16.01.84 г.

Вдруг понял, о чем все время говорит Гера, когда год за годом повторяет, что нужно писать «Утопии», именно утопии. Ведь идея Гольдина о резервных возможностях человека, как и идея о космических мостах как средстве трансформации сознания, — типичная утопия, но сегодня нужна эта работа мысли и духа, ибо одна она может создать «тягу» и породить необходимую энергию для решения глобальных вопросов мира: войны, экологии и детства.

Сегодня оптимистическая точка зрения может существовать только в виде научных усилий, причем объединенных усилий. Есть три проблемы (война, экология и детство), которые грозят миру гибелью — разрушением, истощением и слабоумием. Все эти проблемы не могут решиться стихийно (стихия в этом случае ведет только к гибели), ибо эти проблемы могут быть решены лишь созидательными усилиями человечества. И тут вопрос пути наперекор стихиям.

Таких вопросов человечество еще не решало, и пока не видно, кто, как и в каком направлении может их решить. Утопии — самый оперативный путь накопления позитивного опыта, создания энергополя, «тяги», энергии.

Может быть, поэтому меня все же очень волнуют усилия И. Гольдина. Все, что с ним происходит, носит шизофренический оттенок. Он фанатик, но это меня не отталкивает, скорее трогает. Трогает чуть ли не наперекор здравому смыслу. Это отклонение общественно полезное.

Понятие общественно полезного отклонения от нормы вполне грамотно и научно. То, что норма имеет своим основным направлением тупики, становится все более понятным. Даже внутри вполне комфортабельных направлений науки, искусства и практической деятельности вполне организованная и официальная норма все более приводит к тупику, к мелкому руслу, к вырождению. Направления продвигаются все время вопреки самой сути организованной структуры. Организованной оказывается только остановка, всякое движение — борьба с ней. Стихия массовой культуры уже выразилась — проблемы стали оборотнями, перевертышами. Все, что множится на многомиллионные массы, меняет свой знак: плюс меняется все чаще на минус; благо на зло; высокое на низкое. Опошление — столбовая дорога массовой культуры: это наука без науки, искусство без искусства, нравственность без самой нравственности, мораль без морали, а знания без знаний. Сюда приводит сегодня культуру эта стихия.

В этих условиях научный оптимизм имеет самые пессимистические перспективы. Отклонение от нормы могло бы стать спасением, если бы этот путь не был занят взрывом современного мифотворчества. Засорение и этой базы коммуникаций тоже характерно. Но в современном мифотворчестве есть зачаток массового сознания, которое сегодня уже имеет свои особые и вполне выраженные и сложившиеся формы: слух — паника — сенсация (или в ином порядке). Мифотворчество — вовсе не дезориентация: тут рождается образная система, опережающая знание.

«Утопия» — среднее между наукой и искусством, она может дать отклонению от нормы вид на жительство, для этого ее можно еще обозначить как научную фантастику и дело с концом. Но тут вступит в силу существующая регламентация, и мы по кругу снова вернемся к нашим исходным: нормализация любого отклонения от нормы.

«Утопия» как жанр могла бы облегчить официальное положение общественно полезного отклонения, если бы только у «утопии» не было своей истории. Она у нас «числится» за политикой, и «игры» становятся еще опаснее. Вечной остается одна надежда — всеобщая безграмотность.

Один из опасных официальных мифов — миф об избытке информации. Мы талдычим об этом самом избытке с тупой настойчивостью, ибо это приводит в некий порядок сумбур духовного быта. Это тот самый порядок, когда сор метут под кровать, а кучи грязного белья прикрывают салфеткой.

Нет никакого избытка информации. Есть информационный шум, даже грохот! Информации как раз и нет. Слова любого солиста тонут в многократном механизме «эхо», все повторяющий «хор» мгновенно лишает слово самой мысли, новое почти мгновенно переплавляется в старое, механизм информации подобен мясорубке, все превращающей в фарш. Механизм информации направлен на равновесие, гоголевская история отделившегося носа более не фантасмагория, вернее, не фантасмагорическая выдумка, а реальность реальной фантасмагории. Механизм информации движение превращает в статику, приводит к отсутствию информации, особенно в области духовной жизни.

Кольцо проблемы начинается там, где информационный шум рождает новые виды восприятия. Человек естественно адаптируется. Смысл и суть адаптации — самозащита. В порядке самозащиты человек вооружается естественным ответным механизмом — механистичностью восприятия. (По сути дела человек учится слушать не воспринимая, при встрече с любым повторением, самой интонацией повторения сознание отключается.)

Информационный шум практически оставляет сознание в информационном вакууме, сознание недогружено, энергия и инерция его слабеют и затухают. Круг замыкается.

Наши дети вовсе не страдают от излишка информации, напротив, они страдают от ее отсутствия. Их сознание не перегружено, недогружено, работа мысли не подтверждается в практике, сумма знаний сокращается практически.

Ведь основа знаний — в их потребности, самые специальные знания только тогда глубоки, когда они опираются на эмоциональные и духовные опоры. Эмоциональная тупость катастрофически снижает познавательную энергию. Получается, что плошка-то больше, да ложка меньше. Вона как птенцы разевают рот, когда птица-родитель приносит крошечку пищи. Нельзя выжить бедному птенцу, если рот не будет разевать шире головы.

Без интенсивности, предельной энергии в потребности знаний нет ни знаний, ни сознания, ни подсознания в его творческой функции.

Промышленность всей нашей деятельности — явление естественное: это то, что дает умножение наших проблем на потребности многомиллионных масс, но эта естественность типа естественности смерти всего живого.

Промышленность нашей информации, ее многократное эхо-образное тиражирование, ее регламентация тоже естественны, но это не избыток информации, а самый настоящий информационный голод.

Можно сказать, что «перпетуум-мобиле» наконец изобретен — это двигатель глобальной переинформации, работающий на холостом ходу. Тут уже повторение — не мать учения, а его безумный враг.

(Например, в школьной программе литературы все писатели расположены вокруг одного-двух вопросов, и из многих и разных стали вдруг одинаковыми и превратились в считанные единицы. И тогда сама односторонность «методы» преподавания литературы при любом объеме становится минимальной информацией. Ученики не слишком много узнают, а напротив, не узнают ничего или слишком мало.)

Ревет мотор, нажимает школа на акселератор, а сцепления нет, проблема первой скорости (включение сознания ученика, чтобы сдвинуть его с места) самая острая. Мотор ревет на холостом ходу.

И снова порочный круг: усилия учиться часто направлены на активизацию искусственного интереса, сам интерес становится как бы формальным.

Гуманитарные науки — основа духовного развития личности в школе, они неразрывны с точными науками, они — сообщающиеся сосуды. Может быть, математика более всех развивает мышцы сознания, но литература дает ему импульс и перспективу, она есть основа развития инстинкта потребности.

Структуралистский крен в изучении родного языка тоже опасный эксперимент. Слово в этом осмыслении чрезвычайно теряет в своей духовной силе. Познание слова и правила из области познания духовной основы переходит в околоматематические пространства. Появляется утилитарный автоматизм: для чистоты понимания правил удобно, для существа воспитания словом — крайне убого.

Тут тоже снижение объема информации. И это в том месте, где общей информации так не хватает.

Техническая информация процветает, в марках машин дети разбираются чуть ли не с младенческого возраста — это уже специализация, последний этап развития сознания — он у нас чуть ли не первый. Но он реален. Он существует. И он тоже формирует сознание. Как ни странно, он самый действенный...

Технический дизайн начинает определять направление, границы и уровень эстетических импульсов. И в этом тоже опасность. Дизайн становится основным эстетическим критерием (не потому ли слово «дизайн» наиболее подходящее к сегодняшнему «стилю» в искусстве). Тут тоже самые очевидные корни культуры если не «бездуховной», то во всяком случае «малодуховной». И в этом опять-таки снижение общего уровня информации, ее однообразие и снова рождение «общего шума».

Общение с природой также получило регламентированное направление, и это все тот же процесс: природа сегодня самый великий источник живой свободы и разнообразия мира, но и тут регламентация вершит свой акт, диктуя мелочное ознакомление там, где душа может бесконечно питать себя и спасать от любой косности. К природе мы приходим, как к лекарствам, а путь к ней, как к вечному источнику, должен еще быть открыт жаждой.

Проблема жажды — одна из основных проблем кризиса информации, отсутствие информации — ее вторая проблема. Третья проблема — рожденное сопротивление информационному шуму и в конечном итоге — новый виток затухания жажды.

Это очень большой, захватывающий, драматический вопрос. Он важен донельзя, а разрабатывается он вяло, трусливо и неконцептуально.

О.Г. Чайковская. Ей дали мало места для статьи: «Я поняла, что тут нужна миниатюра». — Вот оно! Вот критерий профессионализма и одаренности. Статье места мало, а миниатюре как раз! Ах, как хорошо!

Ольга Георгиевна Чайковская - известный журналист. Она была приглашена Быковым на просмотр «Чучела» в субботний день на «Мосфильм», когда студия не работала. Министр просвещения Прокофьев, его зам. Коротов, Григорий Чухрай, Сергей Михалков, секретари ЦК ВЛКСМ Федулова и Швецова вместе с автором повести В. Железниковым были той «компанией», по словам С. Михалкова, которую Быков, уверенный в нужности своей картины стране, собрал в маленьком просмотровом зале. Первым слова поддержки высказал министр просвещения Прокофьев, их подхватили остальные. Это был самый ответственный момент в жизни картины. Поддержка этих людей придала Быкову силы в борьбе за ее существование. Чайковская стала болельщицей фильма и, дождавшись выхода картины, опубликовала статью в «Литературной газете».

Мифы об избытке информации или о социальной инфантильности молодого поколения — самые поразительные мистификации современности. На деле как раз все наоборот.

Государство вовсе не мозг человечества, в лучшем случае это его печень. Так что сегодня человечество печенкой думает, желчью заливается.

Мещанская зараза — это уже не мещанство! Это современная болезнь духа. Не болеющих областей в нашей жизни в этом смысле нет. Очень слаб иммунитет против этой страшной болезни, ею болеют и титаны, покрываясь ею вдруг, как паршой. Она не просто заразна. Она становится атмосферным явлением, мы дышим ею! Это наша духовная среда.

Спасут ли от мещанствующего мира высшие сферы интеллекта? Наверное, спасение за тем порогом, где находится этический закон. Для многих он — Бог. Но Бог в душе, а не ритуал, а не декларация. В жизни человеческого духа есть непрерывное боготворчество, но у него, к сожалению, есть пренеприятнейший этап — голая фетишизация.

Моленье вещи, моленье престижу, моленье идолам, моленье химерам — это Крестный путь, Распятие, Голгофа духа.

Возвращаясь к утопии, должен признать, что слишком уж долго не понимал, что говорит мой несомненно гениальный брат! (Стоит и тут поразиться собственной косности — мог бы и пораньше понять, не будь я так самоуверен.)

Что толковать об избытке информации, когда молодой человек нашего времени, как выяснилось, уступает по знаниям довоенному.

1. Энергия познания (жажда) не просто ниже, а ниже уровня моря, если морем считать необходимый предел этой жажды — она ниже уровня необходимого предела.

2. Знание гуманитарных дисциплин ничтожно, история духовной жизни в преподавании сведена к единицам измерения. Духовность остается неинформированной.

3. Изучение языка и всего прочего крайне формализовано. Метода плачет по математике. Тут тоже оскудение информации (живой).

4. Преподавание точных дисциплин не опирается на сугубую взаимосвязь всех предметов. Оно оторвано. Его объем не дисциплинирован.

5. География, ботаника и прочие естественные науки стали источником духовности (это интересно!), но этого не только мало, это снова формализовано.

6. Вся общественная жизнь — эхо, дублирование, формалистика. Истинная общественная деятельность (взаимоотношения) нравственно не направлена, ее направление практически определяет стихия обывателя и обмещанивания.

Тупик школы опирается на промышленность системы регламентации преподавания, скудость живой информации, формализацию всей жизни школы.

Результат печален. Хилость способностей, отсутствие трудового импульса, опыт формальной деятельности, потеря социального достоинства, низкий уровень практических знаний, а самое главное — хилая жажда, вялая пытливость, отсутствие страстности, эмоциональная тупость.

Когда наши ребята все-таки целыми сотнями тысяч оказываются и духовными, и способными, и знающими — это происходит не благодаря, а вопреки! Они очень ценны! Очень! Их надо беречь!

Иду к Велихову и абсолютно не готов. Я иду просить его о помощи моему фильму. А он меня ждет по поводу космических мифов. Для меня это средство, для него — цель.

Итак, во-первых, я иду его обманывать, что непорядочно и чего я не могу себе позволить.

Во-вторых, надо, чтобы я, с одной стороны, помог бы Голь-Дину, но с другой, я вовсе не намерен ставить свою жизнь и творчество (в 54 года) как подпись под его усилиями. Усилиям Гольдина я вполне сочувствую, я готов ему помочь, сколь нужно, но тут уже получается иное: жизнь Гольдина вместо моей!

Быков написал сценарий документального фильма «Зеркало для человечества». Идеей этого фильма его заразил журналист А. Сабов. Велихов занимался проблемами термоядерных реакций и готов был подключиться к картине как ученый с экспериментом малого взрыва для фильма, т.к. по вычислениям ученых большой термоядерный взрыв должен был привести к ядерной зиме, при которой для всего живущего погасло бы солнце и жизнь прекратилась бы. Ядерное противостояние СССР и США набирало обороты, и опасение надвигающейся катастрофы носилось в воздухе. В этой обстановке был написан сценарий «Зеркало для человечества». Здесь снова упоминается фамилия Гольдина, которому пытались помочь и Велихов, и Быков.

Читаю книжку Л. Мигдала, которую он мне подарил, «Поиски истины». Пишет о науке, о методе в науке, определяет ее правила, обрушивается на дилетантизм, мифотворчество разного типа и так далее. Не однозначен, оговаривает динамику каждого (или почти каждого) утверждения и... почему-то неубедительно.

Несколько коробит все, что так или иначе направлено лично для меня, против моего дилетантизма, непрофессионализма в науке. Но ведь это не так.

Я вижу многих официальных ученых, их незнание чуть ли не безгранично, их дилетантизм чудовищен. Я проецирую свое знание на смежные области, и оказывается, что есть множество преимуществ от проекции одного на другое; я думаю о тех смехотворных «научных» воззрениях, которые «разрабатывает» научная братия гуманитариев, я думаю о том опыте ерундистики, который мешает подлинному развитию. Всякое открытие встречает самое сильное сопротивление официального направления науки, и проклятие профессионализма ничем не лучше, чем отсутствие его.

День кружится, как лист на ветру, Завтра новый слетит поутру, Опадаю, как клен в сентябре, Пропадаю, как звон в серебре.

25.01.84 г.

