Гнетущая тишина обрушилась на нее. Ни голоса Селима, ни криков на улице. Только пылает в камине огонь и занимается отчего-то огнем крыша дома. А она стоит растерянная, запертая в теле израненного и увечного от рождения магического существа, которому так и не смогла помешать появиться на свет. Жизнь медленно утекает из огромного тела полуптицы-полудракона.

«Не суметь вернуться — значит погибнуть, — вспомнила Ольга. — Вот, оказывается, как связана моя судьба с этим василиском».

«Сама ты действительно не сможешь вернуться», — пропел холодный ветер. Тот самый холодный ветер, что преследовал ее в снах, когда она видела Марию, тот самый, что срывал с губ Цебеша черные слова заклинаний. И язычки огня в камине испуганно забились, и, кажется, даже затихло гудение пламени на крыше. Подсвечник, сбитый со стола неловким движением василиска, падал невыносимо медленно.

«Просто замедлилось время. Так, говорят, бывает перед смертью».

«Ты еще жива. Неужели ты так легко сдашься?»

«Но что же мне делать?.. И кто ты? Почему я тебя не вижу?»

«Меня здесь еще нет. Но я скоро буду. Ты должна мне в этом помочь».

Сердце Ольги бешено заколотилось.

«Так, значит, правда. Все правда... Предназначение. Кого же Цебеш должен был вызвать, Спасителя или Сатану?.. Кто ты?»

«Имя — это всего лишь сочетание звуков. Такое же пустое, как вой ветра в трубе. Оно может испугать того, кто боится, или воодушевить того, кто верит. Я ветер холодной силы, веющий сквозь все миры. Для одних я Спаситель, ибо они верят, что я их спасу. Для других — Сатана, ибо они боятся, что я их уничтожу. А я лишь несу Силу. Я холодный ветер, который дарует победу».

Ольга поежилась.

«Ветер не может говорить. А ты говоришь со мной... И почему холодный?»

«Я безразличен к тем, чьи паруса надуваю. Или, точнее сказать — беспристрастен. Я Душа холодного ветра. Я вижу, чувствую одновременно десятки тысяч миров, через которые идет мой неостановимый поток. Но иногда я обращаю внимание на один из миров. Ненадолго. На несколько минут или на несколько столетий. И тогда я прилагаю усилия, чтобы во плоти сойти в этот мир. Холодная сила может только служить. Но душа холодной силы...»

«Подчиняет других?»

«О, я способен на многое. Тому, кто впустит меня, я даю и цель и силу, чтобы эту цель осуществить. Я выполняю желания. Желания целого мира. Этот мир хочет порядка и власти. Власти жесткой и справедливой. Он просто бредит о ней...»

«Думаешь, твоя власть будет благом для этого мира?» — горько улыбнулась Ольга.

«Ровно в той мере, в какой исполнение самого горячего и страстного желания может быть благом. Они этого хотят. Они меня зовут. Католические иерархи готовы служить черную мессу, лишь бы вызвать меня. Цебеш и его единомышленники готовы рисковать своими и чужими жизнями и душами, вызывая меня в этот мир. Шпионская сеть Высокой Порты, агентом которой, кстати, является и твой „спаситель“ Ахмет, агентура протестантских князей, иезуиты и Святая Инквизиция готовы заплатить любую цену, лишь бы Я сошел в этот мир. Миллионы угнетенных и несправедливо обиженных возносят молитвы своим несуществующим богам, моля МЕНЯ о приходе. И только ты, совсем чужая для этого мира, смеешь сомневаться. Впрочем, это неудивительно. Тебе на них наплевать. Но я и тебе могу заплатить. Могу вернуть тебя обратно в твой мир... А если ты не согласишься, я просто оставлю твою душу здесь. В теле умирающего василиска. Ты слышишь меня?»

Она слышала, но его слова уходили куда-то мимо сознания, не затрагивая душу. Одно слово, имя, которое он назвал, заслонило для нее весь этот мир с его проблемами и болью. ЕЕ боль была сейчас сильнее.

«Ахмет?.. Он тоже?..»

«Почему тебя это удивляет? Да, он тоже. Или ты так наивна, что способна поверить в бескорыстие людей?»

«Нет... теперь уже нет. — И, чуть помедлив, спросила почти спокойно: — Так что же ты хочешь от меня?»

«Ты должна впустить меня в свою душу».

«Впустить в свою душу... Но как?»

