Всякому зверьку известно, что зверюш можно ловить не только во время наводнения, но и в любое другое время. Надо только понять, на что они ловятся. А ловятся они на сострадание.
Пример. Одного зверька оставила зверка, как это обычно бывает. Она поматросила его и бросила, оставив ему двух деток: одного маленького зверька и одну совсем крошечную зверку, которая тоже образовалась от их союза. А легкомысленная и алчная мать полюбила богатого зверца, бросила потомство (о муже вообще не вспомнила) и отчалила в туманную даль.
Справедливости ради надо сказать, что зверцы тоже не дураки и со зверками надолго не связываются. Они знают, что цель у зверки одна — ободрать их, как липку, и пустить по миру. Поэтому союзы зверцов и зверок обычно кратковременны — зверцы развлекаются со зверками месяца два-три, после чего берут их за шкирки и отправляют на свалку истории. Свалка истории расположена на окраине зверькового городка, в зловонном трущобном месте, куда даже зверьки избегают заходить в темное время суток. Там бродят зверки, пребывающие в жалком состоянии, и призывно воют. Но отзываться на их призывы дураков нет.
Итак, одна глупая молодая зверка оставила зверька с двумя беспомощными детьми, а сама сбежала искать лучшей жизни. Зверек подумал было, что его жизнь кончена и лучшие чувства обмануты навеки, и тут бы ему и сдохнуть от тоски, но на руках у него жалобно пищали разнополые серые младенцы, в одном из которых он с любовью и тоской узнавал себя, а в другом — с любовью и отвращением — бывшую жену.
Зверьку, естественно, было не привыкать, что рубашки его не глажены, а пол не метен. Кто жил со зверкой, тот знает, что это за удовольствие: повсюду разбросана ее косметика и нестираные колготки, а лопать нечего. Так что нагл зверек был не особенно избалован. Тем не менее, оставшись один, он испытал буквально звериное одиночество и принялся страдать от бессонницы, тем более, что обращаться с младенцами он совершенно не умел, да это и не входило в его обязанности. Два дня он думал (бесконечно меняя пеленки и раскачивая по ночам кроватки), а на третий понял, что спасет его только зверюша.
Однако где ее взять, если до весеннего наводнения (когда зверюш ловят буквально за уши и без всяких проблем) еще больше полугода, а похищать зверюш из их городка довольно рискованно — всем памятна история про паленый холм?
Тут в голову зверька пришел довольно циничный, но, в общем, простительный план. В конце концов, думал зверек, все бабы одинаковы, и ничего страшного, если одна немного пострадает за другую. И потом, я же не сделаю ей ничего плохого. Не съем же я ее, в конце концов. Иные зверьки в сходной ситуации вообще доходили до того, что подкидывали своих зверят в зверюшливый городок с лаконичной записочкой «Звать Вася», и никаких тебе угрызений совести. Всем известно, что добрые зверюши вырастят зверькового подкидыша и воспитают его в христианском духе, считая, что это им Бог послал нечаянную радость, а прокормить его у них всегда хватит молока, ибо толстые зверюшливые коровы доятся круглые сутки без перерыва. Но наш зверек был привязан к своим зверятам и ни за что не согласился бы их подкидывать. Иное дело — временно позаимствовать для их воспитания круглую ушастую зверюшу помоложе, — никаких своекорыстных устремлений у него в этом смысле не было, он искал не жену, а именно мать для своих детей. Он так и формулировал про себя: не украсть, а именно позаимствовать. Наладит быт, а там пусть гуляет на все четыре стороны.
Зверьки обычно разбираются в психологии зверюш очень исправно, хотя и считают полезным нет-нет да запускать миф про изуверскую секту, которая якобы питается зверьками. На самом деле они отлично понимают, что зверюши добры, сентиментальны и больше хлеба с медом (который они вообще-то уважают больше всего на свете) любят принести пользу какому-нибудь страдальцу. Если же Господь посылает им возможность спасти кого-нибудь от грозящей опасности, пригреть и учесать — они считают это высшей формой поощрения и своего рода призванием. Так что расчет зверька, повторяем, был довольно циничен, но он заботился о спасении своих зверят. И потому все, что произошло дальше, вполне оправдано с точки зрения морали.