Все идет своим чередом. Сизов не дал картину в Обнинск, непонятно, дадут ли фильм во все Дома творчества. Есть слух, что на МК (на конференции) долбанут картину. Принял ответные меры — позвонил Шарапову (он обещал прийти и привести с собой еще и команду).

Приглашаю на премьеру — потери налицо: Кондаков заболел, Веселов заболел, Новожилова уехала.

В УВИРе не дают срока 60 дней, только 30.

Денег нет, а нужен банкет, костюм, платье Лене, детский банкет, ремонт стола и кресла, за квартиру и свет.

Может, попросить аванс по постановочным? Хоть 2000 рублей. А?

И еще надо бы позвонить в Минск, где деньги за фильм «Андрей и злой чародей»? С деньгами совсем плохо (надо одалживать, а у кого?).

Очень много суеты вокруг премьеры. Радостна ли она? Да, что-то много тревог — все время жду, что ее отменят. Хотя и понимаю, что этого вроде не может быть, но интуитивно чувствую, что все что-то не так, большая идет вокруг возня.

Очень не славным оказался Войтович, он, видать, получил от Ермаша самые строгие указания и последовательно против картины.

Так хочется верить, что картина сама победит!

С Гольдиным, конечно, связываться не стоит. Хочется ему помочь, он горький парень — это ясно, но его шизоидность — это что-то от подвига духа. (Как тут не заболеть?)

Когда спускаешься с горы

И видишь мирные дворы,

И слышишь чей-то смех,

Хоть ты измучен и устал,

Хотя ты только что со скал,

Ты молод больше всех.

Ты только что изведал даль

И выси светлую печаль

И мысли берега,

Все было сверху так мало,

Все было мило и тепло — Д

ома, стога, снега...

Все было бело-голубым,

Совсем далеким и родным,

Был ветер ледяной.

И было холодно вверху

У сосен ветки на меху,

И лес вокруг стеной.

Вблизи земля не так бела,

Не греют малые дела,

Хоть хорошо зимой —

Хочу я на гору опять,

Оттуда далеко видать

И хочется домой.

25-26.01.84 г.

Суета-суета, а за ней и борьба, и напряжение, и все не приходит ощущение праздника. Катят бочки из МК, прокат не планирует метражи и тиражи, все ждут, как будут смотреть на дачах.

Я в ответ пригласил Шарапова, рассказав ему все. Он сказал: «Тогда четыре билета, приглашу пропаганду». Итак: придут — не придут? Понравится - не понравится? Брр!

А сегодня на студии дали первую категорию: 22 голоса против 5. (5 это: два голоса Сизов + Досталь + Глаголева + Леонов.) Ха!

Но говорили! Боже! И кто: Ордынский, Панфилов, Хуциев, Воинов, Строева, старый рабочий, учительница, редактор телеобъединения, Степанов (Сахаров опоздал). Хвалили очень. Было искренне, взволнованно. (Надо бы достать стенограмму, это первое обсуждение, которое записывалось стенографистками.)

Мое волнение — работа, Борьба — унылых будней ряд. А страсть — щемящая забота Дней умирающих подряд. И даже тайна вдохновенья Не вспышка, а глухой удар, Бездымный внутренний пожар В закрытой капсуле сомненья.

26-27.01.84 г.

Поддался! Поддался первым впечатлениям, что скажут, где, как? Что будет на МК? Все бесит. И нет помощи. Совсем. У Лены все сразу сложнее. А тут еще Паша заболел. Температура 38! Очень хочется, чтобы он был на премьере. Но ведь он же не выздоровел и еще больше захворает. Ах, как жаль. И Олег пропал. У него четыре выходных — не звонит. Хорошо ли это?

07.02.84 г.

Рассказ в Обнинске.

Девочка пришла из детского сада и рассказала, что ей «Танечка сказала, что у ее мамы любовник телевизор украл».

(Какое расстояние от Клеща: «У моей жены любовник был, ловко, шельма, в шашки играл»... и от ситечка Бендера.)

Бессонница капризна и глуха, Ей завтрашнее утро безразлично; Приди ко мне, мелодия стиха, Дождемся утра вместе, как обычно. Отыщем вместе слов созвучных ряд, Отыщем связь созвучий с тайной смысла, Бессоннице к лицу простых стихов наряд, А то она тоской над теменем повисла. В раздумия оденем и тоску,

Приглашаю - не знаю, кто придет. Беру аванс 1500 руб (больше Досталь не дал). Где брать денег на Ленинград и поездку - не знаю.

Печаль замрет лирической строкою,

Я стану рвать от сердца по куску,

И заструится мыслей кровь рекою!

И поплывут по кровяной реке

Сто алых парусов из дали в дали,

Как ветерку, послушные руке,

Несущиеся в даль святой печали.

Сто алых парусов послушно вдаль уйдут,

И сладкими безвкусно тут же станут,

И пусть их паруса стыдливо опадут,

Но я вычеркивать их, право же, не стану.

Хороший вкус к хорошему куску,

Когда же черств сухарь, ваш вкус лишь сердце гложет,

Плывите, паруса, гоните прочь тоску,

И пусть их алых сто! И пусть им Бог поможет!

08.02.84 г.

Мы в Пензе. Концертов будет много. Прибавилась еще программа общества «Знание». Нагрузка большая. Очень беспокоюсь по поводу московских дел.

Пенза. Из этих мест Лермонтов, Радищев, Белинский. 700 километров от Москвы. Поволжье.

Рассказ председателя профкома завода о заседании в исполкоме по теме «Семья и школа».

«Они — шефы. Они могли бы оборудовать для подшефной школы технические кружки и т.д. Но! За год, правдами и неправдами, мне могут провести через рогатки банков 2 тысячи рублей. А надо 10 тысяч и больше. Вот, договорились с директором школы об оркестре — 3 тысячи рублей. Мы выделили — банк не разрешает».

(Вот оно что! Это — в дополнение к закрытым для детей клубам!)

Биологические роботы — это философская тема времени. Массовая культура, «роботизация» людей. Только... как бы это сказать?.. Наши биороботы не хотят именно работать.

В «Зеркале для человечества» (кстати, очень плохое название) пока все чужое. В замысле есть что-то от прожектерства Гольдина. Нужна какая-то святая по простоте мысль, упрощающая всю организационную часть фильма.

Хотелось бы живую картину жизни соединить со столь же живой жизнью Богов. Чтобы Зевс Громовержец мчался на колеснице по небу, чтобы колесница подпрыгивала на ухабах облаков, чтобы понятно было, как Боги живут и дышат и т.д. В этой реальности хотелось бы воссоздать миф о Персее.

11.02.84 г.

Умер Юрий Владимирович Андропов. Траур явно не переплескивается через край. На экранах телевизора — репортажи митингов из разных концов страны: темные массы, на лицах испуг, ораторы говорят довольно проникновенно. Председатель комиссии по похоронам — Черненко. (Председателем комиссии по похоронам Брежнева был Андропов.)

На душе скребут не кошки, а тигры. Его очень жаль. И очень жаль тех начинаний, которые были. И очень жаль, что спасение «Чучела» осложнилось.

Хотя — посмотрим, что из этого произойдет. Как будто расложен весь пасьянс, и не поможет ли теперь Ермаш.

Очень важно, чтобы состоялось обсуждение 15-го февраля. Надо настроить на это всех в Союзе. Надо встретиться с Ермашом. И надо позвонить В.В. Шарапову. ...Или отправить ему письмо с еще большей благодарностью.

Боже, как надоело все! Как надоело!

13.02.84 г.

Как важно, Господи, быть человеком, иметь близких людей, милосердных, понимающих тебя. Удивительное качество, почти мистическое — проживание пика жизни и ощущение, что место твое вдруг занято. А ты уже вовсе не ты, а совсем наоборот. Как важно, о, Господи, найти в себе силы, оградить себя, очертить вокруг себя мистический круг. Но не из обиды. Круг обиды впивается в тебя иглами и шипами, и ты вовсе не огражден, не очерчен. Неужели есть уверенность, что все так и будет, — или это разрушительство? Стихийное или подсознательное — пусть все рухнет? Дом, отчего же ты не крепость?

Секретарь ЦК КПСС — К.У. Черненко (?). Что это для всех? Что для картины? Что он для меня? — поглядим. Я не думаю, что что-то резко сразу поменяется или повернется к Брежневу. Это время будет иметь продолжение. Наверняка.

Хочется ли мне сейчас ехать во Францию? Даже не знаю. А что будет с картиной? Ведь эти бандюги (Сизов и Ермаш) и отстранят, и своими ножницами все сами сделают.

Какая тоска! Какое одиночество! И голова тупая и плоская, и мысли вялые, беспомощные, безликие.

Я, видно, болен не на шутку, Я, видно, спятил наконец, Мучения надел венец, А дело-то на самокрутку. Перекурить бы это все, Покрыть бы трехэтажным матом, И встать в свой ряд опять солдатом, А я уперся, как осел. Ну, не осилил я, не смог! Ну, не сумел! Подохнуть, значит? Нет, встану! Встану — видит Бог! И ничего, что чуть поплачу...

14.02.84 г.

Кубисты предвосхитили наше сегодня: люди, сбитые в прямоугольники построений, — какая-то естественность конечной массовости. Геометрия толп проявляется как черта организованности. Стремление к организации — закон структуры, это жизнеспособность структуры. Толпы, массы выплеснули на поверхность тайну стихии жизни, сделали ее зримой. Это - «подсказка» людям, науке, разуму... Похороны Андропова на Красной площади. Организованность уважительна. Она как бы этична. И она объективно — показательна.

Очень важно, будет ли 15-го обсуждение и что последует за ним. Вслед за «Чучелом» идет и Туманян, и Абдрашитов, и Таланкин, и Наумов. Страшновато - не захотят ли «товарищи» исправить это, как направление.

Беги, мой конь, несись, скачи,

Бей по камням копытом.

И сердца боль, как свет в ночи,

Да будет всем открыта!

Да будет жизни круговерть!

Пусть боли не убудет...

Да будет день, да будет смерть,

Да будет все, что будет!

15.02.84 г. (В ночь)

До сих пор не могу понять, будет или нет завтра обсуждение. Не хочется даже гадать, что будет с картиной дальше. Лена, по-моему, сильно взвинчена, сильнее обычного. Трудно ей терпеть такие нагрузки. Надо отдыхать. Поездка во Францию тоже должна стать отдыхом, да как ее на это подвигнуть? Может случиться, что это для нее станет еще одним напряжением. Это беда.

15-16.02.84 г.

Во мне играет легкий пламень

Без пышных вспышек и чудес,

Без клубов дыма до небес,

Но он легко сжигает камень.

16-17.02.84 г.

Прошло обсуждение в Доме кино. Все хорошо. Косарева подошла и сказала, что с картиной все окончательно хорошо и чтобы я перестал волноваться (понимай — «делать волну»).

Сегодня узнаю: под председательством секретаря Моссовета по культуре Б.В. Покаржевского заседала комиссия по культуре (при Моссовете). Покаржевский сказал, что показывать картину нельзя. Итак, в Москве ее показывать не будут.

Так уже было с «Телеграммой» — не стали показывать в Москве, не стали показывать нигде. Ленинградцы первые высказали солидарность. А уж за Москвой и Ленинградом — все!

Завтра все же собирают просмотр «учителей». Но уже не в Доме пионеров, а в Управлении кинофикации. Дама из гороно сказала, что собирает уже не она, а горком через райком. От гороно вызвали троих.

Все советуют мне не ехать туда, но как надо бы, чтобы стало точно известно, как и что они будут говорить... Подбор учителей и их настрой будет ясен. Тем более что зал вообще вмещает всего сорок человек. Нужно точно, поименно знать весь список людей.

...Сидели до двух у Железникова.

И снова каменный мешок, Безвольный день и вялый шок, И вход без выхода, Как вдох без выдоха.

И снова жить, и снова ждать, Держать удар и сбить не дать, И, став спокойным, Не стать покойным.

И снова день, и ночь, и день, По капле слез точить камень, А слез не хватит, То кровью капать.

И ритм ломать, и рифм не ждать, Держать удар и сбить не дать, Плевать на бремя, Играть на время.

И будет день, и ночь, и день, И песнь, и свет, и свет, и тень,

И пьедесталом, Тот камень алый.

В мешок экскурсии войдут И там живым меня найдут. Окаменею — Я ждать умею.

Отчего-то не верится, что картину могут загубить, что ее закроют. Предадут забвению. Отчего-то не верится. А ведь может быть.

18.02.84 г.

Да тут еще оказалось, что 15-го Велихов приходил на «Чучело» и его не пустили. Лера говорит, что он не на шутку рассердился и теперь не хочет с кино никакого дела иметь. (Неужели такое может быть? Так может поступить Церковер, но не Велихов.)

Вызывал Сизов. Мудак и тщедушный подонок американский журналист написал кислую, но политическую статейку о «Чучеле». Переврал мои слова. Якобы я сказал так: «Дети не символ общества, а само общество, которое состоит из шпионов, сумасшедших, политиков, террористов и борющихся за свою власть». — Идиот и пошляк. Так у него в головенке трансформировалась идея о гармонии детства, где одна из его черт — политик. Клише восприятия или профессия фискала — не важно. Важно, что каким-то образом это — обвинение картине.

Сизов хочет, чтобы я пошел к Гришину. Это его хитрость. Тогда я буду не его, Сизова, распоряжения по переделке не выполнять, а самого Гришина. Просят сократить (решительно) костер и директора школы. (И этого нельзя делать, да и на этом они не остановятся.)

Как надоело все это! Как все это пошло, мелко. Какая антисанитарная игра!

19.02.84 г.

Внутри массовой культуры работает механизм «эхо» — все немедленно тиражируется.

Алла Пугачева не может успеть, например, оторваться от репертуара ресторана. Они не «потом» ее исполняют, а «тут же». Она поет свои вещи «после» ресторана, после радио и ТВ. Так толпа сжирает кумира.

Механизм «эхо» — это механизм и иных реалий: так сообщаются новости, так освещаются события. Блок новостей — что-то вроде жвачки. Жвачку выплевывают, сколько бы ни жевали. Новости одноббразны, не однообразны, а именно одноббразны. Это клише — потому новостей, собственно, нет. При этом рождение нового образа тут же рождает блок — тираж — клише. И снова все сливается, льется, загустевает и останавливается. Найденное мною в «Спор-клубе» (честный разговор) тут же было тиражировано другими передачами, затоптано набежавшей толпой, смято, сметено и не может более существовать.

Неформализованные связи немедленно формализуются, и новый канал связи немедленно забивается все тем же мусором, все теми же отходами. Все та же тара. Упаковка. Это тоже продукт «эхо».

Как нужно нашей стране, нашему государству, всей нашей теории и практике признание реальности массовой культуры! Как невозможно никакое культурное строительство без этого! А самое страшное — невозможно плавать по земле и бегать по воде. Невозможно воспитывать в масштабе школы, страны. Невозможно оценивать и... проводить политику.

