор. Я жил и проповедовал тогда на Апианге, уединенном островке Джильбертова архипелага. Однажды ранним утром какой-то бриг пристал к рифу. Шлюпка с судна двинулась к берегу. Туземцы побежали на берег. Я с ними. Увидел в шлюпке несколько белых. Команда судна показалась мне очень подозрительной. Командовал высокий, статный белый. В шлюпке стоял длинный сосновый гроб. Белый представился мне. Назвался старшим офицером Уинтерслипом с брига «Maid of Shiloh». Как только он назвал мне судно, я понял, с кем имею дело. Знал я про гнусные дела и историю этого «Maid of Shiloh». Уинтерслип поспешно объяснил мне, что капитан судна умер накануне и они привезли гроб на сушу во исполнение его последней воли.

– Так!… – Мистер Эптон задумчиво устремил свой взгляд на отдаленную береговую линию Оаху. – Я смотрел на этот грубо сколоченный ящик; четыре матроса-малайца вытащили его из шлюпки на берег. «Так в нем покоится Том Брэд», – сказал я. Молодой Уинтерслип сделал положительный жест головой: «Да, этого нельзя отрицать», – и я понял, что в этот момент он думал о заключительном акте карьеры человека, пользовавшегося в Тихом океане отвратительной репутацией, думал о закоренелом негодяе, не признававшем никаких законов, о пирате и авантюристе, хозяине мерзкого судна «Maid of Shiloh», Томе Брэде, работорговце…

– Работорговце? – недоверчиво спросил Джон. Миссионер рассмеялся.

– Ах, да, я и забыл, что вы из Бостона. Работорговец, сын мой, это хозяин судна, поставляющего за известную сумму на плантации рабочих, которые едут туда добровольно, но чаще под угрозой револьвера. Теперь это мерзкое ремесло отошло в область преданий. Но в восьмидесятых годах… Ужасное ремесло, будь оно проклято! Продолжаю… Уинтерслип с командой понесли гроб по берегу и затем начали рыть могилу под кокосовой пальмой. Я шел за ними. Предложил прочитать молитву. Уинтерслип усмехнулся. «К чему?» – сказал он мне. Но все-таки в то чудное сияющее утро под пальмами я напутствовал душу человека, которому придется отвечать за свои ужасные прегрешения. Уинтерслип позавтракал у меня. Мне было от души жаль этого юного человека, который занимается таким ужасным ремеслом. Я долго убеждал его бросить это гнусное дело, и он в конце концов дал мне слово, что отведет судно в Сидней и займется чем-нибудь другим. Я слышал, что это был действительно его последний рейс. Мои убеждения подействовали. Однако, мне уже пора спать. Время позднее.

И миссионер, пожелав присутствующим спокойной ночи, пошел в свою каюту.

– Какой смешной этот миссионер! – вмешалась в разговор старая дама, сидевшая рядом с Джоном. – Он слишком много воображает о себе. Если Дэн Уинтерслип переменил свою профессию, то только потому, что занялся более выгодным делом, – ядовито прибавила она…

Джон поднялся:

– Спокойной ночи, мадам!

– Скоро приходим, сэр! – сказал Боукер, встретив его на палубе.

– Очень рад…

– Вот уже видны огни в гавани. А все-таки Гонолулу – мертвый город. В девять часов вечера тротуары пусты. Мистер Уинтерслип, мне очень хотелось бы дать вам один совет, как старому университетскому товарищу. Можно?

– Пожалуйста, Боукер, я очень тронут…

– Не пейте okolehau! Это специальный гонолулский напиток. Состав его нам неизвестен. Несколько глотков и вы наверху блаженства. Но потом приходится переживать адские муки. Говорю по собственному опыту, сэр.

– Благодарю вас, Боукер!

На пароходе гремела музыка. Пассажиры устроили последний маскарад. Джон видел мельком свою кузину Барбару в прелестном старинном стильном костюме, Дженнисона в костюме пирата, который очень шел ему. Публика отдавалась необузданному веселью, иногда переходившему, по мнению Джона, даже границы приличия. Он не принимал в этом празднестве никакого участия.

Вечером, гуляя по палубе, он увидел в укромном уголке Барбару с Дженнисоном и в ужасе отшатнулся. Его кузина лежала в объятиях мужчины, ее стильный костюм эпохи Марии Антуанетты, в котором она красовалась на маскараде, подчеркивал всю непристойность ее позы. Ни она, ни Дженнисон не заметили Джона, так как для них не существовало окружающего. Их губы слились в упоении страсти.

Джон быстро повернул к своей каюте. В тот же миг у него явилось твердое решение поскорее удрать отсюда. Он понял, что здесь ему не место. Эта история со шкатулкой, его кузина Барбара, этот дядюшка Дэн с подмоченной репутацией, работорговец в отставке. Нет, надо держаться подальше от всей этой милой компании. Вырвать отсюда тетю Минерву и поскорее назад в родную Новую Англию!

 

Глава VI. За бамбуковой занавеской

Но если бы Джон мог увидеть в этот момент свою тетку, он понял бы, что ему нелегко будет исполнить свое решение, увезти ее из Гонолулу.

Мисс Минерва полулежала на циновке в благоухающем саду гавайского квартала в Гонолулу. Над ее головой колебались матово-золотистые китайские лампионы с багряно-красными буквами. Шея была украшена гирляндами желто-бурых цветов имбиря. Убаюкивающие звуки флейты и стальной гитары дрожали в полу– ночном воздухе, на лужайке под финиковыми пальмами гавайские мальчики и девочки носились в меланхолически-сладострастной пляске, принимая подчас такие позы, о которых мисс Минерва не решилась бы рассказывать своим бостонским приятельницам.

Мисс Минерва была чрезвычайно довольна: осуществилась мечта ее жизни. Она, белая женщина, присутствовала на luau, старинном гавайском народном празднике, куда редко допускались белые. Перед ней на другой циновке стояло угощенье. Без малейших колебаний она пробовала все, что предлагалось ей гостеприимными хозяевами – странные кушанья, зашитые в большие бурые листья. Она отведала poi – гавайский напиток, поданный в тыквенных бутылках причудливой формы, попробовала сваренных в молоке кокосовых орехов, каракатиц, креветок, limu, или морские водоросли, и даже сырой рыбы. Сегодня ночью ей будут сниться странные, но приятные сны!

…Снова пляски. Луна плела кружевные узоры на сочной траве лужайки, звуки инструментов становились все громче и громче. Гавайская молодежь, вначале стеснявшаяся присутствия белой женщины, дала полную волю своим чувствам. Мисс Минерва, закрыв глаза, прислонилась к стволу высокой пальмы. Даже в эротических песнях слышались нотки глубокой меланхолии, и они трогали ее сильнее, чем всякая симфония.

Приподнялась завеса, и мисс Минерва мысленно перенеслась в прошлое, в примитивное, дикое прошлое этого острова, назад к тем дням, когда сюда не ступала еще нога белого человека.

Музыка смолкла. Мисс Минерва простилась с гостеприимными хозяевами и поехала домой. Автомобиль катился по молчаливым опустевшим улицам Гонолулу. Когда он проезжал мимо здания суда на Кингстрит, часы пробили час. «Как поздно», – подумала она. Железные ворота, которые вели во владения Дэна, были заперты, и мисс Минерва, выйдя из автомобиля, пошла к передней двери. На небе выплыла луна, бросила серебряный поцелуй водам великого перекрестка и затем снова скрылась за перистыми облачками. Стараясь не разбудить Дэна, мисс Минерва тихо открыла незапертую дверь, которая вела в большую гостиную. Глубокий мрак окружал ее, но она уверенными шагами шла по гладкому паркету. Пройдя уже полпути до двери, ведущей в вестибюль, она вдруг остановилась в изумлении, как бы окаменев на месте.

В каких-нибудь пяти шагах от нее показался освещенный циферблат часов, рука, на которой они находились, двигалась.

Но недаром мисс Минерва более полвека тренировала себя, приучая к самообладанию. Другая женщина на ее месте вскрикнула бы или упала в обморок от неожиданности, но бостонка не двинула ни одним мускулом, ни одним движением не выдала того, что она заметила что-то необыкновенное. Она сразу осознала положение. Человек, проникший через незапертую дверь в дом Дэна, по-видимому, забыл о фосфоресцирующем циферблате и считал себя в темноте невидимым и в полной безопасности. Его рука с часами продолжала двигаться, и мисс Минерва, вполне овладевшая собой, ясно увидела, что на циферблате недостает цифры два. Человек ждал, чтобы она ушла. «Если я не подниму тревоги, – подумала мисс Минерва, – и вообще сохраню полное спокойствие, то моей жизни не угрожает никакая опасность. Только выйдя за бамбуковую занавеску, отделявшую вестибюль, я смогу разбудить прислугу».

И мисс Минерва, сжав губы, медленно, стараясь не производить ни малейшего шума, тихими шагами направилась к бамбуковой занавеске, не сводя глаз с фосфоресцирующего циферблата. Часы показывали двадцать минут второго. Ей показалось, что прошла целая вечность, пока она дошла до бамбуковой занавески и вышла к лестнице. Добравшись до своей комнаты, она, как самая обыкновенная женщина, быстро заперлась на ключ и в изнеможении опустилась в кресло.

Но уже через две секунды она встала, сбежала с лестницы и бросилась прямо в комнату японца-лакея.

– Хаку! – вскрикнула она. – Вставайте, в гостиную кто-то забрался!

Японец быстро вскочил, набросил на себя пестрое кимоно. Из соседней комнаты показалась фигура Камаикуи.

– В гостиную кто-то забрался! – повторила бостонка.

– Пойдемте, мадам! – сказал японец. И обе женщины под предводительством Хаку пошли в гостиную. Хаку зажег электричество. Ни души. Лакей и служанка удивленными детскими глазами поглядывали на мисс Минерву. И с чего это ей взбрело поднимать людей с постели? Мисс Минерва слегка вспыхнула от смущения. «Вероятно, это мне только показалось! – прошептала она. – В комнате все в порядке. Мистер Уинтерслип плохо спал последнее время. Не надо его тревожить».

Она подошла к двери, которая вела на lanai и отдернула занавеску. Светлая луна освещала большую часть веранды и там, по-видимому, порядок тоже не был нарушен.

– Дэн, ты спишь? – тихо спросила мисс Минерва.

Ответа не последовало.

– Дэн! Дэн!

Теперь мисс Минерва уже была твердо убеждена, что она сделала из мухи слона и уже собиралась уйти к себе наверх, как ее глаза, освоившиеся с полумраком, заметили следующее: походная кровать Дэна, стоявшая на веранде, была днем и ночью покрыта сеткой от москитов. Теперь сетки не было.

– Идите сюда, Хаку! – сказала мисс Минерва. – И зажгите электричество.

Хаку зажег лампу, ту самую лампу с зеленым абажуром, при свете которой Дэн обычно читал газету. Гавайка неслышной походкой проскользнула мимо мисс Минервы на веранду, и вдруг дикий крик, полный ужаса и страха, прорезал ночной воздух.

Мисс Минерва и Хаку бросились к кровати Дэна. Сетка от москитов была сорвана; запутавшийся в ней Дэн лежал мертвый на левом боку. Когда мисс Минерва наклонилась к Дэну, крошечная безвредная ящерица гекко пробежала по его груди и плечу, оставив на белой пижаме убитого темно-красные следы.

 

Глава VII. Появление Чарли Чана

– Дайте знать в полицию! И позовите сюда мистера Эмоса! – скомандовала мисс Минерва.

Хаку бросился к телефону, и через какие-нибудь десять минут в дом Дэна Уинтерслипа вошло трое мужчин в штатском. Один из них – высокий угловатый мужчина с наружностью судовладельца выступил вперед.

– Я Хэллет, начальник полиции. Где убитый?

– На веранде! – ответила мисс Минерва. Начальник полиции бросил на нее недружелюбный взгляд: он не любил, когда при расследовании уголовных дел присутствовали женщины.

– Доктор! Пожалуйста! – сказал Хэллет своему спутнику, показывая на веранду.

Когда они вышли осмотреть убитого, мисс Минерва обратила внимание на третьего господина, стоявшего несколько поодаль, и чуть не вскрикнула от неожиданности. На жарких гавайских островах большинство людей худощавы, но этот человек составлял редкое исключение. Он был тучен, но ходил легко и изящно. Мисс Минерве бросились в глаза его толстые, пухлые щеки, кожа оттенка слоновой кости; черные волосы были коротко подстрижены, раскосые глаза отливали янтарем. Проходя мимо мисс Минервы, он поклонился ей с изысканной вежливостью.

– Эмос! – воскликнула она. – Кто это?

– Это Чарли Чан! Я очень рад, что они взяли его сюда. Он считается лучшим сыщиком гавайских островов.

– Но ведь он китаец!

– Не подлежит никакому сомнению.

Мисс Минерва в изнеможении опустилась на стул… Через несколько минут Хэллет снова появился в гостиной.

– Вы мисс Минерва Уинтерслип? Очень приятно. Позвольте сообщить вам результат осмотра убитого. Врач констатировал, что мистер Дэн только что скончался. Сейчас я не намерен снимать с вас допроса, но не можете ли вы дать мне каких-нибудь указаний относительно времени, когда могло произойти убийство?

– Могу, – спокойно заявила бостонка. – Это произошло не позднее двадцати минут второго, ну, скажем, четверть второго.

Хэллет удивленно поднял на нее глаза.

– Вы в этом уверены?

– Вполне. Я установила время по часам убийцы.

– Что? Вы его видели?

– Этого я не говорю. Я сказала, что видела его часы на руке.

Хэллет нахмурился.

– Так! А позвольте спросить, что вы делали сегодня вечером?

– Я была дома до половины девятого, затем у знакомых на luau.

– Как себя чувствовал последнее время мистер

Уинтерслип?

– Он был чем-то расстроен.

– Вот как! Расскажите, пожалуйста, все подробнее.

Мисс Минерва с педантичной точностью сообщила о всех событиях жизни Дэна Уинтерслипа за то время, что провела в его доме.

– Две недели тому назад мы сидели с ним на веранде и читали газеты. Вдруг Дэн вскакивает очень взволнованный, быстро пишет какое-то письмо и уезжает на пристань, чтобы переслать его в Сан-Франциско Роджеру Уинтерслипу с уходящим пароходом «Президент Тайлор». В среду он получил телеграмму, которая его страшно рассердила.

– Телеграмму? А что в ней было?

– Она была адресована не мне.

– Ну, это все равно. Мы выясним. Продолжайте.

– Потом все шло обычным путем. Вчера мы обедали с ним вместе. Во время обеда его вызвали к телефону, и мне волей-неволей пришлось слышать его разговор. Он просил какого-то Эгана обязательно приехать к нему в одиннадцать часов. Говорил он очень взволнованным голосом.

– Эгана? А, это владелец отеля «Рифы и пальмы». Так… А больше вы ничего не имеете сказать?

– Нет.

– Благодарю вас! А теперь позовите сюда прислугу.

Хаку и Камаикуи пришли испуганные, с широко раскрытыми глазами. Японец твердо заявил, что он спал с девяти часов вечера и ничего не слышал. Камаикуи же сказала:

– Я принесла сюда фрукты. Вон там, на столе. Мистер Дэн, мужчина, женщина. Очень сердитые.

– В котором часу это было? – спросил Хэллет.

– Десять часов, думаю так. В одиннадцать слышу говорят, опять мистер Дэн и мужчина. Теперь не так

сердитые.

– А ты знаешь мистера Джима Эгана?

– Видела его.

– Был это его голос?

– Не знаю.

– Хорошо, можете идти оба! – проговорил Хэл-лет. – Посмотрим-ка, что делает наш Чарли.

Они нашли толстопузого китайца на веранде, ползающим около стола и что-то высматривающим на полу.

– Ну что, Чарли? Нашли нож?

Чан, приподнимаясь, сделал отрицательный жест головой.

– В настоящее время не вижу ни одного ножа в непосредственной близости к месту преступления, – изрек китаец. – Но вот мне известно: у убийцы был свой кинжал. Убивал он в лайковых перчатках. Из книги поспешно и неаккуратно вырвана одна страница.

– Ну, Чарли, следов немного.

– Может быть, но потом их будет больше. Кто знает?

– Нам пора! – прервал его Хэллет. – Мисс Уинтерслип, нам придется завтра еще раз потревожить вас. Прощайте!

Мисс Минерва пристально посмотрела на китайца.

– Человек, совершивший преступление, должен быть задержан! – решительно заявила она ему.

Заплывшие сонные глазки китайца воззрились на бостонку.

– Что должно свершиться, то свершится!

– Ах, этот ваш Конфуций! – раздраженно воскликнула она. – Я не сторонница доктрины бездействия.

Легкая усмешка пробежала по лицу китайца.

– Не беспокойтесь! Силы судьбы не бездействуют, а человек может помочь им. Прощайте!

Мисс Минерва отправилась в свою комнату, прилегла, но ей не спалось. На рассвете она встала и подошла к окну. Ветер изменился, подули пассаты. «Бедный Дэн! – подумала мисс Минерва. – Он ждал пассатов с таким нетерпением!»

Легкий стук в дверь. Вошла Камаикуи и молча сунула мисс Минерве в руку какой-то предмет. Это была старинная брошка.

– Камаикуи! Это что такое?

– Много, много лет была у мистера Дэна. Месяц прошел, отдал женщине, там на берегу.

Глаза мисс Минервы сузились:

– Той, что зовут вайкикской вдовой?

– Да.

– А откуда у тебя эта брошка?

– Подняла на полу на lanai. Когда полиция еще не был.

– Спасибо, Камаикуи, но, смотри, об этом ни слова! Никому, поняла?

– Слушаю, госпожа.

Мисс Минерва стала рассматривать брошку. Очень оригинальное старинное украшение, вероятно, восьмидесятых годов.

Аэроплан зашумел над домом. Мисс Минерва подошла к окну. Молодой офицер воздушного флота, влюбленный в юную, прелестную девушку, живущую на берегу океана, каждое утро на рассвете приветствовал избранницу своего сердца. Лишь немногие обращали внимание на этот аэроплан, но взор мисс Минервы с теплым участием следил за тем, как летчик проделывал над гаванью смелые петли.

Юность и любовь – начало всякой жизни. А внизу, на походной кровати, на lanai лежал убитый Дэн. Конец…

 

Глава VIII. Приход парохода

На рейде у входа в гавань неподвижно стоял «Президент Тайлор», и с ахтерштевня, около борта своей каюты, Джон Уинтерслип увидел утром Гонолулу. Перед ним расстилалась совершенно чужая страна. На много миль тянулись дамбы и некрасивые амбары, характерные для всякого портового города. А дальше на фоне блестящей яркой зелени вырисовывались фронтоны не очень высоких небоскребов. На горизонте виднелась горная цепь с голубыми верхушками.

– Приготовься к маленькому сюрпризу! – сказала Барбара, подходя к Джону. – В Гонолулу пароходы встречают более торжественно, чем в других местах и… – Увидев приближавшегося к ней Дженнисона, она поспешно отошла от своего кузена.

– Приехали! – раздался голос Боукера. – Вот и Гонолулу. Великий Океан плюс манжеты и фордовские автомобили. Полинезийцы с винокуренными заводами и всякими другими дарами культуры. Но, слава Богу, сегодня в восемь вечера мы уходим отсюда.

– Вам, кажется, надоели Гавайские острова?

– Да, сыт ими по горло! Моя мечта поселиться в каком-нибудь маленьком городишке, купить там газетку и стать издателем. Кто знает, может быть, она когда-нибудь и осуществится. Позвольте, сэр, пожелать вам всего хорошего и помнить о том, что я говорил вам про okolehau.

– Благодарю вас, Боукер. Прощайте!

«Президент Тайлор» медленно двинулся к пристани. На берегу стояла толпа ожидающих. Барбара снова подошла к Джону и встала рядом с ним.

– Папочка, хороший мой папочка! Девять месяцев был один. Сегодня для него большой праздник. Я знаю, что ты тоже полюбишь папу.

– Ну, конечно, милая! – искренно ответил Джон.

– Вон тетя Минерва! Дядя Эмос! – воскликнула Барбара, вглядываясь в толпу встречающих. – Но где же папа? Почему я его не вижу?…

Джон с Барбарой и Дженнисоном сошли на берег одними из первых. Барбара бросилась в объятия мисс Минервы.

– Здравствуй, милая! – сказала мисс Минерва, нежно обнимая и целуя девушку. – Здравствуй, Джон!

– А где же папа? – спросила Барбара.

– Я расскажу тебе обо всем в автомобиле.

– Нет, нет, сейчас! – с тревогой в голосе проговорила Барбара. – Я чувствую, что-то случилось. Не томи меня.

Они стояли среди толпы, радостно приветствовавшей приехавших родственников и знакомых. Королевский гавайский оркестр играл веселую песенку, а масса цветов, веселые возгласы, поцелуи, гирлянды создавали впечатление карнавала.

– Твой отец умер! – проговорила мисс Минерва. Барбара на момент окаменела.

– Едем домой! – сказала она затем и решительно направилась к автомобилю.

Через несколько часов по приезде в дом Дэна Уинтерслипа Джон спустился из своей комнаты на верхнем этаже вниз в гостиную, где его ожидала мисс Минерва. Джон решил сразу повести атаку на тетку.

– Мама очень удивляется тому, что ты не возвращаешься домой! – сказал он.

– Знаю, но я не уеду отсюда до тех пор, пока не будет найден убийца Дэна. И я нахожу нужным, чтобы ты тоже принял участие в розысках убийцы. В такой дыре, как Гонолулу, полиция, конечно, не стоит на особой высоте. Она с удовольствием согласится на твою помощь…

– На мою помощь? Да ведь я не сыщик! И как это тебе могло прийти в голову делать мне такое предложение?

– Видишь ли, Джон! Если мы, Уинтерслипы, не будем стоять близко к делу розыска, то могут всплыть обстоятельства, компрометирующие имя Уинтерслипов. Если же ты будешь работать вместе с полицией, то легко можно будет скрыть от публики не совсем чистые делишки Дэна. Это надо сделать ради Барбары.

– Нет, тетя, избавь меня от этой миссии! Через три дня я уезжаю в Бостон и ты едешь со мной. Начинаю собираться.

– Да, такой же тактики придерживался твой отец, но, насколько мне известно, он этим не достигал цели! – твердо заявила мисс Минерва. – Пойдем на веранду, я познакомлю тебя с начальником полиции.

– Здравствуйте, мистер Хэллет! – сказала мисс Минерва, выходя на веранду. – Позвольте познакомить вас с моим племянником – мистером Джоном Уинтерслипом из Бостона.

– Очень приятно! – ответил Хэллет.

– А вот это, Джон, мистер Чарли Чан из уголовного розыска.

В разговор вмешался Дженнисон.

– Как ужасна вся эта история, мисс Уинтерслип. Вы знаете, что я был поверенным вашего кузена; но я был также и его другом. Надеюсь, вы не будете иметь ничего против того, чтобы я, со своей стороны, содействовал успеху розыска.

– О, пожалуйста, мы будем очень рады!

Хэллет вынул из кармана лист бумаги и, пристально глядя на Джона, сказал:

– Я очень рад, что встретил вас. Мисс Уинтерслип рассказывала нам о телеграмме, полученной покойным мистером Дэном Уинтерслипом на прошлой неделе. Разрешите прочитать вам копию ее: «Джон едет на «Президенте Тайлоре». Вследствие несчастного происшествия с пустыми руками». Подписано: «Роджер Уинтерслип».

– Что же из этого следует? – высокомерно спросил бостонец.

– Объясните эту телеграмму!

– Это чисто семейное дело и я не намерен давать вам никаких объяснений.

– Вы ошибаетесь! Все, что касается мистера Дэна Уинтерслипа, теперь перестало быть частным делом. Не задерживайте меня, сегодня я очень занят.

– Я уже сказал! – начал было Джон.

– Джон! – вмешалась мисс Минерва. – Делай то, что тебе приказывают!

– Ну что ж! Если она хочет, чтобы семейные дела стали известны другим. – И, как бы колеблясь, Джон нерешительно рассказал о письме Дэна Уинтерслипа и о неудачной попытке достать шкатулку с чердака дома Дэна в Сан-Франциско.

– Вы говорите, шкатулка с инициалами Т. М. В. А что в ней было?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Джон.

– Так! Сегодня при дневном свете мы произвели тщательный обыск в доме, к сожалению, не давший особенно ценных результатов. Но около цементированной дорожки, вот у той двери, – он показал на стеклянную дверь, выходившую из гостиной в сад, – Чарли сделал открытие.

Чан выступил вперед, держа на ладони какой-то небольшой белый предмет.

– Половина папиросы, выкуренной не до конца! – изрек Чан. – Чрезвычайной свежести, не пропитанная влагой. Принадлежит к папиросам марки «Корсика», изготовлена в Лондоне и обычно потребляется англичанами.

– А мистер Дэн Уинтерслип курил папиросы? – обратился Хэллет к мисс Минерве.

– Нет, сигары и трубку! – ответила мисс Минерва.

– Кроме вас и него никто не жил в этом доме?

– Я до сих пор не сделала уступки моде и не курю! – отрезала мисс Минерва.

– А курит ли прислуга?

– Кое-кто из прислуги курит, но вряд ли папиросы такого высокого качества. Насколько мне известно, их нельзя достать в Гонолулу.

– Совершенно верно! – подтвердил Хэллет. – Чан сообщил мне, что они упаковываются в герметически закупоренные коробки и рассылаются по всему земному шару. Чарли! Сохраните этот окурок, а теперь мы поедем к мистеру Эгану.

– Разрешите поехать с вами? – проговорил Дженнисон.

– Пожалуйста! – любезно ответил ему начальник полиции.

– Мистер Хэллет! – вмешалась мисс Минерва. – Я хочу, чтобы один из членов нашей семьи постоянно находился в тесном контакте с вами и в случае надобности мог бы оказывать вам возможное содействие. Мой племянник с удовольствием примкнет к вам…

– Прости, милая, – прервал ее Джон, – ты ошибаешься. Я не имею ни малейшего желания служить подкреплением для полиции.

– Гм, как вам угодно! – заметил Хэллет и, обращаясь к мисс Минерве, сказал: – На вас, сударыня, я рассчитываю во всяком случае. Природа одарила вас проницательным умом. Это сразу бросается в глаза.

– Благодарю вас.

– Ясным, как ум мужчины! – добавил Хэллет.

– Ну, этим добавлением вы испортили весь комплимент. До свиданья!