Для начала зверек сбегал в лес, разделяющий зверьковый и зверюшливый городки, и договорился там с одним бойким птенчиком кое о чем. Затем он снарядил кое-какое нехитрое устройство, засел внутри большого куста шиповника, благоухавшего близ той тропинки, по которой обычно прогуливались зверюши, и стал ждать.
Утром следующего дня одна молодая зверюша, забыв советы своей матери не отлучаться далеко от домика, прогуливалась по тропинке, отыскивая ягоды и грибы. Грибам она кивала, а с ягодами здоровалась, но не рвала ни того, ни другого, потому что была сыта после завтрака (яичница, сладкий чай, пирог с малиной). Надо заметить, что зверюша была чрезвычайно хороша собой: аккуратная, пухленькая, с тщательно причесанными усами, с розовым бантиком на хвосте, с большими глазками и длинными ресницами. Платье на ней было в полосочку.
Внезапно зверюша услышала пронзительный писк и обнаружила рядом с тропинкой несчастного птенчика, который, прихрамывая и припадая на левый бок, ковылял от куста к кусту, выпав, видимо, из гнезда.
— Ахти! — воскликнула зверюша. — Ах ты маленький! Кто же тебя уронил? — И устремилась на помощь птенчику, поставив корзиночку на тропиночку.
Не успела она подскочить к несчастному, как угодила задними лапами в заранее расставленную сеть и через секунду уже болталась на ветке, будучи упакована в эту сеть со всеми своими лапами, ушами и платьем в полосочку. Корзиночка так и осталась стоять в траве, сбоку от тропинки, а птенчик вдруг выправился и вполне самостоятельно полетел в гнездо к своей матери.
В первый момент зверюша предположила, что ее по неизреченной милости Божией взяли живой на небо. Никак иначе объяснить свое внезапное вознесение она не могла. Однако, ощутив вокруг себя больно режущую сетку, зверюша всерьез усомнилась, что рай выглядит именно так. Ко всему прочему птенчик, пролетая мимо нее, жизнерадостно прочирикал «Все зверюши дуры!», а ни один ангел никогда не позволил бы себе подобной бестактности.
— Кто-то меня похитил, — сообразила зверюша. — Как интересно!
В следующую секунду, однако, зверюша вспомнила, что мама не велела ей далеко заходить в лес, и тут же горячо пожалела и о своем непослушании, и о своей маме, которая теперь будет волноваться. Однако громко запищать «Мамочка!» зверюше мешало чувство собственного достоинства, да и потом, нравственный кодекс зверюш предписывает им по мере возможностей самостоятельно выбираться из трудных положений. Не имея никакого выбора, зверюша стала подпрыгивать в сетке, надеясь обломить сук, на котором висела. Но тут из нижних кустов выкатилось что-то серое, спустило ее с сука и пихнуло в пыльный мешок, после чего зверюша ощутила себя стремительно тащимой куда-то по ухабистой дороге.
— Полегче! — крикнула она из мешка. — Не дрова несете, противный похититель! Хочу напомнить вам также, что согласно последней договоренности моя личность неприкоснове… — Но не успела она договорить, как похититель остановился и довольно-таки грубо плюхнул ее на что-то твердое. Мешок был развязан, и зверюша очутилась посреди чрезвычайно захламленной комнаты, по полу которой ползали какие-то серо-розовые и голые пищащие существа, а кругом валялись огрызки, клочья шерсти и осколки посуды. На столе в углу комнаты засыхали крошки, виднелись липкие лужи, а на стульях висела давно не стиранная и не чиненная одежда, явно принадлежащая зверьку.
— Однако, — только и смогла сказать зверюша, обозревая все это безобразие. — Либо тут конь не валялся… либо валялось столько коней, что для наведения порядка понадобится не меньше недели!
— Похоже на то, — подтвердил печальный голос рядом с ней. Зверюша оглянулась. Голос принадлежал сравнительно молодому, но очень усталому зверьку в дырявых штанах и прожженном свитере. Усы у зверька угрюмо обвисли, шерсть свалялась, а в глазах читалось неверие в добро и чистоту. Особенно в чистоту.
— Ну что ж! — бодро сказала зверюша. — Где у вас тут веник?