Изучение механизмов массовой культуры могло бы дать очень многое. Можно было бы двинуть вперед общественные науки. Они же сейчас на уровне «мутаты» — не больше.

«Деятельность» Федоровой Т. (зам. руководителя метрополитена), поднявшей «волну» против фильма «Чучело», назвавшей картину «идеологической диверсией», и написавший несколько статей американский корреспондент — величины одного происхождения: слабоумие тенденциозности.

Господи! Как же важен сегодня тот «полный взгляд на вещи», о котором хлопотал Н.В. Гоголь!

Массовая культура — это не то, что надо поносить и разоблачать. Это та печальная реальность, которую надо изучать, считаться с ней, как с фактом, и бороться, как со сложным, реальным и опасным явлением.

Слабоумие, которое поразило планетарное сознание, еще не родившееся, данное только в материи духовной жизни, как памятники литературы и искусства, как история земли и т.д. Надо бы в школах преподавать общую историю, общую географию и историю общей культуры.

...Если я завтра пойду к Велихову, то надо сузить задачу до подписания письма Ф. Ермашу и на студию.

Программа разговора

1. Заявка. 2. Докладная записка, расшифровывающая заявку. (Миф о Персее, миф о Фаэтоне.) 3. Проект письма Ермашу (о своеобразии работы и необходимости найти форму и разделить обязанности). 4. Встреча с М.С. Горбачевым.

Средства на большой экран, переведение изображения на пленку, разрешение на поездку для сбора материала и средств. Для этого фильма поездка на Каннский фестиваль с «Чучелом». (Был бы необходимый авторитет.)

Итак, с М.С Горбачевым:

1. Запуск картины — перспектива работы, установление контактов, объединение контактов вокруг большой программы телемостов и их организации внутри постановки фильма. 2. Группа, имеющая право на поиск, и установление контактов, переговоров и командировок. Оперативные средства и разрешения на эти контакты (постоянный контроль). 3. Это поручение Международному отделу ЦК КПСС и МИДу.

Срочно встретиться с Вульманом и Хаитом, что еще надо.

Или сейчас надо только срочно запуститься с фильмом и потом решать все вопросы?

Проект нужно подготовить с точки зрения: 1) организационной, 2) юридической, 3) финансовой, 4) правовой, 5) календарной, 6) международной. (Финансы, люди, осуществление связей и контактов, сценарий, подбор материала, техники и производство.)

Эту работу берется сделать киногруппа с необходимыми консультантами и техническими возможностями.

Счастье напуганного ребенка, прижатого матерью к груди, — не просто неописуемое счастье (мгновенное и абсолютное), это начало веры в мир и гуманность его... Эта же вера царит в зрительном зале Детского театра. Страх перед чудовищем или злым волком огромен, но это уже не страх перед живым волком, это иное. Само место в театре гуманизирует человека. Место в зрительном зале — это позиция победы над злом...

Произведение может и не быть гуманным, но это требует уже определенного интеллекта для осознания... Ребенок тут воспринимает, гуманизируя произведение, в этом его «непонимание». (Поэтому в понятие «вредного» для ребенка произведения входит иное, нежели его прагматическое содержание — самое вредное, скучное, отталкивающее от зрелища, назидательное, отталкивающее от мысли и цели назидания тогда, когда не подтверждается эмоцией... Это очень неточно...)

Одно верно: начало познания гуманного идет от материнской груди.

05.03.84 г.

Сегодня еду в Таллин с Велиховым. Он говорит, что я буду выступать на этом симпозиуме. (Напросился я сам, только не знаю, зачем.) Это третье заседание Комитета — может быть, стоит записать в его решение. (С тем, чтобы Велихов пошел к Черненко с решением и ходатайством этого Комитета.) Тогда моя просьба к Комитету состоит в том, чтобы поддержать и одобрить такой проект. (Это определяет и выступление.)

12.03.84 г.

Прочитал «Колеса» Артура Хейли. Очень ловкая книжка. Если верить автору, в Штатах все о'кей! Конечно, трудно, даже женщины, крадущие сумочки в больших универмагах (богатые), в конце-концов образумливаются и даже беременеют. Все дельцы, пробившиеся к власти, отличные мужики и их ведут вверх по лестнице карьеры лишь их деловые качества и способности.

И любовницы, и любовники — в порядке вещей, но семья... Вонючая книжка, лживая, отвратительная.

«Колеса» написаны, конечно, здорово. И выстроены здорово. И держат внимание. Но по духовному содержанию книга фанерна, плакатна и очень смахивает на признание предвыборных недостатков и прославление американской респектабельности.

Кстати, а ведь раньше я никогда не замечал в американской литературе такой явной политической тенденции.

13.03.84 г.

Успокойся, душа моя бедная,

Успокойся, родная, прошу...

Я бумагой тебе пошуршу,

Я до крови губу прикушу,

Что ж ты плачешь, моя победная?!

14.03.84 г.

Всю ночь в поезде ныло сердце. Лежал и трусил. Уговаривал себя, чурался... Принял валидол — уснул. Надо бы не играться в эти дела — заиграешься. В Ленинграде — Леша Герман. В 15.00 — его фильм, надо будет посмотреть, понять, продумать, как ему помочь (надо успеть сдать билет).

Для А. Германа

«Моему внуку сейчас столько же, сколько было мне тогда. Мне всегда хотелось рассказать о своем детстве, не о себе — о тех, кого я видел и кем восхищался. Иногда я думаю: может быть, и не стоит: может, не поймут — слишком изменилось все, жизнь стала совсем иной. Город, люди — все не похоже. И все-таки я должен это рассказать, чтобы он понял, полюбил героев моего детства такими, какими они были на самом деле, чтобы он никогда не боялся смотреть правде в глаза, чтобы рос героем, чтобы мог постоять за себя, за друга, за свою родную землю. Не помню, кто сказал - будущего нет без прошлого, мы должны знать, чтобы понимать, понимать, чтобы любить, иначе не одолеть нам нашего дела, не осилить, не достичь...

Надо знать... знать... Не правда страшна, страшна ложь - всегда так было — надо знать... Пусть мой внук знает, кого мы любили и за что...»

И вновь стрелой к тебе лечу,

Стрела красна!

Устал и снова спать хочу,

Но не до сна!

От разговоров вслух язык,

Мозги в дыму,

Но я любить тебя привык

Сквозь кутерьму.

Я утром встал, гляжу — весна!

И все долой!

Я раскалился докрасна,

Лечу домой!

И вправду ты меня пойми: Я паровоз,

Я весь страданьем и людьми Набит до слез!

А ты мне дочь. А ты мне ночь, А ты мне мать, И это мне не превозмочь, Не рассказать.

19.03.84 г. Понедельник

Итак — новый этап: как будто бы все утряслось, но... Гришин вроде бы сказал, что сменил гнев на милость, но поправочки нужно сделать, как будто бы этого же мнения придерживается Ф.Т. Ермаш. (Хотя он не звонит.)

Но, кажется, ситуация обострилась. Это удушение способом разрешения. Способ не новый. Надо убрать мелочь — яйца, и все тип-топ! Ясно, что о костре, драке и истерике (о чем, кажется, и идет речь) не может быть никакого разговора. Надо дело довести до формального положения: «Он что-то изменил, послушался!». И тогда я отрежу никому не нужный отзвук в финале и сниму надпись «Конец первой части». (Оставлю — «Часть вторая».) Общее сокращение в метраже будет внушительным. Под это дело надо будет поправить несинхронную реплику у Кристины (в сцене признания). Это было бы сказкой! Но идиллии в наши дни нереальны. Там, где полянка и цветочки, ищи главный ужас. Так что очень может быть, что этот этап жизни картины один из сложнейших.

Надо держаться и стоять насмерть.

Тень, возымевшая плоть. Это может быть потрясающим драматургическим положением. Это вовсе не шварцевская тень. Это о таланте и бездарности. О людях, которые живут вместо других.

Вообще, реалистическая история о том, как тень возымела плоть, о законах жизни тени и обретение ею «себя» — тут масса всяких возможностей.

Моя дорога вечная — тревога. Я растревожен небом и землей, Пахучей розой и вонючей тлей, Цветеньем поля и покоем стога. Меня тревожит всякий день и час, Тревогу каждый год все боле множит, И угасанье каждого из нас Меня загадкой мрачною тревожит. Непостижима радость бытия, Непостижима смерть, как ты и я.

Кажется, в Париж с Леной не поеду. Крайне жаль. Как я влип с картиной, с этой статьей в «Ассошиэйтед-пресс», с выступлением «Голоса Америки». Да тут еще Любимов остался... Полный испуг и просьба — задержитесь, пока с картиной не станет ясно.

Вот так борщ. Стоит ли слушаться? Этак ведь и далее будет. Верно ли это? И не стоит ли сделать так, чтобы их поправили. (Обратиться, скажем, в ЦК?)

Сегодня уже 20-е!

Четверть года пролетела — ноль!

Все вертится вокруг картины. Ее судьба не ясна. Почему-то не иду к Велихову, но надо собраться и идти. Копию Сизов дает — будет поздно. Надо сегодня же. На картине надо договориться о гостях. (Лучше бы в тот же день.) Или пригласить на обед. Например, в «Арагви». В «Континенталь». И еще важна статья в «Литературке»: очень важен масштаб.

23.03.84 г. (Ночь)

Как замечательна ветла, И дуб, и пальма, но поверьте, Что мне сейчас нужна метла, Чтоб было чисто перед смертью! Но мне сейчас нужны дрова И кипятка крутого чашка. Что мне великие слова, Когда мне сумрачно и тяжко!

* * *

Моя дорога коротка —

Мой путь - длинней.

(А у недописанных строк есть своя прелесть — обещание, точнее, что-то оракульское. В них тайна, в них возможности.)

Вызвал Ермаш — делай поправки. (Перед этим он отказал дать копию в «Знания», сказав: «Быков не является на студию, но пока он не сделает поправки»...) Моя надежда на то, что у него и Сизова разная игра — опять наивность. Я потерял уйму времени. Опять не был активен.

Поправки он дал столь незначительные, что диву даешься. Сначала их было три: 1. Сократить битье ногами. 2. Сократить костер. 3. Убрать один раз директрису.

Я отбил первое и третье замечание. Осталось сократить костер.

Сократил на 2 метра. (!) Отрезал фальшивую черную проклейку, которую был вынужден вставить, — всего убрал 11 метров.

Вечером Досталь сказал, что ему нужен приказ о новой редакции. Тут — стоп! Не уловка ли это опять? Если новая редакция — все сначала?! Опять студия будет принимать? Э-э, нет! Тут уж Сизов выспится на мне как надо. Это все его, сизовские, дела. Ермаш сказал: «Сделай то, что мы обещали Сизову». (Стало быть, этот старый лис сказал Ермашу, что он со мной о чем-то договорился?)

Я категорически откажусь делать что бы то ни было, если разговор будет о новой редакции. Иначе хана.

Я должен прийти к Ермашу и сказать: «Отчего у Евтушенко нет новой редакции?». Не нужен мне ни черт, ни дьявол, ни перезапись, ни озвучивание. А эти копии могут остаться и с подрезками, я берусь сделать вырезки в копиях.

Если же речь идет о новой редакции, давайте утвердим две серии, вернем 150 метров и будем ее делать.

Так или иначе, идет интрига старого милиционера. Не мытьем так катаньем берет он реванш за поражение. И это надо бы объяснить Гришину. Он и с Ермашом договорился, а тот ему потрафил. Вот отчего и нетверд был Ермаш в своих претензиях.

24.03.84 г.

Подготовка статьи о Гоголе

Новое время — это не только рождение нового, это и новый взгляд на старое. Художники, уходившие в свое время на столетия вперед, не становятся нашими современниками — они открываются настолько по-новому, что это разрушение в нас самих. Эта перемена разрушительна.

Сегодня, уже не боясь «гоголеведов», можно смело говорить, что Николай Васильевич Гоголь — писатель, на сегодня еще не изученный.

(Ой, тяжко! Оттого что нет свободы внутри!)

(Так, наверное, вопрос ставить невыгодно. Но мысль о том, что это самый непонятый русский гений, очень важна. Очень важна и мысль о полном взгляде на вещи. — Хотелось бы смазать по мордасам Рассадина.)

Прочтение Гоголя Андреевым и современным скульптором: «Сегодня он встал, поднять-то можно, хоть и грешно...»

Непонимание бывает разного рода — враждебное и влюбленное, тенденциозное и абсолютное, естественное и противоестественное, историческое и национальное. Сподручней всего непониманию быть скромным, но сегодня непонимание поразительно наглое, тупое и даже полицейское.

Непонимание Гоголя все время имеет характер присваивания Гения. Его присваивали славянофилы, богоискатели, фрейдисты. Его присваивали все кому не лень, отщипывая от него по кусочку, клали его величие подставкой для сковороды с наскоро приготовленной яичницей безглазого литературоведения.

Можно, конечно, нарядившись в пару «джинсовых» фраз, этаким «гоголем» пройтись по колонкам «Литгазеты» — как это сделал ушлый критик С. Рассадин, обнаружив глубину знания, и в порядке откровения процитировать Николая Васильевича (какое-нибудь самое известное высказывание).

Минуя доводы, сразу кинуться к выводам.

Смысл статьи таков: пришло время разобраться в Гоголе. И вовсе не как в сатирике, а как в лирике. Как в особом направлении гуманизма материнского, взамен отцовского (Толстого). Пришло время открывать подлинного Гоголя как отца натуральной школы, как художника, давшего программу всему современному искусству.

Перед Гоголем люди до сих пор в оторопи.

Гоголю в кино «повезло»: дважды экранизировался «Ревизор», были сняты знаменитые «Мертвые души», поставленные во МХАТе. А сейчас на «Мосфильме» выходит 8 (6) серий «Мертвых душ» с Калягиным — Чичиковым. Дважды ставилась «Шинель», поставлена «Майская ночь», «Нос».

Так случилось в моей жизни, что я в разные периоды своего творческого пути сталкивался с Гоголем. Это был спектакль в письмах и воспоминаниях (тогда еще такой жанр не входил в обиход и не был модой), в училище я играл «Тяжбу» и Добчинского в «Ревизоре», в театре первым эпизодом был Мишка в «Ревизоре», потом снова Добчинский, и даже сам Хлестаков (2 акта — перед худсоветом) и снова «Тяжба». Наконец, были «Шинель», Акакий Акакиевич, работа над «Ревизором» (поставил Л. Гайдай) и «Нос» на ТВ.

Что есть мой Гоголь?

Гоголь — это для меня проблема взаимоотношений кинематографа и литературы.

Гоголь — это открытие идей «полного взгляда на вещи».

Гоголь — это открытие сложных отношений художника и времени, гения и толпы, прошлого и настоящего.