Когда трое мужчин вышли через стеклянную дверь в сад, Джон отправился наверх, чтобы переодеться. Внизу у лестницы он услыхал глухие рыдания, всхлипывания, стоны. «Барбара! – пронеслось в его голове. – Бедная Барбара, которая еще недавно была так счастлива!

Джон почувствовал, как кровь прилила к его вискам. «Как смел кто-то поднять руку на Уинтерслипа?! Как смел кто-то причинить страдания его кузине! Барбаре!» – Он сжал кулаки. В этот момент он был готов на все, даже на убийство. – «Действовать, действовать во что бы то ни стало». – И повернув назад, он стрелой пронесся мимо недоумевающей мисс Минервы и бросился на аллею, где стоял полицейский автомобиль.

– Я еду с вами! – крикнул он им.

– Садитесь!

И автомобиль покатил по аллее Калиа Роад. Джон Уинтерслип сидел, гордо выпрямившись, с блестящими глазами, рядом с толстым, ухмыляющимся китайцем.

 

Глава IX. В отеле «Рифы и пальмы»

Джон, охваченный жаждой деятельности, вскочил в автомобиль, не надев шляпы, и солнце немилосердно жгло его каштановые волосы. Чарли Чан, бросив на него искоса взгляд, сказал:

– Покорнейше прося у вас извинения, позволю себе заметить, что не следует выходить без головного убора; в особенности потому, что вы malihini.

– Это еще что такое?

– Употребленное мною выражение не содержит в себе ничего оскорбительного. «Malihini» – это значит чужестранец, пришелец.

– Ах, вот что! – Джон с любопытством посмотрел на китайца. – А вы тоже malihini?

– Ни в коем случае! Я «kamaaina», давно живущий здесь, оседлый житель. Приподнимая далее завесу истины, позволю себе сказать, что я живу на этих островах уже двадцать пять лет.

Через несколько минут Хэллет остановил автомобиль у полуразрушенного забора, за которым расстилался сад неземной красоты. Мужчины вошли в калитку, дверца которой уныло болталась на одной петле, прошли по запущенной дорожке и вскоре очутились около старого ветхого дома. Они подошли к одному крылу здания, и Джон увидел, что большая часть отеля стоит на обрыве у самого берега. Это был двухэтажный дом с крытыми балконами по сторонам. На нем все еще лежал отпечаток известного изящества; когда-то он гармонировал с окружающим его великолепным и богатым ландшафтом. Теперь по его стенам вились цветущие виноградные ветки, трогательно стараясь скрыть от мира следы разрушения и упадка.

– Настанет день, – торжественным тоном изрек Чан, – подгниют подземные устои и отель «Рифы и пальмы» с ужасным клокотаньем обрушится в море.

При ближайшем рассмотрении отеля Джон убедился, что предсказание китайца могло ежеминутно исполниться.

Из отеля поспешно вышел какой-то человек. Его когда-то белый костюм пожелтел, лицо было изборождено морщинами, глаза смотрели устало и разочаровано. Но на ном, как и на отеле, лежал отпечаток былого изящества.

– Мистер Эган! – резко произнес Хэллет.

– А, здравствуйте!

– Мне надо немедленно переговорить с вами.

– К сожалению, сейчас не могу. Крайне важные дела в городе. Я и так опаздываю. Когда-нибудь в другой раз.

– Нет, немедленно! – повелительным тоном сказал начальник полиции. – Входите в отель!

Эган побагровел от возмущения.

– Черт побери! Как вы смеете так разговаривать со мной!

– Нечего представляться! Вы знаете, по какому делу я приехал сюда!

– Не имею ни малейшего понятия.

– Дэн Уинтерслип найден сегодня ночью убитым! – проговорил Хэллет, не сводя глаз с лица Эгана.

Эган снял шляпу и беспомощно посмотрел на Хэллета.

– Я читал уже об этом в утренней газете. А я-то тут при чем?

– Вы были последним, кто видел его в живых! Ну, не задерживайте меня, идемте.

Они прошли через скудно меблированный вестибюль в небольшую комнату, служившую конторой. В ней царил ужасный беспорядок. Повсюду валялись груды покрытых пылью журналов и газет, а пол был усеян старыми разорванными конторскими книгами. Дженнисон разостлал на окне газету и сел. Для остальных посетителей Эган освободил стулья.

– Господин полковник, – начал Эган, – если вы изложите ваше дело кратко, я еще, может быть, успею…

– Никуда вы не поедете! Слушайте, Эган! Нам известно, что вы вчера около половины восьмого вечера телефонировали Дэну Уинтерслипу о том, что вы не хотите быть у него в условленный час. Он настоял на встрече с вами, и вы пришли к нему около одиннадцати вечера. У вас был с ним довольно крупный разговор. В двадцать пять минут второго Дэн Уинтерслип был найден убитым. Что вы имеете сказать по этому поводу?

Джим Эган провел рукой по своим волосам.

– Да, я был у него, – проговорил он. – Извините, вы ничего не имеете против, если я закурю?

Вынув серебряный портсигар, он закурил папиросу дрожащей рукой.

– Да, мы с Уинтерслипом условились встретиться вчера вечером. Но днем я раздумал идти к нему, протелефонировал ему, что не приду, но он настоял на нашей встрече. В одиннадцать вечера я уже был у него.

– Кто вас впустил в дом?

– Уинтерслип ожидал меня в саду. Мы вошли в дом.

Хэллет бросил искоса взгляд на папиросу, которую курил Эган.

– Через дверь, которая ведет прямо в гостиную? – осведомился он.

– Нет! – ответил Эган. – В большую калитку, которая ведет к веранде. Там мы поспорили в связи с тем делом, которое привело меня к нему. Через полчаса я ушел. Когда я уходил, Дэн Уинтерслип был жив и здоров и в хорошем настроении.

– А в какую дверь вы ушли?

– Через ту же, в какую вошел.

– Хм! – Хэллет на минуту задумался. – А может быть, вы возвращались в дом?

– Нет, я пошел прямо к себе и лег спать.

– Вас кто-нибудь видел вечером в отеле?

– Нет! Лакей уходит спать в одиннадцать вечера, а ночной прислуги у меня нет.

– Скажите, Эган, вы встречались раньше с Дэном Уинтерслипом?

– Не помню, возможно.

– Это не ответ. Да или нет?

– Тогда… да! Один раз в Мельбурне. Более двадцати лет тому назад.

– И вот вчера, после более чем двадцатилетнего перерыва, вы телефонировали ему? По какому же делу?

– Этого я не могу сказать.

– Нет, вы обязаны!

– Нет и нет! И ничто не заставит меня сказать кому бы то ни было, о чем мы говорили с Дэном Уинтерслипом. – Эган раздраженно швырнул окурок папиросы в пепельницу.

Джон увидел, что Хэллет подмигнул Чану. Китаец подошел к пепельнице, взял окурок и радостная улыбка заиграла на его одутловатом лице.

– Марка «Корсика», – сказал он, обращаясь к Хэллет.

– Откуда у вас эти папиросы? – спросил Хэллет Эгана.

– Мне подарили.

– Кто?

– Не могу сказать.

В глазах Хэллета вспыхнул злой огонек.

– Разрешите привести вам несколько фактов. Вчера вы были у Уинтерслипа, вошли и вышли через переднюю дверь и, как утверждаете, в дом больше не возвращались. Но несмотря на это у двери, ведущей в гостиную, найден окурок папиросы этой же редкой здесь марки. Может быть, теперь вы соблаговолите сказать, кто же подарил вам эти папиросы?

– Нет! – резко проговорил Эган. – Я не скажу.

– Тогда наш разговор кончен. У меня нет ни малейшего желания проводить с вами время. Но судебный следователь поговорит с вами. Идемте с нами. Вы задержаны.

– Послушайте, мистер Хэллет! Правда, в силу некоторых обстоятельств я не могу передать вам наш разговор с Уинтерслипом. В этом все мое несчастье. Но не думаете же вы серьезно, что это я убил его?

Дженнисон быстро соскочил с подоконника и выступил вперед.

– Мистер Хэллет, позвольте заявить вам следующее: года два-три тому назад мы гуляли с Уинтерслипом и на Кинг-стрит встретили Эгана. Мистер Уинтерслип показал мне на него и сказал: «Гарри, вот этого человека я боюсь». Я спросил почему, но не получил ответа.

– Благодарю за это сообщение, мистер Дженнисон! – проговорил Хэллет. – Мистер Эган, следуйте за мной.

– Само собою разумеется, что я не откажусь последовать за вами. Одного не понимаю, почему вы все преследуете меня. За что? Почему все смотрят на меня с пренебрежением…

– Ах, перестаньте! – перебил его Хэллет. – Может быть, вы желаете дать какие-либо распоряжения прислуге? Разрешаю. Чарли, вы пойдете с мистером Эганом. Но прошу нас не задерживать. Нам очень некогда.

Однако Хэллету пришлось подождать довольно долго. Когда появился Эган, Хэллет с раздражением накинулся на него:

– Послушайте, Эган! Что это значит? Вы выигрываете время?

Эган рассмеялся.

– Совершенно верно, господин полковник. Моя дочь приезжает сегодня на «Матсонии». Я не видал ее девять месяцев. Вы лишили меня удовольствия встретить ее, но…

– Нечего разговаривать! – вскричал Хэллет. – Берите шляпу и идем.

Эган в сопровождении полицейских вышел из сада. И как раз в этот момент у тротуара остановился таксомотор, из которого выпорхнула молодая девушка. К своему великому удивлению, Джон узнал в ней незнакомку, с которой он ехал на пароме.

– Папочка! Милый! Куда ты? Почему ты меня не встретил на пристани?

– Прости, дорогая! Ну, как поживаешь?

– Очень хорошо! Но ты куда-то уезжаешь?

– Да, ненадолго по делу. Не беспокойся обо мне. Может быть, я несколько задержусь! – И, поцеловав дочь, Эган вскочил в полицейский автомобиль. Джон сказал, что он нагонит их в другом автомобиле.

Девушка растерянно посматривала кругом. Вдруг ее глаза встретились с глазами Джона.

– Как? Вы… здесь?

– А ведь вы были правы: мне цилиндр здесь действительно не нужен.

– Скажите мне, что это значит? Кто эти люди? Куда они увезли папочку? Говорите правду! – Прекрасные черные глаза умоляюще смотрели на Джона. Бостонец не выдержал и откровенно рассказал ей обо всем.

– Ваш отец, наверное, невиновен, – закончил Джон. – Он, может быть, хочет покрыть кого-нибудь…

– Разумеется! Но если он решит, что надо молчать, то из него слова не выбьешь. В этом отношении он ужасно упрям. И они будут долго держать его в тюрьме. Я так одинока. Я не принадлежу к так называемому «обществу"…

– Чепуха! – перебил ее молодой человек. – Позвольте представиться: Я – Джон Уинтерслип из Бостона. А вы?

– Карлотта-Мария Эган! Моя мать была полупортугалка, полушотландка, а отец – англичанин. Да, теперь надо приниматься за дело. Мне придется вести все хозяйство. Писать счета. А я, правду сказать, не очень сильна в арифметике.

– Я помогу вам, если разрешите! Как жаль, что мне надо сейчас в полицию. Я бы…

– Благодарю вас! А вы надолго приехали в Гонолулу?

– Я приехал сюда на несколько дней, но теперь мои планы изменились. Я не уеду отсюда до тех пор, пока не выяснится история с убийством моего кузена. Много причин задерживает меня здесь. Прощайте!

Джон быстро прошел по саду и вышел на Калакауаэвеню. Солнце безжалостно жгло его непокрытую голову. Огромные деревья размахивали пурпурными кронами, ласковые пассаты шевелили веерами высоких кокосовых пальм, на белоснежном берегу играли волны всех цветов радуги. Сказочная, фантастическая страна!

Хотелось ли Джону в этот момент, чтобы его невеста Агата Паркер шла рядом с ним, наслаждаясь этой очаровательной природой? «Быстрыми шагами нагоняя истину», – как сказал бы Чарли Чан. Джон этого не хотел.

 

Глава X. Газета, порванная в гневе

Джон нашел свою тетку в гостиной в большом волнении. Она возбужденно ходила взад и вперед по комнате.

– Что случилось? – спросил он.

– Мне только что пришлось проглотить изрядную порцию pilikia, – ответила она.

– Это что такое? Туземный напиток? Нельзя ли мне попробовать его?

– Ах, нет! «Pilikia» – это значит «волнение», – перевела мисс Минерва. – У нас в доме только что перебывало множество газетных репортеров, которые бесцеремонно совали свой нос повсюду. Но я сумела переговорить с ними. А как дела в отеле «Рифы и пальмы»?

– Джон посвятил ее во все подробности дела.

– Меня нисколько не удивляет, что на Эгана пало подозрение в убийстве. Эган очень подозрительный тип, не пользующийся здесь особым уважением. Авантюрист, выскочка.

– Тетя! А ты не ошибаешься? По-моему, это просто человек, которому не повезло в жизни. Его дочь…

– У него есть дочь?

– Да, и к тому же очень красивая.

– Вот как! – пробормотала мисс Минерва. – Я сейчас еду в город за покупками.

– Скоро вернешься?

– Как только буду рай.

– А это что значит?

– «Pau» – готов, кончен, исполнен.

– Боже мой! Неужели ты уже разучилась говорить по-английски?

– Не в этом дело, Джон, но мне кажется, что гавайские слова вносят некоторое разнообразие в нашу речь. До свиданья!

Поднявшись в свою комнату, Джон сел писать письмо Агате.

«Дорогая Агата!

Итак, я уже в Гонолулу, и до моего слуха доносится ленивый плеск волн о знаменитый берег…»

На этом он остановился. Письмо почему-то не клеилось. Джон встал, подошел к окну, уставился на облачко, плывшее над Алмазной горой. Потом подошел к уютной гавайской кровати, откинул полог от москитов, улегся и заснул крепким сном. Как это противоречило его бостонским привычкам!

Проснулся он только к пяти часам. Мисс Минерва уже вернулась.

– Что нового в вечерних газетах, тетя?

– Обычная история: убийца или убийцы не разысканы. Но знаешь ли, когда я читала газету в автомобиле, мне пришла в голову одна мысль.

– Какая?

В дверях, ведущих в гостиную, выросла фигура Хаку.

– Вы звонили, мисс? – спросил он.

– Да, Хаку. Что вы делаете со старыми газетами?

– Их складывают в кладовке рядом с кухней, – ответил слуга.

– Посмотрите, нет, лучше я сама. – И мисс Минерва вместе с Хаку направилась в кладовку. Через несколько минут она вернулась оттуда с торжествующим видом. – Есть! Вечерний выпуск, понедельник 16 июня, когда он написал Роджеру письмо. И смотри, Джон, угол со списком пассажиров, едущих на пароходе, оторван.

– Может это случайность?

– Нет, не случайность. Вот здесь след пальцев. Заметка, так взволновавшая Дэна, находилась в этом углу газеты.

– Что из этого следует?

– Надо действовать. Возьми этот газетный лист и поезжай к Хэллету, нет, лучше отдай его Чану. Автомобиль занят, но в гараже есть велосипед.

– Я поеду на трамвае! – сказал Джон.

Мисс Минерва объяснила ему кратчайший путь в полицейское управление, и Джон, взяв шляпу, отправился исполнять ее поручение.

В трамвае Джон увидел себя окруженным представителями чуть не дюжины разных национальностей. Трамвай быстро бежал по низменной болотистой равнине между Вайкики и Гонолулу мимо рисовых полей, на которых по колено в воде стояли странные фигуры туземцев, а затем повернул на Кинг-стрит. Каждые несколько минут он останавливался, впитывая в себя все новые и новые иммиграционные проблемы китайцев, гавайцев, португальцев, филиппинцев, корейцев; казалось, что здесь представлены все оттенки кожи и все вероисповедания. Все дальше и дальше несся трамвай. Джон увидел большое здание в роще цветущих деревьев, японский театр с множеством колыхавшихся на ветру вывесок, неподалеку от него отделение завода Форда, затем огромный дом – старинный королевский дворец и, наконец, трамвай свернул в торговую часть города.

«Киплинг неправ, – подумал Джон, – восток и запад могут уживаться друг с другом, хотя бы, например, здесь».

Джон, сойдя с трамвая и побродив некоторое время по совершенно чуждым ему улицам, почувствовал еще острее это слияние восточной и западной культур. Темнокожий полицейский регулировал на перекрестке движение. По тротуару разгуливали элегантные, щеголеватые американские офицеры, а на теневой стороне улицы стройные и опрятные молодые китаянки в чистейших белых панталонах внимательно рассматривали витрины разных магазинов.

– Где здесь полицейское управление? – обратился Джон к какому-то высокому американцу с приветливым лицом.

– Вам надо вернуться на Кинг-стрит, – ответил прохожий. – Затем идите направо, дойдете до Бесзеля, а потом поверните makai.

– Куда повернуть? Человек усмехнулся.

– А вы malihini, понимаю. Makai означает направление к морю, а противоположное направление – mauka, то есть к горам. Полицейское управление у подножья Бесзеля, в Калакауа-Хэл.

Поблагодарив незнакомца, Джон направился по указанному ему пути и вскоре нашел здание полицейского управления. Там ему сказали, что мистер Чарли Чан ушел обедать, по всей вероятности, в ресторан «All American». Джон решил разыскать его. По пути он зашел на телеграф и отправил две телеграммы в Бостон, одну матери, другую Агате Паркер. В каждой телеграмме заключалось всего три слова. Но, выйдя на улицу, он ощутил приятное сознание исполненного долга. Писать письмо Агате ему не хотелось.

Джон заметил, что здесь он был единственным американцем.

В ресторане он действительно застал Чарли Чана, сидевшего за столом. При приближении Джона китаец встал и отвесил ему низкий поклон.

– Какая выдающаяся честь! Неужели я могу предположить, что вы согласны отведать одно из этих ужасных кушаний?

– Нет, благодарю вас! – ответил Джон. – Я обедаю дома позднее. Если разрешите, я на минутку присяду к вам.

– Чрезвычайно польщен! – ответил китаец. Затем, опустившись на стул, он воззрился своими раскосыми глазами в какое-то неподдающееся определению кушанье, поданное ему на блюде. – Кельнер! Будьте так любезны попросить сюда хозяина этого учреждения.

Хозяин – предупредительный низенький японец – видимо, польщенный приглашением Чана, подошел к китайцу и отвесил ему низкий поклон.

– Как вы смеете подавать здесь такие неаппетитные кушанья? – строгим тоном спросил Чан.

– Соблаговолите пояснить точнее причину вашего недовольства! – проговорил японец.

– На поданном паштете видны отпечатки пальцев. Вид этого кушанья возбуждает чрезвычайное отвращение. Будьте столь любезны унести это блюдо и подать мне более гигиеничный кусок.

Японец немедленно исполнил его требование.

– Ах, эти японцы! – пискнул Чан, выразительно растопырив руки. – Смею ли я сделать заключение, что вы пожаловали ко мне по делу, имеющему отношение к убийству?

Джон не мог удержаться от улыбки.

– Совершенно верно! – ответил он. Вынув из кармана газету, он указал на дату и на оборванный угол. – Моя тетя высказывает предположение, что эта газета может дать некоторые нити для расследования дела.

– Ваша тетя умная дама! – проговорил Чан. – Я достану целый экземпляр этой газеты и сравню с вашим. Значение может быть огромным.

– Послушайте, Чан! Вы ничего не имели бы против того, если бы я помогал вам в расследовании убийства моего дяди?

– Могу выразить только свое восхищение. Вы приехали сюда из Бостона, города самой высокой культуры, в котором принято употреблять гораздо больше английских слов, чем здесь. Меня пронизывает дрожь, когда я слышу вашу речь. Ваше предложение для меня чрезвычайно лестно.

– Составили ли вы себе какую-нибудь теорию относительно убийства? – спросил Джон.

Китаец сделал отрицательный жест головой.

– Еще преждевременно. – А нет ли где-нибудь отпечатков пальцев, которые навели бы вас на верный след?

Чан пожал плечами:

– Отпечатки пальцев – это ничто. Мой опыт побуждает меня при всяком преступлении раздумывать прежде всего о человеческой расе, о человеческих страстях. Какова обычно подоплека убийства? Ненависть, месть, необходимость заставить замолчать того, кого убивают, иногда корыстолюбие. Я всегда углубляюсь в изучение человеческой природы.

– Это правильно! – вставил Джон.

– В высшей степени! – добавил Чан. – Давайте рассмотрим те данные, которые могли бы навести нас на след. Книга посещений, в которой вырвана страница. Пуговица от перчатки. Телеграмма. В высшей степени странные показания Эгана. Окурок папиросы марки «Корсика». Газета, разорванная, быть может, в порыве гнева. Часы на двигающемся запястье. Цифра два, неясная на циферблате.

– Недурная коллекция! – усмехнулся Джон.

– Чрезвычайно интересная! – подчеркнул китаец. – Мы проследим все следы. Одни из них не приведут нас ни к чему, а другие, быть может, не будут столь неблагодарны. Я предпочитаю идти только по существенным следам. Но здесь этот метод непригоден. Надо проследить все следы без исключения.

– Только по существенному следу. А что же это?

– Об этом еще рано говорить. Меня очень интересует вырванная страница книги. А также часы. Большая ошибка, что их сейчас нет в моих руках. Но мои глаза острые, чтобы их открыть.

– У вас блестящие способности к розыску! Лицо Чана расплылось в широкую улыбку.

– Вы человек ученый, и вы, может быть, знаете, что китайцы – народ с самыми тонкими чувствами. Мы восприимчивы, как пластинка фотографической камеры, мы реагируем на взгляд, усмешку, жест…

Вдруг Джон увидел в дверях ресторана какое-то смятение, и затем в комнату ввалился стюард Боукер, вдребезги пьяный. Джон постарался отвести от него глаза, но было уже поздно. Боукер шел прямо к нему. За ним шел темнокожий стройный юноша.

– А! Здравствуй, коллега! Увидел тебя в окно! Как поживаешь?

– Благодарю, хорошо! – пробормотал Джон.

– Выпьем, дружище!

И Боукер, пошатываясь, подозвал кельнера.

– Спасибо, не хочу, Боукер. Вы сами предупреждали меня не пить туземных напитков.

– Кто – я? – оскорбленным тоном воскликнул Боукер. – Не может быть. Я… нет… это кто-нибудь другой…

Смуглый юноша схватил его за рукав.

– Ну, пойдем, ведь у тебя служба…

– Пшел! – заревел Боукер, освобождаясь из его рук. – Отстань! Я себе хозяин или нет? Не смею перекинуться словом со старым приятелем? Пшел! Ну, Джон, чего хочешь?

Спутник Боукера снова схватил пьяного за рукав.

– Да послушай, здесь ничего нельзя купить. Здесь ресторан. Пойдем, я знаю место…

– Ну, ладно, пойдем. Уинтерслип, друг, пойдем с нами!

– Хорошо, но только в другой раз. Прощайте!

– Как угодно! – Еле держась на ногах, Боукер вышел из ресторана.

– Стюард с «Президента Тайлора», – пояснил Джон китайцу.

Кельнер принес Чану новую порцию паштета. Чан ткнул в нее вилкой:

– У этого куска более аппетитный вид… да только вид, а приготовлен он омерзительно. Пойдемте, мне пора.

На улице Чан на минуту остановился.

– Простите мой неожиданный уход из ресторана. В высшей степени польщен вашим предложением работать со мной. Убежден, результаты будут поразительны. До свиданья.

И снова Джон остался один в этом столь чуждом ему городе. Тоска по родине сжала его сердце. Джон подошел к газетному киоску.

– Дайте мне последний номер «Atlantic».

Продавец протянул ему журнал в темно-коричневой обложке.

– Ах, это июньский номер, он у меня уже есть… Жаль, что у вас нет июльского номера…

Джон пошел домой, опечаленный тем, что ему не удалось получить июльского номера. Эта темно-коричневая книжка была для него в данный момент символом связи с родиной, признаком того, что Бостон еще существует. Он ощущал жгучую потребность такой связи с родными местами.

Показался трамвай с надписью «Вайкики», и Джон вскочил в него. Три оживленно болтавших японочки в пестрых и ярких кимоно поджали свои маленькие ножки в сандалиях, чтобы пропустить нового пассажира.

 

Глава XI. Дерево из драгоценных камней

Барбара по-прежнему проводила все время в своей комнате и даже не выходила к обеду, так что Джон обедал вдвоем с мисс Минервой.

– Хочу похвастаться, тетя, как быстро я изучил новый язык. Я рай. Теперь я иду makai отдохнуть на lanai от всех pilikia сегодняшнего дня.

Мисс Минерва рассмеялась.

– Молодец! А вот и Эмос! – прибавила она, увидев входящего на веранду кузена.

– Ты просила меня зайти к тебе? – вялым тоном проговорил Эмос.

– Да, Эмос. Вот в чем дело: при раскрытии убийства Дэна могут всплыть некоторые компрометирующие факты из жизни покойного…

– О да, и еще какие, – вставил Эмос.

– Ради Барбары мы, Уинтерслипы, должны приложить все старания к тому, чтобы они не стали известны широкой публике. Вот почему я не сообщила полиции всего того, что мне известно.

– Что-о?! – воскликнул Эмос. Джон вскочил с кресла.

– Послушай, тетя!

– Успокойтесь, а ты, Джон, садись! – прошипела мисс Минерва. – Скажи, Эмос, что тебе известно о личной жизни той особы, которая была близка покойному Дэну?

– Об Эрлин Комтон? Что же тебе сказать… Мне говорили, что последнее время около нее околачивается какой-то подозрительный субъект по фамилии Летерби; его присутствие было якобы очень неприятно Дэну…

– Вот что! Скажи, Эмос, знакома ли тебе вот эта вещь? – И она подала кузену оригинальную старинную брошку с изображением дерева из бриллиантов на фоне оникса.

– Еще бы! Она из коллекции драгоценностей, которую Дэн привез в восьмидесятых годах с островов Тихого океана. Были такие же серьги и браслет. Но никому из нашей семьи он не давал их носить. Недавно я видел эту брошку. Она была на этой самой Эрлин Комтон, когда она приходила в нашу контору вносить арендную плату за свой домик. А как она к тебе попала?

– Мне принесла ее Камаикуи сегодня утром. Она нашла ее до прихода полиции.

Джон снова вскочил.

– Пет, тетя, таких вещей нельзя делать! Дай мне брошку, и я немедленно вручу ее Чану. Иначе мне стыдно будет смотреть ему в глаза. Ах, это прямо непростительно! Весь ужас в том, что ты воображаешь себя Шерлоком Холмсом в юбке.

