Малыш теперь мало спал по ночам, в его возрасте хватает и четырех часов для ночного отдыха. «Малыш» — так ласково его звала в детстве мама, тогда он внешне был немного похож славного доброго мальчугана из сказки Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон» А теперь Малышу уже за шестьдесят. Жизнь прожита. Он остался один. Какой же подлой и жестокой оказалась эта жизнь. Малыш был атеистом, он знал что впереди его ждет великое Ничто и не страшился смерти. Он просто не хотел умирать, так и не увидев, как висит в петле крокодил. Малыш не стеснялся плакать по ночам, все равно никто не увидит, никто ласково трогая его ладошкой не спросит: «Ты чего деда?» Малыш прохрипел:

По улице ходила Большая крокодила Она, она страну всю сожрала…

А крокодила, не ходила, а ехала в машине и не по улице, а по дороге которая шла вдоль улицы. До спецсигнала мигалки Крокодил еще не дорос, но был весьма близок к этому. Впрочем плевать на мигалку, гайцы видя номер его Т/С, никогда не рискнут его остановить. Крокодил гнал вовсю, он сильно торопился на приватную встречу где решался вопрос о распределении средств на целевое финансирование бюджетной программы. Доля Крокодила за подпись на разрешительных документах составляла двадцать пять процентов, но Крокодил был намерен добиться существенного увеличения этого процента. Кризис господа, кризис. Что бы не говорили в СМИ другие коллеги крокодилы, но деньги обесцениваются, а он не намерен терпеть убытки. И потом господа, вы поймите, не я один эти деньги получу, мне полагается только процентик, основная сумма уйдет тому кто придумал и добился финансирования этой программы. Это жизнь, господа.

Крокодил усмехнулся, да это жизнь, и неплохая в общем то жизнь, если играешь по правилам.

Он знал что его за глаза зовут Крокодилом, ему было это даже лестно, особенно когда про него допевали: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…» И крокодил не виноват, что крокодил, просто он родился таким. Беспощадной жестоко равнодушной рептилией, которая хочет жрать, а насытившись греться под солнцем. Но крокодилом можно и не родится, им вполне возможно стать, если очень постараешься и если тебе повезет, а еще надо уметь играть по правилам. Это жизнь, господа. И не он придумал эти правила.

Правила придумала не она, но зато она их аккуратно соблюдала. Хрупкая девочка с рюкзачком за спиной возвращаясь из школы всегда переходила улицу только по пешеходному переходу и только на зеленый свет светофора. И не верила, что летящая ей навстречу большая черная машина не затормозит, это же не правилам. Потом страшный сминающий ее тельце удар хромированного бампера машины и темнота. Ей повезло, она умерла сразу и уже не чувствовала как ломая кости ее переезжают колеса.

Крокодил матерно ругнулся. Дрянь, наркоманка небось, лезет сука прямо под колеса. Сдохла? Или живая? Плевать! На встречу опаздывать нельзя, понимаете нельзя, если опоздаешь то другие крокодилы сожрут твой кусок. Крокодил не останавливаясь только увеличил скорость. И не видел, как это убийство засняли на камеру сотового телефона.

После переговоров когда Крокодил выжал, выжрал свои проценты и теперь расслабленно пил виски обсуждая технические детали перевода денег, ему позвонили:

— Геннадий Андреевич, — мягко осторожно как извинясь заговорил голос в сотовом телефоне, — тут ДТП со смертельным исходом и в руки милиции передали видеозапись как машина сбила ребенка, номер отчетливо виден, по базе его уже пробили и это ваша машина. Нам в офис только что звонили и спрашивали когда вы сможете принять их сотрудников для беседы.

— Я за что тебе деньги плачу? — с вкрадчивой жестокостью спросил Крокодил собеседника и чуть повысил голос, — Я что ли должен всякой х…ней заниматься? Быстро это дело реши и вечером мне доложишь.

— Ясно, — ответил голос в трубке и связь оборвалась.

— У вас проблемы? — тактично спросили Крокодила за столом отдельного кабинета дорогого клуба.

— Пустяки, — отмахнулся Крокодил.