Гоголь — это предвосхищение нашего сегодня, невыполненное задание дней сегодняшних и завтрашних.

Гоголь — это открытие материнского гуманизма. И т.д. и т.д. (не перечислить!)

Наверно трудно писать о своем Гоголе, ибо кто сегодня может интересоваться тем, что «давно известно каждому»: «Все мы вышли из Гоголевской шинели», «смех сквозь слезы» — небольшой набор нашего утлого «знания» великого классика загораживают от нас фигуру грандиозную, фантастическую, непонятую, фальсифицированную, драматическую, сегодняшнюю и завтрашнюю.

Гоголь шел от тайны жизни к ясности и от ясности к новой тайне.

Не понимать артистической, именно актерской, лицедейской природы творчества Гоголя — это ничего в нем не понимать.

Зачем ставить «Нос»? Кроме всего еще и затем, что школярское представление о классике и развязное суждение какого-нибудь «эрудита» в равной степени отвращает людей от классики...

«Нос» Д.Д. Шостаковича — грандиозное произведение. Вот бы достало Д.Д. Шостаковичу от критиков: «Там не только "Ковалев умирает", там с торговкой бубликами что делается, а нос убивают...», чтобы сделать реальным его возвращение.

Но самое прекрасное — это раскрытие страдательности фигуры Ковалева. Хочет этого кто или не хочет, но Ковалева становится жалко, и он попадает в положение Акакия Акакиевича. Он проходит тот же путь: частный пристав его поносит, значительное лицо его вообще не принимает, никто не хочет и не может его понять. Вот в чем «отдельность», «разобщенность». (Для С. Рассадина застолье и распитие — уже близость и даже братство, это от нищенства.)

В картине «Нос» в заведении «Кушанье и чай» авторский текст распределен между цирюльником Иваном Яковлевичем и майором Ковалевым. Они хорошо знакомы, ведь Иван Яковлевич регулярно брил Ковалева. В своей печали по поводу пропажи носа Ковалев снизошел до застольной беседы с цирюльником. Они выпивают по рюмке водки, но в конце фильма, когда нос уже на месте, Ковалев в который раз говорит свою «коронную» фразу Ивану Яковлевичу: «У тебя, братец, вечно руки воняют!». И, как всегда, отвечает цирюльник: «Чего бы им вонять, право не знаю. Чисты-с». Поэтому ни о близости, тем более братстве речи быть не могло, в чем упрекнул Быкова критик Рассадин.

Подчас в разговоре о специфике телевидения или о специфике задач телевизионных экранизаций есть странная попытка найти специфические признаки особой (телевизионной) глупости, телевизионной некомпетентности и специфически телевизионной бездарности.

«Все это наша необразованность» — этим пользуются полупридурки у Островского или Чехова. Еще у Гоголя в «Ревизоре» судья Ляпкин-Тяпкин прочел две книги и считал себя умнее всех... Критик, который сидит в засаде с цитатой, известной всем.

Эпиграфом к ответу Рассадина могла бы быть песня, которая так не понравилась Рассадину: «Уж как нонешние люди, они молоды-лукавы, с измальенька вороваты, не видавши, много видят, не слыхавши — много слышат».

Надо действительно преувеличивать значение застолья всерьез, чтобы близостью и даже братством считать то, что Ковалев и Иван Яковлевич чокаются. Очевидно, по этой логике М. Козаков — лучший актер телевидения, а оскорбительное у Гоголя «братец» для Рассадина уже звучит как «я брат твой!» (Достоевский!).

01.04.84 г.

Да!.. Ермаш нанес в пятницу неожиданный коварный удар: «Убирай (почти) костер!» Позвонил Досталю — вырезайте без Быкова. Я заявил: «Напрасно вы это сделали». И, не оборачиваясь, вышел из кабинета со словами: «Я вам не мальчик». (Что я имел в виду — осталось неясным не только для него, но и для меня.)

В «Советской России» статью мою напечатали с варварскими сокращениями, но это еще полбеды. Совсем уже беда - «приписки» газеты. Общечеловеческие идеалы оказались идеалами марксизма-ленинизма, а к мученикам духа Толстому, Достоевскому и Гоголю приписали Шолохова и Леонова. Вот так.

Продумываю контрборьбу, но пока одно приходит в голову — выиграть время. Эти подлецы решили убить картину в закоулке. Они сняли ажиотаж, распустили слух, что все в порядке, нужны только «косметические» поправки, и хотят запустить нож в сердце картины.

Надо выиграть время. Второе надо, чтобы Ермаш убивал картину не потихоньку, а громко, всенародно. Чтобы все знали, что происходит.

Продаст Железников или нет? Имеем ли мы право закрыть картину, как авторы, надо узнать.

Читал и слышал я, как распинают,

Как тайный суд вершится в тайный срок...

В конце концов все узнают и знают,

Но прошлое, к несчастью, не урок.

Сегодня все со мною происходит,

Разбойный свист и топот за спиной,

Не верится, что все это со мной —

Приходит ночь, и смертный час приходит.

И все это старо до неприличья,

Распятье, крест, Голгофа и позор,

И в гибели ни капли нет величья,

Все буднично — и плаха, и топор.

Не страшно. Унизительно и пошло.

И нету бури чувств — одна тоска.

Потом, когда все это станет прошлым,

Красив и пистолет, что у виска.

Ведьма: «Это раньше было, когда еще ни Горынычей змеев никаких не было, так у воды ползали гады маленькие, незначительные. Тогда главные, кто верховодил, была рыба-сом о шестнадцати клыках, да двухглавый ерш — великан».

03.04.84 г.

Что делать? К четвергу Ермаш ждет «поправок» - я должен убрать сцену костра — убить картину. То, что это глупо, вредно, не нужно, отвратительно — никого не волнует. Досталя сегодня волновало лишь одно — а вдруг смотрел сам Черненко?

В субботу был у Велихова на даче — в бане парились. Атмосфера неустроенности. Какая-то еще пара живет. Угощали блюдечком пшенной каши с изюмом и чаем.

В «проект» Велихов и сам не очень верит, но хочет попробовать — а вдруг!

Пашу переводим из спецшколы в обычную. По-моему — верно.

03.04.84 г.

Разговор с Белявским (кинофикация):

— Как же так, последний в этом веке юбилей Гоголя, следующий будет в 2009 году, а ни одного фильма...

— Да-да... Мы виноваты. Муки с планом, понимаете ли, у нас... Мы даже «Судьбу человека» проспали...

Устами прокатчика! Гоголь-то что — тут о Бондарчуке не вспомнили! И какое совпадение, не что-нибудь, а «Судьбу человека» проспал наш кинематограф.

Еду к помощнику Гришина — хоть что-нибудь выясню.

24.04.84 г.

Хороший день! Сегодня сделал «поправки» (заменил один план) и решил сыграть «интригу».

Попросил Н. Лозинскую «донести» Глаголевой, что у меня все вышло, а я мудрю и не хочу... Сработал инстинкт «душить» режиссера. Прибежала Глаголева, сказала: замечательно—и стала «душить», чтоб только так и не иначе. Далее все шло как по маслу. Работала система. Донесли Досталю: «Он выполнил, а теперь не хочет. Мудрит!». Досталь — Сизову. Послали Лозинскую следить, чтобы я ничего не переделывал!

И Сизов, дважды посмотрев, утвердил и даже оставил закадровое «Гори, гори ясно!»

О Боже! Неужели так? Неужели принято? Неужели на этом этапе что-то кончилось?

А потом в «Повторном кинотеатре» в честь 175-летия Н.В. Гоголя был показан «Нос». Народу было ползала. И я стал говорить... Я говорил впервые так о Николае Васильевиче! Я говорил, стараясь, чтобы было понятно то, что мною открыто в нем. Это было довольно сложно! И сидели зрители, как мыши. Весело и дружно смеялись, где было смешно, и снова затихали.

Говорила Лена. Она теперь очень интересно стала говорить. Я слушал не оценивая. И сказала она одну очень хорошую мысль: «Хорошо любить Пушкина, приятно, роскошно, это даже льстит — любить Пушкина... И вот так любить Гоголя — труднее, но он открывается, и вы любите».

Во всем кинематографе я один отпраздновал этот юбилей — я добился этого сеанса и встреча прошла замечательно!

Вот какой день!

К тому же мне разрешили выехать во Францию и 30-го мы с Леной едем!!!

Ах, какой день! Какой день! Картина принята окончательно.

Я понимаю, что еще много нахлебаюсь! Но это будет другой этап!

День — молния без грома, День финишной прямой. Мгновенной и огромный, Во всех значеньях — мой! День радостной отваги, Вершина многих дней Одно движенье шпаги, Когда ты слился с ней!

Один прыжок над планкой — И ты от счастья гол. Как дребезги от склянки Летит в ворота гол!

Орлом взлетал я в небо, Лисой стелился вдруг И кем я только не был Сегодня, милый друг!

Кобылой и бараном, Коровой и быком С разорванным карманом С единственным клыком!

Как счетчик мозг дымится, А в сердце бубен был. Сегодня я молился! И верил! И любил!

Нет, теперь не пишется. Слишком — рядом все! Неужели в самом деле?

20.06.84 г. Среда

Ялта... А позади дорога во Францию. Париж, Авиньон, Канны, Ницца, Монте-Карло, Воларис, Сан-Поль де Ване, Париж, Марсель, Барселона, Мальта, Стамбул, Ялта, Одесса, Москва и снова Ялта. И еще какие-то городки, и Альпы, и Лонг-Мэй. И пароход «Беларусь»!..

А за это время (с 30.04 по 18.06) не дали категории фильму, все ходят мрачные слухи, все пророчат картине гибель, боятся звонить мне, говорят, что я не выдержал и заболел и т.д. Фильму планируют 250 копий. Это чудовищно, я не верю в это.

Мне суждено ни знать, ни верить.

03.07.84 г. Вторник

Оставим пока все, что было до этого дня. К поездке и прочему надо будет вернуться. Сейчас надо спокойно проанализировать ситуацию и выработать направление дальнейших усилий. Самое главное, что картина существует; даст бог — будет существовать и тираж. Но положение хлипкое. Она и разрешена, и нет (нет еще документов о новой редакции), она и двухсерийная (по факту) и односерийная (по акту), нет окончательно категории (нет оплаты), плохо по тиражу (слухи от 130-ти до 250 копий). А главное, создалось двойственное положение: Гришин — против. Была комиссия по «Мосфильму» — она определила «Чучело» как недостаток и т.д.

(И до сих пор действует, очевидно, решение, принятое на культурной комиссии «Моссовета»: не показывать картину в Москве.)

Но анонс есть. Картину вот-вот начнут печатать. Прокатывать ее собираются. Смотреть ее хотят.

1. Я счастлив, что картина существует. (При первой возможности я перепишу ее на видеокассету.)

2. Надо сделать все от меня зависящее, чтобы был тираж.

3. Надо добиваться, чтобы премьера состоялась в «России» или в «Октябре».

4. Может быть, чтобы картину показали в «Лужниках».

5. Пресса. Надо уже сейчас добиться рецензий (готовых).

6. Обсуждения: в школах, в педвузах, в университете, в Комитете женщин.

7. Статья (моя) к началу нового учебного года.

8. «Спор-клуб» (о школьной реформе) — 2 сентября.

9. Выступление по радио — поздравление ребят с новым учебным годом.

10. Выступление в «Пионерской правде» к новому учебному году.

Одним словом, если премьера состоится, надо к ней подготовиться.

С оплатой дело, конечно, швах. Но... еще не вечер. Сизов и компания демонстративно накажут меня по высшим своим возможностям.

Надо всеми силами скрыть, что основной бой я дам после сентября, когда ее станут (если станут) крутить как две серии. И там уже отбивать все.

А сейчас надо всеми силами добиваться тиража.

Надо каждый день следить за печатью и обязательно иметь свою копию. Надо, чтобы две копии были у Марона (Бюро пропаганды киноискусства).

Итак:

1. Что-то слишком много всего... Но, наверно, если продумать это как систему — может получиться.

2. Надо, чтобы я был не один. Надо искать заинтересованных лиц.

3. Надо не разбрасываться, а очень собраться.

Но самое главное — не подчиниться этой ситуации. Не она решает сегодня мою живую жизнь. Надо топать дальше! Серьезнее! Смелее! Пошли все к еб...й матери!

Что же дальше?

Писать книги и сценарии.

Слишком много задумано — и не делается. Отчего не делается? Да оттого, что делается другое. И важное, и не совсем, и просто ерунда.

Наверное, нельзя: и ремонт, и творчество, и интрига вокруг картины.

С другой стороны, так и жизнь пройдет без всякого толку — а куда денешься? На какое время все откладывать? (Да-с, Ролан Антонович, так-то!)

В Ленинграде — в самую трудную бессонную ночь пытался писать стихи. Кое-что жаль бросить:

Бог не сможет, Черт поможет! Оттого и душу гложет, Оттого потом тоска И могильная доска.

* * *

Не видно пламенных трибунов

Из-за количества трибун.

Где тот, кто молод, смел и юн?

Грядет толпа новейших гуннов!

И это не набег, а бегство,

Какой-то массовый побег!

С разбегу нагишом из детства

В какой-то, к черту, Новый век!

Где нету с прошлым кровной связи,

Где нет ни дружбы, ни любви,

Где главное из грязи — в князи,

Пусть все в дерьме и все в крови!

Бегут от связей и вопросов,

От всех проблем, как от «затей»,

Еще быстрее от поносов,

От жен, мужей и матерей!

Кто стадом, кто поодиночке,

Кто волком лютым, кто овцой,

Кто быстрой рысью, кто трусцой,

Без дум и душ — в одной сорочке!

Бегут от света, в тьму и ночь,

Рыча и воя от испуга,

Бегут от горизонта прочь,

Бегут, спасаясь друг от друга.

Кстати, детские стихи надо было бы собрать и попытаться сделать книжечку. В процессе ее подготовки можно было бы напечатать в журналах.

03.07.84 г.

С чего же все-таки начать? А не с отдыха ли? Так я уже отдохнул. Может быть, поездки в Ленинград с чем-то соединить?

С каким-нибудь делом? Скажем, встреча с Литюзом, копия, -чтобы оплачивали дорогу и гостиницу. И таким образом хоть снять вопрос материальный.

07.07.84 г.

Сплю и сплю. И в душе горюю по Скапену. Хотя не стоит — пусть один месяц из четырех-пяти, что я должен был на него потратить, вообще пропадет — я за оставшиеся три что-то успею сделать серьезное. Может быть, не откладывая сесть за какую-нибудь из основных книг. Может, сесть и все-таки написать повесть («Мама, война!» или «Соблазнитель»). А может, закончить сказку. Но пока — сплю, постепенно проходит бронхит, успокаивается кашель и насморк, постепенно возвращается бодрость. Может быть, самое время: 1. Сдать вещи в комиссионку. 2. Закончить ремонт и начать ремонт на «Аэропорте». 3. Привезти стол и кресло. 4. Запланировать концерты. 5. И пора что-то предпринимать с «Чучелом».