– Я хочу предложить вам следующее! – невозмутимо произнесла мисс Минерва. – Во избежание излишней огласки я нахожу необходимым поговорить с этой Эрлин Комтон, и если она даст удовлетворительные объяснения относительно броши, то нам удастся скрыть некоторые темные факты из жизни Дэна. Кто же из нас переговорит с этой особой?

– Увольте меня! – пробормотал Эмос.

– И меня! – присоединился Джон.

– Тогда я пойду к ней! – решительно заявила мисс Минерва.

– Нет, нет, тетя, я передумал! – воскликнул Джон, вспомнив действия своей энергичной тетки. – Я согласен.

Когда Джон Уинтерслип через два часа выходил от Эрлин Комтон, оказавшейся, вопреки его ожиданиям, молоденькой и хорошенькой женщиной, у него было сознание хорошо выполненного поручения. Несмотря на уловки, чисто женские увертки и лживые излияния этой весьма кокетливой особы, Джон определенно выяснил, что она виделась с Дэном вчера в десять часов вечера, что у них был крупный разговор по поводу мистера Летерби, остановившегося в ее доме, что Дэн дал ему 300 долларов на отъезд в Австралию. И в руках у него была брошка, которую он получил от Эрлин Комтон; правда, она отдала ему ее не совсем добровольно. Джон решил сейчас же поехать к Чану и рассказать ему обо всем.

Выйдя на Калиа Роад, он увидел, что находится неподалеку от отеля «Рифы и пальмы», и направился туда, чтобы из отеля протелефонировать Чану. У телефонной будки отеля он столкнулся с Карлоттой.

– Здравствуйте! – сказал он. – Как дела?

– Неважно! – ответила девушка, имевшая очень расстроенный вид. – Папу задержали, по-видимому, в качестве свидетеля. Говорят, что его можно было бы отпустить под залог, но у нас нет денег. Так, по крайней мере, мне казалось раньше.

– А теперь? – с удивлением спросил Джон.

Вместо ответа девушка подала ему узенький лист бумаги, оказавшийся векселем на 5 000 долларов «на предъявителя». На векселе была дата вчерашнего дня и подпись Дэна Уинтерслипа.

– Я нашла это у папы на столе, – добавила она. – Мне кажется, что это важный документ.

– Безусловно! – проговорил Джон. – Ведь если ваш отец владеет этим векселем, то не в его интересах было бы убивать Дэна и тем самым мешать выплате денег. Впрочем… А когда вы теперь увидите вашего отца?

– Мне обещали дать свидание завтра.

– Укажите ему на то, что вексель доказывает его полную невиновность.

– Хорошо, спасибо за совет! Я вам так благодарна… Вы знаете, я теперь так одинока…

– Ну, а как вы справляетесь со всякими счетами и расчетами? Не натолкнулись еще на какую-нибудь арифметическую задачу?

– Пока еще нет.

– Мне надо спешить! До свиданья, мисс Эган!

Когда они проходили по веранде, им встретился один из обитателей отеля – худощавый, низенький господин с приподнятыми плечами. Несмотря на поздний час, он был в купальном костюме.

– Как ваши поиски, мистер Сэлэдин? – осведомилась Карлотта.

– Счастье отвернулось от меня, – прошептал он и мелкими шажками потрусил в свою комнату.

Карлотта тихо рассмеялась.

– Собственно говоря, мне не следовало бы задавать такого вопроса. Бедняга Сэлэдин!

– А что с ним? – спросил Джон.

– Это турист, коммерсант из Дес Мойнес. С ним случилось ужасное несчастье. Он потерял в море свою вставную челюсть.

– Челюсть?

– Да, зубы, как вообще многое на этом свете, были у него фальшивые. У него вышибло челюсть прибоем, и вот теперь он целыми днями ищет ее, а по вечерам ныряет и щупает дно. Жаль мне его. Служит на берегу мишенью для всевозможных острот…

У выходной двери они остановились. Прощаясь с Карлоттой, Джон задержал ее ручку в своей руке дольше, чем следовало. Прекрасные черные глаза ласково вспыхнули…

***

В гостиной Дэна Уинтерслипа Джон, к своему величайшему удивлению, нашел мисс Минерву и Чана, которые чинно сидели, торжественно глядя друг на друга.

При появлении Джона Чан поспешно вскочил и раскланялся.

– Здравствуйте, тетя! – сказал Джон. – У тебя, как я вижу, гости.

– Где это ты так долго пропадал? – злобно прошипела мисс Минерва. Разговор с китайцем, по-видимому, был не из приятных.

– Хм, я… – начал Джон.

– Можешь говорить совершенно свободно! – приказала ему мисс Минерва. – Мистер Чан все знает.

– Чрезвычайно лестно слышать это! – ухмыльнулся Чан. – Действительно, некоторые события мне не совсем неизвестны. О вашем визите к вайкикской вдове я узнал немедленно после того, как ее дом принял вас под свою сень.

– Да как же вы это узнали, черт возьми? – воскликнул Джон.

– Очень просто, – спокойно продолжал Чан, – как я уже имел честь докладывать вам, я изучаю человеческую расу. Мадам Комтон была близкой приятельницей мистера Дэна Уинтерслипа. Мистер Летерби был соперником. Обоюдная ревность. С раннего утра мадам и ее приятель находятся под зорким наблюдением гонолулской полиции. На сцене появляетесь вы. Меня извещают об этом, и я лечу на берег.

– Так он знает также и о… – начал было Джон.

– Брошке? – закончила мисс Минерва. – Да, я созналась ему во всем. И он так мил, что простил меня.

– Но все-таки не хорошо поступать так! – добавил Чан. – Прошу покорно прощения за упоминание об этом. Когда обращаются к помощи полиции, все карты должны быть раскрыты.

– Простил-то он меня, простил, – проговорила мисс Минерва, – но все-таки дружески выбранил. Как выразился мистер Чан, я должна сознаться, что поступила крайне неучтиво.

– Глубоко опечален! – промолвил Чан, отвешивая поклон.

– Но я как раз собирался к мистеру Чану, чтобы рассказать ему о брошке, – проговорил Джон – Я телефонировал в полицейское управление. Когда я вышел из дома этой особы…

– Полицейские соображения, к сожалению, заставляют меня отказаться от проявления высшей степени вежливости, – перебил его Чан. – Позволю себе прервать вас и покорнейше попросить начать ваш рассказ с самого начала…

– Хорошо, слушаю! – рассмеялся Джон. – Итак, я начинаю. Эрлин Комтон пригласила меня в свою гостиную. Войдя туда, я застал ее приятеля, мистера Летерби, за приготовлением коктейля…

В дверях появился Хаку.

– Мистера Чарли Чана просят к телефону, – проговорил он.

Чан извинился и вышел.

– Я решил рассказать ему все! – предупредил Джон свою тетку.

– Не возражаю! – ответила она. – Этот раскосый китаец сидел здесь больше часа, уставясь на меня глазами, полными скорее скорби, чем гнева или злобы. И я твердо решила никогда больше не скрывать ничего от полиции.

Чан вошел в комнату.

– Как я уже сказал, – начал Джон, – этот Летерби готовил коктейль и сказал мне…

Чан прервал его.

– К глубокому прискорбию должен заявить, что окончание этого крайне интересного разговора уже доведено до сведения полицейского управления.

– Полицейского управления? – воскликнул Джон.

– Вполне соответствует истине. Надеюсь, вы окажете мне большую честь и согласитесь сопутствовать мне. Этот Летерби арестован на «Ниагаре» в момент отхода парохода в Австралию. Женщина тоже арестована.

– Я был уверен, что они удерут.

– Обнаружился новый поразительный факт, – добавил Чан. – В кармане Летерби найдена страница, вырванная из книги посещений. Будьте любезны принести себе шляпу. Меня ждет форд.

 

Глава XII. Том Брэд, работорговец

Король сыщиков, полковник Хэллет, сидел в полицейском управлении за своим письменным столом, бросая свирепые взгляды на двух посетителей, попавших против своей воли в это милое учреждение. Один из них – мистер Летерби, парировал взгляды сыщика упрямым и хмурым взором. А миссис Комтон держала у глаз крошечный тонкий платочек, и Джон заметил, что она дала полную волю слезам, не заботясь о судьбе румян и другой косметики, обычно покрывавшей ее хорошенькое личико.

– Здравствуйте, Чарли! – приветствовал мистер Хэллет. – А, мистер Уинтерслип, очень рад, что вы тоже пожаловали сюда. Вот посмотрите, что мы нашли в кармане этого молодчика, который собирался улизнуть в Австралию. – И он протянул им лист бумаги, на котором старомодным почерком было написано:

«В Гаваи все прекрасно, но всего прекраснее то гостеприимство, которое я встретил в этом доме. Джозеф Э. Глезон, 124, Аитль, Боурк Стрит, Мельбурн, Виктория».

– Прежде чем допрашивать этих людей, я хотел бы знать подробности о брошке. Что вы о ней знаете?

Джон рассказал, что эта брошка была подарена миссис Комтон покойным Дэном и была найдена на веранде его дома.

– Когда же она была найдена? – спросил Хэллет раздраженным тоном.

– В высшей степени прискорбное недоразумение, – вмешался Чан, – теперь совершенно улаженное. Мистер Уинтерслип сегодня уже снял допрос с этой дамы.

– Вот как! – воскликнул Хэллет, бросив на Джона злой взгляд. – А кто, собственно, ведет расследование?

– Хм… – смущенно залепетал Джон, – наша семья нашла удобным…

– Да будь эта семья проклята! – не выдержал Хэллет. – Дело веду я!

– Прошу успокоиться, – сказал Чан. – Расследование этого инцидента – только пустая трата времени. Имел смелость уже высказать подобающее порицание.

– Так будьте любезны, мистер Уинтерслип, передать нам ваш разговор с этой дамой.

– Позвольте, полковник, – прервала его миссис Комтон. – Я беру обратно все, что говорила этому голубоглазому джентльмену.

– Вот как! Наврали ему? – промычал Хэллет.

– Разумеется! Какое право он имел допрашивать меня? Агенту полиции я никогда не решилась бы сказать неправду, – добавила она заискивающим тоном.

– Но все же мне хотелось бы знать, что вы сообщили этому сыщику-любителю, – сказал Хэллет. – Иногда и ложь может дать кое-какие нити для расследования. Прошу вас, мистер Уинтерслип.

Джон подробно передал свой разговор с миссис Комтон.

– Так вы утверждаете, миссис Комтон, что все сказанное вами этому джентльмену – неправда? Теперь расскажите вы, как было дело.

– Мистер Дэн Уинтерслип был вчера у меня. Приблизительно в половине десятого мы со Стивой пошли проводить его. Ах, да! Мистер Дэн был очень недоволен тем, что Стива, мой старый товарищ, остановился у меня. Когда я рассказала ему, что Летерби проигрался на пароходе в бридж и у него нет денег на отъезд в Австралию, он спросил Стиву: «А вы уедете, если я вам дам денег на дорогу?» – «Конечно», – ответил Стива. Дэн дал Стиве 300 долларов, но Стива стал говорить, что у него в Австралии нет ни души знакомых, что ему трудно будет там устроиться, и тогда Дэн вырвал из альбома вот эту страницу и отдал ее Стиве. «Пойдите в Мельбурне к этому человеку, скажите, что я послал вас к нему, и он вас устроит. Его фамилия Глезон…»

– Я взял деньги, этот лист и ушел, – прибавил Летерби.

– Куда? Говорите точнее и определеннее, – проговорил Хэллет.

– В мой отель, в торговом квартале. Ключ у меня был в кармане, так что не знаю, заметил ли портье мой приход. Но мистера Дэна я больше не видал.

– Довольно! – прервал его Хэллет. – А теперь вы, миссис Комтон, расскажите нам подробно, что вы делали у мистера Дэна после ухода вашего приятеля.

– Мистер Дэн последнее время настаивал на том, чтобы я вернула ему вот эту брошку. Не знаю, почему. Мы поругались с ним, я в сердцах сорвала брошку с себя и швырнула на пол. Она закатилась куда-то под стол. После этого он переменил тон, стал ласковым и добрым и пообещал мне купить другую брошку по моему выбору, хоть самую дорогую, в Гонолулу. Мы условились с ним пойти на другой день к ювелиру.

– Ну, а потом?

– В начале одиннадцатого я ушла от него. Он был снова весел и вполне здоров. Все это я могу подтвердить под присягой.

Хэллет на момент задумался.

– Вы свободны! – сказал он допрашиваемым. – Можете идти, но не имеете права без моего ведома уезжать из Гонолулу; советую вам не делать глупостей. Сегодня вечером вы убедились, как мало у вас шансов ускользнуть от нас…

– Довольно правдоподобные объяснения, – пробормотал Хэллет, когда эта милая парочка вышла из комнаты. – Мистер Уинтерслип, надеюсь, что если кто-либо из вашей семьи найдет предмет, имеющий отношение к нашему делу, то…

– Будьте уверены, мистер Хэллет! – прервал его Джон. – Я уже передал мистеру Чану газету, которую покойный Дэн читал в тот вечер, когда он написал письмо Роджеру Уинтерслипу.

– Да, газета у меня, – сказал китаец и обратил внимание своего начальника на оторванный угол.

– Расследуйте! – холодно проговорил Хэллет.

– Будет сделано еще сегодня! – пообещал Чан. – Мистер Уинтерслип, мы идем с вами по одному пути. Не окажете ли вы мне честь поехать со мной в редакцию в моем жалком экипаже? – И, сидя уже в автомобиле, мчавшемся по опустевшим улицам, Чан продолжал: – Страница, поспешно и неряшливо вырванная из книги посещений, брошка, с немым спокойствием покоящаяся на полу. Мы оба находимся теперь перед лицом неподвижных каменных стен. Бродим ощупью в поисках новых путей… А вот и редакция газеты. Смею я просить вас обождать меня в автомобиле? Я скоро… И, действительно, через какие-нибудь пять минут Чан вышел, держа в руках номер газеты.

– Не соблаговолите ли вы откушать со мной в ресторане чашку кофе? – сказал Чан. – Выяснение некоторых вопросов необходимо.

– С удовольствием! – ответил Джон. В ресторане Чан разложил газету на столе и рядом С ней положил лист с оторванным углом.

– Недостающий кусок, – промолвил он. Некоторое время Чан молчал, а затем недоуменно покачал головой. – Не нахожу ничего страшного. Может быть, вы великодушно согласитесь посмотреть ее.

Джон взял газету. На одной странице красовалось объявление японского торговца бельевыми товарами, расхваливавшего известность своей фирмы и уверявшего почтеннейшую публику, что в его магазине каждый покупатель может получить шесть метров материи бесплатно. Джон не мог удержаться от смеха.

– Да, это смешно! – поддержал его Чан. – Придворный поставщик Кикучи ловкий парень. Разрешите покорно попросить вас перевернуть газетный лист на другую сторону.

На другой стороне были помещены сведения о движении судов и список пассажиров. И вдруг у Джона захватило дыхание: его взгляд упал на заметку, напечатанную петитом.

«Среди пассажиров, прибывающих в субботу вечером на «Сономе», находятся: мистер и миссис Томас Брэд из Калькутты…»

Джон сидел неподвижно, уставившись в грязные окна ресторана. Он вспомнил тощего старого миссионера, ехавшего с ним на «Президенте Тайлоре» и рассказавшего ему историю об ясном утре на Апианге, о могиле под пальмами. «Мистер и миссис Томас Брэд И в его мозгу пронеслись слова миссионера: «Пират и авантюрист, Том Брэд, работорговец».

Но ведь Брэд похоронен в длинном сосновом ящике на Апианге!

Кельнер принес кофе. Чан молчал, искоса внимательно наблюдая за Джоном. Наконец, он решился заговорить:

– Вы хотите что-то сказать мне?…

Джон очнулся. Он как будто совершенно забыл о существовании сыщика. Что делать? Тяжелые сомнения. «Неужели он, Уинтерслип, поведает сыщику-китайцу, в этом грязном ресторане «All American» всю подноготную печальной истории? А как отнесется к этому разглашению семейных тайн тетя Минерва? Ведь честь их семьи, почтенной семьи Уинтерслипов, все-таки пострадает. Ах, к черту семейную честь!» – вдруг решил Джон и, доверчиво посмотрев на Чана, подробно рассказал ему историю, слышанную от миссионера.

Лицо Чана просияло.

– О, теперь мы подходим к преддверию чего-то важного. Брэд, работорговец, хозяин «Maid of Shiloh», на котором Дэн был старшим офицером.

– Но ведь Брэд похоронен на Апианге!? – возразил Джон.

– Да, но кто видел его труп? Прошу извинения за этот вопрос. Разве ящик был открыт? О, нет! – Глаза Чана засверкали. – Пожалуйста, вспомните поподробнее обстоятельства дела. Шкатулка из дерева! Инициалы Т. М. В. Все еще глубокая тайна, но мы уже сдвинулись с мертвой точки, мы уже идем вперед!

– Да, по-видимому! – вставил Джон.

– Вот, что мы можем установить, – продолжал Чан. – Мистер Дэн Уинтерслип отдыхает на lanai, читает газету. Вдруг ему попадается на глаза эта заметка. Он вскакивает. Спешит, мчится в гавань, чтобы сдать письмо с просьбой: «Похороните шкатулку на дне Тихого океана». Зачем? – Чан порылся в карманах и вытащил оттуда лист бумаги с расписанием прихода и отхода пароходов. – Как раз в прошлую субботу «Сонома» входит в гавань. Среди пассажиров… да… Томас Мэкен Брэд и его почтенная супруга из Калькутты. Здесь сказано, что «Сонома» идет транзитом. В ночь на понедельник мистер Дэн Уинтерслип коварно убит.

– Так вы думаете, что мистер Брэд может играть в нашем деле выдающуюся роль? – спросил Джон.

– Возможно. Торопиться пока некуда. Сегодня вечером не отходит ни один пароход. Где же мистер Брэд? Посмотрим… – Чан взял счет кельнера. – Нет, прошу покорно извинения, но предоставьте мне честь уплатить за этот ядовитый напиток.

На улице они расстались.

– До завтра, мистер Уинтерслип! – проговорил Чан. – Примите мои искренние поздравления за сегодняшний крайне плодотворный вечер. До свиданья!

Джон вскочил в трамвай, шедший в Вайкики. Вытащил трубку, набил ее и закурил. Ну и денек же выдался сегодня! Ему казалось, что с того момента, как ступил на сушу, он прожил целую жизнь. Заметив, что табачный дым попадает в лицо его соседке – усталой маленькой японочке, он попросил извинения, выбил трубку о ручку и сунул в карман. Японочка с боязливым удивлением посмотрела на него; еще никогда никто не просил у нее извинения. На скамейке позади Джона несколько юных гавайцев, украшенных гирляндами, играли на стальных гитарах и пели меланхолическую любовную песенку. Трамвай с шумом несся во мраке ночи, наполненной ароматами; Джон откинулся и закрыл глаза.

Часы пробили двенадцать. «Среда. Сегодня его фирма в Бостоне выпускает привилегированные акции, – пронеслось в голове Джона. – Будут ли они покрыты? Неужели это важно? Ах, не все ли равно!»

Он ехал на трамвае по тихоокеанскому острову. За его спиной темнокожие юноши пели старинную заунывную песенку, а луна освещала темно-красные сказочные деревья. И где-то на этом маленьком острове спал под сеткой от москитов человек по имени Томас Мэкен Брэд. Или он бодрствовал и думал о Дэне Уинтерслипе?

 

Глава ХІІІ. Багаж в комнате №19

На другое утро Джон с трудом мог заставить себя проснуться. «Боже! Уже девять часов. Надо спешить в банк». В первый момент он не мог сообразить, почему над ним сетка от москитов. «Ах, да! Ведь я в Гонолулу».

Вчерашний день встал в его памяти. «Он, Джон Уинтерслип, отпрыск почтенной и уважаемой семьи Уинтерслипов, оказался волею судеб спутником и помощником сыщика-китайца, он допрашивал «Вайкикскую вдову», – даму с весьма сомнительной репутацией, он разыскивал следы, заметенные убийцей».

Сойдя вниз, он встретил Барбару, похудевшую, бледную и печальную. И снова в нем вспыхнул гнев против убийцы или убийц, оставшихся неизвестными и причинивших столько мук и страданий его кузине.

– Ну, что нового? – спросила мисс Минерва, дождавшись ухода Барбары.

– Довольно много! – ответил Джон. – Газета с оборванным углом дала нам в руки очень важные нити. – И он передал ей о встрече с миссионером и о том, что в данное время в Гонолулу проживает человек по имени Томас Мэкен Брэд.

Несколько минут мисс Минерва молчала.

– Так, значит, Дэн был работорговцем, – проговорила она. – Восхитительно! А ведь такой славный малый! Но я уже давно познала жизненную истину: чем яснее улыбка, тем мрачнее прошлое…

В дверях появился Хаку и вызвал Джона к телефону.

– Я говорил с Чарли Чаном, – сказал он, вернувшись в столовую. – В отеле «Рифы и пальмы» проживает чета Брэдов, и я условился через четверть часа встретиться там с Чаном.

– Отель «Рифы и пальмы»? – переспросила мисс Минерва. – Вот видишь, все следы ведут к Эгану. Держу пари, что он убийца. Ставлю полное собрание сочинений Броунинга против одного современного романа.

– Проиграешь, тетя! – улыбаясь, ответил Джон.

* * *

На морском берегу, неподалеку от отеля «Рифы и пальмы», Джон увидел пожилую англичанку, сидевшую за мольбертом. Она делала попытку закрепить на полотне сказочно-дивный ландшафт, но, заглянув через ее плечо, Джон увидел обычную дамскую мазню. Хэллет с Чаном ждали его в саду.

– Чудное утро! – сказал Чан. – Приятный день, чтобы отправиться по новому пути, который неизбежно приведет к важному открытию.

Портье отеля сообщил, что мистер Брэд в данное время в отъезде, а миссис Брэд пишет картину на берегу.

– Проводите нас в номер девятнадцатый! – властным тоном проговорил Хэллет.

У дверей номера портье исчез.

– Мистер Уинтерслип, – обратился к Джону Хэллет, – будьте добры встать у окна и наблюдать за дамой, рисующей на берегу. Если вы заметите, что она хочет направиться сюда, немедленно сообщите мне.

Джон с неприятным чувством встал на указанное ему место, а оба сыщика принялись за работу. У англичан был большой багаж. Хэллет и Чан были, по-видимому, мастерами своего дела. Они быстро перерыли все вещи Брэдов. В маленьком саквояже они нашли пачку писем и, к великому возмущению Джона, считавшего личную почту неприкосновенной, выбросили письма на стол и стали разбираться в них.

– Судя по письмам, Брэд был британским чиновником в Калькутте, – сказал Хэллет, – но затем вышел в отставку. Хм… это не имеет никакого значения… А вот это уже поинтереснее.

Он подал какое-то письмо Чану. Лицо китайца просияло.

– Чрезвычайно интересно! – воскликнул он и передал письмо Джону. Оно было написано несколько месяцев тому назад и адресовано мистеру Брэду в Калькутте.

«Милостивый государь!

На ваш запрос от 6 сего месяца имею честь сообщить вам, что мистер Уинтерслип находится в живых и проживает в нашем городе. Его адрес 3947 Калиа Роад, Вайкики, Гонолулу».

Письмо было подписано британским консулом в Гонолулу.

– А вот это тоже интересно, – послышался голос Чана. – Смотрите, целый ящик папирос марки «Корсика».

– Великолепно! – проговорил Хэллет. – По-видимому, Томасу Брэду придется давать объяснения по многим пунктам.

Джон стоял у окна, выходившего на веранду. Увидев входившую мисс Карлотту, он выскочил из окна и подошел к ней. Девушка остановилась, глядя на него печальными глазами, полными слез.

– Вы говорили с мистером Эганом относительно векселя?

– Да, папа взял вексель, разорвал его на мелкие кусочки и сказал мне, чтобы я никому не говорила о нем. Бедный папочка! Ему так тяжело! Его целый день мучают допросами, все хотят у него что-то выпытать. – И девушка разрыдалась.

– Не плачьте, мисс Карлотта! – ласково проговорил Джон. – Скоро все уладится. С сегодняшнего утра полиция идет по совершенно другому следу…

– Правда?

– Да, в вашем отеле остановился некий мистер Брэд с супругой?

– Есть такой, но сейчас он в отъезде. Извините, я должна с вами проститься, у меня дела по хозяйству.

Хэллет и Чан, закончив обыск, перешли в контору Эгана и вызвали туда мисс Карлотту.

– Мисс Карлотта! – обратился к ней Хэллет. – Миссис Брэд направляется сейчас к себе в номер. Будьте добры спросить у нее, когда возвращается ее муж и вообще постарайтесь выудить из нее возможно больше сведений об ее муже.

– Понимаю! – ответила девушка.

– Миссис Брэд! – раздался милый голосок Карлотты. – Какой-то молодой человек хотел видеть вашего мужа. Он хотел знать адрес мистера Брэд. Но мы не могли дать ему никаких сведений.

– Разумеется.

– Ваш муж уехал отсюда, миссис Брэд?

– Да, уехал.

– Но вы, наверное, знаете, когда он вернется сюда?

– Не могу сказать вам точно. А что, почта уже была?

– Нет, она приходит обыкновенно к часу дня.

– Благодарю вас.

Англичанка проследовала в свой номер. Хэллет решил допросить портье.

– Какой-то юноша только что спрашивал мистера Брэда, – сказал он портье. – Кто это?

– Это Каола приходил сюда! – ответил японец.

– А он раньше бывал у Брэда?

– Да, в субботу вечером. Мистер Брэд долго разговаривал с ним на берегу.

– Так! Ну, Чарли, теперь двинемся в путь. Нам надо во что бы то ни стало разыскать Брэда.

– Простите, капитан, – вмешался Джон, – но кто этот Каола?

Хэллет на минуту задумался:

– Отец Каолы… он уже умер… был, так сказать, правой рукой Дэна Уинтерслипа. Каола большой бездельник. Ах, да, он ведь внук той женщины, которая теперь живет у вас в доме прислугой. Камаикуи, так кажется, ее зовут?

 

Глава XIV. Что принес Каола?

Следующие дни проходили так быстро, что Джон едва замечал их. Дэн Уинтерслип уже покоился под королевскими пальмами острова, на котором он увидел свет. Солнце и луна попеременно освещали место его последнего упокоения, но те, кто искали человека, говорившего с ним в знаменательный понедельник на lanai, все еще бродили в потемках.