«Просто пожелай этого. Искренне пожелай. Мысленно произнеси: я впускаю тебя. И не сопротивляйся. Остальное я сделаю сам».

«И тогда ты...»

«Ты всего лишь перевалочный пункт для меня. Не бойся, с твоей помощью я не собираюсь покорять этот мир. Для этого больше подойдет какой-нибудь мужчина. Здоровый, уже имеющий незаурядные способности и некую толику власти. Так будет проще. Цебеш не обманывал тебя — ты можешь передать эту силу любому. Мы с тобой выберем кому. А когда я получу того, кого мы выберем, ты будешь свободна. И я верну твою душу домой. На самом деле только я смогу это сделать. Цебеш сумел притащить тебя в этот мир лишь потому, что это было предначертано. Или, отойдя от его мистического взгляда, потому, что я обратил тогда свое внимание на этот мир и дал ему необходимую для ритуала силу. Здешние пророки иногда очень четко предсказывают моменты, когда на них обратят внимание Внешние Силы... Так ты согласна?»

«Хорошо. Я сделаю это. Только сперва... Верни меня в тело Марии. Василиск уже умирает».

«Само собой. Ты и мне нужна в теле Марии. Это все?»

«Нет. Там, в теле Марии, оставь меня на полчаса в покое. Не говори со мной. Не подсматривай. Я ведь все равно никуда от тебя не денусь, правда?»

«Бесспорно».

Она не видела его лица. Только чернота и холодный ветер. Но Ольге показалось, что он самодовольно усмехнулся.

«Так ты оставишь меня хоть на полчаса?.. А потом, когда я сделаю все, что ты хочешь, вернешь меня домой? — Ей показалось, что тьма согласно кивнула. — И еще. Я не хочу, чтобы тут из-за василиска сгорел еще кто-нибудь. Ты понимаешь?»

«Нет ничего проще. Только тебе будет больно».

«Мне уже больно... Давай, что же ты ждешь?!»

Подсвечник с грохотом упал на пол. С гудением пылала крыша. Расправив крылья, василиск бросился в пылающий камин. И ее охватило пламя, которое от боли василиска разгоралось все жарче. Весь дом вспыхнул, как ослепительно яркий факел.

Ольга рухнула на пол, покрытый дорогими коврами. Селим с тревогой склонился над ней.

— Ты жива! — Он облегченно вздохнул.

— Как видишь.

Все произошедшее казалось ей теперь страшным сном.

— Кто это был?.. Не увиливай, я все слышал! — Он затряс ее, схватив за плечи.

— Ты сам прекрасно знаешь, КТО это был.

— Знаю. Надеюсь, ты согласилась?

— Иначе бы меня здесь не было... И куда, скажи на милость, мне было деваться?

— Вот и прекрасно! — Селим радостно потер руки. — Нам надо поскорее переправить тебя в Стамбул. При хорошей организации это вопрос нескольких дней. До полнолуния успеть... Кто знал, что такая добыча сама упадет нам в руки! Не только помешать гяурам, но и самим получить... Ведь ЕМУ все равно, за какую из держав сражаться в предстоящей Великой войне?

— Значит, все правда. Вы служите султану. И Ахмет?

— Конечно. За блестяще проведенную операцию он получит повышение. Надеюсь, милость султана не обойдет и меня. — Селим провел руками по животу, словно вытирая их после жирного плова.

— Вы хоть понимаете, что это не Спаситель, не Пророк... Сатана рвется в этот мир. Князь Мира Сего!

— Не держи всех вокруг за дураков. Это прекрасно понимает и Цебеш, и отцы инквизиторы, и мое начальство в Стамбуле. Красивые слова для тех, кто внизу. Власти предержащие всегда знали цену своей власти...

«Мы, наверное, не успеем довезти ее до Стамбула. Ведь все должно произойти не позже полнолуния. — Мысли вихрем закружились в голове Селима. — Но обряд должен произойти на территории, контролируемой Портой... Удача свалилась на нас так внезапно, что мы оказались к ней не готовы. Надо немедленно доложить обстановку, и они вышлют нам навстречу одного из сынов султана. Или еще кого-то, кого сочтут нужным... Проведем обряд в Буда-Пеште, Белграде, какой-нибудь другой нашей крупной крепости. На дорогу туда уйдет два-три дня, если ехать верхом. Чтобы организовать безопасную переправку Марии, не обойтись без помощи венской резидентуры...