09.07.84 г.

Были у Листова. Долго спрашивали Галку, что нового на телевидении, и она отвечала: «Ничего, все по-старому». После вопроса в последний раз она скучно отозвалась: «Парторга у нас спасают. — Какого парторга? — Центрального телевидения... У нас есть такой Сушкин, так вот его спасают... У него валютные дела, потом он имел дело с распределением машин — брал за это и еще, что-то... какие-то пропуска... Сейчас все пропуска меняют...»

Мы долго хохотали. («Ничего особенного».) — А действительно, что тут «особенного» — все в порядке вещей. А сколько их еще, непойманных?!

Состояние вполне приличное — поменял машину. Во вторник доделают. Надо что-то заплатить мастерам, 1-я станция, говорят, самая лучшая станция.

Встретил там знаменитую Нат. Др., о которой была статья в «Известиях»: выходила замуж — вывозила все, вплоть до мебели. Была десять лет женой польского посла. Недавно ушла — в Польше было плохо, приходилось сидеть дома. Вышла замуж за «делового человека», бывшего замдиректора 7-й станции, ныне руководителя Московского туристического бюро. Предлагал свою помощь по любым вопросам (гараж, машина). Говорил, что для счастья ему не хватает только покоя.

В чем успех этой Др.? Ну, кареглаза, ну, была молодой, вполне симпатичной, ну и что? Сейчас еще в форме. Одета. С фигуркой. Но я бы из толпы ее не выделил. Бабешка на уровне «почему бы нет?» (А может, это и есть тот самый уровень, который нужен сегодня для полного успеха?.. А может, она как раз такова, как надо: цинична, откровенна в своей оценке сто-'ящих мужчин, вот «стоящими» это и ценится — «хоть знает толк!».)

Пора, пора приниматься за дело.

09-12.07.84 г.

Итак. Есть решение — на Москву две копии в детских кинотеатрах без вечерних сеансов. В «Центральном детском» (напротив нашей школы № 525) официальная премьера. Толмачева Галя (кинофикация) добивается, чтобы фильм шел на детских сеансах.

Позвонил Е. Евтушенко. Он член жюри венецианского фестиваля. Всеми правдами и неправдами «Чучело» представителю фестиваля не показали. А на фестивале будут представлены фильмы О. Иоселиани от Франции и А. Кончаловского от США. Ох, наши дурачки-дурачки! В этих условиях «Чучело» надо было посылать обязательно. Именно на конкурс. Я уверен в картине. Она бы победила. И тогда уезжать, чтобы ставить, оказывается, и не надо. А сегодня надо! Надо уезжать, получается по-ихнему. Глупость какая-то! Ай да политики!

За такую политику им башку оторвать надо. Может, пойти в международный отдел? Пришло время решительно действовать. Позвонил Печеневу Л.А. Он предварительно назначил на понедельник. Надо подготовить ему памятку. Надо написать письмо на имя Черненко (?).

До понедельника надо снова пройти всех: Прокофьева, Кондакова, ЦК ВЛКСМ. Может быть, снова позвонить Михалкову. Может быть, просить их подписать письмо на имя? На имя Ермаша? А я отнесу копию Печеневу?

Доводы:

1. Фильм должен выходить от имени государства. Нормально. Без создания ажиотажа. Иначе иной ракурс.

2. Фильм должен предварить рецензии в «Правде», «Советской России», в «Известиях», в «Труде».

3. Должно быть 600—800 копий, не менее.

4. Зачем искусственно лишать прокат прибыли.

5. Зачем создавать пример полупроката — ибо пример Москвы решает.

6. Зачем бить по смелости, принципиальности и поиску — рождать серые фильмы, укреплять эту практическую тенденцию, демагогия нынче никого не убеждает. Если «Чучело» уничтожается практически на последнем этапе, то это прямое укрепление системы серого фильма, режиссерской беспринципности и т.д.

7. Никому это «решение» не нужно, ибо картина нужна людям.

8. Кинотеатры просят, «Россия» просит — не дают!

9. Продолжается тенденция развивать вокруг картины нездоровый ажиотаж.

10. Картину не продают за рубеж и т.д.

А верно ли это? Нет. Категорически неверно! Такая картина решительно могла бы одолеть миф о том, что наше искусство задушено, что советскому художнику надо ставить в Штатах или во Франции, чтобы высказать свои принципиальные взгляды.

Надо доказать, что это не политика, не экономика, не стратегия и не тактика. Это типичный пример, когда рубят сук, на котором сидят, уничтожают кадры, изгоняют остроту, столь необходимую в нашем кино.

Это надо излагать коротко, убедительно, смело, просто.

Надо обязательно написать о готовящейся расправе с категорией, с вычитами. О расправе демонстративной, громкой.

Надо обязательно написать, что «Мосфильм» не видит своей основной вины — создания серых фильмов. А пытаются, наоборот, усилить эту тенденцию и выставить себя «страдальцами» от «самоуправства» режиссуры.

Может быть, надо написать короткое письмо и Прокофьеву, и Кондакову, и в ЦК ВЛКСМ? Оно должно начинаться с благодарности, и они должны быть поставлены в известность о происходящем. Может быть, они соберут какое-нибудь совещание по поводу нового учебного года, кино и т.д. (По реформе.) Может быть, дадут выступить.

Но тут во всех моих размышлениях нет... трюка! Нет необходимости в действиях. Нет, нет, нет. Надо что-то выдумать. Ермаш в отпуске. Без него все — овцы. Надо к его приезду все сделать. До понедельника. А осталась одна пятница.

Звонил Камшалову А.И. Он сказал, что пока (предположительно) — 254 копии. Узнав, что в Москве 2 копии, сказал, что это категорически неверно и неверно, что не планируется показ фильма вечером. Сказал, что 18-го приедет Ермаш и будет все решаться.

Понедельник — это, кажется, 16-е — за два дня до его приезда. Хорошо бы Гришин уехал куда-нибудь.

Швецова говорит: «Показали фильм тысяче секретарей комсомольских организаций, а также их комиссарам. Комиссары в восторге, говорят, что фильм очень важен и нужен». Как бы это все реализовать? (Просмотры были 9-го и 10-го.) Может быть, до понедельника будет там обсуждение. (Запишу на магнитофон.)

Лера Павловна узнала у Любы (главк), что в Москве, понимая, что в двух кинотеатрах будет ажиотаж, вообще не хотят показывать. Кроме того, Люба говорит, что Украина отказалась от копий.

(Надо ехать в Киев. Позвонить Левчуку о просмотре картины на Довженко и тут затеять обсуждение и всю борьбу. Предварительно просить Швецову позвонить в Киев в ЦК ВЛКСМ и с комсомольцами пойти в ЦК КПСС Украины.)

Надо обеспечить Москву, Киев и Ленинград — дальше будет цепная реакция!!!

Фестивальная программа по школьной реформе. Сделать к сентябрю бригаду комсомольско-кинематографической программы, в которую включить проблемные фильмы для Москвы, Ленинграда, Киева и т.д.

Или комсомольско-молодежные премьеры.

Москва, Ленинград, Киев, Минск, Алма-Ата, Ташкент, Ереван, Тбилиси, Баку, Рига, Таллин, Вильнюс. (Организовать афишные премьеры с плакатом.)

20.07.84 г.

И снова я звоню по телефонам, Играю в доводы и логику точу, Сижу в приемных интересным фоном, Между «самих» и «замов» их верчусь.

И снова вижу, слышу, осязаю Движенье неживого существа, Которое само в себя влезает, Со мной общаясь в виде вещества.

То сыплется, а то плывет тягуче, То встанет камнем на пути, То обернется вдруг змеей гремучей, То Богом — Саваофом во плоти.

То кажется, а то на самом деле, Исчезнув и являясь иногда, То вурдалаком, то прыщом на теле, Все говорящим, кроме слова «Да»!

Одно соображение — «не надо!» На все один-единственный ответ. Одна за все и всех труды награда — Сплошное и ответственное «нет!»

Жизнь потихоньку мимо пробегает, Одно недвижно — этот маскарад..! Прости меня, судьба — мне помогают, И я, конечно, очень... очень рад.

С. Лапин (Гостелерадио) идею «Европейского группового портрета» не принял с ходу. Ему вообще померещилось, что мне хочется снимать на Западе. Ему претит эта суета вокруг борьбы за мир. Он с иронией относится к героям западного мира — «борцам за мир». Есть ли у нас кто-нибудь, кто занимается вопросами контрпропаганды, кто разбирается в этом, кто решает все это в масштабах государства? Мать их ети — они что, ненормальные? Или они купленные? Ведь это война! Война, ети их в душу и мать! Их же стрелять надо — равнодушных Лапиных.

Когда мы были во Франции по приглашению спецкора «ЛГ» Александра Сабова, мы познакомились с членами коммуны «Лонго май». Это замечательные молодые люди: французы, немцы, австрийцы жили и трудились в своей коммуне. Сабов с ними дружил и мечтал сделать о них фильм. Руководил коммуной тезка Ролана. Он был осужден за отказ воевать в Алжире. Удивительный человек. Эта не буржуазная молодежь очень понравилась Быкову. Они с Сабовым написали сценарий. Быков отнес его Лапину.

21.07.84 г.

Вчера был приступ довольно сильных болей справа. Я просил приехать Геру — он тут же приехал и установил холецистит (воспаление желчного пузыря). Когда-то это лечили — сейчас режут. Честно говоря, я испугался. Однако я еду сегодня в Обнинск — три концерта по 100 рублей, они сейчас очень нужны. Лена с 8-го будет в Карловых Варах, Гера с 7-го в отпуске. Мы с мамой до 30-го останемся в городе одни. При этом я буду мотаться по концертам. С 1 -го по 5-е у нас с Леной концерты в Кишиневе. Интересно, как это все пройдет. С 15-го по 20-е, 22-е приглашают в Орел с окраинами. И есть приглашения в Комсомольск-на-Амуре, в Хабаровск и во Владивосток. Избавиться бы от долгов — гора с плеч. Жаль, что Лапин так отнесся к «Европейскому портрету». Жаль, что Зюзюкина на ТВ не хочет восстановления «Спор-клуба».

08.08.84 г.

От Союза кинематографистов сделать годовой кинофестиваль по городам Союза в помощь реформе:

1. «Чучело».

2. «Звонят, откройте дверь».

3. «Внимание, черепаха!».

4. «Пацаны».

Киев — Харьков — Львов — Одесса — и т.д.

А может, сесть и, не поднимаясь, написать «Поцелуй на прощание» для Лены. Есть автор, которого я все искал, — Борис Васильев, он, наверно, сможет помочь и доделает.

11.08.84 г.

Начал сам. Даже страшно — тянет, как омут, слова рождаются сами. Нет, как по течению. Написал легко начало. И снова суета. Надоело все это — вся это борьба с идиотами, не унижаю ли я и себя и судьбу картины тем, что так спасаю ее? Копий оказалось не 400, а 350. Все врут, врут и врут.

День в общем хороший — из «Правды» сообщение, что в августе будет рецензия в 20-х числах. Пишут в «Литературке», в «Учительской» и т.д. Концертами зарядился выше головы -очень хочется раздать долги.

Завтра запись на радио — что-то надо говорить. Что? Они хотят передачу обо мне (о счастье работы над «Чучелом»). Хотят, чтоб я читал стихи и пел... «Солидно» ли для режиссера «Чучела» такая «светская» передачка? Что-то есть в этом унижающее картину: автор картины должен говорить о главном, готовить зрителя, по большому счету раскрываться, а не «представать перед зрителем» этаким талантом. Передачу придумала С.Н. — хочет быть рядом, хочет быть нужной. Я не сержусь на нее, но неужели она верит, что что-то может быть? Это ведь довольно плохое мнение обо мне. Так относятся к бабам, да еще когда их не уважают. Хотя - никаких пассов или авансов, может, я не в меру подозрителен. Хотя чутье и та самая селезенка говорят мне, что там подозрения не напрасны. С. — девка деловая, с поступками и долей авантюризма.

Очень хочется писать — зря починил машинку, опять моя шизофрения: перепечатываю из-за опечатки, из-за слова. Попечатаю еще и сегодня.

Слушал фольклорный русский ансамбль. Это похоже на то, как американцы поют русские песни. Все так эстрадизировано, что этот фольклор вполне переведен на «современный» язык. ВИА - и все!

14-15.08.84 г.

Собираюсь на вторые концерты в Кишинев. На этот раз без Лены. Со мной едут Ю. Николаев (ТВ) и Леня Ярмольник. Ребята хорошие. Осталось два дня, а дел по горло. Надо бы разобраться: 14.09 — премьера в «России», она совершенно не придумана; 25.08 — Ленинград. Чтобы успеть сыграть в Кишиневе и 26-го, надо лететь утром из Кишинева и днем возвращаться, я сорву только два выступления. Надо выяснить, когда самолеты в Ленинград и оттуда. Самое неприятное, что опять отложили категорию. (На этот раз Ермаш заболел.) Но ходят слухи, что Ермаш хочет дать первую. Было бы логично.

16.08.84 г.

Вчера починил машину на Варшавке. И, собственно, ничего больше не успел. Сегодня главное — билеты, бумаги по Комитету мира, отъезд в ГДР.

Как и чувствовал, поездка в ГДР накрылась. Тут надо сообразить: могу отдать время Таллину, могу в Ленинград, могу на восток, могу провести в Москве — куда, надо сообразить.

Вообще-то, наверно, лучше поехать с 1-го на восток. Или в Ленинград на премьеру 4-го. Договориться там о прессе.

Надо дать заявку на все вырезки по стране о «Чучеле».

16-17.08.84 г.

Вроде все успел. В ГДР опять еду.

К Паше съездил. Он рассказал о скандале с бабкой и дедом. Скандал: слово за слово. Попытался уговорить его позвонить им. Он выглядит лучше.

17.08.84 г.

Кишинев. Встреча с цветами. Гостиница «Интурист». До 21-го — 15 концертов. (Три в день — выдержу.) Тут юбилей. Наши концерты вклиниваются с трудом. Гастролирует Пьеха и пр. Погода хорошая.

22.08.84 г. Кишинев

Концертов меньше. Заработок тоже. Двух долгов не отдать — но и то, что заработалось, — ох, как не плохо!

Прочитал полсценария. Мне предложили Матамора в «Капитане Фракассе» (Довженко). Купил «Фракасса» Готье (кстати, купил и обменял много книг).

Читаю Готье. Сценарий сделан с большими потерями.

Начало: у Готье старый замок и его описание. Какое прекрасное начало для фильма сегодня — разрушенный замок. Долго. И оживание как бы умершего — рождение этой романтической истории. (В сценарии сделали грозу — банально.)