Хэллет сдержал свое слово: он обыскал все уголки острова, но местопребывание Брэда обнаружить не удалось. Агенты Хэллета наводили справки даже в самых отдаленных поселениях острова, в «деревнях», представлявших собою в действительности не что иное, как кучки японских хижин около одинокой бухты, где прибой с жалобным стоном омывал плантации ананасов и сахарного тростника. Все поиски оказались безуспешными.

Джон чувствовал, что его засасывает очаровательная природа Гавайских островов и не делал никаких попыток противиться ее власти! Бостон с его банками и деловой жизнью казался чем-то бесконечно далеким. И если предложение Роджера Уинтерслипа переселиться навсегда в Сан-Франциско казалось ему раньше чуть не кощунством, то теперь мысль о переезде в Калифорнию становилась с каждым днем все навязчивее. И в один прекрасный день он написал Агате Паркер длинное письмо, в котором, описывая красоты юга, предлагал ей переехать с ним после свадьбы в Сан-Франциско.

В субботу после обеда Джон обещал Дженнисону сыграть партию в гольф. Он поехал в клуб на автомобиле Барбары. Завещание Дэна Уинтерслипа было уже вскрыто, и все имущество его перешло Барбаре. Несмотря на яркое солнце, шел сильный дождь – явление, часто наблюдающееся в этом защищенном уголке земного шара. Туземцы называют такой дождь «жидким солнцем» и не обращают на него почти никакого внимания. С полдюжины радуг еще резче подчеркивали красоту обширных лужаек клуба.

Дженнисон, удивительно красивый в белом костюме, ожидал Джона на веранде клуба. Он тепло приветствовал кузена Барбары. Еще ни разу в жизни Джон не играл в гольф среди такой сказочно-прекрасной обстановки. Их окружали невысокие холмы с блестящими склонами, отливавшими тропическими красками; золотистые тона деревьев кукуй, серые краски папоротников, изумрудные оттенки бананов, там и сям пятна кирпично-красной земли. Лужайка для игры представляла собой бархатный зеленый ковер. Дженнисон был прекрасным игроком, но все же более молодой Джон обыграл его на несколько пунктов.

На обратном пути в автомобиле Дженнисон навел разговор на убийство Дэна.

– Я по-прежнему стою близко к этому делу, – сказал он, – и мне кажется, что здесь замешан Эган.

Эти слова почему-то задели Джона. Одновременно в его памяти всплыло прелестное, но печальное личико Карлотты.

– А что вы думаете о Комтон и ее приятеле?

– О, судя по последнему допросу, они здесь не при чем. Я уверен, что, в конце концов, выяснится виновность Эгана.

– Почему вы так против Эгана? – спросил Джон.

– Я ничего не имею против него, но мне никогда не забыть того выражения лица, с каким покойный Дэн Уинтерслип сказал: «Вот этот человек внушает мне страх». Затем не забудьте об окурке. Но самой важной уликой против него является, по моему мнению, его нежелание сообщить полиции о разговоре с Дэном накануне убийства. Люди, над которыми тяготеет обвинение в убийстве, обычно очень словоохотливы, если только их признания не могут опорочить их. Вы, кажется, тоже принимаете участие в расследовании убийства?

– Да, пробовал, но неудачно. Теперь я прилагаю все старания к тому, чтобы найти часы-браслет, которые были на убийце. Всякий раз, когда я вижу часы на руке, я внимательно смотрю, цела ли на них цифра два. Правда, днем это довольно трудно заметить.

– Терпение, терпение и выдержка! Вот необходимые условия успеха, – ответил на это Дженнисон. – Простите, но я сейчас не заеду к вам. Мне необходимо быть в конторе, чтобы подписать несколько писем. Но через полчаса надеюсь снова увидеть вас.

Дженнисон, действительно, исполнил свое обещание и вовремя приехал к обеду. Барбара сидела бледная, скучная и печальная. Кофе подали на lanai. Через некоторое время Дженнисон поднялся и встал рядом с Барбарой.

– Мы хотим кое-что сообщить вам, – сказал он, обращаясь к бостонцам. – Барбара и я любим друг друга уже давно. И решили вскоре обвенчаться, через неделю наша свадьба…

– О, Гарри, не так скоро! – взмолилась Барбара.

– Ну, как хочешь, но во всяком случае не будем откладывать ее на очень долгий срок. После свадьбы мы уедем на некоторое время из Гонолулу. Вы понимаете, что после всего пережитого Барбаре надо отдохнуть где-нибудь в другом городе. Она поручила мне сделать объявление о продаже этого дома.

– Что ты, Гарри! – запротестовала Барбара. – Как некорректно рассказывать моим гостям, что дом подлежит продаже, а я уезжаю.

– Не стесняйся, милая! – вмешалась мисс Минерва. – Мы с Джоном прекрасно понимаем твое настроение. Твое желание уехать отсюда могу только одобрить. А теперь позволь тебя поздравить и пожелать тебе полного счастья. – И мисс Минерва тепло обняла и поцеловала девушку.

– Всего самого лучшего! – сказал Джон, обращаясь к кузине. Она кивнула головой, но ничего не ответила. Джон видел, что ее глаза полны слез.

Мисс Минерва вскоре ушла в гостиную. Джон, почувствовав себя лишним, тоже удалился. Он не хотел мешать кузине и ее жениху. Пошел по берегу. Бледная луна плыла между сверкающими звездами, кокосовые пальмы поэтично перешептывались. Джон вспомнил сцену, виденную им на «Президенте Тайлоре»: свою кузину в объятиях Дженнисона, любовь молниеносная и всепокоряющая. Теперь он был свидетелем заключительного акта. Барбара была из семьи Уинтерслипов и не предназначалась ему в жены, но почему же его сердце так болезненно сжалось, когда он узнал о помолвке? И вдруг чувство одиночества снова охватило его.

Джон увидел, что он медленно идет по направлению к отелю «Рифы и пальмы»… Карлотта сидела в опустевшем вестибюле отеля за конторкой, озабоченно нахмурив лоб.

– Как кстати вы пришли! – воскликнула она. – Я положительно выбиваюсь из сил.

– Арифметика?

– Да, сложные дроби. Надо представить счет Брэдам.

– Разрешите помочь вам?

– Ах, как это сложно! – Карлотта подняла глаза и Джону захотелось вышвырнуть все эти цифры на берег. – Мистер Брэд уехал во вторник, и если наш жилец отсутствует дольше трех дней, то мы не берем с него за пансион. Сколько же это выходит? Нет, считайте, я не могу.

– Но ведь вы же берете за это время за комнату?

– Да, надо было бы, но папа обычно не берет ничего.

Джон стал считать.

– Так, сколько же Брэды платят за пансион?

Карлотта назвала сумму. Бостонец начал вычислять, но даже такой опытный банковский деятель, как Джон, не смог сразу разобраться в этих сложных расчетах. Он нахмурился.

Передняя дверь отеля стукнула. Джон увидел входившего молодого гавайца Дика Каолу. Он нес под мышкой большой пакет в газетной бумаге.

– Мистер Брэд дома?

– Он еще не вернулся! – ответила Карлотта.

– Я подожду его.

– Мы не знаем, где он и когда вернется.

– Он скоро будет здесь! – заявил гаваец уверенным тоном. – Я подожду на lanai. – И он исчез в боковую дверь.

Джон и Карлотта переглянулись.

– Мы сдвинулись с мертвой точки, мы идем вперед… – прошептал Джон и бросился к телефонной будке.

Вызвав Чана, он попросил его немедленно приехать в отель.

– Чрезвычайно теплые поздравления, – услышал он голос Чана. – Вы первоклассный сыщик. Если мой мотор не замолкнет в отчаянных судорогах, то я вступаю с вами в немедленное общение.

Джон, улыбаясь, вернулся к Карлотте.

– Чарли летит к нам на своем форде. А теперь давайте считать. Комната с пансионом миссис Брэд – шестнадцать долларов; мистер Брэд: за неделю за комнату и пансион минус четыре дня пансион – всего девять долларов двадцать два цента.

– О, как я вам благодарна! – воскликнула девушка.

– Но за это расскажите мне что-нибудь о вашем детстве, хорошо?

Карлотта доверчиво улыбнулась.

– Вы были когда-нибудь счастливы?

– Как вам сказать!? Вполне счастлива – нет, не была. Разве вот тогда, на пароме…

– Я до сих пор помню, как вы смеялись над моим цилиндром.

– Надеюсь, что вы мне это простили?

– За что прощать? Мне так приятно, что я доставил вам случай похохотать. Ну вот, а теперь вы опять взгрустнули…

– Я вспомнила папу.

– Не грустите, все будет хорошо! – И Джон положил свою руку на узкие смуглые ручки Карлотты. Девушка осторожно освободила их.

– Давайте считать дальше! В номер подано семь бутылок сельтерской. По тридцати пяти центов…

– Что такое? Ах, да, счет Брэда. Совершенно верно! Еще два доллара сорок пять центов. Послушайте, почему это под тропиками звезды кажутся такими близкими?…

Карлотта рассмеялась.

– Да, не забыть еще о чемодане и другом багаже. Три доллара за доставку из гавани.

– Вот как! А это не слишком дорого? Ну, что ж, напишем… Говорил ли я вам когда-нибудь, что вся эта естественная красота окружающей дивной природы наложила свой отпечаток на ваше личико? Среди такой красоты можно только…

– Миссис Брэд три раза подавали обед в комнату; надо прибавить за это семьдесят пять центов.

– Какая расточительная женщина! Мистера Брэда ожидает здесь несколько неприятностей, в том числе ваш счет. Я записал. Еще что?

– Только белье. Девяносто семь центов.

– Вот это дешево! Подвожу итог, всего тридцать девять долларов шестьдесят девять центов. Округлим до сорока долларов.

– Что вы, нельзя! – вскричала Карлотта. – Разве можно это делать?

Около веранды показалась миссис Брэд.

– Нет ли для меня писем? – спросила она Карлотту.

– Нет, миссис Брэд, но позвольте передать вам счет!

– Благодарю вас! Мистер Брэд рассчитается с вами.

– А когда вы ждете его?

– Право, не могу сказать. – И с этими словами англичанка проследовала к номеру девятнадцатому.

– А вот и Чарли! – сказал Джон. Китаец подошел к конторке в сопровождении полицейского, тоже в штатском.

– Автомобиль вел себя благородно. Позвольте представить вам мистера Спенсера. Ну, как дела? Прошу покорно быстрых сообщений.

Джон рассказал ему, что Каола ждет на веранде с каким-то большим пакетом под мышкой.

– События развиваются, – проговорил китаец. – Мисс Эган! Покорнейше прошу передать этому Каоле, что Брэд приехал и желает переговорить с ним здесь.

Карлотта в недоумении посмотрела на него.

– Ах, нет, нет, простите, я забыл о подобающей вам языческой нежности чувства. Некрасиво просить даму о том, чтобы с ее розовых губок ниспадали лживые слова. Позовите его сюда под каким-нибудь предлогом. Прошу прощения. Мистер Спенсер, беру на себя смелость предложить вам расспросить этого гавайца; мои скитания в дебрях обширного английского языка часто мешают мне оказывать надлежащее действие на черепные коробки здешних обитателей.

Вошла Карлотта в сопровождении гавайца. Спенсер грубо вырвал у него пакет. Гаваец сделал было попытку протестовать, но затем счел за лучшее покориться судьбе. Спенсер положил пакет на стол и приступил к допросу.

– Ты хотел видеть Брэда?

– Да.

– Зачем?

– По частному делу.

– Говори! Иначе плохо будет!

– Не скажу.

– А что у тебя в пакете?

Каола метнул глазами на стол и продолжал молчать.

– Узнать не трудно! – вмешался Чан и перочинным ножиком перерезал веревку пакета. Джон замер. Перед ним была шкатулка, окованная медью, с инициалами Т. М. В. – Попробуем открыть, – продолжал Чан. – Нет, закрыта крепко. Вскроем ее в полиции, куда я пойду сейчас с этим молчаливым юношей. Вы, мистер Спенсер, останетесь здесь. Если появится мистер Брэд, вы исполните ваш долг.

– Слушаюсь! – проговорил Спенсер.

– Мистер Каола, окажи мне честь последовать за мной! – продолжал Чан. – В полиции тебя сумеют сделать разговорчивым.

Когда они подходили к двери, их нагнала мисс Карлотта и, отведя Джона в сторону, сообщила ему, что она поймала мистера Сэлэдина за весьма некрасивым делом: он спрятался под окном конторки и подслушивал.

– Прошу покорно извинения! – раздался голос Чана. – Нам надо спешить. Полковник Хэллет будет в восторге от встречи с Каолой, не говоря уже о шкатулке.

В дверях Каола протиснулся к Джону. Бостонец содрогнулся при виде той ненависти, которой горели глаза юноши.

– Это ваших рук дело! – пробормотал гаваец. – Я вам этого не забуду!

 

Глава XV. Человек из Индии

Они мчались в автомобиле по Калакауа-эвеню. Джон крепко держал в руках шкатулку, вверенную ему Чаном. Один раз она уже ускользнула из его рук. А может быть, она таит в себе разгадку смерти Дэна Уинтерслипа?

В полиции они застали мистера Хэллета и судебного следователя Грина. Хэллет осмотрел шкатулку.

– Замкнута! У тебя есть ключ, Каола?

– Нет.

– Смотри, говори правду. Чарли! Обыщите его!

Чан, быстро и основательно осмотрев все карманы Каолы, нашел в одном из них связку ключей, из которых ни один не подходил к шкатулке, в другом – большую пачку денег.

– Откуда у тебя такие деньги? – спросил Хэллет.

– Мне дали! – буркнул юноша.

Но Хэллет больше интересовался шкатулкой и ее содержимым. Он приказал взломать замок. Когда Хэллет открывал крышку, Джон, Чан и судебный следователь подошли к нему ближе, горя любопытством. Шкатулка была пуста!

– Наполнена пустотой, – пробормотал Чан. – Новая мечта разбивается о каменную стену.

– Чарли! – обратился к нему Хэллет. – Сейчас приходит пароход из Мауи. Посмотрите, не приезжает ли на нем Брэд. Вы знаете его приметы?

– О, да! Худое, бледное лицо, одно плечо ниже другого, седые усы, свешивающиеся книзу при подавленном состоянии духа.

– Совершенно верно! Итак, действуйте! А я поговорю с Каолой.

– Мистер Уинтерслип! – услышал Джон голос Чана. – Прекрасная ночь. Небольшая прогулка в освещенную луной гавань…

– Едем! – прервал Джон разглагольствования китайца.

Они подъехали к пристани в тот момент, когда пароход подходил к берегу. Вскоре на мостках появилась высокая худощавая фигура мистера Брэда в тропическом шлеме. Чан подошел к нему.

– Мистер Брэд?

– Д-да! – проговорил он.

– Я агент Чан из гонолулской полиции. Будьте любезны пожаловать со мной в полицию.

Брэд посмотрел на него.

– К сожалению, я не могу. Я только что приехал. И моя жена будет беспокоиться обо мне. Я должен переговорить с ней, ну, а потом…

– Глубокое сожаление съедает мою душу! – промурлыкал Чан. – Но долг остается долгом. Слово начальника – закон. Не будем терять времени. Позвольте представить вам моего высокочтимого друга мистера Джона Уинтерслипа из Бостона.

При упоминании этого имени Брэда передернуло, и он взглянул на Джона с величайшим интересом.

– Я согласен, идемте.

В участке Брэд немедленно подвергся допросу.

– Куда вы ездили, мистер Брэд? – спросил его Хэллет.

– Я был на Мауи.

– Вы уехали туда во вторник утром?

– Да! На том же пароходе, который привез меня сегодня сюда.

– Вашей фамилии не было в списке пассажиров.

– Да, не было. Я ездил под вымышленной фамилией. В силу некоторых причин.

– А вы знаете, что Дэн Уинтерслип убит?

– Нет!

– А когда вы в последний раз видели мистера Дэна Уинтерслипа?

– Я с ним не встречался.

– Что? Будьте осторожны, сэр!

– Повторяю, я никогда не видал его.

– Прекрасно! А где вы были в прошлый вторник в двадцать минут второго?

– Я спал в моей комнате в отеле «Рифы и пальмы». Так как утром надо было рано вставать, то я заснул уже в половине десятого. Моя жена…

– Показания супруги, мистер Брэд, не являются особенно вескими…

Брэд в волнении вскочил.

– Послушайте, сэр. Неужели вы подозреваете…

– Прежде всего, успокойтесь! – сказал Хэллет. – Дэн Уинтерслип был заколот кинжалом во вторник около половины второго утра. Нам случайно удалось узнать, что он в молодости служил старшим офицером на «Maid of Shiloh» у одного работорговца. Владелец судна был ваш однофамилец. Обыск в вашем номере в отеле «Рифы и пальмы»…

– Да какое вы имели право? – вскипел Брэд.

– Я разыскиваю убийцу Дэна Уинтерслипа! – прервал его Хэллет. – Я иду по всем следам, куда бы они ни привели меня. В вашей комнате было найдено письмо от британского консула с извещением о Дэне Уинтерслипе. Затем жестянка с папиросами марки «Корсика». A у самых дверей комнаты мистера Дэна мы нашли окурок папиросы той же марки. Таких папирос в Гонолулу не продается. Скажите, мистер Брэд, вы знаете этого юношу? – продолжал Хэллет, указывая на Каолу.

Брэд кивнул головой.

– Прошлую субботу, вечером, вы беседовали с ним на берегу?

– Да!

– Этот молодчик признался во всем. Его отец был доверенным лицом убитого Уинтерслипа. Прочитав в газете о вашем приезде сюда, Каола сразу смекнул, насколько вам важно обладать шкатулкой, которую он видел мальчиком на чердаке дома в Сан-Франциско. И вот он подговаривает человека украсть эту шкатулку, ее привозят сюда, и он сообщает вам, что вы можете иметь ее за известную сумму. Верно, мистер Брэд?

– Совершенно верно! – подтвердил англичанин.

– На шкатулке инициалы Т. М. В. Это ведь ваши инициалы, да?

– Случайное совпадение! – проговорил Брэд. – Это начальные буквы имени и фамилии моего отца, который много лет тому назад умер на пароходе в Тихом океане, и после его смерти шкатулка была украдена из каюты. Ее украл старший офицер «Maid of Shiloh» Дэн Уинтерслип.

Несколько секунд царило глубокое молчание. Холодная дрожь пробежала по спине Джона, краска прилила к щекам. «Зачем, зачем он уехал так далеко от Бостона? Там никто не мог бы выдвинуть подобного обвинения против кого-либо из почтенной семьи Уинтерслипов».

– Знаете что, мистер Брэд, – обратился к нему судебный следователь. – Я посоветовал бы вам подробно изложить здесь все обстоятельства дела.

– Хорошо! Разрешите закурить? – Брэд вынул папиросу и начал свой рассказ.

В семидесятых годах мой отец внезапно исчез из Англии, бросив мою мать и меня на произвол судьбы без всяких средств. Через некоторое время мы стали получать из разных мест Австралии и Тихого океана письма с деньгами. Затем я узнал, что мой отец стал работорговцем. В восьмидесятых годах нас известили, что он скончался на пароходе «Maid of Shiloh» и погребен на острове Апианг Дэном Уинтерслипом, старшим офицером судна. Мы остались без всякой поддержки и очень нуждались. Через полгода мы получили от знакомого моего отца, тоже капитана, поразительное известие.

Этот капитан написал нам, что в каюте отца хранилась шкатулка с драгоценностями и разными золотыми деньгами на общую сумму около двадцати тысяч фунтов стерлингов. «Дэн Уинтерслип, – говорилось в этом письме, – привел «Maid of Shiloh» в Сидней и сдал по начальству носильное платье отца, кое-какие мелочи и около десяти фунтов деньгами». Затем он с ирландцем по имени Хэгин немедленно уплыл на Гавайские острова. Друг моего отца советовал нам начать немедленно розыски пропавшей шкатулки. Но мы были слишком бедны, чтобы вести судебный процесс где-то за тридевять земель. Но я не забыл об этом деле. По окончании службы в Индии я приехал сюда, чтобы разыскать Дэна Уинтерслипа и свести с ним счеты. Но, как вам известно, кто-то опередил меня, убив человека, которого я искал свыше сорока лет.

– Вы приехали сюда в прошлую субботу, да? – проговорил Хэллет. – Вы тогда же виделись с Каолой?

– Да! Он предложил мне купить шкатулку за пять тысяч долларов. Я заплатил их – их вернут мне наследники Уинтерслипа; он же указал мне местопребывание ирландца Хэгина; вот почему я и поехал на остров Мауи, поехал под вымышленным именем, так как предполагал, что Уинтерслип следит за мной.

– А вы говорили Каоле о вашей поездке?

– Нет, не считал нужным! Я разыскал на Мауи ирландца, но Уинтерслип, по-видимому, давно уже купил его молчание; так как шкатулка имела для меня громадное значение, то я телеграфировал Каоле, чтобы он принес мне ее немедленно по приходу парохода. Через несколько часов после этого я узнал о смерти Уинтерслипа. Его смерть для меня тяжелое разочарование, но она не помешает мне осуществить мои права. Наследники Уинтерслипа заплатят мне. Они обязаны обеспечить мне старость. Таково мое твердое решение.

– Скажите, мистер Брэд, – обратился к нему снова судебный следователь, – имеется ли у вас описание украденных драгоценностей?

– Да! В последнем письме отца – я читал его только вчера – говорится о брошке, купленной им в Сиднее. Это – деревцо из изумрудов, рубинов и бриллиантов на фоне оникса. Отец писал, что пошлет брошь маме, но эта вещь не дошла до нас.

– Еще один вопрос! – проговорил Хэллет. – Как вы уже слышали, у дверей гостиной Дэна Уинтерслипа, ведущей на веранду, найден окурок папиросы марки «Корсика». Как вы объясните эту находку?

– Несколько времени тому назад я угостил владельца отеля «Рифы и пальмы» папиросой этой марки. Он пришел в восторг от нее, и я подарил ему еще несколько штук, которые он сунул в портсигар.

– А, так это вы дали их Джиму Этану?

– Да.

– Мистер Брэд! У нас нет никаких оснований задерживать вас здесь, но мы просим вас пока не уезжать из Гонолулу без нашего ведома. Шкатулка временно останется у нас. Прощайте!

Англичанин поспешно вышел.

– Каола! – сказал Хэллет. – Ты тоже можешь идти!

В этот момент в комнату вошел Чан в сопровождении низенького японца и молодого китайца.

– Подождите немного! – вскричал Чан. – Важные разоблачения. Окамото! Рассказывайте все по порядку.

– Два часа утра, – начал японец. – Стук в дверь. Встаю, смотрю на часы, бегу к двери. Мистер Каола стоит там. Требует, чтобы я отвез его в Вайкики. Я отвез.

– Прекрасно! – сказал Хэллет. – Больше ничего? Нет? Чарли! Уведите этих людей и поблагодарите их – это ваша специальность.

Выждав момент, когда все ушли из комнаты, Хэллет набросился на Каолу.

– Так это ты ездил к Уинтерслипу, ты убил его? Признавайся!

– Нет, нет я не убивал его! – ревел юноша. Чан бомбой влетел в комнату.

– Сейчас прислали спешной почтой! – забормотал он, подавая Хэллету какую-то записку.

Хэллет прочитал ее. Лицо его потемнело от гнева.

– Пошел к черту! – крикнул он Каоле, который не стал дожидаться вторичного приказа и моментально исчез из комнаты. – Каоло невиновен! – заявил Хэллет. – Убийца – Эган.

– Вы удивительно легковерный человек! – вмешался Джон. – Вы верите всем: и Комтон, и Летерби, и Брэду. Брэд говорит, что прошлый вторник в половине второго был уже в постели. А кто может это проверить? Разве он не мог выпрыгнуть в окно… Хэллет сделал отрицательный жест головой.

– Сэр! Я знаю, что делаю… Убийца – Эган. Вспомните об окурке. Мне теперь надо только добиться у него признания вины, и я добьюсь этого. У меня есть средства…

– Вы выкидываете глупости, сэр! – раздраженно воскликнул Джон. – Спокойной ночи!

Кипя гневом, Джон шел по Бесзел-стрит; рядом с ним трусил китаец.

– Часть вашей души съедает гнев! – промолвил Чан. – Хотел бы покорнейше просить вас остыть. Спокойная голова нужнее.

– А что было написано в том письме? Почему он не показал его нам?

– Все узнаем в надлежащее время. Полковник честный человек. Будьте терпеливы.

– Но теперь мы снова носимся по открытому морю. Кто же, наконец, убил моего кузена? Мы ничего не достигли.

– Совершенно правильно! – поддакнул ему китаец. – Много следов ведут нас к неподвижным каменным стенам. Мы все еще ищем настоящий путь.

– Так-то это так, – согласился Джон. – А вот и мой трамвай. Спокойной ночи.

На полпути в Вайкики Джон почему-то вспомнил о мистере Сэлэдине, подслушивавшем под окном. «Что его интересовало? Уж не замешан ли он? Нет, не может быть. Слишком комична эта щуплая фигурка, ищущая свою вставную челюсть в прозрачных водах Вайкики. Но все-таки не мешает последить за этим скромным и настойчивым коммерсантом».

 

Глава XVI. Второй окурок

В воскресенье после завтрака Джон, гуляя с мисс Минервой по саду покойного Дэна, подробно рассказал ей о допросе Брэда и его разоблачениях. Он не скрыл от нее, что ему, Уинтерслипу, пришлось пережить при этом очень неприятные минуты.

– Ах, друг мой, не принимай этого так близко к сердцу! Никто из нас не считал бедного Дэна святым. Не забывай, что человек – продукт окружающей его среды. Представь себе Дэна на пароходе работорговца под тропиками, богатство так близко, кругом ни души, которая могла бы протестовать против захвата сокровищ. К тому же оно приобретено не совсем честным путем. Даже ты…

– Ну, милая, мне никогда не пришло бы в голову защищать поведение людей, подобных Дэну!

Мисс Минерва рассмеялась.

– Знаешь, что говорят про белых женщин, уезжающих в тропические страны? Сначала они теряют свой светлый цвет лица, потом зубы и в конце концов нравственность.

– Я вижу, что тебе действительно пора вернуться в Бостон, тетя! – раздраженным тоном проговорил Джон.

– Может быть, ты пойдешь со мной в церковь? – невозмутимо спросила мисс Минерва.

– Нет, мне она не столь нужна, как тебе!