Весь остаток дня зверюша носилась по зверьковому дому, чистя, скребя и подметая, и командовала зверьком: «Зверек, отверточку бы мне!» — «Зверек, у тебя есть веревка?» — «Зверек, подержи маленького, я вымою ему попу». К пяти часам вечера домик засиял чистотой. Умытые и одетые в чистенькое дети уселись на полу (где уже лежал прелестный коврик, связанный из обрывков зверьковых носков и зверкиных недошитых юбок) играть в блестящие кастрюльки и цветные бумажки, в которых зверек, присмотревшись, узнал зверкин журнал «Ярмарка тщеславия» (там зверок учили одеваться, краситься и вести себя так, чтобы зверьки бежали за ними, позабыв все на свете).
Зверюша помыла кастрюльку из-под каши, вздохнула и устало плюхнулась в кресло с бумажкой и ручкой в лапах. После чего вручила зверьку список из сорока пунктов: «Нам нужен ёршик для детских бутылочек, новый веник, ведро, гвозди (диаметр 3 мм, длина 4 см), клей для дерева, клей обойный… Морковь, картошка, лук, зелень, фрукты для детей, макароны, мука, крахмал, лавровый лист…»
— Зверюша, — покачал головой зверек, — у нас нет денег.
— Будут, — известила зверюша и закопалась в кухонную тумбочку.
Вынырнув оттуда, она вытащила за собой большой мешок сахару, который зверек купил давным-давно, ибо его бывшая жена поглощала сахар в невозможных количествах и ему надоело ходить за ним в магазин.
— Раз ничего больше нет, сделаем леденцов. Вот хорошая чистая доска, наколи-ка мне щепочек.
Через час зверюша вручила зверьку огромную сумку вкусных, прозрачных, ароматных леденцов на палочке.
— И что я с ними буду делать? — выпятил губу зверек.
— Продашь.
— Да мы, зверьки, сроду на базаре не торговали! — возмутился зверек.
— Ну давай я сама. Только малыша через час надо уложить, а малышку покормить: она плохо ела. Я оставлю кашку в холодильнике, а ты потом разогрей…
— Нетушки, — запротестовал зверек. — Ты еще сбежишь, чего доброго. Я уж сам как-нибудь. Хотя и базар уже не работает.
Зверек взял леденцы и ушел. Ему было очень стыдно и неловко продавать леденцы. Поэтому он прибрел на базарчик (который, кстати, всегда работал допоздна) и молча встал с краю, слушая певучие крики зверюш:
— Молочко, масло свежее-желтенькое!
— Красные сладкие яблочки!
— Пирожки домашние, бери, они нестрашные! — убеждала маленького зверька толстая пожилая зверюша в больших очках.
— У меня денег нет, — буркнул малыш.
— Ну просто так бери, — заулыбалась зверюша, накладывая ему пирожков в бумажный пакет.
Зверюши перебрасывались шутками, быстро считали деньги, точно отвешивали товар и непременно добавляли подарочек: вышитый платочек, лишнее яблоко, баночку меда.
Зверек переминался с лапы на лапу, держа в руке несколько леденцов.
— Дяденька, почем леденец? — спросил сопливый зверенок в сползающих штанишках.
— Не знаю я, — буркнул зверек, покраснев до самой макушки.
И тут к нему подошла пожилая зверюша в очках, которая только что распродала свои пирожки.
— Давайте, помогу, — вежливо сказала она. — Вы присмотрите за моей корзинкой, а я вам в момент все продам.
— Мне вот только чтоб на список хватило, — буркнул зверек, одновременно смущенный и испытывающий большое облегчение. И сунул зверюше список.
— Леденцы прозрачные, — запела зверюша. — Чрезвычайно удачные, сладкие-ароматные, фруктовые и мятные.
Зверек удивился, откуда они фруктовые и мятные, а потом вспомнил, что и на улицу за мятой зверюша бегала, и банки с вареньем перетрясла.
За леденцами столпились маленькие зверьки. Их нечасто баловали леденцами, потому что в зверьковом городе их делать не умели, а зверюши продавали их редко: не потому, что жалели сахару, а потому, что жалели зубы маленьких зверьков, и без того дырявые и черные.