История Матамора в книге имеет смысл проникновением исполняемой роли в человека. Роль «великого» забияки и «Дон Жуана», за столом воздержание и смерть под снегом. Неожиданная, нелепая и классическая. Его смерть — измерение жизни бродячих комедиантов, она строит демократическую основу произведения (романтик!).

Но очень важно:

1. Длина сцены, которую играет Матамор, очень важна.

2. Очень важен снег, и пес, который воет по дороге.

Вообще думаю, что без этого многого нельзя было бы простить актеров, понять их жизнь. Показалось даже, что традицию трогательности жизни бродячих комедиантов надо прослеживать от «Капитана Фракасса». Так что эти сцены возможны лишь как натуралистические — и тогда они романтичны.

Было бы самым интересным играть все это подробно и натурально: и ужин, где важно, как едят, и дорогу, где важно, как едут. И встречу с Иолантой и разбойником. А смерть Матамора под снегом — принципиальна! Она — основа отношения и зрителя, и барона к этим героям.

Играть интереснее, конечно, Агостена — если по сценарию; если по роману — Матамора можно сделать, но не просто и опять надо сталкиваться со сценарием.

Агостен (во «Фракассе») — тоже комедиант: он, наверно, должен надевать парик, делать себя устрашающим. А потом, побежденный, будет разоблачен. История с чучелами — история довольно страшная. С ними можно «сражаться» (барон их протыкает шпагами, а они... «неубиваемы», тут есть от чего прийти в ужас). Надо бы сделать, что, если бы не барон, Агостен ограбил бы их. Надо пережить ужас, затем освобождение...

Перед смертью Матамора надо бы много похохотать. Вышучивать Матамора и... отсюда возникший крик: «Матамор! Мата-мор!»

Очень важным и сильным может быть то, каким умер и замерз Матамор. (Поза окоченевшего.)

Страшно важна параллель между Матамором и его превращением в «грозного» на подмостках и Агостена — и его превращения в «грозного» в лесу. Тут возникновение человеческой комедии как темы. Это важно для Готье-романтика, для всего — включая барона, осмысляющего эту историю.

Вообще в сценарии все выпрямлено, и это убивает вещь. Надо насытить историю параллелизмом действия: действует Меандр, спят дамы, считает оставшиеся громы Таран, спит Матамор, свернувшись калачиком, — рядом спит пес и слуга Квер.

Может быть, стоит рассказать все это сначала Лене, а потом и режиссеру в Киеве.

Надо бы вообще отказаться, это все не дает ничего. Матамора можно сыграть только в ансамбле. Разбойника играть более безопасно — он локален, больше зависит от самого себя.

30.08.84 г.

Завтра улетаю в ГДР. Не совсем понимаю — зачем. А может быть, и лучше? Были очень тяжелые, в чем-то прекрасные дни. 25-го великолепная премьера в Ленинграде. 26-го — в Риге.

Дали 1-ю категорию, кажется, не будут вычитать за пленку. Вот и кончено. Вот и победа. Вроде даже полная! (За «Черепаху» вычли 1200 р., а тут всего 400!)

Почему-то грустно от всего. Наказывать было совершенно не за что, но как не наказать: сделал две серии, а планировалась одна. Событий масса, каждое — на несколько страниц, а все слились.

Дозвонился Лене в Карлсбад, и голос хороший, и добра.

Еду, конечно, в страшном состоянии. Третью ночь не сплю. С сердцем нелады. Еще не собрался, а уже три ночи, а в 7.30 выезжать в аэропорт.

Позвонил Женя из Парижа — привез мне «Кукушку» и «8.1/2» — сбывается моя мечта — иметь дома любимые шедевры. (Герке покажу!)

13-14.09.84 г.

Завтра премьера в «России»!!

Была 05.09.84 г. — премьера в Ленинграде, в «Колизее» на Невском. Открывал премьеру Витоль, говорил слова (представлял меня) П. Кадочников. Выступал я, выступала Лена. Весь фильм — был накрыт стол, Ленинградская кинофикация праздновала нашу премьеру. После фильма мы с Леной вышли на сцену. Зал встал. Аплодировали долго. Стоя. Кричали «браво». Дарили цветы. Лена плакала. Я сказал несколько слов в конце — вечером в 12.00 уехали в Москву «Стрелой».

Была премьера уже в Риге, в разных клубах, в СЭВе и т.д. 15.09.84 г. — в Звездном городке, 17.09.84 г. — в Центральном детском театре.

Билеты в «России» идут хорошо, но в основном пока продан ходовой сеанс на 18.30 (продан до 26-го). Рекламы нет. Даже на «России», кроме белесой надписи, нет ни одного рисунка. На телевидении кто-то откомандовал ничего не объявлять. Что будет со зрителем? Копий на сегодня 366. Дали первую категорию, выплатили деньги.

Вычли только с меня 10%, а за пленку не вычли ни копейки.

На сегодня: рецензия в «Известиях», в «Учительской» (даже две), в «Автомобильной газете» и два абзаца в двух статьях в «Правде». Статья в Ленинградской «Авроре». Да еще в «Искусстве кино» в обзорной статье В. Толстых (говорили о фильме и на секретариате в Союзе).

Итак — этот день настал. Все-таки случилось! Чудо! Для полного счастья не хватает только количества копий.

Есть точка зрения, она высказывается многими, что картина не сделает самых больших сборов. Во-первых, фильм то, что называется «детский», подростковый, а эти фильмы достаточно ошельмованные. Во-вторых: у фильма совсем нет рекламы и, главное, рекламы по телевидению. В-третьих: фильм при всех случаях не ширпотребный. И выпуск его под всесоюзную премьеру Гостева «Европейская история» срывает нормальный прокат фильма «Чучело».

Может быть, все это и так. Но я все-таки верю в саму картину и больше верю в нашего зрителя. Картина сама постоит за себя, как не раз уже делала.

Давай! Родное мое «Чучело» — вывози! Давай, моя хорошая! Моя дорогая! Драгоценная!

Картина вышла одновременно с фильмом И. Гостева «Европейская история». Всесоюзная премьера - это значит 1200 копий, реклама по городам, на ТВ, радио и все сеансы в кинотеатрах. Внахлест вышла картина Э. Рязанова «Жестокий романс». Картина «Чучело» была под сильным ударом в прокате. Но она, «ласточка», как ее называл Быков, при печати в 450 копий (потом к 350 еще допечатали) собрала 17 млн зрителей. А если бы не было кое-где запретов (на Украине, в Башкирии и т.д.), собрала бы гораздо больше.

Нет радости в конце пути, В конце пути есть грусть, Как ни стремился ты дойти, И пусть сбылось все! Пусть!

Есть у концов всегда печаль, Хоть все и слава Богу, Но все-таки чего-то жаль... Скорей всего - дорогу!

14-15.09.84 г.

Премьера в кинотеатре «Россия» прошла прекрасно. Вначале показали кусочек из «Айболита-66»: «Я автор». Площанский начал, предоставил слово М. Ульянову. Миша говорил умно и страстно, в своей манере — картина сразу пошла от имени сильной позиции. Я представил группу, по ходу дал слово Никулину, Лене, Кристине, Железникову. Потом говорил, говорил, не успев подготовиться, — поэтому лучше. Хотя специально притушеванно. На сцене я подарил Кристине ее портрет. Все шло в ритме, единым духом.

Во время картины все пили, общались. Все было спокойно, семейно, просто, по-хорошему. Я сказал длинный тост, с характеристикой каждому — все слушали всерьез и тихо, несмотря на выпитое. Женя Маркович долго извинялся, подарил мне два чудных эскиза. Все писали друг другу на память на буклетах надписи, как школьники перед разлукой...

Это все было добротно и просто. Хорошо и подлинно. Все были добры и расслаблены. Завтра — Звездный городок, космонавты. Надо бы продумать, что говорить.

Лена прекрасно выглядела, было хорошо. Девочки (Крестик, Ксения, Марина, Соня) — были какие-то новые, видно, загрустили по ушедшему.

Это счастье? Ну нет — это не так называется. У свершения есть одна сторона, и она вовсе не таинственна, не странна, а очень реалистична: что же дальше. Свершение — вещь прошлого времени, оно тут же болит, как ушедшее, и это реальность, а вовсе не ощущение. Представить себе дальнейшее невозможно, а «поплясать» на свершении — надо иметь молодость, сегодня для меня все это суета. Гулять видно надо, а здоровья для этого нет, да и не хочется.

Отдыхать надо, а как? Где? Да и не привлекает ничего в отдыхе, тоже суета. Довольно кислая ситуация при всем понимании того, что победа, радость, несказанное счастье.

И надо толково придумать, что же дальше. Нельзя покатиться по времени — не вернешь! Время уходит, жизнь кончается!

Надо проследить за сборами и записать, сколько на каком сеансе было зрителей — это есть факт и он будет что-то означать. А что, при усилии можно будет понять.

Но, пожалуй, не завтра — послезавтра станет все ясно: это суббота, воскресенье. Все будет ясно в понедельник, в 10.30 утра.

15.09.84 г.

Пора! Пора! Мне скоро шестьдесят!

Главное в создании художественного произведения — вовсе не избавление от недостатков, главное — созидание достоинств. Часть им помогает избавление от недостатков, но бывает (и довольно часто), что уничтожение недостатков ведет к уничтожению достоинств. И тут нет «окончательных» законов творчества, и тут живая жизнь существования.

15.09.84 г.

В «России» в 10.30 — 900 человек (аплодисменты); в 13.00 — 1800 (плохая погода); на открытии кассы очередь была до низу, с 12.00 до (пока) 13.30 — очередь идет и идет.

А еще, наверное, вот в чем дело — нельзя лихо рассказывать о горе. Если бы «Чучело» эстетически и конструктивно было идеально — это было бы как-то бестактно. Тут современный «дизайн» невозможен.

16.09.84 г.

Картину показывали в Звездном городке — ни одного космонавта не было. Это, очевидно, у них так водится: если бы была Алла Пугачева, Хазанов, Райкин — другое дело. Борис Егоров привез Митю и судорожно звонил: «Тут играет мой Митька», но это тоже никого не взволновало: кто был в бане, кто еще где. Потом звонили, что были разные мнения, но большинству очень понравилось. Я это понял и по тому, как комендант, к которому я дозвонился, соединил меня с клубом: он и волновался, и по-солдатски благодарил за фильм: «Очень, очень, очень».

17.09.84 г.

Состоялась премьера в Центральном Детском театре. Были сорок человек дмитровчан. Они ждали после фильма. Была мама (не смогла сидеть — ушла). Был Никулин, все основные дети. Все прошло тепло, взволнованно. После фильма я выступал. Когда попросил задать вопросы — получил вопрос: «Вы считаете детство черным периодом в жизни человека или светлым?» В вопросе были все возможности для меня. Его демагогичность была не самым главным, он точно выразил новое в фильме как в произведении «детского кино». Если не эта ублюдочная демагогия, если не этот «оптимизм» директора школы и учительницы, это детство уже чернится. Я отвечал, вернее, молодая учительница, ее душили слезы, она поблагодарила, упомянув в конце о «странном вопросе», который был задан.

18.09.84 г.

С 17-го сентября картина вышла в одиннадцати кинотеатрах. Вышла тайно, тихонечко — ни рекламы, ни сообщений в газетах, ни афиш, ни стендов по городу.

Звоню — в чем дело? Объяснили — дело в том, что не знали, придут ли с фабрики копии. Копии пришли, но прокат перестраховался. В результате — «инкогнито»: в «России» — 10.30 и 21.00 — ползала.

В «Центральном Детском» аншлаг только на 15.00.

Выступаю в Комитете мира. Не готов. Дело в том, что, пожалуй, опасно говорить то, что думаю. Ибо думаю я, что они занимаются херней. Наши социалистические соседи смотрят на Запад, и с этим ничего не поделаешь. Борьба за мир — это борьба за наш мир против ихнего. Фальшь со всех сторон, а бороться за мир надо.

Немцы, а в особенности молодые немцы, одеты в «фирму». Это все ФРГ. Это телевидение и кино, это связи и контракты.

20-21.09.84 г.

В понедельник картина шла в одиннадцати кинотеатрах без всякой рекламы и даже сообщений, но сегодня, в среду — четверг сборы, например, в «Байконуре» увеличились на 100% и 150% — картина рекламирует сама себя. Но вообще все это бесит, выводит из себя. Премьеры — встречи проходят очень хорошо. Вышла кисло-сладкая рецензия в «Московском комсомольце». Они сделали целевой разворот по искусству. Интервью с Гринько и прочее. В ряду прочего небольшая заметочка. Во, дела!

Скоты! Из мелочных обид Соткали вы венок терновый, Обычай, право же, не новый, И тот же неприглядный вид!

22.09.84 г.

Почти месяц у нас дома во всех вазах цветы — как приехали с Леной из Кишинева, так до сих пор. Даже не месяц, а уже два! Как это красиво!

С 27-го в Ленинграде премьера. Может, поехать туда на неделю, поиграть от Бюро пропаганды. Это нужно обязательно сделать до Паланги.

Велихов и Печенев, наверно, уже приехали из своих поездок. Надо бы прийти к ним с победой по «Чучелу», чтобы они видели, что не зря помогали. Для этого нужно телевидение, «Правда», «Литературка», «Советская Россия» и «Советская культура» - все это газеты молчат. Надо начать с Железникова. Позвонить Л. Швецовой о «Комсомольской» и поехать в «Литературную Россию» и в «Комсомолку».

Но что-то не очень хочется уже делать этот «Европейский групповой портрет». И за рубежом снимать не так уж и хочется. Время идет и уходит. Что-то тоскливо, работать неохота.

22-23.09.84 г.

Стороной узнал, что сейчас напечатано 400 копий и будет печататься еще 175. Итак, что же — 575? (Это надо будет уточнить.) Сегодня у «России» очередь — берут, берут билеты и на завтра. А у «Детского сада» Евтушенко на 10.30 — 300 билетов.

Родное мое телевидение молчит. Ни мычит ни телится. И о «Спор-клубе» молчит — обо всем молчит.

Надо бы придумать свою передачу на телевидении. Может быть, молодежную, международную. (С беседами о нравственности, с диспутом и т.д.)

И надо по поводу В. Малявиной встретиться с Деминым (помощник прокурора).

Ночной тоски ко мне приходит близость,

Тоска меня лелеет и хранит,

Она меня ласкает и пьянит,

Она не знает равнодушья низость!

Люби меня, тоска! Я полюбил тебя!

Мне без любви не жить ни суетно, ни вечно!

Любить сегодня может быть беспечно,

Но я и после смерти буду жить любя!

Души признанья —

Вечные терзанья;

Мне тишина сомнения поет.

Ночные звуки,

Точно чьи-то руки,

Ласкают одиночество мое.