Через три дня родителям ребенка дознаватель участливо объяснял:

— Девочка переходила дорогу на красный свет, чем нарушила правила дорожного движения, это ее вина, состава преступления со стороны водителя нет, в возбуждении уголовного дела отказано. Мне очень жаль. Вам надо было лучше присматривать за своим ребенком.

— А запись, — глотая слезы бессильно спросила мама девочки, — там же видно как ее сбили, что водитель даже не остановился.

— Запись нечеткая, эксперты сомневаются в ее достоверности, а вот показания свидетелей однозначно утверждают, что девочка просто бросилась под колеса автомобиля. Может она принимала наркотики? Или у вас в семье серьезные проблемы и это был банальный суицид? Что до водителя, то он был просто в шоке и поэтому не смог адекватно реагировать на случившееся, но потом сразу же пришел и дал все необходимы показания. Сейчас он проходит курс реабилитационного лечения. Это очень уважаемый человек, сам отец, он сильно переживает и приносит вам свои самые искренние соболезнования.

— А… — начала мама девочки, но ее муж дернул ее за руку.

— Пойдем, тут же все куплено, — выкрикнул он.

— Я бы вас попросила, — сильно покраснела и поднялась из-за стола молодая женщина дознаватель.

— Попросишь, — задыхаясь от бессильной ненависти прохрипел мужчина, — еще как попросишь, вот когда эти твари убьют и твоего ребенка, тогда и попросишь, поймешь кого это… только будет уже некого просить.

Они вышли. Дознаватель набрала номер в телефоне и когда ей ответили, сказала:

— У нас проблемы.

Выслушала вопрос, ответила:

— С документами по делу все нормально, но родитель девочки в неадекватном состоянии. Может и натворить… Что?! А если бы угрожали вам? До вашего шефа сквозь охрану может и не доберутся, а до меня? Что!? Хорошо я подожду, но не долго.

Отца девочки сильно избили не установленные лица, в реанимации он скончался.

После похорон внучки и сына от повторного сердечного приступа умерла бабушка девочки и мама ее отца. Из семьи их осталось только трое. Малыш, его сноха и ее годовалый сын, его внук. Сноха вся как почернела, сильно сдала и из цветущей молодой женщины всего за месяц она превратилась в тень. Но у нее на руках осталось последнее сокровище этой уничтоженной семьи, ее крохотный сынуля и она осталась жить ради него.

— Я уезжаю, — в один из тусклых осенних дней сказала сноха, — хочу хоть сыну жизнь сохранить. Вы уж простите, папа.

Тогда она назвала его «папой» в первый раз. Раньше все эти годы обращалась к нему строго по имени и отчеству.

— Хорошо дочка, — тихо ответил Малыш, — а куда?

— Куда глаза глядят, — с горечью ответила сноха, — пока по гостевой визе в Норвегию, а там постараюсь зацепиться. Подружка там живет, обещала приискать кого, русские бабы все еще в цене. Выйду замуж хоть за кого… — и снова, но уже в последний раз назвала его папой:

— Вы уж простите папа.

— Тебе же деньги нужны? — глотая ком в горле спросил Малыш, не дожидаясь ответа, — ну что ж продам квартиру и внука береги.

Он продал квартиру в которой вырос, большую светлую трехкомнатную квартиру которую получил еще его отец, сразу после войны. Эти квартиры с удобной планировкой и высокими потолками до сих пор зовут «сталинками». Его отец был талантливым инженером и лауреатом «Сталинской премии», Малыш выучился и работал инженером конструктором, его убитый сын стал ученым технологом и создавал новые сплавы. Цвет нации, интеллектуальная элита страны. Оборванный цвет, уничтоженная элита, пожираемая рептилиями нация.