Познавательное отступление о зубах маленьких зверьков
Маленькие зверьки любят конфеты и не любят чистить зубы. Поэтому зубы у них больные и кариозные, в отличие от зверюшливых, которые и до старости остаются крепкими и белыми (потому что зверюши в основном питаются растительной пищей). Взрослые зверьки обычно не имеют половины зубов и вынуждены ходить в зверюшливый город, где специально для них зверюши держат стоматологический кабинет.
Продолжение сказки о похищенной зверюше
— Скажите, а откуда у вас этот список? — растерянно спросила пожилая зверюша, отдавая зверьку выручку.
— Это мне дала зверюша, — сказал зверек, снова краснея и не в силах врать. — У меня просто ситуация… Жена ушла, я один с малышами… Встретил зверюшу, попросил помочь…
— Просто это почерк моей дочери, а она с утра ушла в лес и не вернулась, — озабоченно сказала зверюша в очках. — Знать мне не дала, вести никакой не прислала… Я уж где только не искала, думала, хоть на базаре что-нибудь узнаю.
— Вы знаете, это я, наверно, виноват, — забормотал зверек.
— Ну вот что, зверек, — дружелюбно сказала зверюша-мать. — Давайте быстренько купим все по списку и пойдем к вам.
Зверек, который уже мечтал только о том, чтобы лечь в постель и выспаться в первый раз за последние несколько месяцев, вместо ответа тоскливо кивнул.
Когда они вошли в дом, нагруженные сумками и корзинками, похищенная зверюша на цыпочках вышла навстречу и зашипела:
— Тссс! Маленькие спят! Мама… ахти! — и повисла у мамы на шее.
Зверюши погрузили зверька в кресло, укрыли ветхим одеяльцем и принялись тихонько, но очень деятельно шуршать. Сначала зверек еще различал отдельные шепотные реплики:
— Ну как я тебя учила плиту чистить!
— Ну мама! Я же торопилась!
— Да я тебя не упрекаю, дай-ка…
— Не надо, я сама…
…а потом просто задремал, с ужасом ожидая воплей, с которыми обычно просыпались его малыши, но не дождавшись их, крепко-крепко заснул и видел во сне сосны на песчаной почве, а под соснами крепкие скользкие маслята с прилипшими хвоинками.
Тем временем старшая зверюша, расхаживая по комнате с хныкающей маленькой зверкой на руках, шептала дочери:
— Так ты что, решила здесь остаться?
— Не знаю, он не справится. Может быть, помогу ему на первых порах…
— Может, мне к вам перебраться?
— Не надо, я сама. Ты просто приходи почаще.
— Вяяяя! Вяяяя! — завопила маленькая зверка и укусила старшую зверюшу.
— Ну-ну-ну, тихо-тихо-тихо, — успокоительно зашептала младшая, забирая зверку у своей укушенной и запруженной мамы.
Прошло несколько месяцев. Зверюша так и осталась жить у зверька, и только изредка ходила вместе с детьми в гости к своей маме, и большой зверек уже не боялся, что она сбежит. Маленький зверек по прозвищу Серенький уже бегал за ней хвостом и называл мамой, но юная зверка по-прежнему капризничала, кричала ночами, кусалась и плевалась едой. Папа-зверек отдохнул и выспался, и теперь уже сам умел сварить каши, натереть фруктового пюре или уложить спать детей. Зверюша, которая бегала по семейным делам, частенько заставала по возвращении спящего зверька, обложенного детьми, и умилялась.
Наступила весна, и зверьки затосковали. Зверек ходил как в воду опущенный, бросал вещи где попало и совсем перестал помогать зверюше с детьми. Перестал даже чинить велосипеды, чем он обычно зарабатывал на жизнь. Целыми днями он вздыхал и думал: «Эх, потерянный я зверек!» Зверюша тоже загрустила, и уже меньше шебуршилась по дому, и все чаще, укачивая малышей, застывала со слезами в глазах. Зверенок теребил ее лапкой и спрашивал: «Мама, а дальше?» — и она пела дальше, а думала о чем-то далеком, синеватом и пушистом, как туман на рассвете.
Наконец, зверюша собралась с духом и попросила зверька отпустить ее в отпуск. Зверек сначала немножко обалдел от такой дерзости (а еще больше — от нежелания оставаться с детьми именно тогда, когда он хотел бы остаться в своем гордом и трагическом одиночестве).