* * *

К пяти часам вечера Вайкики наполнилось обычной воскресной публикой. Здесь не было той неприятной праздничной сутолоки, какая царит в курортах материка. Здесь была радостная, веселая толпа красивых людей, загорелые, упругие, стройные тела которых привели бы в восторг всякого любителя красоты. Джон заставил себя надеть купальный костюм и бросился в море.

Теплые волны успокоительно охватили его. Ловко и сильно работая руками и постоянно меняя направление, чтобы избежать встречи с купальщиками, взлетавшими на досках на гребень прибоя, Джон поплыл к плоту. Там он нашел Карлотту, гибкую, стройную, полную жизни.

– Я был уверен, что встречу вас здесь! – сказал Джон.

– Правда? – улыбнулась она. – Ятоже. Меня очень волнует судьба папы. Брэд вернулся, его допрашивали, но папу не выпустили.

– Ну, не огорчайтесь, все уладится! А что нового скажете вы мне о мистере Сэлэдине?

– Я думала о нем! Его поступки нельзя принимать серьезно: он производит слишком комичное впечатление.

– Но вот именно поэтому его нельзя оставлять без надзора с нашей стороны, – заметил Джон. – Вот там, на первом плоту, он сидит в красном купальном костюме. Поплывемте туда. Я обгоню вас!

Карлотта рассмеялась и вскочила. Постояв момент на плоту, она сделала прекрасный прыжок, и Джон понял, что ему никогда не удастся достигнуть такого совершенства движений. Он бросился за ней, но, несмотря на все усилия, Карлотта обогнала его, приплыв на пять секунд раньше.

– Здравствуйте, мистер Сэлэдин! Позвольте вас познакомить, мистер Уинтерслип из Бостона.

– Мистер Уинтерслип? Очень рад! – печально проговорил мистер Сэлэдин.

– Как ваши поиски? – с участием спросил Джон.

– О, вы тоже слышали о моем несчастье?

– Да, сэр, от души сочувствую вам.

– Ужасно, ужасно. Не могу найти, а через несколько дней надо уже ехать домой.

– Вы, кажется, живете в Дес Мойнес?

– Да, да. В Деш, Деш… – не могу произнести этого слова.

– Вы коммерсант? – равнодушным тоном осведомился Джон.

– Да, у меня оптовая торговля колониальными товарами, – с большим трудом, заикаясь и шепелявя, выдавил из себя мистер Сэлэдин.

– До свиданья, желаю удачи! – И Джон с Карлоттой поплыли к берегу. На полпути туда они натолкнулись на колоссальную тушу жира, покачивавшуюся на волнах. Джон увидел огромное брюхо и сияющую рожицу Чарли Чана.

– А, Чарли, здравствуйте! Как мал океан! А где же ваш форд?

Чан приподнял голову.

– Маленькое благотворное возрождение. Когда меня колыхает здесь, как листик на реке, я забываю о своем деле.

– Пожалуйста, колыхайтесь к берегу! – смеясь, предложил ему Джон. – Мне надо поговорить с вами.

На берегу он рассказал сыщику о поведении мистера Сэлэдина, и они решили послать начальнику почтамта в Дес Мойнес телеграмму с запросом о местопребывании мистера Сэлэдина, эксперта по колониальным товарам.

– И пусть под этой телеграммой будет ваша фамилия, – прибавил Чан.

– Хорошо! Итак, в половине девятого мы встретимся с вами на телеграфе.

– Мне пора домой! – проговорила Карлотта, вставая. – Если бы вы знали, сколько у меня дел.

– Может быть, я смогу помочь вам? – сказал Джон.

– Благодарю вас! – засмеялась Карлотта. – Яи так собираюсь назначить вас помощником управляющего! Прощайте!

И она пошла к берегу, чтобы вплавь добраться домой. Китаец не сводил с девушки своих узеньких янтарных глаз.

– В стремлении сделать английский язык своим рабом, я читаю поэтические произведения, – изрек он. – Кто был великий поэт, который сказал: «Она шествует, осененная красотой, подобно ночи?»

– Хм, кто это сказал? – забормотал Джон.

– Ах, все равно, я вспоминаю этот стих всякий раз, когда вижу мисс Эган. Прекрасна, подобно ночи, гавайской ночи, изящна, как молодая кобылка. Совсем особенная на этом берегу, потрясающе красивом.

– Да, вы правы! – произнес Джон, которого забавляло это сентиментальное настроение Чана.

– Здесь, на блестящем песке, я впервые увидел мою будущую жену, – продолжал Чан. – Стройна, как строен бамбук, прекрасна, как цветок сливового дерева.

– Ваша жена? – удивленно спросил Джон. Мысль о существовании у Чарли жены никогда не приходила в голову бостонца.

– Да, да! Напомнили мне, что пора домой, где она ждет с детьми, числом девять. А вы будьте осторожны. Бывают здесь ночи, луна ярко светит по соседству, кокосовые пальмы любезно склоняются и отворачивают свои головки, чтобы не видеть. И белый человек целует, хотя этого не хочет.

– А, вот вы к чему клоните! Не беспокойтесь! Я застрахован, я из Бостона.

– Застрахован? – переспросил китаец. – Ах, да, понимаю.

За обедом Джон передал Барбаре различные подробности полицейских розысков и, как ему это было ни неприятно, коснулся и истории с Брэдом. Барбара молча выслушала его. После обеда они пошли в сад и сели на скамейку, откуда открывался чудесный вид на море.

– Мне было очень тяжело рассказывать тебе об этом, – тихо сказал Джон, – но я не могу умолчать о Брэде.

– Конечно, конечно! Бедный папа! Он был слабый, безвольный…

– Ты должна простить его, Барбара. Его нельзя очень строго судить. Представь себе его положение. Обширный океан, сокровища у его ног, ему достаточно протянуть руку, чтобы завладеть ими, и ни одного свидетеля…

– Нет, нет, Джон, это ужасно! Бедный мистер Брэд. Надо возможно скорее урегулировать с ним денежные дела. Я попрошу Гарри завтра же переговорить с ним…

– Вот что Барбара! – прервал ее Джон. – Я посоветовал бы тебе не предпринимать никаких шагов в этом направлении, пока не будет найден убийца твоего отца.

Девушка удивленно подняла на него глаза.

– Но неужели ты можешь подозревать Брэда?…

– Я не знаю, и никто не знает. Но Брэд не может доказать, где он был в прошлый вторник утром…

Некоторое время они молчали. Вдруг Барбара разрыдалась, закрыв лицо руками. Плечи судорожно вздрагивали. Джону стало от души жаль ее и он обвил рукой ее талию. Луна озаряла ее белокурые волосы, пассат шелестел в густых кустах, волны ласково шумели на берегу. Барбара подняла свое лицо, и он поцеловал ее. Был ли это родственный поцелуй? Ведь на Бикн-стрит он не решился бы поцеловать так, как здесь…

– Мисс Минерва сказала мне, что вы пошли в сад, – раздался голос. Джон вскочил. На него смотрели циничные глаза Дженнисона.

– Пойдемте домой! Ах, нет, садитесь, пожалуйста! – растерянно пролепетал Джон. – Я как раз собирался уходить. У меня дела в городе.

– Прощайте! – холодно проговорил Дженнисон.

В телеграфном отделении отеля Джон встретился с Чарли Чаном. Подав телеграмму в Дес Мойнес и проходя через вестибюль отеля, Джон увидел молодого человека в безукоризненном костюме, сидевшего в фойе. «Какое знакомое лицо! – подумал Джон. – А, да ведь это капитан Артур Темпл Коп, с которым его познакомил Роджер в клубе в Сан-Франциско». Джон вспомнил, что этот капитан встречался в восьмидесятых годах с Дэном и Минервой Уинтерслип; вспомнил и то неприятное, холодное выражение, которое промелькнуло на лице капитана при упоминании Роджером имени Дэна.

– Добрый вечер, мистер Уинтерслип! – приветливо произнес капитан Коп. – Очень рад встретиться с вами. Можно попросить вас присесть за мой стол?

Джон охотно согласился.

– Позвольте представить вам мистера Чарли Чана! – сказал он.

– Садитесь, пожалуйста!

– Вы давно уже здесь, мистер Коп? – спросил Джон.

– Нет, только сегодня вернулся с островов. И очень доволен. Представьте себе, тридцать пять белых, двести пятьдесят туземцев и телеграф. Вот и все. Не правда ли, весело? Разрешите предложить вам папиросы?

– Благодарю вас, – ответил Джон, – предпочитаю трубку. Чан торжественно взял папиросу и закурил.

Разговор зашел об убийстве Дэна Уинтерслипа. Капитан, по-видимому, очень интересовался этим делом и надеялся разузнать о нем у Чана. Но тот отвечал на его вопросы очень уклончиво, что было очень неприятно англичанину. Чан встал.

– Мистер Уинтерслип! Вы забыли, что вам надо ехать…

– Ах, да, я совсем забыл! До свиданья, мистер Коп.

– Прошу покорно извинения за мой проступок, – сказал Чан на улице, осторожно потушив папиросу о стену отеля и положив окурок в карман, – но этого требуют интересы дела. Прошу рассказать в подробностях все факты об этом капитане Копе.

Джон сообщил все, что ему известно, не умолчав о том неприязненном чувстве, которое Коп питал к покойному Дэну.

– Вот что! А затем отъезд на Гавайские острова? А когда он приехал в Гонолулу?

– Я видел его здесь мельком прошлый вторник.

– Так! Теперь едемте в полицейское управление.

Приятели прошли в комнату Хэллета, в которой никого не было. Чан открыл шкаф, вынул оттуда много разных предметов и разложил на столе своего начальника.

– Вот собственность мистера Джима Эгана! – торжественно произнес китаец. – Откройте, пожалуйста. Что там? Папиросы марки «Корсика». А вот жестяная коробка, найденная в комнате мистера Брэда. Откройте ее – там еще больше папирос этой марки.

Чан извлек из своего кармана конверт, вынул оттуда высохший окурок и тоже положил его на стол. Окурок, найденный у дверей гостиной мистера Дэна Уинтерслипа, был тоже марки «Корсика».

Нахмурив лоб, он вытащил из кармана еще один окурок и положил его несколько поодаль от остальных предметов.

– Папироса, только что предложенная мне с чрезвычайной любезностью капитаном Артуром Коп. Наклонитесь и исследуйте ее. Марка «Корсика», да?

– Бог мой! – воскликнул Джон.

– Могу ли предположить, что вы близко знаете этот сорт? – спросил китаец.

– Не имею ни малейшего понятия.

– А я в более счастливом положении. Сегодня перед купаньем посетил общественную библиотеку для спокойного изучения дела. В австралийской газете нашел пояснительную статью о корсиканской папиросе. Изготовляется в двух различных сортах, один с этикеткой на оловянной коробке номер 222, содержит турецкий табак. Цифра 222 на коробке Брэда! Другой сорт с этикеткой 444 изготовляется из вирджинского табака. Можете ли вы отличать турецкий табак от вирджинского?

– Ядумаю… – начал Джон.

– Тоже и со мной, но думать здесь мало! Придется выслушать мнение эксперта. Прошу сопутствовать мне в табачный магазин.

Чан вышел из табачного магазина с сияющим лицом.

– Мы снова идем вперед! Будьте любезны слушать. Папироса из брэдовской коробки и маленький брат из портсигара Эгана из одной и той же смеси. Окурок, найденный около гостиной, – из вирджинского табака. Таков же и окурок папиросы, предложенной сегодня приветливой рукой капитана Копа.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Джон. – Но ведь этот факт реабилитирует Эгана. Надо сообщить мисс Карлотте! Я сейчас же еду к ней.

– Ни в коем случае! – запротестовал китаец. – Пусть этот счастливый момент подождет. В настоящее время насладимся молчанием. Прежде чем просить капитана Копа к допросу, будем следить за каждым его шагом. Многое может быть открыто неожиданно. Я иду распорядиться.

– Но ведь Коп настоящий джентльмен! Он капитан британского адмиралтейства. То, что вы допускаете – это немыслимо!

Чан покачал головой.

– Немыслимо в Бостоне, но здесь, на озаряемом луной перекрестке Тихого океана, иное. Двадцать пять лет моей жизни истрачены на Гавайских островах, и я часто был свидетелем, когда невозможное случалось и претворялось в правду.

 

Глава XVII. Ночь в Гонолулу

Понедельник не принес никаких новостей, и Джон провел неспокойный день. Несколько раз вызывал он по телефону Чарли Чана, но ему неизменно отвечали, что агент куда-то ушел. По сообщениям вечерних газет, весь город находился в большом волнении. Американский флот только что вошел в Гонолулу. Это было обычное ежегодное учебное плавание гардемаринов из Аннаполиса, и военные суда были переполнены будущими капитанами и адмиралами. Флот предполагал на несколько дней сделать остановку в Гонолулу, и город готовился к празднествам в честь гостей. Барбара предложила Джону достать приглашение на предстоящие увеселения, но он отказался. После обеда Джон вышел покурить на веранду. Вскоре к нему присоединилась Барбара.

– У меня к тебе просьба, – сказала она.

– Пожалуйста, милая. В чем дело?

– Повидайся с этим Брэдом и спроси, какой суммой он бы удовлетворился.

– Но я думал, что Дженнисон…

– Его я не просила об этом! – И помолчав, девушка тихо произнесла. – Должна тебе сказать, что я решила не выходить замуж за Дженнисона.

Тихий ужас охватил Джона. Неужели она неправильно истолковала его поцелуй? Ведь это же была только родственная ласка! Не может же он жениться на своей кузине! Кроме того, он дал слово Агате Паркер.

– Может быть, я виноват в этом разрыве? – тихо промолвил он.

– Ах, нет, нет! И, пожалуйста, оставим этот разговор. Съезди к Брэду и поговори с ним.

По пути в отель «Рифы и пальмы» Джон, вспомнив о Барбаре, пришел к убеждению, что здесь, в Гонолулу, среди этой опьяняющей красоты, надо крепко держать себя в руках, чтобы не сделать какого-нибудь ложного шага и не попасть в неприятное положение…

Брэд с женой сидели на заднем конце веранды на первом этаже отеля «Рифы и пальмы». Увидев Джона, миссис Брэд бросила на него уничтожающий взгляд и поплыла к себе в номер. Джон немедленно приступил к цели своего прихода.

– Мистер Брэд! – сказал он. – Я не сомневаюсь в правдивости истории, рассказанной вами третьего дня в полиции. Но считаю нужным указать вам на то, что при возбуждении против наследников Уинтерслипа дела в судебном порядке, вы натолкнетесь на значительные трудности. Восьмидесятые годы ушли в глубь времен.

– Это верно, но мне кажется, что возбуждение такого дела было бы нежелательно для почтенной семьи Уинтерслипов и что эта семья предпочтет уладить дело мирным путем. Вы понимаете, что никакая сумма не сможет компенсировать те муки и страдания, которые нам с матерью пришлось перенести по милости Уинтерслипа. Но я старый человек, и мне хотелось бы прожить остаток дней спокойно. Меня удовлетворили бы двадцать тысяч фунтов стерлингов, то есть та сумма, в какую оценивалось наследство отца. Я отказываюсь от процентов на эту сумму, наросших в течение сорока лет.

– Я считаю ваши требования непреувеличенными, – сказал Джон. – Решающее слово принадлежит моей кузине Барбаре Уинтерслип; я надеюсь, что она не будет возражать против такой компенсации. Но само собою разумеется, что вы получите деньги только после того, как будет найден убийца ее отца.

– О, нет, дудки-с! Это дело может затянуться на очень долгое время. Я хочу, наконец, вернуться в Англию – Стрэнд, Пикадилли! Я не был там двадцать пять лет. Черт побери! Ждать?! Какое мне дело до этого убийства, черт бы его побрал! – И подойдя к Джону, он выпрямился и, хрипя от злобы, наклонился к нему. – Уж не подозреваете ли вы, сэр, что я… сын Тома Брэда, работорговца?

Джон спокойно посмотрел ему прямо в глаза.

– Я знаю только одно: вы не можете доказать, где вы были во вторник рано утром. Я не утверждаю, что это обстоятельство набрасывает на вас какую-либо тень, но все-таки посоветую моей кузине воздержаться от уплаты вам денег.

– Война, так война! – заорал Брэд. – Я передаю дело в суд.

– Пожалуйста, вы истратите на него последние ваши сбережения. Спокойной ночи, сэр!

– Спокойной ночи! – закричал Брэд, принимая позу, в какой, вероятно, часто можно было видеть его отца на палубе судна «Maid of Shiloh».

Спускаясь с балкона в сад, Джон услыхал за собой торопливые шаги. Он обернулся. За ним шел Брэд…

– Сэр! Я признаю себя побежденным! – сказал он. – Я не могу больше бороться и согласен на все ваши условия.

– Очень хорошо сделали, мистер Брэд! Я надеюсь, что вы скоро увидите Лондон. Всего хорошего! – И он протянул руку старику.

Брэд схватил ее и крепко-крепко пожал.

– Спасибо, спасибо! Вы джентльмен, хотя и носите фамилию Уинтерслипа…

«Хм, хорош комплимент!» – подумал Джон, входя в вестибюль отеля «Рифы и пальмы». За конторкой стояла Карлотта Эган.

– Здравствуйте, мисс Карлотта! Не найдется ли у вас занятий для опытного бухгалтера?

Она засмеялась.

– Нет, сегодня мы вообще не будем говорить о делах. Ясегодня в хорошем настроении. Была у папы. А после моего ухода к нему пришел совсем незнакомый человек…

– Кто же это?

– Очень высокий, с седыми волосами и умный. Мне сказали, что это капитан Коп из британского адмиралтейства.

– По какому же делу он приходил туда?

– Не имею понятия, но мне почему-то кажется, что все дело принимает для папы хороший оборот.

– Мне тоже так кажется! Знаете что? Давайте отпразднуем сегодня это хорошее настроение и погуляем. Мне надоело полицейское бюро и розыски. Какие увеселения предполагаются сегодня ночью?

– Как раз сегодня все жители отправляются в Пунахоу, посмотреть «Королеву ночи». Она сейчас в полном расцвете.

– Великолепно! Пойдем любоваться цветами.

Около стены, окружающей Оаху Колледж, росло множество экземпляров того странного растения, которое цветет только одну летнюю ночь. У Джона не было особого желания ехать в Пунахоу, но приехав туда, он понял, почему все жители Гонолулу стекаются посмотреть это редкое зрелище. Здесь было царство красоты, красоты опьяняющей и ослепительной. Вдоль стены теснилась густая толпа. Девушка была очаровательной спутницей. Дух жизни проснулся в ней, и она весело болтала с Джоном.

Он убедил Карлотту зайти в кондитерскую поесть мороженого, а когда возвращались домой по берегу, часы пробили уже десять. На остановке трамвая, неподалеку от отеля «Рифы и пальмы», они вышли из вагона и тихо направились домой. Справа от пешеходной дорожки возвышалась густая, почти непроходимая живая изгородь. Была тихая ночь. Уличные фонари ярко горели; луна освещала светлую мостовую. Джон рассказывал Карлотте про свой родной Бостон.

– Мне кажется, он вам понравится. Правда, он несколько старомодный, но…

В кустарниках раздался звук револьверного выстрела, и Джон почувствовал, как над его головой просвистела пуля. Опять огонек, вторая пуля. Девушка испуганно вскрикнула.

Джон сделал несколько шагов вперед и бросился к кустарникам. Колючие ветки царапали щеки. Он остановился. «Карлотту нельзя оставлять одну», – промелькнуло в его голове. Он быстрыми шагами вернулся к ней.

– Что это значит? – спросил он, в недоумении осматривая мирную картину окружающей природы.

– Я, я не знаю! Идемте отсюда скорее! – произнесла девушка, схватив его за руку.

– Не бойтесь, ничего страшного.

В сильном волнении они поспешили к отелю. Но как только они вошли в вестибюль, их мысли волей-неволей приняли другой оборот. У конторки стоял Артур Темпл Коп, который при виде вошедших, поспешил им на встречу.

– Вы мисс Эган? А, мистер Уинтерслип! Как поживаете? Я заказал себе комнату в отеле. Вы разрешите? – обратился он к девушке.

– Конечно! – смущенно залепетала она.

– Сегодня утром я разговаривал с вашим отцом. Я узнал о постигшем его несчастьи только по пути на Фэннингские острова. Поспешил вернуться сюда.

– Вы вернулись? – Карлотта удивленно смотрела на капитана.

– Да, чтобы помочь Джиму.

– Как это мило с вашей стороны, но, право, я… не могу понять…

– Конечно, это понять очень трудно! – Капитан с улыбкой смотрел на нее. – Дело в том, что Джим мой младший брат. Ты моя племянница, и зовут тебя Карлотта Мария Коп.

Темные глаза девушки стали круглыми от изумления.

– Вот как? И какой же вы добрый дядюшка!

– Приятно слышать! – Капитан расшаркался. – Постараюсь удержать за собой эту репутацию.

– Позвольте попрощаться с вами, – сказал Джон, – мне не хотелось бы мешать вам.

– Спокойной ночи, друг мой! – ответил капитан. Девушка проводила Джона на веранду.

– У меня голова кругом идет. Ничего не понимаю.

– Да, события развиваются быстрым темпом. – Джон вспомнил про корсиканскую папиросу. – А все-таки я не очень доверял бы ему.

– Но он так красив.

– Может быть! Внешность часто бывает обманчива. Удаляюсь, чтобы не мешать вам.

Карлотта положила свою стройную смуглую ручку на его белый рукав.

– Будьте осторожны! – проговорила она нежным голосом.

– Обещаю!

– Мне страшно за вас… В вас стреляли.

– Да, но целились плохо. Не беспокойтесь обо мне!

Девушка стояла перед ним, и он видел ее глаза, сверкавшие во мраке.

И снова, конечно, светила луна. Кокосовые пальмы по совету пассата повернули свои головки в другую сторону. Теплые воды Вайкики шумели где-то близко-близко. И «застрахованный» джентльмен Джон Уинтерслип из почтенного города Бостона притянул к себе девушку и поцеловал. Поцелуй был отнюдь не родственный!

– Спасибо, родная! – прошептал он. Ему показалось, что он закружился в мировом пространстве. Казалось, что стоит протянуть руку и можно схватить целую пригоршню звезд.

В следующий миг в его голове пронеслось, что он нарушил данное себе обещание. Он поцеловал… и уже другую девушку. Три… да, он некоторым образом связал себя с тремя!

– Спокойной ночи! – хриплым голосом крикнул Джон, перескочил через перила и быстро пошел по саду.

Да, три девушки, но он не раскаивался. Наконец-то он начал действительно жить полной жизнью. На сердце было легко и радостно. Ему послышались сзади шаги, но он не обратил на них никакого внимания. Теперь ему было все равно.

Дома, на письменном столе, он нашел письмо, написанное на пишущей машинке:

«Вы проявляете слишком много энергии. Гаваи могут уладить свои дела без вмешательства malitihi. Пароходы уходят почти ежедневно. Если вы не уедете по прошествии двух суток с момента получения настоящего письма, берегитесь! Сегодня вечером стреляли в воздух, но следующий раз выстрелят более метко».

Джон, улыбаясь, швырнул письмо на пол. Ага, его работа в деле расследования убийства начинает приносить плоды! Он вспомнил коварное выражение глаз Каолы и его слова: «Это ваших рук дело. Я вам это припомню!»

Да, пароходы отходят почти ежедневно. Пусть уходят, но он останется здесь до тех пор, пока убийца Уинтерслипа не предстанет перед судом.

Его жизнь наполнилась новым содержанием: «Будьте осторожны», – вспомнил он женский голос. О, он будет осторожен, но будет также и действовать, он полон энергии и силы!

 

Глава XVIII. Телеграмма с Материка

Джон проснулся на другой день в девять часов утра и поспешно встал. На полу около письменного стола валялось письмо, в котором кто-то требовал его немедленного отъезда из Гонолулу. Он поднял его и пробежал еще раз.

В столовой Хаку доложил ему, что мисс Минерва и мисс Барбара уже позавтракали и отправились в город за покупками.

– Послушай, Хаку, – проговорил Джон, – вчера поздно вечером мне принесли письмо.

– Да, сэр.

– А кто его принес?

– Не могу сказать. Письмо было найдено на полу в коридоре у главной входной двери.

– Кто его нашел?

– Камаикуи.

– Ах, вот кто? Камаикуи!

– Я приказал ей отнести письмо в вашу комнату.

– А Камаикуи видела человека, который принес письмо?

– Никто не видел его.

– Так.

В половине одиннадцатого Джон на автомобиле поехал в полицейское управление. Показав Хэллету письмо, он рассказал о вчерашнем покушении на его жизнь.

– Я посоветовал бы вам носить с собой револьвер! – сказал присутствовавший при этом следователь Грин.

– Ах, зачем, я не трус. Личность автора анонимного письма мне известна.

– Вот как! Кто же это?

– Приятель мистера Хэллета, Дик Каола.

– Это что значит? С какой стати вы называете Каолу моим приятелем? – вспылил Хэллет.

– Хм, по крайней мере, в последний раз вы обошлись с ним очень мягко.

– Я знаю, что делаю! – сердито сказал Хэллет.

– Надеюсь! Но если он как-нибудь вечером пустит пулю мне в голову, я буду на вас сердиться.

– Ах, да вам не грозит никакой опасности. Только трусы пишут анонимные письма.

– Правильно! И только трусы стреляют из-за угла. Но из этого еще не следует, что трус не умеет целиться.

– Письмо я сохраню. Оно может пригодиться в качестве материала. А теперь у меня допрос. Введите арестованного! – приказал он полицейскому.

В комнату вошел Джим Эган в сопровождении капитана Артура Копа.

– А, здравствуйте, мистер Уинтерслип! Удивительно, как часто мы встречаемся с вами. Позвольте представиться, – сказал он, обращаясь к Грину: – Я капитан Артур Коп, а этот джентльмен, – он показал на хозяина отеля «Рифы и пальмы», – мой брат.

– Да неужели? – воскликнул Грин. – А я думал, что его фамилия Эган.

– Его зовут Джим Эган Коп! – продолжал капитан. – Много лет тому назад в силу некоторых обстоятельств, которых я здесь не буду касаться, мой брат отбросил фамилию «Коп». Я пришел сюда, чтобы поставить вам на вид следующее: вы совершенно незаконно задержали моего брата. Конечно, я мог бы прислать хорошего адвоката и сегодня же мой брат был бы освобожден. Но я предоставляю вам последнюю возможность самим исправить вашу ошибку и таким образом избежать огласки, которая для вас очень неприятна.

Джон бросил искоса взгляд на Карлотту. Она с восхищением смотрела, но не на него, а на своего красивого дядюшку.