25.09.84 г. Вторник

Не знаю, продлили ли «Россию» до 30-го. Думаю, они оставят фильм на одном сеансе, не желая рисковать, но его не будет в рекламе (?), тогда провал, если не станут обзванивать учреждения (?). Надо бы сесть с Белявским и продумать дальнейшие движения фильма, имея в виду кинотеатры за 1000 мест и боевые сеансы (18.00—19.00). Надо узнать, в каких городах и когда планируются премьеры (?). Завтра буду в Киеве, еду по квартирным делам Фиры: что-то не верится, что смогу помочь. Если б кто-то из киевлян помог — другое дело. А может, к помощнику 1-го секретаря? (Хулиганить так хулиганить!) Кстати поговорю и о картине.

А вообще, надо кончать вертеться около картины — пусть, ласточка, живет сама.

Был вечер в Политехническом. Зритель там уже не тот, что был, — отучили! Вырождение — печать нашего времени. Вырождается подряд все. Опошление культуры — какой-то всеобщий процесс. Что есть современная культура? Массовая? Промышленная? Как добиваются шедевры промышленности? Самолет? Космическая ракета? Шаттл? Нет ли поэта одухотворить промышленное, массовое? (Это будет не назад, а вперед. Вздыхать о прошлом можно, и даже стоит, но это ничего не двигает: новая духовность? Промышленное совершенство?)

Картина идет хорошо. Событийно. Центральные газеты молчат. Кто их держит?

Блат по блату: до Пленума <союза кинематографистов> дали талон в магазин (в подвале гостиницы «Россия»). Там ничего особенного. Но подошла администратор, повела в подсобку и «по блату» продала спортивный костюм — более красивый, чем висели для остальных пленумных покупателей. («Для вас!»)

Есть ли на «Мосфильме» письма по «Чучелу»?

26-27.09.84 г.

В Киев приехал в 9.05. Улетел в 18.30. Кажется, что-то сделал. Угадал, к кому пойти. Так что будет у Фиры квартира.

Сколько, интересно, копий пока по Москве? (И сколько в Ленинграде?) Все узнаю. Проанализирую.

На пленуме подходили все, даже Гога Товстоногов. Говорил, что это важно не только для вас — это важно для всех нас. Говорил искренне. Подходили и совсем незнакомые — благодарили.

Запомнить рассказ киевского актера (тот, кто играл полковника в финале «Операция "С Новым годом!"»). Комната 8 метров. Коммуналка. Еще 4 семьи. Две милицейские (женская и мужская). Он говорит, напишет донос. Она помолчит — и тоже напишет. Жена не стала жить — пьет. Потерял билет члена Союза кинематографистов. Надо помочь.

На «Чучело», как говорят, пишутся доносы во все инстанции. Хотя... это может быть и не так. Сейчас очень много врут.

А в «Центральном детском» «Чучело» сняли и с 1 -го пустят вновь (написали объявление — «по многочисленным просьбам зрителей»).

А. Петровский с инсультом в реанимации у Бурденко. Надо решительно, коли понадобится, помочь.

В конце октября в «Артек» и «Орленок». Посмотрим, что там сейчас.

Почему-то очень радует, что «Чучело» идет тогда, когда и на экране, и на улице одна и та же погода, время года и т.д.

Помоги мне, добрый случай, — Труд мой тяжкий сбереги! Перед этой мрачной тучей Быть спокойным помоги!

Пусть удар случайно хватит

Подлеца и палача,

А удара им не хватит,

Пусть на них, случайно, кстати,

Упадет и каланча. Жены пусть от них уходят К проходимцам и ворам, Пусть их леший скопом водит, По лесам и по горам.

Их беда - счастливый случай, Бог мой добрый, помоги, Ты их отвлеки, помучай... Ты возьми с них... за долги!

О заразе шизофрении и психологических установок обывателя, о заразности психологических категорий, наверно, надо писать, бить в набат, звонить во все колокола, кричать на всех перекрестках.

Даже среди чумных, холерных, тифозных больных можно не заразиться. Шизофрения и психологические установки заражают детскую психологию массами, чуть ли не поколениями. Тут механизмы действия «заразы» самые разные: игра, манеры, речь, жаргон, ценностный ряд, вся неформализованная и часть формализованной жизни детей.

Полубольной шизоид — товарищ Паши — хохотал по-идиотски. Это был смех, рожденный больной душой, эмоционально тупой, измученной побоями родителей. Паша стал смеяться так же. И если бы он продолжал с ним общаться — не знаю, что и было бы.

Простой идиотизм рождает ситуацию, стереотип поведения. Стихия развлекательства (отражение мира потребления) — новый стереотип.

Взаимосвязь поведения, пластики, языка, манер, развлечений (по форме и по сути) и самого мозга и прямая и обратная. В этом все дело. Эмоциональная тупость из области болезни души совершенно естественно переносится в область психологических норм. Связь этих явлений-невидимок не снилась Уэллсу!

Идиотизм рождает и множит идиотов, слабоумие организовывается в живые «колонии», как планктон. Золотая рыбка служит у «старухи» и стала «у нее на посылках». Бармалей больше не мучается, «чем он хуже Айболита». Он знает, что он и не хуже и умней! А тот просто дурак и вообще не нужен. Это раньше у него перед Айболитом был комплекс неполноценности, теперь у него комплекс полноценности. Айболит для него — химера!

Цепная реакция духовной болезни поистине потрясающа!

Заразность духовной болезни, эрозия идеалов, отношение к идеалам не просто самая большая опасность жизни духа. В этом смысле мещанская духовность — пятая колонна, в ней предательство. Мещанство ведет с идеалом партизанскую войну. Она все время в тылу человеческой духовности, она прячется в лесах самых интимных областей души.

Движение нашего духа происходит по грудь в мусоре. И наука бесчинствует там, где разрушен этический барьер.

Так возникает античеловечность науки, которая начинает служить развитию предметного мира. Так наука вступает в «общее дело» разрушения духа. В отличие от «Общего дела» Н. Федорова.

Наука «открыла» способ развлечения и игры в области постижения. Школьное обучение в форме игры более эффективно. Язык и его изучение в игре тоже быстрее постигаются. Но никто не оценил еще духовное разрушение, которое рождает это направление повышения «усвояемости» предметов. Не воспитывается умение сознательно напрягаться, не воспитывается чувство долга, сам смысл необходимости труда. Убивается одна из основ мира и нравственности — отношение к труду.

Кстати, «усвояемость» предметов во время игры — это один из первых использованных секретов феномена детства. Но оттого-то детство и сменяется другими периодами, что его опыт не может дать рождения тех черт души и характера, которые необходимы в мире труда и созидания. Еще не весь (и будет это долго) труд у нас творческий. Еще крайне важно умение принуждать себя во имя идеи деятельности: простой (поработаю — поем) или сложной (поработаю — и сбудется).

Организация труда сегодня ответственно отрывает родителей от ребенка. Имущественная независимость (частичная или полная) еще более ослабляет связи родителей и детей. Душевное единство семьи, понятие рода и родственников все более уходят в прошлое. Детские сады, ясли, всякие кружки и т.д. все более промышленнизируют воспитание. Так побеждает середняк. Даже не середняк, а ниже.

Столкновение личности и ничтожества превращается в столкновение жертвы и объединения ничтожеств. Талант более не страшен бездарности. Бездарность торжествует над ним. Бездарность — мафия. Талант или должен служить бездарности или бывает уничтожен.

Все пишу и никак не могу написать главного. Тут всего важнее именно общая картина. Это картина террора по отношению к духовному началу. Это какой-то общий исход.

(Об исходе говорил мне и Ч. Айтматов, когда повел его на «Чучело». Кстати, вблизи восточный титан показался забытовленным, жена искренне была взволнована картиной. Он был как-то не вполне доволен. Говорил, что хочет видеть в фильме большее.)

Нам достались понятия духовности от старого, несовершенного, нищего и голодного мира. Сострадание и милосердие были единственным исходом. Так что, очевидно, наш мир должен родить какие-то новые устои духовного.

(Ой, как трудно! Как мало я знаю!)

Если можно — принципиальны,

Если можно — беспринципны,

В нашей сущности моральной

Слишком много лейкоцитов.

Воспаленный дух болеет

Злой тоской по идеалу

И на дне души лелеет

Черный флаг и вымпел алый.

Наши души, как старухи,

Наши демоны ничтожны,

Наши души — только слухи,

Наши демоны ничтожны.

Не хотим и не решаем,

Не умеем и не можем,

Очень многого не знаем,

И незнанье знаньем множим!

Убегаем и уходим,

Предаем и злобно трусим,

И полезное находим

В удивительном безвкусье.

Мы ученые невежды,

Наши знания наивны,

Мы теряем нить надежды,

Истины и перспективы.

Нам ничто святое слово,

И для нас на самом деле

Воскрешение Христово

Только сладкий день недели.

Только отдых от работы,

Только день хорошей пьянки,

Только лишние заботы,

Тяготы и перебранки.

Наша честь — сплошные дыры,

Износились идеалы,

И от слова «кум» — кумиры,

И от слова «зал» — вокзалы.

И от слова «друг» — предатель,

И от слова «вдруг» — предатель,

И от слова «иск» — искатель,

И от слова «вал» — ваятель.

Оборотень — образ мира,

Оборотень — образ века,

Образ нового кумира,

Образ античеловека!

30.09.84 г.

Цветы. Встречи. Выступления. Записки. Вопросы. Ответы. Цветы. За нас взялась область. Раменское. Подлипки. Жуковский. На область (40 районов — дали 2 копии (вот!) — сразу понятно, как делаются малые сборы). Что с тиражом — не ясно. Когда будет перепечатка — не ясно! Когда копии на «Мосфильме» — совсем не ясно. Надо ехать на студию, выяснить, попробовать сделать копию себе.

Были с Леной в «России». Один сеанс — в 14.00. Висит табличка «Все билеты проданы». А сеанс последний. Впервые вижу, чтобы с экрана снимали фильм, который идет с аншлагами. И, несмотря на это, за неполные две недели — четверть миллиона зрителей.

В понедельник узнаем, сколько зрителей посмотрело фильм.

Копии жуткие. Думать об этом не хочется. Московский прокат отдает фильм (уже несколько копий) профсоюзной киносети. (Вот так да!) И ведь никто не борется с картиной. Это инерция слухов и кулуарных разговоров.

Счастье у нас с привкусом горечи. И счастливо, и горько, и суетно, и глупо. Глупо — вот что самое обидное. Но и что-то печально-веселое во всем этом. Синичьи горы! Те самые Сини-чьи, которые назвали святыми ради строительства монастыря. А похоронили Пушкина — и Святые горы, которые вообще-то синичьи, и монахи врали, что они святые, оказались действительно святыми, ибо там — Пушкин. Ах, Синичьи горы, Синичьи горы! И как хорошо, что именно Синичьи! Веселые дела. Наши. Русские. Российские.

Говорю с утра до ночи. В общем, все толково. Лена хорошо говорит. А Железка в своем репертуаре. Я спросил его быть в Москве, помогать картине, делу, себе. Уехал в Тарусу. Спрашиваю, что делал. Печальный ответ художника: «Плевал в потолок, пытался что-то сочинять — не пишется». Вот как живут подлинные художники. А ко мне у него первый вопрос: «Как насчет денег?». Я: «О чем вы?» Он: «За вторую серию...» Я: «Как-то пока не думал».

Вот и все. Люди пишут письма. Хорошие. Но, собственно, чего я суечусь?

Сегодня рецензия в «Труде». Всем бы хороша, но ругает «костер». Это-де перебор и литературно. Почему-то не трогает. Не то хвалит, не то ругает. Какая-то хреновина все это.

Люди говорят — потрясение. Но ощущение, что плохо понимают картину. Как-то поверхностно. Понимаю, что это по первому впечатлению закономерно, но все равно печалюсь.

И все-таки буду, наверно, вспоминать об этом как о счастье. Только надо запомнить, что и как было. Счастье — это вовсе не много радости. В этот момент не до радости вообще. Но как бы то ни было — пора все это кончать. Не задерживаться, не засиживаться. Отдохнуть и сразу же снимать дальше.

05-06.10.84 г.

Был 3—4-го в Ростове. «Чучело», учителя, Дом кино, кинотеатр. В Доме кино нашелся мудак. Сегодня выступал в Политехническом (юбилей журнала «Наука и жизнь») — и тут попался человек, написавший грязную записку, что его, мол, «облили грязью». Отвечал хорошо, верно, но долго.

Завтра еду (лично) в Палангу. <...>

06.10.84 г. Паланга

Умный литовец долго говорил о фольклоре. Очень умно, правильно, интересно и невозможно скучно. Собственно, скучно не было, но явно никому не нужно. Все это волновало (глубоко!), только говорить — нечего. Люди ждали, когда он закончит. А как он закончил, все поехали покупать водку в магазин.

«Чучело» — послезавтра. Не вижу тех, кому хотелось бы показать, тем более что все, кажется, видели. Что это будет за просмотр, ума не приложу.

07.10.84 г.

Боже, какая буря тут бушует вокруг Жалакявичюса. Он тут, будучи «Сизовым», борется, воюет, ненавидит. С ним воюют, ненавидят. Он плакал!

Он дал картину литовскому еврею (выпускнику курсов), у того играют москвичи: Пастухов, Ромашин, Остроумова. Кто-то на обсуждении: «Еврейское кино» (безотносительно). Этот ответил, что есть фашисты и осталось начать стрелять.

Витаутас здесь наставник, и это для него очень важно. То, что вчера до пяти утра мы говорили, уже для тутошных - выбор противоборствующих лагерей.

27.10.84 г.

Снялись с Леной у Суриковой. Но думаю, что она порежет и меня, и Лену. Она легла под этого Виталия Соломина. Но почему она должна меня подстилать под него — непонятно. Парень озверел и стал предлагать искусственное, лишь бы свое, лишь бы наоборот тому, что говорил я. Мне в результате удалось чудом оправдать всю несусветную чушь, которую он нес. Но так или иначе, стало ясно, что Алла будет марать и Лену, и все мои импровизации. А роли у нас получились. Жаль.

«Чучело» пошло на аншлагах — стабильно во всех кинотеатрах. Вчера праздновали в «Ударнике» миллионного зрителя. И вдруг узнаем — 5-го приказали картину с экрана снять. Причина — много жалоб на то, что плохие копии. Так. Опять все сначала.

(Кстати, миллионный зритель был уже 19-го октября.)

Вчера после «Ударника» выступал в Щукинском. Была Лена. Был в ударе. Приняли хорошо.

Наверное, иду в последний бой С врагом невидимым и многоликим. Меня заставят жертвовать собой И сделают в конце концов великим!

О, мученики! Вас судьба зовет! Вы прожили б, наверное, не мучась, Но вам была уже готова участь, Дурак без мученика дня не проживет!