Но не лучше ли здесь, на месте... Ведь стоит только мне доложить обо всем, запросить инструкций, и меня завалят указаниями, начнут контролировать каждый шаг. В случае успеха всю славу и почести присвоит начальство, а в случае неудачи всех собак повесят на меня... Нет уж. Нужно найти кандидатуру из тех, кто рядом, из тех, кого я хорошо знаю и чье поведение могу контролировать...»

— Нам нужен кандидат. Человек сильный, незаурядный, преданный Порте. И находящийся сейчас близко... Есть у меня пара парней на примете. Ты их не знаешь.

— А Ахмет подойдет? — В мятущейся душе Ольги блеснула искра надежды.

— Отчего нет?.. Мне, в общем-то, все равно. Он ничуть не хуже тех двоих, о которых я сперва подумал. Возможно, это будет даже более правильным.

— Позвольте, я сама ему об этом скажу. Думаю, он согласится...

— Прямо сейчас? Ни минуты не отдохнув?

— ОН дал мне на подготовку только полчаса. Потом будет ритуал.

— Ритуал... Но как же полнолуние? У меня ничего... почти ничего не готово.

— Не важно.

Она шагала по кажущемуся бесконечным коридору, уже не замечая окружающей роскоши и красоты. В голове вертелось только одно:

«Убить — значит спасти. Спасти — значит убить.

Может быть, Ахмет просто не знал, ЧТО они хотят со мной сделать? На вселение он никогда не согласится — это точно. Слишком горд да и религиозен. Попрошу — пусть убьет меня, это единственное, что он может теперь для меня сделать, если я что-то для него значу... А если не сможет? Именно потому, что я слишком много для него значу?.. Дура, не могла придумать ничего глупее, чем влюбиться в человека из другого мира! А он? Господи, как я хочу, чтобы он любил меня!.. Нет, нет, Господи, не слушай меня, дуру, пусть ненавидит, боится меня, как проказу, от которой нужно очистить мир, его мир!»

Она резким рывком распахнула дверь. Ахмет посмотрел на нее удивленно:

— Входи.

Открытое окно. Смятая постель. Ваза с овощами и блюдо с лепешками на столе. Не тронуто ни то ни другое. Только початая бутылка вина на столе. И еще одна пустая — в углу.

— Садись. Что ж ты стоишь?

— Мне надо поговорить с тобой. Ты пьян?

— К сожалению, нет. Говори.

— Ты знаешь, зачем тебе приказали сюда меня привезти?

— Я служу султану. И служил ему еще до того, как встретил тебя... Знаешь, раньше я этого не стыдился. А теперь... Разве Селим не предложил тебе помощь? Я сделал все, что должен был сделать. У тебя теперь есть высокие покровители. Ты им действительно нужна, и это люди с широкими взглядами. Не чета инквизиции или фанатику Цебешу. Вряд ли я смог бы тебя защитить так, как теперь может это сделать Селим. Если ты презираешь меня, что ж... Пускай. Так тебе будет легче. Тем более что ты потом все равно вернешься домой.

«Господи, зачем я с ним так жестоко? Ему ведь тоже плохо, он тоже запутался... Господи, помоги, не дай этой нежности захлестнуть меня!»

— Да, я действительно вернусь домой... потом. Но сначала выполню свое Предназначение. Раз уж вы все так хотите, я дам этому миру Спасителя. Того, кого вы заслуживаете, того, кого призываете, — я впущу в мир Сатану.

Ахмет смотрел на нее, как на безумную, а Ольга говорила, торопясь, захлебываясь, — время уходило, и она боялась не успеть.

Когда она наконец выдохлась и замолчала, Ахмет был уже совершенно трезв.

— Значит, Селим тоже... выходит, я для ЭТОГО тебя сюда вез? — Горькая, злая усмешка. Но она уже видела в его глазах холодную ярость. — Я хорошо знаю Селима. Сам бы он не посмел. Значит, это приказ из Стамбула.

— Наверное. Первоначально он хотел переправить меня в Стамбул. Но потом решил провести обряд здесь. Селим считает подходящей кандидатурой тебя.

— Мне уже все равно, что там считает Пройдоха Селим. — Ахмет встал. В руке он держал бутылку, сжимая ее горлышко.

«Я же вижу, ты решился. Давай! О мраморный стол, а потом розочкой мне по горлу. Ведь это так просто».

Он видел, как Ольга подалась всем телом вперед.

— Нет! — Бутылка полетела в окно. — Я слишком рано сдаюсь...

— Ты не можешь убить меня?