Большую часть полученных денег он отдал снохе, для внука последнего семени их рода, на остаток купил себе однокомнатную квартиру в отдаленном спальном районе. И стал ждать смерти. Но смерть не спешила к одинокому старику. Часто мучаясь в жестокой бессоннице атеист Малыш думал, что еще не всё, что надо сделал на этой земле, не заслужил еще вечного покоя. Каждую ночь вспоминал как провожал внука и сноху. Там в аэропорту на условной границе, у таможенной черты многие мужчины и женщины прощались с этой страной, некоторые не надолго, большинство навсегда. Они уезжали кто с ненавистью и горечью в сердце, кто в страхе за свою судьбу и будущее детей, а кто и с циничным равнодушием: «все рашке капут, пора валить отсюда». Они уезжали. Прощай Россия, Прощай! И будь ты проклята «паскудная продажная рашка». Они бежали…

Малыш каждый день ходил на кладбище, проведывать своих. Вот под скромным надгробием лежит Надежда его жена, врач педиатр спасавшая чужих детей, рядом ее внучка Надежда младшая названная в честь бабушки, ее спасти было некому. В одном ряду с ними лежит Святослав его сын, он мог стать славой отечественной науки, а стал жертвой убийц. Малыш подолгу разговаривал с ними с мертвыми, потому что среди живых ему уже не с кем было говорить.

Однажды вечером когда он уходил с кладбища и уже вышел за ворота, на него напали, хотели ограбить. Малыш стал драться, не умело, без надежды на победу, нападавших было трое толерастов, а он один и уже старик. Но он дрался, он сопротивлялся как мог. От остановки ему на помощь бросился рослый парень, ударом кулака он умело сбил с ног одного, схватился с двумя оставшимися, те достали ножи. Малыш крикнул парню:

— Уходи, тебя же убьют!

— Не ссы папаша, — оскалился парень и тоже достал нож.

Нападавшие отошли на пару шагов и замялись, от этого по волчьи оскалившего парня несло смертью и готовностью к бою, а нож он держал умело.

— Ну, — с угрозой протянул парень, — будем резаться или свалите по хорошему? — И тут бросившись вперед бешено крикнул — Резаться суки! Резаться!

Они убежали, бросили сбитого с ног подельника и убежали, не захотели умирать. Парень их не преследовал, лежавшего на земле не добивал. Он подошел к растрепанному старику и представился:

— Вадим.

— Малыш, — пожимая протянутую руку и немного растерявшись назвался старик.

— Ну тогда я дед, — засмеялся Вадим и спросил, — чего тут место себе присматривал? Не рано? Вон здоровый какой, против троих вышел.

— Своих проведывал, — тихо скорбно сказал Малыш, — у меня тут трое, а еще родители, и дед с бабкой, все тут.

— Понятно, — скупо сказал Вадим, отрывочно пояснил, — я вот тоже своих ребят проведывал. Дружили. Их порезали.

И тогда Малыш стал рассказывать ему свою историю. Вадим молча не прерывая слушал. Малыш говорил, он давно не говорил с живыми людьми, давно не от кого не ждал человеческого участия, сострадания, милосердия, он рассказывал этому парню историю гибели своей семьи как рассказывают повесть случайному попутчику, в полной уверенности что они больше не увидятся.

— А внук твой как? — участливо спросил Вадим когда старик закончил.

— Сноха писала, живой и здоровый, по фотографиям вроде ничего так выглядит. Сноха уже вышла замуж. Я не осуждаю. Ее новый муж хотел мальчика усыновить, но она оставила моему внуку отцовскую фамилию, это и моя фамилия.

— Ну тогда он вернется, — мягко сочувственно улыбнулся Вадим, — увидитесь еще. А уж мы постараемся чтобы ему было куда возвращать. Род должен жить на своей земле.

— Ты кто Вадим? — негромко спросил Малыш.

— Сопротивление, — коротко ответил тот.

— А вступить к вам можно? Возьмете?

— Вот так я в группу и пришел, — закончил рассказ Малыш и предложил, — еще отварчика? Для почек этот настой весьма полезен.

Мы сидели на одной из съемных квартир Маузера, но Малыш распоряжался в ней как у себя дома и даже хранил там небольшой запас травяных сборов, заваренным настоем которых меня и потчевал. Свой адрес Малыш мне не сказал, в гости не приглашал. Конспиратор, блин.

— У меня с почками порядок, — отставив пустой стакан отказался я и по старчески поделился своей проблемой, — геморрой вот мучает, а работа сидячая.