Грин слегка вспыхнул:

– Вы, правы, капитан, всякий блеф необходимо тщательно расследовать.

– Так вы признаете, что с вашей стороны был блеф?

– Я имею в виду ваше поведение, капитан.

– Вот как! Насколько мне известно, против старика Джима выдвигаются два обвинения: во-первых, он был у Дэна Уинтерслипа в ночь убийства и не желает объяснить цели этого визита; во-вторых, у дверей гостиной Уинтерслипа найден окурок.

– Только первое! – сказал Грин. – Папироса марки «Корсика» не является больше уликой против Джима Эгана. Эта улика против вас, господин капитан.

– Ну? – спокойно спросил Коп.

– Да! Я очень рад, что вы сами пожаловали сюда, мне надо поговорить с вами. До моего сведения дошло, что вы не чувствовали особой симпатии к покойному Дэну Уинтерслипу.

– Да, я действительно питал к нему антипатию.

– Почему?

– Служа мичманом на британском военном судне, я, конечно, знал, какой ужасной репутацией пользовался мистер Дэн Уинтерслип в восьмидесятых годах в Австралии. Определенно утверждали, что он похитил имущество, оставшееся после смерти капитана судна «Maid of Shiloh». Мы, моряки, не прощаем таких поступков. Кроме того, он запятнал свое имя, как работорговец.

– Вы приехали в Гонолулу неделю тому назад? – продолжал Грин. – В понедельник днем? На следующий день вы снова уехали. Вы не виделись здесь с мистером Дэном Уинтерслипом?

– Нет.

– Припомните! Разрешите указать вам на то, что папиросы, взятые из портсигара Эгана, сделаны из турецкого табака. Окурок папиросы, найденной около гостиной мистера Уинтерслипа, содержит вирджинский табак. И такой же папиросой из вирджинского табака вы угостили нашего агента Чарли Чана в отеле в субботу вечером. Будьте добры объяснить это совпадение.

– Очень просто! Само собою разумеется, что папироса, найденная в квартире Дэна, была из вирджинского табака. Я не курю другого сорта.

– Что вы сказали?

– Да что об этом говорить! Я сам швырнул этот окурок.

– Но ведь вы только что сами утверждали, что не видались с Дэном Уинтерслипом на прошлой неделе?

– Совершенно верно, я не видал его. Я навестил мисс Минерву Уинтерслип, живущую в доме Дэна. Я был там в понедельник в пять часов вечера. Можете позвонить к этой даме и проверить мои слова.

– Черт возьми, почему же вы нам не сообщили об этом визите, мистер Уинтерслип? – прошипел Хэллет, обращаясь к Джону.

– Право, не могу ответить на этот вопрос. Может быть, просто потому, что вы ни на один момент не связывали имя капитана Копа с убийством моего дяди.

– Мы пили чай с мисс Минервой на веранде, затем сидели на скамейке в саду, вспоминая старые времена. Потом я вернулся в дом и около гостиной бросил окурок.

– Та-ак! – протянул Грин. – Но объясните мне, пожалуйста, почему покойный Уинтерслип боялся Джима Эгана?

Коп наморщился.

– Боялся? Ну, впрочем, это вполне понятно. Уинтерслип имел много оснований бояться честных людей. Но в нежелании моего брата сообщить вам свой разговор с Уинтерслипом нет ничего отягчающего. Я требую…

Грин поднял руку.

– Позвольте, капитан. Должен указать вам на тот факт, что отказ вашего брата сообщить нам его разговор с Уинтерслипом, и то, что он был, по-видимому, последним, кто видел Уинтерслипа живым, является вполне достаточным основанием для его ареста. Вот почему я его задержал, задерживаю и буду держать здесь до тех пор, пока не замерзнет ад.

– Ну, что же! Тогда я приглашаю адвоката…

– Это, конечно, ваше право! – иронически заметил Грин. – До свиданья!

Коп на минуту задумался.

– Послушай, Джим! – сказал он брату. – Если я обращусь к адвокату, то дело получит еще более широкую огласку. Кроме того, тебя не так скоро выпустят. Эта отсрочка твоего освобождения очень огорчит Карлотту. А так как ты попал в это неприятное положение исключительно ради нее…

– Что ты хочешь этим сказать? – прервал его Джим.

– Ах, Джим, я предполагаю, как было дело. Ты хотел отправить Карлотту в Англию для завершения ее образования, но у тебя не было денег, хотя мне ты написал, что деньги у тебя есть. Опять эта нелепая гордость, которая не раз уже губила тебя. Ты ломаешь себе голову, откуда достать денег. И, вспомнив про Уинтерслипа, ты решаешься на… не очень красивый шаг; правда, ты сделал его ради Карлотты, и мы оба прощаем тебя. Правда, милая?

– Конечно, конечно! – прошептала Карлотта, едва сдерживая слезы. – Бедный, бедный папочка.

– Теперь, Джим, спрячь свое самолюбие в карман и расскажи, как было дело. Мистер Грин, надеюсь, примет меры к тому, чтобы эти показания брата не попали в газеты…

– Мы тысячу раз обещали ему это! – сказал Грин.

– В восьмидесятых годах, – начал Эган свои показания – я служил помощником кассира в одном Мельбурнском банке. Однажды к моему окну в банке подходит человек; назвался он Уильямсом или что-то вроде этого. Принес для размена зеленый кожаный мешок с золотыми монетами – там были мексиканские, испанские, английские монеты – некоторые покрыты грязью. Я разменял. Потом он еще несколько раз приходил менять, но уже меньшие суммы. Тогда я не обращал на него особенного внимания, хотя тот факт, что он давал мне щедро на чай, показался мне несколько подозрительным.

Через год – это было уже, когда я переехал в Сидней – до меня дошли известия о том, что какой-то Дэн Уинтерслип совершил кражу на судне «Maid of Shiloh». Мне сразу пришло в голову, что Уильямс и Уинтерслип – это одно и то же лицо. По никто не заинтересовался особенно этим делом. Говорили только, что эти деньги пахнут кровью; и ведь Том Брэд приобрел их не особенно чистым путем. Вот почему я молчал.

Двенадцать лет спустя, порвав свои отношения с семьей, я переселился под другой фамилией в Гонолулу, и мне показали Дэна Уинтерслипа. Да, это был Уильямс! И он тоже узнал меня. Мне часто приходилось испытывать денежные затруднения, но я – верь мне Артур – не шантажист. Более двадцати лет я не встречался с Дэном. Но вот два месяца тому назад моя семья открыла мое местопребывание и предложила мне отправить Карлотту в Англию, где она могла бы повидаться со своей бабушкой, моей матерью. Меня спросили, есть ли у меня деньги, и я из гордости ответил «да», хотя у меня не было ни гроша за душой…

И вдруг приезжает Брэд. В этом было что-то роковое. Весьма возможно, что я сообщил бы ему за деньги все то, что мне было известно о Дэне Уинтерслипе, но из разговора с Брэдом я убедился, что денег у него мало и, кроме того, какое-то неясное чувство подсказывало мне, что Дэн Уинтерслип в конечном счете выйдет победителем из этого скандала. Нет, Дэн был «моей жертвой» и я – под влиянием минуты… я, право, не помню, как это вышло… я был невменяем… я протелефонировал Дэну Уинтерслипу…

Но сразу же раскаялся в своем шаге и за несколько часов до условленной встречи снова протелефонировал ему, что прийти не могу. Он настаивал, настаивал так твердо, что я не выдержал и уступил. Когда я пришел к нему, он уже знал, в чем дело, и протянул мне чек на пять тысяч долларов. Благодаря этим деньгам, моя Кэри будет счастлива. Я взял чек и ушел домой. О, как мне стыдно! Я не стану оправдывать своего поведения, но мне кажется, что никогда я не стал бы требовать уплаты по этому векселю. Когда Кэри нашла его в моем письменном столе и принесла сюда, я разорвал его на мелкие кусочки. Вот все, что я могу сказать. Я сделал это ради твоего счастья, Кэри! – обратился он к дочери…

– Если бы вы рассказали нам это раньше, то избавили бы и себя и нас от многих волнений, – проговорил Грин.

Коп поспешно поднялся.

– Надеюсь, что теперь вы уже не имеете оснований задерживать моего брата здесь?

– Нет, конечно, нет. Я сейчас же сделаю распоряжение о его освобождении. – И Грин вместе с Хэллетом, Джимом Эганом и Карлоттой вышли из комнаты.

– Ну-с, Чарли, это дело ликвидировано! На каком же пути мы теперь стоим?

– Говори только о себе самом, – осклабясь, ответил китаец, – я стою на том же пути, где и раньше. Я никогда не был сторонником эгановской гипотезы.

– Но ее поддерживал Хэллет. А сегодня он оскандалился.

В маленькой передней они натолкнулись на короля сыщиков. Он был вне себя.

– Мы только что говорили о том, что гипотеза об участии Эгана в убийстве провалилась. Какие же улики остались у нас?…

– О, множество! – проворчал Хэллет.

– Вы думаете? По-моему, все они оказываются лишенными какой бы то ни было почвы. Страница, вырванная из книги посещений, брошка, оборванный угол газеты, шкатулка, а теперь Эган и корсиканская папироса.

– О, история с Эганом еще далеко не закончена. То, что его выпустили, отнюдь не означает, что мы считаем его вполне реабилитированным.

– Чепуха! – рассмеялся Джон. – Я спрашиваю вас, чем мы теперь можем оперировать. Пуговичка от перчатки ничего не даст нам. Перчатка давно уже уничтожена. Часы-браслет со светящимся циферблатом и испорченной цифрой два…

Чан прищурил свои янтарные раскосые глазки.

– Важное указание! – пробормотал он. Хэллет ударил кулаком по столу.

– Да, часы-браслет! Но если человек, который имел их в ночь убийства, узнает, что кто-либо видел их на нем, то нам не видать этих часов, как своих ушей. К счастью, мы держали наше дело в секрете. Слушайте, Чан, примите меры к их розыску. Обыщите все ювелирные магазины, ссудные лавки, каждый уголок!

Несмотря на всю тучность, Чарли поспешно бросился исполнять приказание начальника.

– Я дам этому делу сильный толчок, – сказал китаец и с этими словами исчез.

– Желаю удачи! – бросил ему вслед Джон и тоже хотел уйти.

– Мистер Уинтерслип, одну минутку! – задержал его Хэллет. – Передайте вашей тетушке, что я очень недоволен ее поступком. До свиданья.

Только после ужина Джону удалось улучить момент, чтобы передать мисс Минерве выговор от Хэллета и объяснить историю с корсиканской папиросой.

– Видишь ли, Джон, – начала мисс Минерва. – В первые дни после убийства я просто забыла о брошенном окурке. И вдруг я ясно представила себе Артура, капитана Копа в тот момент, как он, входя в дом, швырнул окурок. Но я никому об этом не говорила.

– Почему?

– С какой стати я буду помогать полиции? Пусть сами работают. Кроме того… – она смущенно замолчала.

– Ну, говори, в чем дело?

– Я не допускала мысли, чтобы визит капитана Копа стоял в какой-либо связи с этим таинственным убийством.

Снова молчание.

И вдруг Джон понял все. Правда, он никогда не отличался недогадливостью.

– Он рассказывал мне, что в восьмидесятых годах ты была очень хороша собой! – произнес Джон тихим ласковым голосом. – Он, то есть капитан. Я познакомился с ним в клубе Сан-Франциско.

Мисс Минерва положила руку на плечо Джона, и когда она снова заговорила, ее голос, обычно столь ясный и уверенный, дрожал.

– Да, здесь в Гонолулу, мне, молодой девушке, улыбалось счастье. Стоило мне протянуть руку, и оно было бы моим, но что-то, что-то… Бостон удержал меня, и счастье ускользнуло.

– Ну, еще не поздно! – попробовал утешить ее Джон.

Она сделала отрицательный жест головой.

– И он в тот знаменательный вечер пытался убедить меня в этом. Но в его тоне была какая-то нотка… И хотя я живу на Гавайских островах, но не совсем потеряла голову. Молодость не вернуть, что бы ни говорили здесь люди. – Она пожала ему руку и встала. – Когда пробьет твой час, Джон, не будь таким дураком…

Мисс Минерва поспешным шагом пошла по направлению к дому, и Джон смотрел ей вслед с чувством какой-то совершенно новой симпатии.

– Мистер Уинтерслип, вам телеграмма! – сказал подошедший к нему Хаку. – Человек ждет денег за доставку.

Это была телеграмма из Дес Мойнес, подписанная начальником почтамта: «Фамилия Сэлэдин нам совершенно неизвестна».

Джон бросился к телефону. Дежурный чиновник полицейского управления сообщил, что мистер Чан уехал к себе домой на холм Пенн Боул. Через пять минут Джон уже мчался к нему в автомобиле.

 

Глава XIX. Неудачное похищение

Чарли Чан жил в бунгало, робко прилепившемся к склону холма Пенч Боул. У входа Джон остановился и бросил взгляд на Гонолулу. Город напоминал огромный мерцающий сад, окруженный амфитеатром гор. Дивная картина! Но сейчас некогда было наслаждаться красотой природы, и Джон поспешно зашагал по дорожке.

Китаянка, по-видимому, прислуга – ввела его в мрачную гостиную. Сыщик был занят игрой в шахматы; увидев гостя, он с достоинством встал. Чан был в длинном темно-красном шелковом халате с широкими рукавами и высоким стоячим воротником. Из-под халата выглядывали широкие панталоны из того же материала, а на ногах были шелковые туфли с толстыми войлочными подошвами. Теперь он казался воплощением восточного человека, приветливого и благосклонного, но сдержанного и скрытного.

– Вы оказали моему жалкому домишке неслыханную честь! – приветствовал его китаец. – Этот лестный для меня момент делается для меня еще лестнее благодаря возможности представить вам моего старшего сына. – И он сделал знак своему партнеру выступить вперед. Джон увидел худощавого, желтолицего юношу с такими же янтарными глазами, как у Чана. – Мистер Джон Уинтерслип из Бостона любезно соблаговолили видеть Генри Чана. Когда вы входили, я давал ему урок шахматной игры, чтобы он играл потом хорошо и не осрамил нашего почтенного имени.

Мальчик отвесил почтительный поклон. По всей видимости, он принадлежал к той части молодого поколения китайцев, которая еще питает к родителям глубокое уважение. Джон тоже поклонился.

– Ваш батюшка – мой хороший друг, а с этого момента и вы! – сказал бостонец.

Чан сиял от восторга.

– Не соблаговолите ли присесть на этот мерзкий стул? Возможно ли, что вы принесли какие-нибудь новости?

– Не только возможно, но и наверное! – улыбаясь, ответил Джон, подавая ему телеграмму из Дес Мойнеса.

– Чрезвычайно интересно! С улицы слышится шум дорогого автомобиля. Это ваш прекрасный экипаж?

– Да, я приехал на автомобиле.

– Прекрасно! Поспешим к дому полковника Хэллета, совсем недалеко. Прошу извинить мое исчезновение, я должен надеть подобающий костюм.

Оставшись наедине с мальчиком, Джон стал искать темы разговора.

– Вы играете в гольф? – спросил он его. Глаза мальчика вспыхнули.

– Не очень хорошо; но надеюсь научиться лучше играть. Мой двоюродный брат Милли Чан большой знаток этой игры. Он обещал научить меня.

Джон оглядел комнату. На задней стене висел свиток с поздравлениями, по-видимому, новогодний подарок от нескольких знакомых. На противоположной стене красовалась лишь одна-единственная картина, написанная на шелке и изображавшая птичку на ветке яблони. Восхищенный ее простотой, Джон подошел к ней ближе.

– Прелестно! – сказал он.

– Говоря словами древних китайцев, картина – это песня без слов! – проговорил мальчик.

Под картиной стоял четырехугольный стол с двумя лакированными стульями по бокам. Несколько столиков из тикового дерева были расставлены по комнате; на них красовались голубые и белые вазы, фарфоровые кружки для рисового вина, карликовые деревья. С потолка свешивались матово-золотистые фонарики, пол был покрыт тусклым ковром. И снова Джон почувствовал, какая пропасть разделяет их с Чарли Чаном. Но вот появился сыщик в костюме, сшитом в Лос-Анжелесе или Детройте. Они вышли и, сев в автомобиль, поехали к Хэллету.

Полковник в пижаме отдыхал на веранде.

– Так поздно и еще на ногах. Что-нибудь случилось?

– Конечно! – отвечал Джон, садясь на предложенный стул. – Дело идет об одном человеке по имени Сэлэдин…

При упоминании этой фамилии Хэллет бросил пытливый взгляд на Джона. Бостонец рассказал ему все, что он знал о Сэлэдине, его пребывании в отеле «Рифы и пальмы», его коммерческих делах и трагической потере вставной челюсти. Затем Джон передал королю сыщиков телеграмму из Дес Мойнес. Тот пробежал ее глазами и спокойно разорвал в клочки.

– Оставьте в покое этого парня! – проговорил он.

– Что? Что вы сказали? – прохрипел возмущенный Джон.

– Я сказал, оставьте его в покое. Я ценю вашу энергию, но в данном случае вы идете по неверному пути. Когда вы принесете мне действительно веские доказательства – дело другое. Достаньте мне часы-браслет, и я начну действовать.

– Вы неоспоримое начальство! – произнес с поклоном Чан.

Джон довез Чана на автомобиле до его бунгало. Прощаясь с ним, бостонец сказал:

– Сэлэдин был моей последней попыткой выяснить дело.

Китаец мельком взглянул на Тихий океан, залитый лунным светом.

– Каменные стены окружают нас! – мечтательно произнес он. – Но мы движемся по кругу в поисках выхода. Миг открытия скоро наступит.

– Мне хотелось бы верить вам, Чан. Чан усмехнулся.

– Терпение есть очень милая добродетель. Так мне кажется. Но, быть может, так говорит мой восточный ум, Ваша раса рассматривает терпение с брызжущим через край недоброжелательством. До свиданья!

Дома Джона ждала телеграмма от Агаты Паркер, посланная с какой-то фермы в Уайоминге.

«Ты с ума сошел! Я нахожу запад некультурным и жить там не намерена».

Джон рассмеялся. Да, может быть, он действительно сошел с ума. Он опустился в кресло на lanai и старался додумать до конца свою мысль. Бостон, контора, художественные выставки, театр, спорт. Сенсация, связанная с новым выпуском облигаций. Теннис в Лонгвуде, чай из дорогих чашек в мрачных старинных салонах. Неужели бросить это все – безумие. Но тут он вспомнил слова мисс Минервы: «Когда пробьет твой час…» Задача сложная, а здесь, в стране, где цветет лотос, она особенно, трудна для разрешения. Джон зевнул и решил пойти спать. Сорок восемь часов, данные ему для отъезда, давно уже истекли, но не случилось ничего особенного.

* * *

В субботу утром Джон проснулся от шума целой эскадрильи аэропланов, пролетавшей над его виллой. К гавани приближался американский флот, и его младшие братья вылетели к морю и радостно кружились вокруг судов. В городе царило праздничное настроение, дома украсились флагами. Вскоре на улицах появились элегантные моряки. Они с шумом носились в автомобилях, заполняли трамваи. Вечером предстоял большой бал в «Стрэнд Отеле», и Джон, вышедший прогуляться, увидел, что все моряки устремились к Вайкики; каждый из них был с молоденькой хорошенькой барышней, сияющей от удовольствия и весело болтавшей с кавалером.

Джон вдруг почувствовал тоскливое одиночество. Каждое хорошенькое женское личико напоминало ему Карлотту Эган. Он свернул в ближайшую улицу и быстро направился к отелю «Рифы и пальмы». Владелец его стоял за конторкой. Теперь его глаза смотрели спокойно и хладнокровно.

– Добрый вечер, мистер Эган! Или вас надо называть мистером Копом? – приветствовал его Джон.

– О, нет, можно по-старому! Привык уже к этому имени. Очень рад видеть вас, мистер Уинтерслип. Карлотта сейчас выйдет!

Джон бросил взгляд на большую приемную. В ней царил ужасный беспорядок. Грязные стремянки, жестянки с красками, куски обоев.

– Что это у вас тут делается, мистер Эган?

– Подновляю свой старый ящик! Мы ведь теперь принадлежим к настоящему обществу, – смеясь, ответил Эган. – Да, сэр, отель «Рифы и пальмы» долгое время был в загоне у так называемой хорошей публики. Но с тех пор, как гонолулское общество узнало, что я через брата связан с британским адмиралтейством, мой отель показался сразу очень интересным местом. На пятичасовой чай сходится масса публики. Все это, конечно, только воображение. Но уж таков Гонолулу!

– Ах, то же самое и в Бостоне! – заметил Джон.

– Совершенно верно! Из-за этого лицемерия и лжи я много-много лет тому назад убежал из Англии, и не будь Кэри, я и теперь послал бы все это к черту. Но женщины смотрят на все иными глазами. Ей приятно, что всякие достопочтенные дамы благосклонно смотрят на нее. Досужие люди даже раскопали, что мой кузен Джорж получил в свое время дворянство за изготовление какого-то особого мыла. – Эган скорчил гримасу. – Видит Бог, я никогда не стал бы упоминать об этом, но у общества очень оригинальная мерка для оценки людей…

– А ваш брат Артур живет у вас?

– Да, но сейчас он снова уехал на Фэннингский архипелаг. Когда он вернется, Кэри уедет с ним в Англию. Да, я пошлю ее в Англию. Мне удалось получить деньги под вторую закладную. Это тоже результат недавно открытой связи с британским адмиралтейством и производством мыла! А вот и Кэри!

Появилась Карлотта. Она была в вечернем туалете из какой-то блестящей материи. Черные волосы были как-то особенно причесаны, плечи сверкали ослепительной белизной. Глаза радостно сияли. Никогда еще Карлотта не казалась ему такой красавицей, как сегодня.

– Ах, вы, изменник! – затараторила девушка. – Вы совсем забыли нас!

– Этого быть не может, мисс Карлотта. Но я был очень занят…

Услышав шаги за спиной, Джон обернулся. Повернул голову и увидел одного из этих вездесущих лейтенантов – стройного белокурого Адониса с фуражкой в руке и с обаятельной улыбкой на устах.

– Позвольте вас познакомить. Мистер Уинтерслип из Бостона, лейтенант Бузе из Ричмонда.

– Очень рад! – проговорил молодой человек, не отрывая взора от прелестного лица девушки. «По-видимому, какой-то обитатель отеля, этот Уинтерслип», – таков был, очевидно, ход мыслей лейтенанта.

– Кэри! Вы готовы? Автомобиль ждет.

– Простите, мистер Уинтерслип, но нам надо ехать! – защебетала Карлотта. – Мы торопимся на бал. Вы понимаете, что конец недели предоставляется флоту. Вы зайдете к нам как-нибудь в другой раз?

– Конечно! – ответил Джон.

Юная пара скрылась. Джон простился с Эганом и уныло поплелся домой. Он чувствовал себя стариком. Ведь ему скоро тридцать лет! Да, дорогу молодежи… Ах, если бы не убийство Дэна, он завтра же уехал бы к себе в Бостон.

Дома никого не было. Зазвонил телефон.

– Я слушаю! – сказал Джон, сняв трубку.

– У телефона Чарли Чан! – произнес голос. – Это вы, мистер Уинтерслип? Великолепно! Великие события скоро произойдут. Приезжайте возможно скорее в аптекарский склад Лиу Ин, Ривер стрит 927. Местность известна?

– Найду!

– На берегу реки. Итак, я вас жду. Прощайте!

Длинный ряд грязных магазинов тянулся вдоль Ривер стрит. У дома номер 927, где помещалась торговля Лиу Ина, Джон остановился. Несколько китайцев сидели за ширмой и играли в какую-то игру. Джон открыл дверь; зазвенел звонок, и ему навстречу вышел пожилой китаец.

– Мне надо видеть мистера Чана! – сказал Джон.

Старик кивнул головой и указал ему на дверь с красной занавеской, ведущей в заднюю часть лавки. Джон очутился в комнате, очень скудно и грязно меблированной. За столом сидел огромный рыжий детина, от которого пахло морем.

– Здравствуйте! – вскрикнул рыжий.

– А мистер Чан уже здесь?

– Еще нет, но скоро будет. Садитесь! Эй, Лиу, дайка нам по стаканчику твоего проклятого рисового вина! Садитесь сюда. Придет Чан, я расскажу вам интересную историю.

– Неужели?

– Да.

Джон осмотрелся в комнате. В задней стене была запертая дверь.

Он поднял глаза на парня, и в этот момент в его мозгу ясно пронеслась мысль, что его заманили в ловушку. Он понял, что не Чан вызывал его к телефону. Как это сразу он не заметил обмана. Чан не употребил бы такого выражения «местность известна»!

– За ваше здоровье, сэр! – произнес рыжий, поднимая стакан.

Джон взял стакан, но затем снова поставил его на стол:

– К сожалению, я не могу выпить с вами! – решительно произнес он.

– Что?! Не хотите выпить со мной? Это еще что такое?

– Да, не хочу и ухожу! – И он сделал шаг по направлению к красной портьере.

Матрос молча встал и загородил ему дорогу. Джон, убедившись в бесплодности слов, ударил парня кулаком по лицу. Быстро и ловко парировал матрос этот удар. Еще секунда, и комната превратилась в поле битвы… Перед Джоном завертелась красная портьера, рыжие волосы, красный свет, огромные волосатые руки, стремившиеся попасть в его физиономию. Как это сказал Роджер? «Дрался ли ты когда-нибудь с судовым офицером, попросту, на кулаках, сыпавшихся, подобно ударам молота?» Нет, никогда не дрался, но теперь он познал и этот способ борьбы. Здесь он находился в лучшем положении, чем на чердаке в Сан-Франциско. Здесь он ждал нападения и мог защищаться. Он снова и снова пытался схватиться за красную портьеру, но сильные руки матроса отбрасывали его назад, и ему снова приходилось выдерживать атаку. Матрос пробовал дать ему нокаут и осыпал таким градом метких ударов, что счастливый исход борьбы – с точки зрения рыжего – был только вопросом времени. Как разъяренные звери, они носились по комнате, а странные восточные люди спокойно играли в какую-то игру в соседнем помещении.

Джон чувствовал, что его силы иссякают, он едва дышал, но прекрасно понимал, что гигант не начинал бороться по-настоящему. И он решил взять противника хитростью; он опрокинул стол, лампа с треском грохнулась на пол, мрак окутал поле сражения, но при последней вспышке огня, он видел, что матрос наступает на него; и тогда Джон, помня испытанный студенческий прием, упал на колени и сразу напал на противника. Культура победила. Матрос рухнул на пол, а Джон кинулся к задней двери, которая оказалась незапертой, и выскочил из комнаты.