— Ты бросить меня хочешь? — спросил зверек.
— Нет, я к маме хочу. Дома немножко пожить. Я очень соскучилась, — честно сказала зверюша.
— Так ведь к тебе мама через день сама ходит!
— Это совсем не то, — грустно ответила зверюша. — Но если нельзя, то нельзя.
— Папа, давай пустим маму, — сказал маленький зверек, который только что научился членораздельно говорить и поэтому трещал без умолку. — Мама ведь тоже хочет к маме.
— Мами! Мами! — ядовито передразнила маленькая зверка. Она говорить еще почти не умела, но уже сейчас отличалась скверностью характера.
— Мами! — повторила она презрительно и укусила зверюшу за лапу сзади.
— Крися, — очень серьезно сказала зверюша, — ты больше так не делай. Не надо, Крися!
— Бдя-бдя-бдя, — ответила малявка и злорадно сделала лужу прямо в зверюшины теплые ботинки.
Познавательное отступление об именах
Зверку звали Крися, то есть Кристина. Зверки обычно стараются дать своим дочкам как можно более пышные имена: Анжелика, Жанна, Изольда, Марианна, Изабелла, Снежана… Зверьки и зверюши обычно называют детей простыми именами из святцев, хотя у каждого есть свое домашнее имя, иногда совершенно непонятное посторонним. Например, одного зверька по имени Илюша дома звали Хоблик. А зверюшливых двойняшек Аришу и Маришу родители называли Сяпа и Тюлька.
Маленькая читательница! Не спеши обижаться, если тебя зовут Кристина или Марианна: это вовсе не значит, что ты или твоя мама — зверка. Просто зверкам тоже нравятся такие имена. Мало ли кто как называет своих детей. Главное — какими они вырастут.
Продолжение сказки о похищенной зверюше
И тогда зверюша схватила Крисю за шкирку и отправила в места лишения свободы: поставила в перевернутую табуретку, из которой вредная маленькая зверка никак не могла выбраться, а только возмущенно орала.
— Иди, что уж я тебя держать буду, — сказал зверек с самодовольной отреченностью. Ему было жалко себя и почти приятно от того, что его, от природы бедного и несчастного, бросают с двумя маленькими детьми в сложный период его жизни. Это так хорошо вписывалось в его понимание мира, зверюш, зверок и вообще участи мыслящего и чувствующего зверька в этом окружении, что он даже и не подумал, что зверюша просится в отпуск, а не собирается сбежать.
— Я вернусь через неделю, — сказала зверюша, надевая другие ботинки.
— Да хоть через две, — как бы легко и равнодушно, а на самом деле горько и трагически ответил ей зверек.
И зверюша, оставив зверьку с малышами полный холодильник еды, полный шкаф чистого белья и полный погреб припасов (плюс подробные инструкции на все случаи жизни), надела пальто, завязала под подбородком шляпку и отправилась к маме, загребая ногами подмокший снег, который в зверьковом городке никогда не убирали с улиц.
— Бдя-бдя-бдя-яяя! — с мрачной злобой прокричала ей вслед Кристина и дальше разразилась такими отвратительными воплями, что отец велел ей захлопнуть рот и не вякать.
Весна была совсем ранняя, холодная и серенькая, но в воздухе уже было далекое тепло, и в ветре тайная свежесть, и в тенях на снегу — долгожданная голубизна, и зверюша, которая всю зиму только и делала, что кормила, одевала, стирала, убирала, готовила, выгуливала и всячески хлопотала, вышла на мостик через реку и остановилась, жадно вдыхая воздух, который впервые за много зимних месяцев стал пахнуть не снегом, сажей и мокрой грязью, а чем-то живым, растущим, радостным. Зверюша посмотрела на чистенькие домики в зверюшливом городке, лежащем перед нею, и весело поскакала вперед.
Несколько дней она, облачившись в розовый стеганый халатик и пушистые тапки, валялась дома везде, где можно было валяться, занималась необязательными делами вроде вышивания скатерти, ходила хвостиком за своей мамой и непрестанно с ней болтала.