— Могу. У меня, знаешь, есть привычка к подобным вещам. Тебя убить мне было бы трудно. Но дело не в этом. Я не хочу. Ведь умерев здесь, ты не вернешься домой.

— Но другого выхода нет. Или я ошиблась в тебе? Ты не осмелишься встать на пути Сатаны?

— Я с него никогда и не сходил... Если у визирей и даже у султана помутился рассудок, если они ТАКОЙ ценой хотят добиться нашей победы, то как преданный престолу и империи человек, как правоверный мусульманин я просто обязан им помешать. Даже если для этого придется нарушить приказ... Я увезу тебя отсюда. Это не так уж и сложно. На юг, в Македонию. Найдем там этого старца или еще кого-нибудь...

— Ты хоть сам в это веришь? Да пока я жива, он может в любую минуту...

— Я тоже могу, в любую минуту... — И он выразительно положил руку на рукоять своего баделера. — Но сдаваться врагу, когда еще есть надежда на победу, недостойно солдата. Пожалуй, я должен быть даже благодарен судьбе за одну только возможность бросить вызов этому... Иди на конюшню. Я тоже там окажусь. А потом... И что бы ни случилось, — он взял пальцами ее подбородок и заглянул в глаза, — что бы ни случилось, борись. До последней возможности.

Надев перевязь с баделером, засунув за кушак заряженный пистолет и взяв в руки кожаную шляпу с полями, Ахмет перепрыгнул через подоконник и моментально скрылся в заросшем саду.

Ольга вышла из комнаты. Облегчение. Удивительная легкость, словно с ее плеч свалился неимоверный груз. Она словно зарядилась этой уверенностью и холодной яростью Ахмета.

«Иногда это очень нужно, чтобы кто-то просто сказал: „Иди и делай“. А если этот кто-то еще и встанет с тобой плечом к плечу против всех бед мира... Вперед. Пусть хоть так, в безнадежную скачку наперегонки с судьбой. Ведь я давно мечтала о том, чтобы он увез меня от всех-всех». И Ольга решительно зашагала к конюшне.

У лестницы ее встретил Селим:

— Ну как?

— Он согласен.

— Я думал, он откажется. На всякий случай даже поставил на тебя охранное заклинание. А потом подумал, что он и это может сломать и...

— Спасибо, Селим. Все обошлось, — улыбнулась Ольга. — Я умею уговаривать. Иди к себе. Я скоро буду в твоей лаборатории. Вместе с ним.

— А сейчас? Куда ты сейчас? И куда теперь скрылся Ахмет? Зачем он выпрыгнул из своей комнаты в сад?!

— Все в порядке. — Ольга говорила медленно и раздельно. — Не волнуйся. Я действую по ЕГО инструкции... И Ахмет тоже. Все это часть ритуала. Все уже началось. Иди в лабораторию и готовься. Мы войдем к тебе очень скоро. — И она указала пальцем по лестнице вверх. — А я сейчас на конюшню.

— Зачем? — дернулся Селим.

— Мне нужен конский гребень.

— Да зачем ЕМУ конский гребень? Это же...

— Ты думаешь, что лучше НЕГО знаешь, что ЕМУ надо?.. Знаешь ли ты, как проходили подобные ритуалы тысячу, две, три тысячи лет назад? Ведь ОН гораздо древнее всех ваших богов!.. Так где у вас тут конюшня?

— Там. — Селим махнул рукой в нужном направлении и, проводив ее взглядом, стал подниматься по лестнице вверх. «Надо же. Как ОН меняет людей... Интересно, во что превратится после ритуала Ахмет?»

Ольга все еще не верила в то, что у них все получилось, когда Ахмет, орудуя рукоятью пистоля, уложил охранника-мавра, а еще через секунду — так и не успевшего крикнуть тревогу конюшего. Она не верила, когда сидела верхом на быстроногом жеребце, лучшем в конюшне Селима, за спиной Ахмета, изо всех сил обняв его и прижавшись щекой к широкой спине. Она боялась поверить, что все обошлось, когда в спину им никто не стрелял.

Через четверть часа скачки они оказались у южных ворот Линца. Ахмет велел Ду и Тэрцо снять комнату в трактире у южных ворот и там его дожидаться. Но, вбежав в комнату, он и Ольга обнаружили, что там никого нет.

Крытая телега сиротливо стояла во дворе трактира. Лошадки неторопливо хрупали что-то в конюшне. В ответ на вопросы Ахмета трактирщик лишь пожал плечами.