Он опрометью пробежал по какому-то пустынному двору, перелез через забор и очутился в Ривер Дистрикт, куда обычно не заглядывает приличная публика. Здесь на мрачных, темных, грязных улицах, не имеющих ни входа ни выхода, живет пять наций. Некоторые дома построены на одном уровне с улицей, другие гораздо ниже, без всякого плана. У Джона было такое чувство, как будто он попал в какой-то призрачный мир. Остановившись, он услышал визгливые звуки китайской музыки, стрекотанье пишущей машинки, хрип дешевого граммофона, наигрывавшего американский джаз, отдаленный гудок автомобиля, отчаянный плач японского ребенка. Услышав шаги на соседнем дворе, он побежал.

Надо было во что бы то ни стало выбраться из этого лабиринта таинственных улиц и переулков. Из темноты ему грозили странно разрисованные рожи; какой-то Вавилон наречий, жуткое сверкание глаз, чья-то костлявая рука, опустившаяся на его плечо. Под фонарем стояла кучка бледных истасканных китаянок, которые при его приближении стали перешептываться. Остановившись на момент, чтобы перевести дух, он услышал топот множества ног, босых ног, ног в сандалиях, услышал шлепанье деревянных башмаков, поскрипывание дешевых сапог, изготовляющихся на его родине – Массачусетсе. А затем тяжелый стук грубых сапог, какие обыкновенно носят морские волки. Джон побежал дальше.

* * *

Выбежав на сравнительно спокойную Ривер Стрит, он убедился, что описал круг, так как снова оказался около лавки Лиу Ина. Оглянувшись, он увидел рыжего, который бежал за ним. У тротуара стоял автомобиль. Джон быстрыми шагами бросился к нему.

– Поезжайте скорее!

– Занят, – ответил шофер с заспанной японской физиономией.

– Мне нет дела… – начал Джон и вдруг его взор упал на руку шофера. Он замер на месте: на руке шофера были часы-браслет со светящимся циферблатом, и на нем недоставало цифры два.

В этот момент кто-то схватил его за шиворот и втиснул в автомобиль. В ту же минуту показался рыжий.

– Держи его, Майк, держи! – Джону скрутили назад руки, втиснули в рот кляп, и автомобиль покатил. – Этот черт здорово помял мне глаз! – проговорил рыжий. – Ну, ничего, рассчитаемся с тобой на судне. Эй, ты, шофер, поскорее вези на шестьдесят шестую пристань.

Джон понял, куда его везут. Но все его мысли были заняты часами на запястье шофера. Вскоре автомобиль остановился. Джона приподняли и не особенно деликатно потащили из автомобиля. Одна из пуговиц, придерживавших занавеску окна, коснулась его щеки, и он воспользовался случаем прижаться к ней ртом и несколько расшатать кляп. Ему удалось также заметить первые две цифры номера автомобиля – 33.

Два огромных конвоира тащили бостонца по набережной. Джон заметил в отдалении три фигуры в морской форме и одну в штатском. Его сердце радостно билось. Языком и зубами старался он расшатать расхлябавшийся кляп, и когда ему это удалось, он громко заорал: «На помощь!», в то же время делая попытки вырваться из рук негодяев.

Минута колебания, затем раздались шаги, какой-то рослый парень открыл оживленную дискуссию кулаками, Майк упал, а рыжий не мог устоять против атаки двух других моряков.

– Черт возьми! Да ведь это мистер Уинтерслип!

– Да, это я. А откуда вы меня знаете?

– Я репортер вечерней газеты Мэйберри; вы недавно приезжали с Чаном в мою редакцию; но как вы сюда попали? Давайте, я освобожу вам руки. Рыжий с товарищами поспешили удрать.

– Знаю я этих негодяев! – сказал Мэйберри. – Они вот с того судна с иммигрантами, которое стоит в гавани уже с прошлой недели. Держу пари, что это контрабандисты, торгующие опием. Вы, конечно, сейчас же дадите знать в полицию, мистер Уинтерслип?

– Разумеется, но сначала позвольте поблагодарить вас и ваших товарищей за мое спасение!

* * *

Джон застал начальника полиции на обычном месте, в обычной комнате и рассказал ему о ночном приключении. Хэллет отнесся к нему несколько недоверчиво, но когда Джон упомянул о часах-браслете, глаза короля сыщиков радостно вспыхнули.

– Наконец-то вы принесли хорошие вести! Ясегодня же прикажу опросить всех шоферов с номерами, начинающимися на 33. Я покажу этим негодяям-матросам!

– Ах, пусть себе уезжают, куда хотят! – великодушно заявил Джон. – Обратите все ваше внимание на часы!

Гордо подняв голову и еще не успокоившись от охватившей его жажды борьбы, он возвращался домой по тихому безмолвному городу. Зашел на телеграф и отправил Агате Паркер на ферму телеграмму, в которой было только четыре слова:

«Сан-Франциско или разрыв»

 

Глава ХХ. Рассказ Лay Хо

Утром в воскресенье сильный стук в дверь разбудил Джона. Он накинул халат и подошел к двери. Там стояла мисс Минерва в сильном возбуждении.

– Джон! Ты здоров?

– Да, а что?

– Прочитай, пожалуйста, утренние газеты. Что это значит?

На первой странице заголовок крупными буквами: «ЗАГАДОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ БОСТОНЦА ОКОЛО ГАВАНИ». Заголовки, напечатанные менее крупным шрифтом, извещали, что «мистер Джон Уинтерслип из Бостона был в последний момент избавлен тремя мичманами в «Орегона» от насильственной отправки в Китай».

Джон зевнул.

– Все соответствует истине, милая тетя! Мне совершенно ясно, что моя работа в качестве сыщика кому-то не нравится, и от меня хотят избавиться. Но я не уеду отсюда.

– А Бостон?

– Нет, в Бостон я вряд ли вернусь. Я собираюсь переехать в западные Штаты.

– Вот как! – Мисс Минерва бросила на него недоумевающий взгляд и вышла из комнаты.

После завтрака Джона вызвали к телефону. Карлотта Эган справлялась о его здоровье и говорила с ним таким ласковым, теплым, задушевным голосом, что Джон простил ей и вчерашний бал, и вчерашнего красавца-лейтенанта…

После обеда Джон пошел в полицейское управление. Хэллет был в довольно плохом настроении. Чан носился где-то в поисках часов. Нет, до сих пор они не напали на след.

Бостонец деликатно выразил удивление. Король сыщиков презрительно фыркнул.

– Вы же видели эти часы-браслет? Почему же, черт возьми, вы не взяли их?

– Потому что у меня были связаны руки! – напомнил ему Джон. – Но ведь я указал вам след, ведущий к таксомоторам Гонолулу.

– Ах, молодой человек, таксомоторов тысячи…

– Я сделал еще больше. Я сообщил вам первые две цифры номера таксомотора. Остальное предоставляю вашим талантам и способностям.

– Добудем! – проворчал Хэллет. – Дайте только время.

Да, единственное, что им мог дать Джон, было только время. Наступил понедельник, затем вторник. Мисс Минерва становилась все саркастичнее.

– Терпение это чрезвычайно приятная добродетель! – иронизировал Джон. – Так говорит сам Чан.

– Да, с полковником Хэллет надо иметь терпение… Но вот, во вторник вечером Чан протелефонировал

Джону из полицейского управления. На этот раз говорил действительно сам китаец.

– Не окажет ли мистер Уинтерслип высокую честь пообедать с ним в кафе «Александр Янг».

– Что-нибудь случилось, Чарли?

– Возможно, что да, но возможно, что и нет! – ответил китаец. – Итак, в шесть часов в вестибюле отеля, если вы соблаговолите.

В назначенный час он встретился с Чаном. Китаец был очень любезен и мил, но делал вид, что не замечает его вопросительных взглядов. В столовой Чан выбрал столик у окна, выходящего на улицу.

– Чарли, не мучьте меня!

– Не будем омрачать наш праздник печальным разговором об убийстве. Не угодно ли тарелку супа?

– Хм, пожалуйста! – Джон понял, что было бы невежливо задавать дальнейшие вопросы.

– Два супа! – приказал Чан лакею. – Я чрезвычайно восхищен тем, что могу угостить вас прежде, чем вы снова попадете в Бостон. Поговорим об этом городе. Я очень интересуюсь им.

– Неужели? – удивленно спросил Джон.

– Неоспоримо. Один джентльмен, с которым я некогда познакомился, говорит, что Бостон совсем как Китай. Будущность обоих – говорил он – лежит на кладбищах, где горделиво покоятся бесполезные трупы уважаемых жителей. Не знаю, как это понимать.

– Он хотел сказать, что жизнь этих мест принадлежит уже прошлому! – пояснил Джон. – И он отчасти прав. Видите ли… – и Джон стал увлеченно рассказывать о своем родном городе. Чан внимательно слушал его.

– У меня всегда было желание путешествовать, – сказал Чан, дав Джону высказаться, – но оно не исполнилось. Я бедный полицейский чиновник. Когда-то в молодости я мечтал подняться высоко, теперь уже не мечтаю. Но мой сын, американский гражданин, он мечтает. Кто знает, быть может, осуществятся его мечты, и он станет вторым Бабд Рузсом, императором, оглушенным аплодисментами тысяч людей. Кто знает?…

Вдруг Чан привскочил. К входу отеля подъехал автомобиль, из которого вышли мужчина и две дамы. Шофер-японец уже собирался отъехать от отеля, как Чан властно приказал ему остановиться.

– Стоп! – Японец повернул к нему испуганное лицо. – Вы Акуда?

– Да! – прошептал японец.

– Вы выехали отсюда в воскресенье утром с группой туристов на острова?

– Да.

– Пожалуйста, возможно ли, что вы носите часы-браслет?

– Да.

– Предлагаю открыть их вид. Японец колебался. Чан отвернул рукав шофера и, вскочив в автомобиль, знаком пригласил Джона последовать его примеру.

– В полицейское управление, если будете так любезны! – скомандовал он.

В полицейском управлении Чан предъявил Хэллету часы.

– Дешевый измеритель времени известной фирмы! – изрек он. – Цифра два неясна. Новый факт выплывает на свет. У этого японца очень тонкое запястье. Стертые места на ремне указывают на носимость их человеком с запястьем неизмеримо большего размера.

– Акуда, откуда у тебя эти часы? Впрочем, сначала расскажи нам, кого ты возил прошлый вторник ночью?

– Два матроса с судна. Сняли на вечер. Платят много вперед. Я еду на Ривер-стрит, жду там долго. Затем едем в док с лишним пассажиром на заднем сиденье.

– Ты знаешь фамилии этих матросов и с какого они судна?

– Нет.

– Откуда часы? Смотри, говори правду.

– Я купил его в ювелирной лавке китайца Лау Хо на Маунакае-стрит.

– Вы знаете этот магазин, Чарли? – обратился Хэллет к сыщику.

– Разумеется. И сейчас он еще открыт. Едем!

* * *

Лау Хо, маленький невзрачный китаец, сидел на скамейке, вставив в глаз лупу. Он встретил Хэллета весьма недоброжелательными взглядами.

– Эти часы тебе знакомы? – спросил Хэллет.

– Может быть, видал их, не знаю.

– Не ври! Ты продал их вот тому японцу. Да ты знаешь, кто я!

– Может быть, полицейский?

– Не может быть, а наверняка! Рассказывай всю правду!

Затем последовал длинный монолог Чана на китайском языке. Лау Хо с интересом слушал его. Затем квакнул что-то. Новый поток речи Чана. Потом Чан замолк и заговорил Лау Хо. Через несколько минут Чан обернулся к своим спутникам, радостно улыбаясь.

– Вся история теперь вполне выведена наружу, подобно больному зубу! – заявил Чан. – Часы-браслет были принесены Лау Хо в четверг на той неделе, когда произошло убийство. Предложены к покупке молодым человеком, на темной щеке небольшой шрам. Лау покупает, исправляет часы и в воскресенье утром продает с надлежащей надбавкой японцу, вероятно, этому Акуде. Воскресенье вечером является молодой человек, весь в волнении, и требует часы обратно. Лау Хо говорит – часы проданы японцу. Какому японцу? Лау Хо не знает имени и не может описать японца, для него все японцы имеют неинтересный вид. Темнокожий юноша ругается и уходит. Часто приходит опять, спрашивает, что с часами, но Лау Хо ничего не знает. Вот и все.

Они вышли на улицу. Хэллет угрюмо взглянул на японца.

– Ну, ладно, проваливай! Но ты все-таки будешь у меня на замечании.

– Чрезвычайно благодарен! – проговорил японец и вскочил в автомобиль.

– А кто же этот юноша с шрамом на щеке? – спросил Хэллет Чана.

– Для меня – ясно, как солнце. Испанец Джозе Кабрера. Омерзительный гуляка с не особенно хорошей репутацией. Мистер Уинтерслип, вы не забыли его?

– А я его откуда знаю?

– Помните, на другой день после убийства мы сидели с вами в кафе «All American». Пришел ваш знакомый стюард с «Президента Тайлора» и с ним вместе темнокожий юноша. Это и есть Джозе Кабрера собственной персоной.

– Ах, да, вспомнил!

– Ну, этого испанца легко поймать. Не пройдет и часа, как он… – начал Хэллет.

– Подождите минутку! – прервал его Чан. – Завтра утром «Президент Тайлор» возвращается из Китая. Я не игрок, но готов поставить почтенную сумму, что испанец будет ждать этого Боукера. Если вы не выскажете гневного возражения, я чувствую потребность арестовать его именно в тот момент.

– Сделайте одолжение! – проговорил Хэллет, пристально смотря на Чана. – Чарли, старый мерзавец, наконец-то вы напали на верный след.

– Я? – ухмыльнулся китаец. – С вашего милостивого разрешения, позволю себе изменить картину. Каменные стены теперь рассыпаются, как пыль. Через многочисленные отверстия проникает внутрь свет, подобно розовым полоскам утренней зари.

 

Глава XXI. Каменная стена рассыпается в прах

Каменные стены рухнули, показались лучи света, но только Чарли Чан и видел их. Джон по-прежнему бродил в потемках, и когда он вернулся на виллу в Вайкики, его мысли были очень мрачны. Все время он работал вместе с Чаном, а теперь, в решительный момент, китаец старается оттеснить его на задний план. Самолюбие Джона было задето. Снова и снова перебирал он мысленно тех лиц, на которых вначале пало подозрение в убийстве: Эган, Комтон, Брэд, Каола, Летерби, Сэлэдин, Коп – перебирал тех, кого он встречал перед убийством Дэна. Вспомнил Боукера! И какое-то неясное чувство подсказало ему, что Боукер имеет отношение к этому убийству, но несмотря на долгие и мучительные размышления, ему не удалось найти никаких оснований для этого подозрения.

В среду в банке, где Джон менял деньги, он встретился с миссис Мейнард, с которой он познакомился на пароходе.

– Собственно говоря, вы не достойны того, чтобы с вами разговаривать! – сказала старушка. – Вы ни разу не удосужились навестить меня.

– Я был очень занят.

– Слышала, слышала! Конкурируете с полицией в деле розыска преступника? Но все-таки оставьте на время общение со всякими подозрительными личностями и приезжайте сегодня вечером ко мне вместе с мисс Минервой. У меня соберется небольшое общество, а затем предполагается купанье при лунном свете.

– Благодарю вас, постараюсь быть!

Попрощавшись с почтенной старушкой, Джон направился на угол Форта и Кинг-стрит, где стоял его автомобиль. И вдруг его взгляд упал на знакомую фигуру: по улице шел развязной походкой Боукер в сопровождении Уилли Чана, тихоокеанского чемпиона гольфа.

– Здравствуйте, Боукер! – крикнул Джон.

– А, мистер Уинтерслип! Очень рад вас видеть! Недавно вспоминал о вас. По случаю перемены профессии я решил устроить маленькую пирушку и был бы очень рад, если бы вы присоединились к нам.

– Что? Вы меняете профессию? Вы рau?

– Pau? Вот именно! Конец скитанью по семи морям. Кстати, не слыхали ли, не продается ли где-нибудь небольшая газета? Я мог бы хорошо заплатить.

– Какая быстрая перемена вашей жизни!

– Правда?

– Да, сэр, здесь страна неожиданностей! Но нам надо спешить. До свиданья, сэр!

Дома Джон нашел телеграмму от Агаты Паркер. В ней стояло только одно слово: «Ничто». Джон скомкал телеграмму. Ну, что ж, разрыв, так разрыв. Ему это было теперь совершенно безразлично. Собственно говоря, он никогда не был особенно влюблен в свою невесту. А Агата, конечно, скоро найдет солидного, уравновешенного человека, без пристрастия к приключениям и шатаниям по чужим странам. Конец!

В три четверти восьмого Джон достал купальный костюм и направился к миссис Мейнер. Старушка встретила его в высшей степени радушно и познакомила со всеми присутствующими. В числе их была и Карлотта в сопровождении красавца-лейтенанта Бусза.

Изящная светская болтовня наполняла комнату. И вдруг резкий высокий голос молодого человека в круглых очках прорезал воздух: «В клубе получена телеграмма от Джое Кларка».

Шум голосов стих, и все с интересом ожидали продолжения.

– Кларк – это наш профессиональный игрок в бейсбол! – пояснил Джону молодой человек. – Месяц тому назад он отправился в Европу выступать против англичан.

– Он победил?

– Нет, в эндшпиле был побит Хагеном, но оказалось, что он побил рекорд на дальность расстояния.

– Вполне понятно! – заметил пожилой джентльмен. – Ни у кого другого нет такого сильного и широкого запястья, как у него.

Джон заинтересовался этим разговором.

– Удивительно, что вы обращаете на это внимание! – сказал он.

Пожилой джентльмен улыбнулся.

– У нас всех здесь довольно крепкие запястья. Это объясняется купаньем при сильном прибое. Одно время Джое Кларк был чемпионом. Целыми часами он носился в океане, борясь с прибоем, и в результате добился необычайного развития запястья. Я сам был свидетелем того, как он гнал мяч триста восемьдесят метров. Держу пари, что он произвел фурор среди англичан.

Кто-то из гостей заметил, что пора купаться. Все пошли в особую комнату для переодеванья. Джон, улучив момент, сказал Карлотте:

– Я буду ждать вас на берегу.

– Но вы же знаете, что я здесь с Джонни?!

– Знаю, но вы обещали флоту отдать только конец недели; люди, старающиеся протянуть конец недели до следующей среды, не заслуживают особого внимания.

Карлотта рассмеялась.

– Хорошо, я обожду вас.

Быстро переодевшись в купальный костюм, Джон вышел на берег. Вскоре появилась и Карлотта, тоненькая и стройная, при лунном свете казавшаяся особенно хрупкой и воздушной.

– К дальнему плоту! – скомандовал Джон.

– Есть!

Они бросились в теплую серебристую воду и весело поплыли. Через какие-нибудь пять минут оба уже сидели на плоту. С Алмазной горы им подмигивал маяк; по ту сторону рифа мерцали лампионы китайских лодок; берег Гонолулу имел вид длинного ряда сверкающих звезд, регулируемых динамо-машинами.

Такое место было вполне подходящим для признания в любви, и Джон подвинулся поближе к Карлотте.

– Кэри, дорогая! Я хотел бы быть вам самым близким человеком в мире. Конечно, если мне удастся убедить вас смотреть на будущее такими же глазами, как я сам. Милая, если бы вы…

За их спиной раздалось фырканье, и, обернувшись, они увидели лейтенанта Бусза, взбиравшегося на плот.

– Я плыл целых четверть часа под водой, чтобы поразить вас неожиданным появлением.

– Вы достигли своей цели! – проговорил Джон, не обнаруживая особой радости.

Лейтенант уселся на плоту.

– Какая ночь! Везде и всем буду рассказывать о ней.

– «Везде и всем!» – повторил Джон. – А когда вы намереваетесь убраться из Гонолулу?

– He знаю, наверное, завтра. Будь моя воля, я вообще никогда не уехал бы отсюда. Правда, Кэри?

– Да, Джонни! Ужасно тяжело расставаться с Гонолулу. Мне придется скоро уехать, и я чувствую, что мне будет нелегко. Кто знает, может быть я последую примеру пловца Ваиоли и спрыгну с парохода, когда он будет проходить мимо Вайкики.

Несколько секунд все молчали.

– О чем вы говорили сейчас, мисс Карлотта? – спросил Джон.

– О Вайоли! Я вам никогда не рассказывала о нем? Он был один из наших лучших пловцов; его уговорили поехать на состязания на материк. Но он был человек с очень сентиментальной, нежной душой и никак не решался покинуть Гаваи. Его все-таки убедили, и в один прекрасный день он, с печальным лицом, сел на «Матсонию». А когда пароход проходил мимо Вайкики, он спрыгнул в воду и приплыл на сушу. И с тех пор его нога никогда уже не ступала больше на пароход.

Джон вскочил.

– Не знаете ли вы, который час?

– Мы поплыли сюда около половины девятого.

– Извините, но я должен вас покинуть! – быстро заговорил Джон. – Мне необходимо побывать еще на «Президенте Тайлоре», он сегодня уходит. До свиданья!… Ах… Вот что Кэри! Мне необходимо видеть вас еще раз сегодня. Я не знаю, когда я вернусь. Вечером буду у мисс Мейнар. Вы подождете меня там? – прибавил он серьезным тоном.

– Хорошо!

– Очень рад! – Джон на минуту заколебался. «Пожалуй, опасно оставлять любимую девушку на плоту в эту дивную ночь при лунном свете и с этим красавцем лейтенантом? Но делать нечего. Да, надо спешить», – и он нырнул в воду.

Высунув голову на поверхность, он услышал голос лейтенанта.

– Ну, старина, да кто же так прыгает! Хотите, покажу?

– Пошел ты к черту! – пробурчал про себя Джон и быстро поплыл к берегу. Бросился в комнату для переодеванья, надел костюм и чуть не опрометью выбежал на улицу. Извиняться перед хозяйкой было некогда. Добежал до своей виллы. Хаку подремывал в гараже.

– Викивики! – закричал Джон. – Скажи шоферу, чтобы скорее подавал автомобиль! Где мисс Барбара?

– Я видел ее на берегу! – прошептал испуганно Хаку.

Барбара сидела в саду на скамейке.

– Дорогая моя! – обратился к ней Джон. – Я знаю, кто убил твоего отца.

– Что-о? Ты знаешь? – Да, сказать тебе?

– Нет, нет! Этого я не вынесу, это слишком ужасно.

– Так, значит, ты… догадываешься?

– Да, но это только предположение, догадка. Я не могла этому поверить, я не хотела верить. Я уезжала отсюда на несколько дней, чтобы отделаться от этой ужасной мысли… Но скажи мне…

– Сейчас мне некогда, потом! – И Джон бросился к автомобилю.

– Джон! Джон! – закричала ему мисс Минерва. – Как хорошо, что ты вернулся. Видишь ли, сегодня сюда приходил один адвокат осматривать дом. Он сказал мне, что за неделю до смерти Дэн говорил с ним относительно изменения текста завещания.

– Что ты говоришь? Это очень важное обстоятельство. Тетя Минерва! Поезжай сейчас же к Хэллету, расскажи ему об этом и передай, что я уехал на «Президент Тайлор». Пусть он немедленно пришлет туда Чана. Мне некогда!

Три мили, отделявшие от берега, он проехал в восемь минут. Слабое движение и рассвирепевший полицейский в центре города задержал его лишь на несколько секунд. Подъехав к мосткам, которые уже было приказано убрать, он обратился к младшему офицеру Хепворту с просьбой задержать на некоторое время пароход.

– Мне надо увидеть стюарда Боукера, – сказал Джон. – Вопрос жизни!

– Если так, то я согласен! – проговорил Хепворт. – Но торопитесь, сэр.

Джон вошел на палубу. Вдруг перед ним промелькнула фигура Дженнисона в зеленоватом пальто и довольно помятой зеленой шляпе; при виде Джона Дженнисон вздрогнул и спустился в каюту. Джон пошел за ним.

– А, мистер Дженнисон! Вы уезжаете на этом пароходе?

– Да.

– Отложите вашу поездку. Вы последуете за мной на берег!

– Вот как! Какое вы имеете право требовать этого?

– Никакого, я просто уведу вас отсюда.

Дженнисон рассмеялся, но в этом смехе чувствовалась скрытая ненависть к Джону. Такая же ненависть вспыхнула и в сердце Джона при виде наглой физиономии адвоката. Он вспомнил Дэна Уинтерслипа, убитого на походной кровати. Вспомнил Дженнисона, спускавшегося с Барбарой с мостков в день прихода «Президента Тайлора» в Гонолулу и нежно придерживавшего ее за талию, вспомнил выстрелы из-за угла, рыжего матроса, с которым ему пришлось драться. И жажда борьбы снова охватила его.

Резкий звук сирены прорезал воздух.

– Убирайтесь вы отсюда, – прошипел Дженнисон. – Я провожу вас до мостков и…

Он осекся, поняв всю опасность этого плана. Дженнисон быстро опустил правую руку в карман, Джон инстинктивно схватил графин с водой и запустил им в Дженнисона. Тот нагнулся, и графин, пробив стекло, упал на палубу. Стекло зазвенело, но никто не обратил на это внимания. Джон увидел, что Дженнисон кидается на него и что-то блестящее сверкает в его руке. Он отскочил в сторону, бросился на спину Дженнисона и заставил его опуститься на колени. Крепко схватил запястье Дженнисона, державшего браунинг. Несколько секунд пробыли они в таком положении, а затем Дженнисон стал медленно приподниматься с колен. Рука, державшая револьвер, пыталась освободиться от сжимавших ее тисков.

Джон напрягал все силы, чтобы не выпустить ее, но в данном случае ему пришлось иметь дело с более могучим противником, чем рыжеволосый матрос. Джон чувствовал, что силы его тают. Еще минута и Дженнисон освободит руку. Что дальше? Вполне ясно. Дженнисон не выпустит его на берег, а пристрелит ночью на пароходе. И последним отчаянным усилием он стиснул руку противника.

И вдруг в отверстии разбитого стекла появилось торжественное лицо цвета слоновой кости. Рука с револьвером просунулась в каюту.

– Мистер Дженнисон! Бросьте револьвер, – приказал Чарли Чан, – или я буду вынужден сделать прискорбное отверстие в принадлежащем вам и важном для жизни органе.

Браунинг Дженнисона звякнул о пол; в тот же момент дверь каюты раскрылась и в нее вошел Хэллет в сопровождении Спенсера.