— Есть и на это отвар, — сострадая утешил Малыш, — я вам сбор подготовлю, только пейте его регулярно. Я и ребятишкам укрепляющие мышцы и кровеносную систему сборы и отвары готовлю, только врут «мерзавцы» что пьют, выкидывают небось.

— И это все что вы делаете в сопротивлении?

— А разве этого мало? — без улыбки и очень серьезно спросил Малыш.

А еще он использовал свою квартиру как явку, дежурил на связи, хранил оружие, укрывал нелегалов, при необходимости вел визуальную разведку. Малыш хотел чтобы его внуку было куда возвращаться и делал для этого все что мог.

— Знаете я ведь в конце сороковых родился, тогда шутили, что мы массовый послевоенный выпуск, — негромко, доверительно говорил Малыш, а я внимательно слушал, — мальчишкой помню все завидовал партизанам и подпольщикам. А вот теперь на старости лет ушел в подполье и стал партизанским связным, иногда как подумаю, просто жутко становится… что же это с нами делается? До чего страну довели?

— Думаю равнять не стоит, — с трудом подыскивая слова попытался возразить я, — тогда была нацистская оккупация, сейчас совсем другое время…

Время было после полудня когда к Малышу на явочную квартиру пришли Вадим и Маузер.

— Малыш, — мягко обратился немолодой, но еще полный сил Маузер к сухонькому старику, — я установил подходы к Крокодилу, охраны у него полно, он без нее даже срать не ходит, но охранников мы нейтрализуем, план ликвидации разработан.

— Ребята согласны принять участие в акции, — доложил Вадим, — у нас все твою историю знают. Мы готовы. Ты как? Лично будешь это тварь резать, а то может я, а? Разреши мне Малыш…

— Не надо Макс, — тихо и печально сказал Малыш, — Я не хочу убивать из-за угла. Я хочу чтобы его и ему подобных поставили перед народным трибуналом. Пусть их судят по совести, пусть за каждую капли крови, за каждую слезу ответят. А если я до этого не доживу, то…

Малыш суетливо достал из письменного стола и протянул Вадиму рукописные листочки.

— … вот это мои свидетельские показания, зачитай их на трибунале Макс.

— Хорошо, — взял листки и убрал их в куртку Вадим, — Я обещаю тебе Малыш, слышишь, обещаю твои показания дойдут до трибунала. Если убьют меня, то их зачитают другие. И твой внук будет знать об этом. Помни Малыш, я обещаю.

— Мы обещаем, — сухо поправил Вадима, Маузер.

Я молчал, сказать было нечего, что я могу сказать старику чья семья растоптана и уничтожена? Чем мне возразить эту гнусному пособнику националистического подполья, этому члену организованной преступной группы, этому бойцу сопротивления, какие найти аргументы? Объяснить, что частный случай не должен заслонять общую картину? Но разве я сам не знаю массу подобных ситуаций? Каждый день в интернете на блогах и форумах обсуждают как крокодилы безнаказанно давят, размазывают по дорожному покрытию людей. Обычных людей: зрелых мужчин и стариков; не щадят даже беременных женщин и детей, с равнодушием рептилий уничтожают всех кто случайно встал у них на дороге. А если дело в редчайшем случае и доходит до суда то приговоры звучат как насмешка, как оскорбление, как глумление над памятью погибших и презрением к горю их родственников. Но я не обобщаю, это всего лишь частные случаи, а частные случаи не в коем случает нельзя объединять, это искажает общую такую благополучную картину нашего процветающего государства. Правого государства где все должно быть только строго по закону. Закону Крокодилов.

— А это правда, что вы книжку про нас пишите? — деликатно тронул меня за руку Малыш.

— Пытаюсь, — немного смутился я, — не знаю только, что получится. Пока материалы собираю.

— Пожалуйста напишите и про мою историю, — вежливо попросил Малыш, — напишите, что втоптанные в грязь мы уже поднимаемся. Даже старики. Напишите?

— Обещаю тебе Малыш, Обещаю. И твой внук будет гордиться тобой, я напишу ему об этом. Пусть только в книжке.

Провожая меня Малыш не плакал, это у меня в глазах стояли не пролитые слезы.