— Так. — Ахмет зло сплюнул. — Эти болваны решили расслабиться... Что же мне теперь, искать их по всем кабакам южного предместья? Или они вообще подались в город?

Только сейчас Ольга облегченно вздохнула. Все было по-настоящему. Ахмет, конечно, позлится, но потом что-нибудь придумает. Но теперь это уже наверняка не было никем подстроено и не напоминало колдовской сон. Ольга действительно на свободе.

Матиш проснулся оттого, что ему на лицо упал солнечный зайчик. С минуту ворочался. Вставать не хотелось. Однако он заставил себя подняться. За неплотно, зашторенным окном в городе Линце был вечер. Солнце катилось к закату.

Дверь неслышно открылась, и в комнату кто-то заглянул. Впрочем, почуяв шевеление, этот кто-то моментально скрылся.

— Черт бы побрал этот город и здешние порядки, — заворчал Матиш, натягивая сапоги. Вскоре с той стороны к двери снова подошли и настороженно задышали.

«Подглядывают за мной в замочную скважину, стервецы... Ладно. Я вам устрою».

— Кто там?

Дверь отворилась, и лакей внес поднос с едой и вином:

— По распоряжению господина лейтенанта я приставлен к вам, чтобы...

— А где сам Бибер? Я же приказал ему явиться с докладом.

— Он не смог. Служба, ваша милость, обязывает его к неотложным мерам по пресечению... Он в рейде по окрестностям Линца. Недовольство, ереси. В провинции зреет бунт, и он вынужден...

— Молчать! — Матиш буквально позеленел от злости. — Служба обязывает его явиться ко мне для отчета, как только я буду в состоянии принять этот отчет. Таков приказ комиссара Карадича... Кто замещает Бибера в его отсутствие?

— Капрал Питти, к вашим услугам! — В дверях появился носатый, не очень твердо стоящий на ногах итальянец. — Лейтенант снова не взял меня в рейд, сударь. Вот такая беда. Говорит, вам нужен какой-то отчет, но я, признаться, скверно излагаю свои мысли на бумаге и посему прошу вас покорно соблаговолить меня...

— Заткнись. Ты и устно излагаешь не лучше, — буркнул Матиш. — Отвечай коротко и внятно на вопросы, которые я буду тебе задавать... Давно Бибер уехал?

— Не прошло и трех часов, как он...

— Сколько человек он взял с собой?

— Хромого Пьетро, Дерковича, Ульфа Янсона, толстого Шредера, хотя тот имеет скверный характер и совершенно не умеет стрелять. И это в то время, как я...

Матиш взял в руку пистолет и направил его на капрала:

— Если ты не будешь отвечать коротко и внятно, я размозжу тебе череп.

Лакея из комнаты как ветром сдуло. Капрал Питти испуганно сглотнул и кивнул головой.

— Сколько с ним человек?

— Пять. Он шестой.

— Сколько людей осталось в городе?

— Я и еще двое.

— Вы продолжаете наблюдение за еретиками?

— Да, сеньор. После того как вы уехали, мы задержали несколько человек...

— Где?

Напрасно потратив еще полчаса на осмотр подозреваемых, Матиш приступил, наконец, к делу об убитом алхимике. Он допросил вдову сапожника Эльма, сдававшую квартиру Адаму Ковальскому, Жозефа Герцера, продавшего Ковальскому книгу, входящую в папский запретный список, торговца, у которого алхимик покупал свечи, и жестянщика, который утверждал, что видел в тот день на улице седовласого старца с огромной черной собакой. Кроме того, Матиш посетил место убийства и действительно обнаружил там, на мостовой, бурое пятно высохшей, но еще не смытой дождями крови.

Там же, на месте, Матиш опросил еще дюжину человек. Опрос показал, что один из соседей подозревает двух других в ереси, а они его, в свою очередь, в скупке краденого, что у одной из домохозяек из дому пропал постоялец и серебряные ложки, а у другой — воры забирались в прихожую, но так ничего и не взяли. Кроме того, все соседи в один голос твердили, что видели в тот день жестянщика, лежащего пьяным у входа в переулок, смежный с тем, где было совершено убийство.

Проведя таким образом дознание, Матиш удрученно вздохнул и отпустил уже осточертевшего ему своей болтливостью капрала Питти. Еще пару часов назад в нем кипела злоба вперемешку с азартом. Теперь же... Поразмыслив над собранными фактами и уликами, он уверенной походкой отправился в ближайший кабак.