И все это время ей ужасно чего-то не хватало. Ты, конечно, эгоистически предположишь, что когда родители в отпуске, они просто дико хандрят и тоскуют по твоим грязным свитерам, засунутым под диван, твоим «Ну я не хочу есть!» и твоим конфетным фантикам во всяком укромном месте. По мокрым штанишкам твоего братца (ну хорошо: сестрицы), по вашим безумным пляскам и двухголосому реву. По ночным явлениям: «Мама, я боюсь!» По соплям, обгрызанным ногтям и нытью: «У меня живот болит и тошнит». Уверяем тебя, даже и в самом длинном отпуске глаза родительские всего этого бы не видели и уши бы не слышали. Но, к сожалению, родители так глупо устроены, что когда все это остается где-то в прекрасной дали и можно наслаждаться жизнью, чего-то определенно не хватает.
Тем временем зверек, снова вынужденный работать папой, мамой, няней и домработницей одновременно, очень устал. По вечерам, уложив, наконец, детей, он устраивался в кресле с книжкой и сигаретой, но от сигарет уже тошнило, а книжка была глупая. И зверек собирался предаться своей обычной тоске о прекрасных, но недоступных странах и прекрасных, но коварных зверках, и с удивлением обнаружил, что все его мысли снова и снова возвращаются к знакомому портрету: мягкие уши, длинные ресницы, розовый бантик на хвосте. И маленькие, умные, трудолюбивые лапы.
— О, зверюша! — завыл зверек в полной уверенности, что она никогда уже не вернется.
Надо ли говорить, что зверюша в своем теплом домике по ночам ворочалась в мягкой розовой постельке, мучилась неопределенными чувствами и то молилась за своих маленьких, то повторяла шепотом:
— Умный мой… Усатый мой… Мой замечательный, мой самый лучший…
Утром пятого дня зверек проснулся от того, что по нему взад-вперед ползали холодные дети. Холодные они были потому, что скинули с себя штанишки и долго бегали по полу, а там несло сквозняком. Зверек накормил их (причем Крися размазала ему всю кашу прямо по мордочке) и сложил в сумку тщательно отмытые от крисиных пакостей, просушенные и начищенные зверюшины ботинки.
— Куда мы пойдем? — поинтересовался Серенький.
— Сходим к маме в гости, отнесем ей ботинки.
— Хочу к маме насовсем, — заявил маленький зверек.
— Отправляйся, — сердито махнул лапой папа и стал одевать Крисю, которая тут же взялась выворачиваться и дрыгать лапами.
Через полчаса запаренный и взъерошенный зверек вышел из дома, держа в рюкзаке на спине вихляющуюся Крисю и за лапу — скачущего рядом Серенького.
Они подошли к мостику и увидели, что навстречу бежит кто-то очень знакомый, в особенности своим розовым бантиком на хвосте.
— Мама! — заверещал маленький зверек и бросился к зверюше. Крися тоже заорала во всю глотку, так что папе пришлось вытащить ее из рюкзака и потрясти в надежде на то, что это поможет. Не помогло.
— Давай мне, — подхватила ее зверюша, и Крися тут же прилипла к ней, обхватив всеми четырьмя лапами.
— Мами, — сердито сказала Крися и укусила зверюшу за щеку, но ее даже не стали сажать в табурет, — и не потому, что табурета не было поблизости, а просто потому, что ее нельзя было отодрать.
И зверьки радостно пошли домой, а через три дня наступила настоящая, бурная весна, от которой хочется болтаться по улицам и кричать во весь голос какое-нибудь глупое «Ого-го!».
И они болтались, и смеялись, и лепили мокрого снежного зверца с рогами, а вечером, когда дети засыпали, сжав в лапах плюшевых зверюш, родители хихикали шепотом, пихались, обнимались, глядели в глаза и вообще вели себя как очень молодые и глупые зверьки, кем они, в сущности, и были, несмотря на наличие двух зверят.
А потом они поженились, и через год у них родился еще один маленький зверек, а у Криси на хвосте появилась кисточка, но это еще не значит, что родители с ней потом не намучились, потому что намучились. Но уже гораздо позже, когда она наубегалась из дома, нахлебалась лиха, набралась ума и опушилась, из нее получилась спокойная, умная и красивая зверюша, хотя и чрезмерно ехидная.