– А, мистер Уинтерслип! А вы что здесь делаете? – И, сунув в карман зеленого пальто Дженнисона записку, он сказал: – Дженнисон, следуйте за нами, вы нам нужны.

У спуска на мостки Хэллет остановился.

– Надо подождать Хепворта! – сказал он.

– Чарли! Чем я могу отблагодарить вас? Ведь вы спасли мне жизнь! – проговорил Джон.

Чан отвесил низкий поклон.

– Мое собственное удовольствие не может быть высказано в словах. Я не раз уже спасал жизнь людям, но еще ни разу не спасал человека, жизнь которого началась бы в высококультурном городе Бостоне. Нестирающаяся приятная надпись на золотом свитке воспоминания!

Появился Хепворт.

– Все в порядке! – сказал он. – Капитан согласен отложить отход на час. Я поеду с вами в полицейское управление.

Спускаясь с мостков, Чан обратился к Джону.

– Говоря от всей души, приветствую вашу храбрость. Вы набросились на этого Дженнисона в смелом и торжествующем настроении духа. Но он победил бы вас. И почему? Ответ есть: эти мощные запястья.

– Известный пловец, чемпион! – промолвил Джон.

Китаец пристально посмотрел на него.

– Вы умный человек. Да, десять лет тому назад Дженнисон был лучшим пловцом Гавайских островов. Я почерпнул эту новость из старых спортивных сообщений гонолулских газет. Но в последнее время он не купался в этих водах или, говоря точнее, не купался после той ночи, когда он убил мистера Дэна Уинтерслипа.

 

Глава XXII. Просвет

Когда Джон приехал в полицейское управление, там, кроме начальника полиции, находился уже Чан и еще какой-то господин. При более внимательном рассмотрении Джон узнал в нем мистера Сэлэдина, который сегодня казался значительно моложе, чем обыкновенно.

– А, здравствуйте, мистер Уинтерслип! – сказал Хэллет. – Знаете, Лэрри, – обратился он к Сэлэдину, – мистер Уинтерслип был убежден, что я покрываю вас. Объясните, пожалуйста, ему ваше поведение.

Сэлэдин засмеялся.

– Хм! Да, теперь можно. Я свое дело сделал и надеюсь, что наш разговор останется между нами?

– Разумеется! – ответил Джон. – Нашли вы вашу челюсть?

– Конечно, нашел! В моем чемодане, где она лежала с момента моего приезда в Вайкики. Двадцать лет тому назад мне во время игры в футбол выбили зубы, – весьма неприятное происшествие, но при моей профессии оно имело для меня и хорошую сторону. Человек, занятый поисками вставной челюсти в воде, являет собой очень комичную фигуру, и никому не придет в голову ставить его поведение в связь с каким-либо серьезным делом. Он может разгуливать по берегу сколько его душе угодно. Видите ли, мистер Уинтерслип, я правительственный агент по борьбе с опиумом и послан сюда со специальным поручением. Само собою разумеется, что Сэлэдин – это не моя настоящая фамилия.

– А, теперь мне все ясно!

– Очень рад. Не знаю, знакомы ли вам методы, какими пользуются здешние контрабандисты. Этот яд привозится сюда с востока на торговых пароходах, например, на «Мэри С. Эллисон». Как только пароход достигает высоты Вайкики, контрабандисты наскоро сколачивают несколько небольших плотов и нагружают их жестянками с опием. Флотилия маленьких катеров, выехавшая якобы на рыбную ловлю, ловит эти плоты и перевозит контрабанду на берег. Затем опий переправляют в торговый квартал, а потом тайно на пароходы, циркулирующие между Сан-Франциско и материком и обычно подвергающиеся не столь тщательному осмотру. Младший штурман с «Президента Тайлора» был одним из агентов контрабандистов, В его каюте кашли сегодня очень много опия.

– Младший штурман? – повторил Джон. – Но ведь это друг Дика Каолы!

– Совершенно верно! – сказал Хэллет, – Дик был на службе у этой шайки. В ночь убийства Сэлэдин подсмотрел, как он перетаскивал контрабанду и сообщил мне об этом в той записке, на основании которой я отпустил тогда Каолу на свободу.

– О, я должен извиниться перед вами…

– Ничего, ничего! – Хэллет был в прекрасном настроении. – Лэрри удалось также выяснить, что Дженнисон был адвокатом этой шайки и защищал всех, кто попадался в руки полиции. Этот факт не имеет ничего общего с убийством Дэна Уинтерслипа, разве только то, что покойному было известно об этих делишках Дженнисона, а потому он не хотел и слышать о предполагаемом браке между Дженнисоном и мисс Барбарой. Я не знаю, мистер Уинтерслип, с какой целью вы вошли в каюту Дженнисона, но если вы видели в нем убийцу, то вы были правы.

– Да, я считал его убийцей, – сказал Джон. – Кстати, вы говорили сегодня с моей тетей?

– Да! Она сейчас в комнате судебного следователя мистера Грина. Пойдемте туда.

В комнате Грина Джон увидел кроме своей тетки также и Дженнисона. Обвиняемый стоял с гордым, высокомерным, вызывающим видом, как какой-то викинг тропиков, белокурый гигант, твердо уверенный в себе,

– Мистер Дженнисон! – начал Грин. – Полковник Хэллет вручил вам на пароходе приказ об аресте. Вы прочитали его?

– Да.

– Вы обвиняетесь в убийстве!

– Какая нелепость! Какой смысл убивать мне Уинтерслипа!

– Вы хотите знать цель? Прекрасно! Мисс Уинтерслип, будьте добры повторить в присутствии нас те показания, которые вы дали нам.

– После смерти мистера Уинтерслипа мы сделали объявление о продаже дома. Вчера его пришел осматривать адвокат Хэйли. В разговоре со мной он упомянул, что за неделю до смерти мистер Дэн Уинтерслип говорил ему, что он хочет изменить сделанное им завещание.

– А разве не Дженнисон был адвокатом вашего покойного двоюродного брата?

– Да, он был его адвокатом.

– А вам не кажется странным, что он обратился с этим делом к другому адвокату?

– Конечно, странно! Но у него были основания поступать именно так. Дело в том, что после разговора с моей племянницей, мисс Барбарой, мне стало ясно, что предполагавшееся новое завещание имеет отношение к предполагавшемуся браку Барбары с Дженнисоном. Дэн был настолько против этого брака, что угрожал дочери лишить ее наследства, если она выйдет замуж за Дженнисона.

– Мистер Дженнисон! Вас интересовал мотив преступления? Нам он ясен. Вы собирались жениться на самой богатой девушке островов, и ее отец препятствовал этому браку. И вот зачем вы в ночь убийства были на его lanai…

– Позвольте! – запротестовал Дженнисон. – В эту ночь я был на «Президенте Тайлоре». Всем известно, что пассажиры сошли на берег лишь во вторник в девять часов утра…

– Знаем, знаем! – прервал его Грин. – Кстати, который час?

Дженнисон вынул из кармана часы на тоненькой цепочке.

– Четверть десятого.

– А часы-браслет вы не носите?

Дженнисон ответил не сразу.

– Иногда…

– Покажите ваше запястье!

Дженнисон вытянул смуглую руку; на запястье была более светлая полоска, имевшая ясные очертания часов и ремешка.

– Вы видали когда-нибудь эти часы-браслет? Нет? Позвольте вашу руку. – Грин надел часы на руку Дженнисона. – Часы и ремешок точно совпадают со светлыми контурами на вашей руке. Мисс Уинтерслип, будьте добры подойти поближе.

Мисс Минерва подошла и встала рядом с судебным следователем. Последний вдруг наклонился и выключил свет. В комнате стало совершенно темно. Грин

медленно поднес что-то к испуганным глазам бостонки.

– Вы видали когда-нибудь эти часы, мисс Уинтерслип? – спросил Грин.

– Да, видела.

– Где?

– В темноте, в комнате Дэна Уинтерслипа, вскоре после полуночи тридцатого июня.

Грин включил свет.

– Благодарю вас, мисс Уинтерслип. Вы узнали эти часы, вероятно, по какому-нибудь признаку?

– Да, цифра два довольно сильно повреждена…

– Спенсер! Приведите сюда испанца! Появился Кабреро.

При виде Дженнисона страх вспыхнул в его глазах.

– Кабреро! – обратился к нему Грин. – Повтори, что ты рассказывал нам об этих часах-браслете!

– Второго июля, в среду, я был в конторе мистера Дженнисона. Он дал мне вот эти часы и велел отнести к часовому мастеру. Я понес их в большой часовой магазин. Мастер посмотрел и сказал, что они сильно испорчены, не стоит чинить, выгоднее купить новые. Я сказал об этом мистеру Дженнисону. Тогда мистер Дженнисон подарил часы мне. В четверг третьего июля я продал их китайцу Лау Хо на Маунакае-стрит, а в субботу вечером мистер Дженнисон телефонирует мне, просит вернуть часы. Я сказал, что продал их китайцу. Он велел мне достать часы во что бы то ни стало и очень сердился. Я ходил к Лау Хо, но оказалось, что он уже продал их какому-то японцу.

– Вы были несколько неосторожны с этими часами, Дженнисон! – обратился к нему Грин. – Вы считали себя вне подозрений и только в субботу решили, что все-таки спокойнее иметь их у себя.

– Позвольте! – вмешался Джон. – Это я навел его на мысль о том, что часы могут послужить уликой. Мы играли с ним в гольф в субботу и, между прочим, я упомянул и о часах-браслете. После этого он заторопился домой и не поехал к нам обедать, а слез около своей конторы под предлогом, что ему надо подписать несколько писем.

– Так! Правду сказать, Дженнисон, меня несколько удивило то, что вы надели эти часы, но, вероятно, вам важно было знать точно, который час, и, кроме того, вы нс предполагали, что соленая вода окажет на них столь быстрое действие…

– Чего вы там еще выдумали? – грубо закричал Дженнисон.

В ответ на это Грин надавил кнопку звонка

– Уведите Кабреро и пригласите сюда Хевпорта и младшего штурмана! – приказал он вошедшему Спенсеру.

– Итак, Дженнисон, вы утверждаете, что в ночь на тридцатое июня вы были пассажиром «Президента Тайлора», который до рассвета стоял у входа в гавань?

– Да.

– И до следующего утра ни один пассажир не покидал парохода?

– Это можно легко установить.

– Прекрасно!

Вошел младший офицер «Президента Тайлора» За ним плелся дюжий и неуклюжий моряк, в котором Джон узнал младшего штурмана парохода. На руке моряка он увидел большое кольцо и вспомнил о знаменитом столкновении на чердаке в Сан-Франциско.

– Мистер Хепворт, – сказал судебный следователь, – вечером тридцатого июня ваше судно достигло Гаваи, было слишком поздно входить в гавань. Вы бросили якорь против Гонолулу Кто в таких случаях остается на палубе, ну, скажем, начиная с полуночи?

– Младший офицер, – ответил Хепворт, – в данном случае я, кроме того, младший штурман

– А фальреп спускается с вечера?

– Да. В ту ночь он был спущен с вечера.

– А кто стоит на посту у мостков?

– Младший штурман.

– А в ту ночь на пароходе не произошло ничего особенного?

– Как вам сказать? В три часа я подошел к мосткам и увидел младшего штурмана спящим. Я разбудил его. В пять часов утра при обходе я нашел его снова спящим и в состоянии полного опьянения, так что он не очнулся даже, когда я стащил его в каюту

– Так. Вы признаете, что в эту ночь были в нетрезвом состоянии? – обратился Грин к младшему штурману.

– Да, сэр.

– Откуда же вы достали водку?

– Мне дал ее Дженнисон, мы с ним старые знакомые.

– А, оба подторговывали опием! Расскажите, как было дело.

– Я стоял на вахте. Он пришел, спросил меня: «Ты сегодня дежуришь?» – «Я!» – Он сует мне бутылочку и говорит: «На тебе, выпей, скоротаешь время». Я глотнул виски и сразу почувствовал, что в ней что-то подмешано. После этого ничего не помню, очухался только утром, когда меня разбудили и позвали на палубу.

– А где бутылка?

– Я ее бросил за борт.

– Мистер Дженнисон! Вы подмешали к виски какое-то наркотическое средство? Да? И вы сделали это для того, чтобы никто не видел вашего возвращения на пароход…

– Вздор, вздор! Я протестую! – прервал его Дженнисон.

– Позвольте! Если вы отрицаете это, то мне придется представить вам другого человека; на борту парохода находился стюард по фамилии Боукер… Мистер Хепворт! Что вы можете сказать про этого господина?

– Хм! В Гонконге он изрядно напился, виноваты в этом деньги. Недели две тому назад, когда мы отошли от Гонолулу, он принес к казначею толстый конверт с деньгами и просил спрятать их в несгораемый шкаф. Казначей отказался принять деньги, не пересчитав их. Тогда Боукер вскрыл конверт, – там было десять стодолларовых бумажек. Потом казначей рассказывал мне, что Боукер в Гонолулу взял двести долларов.

– А откуда у такого человека, как Боукер, взялось так много денег?

– Не имею ни малейшего понятия. Сам он говорил, что обделал какое-то дельце… Но ведь словам Боукера мы не привыкли придавать особого значения.

Грин надавил кнопку звонка. Вошел Спенсер в сопровождении Боукера.

– Здравствуйте, Боукер! – сказал Грин. – Протрезвились?

– О да, совсем трезв! – пролепетал стюард. – Разрешите сесть?

– Сделайте одолжение! Вчера вы в пьяном виде рассказали Уильяму Чану маленькую историю. Вечером вы повторили ее мне и полковнику Хэллету. Будьте добры дать нам здесь некоторые объяснения.

Боукер метнул взгляд на Дженнисона и быстро проговорил:

– С удовольствием, всегда готов!

– Расскажите нам, что произошло ночью тридцатого июня после того, как вы бросили якорь на высоте Вайкики.

– Ночью я проходил по палубе. Наклонился зачем-то к борту и увидел, как какой-то человек вдруг вынырнул из воды и ухватился руками за нижнюю перекладину лестницы. Я быстро отступил в тень. Через некоторое время этот человек взобрался по лестнице на палубу. Он был бос и весь в черном. Черные трусики и черная рубашка. Он подошел к младшему штурману, наклонился к нему и пошел дальше, прямо на меня. Шел он на цыпочках, но я не предполагал ничего дурного. Я вышел из своего убежища и сказал: «Дивная ночь для купанья, мистер Дженнисон». И сразу понял, что совершил нетактичность. Дженнисон бросился на меня и сдавил мне горло обеими руками. Я чуть не умер.

– Он был весь мокрый, да? – осведомился Грин.

– Да, с него текла вода.

– А часы были на руке?

– Да, но я, право, не обратил на них особого внимания. Улучив момент, я шепнул: «Пустите!» Дженнисон отпустил руки и приказал мне никому не рассказывать о ночном происшествии, а на утро прийти к нему в каюту. Утром я был у него. Правду сказать, я надеялся сорвать с него хоть сто долларов за молчание, но когда я пришел к нему, а он заявил, что об этом деле надо молчать, я понял, что можно взять больше, и выпалил: «Тысячу долларов!» Дженнисон согласился. Он сказал, что деньги будут мне вручены при отходе из Гонолулу, но я обязан уехать в Сан-Франциско и не показывать сюда своего носа. На берегу он приставил ко мне этого Кабреро, который не отпускал меня ни на шаг, а когда мы уходили из Гонолулу, мне дали конверт с тысячью долларов. Тогда я не знал, что здесь пахнет убийством. Видит бог, не взял бы денег. Теперь все мои мечты рухнули. А, может быть, и к лучшему. На суше стало скучно с тех пор, как закрыли все трактиры. Да и к морю я привык. Видно судьба хочет, чтобы я до конца дней оставался стюардом.

Грин встал.

– Мистер Дженнисон! Всем нам ясна картина убийства. Позвольте восстановить ее полностью. Вы спрыгнули с «Президента Тайлора», когда он еще шел. Вы прекрасный пловец. Нырнули в воду, проплыли некоторое расстояние под водой, чтобы не быть кем-либо замеченным, а затем спокойно поплыли к берегу. Вышли на берегу Вайкики. Неподалеку спал Дэн Уинтерслип, мешавший осуществлению вашего плана. Короткая схватка, нож… и быстрая смерть Дэна Уинтерслипа. Признавайтесь, Дженнисон. Не будьте глупцом. Полное признание и раскаяние…

Дженнисон вскочил с пылающими глазами. Он отрицал!

– Как угодно! – Грин повернулся к нему спиной и, понизив голос, стал перешептываться с Хэллетом. Дженнисон и Чарли Чан стояли рядом около письменного стола. Чан вынул карандаш и как бы нечаянно уронил его. Китаец наклонился поднять его с полу.

Джон увидел, что из кармана брюк Чана выпячивается рукоятка револьвера. Он увидел также, как Дженнисон быстро подошел к Чану и вытащил револьвер из кармана. Джон, вскрикнув, бросился к Дженнисону, но Грин схватил его за рукав и удержал. Чарли Чан, по-видимому, не замечал ничего.

Дженнисон приложил дуло к виску и нажал курок. Сухой треск! Револьвер выпал из руки Дженнисона.

– Ну-с, мы достигли своего! – торжествующе заявил Грин. – Это немое признание. У меня есть свидетели, Дженнисон… Вы не в силах вынести позора и пытались застрелиться… из пустого револьвера. – Грин повернулся к Чарли Чану и дружески похлопал его по плечу. – Грандиозная идея, Чарли! Это придумал Чан! – прибавил Грин, обращаясь к Дженнисону. – Восточный ум, Дженнисон. Замечательная хитрость! Не правда ли?

Дженнисон опустился на стул, закрыв лицо руками.

– Может быть, вы теперь пожелаете дать показания? – более мягким тоном произнес Грин.

Дженнисон медленно поднял на него глаза. Заносчивость и гордость исчезли с его лица; оно покрылось морщинами и сразу постарело.

 

Глава XXIII. Лунный свет на перекрестке

Все вышли, оставив Дженнисона с Грином и стенографом. В передней к Джону подошел Чан.

– Вы возвращаетесь домой, окутанный в великолепную мантию успеха! – сказал китаец. – Только одна мысль есть мое мученье. В тот же момент вы приходите к тому же выводу, что и мы. Чтобы дойти до него, вы должны были перепрыгнуть через значительные пропасти.

Джон усмехнулся.

– Да, это верно! Мысль об этом пришла мне сегодня ночью. Вечером кто-то упомянул об одном профессиональном игроке в гольф с очень развитыми запястьями. Я имел случай наблюдать Дженнисона за игрой в гольф: мощные удары и сильные запястья выдают в нем хорошего пловца, – так, по крайней мере, объяснили мне. Затем какая-то молодая дама заговорила о чемпионе-пловце, который спрыгнул с парохода на высоте Вайкики. Вот это послужило первым толчком. Я был тогда очень взволнован, и у меня возникло подозрение относительно Боукера. В поисках этого стюарда я бросился на пароход «Президент Тайлор» и нашел там Дженнисона. Это обстоятельство подкрепило мою теорию, и я пошел за ним.

– Смелый шаг! – проговорил Чан.

– Но, как вы видите, Чарли, у меня не было ни малейших доказательств виновности этого человека. Одно предположение, и только вы замкнули цепь доказательств.

– Доказательства весьма существенны в этом деле! – возразил Чан.

– Скажите мне, Чарли, как вы напали на след преступления?

Чан осклабился.

– При нашей первой дружеской встрече в ресторане я имел честь сказать вам, что наш народ отпечатывает в своем мозгу все, как на фотографической пластинке. Взгляд, улыбку, жест. Входит Боукер, он пьян, болтает, потом спрашивает Кабреро: «Хозяин я себе или нет?» – А, вот что! В моей голове уже запечатлелось. Он не самостоятелен. Я следую в гавань и вижу, как испанец передает ему толстый конверт. Но целыми днями меня окутывает туман. Не могу ничего выяснить. Знаю, Кабреро и Дженнисон близкие друзья. Улики вырываются из наших рук. В библиотеке я читаю о Дженнисоне, знаменитом пловце. А затем часы… и триумф.

– Поздравляю вас, мистер Чан, – сказала мисс Минерва. – Природа наградила вас умом, и вы блестяще использовали его.

Чан отвесил ей почтительный поклон.

– Этот комплимент из ваших уст пылок, как розовое пламя. В момент разлуки падает мое сердце. Мое последнее желание – пусть свежие бодрящие дни зимы и иссушающие безветренные дни осени будут для вас всех дивной весной!

– Какое у вас доброе сердце! – растроганным голосом проговорила мисс Минерва.

Джон тепло пожал руку Чана:

– Мне было очень приятно познакомиться с вами, Чарли!

– Вы снова вернетесь на материк! – проговорил Чан. – Гневный океан будет катить между нами свои волны. Воспоминание о нашей дружбе буду всегда носить в своем сердце, как цветок. – Джон сел в автомобиль. – Разлука, быть может, будет не вечной, – с надеждой в голосе прибавил Чан. – Приятности путешествия будут, может быть, принадлежать мне. Я буду ждать дня, когда я посещу вас в вашем доме и пожму вашу руку.

Джон завел автомобиль, и они поехали по аллее к мисс Мейнар, а Чарли Чан продолжал стоять неподвижно, как гигантский Будда.

– Бедная Барбара! – заговорила мисс Минерва. – Как ей тяжело будет узнать обо всем. Правда, она призналась мне, что с момента ее возвращения между ней и Дженнисоном произошло некоторое отчуждение, а после убийства Дэна она не могла отделаться от мысли, что он каким-то образом замешан в нем. Завтра она собирается уладить дело с Брэдом, а затем уезжает со мной в Бостон. Значит, там вы снова встретитесь.

– Нет! – сказал Джон. – Хорошо, что ты мне напомнила. Мне надо на телеграф.

Джон вышел из почтамта с веселым, улыбающимся лицом.

– В Сан-Франциско Роджер назвал меня пережитком пуританской эпохи. Он перечислил целый ряд приключений, которые, по его мнению, не могли бы никогда случиться со мной. А теперь я пережил их здесь и об этом я протелеграфировал ему. Кроме того, я сообщил ему о своем согласии вступить в его дело. Мисс Минерва наморщила лоб:

– Обдумай сначала свой шаг, – сказала она. – Сан-Франциско – не Бостон. Культурный уровень там гораздо ниже. Ты будешь чувствовать там себя одиноким.

– О, нет, не буду. Япоеду туда не один.

– С Агатой?

– Нет, не с Агатой. Культурный уровень там для нее слишком низок. Наша помолвка расстроилась. И не с Барбарой…

– Мне иногда казалось, что…

– Ты предполагала, что Барбара из-за меня отказала Дженнисону? Ясно, что и у Дженнисона сложилось такое же убеждение. Поэтому-то он и сделал попытку запугать меня и заставить уехать из Гонолулу. И когда я не послушался его предупреждения, он науськал на меня своих головорезов-приятелей. Но Барбара не влюблена в меня. Теперь-то мы знаем причину их разрыва.

– Так кто же тогда твоя невеста?

– Карлотта Эган, племянница твоего старого друга Артура Копа.

– Джон, Джон! Что скажет твоя мама! Бедная Грэс! Во всяком случае при сообщении о своей помолвке с Карлоттой не забудь упомянуть о принадлежности Артура Копа к британскому адмиралтейству. Это будет единственным утешением при катастрофе.

– При какой катастрофе?

– Крушении всех надежд, связанных с твоим будущим.

– Чепуха! Мама поймет. Она знает, что во мне течет страстная кровь Уинтерслипов, и раз эта кровь заговорила, меня не переубедить!

Приехав к миссис Мейнар, Джон расстался со своей теткой и отправился на берег. Ему сказали, что Карлотта Эган уплыла на дальний плот.

– Одна?

– Нет, с тем морским офицером.

Подойдя к воде, Джон на секунду задумался. Его купальный костюм остался в квартире миссис Мейнар. Не стоит возвращаться! И Джон, сбросив пиджак и башмаки, ринулся в морские волны. Карлотта с этим морским офицером!? В нем закипела та пылкая кровь Уинтерслипов, которую не могут охладить тропические воды.

Так и есть! Карлотта с лейтенантом Бузсом уединились на плоту. Джон прыгнул к ним. – А вот ия! – закричал он.

– Объявлю во всеуслышание, что вы здесь снова и похожи на мокрую курицу, – ответила Карлотта.

Все трое сидели на плоту. Легкий пассат слегка охлаждал их разгоряченные щеки. Прямо над горизонтом сверкал Южный Крест. Огни острова дрожали вдоль берега; желтый глаз на Алмазной горе приветливо подмигивал им.

Чудное место! Только одно плохо, на плоту было слишком много людей. Но Джон нашел выход из этого положения.

– Мистер Бузс! – обратился он к моряку. – Когда я прыгал в воду, вы сказали что-то по поводу моего прыжка. Он был не совсем удачен?

– Ниже всякой критики! – любезно ответил моряк.

– Вы, кажется, хотели мне показать, как надо прыгать?

– С удовольствием!

– Очень прошу вас. Надо каждый день учиться чему-нибудь новому. Это мой девиз.

Лейтенант Бузс направился к краю плота.

– Сначала надо крепко сжать внизу ноги – видите, вот так…

– Понимаю! – ответил Джон.

– Затем плотно прижмите руки к ушам!

– Чем плотнее, тем лучше, по крайней мере, для меня.

– Затем изогнитесь, как складной ножик и прыгайте. Вот так! – И лейтенант бухнулся в воду.

Джон быстро схватил руку Карлотты. – Слушайте. У меня очень мало времени… Я тебя люблю…

– Да вы с ума сошли! – воскликнула Карлотта.

– Да, ты свела меня с ума. С того дня, как я увидел тебя на пароме…

– А твои родные?

– А какое мне дело до моих родных? Мы поселимся в Сан-Франциско, конечно, если и ты меня любишь…

– Я?

– Ради бога, скорее! Эта подводная лодка в образе человека плещется где-то около нас. Итак, отвечай! Ты меня любишь? Согласна выйти за меня?

– Да.

Джон обнял Карлотту и поцеловал. Только Уинтерслипы, в которых течет цыганская кровь, умеют так целоваться. Уинтерслипы-домоседы всегда втайне завидовали их способности в этой области.

Девушка с трудом освободилась из объятий Уинтерслипа.

– Джонни! – закричала она. Рядом с ними раздалось фырканье, и мокрый лейтенант Бузс стал вскарабкиваться на плот.

– В чем дело? – спросил он…

– Она согласилась быть моей женой! – торжествующе крикнул ему Джон.