Страдания отдельных чудаков Бессмысленные жизни извиняют И в результате смыслом наполняют Само существованье дураков!

Позвонили из Новосибирска — там картину показывать не хотят. Ну что ты будешь делать! Нет, у нас победить сложно, слишком эшелонирована оборона идиотизма. Идеологическая «троекуровщина» — основной вид нашей идеологической «работы»- «Троекуровы» — явление национальное: слава тебе, Александр Сергеевич, будем Дубровским. А что травят медведями — не беда. Медведь ныне пошел не тот, ленивый пошел медведь.

28.10.84 г.

Итак, завтра. Все по-новой. Надо говорить с Авериным, с Площанским и Орловым, с Камшаловым. И, может быть, звонить Печеневу. Завтра же надо узнать, что в «Правде» и «Комсомолке».

Отчего трагичны лики? Мудрецы зачем так грустны? Так апостолы суровы, Так печальны все святые? В их глазах страданья блики, В них сомненья безыскусны, В них живые, без покрова, Истины глядят простые. На печальной этой тризне Нету большего страданья, Чем простое пониманье Нашей жизни!

Худо!

29.10.84 г.

Отбой! Все удалось сделать: за один день с 11.00 до 16.00 дозвонился в Рязань. Копии выслали в пятницу. (Перепечатка.) Был в МГК, был в Кинофикации. Аверин из МГК посоветовал срочно написать книгу по «Чучелу» — письмам, обсуждениям и т.д.

(Стоит!)

Забыл записать сюжеты.

1. Саперы подорвались — 19 человек. Всех в морг. Студентка с профессором. Капля крови на халате. Сказали профессору. Не может быть! Взял руку — пульс есть. Срочно! Выжил. Узнал о студентке. Сказал — женюсь. Нашел адрес. Пришел — молча поцеловал. Получил палкой по голове — у нее муж. Она объяснила. Муж: «Я же не знал», бели — выпили бутылку коньяку.

2. Вожатая из «Орленка». Ее рассказ.

Девочка. Отец — капитан речного флота. У него на пароходе плывет секретарь райкома. Разговорились. «У меня дочка не отдыхает». «Раз плюнуть. Вот я подписал для лагеря зарезать свинью и корову. Так что питание будет отличное». Сказано — сделано. Девочка приезжает в лагерь — у нее спрашивают: «Наволочки, простыни привезла?»... Оказалось, это трудовой исправительный лагерь. По поселку слух — у Пухова дочь попала в исправительный лагерь. Отец кинулся забирать — она ни в какую: подружилась с ребятами, появились подруги.

30.10.84 г.

И снова чрезвычайное огорчение; Митя Егоров выпивает. Я заметил что-то в его лице на «миллионном зрителе» в «Ударнике», спросил, как он себя чувствует. Он твердил: все в порядке. Сегодня Леня Бердичевский позвонил мне и рассказал, что летом его уже пьяного вытаскивали из канавы и т.д. Борис поссорился с Кустинской, и Борис с Митей уехали жить к Кустиной матери. (Наказывают, исправляют.)

Что делать? Как помочь? Борис сам уже (хотя это стоит проверить) выпивал с Митькой. Если бы напугать Бориса, что я пожалуюсь в его партийную организацию, он сдрейфил бы. И заставил бы Митьку не пить. Но Борис со страху сейчас способен на любую идиотскую выходку, пугать его опасно, нет, он может не на шутку испугаться. Если Бориса не пугать — на него больше ничего не подействует. А чтобы Митька не пил, это может сделать только Борис.

Поговорить с Борисом? Бессмысленно и бесполезно. Разговором будет управлять его «престижность», будет врать, не поверит и опять-таки испугается, станет трусить и далее, оклевещет перед Митькой и т.д.

Поговорить с Кустей? Вообще глупость, она давно ненормальная, с ней разговаривать нечего.

Поговорить с Митей? Вряд ли что даст. Он всегда худо ко мне относился. Он думал, что я к нему плохо отношусь, наверное, думает так и сейчас. Он вряд ли мне по-настоящему поверит.

Однако что-то надо придумать все равно. Попросить школу попугать Бориса? Что за школа? А то такого наделать можно, что трезвенник запьет!

01.11.84 г.

Сегодня было собрание режиссеров. Выбрали в бюро. Алик Шейн рассказывал, что все говорили обо мне и о картине. Валерка Кремнев сказал, что надо выдвинуть «Чучело» на Ленинскую премию. Ха! Но вот что любопытно: вернулись к кляузе этого подонка из Одессы, чего-то там его осудили или меня оправдали, не знаю.

Пора, пора отдыхать. Вот кое-где запрещают картину, надо бы написать письма на имя Первого секретаря. Или ехать? Ах, как нужна статья в «Правде» и в «Комсомолке».

Но мой интерес ко всему этому притупился. Я в плену всей этой возни, но уже без желания. Неприятно, когда устает само желание, но, может быть, это и другое: что-то стало стыдно так заботиться о картине, это перебор, тут какое-то нарушение этическое. Не пойму что, но все равно, надо кончать с этим.

Дивное письмо (любовное) на имя Кристины — дивное письмо от парня семнадцати лет, недавнего десятиклассника, поступившего в университет. «Оно было открытым». (Такая версия.)

Письма вообще интересные. Видел Милу Голубкину, рассказала об обсуждении фильма шестиклассниками. Обещала дать пленку. Общаться с ней было неприятно.

Сегодня ребята «праздновали» поминки по Шпаликову. Вот уж горькая фигура, но она тоже очень выросла. Умершие растут. И все более, чем более мельчает жизнь и мельчают люди. Гена прожил чистую жизнь при всей ее несуразности. Он был вне... вне многого. Он не боролся ни с кем, ему этого не надо было, он жил своей жизнью, шел своей дорогой, во всем был щедр и талантлив и не так уж мало сделал. На «Повторном кинотеатре» — афиша в честь его юбилея, пять названий (и все картины не проходили мимо зрителя, каждая чем-то известна). Может быть, он и не состоялся на своем уровне, но его фигура очень важна, вокруг нее много тогда крутилось: у него была сила, вокруг него была орбита. В этом смысле он планетарен. А книжку прозы Шпаликова выпустили чудесную. Как там описана еда для Хуциева! Просто бунинская проза. Жаль. Тысячу раз жаль, жаль очень, что умер рано, что не достало сил. Ах, как жаль. Шпаликов успел сделать как бы набросок своего творчества... А жизнь исчерпал. Ах, как жаль!

02.11.84 г.

Читаю былины о Василии Буслаеве, читаю комментарии и статью Ю.И. Смирнова и В.Г. Смолицкого «Новгород и русская этическая традиция».

«Многим нашим современникам Господин Великий Новгород рисуется в романтической дымке, навеянной демократической традицией XIX века, страстно противопоставляет Вечевую Республику, подлинно русское народоправство, все подавляющему русскому самодержавию.

Но что реально мы знаем об истории поистинно Великого города — Республики?».

(Так начинается статья.)

До славян: эсты, прибалтийские грины, ижора, чудь, весь, вепсы, водь и т.д.

Новгород, а где же старый город? Старая Русь? Старая Ладога? — Ответа нет. Славяне считаются с V—IX веков.

Классический период жизни Новгорода — XII—XV вв. (Тогда и создавались былины, ближе к XII—XV вв.)

Было очень много институтов власти, создававших динамическое своеобразие: две церкви: белая и черная (монастыри), объединения бояр, выборные от «концов», улиц, сотские, тысячные и т.д. Общие пиры — братчина.

Братчина — юридическое лицо. На пирах решались вопросы, обиды. Пили брагу и пиво. Много было драк, и даже убийства.

На братчине началась потасовка и у Буслаева, на ней же спор Садко.

Лихачев: «Новгород был одним из наиболее крупных рассадников предвозрожденческих настроений».

В нем постоянно рождались ереси. Борьба переходила в драку, где с моста сбрасывали в Волхов.

Быть может, поэтому в новгородской этической традиции появляются герои, противопоставляющие себя обществу.

«Не удовлетворенный своим положением в условиях, заранее все предопределяющих, Василий Буслаев находит выход в... том, чтобы вызвать на бой весь Новгород». (А вот это уже «горячо» — тут только один шаг до подлинного вопроса — о духовном содержании в образе Василия Буслаева, о поиске духовности и духовной вольницы, о национальном самосознании, национальном характере и т.д.)

Север, где записывались в XIX веке былины, колонизировался новгородцами, но не только, туда шли потоки бедных, беглых, старообрядцев и т.д. Эти переселения еще не оценены должным образом.

«В тесной связи с историей заселения Русского Севера нужно рассматривать и результаты собираемых там эпических песен».

Репертуар зависел от срока заселения местности: чем раньше, тем богаче, чем позднее — тем беднее, лишь поздние — об Илье Муромце.

И более того — к XV в. эпос был скорее общерусским, нежели новгородским.

Авторы написали очень интересную статью. Они почти вплотную подошли к определению былины по ее духовному содержанию, по анализу заключенного в ней идеала. Ибо доказав, что былина пришла к нам в записях уже «смешанная», уже «общерусская», они тем самым оторвали ее непосредственно от Новгорода, от Киева. К нам былина пришла уже при единстве централизованного государства, и это главное — самосознание нации было давно закончено, национальный характер (в духовном смысле) уже сложился и уже пережил различные этапы своего развития.

И тут самое важное понять, что язык, нация в момент своего образования и самосознания развивались и складывались неразрывно с фольклором, мифологией, мировоззрением. Ничего в жизни духа не существовало вне национального сознания, той первой достаточно сложившейся общности, которая дала возможность родиться и сложиться духовности как некой общей, уже существующей в сознании человечества «этической материи».

Но именно национальный характер духовности очень долго, по сегодняшний день, ставит огромный, все еще неодолимый барьер между взаимопроникновением национальных культур.

В этом смысле распространенная тенденция искать влияние, подражание, заимствования и т.д. — тенденция очень ограниченная. Миграция одних сюжетов, схожих до буквальности, не только не означает «влияния», а, напротив, только яснее ясного обнаруживает всю невозможность «заимствований» в духовном смысле. Духовный критерий обнаруживает не сходство, а сугубое, бесконечное различие содержания.

В «Храбром портняжке» у братьев Гримм герой — ремесленник. История не героя, которого считают героем, толковалась так: это возможно, если герой смышлен, ловок, находчив и хитер.

В русском варианте герой подан иронически. Негерой героем может стать из уважения к легенде, сам он героем никогда не будет, истинные герои Христом Богом выпросят у него подвиги, но подвиг свершает только герой.

(По духовному содержанию все наоборот с «храбрым портняжкой», а сюжет один.)

В индийском и таджикском варианте (а мне встретились 4, вернее, 3, ибо индийский и таджикский идентичен) все по существу совершенно иначе. Негерой героем может быть, если он полное ничтожество и у него есть толковый, трезвый, знающий ему цену «руководитель», в этих версиях жена героя.

Тут нет более или менее верного, или глубокого, или предпочтительного духовного содержания. Тут все верно. Различие здесь в разном выражении национального сознания, национального характера в условиях одного сюжета. Тут не просто пропасть меж национальными культурами, тут даже в определенном смысле и вовсе нет пропасти — тут разные измерения, разные плоскости — иные духовные галактики.

Взаимопонимание наций основано вовсе не на возможности взаимопроникновения и заимствования, а только на основе совпадения проблем и задач. Сам перевод стал возможен из-за совпадений фактов, предметов и действий. Но подлинно художественный перевод — это пересоздание произведения. И, наверно, самый гениальный перевод в этом смысле — это перевод Лозинского «Кола Брюньона». Пушкинское из Гете «Мне скучно, бес!» — потому гениально гетевское, что оно гениально русское. Тут перевод в высшем духовном смысле. Не с языка на язык, а с образно-смысловой системы одной нации на образно-смысловую систему другой. И не адекватность пресловутая нужна, а наоборот, пусть и вовсе не адекватное, но зато духовное единство. Подлинный перевод с языка на язык осуществляется по тем же духовным критериям.

Русский фольклор, русская мифология, русский эпос очень своеобразен и своеббразен. Более всего на свете сегодня он важен своим отличием от фольклора, мифологии и эпоса других народов. Только поняв, изучив, осознав его отличия, лучше всего возвращаться к тому общему, что его связывает с другими национальными духовно-образными системами.

Илья Муромец не Давид Сасунский и не Геракл! И происхождение этих богатырей разное. И не просто разное, а любопытнейшим образом разное.

И самоубийство Дунай Ивановича и Добрыни Никитича требует особого осмысления, как поступок богатырей. И то, что Муромец убил сына, и то, что русские богатыри были на службе, и то, что Садко не победил Новгород, а Василий Буслаев победил, и то, что фантастический элемент рождается в русском эпосе там, где лежит тайна богатства (Садко, Вольга) — все это по духовному критерию составляет особое, неповторимое своеобразие. Оно требует осмысления. И тогда взорвется смысл всего того, что может дать сравнительный метод в изучении фольклора. Только сравниваться будут не только точные вещи, как сюжет, положение, а сравниваться будет нравственный итог, поиск, идеал, — все, что входит в понятие духовного содержания.

Метод режиссерского анализа — это во многом метод постижения духовного содержания, структуры, построения, борьбы, саморождения истины в борьбе — с точки зрения духовного критерия метод режиссерского анализа еще требует огромной работы над формулировкой содержания и принципов.

Но сегодня мне ясно одно:

Режиссерский анализ дает возможность определить параметры духовного критерия — через реконструкцию, через действенный характер, через превращение во плоть (воплощение).

Если признать за духовностью ее развитие, ее стремление к истине, к нахождению высших законов жизни и взаимоотношений людей, если духовную драму нашего человеческого мира, отраженную в образах «первородного греха», понимать как диалектику развития духовности, то образ «древа познания добра и зла» станет не только конкретен и понятен, но даже поразительно прозрачен, буквален, и можно только удивляться, что столько сотен лет он покоился на вершинах тайны. Тут раскроется и вся история «удаления человека из Рая» — природы, достигшей гармонии, взаимосвязи, вечности. Духовный критерий, разработанный даже в определенной мере, даже на плебейском, низком и примитивном уровне режиссерского анализа, может стать философским камнем нашего духовно-художественного мышления.

Только у Бэкона, в его трактовке мифов, я встречал подобие образно-духовного критерия. Для меня это первый в истории пример режиссерской реконструкции сюжета. Бэкон — первый режиссер мира.

04-05.11.84 г.

Статья в «Комсомолке» так помарана, что ее (в общем хвалебную) можно понять так, что картину оценивают средне, с упреками в адрес картины. Ничего — пронесло с гадкой рецензией, которую готовил Селезнев. Но итог статьи — положительный. Хрен с ними — суки!

Нет, хватит суеты,

Всему предел приходит!

Стою у той черты,

Где только бесы бродят.

Где черти сторожат

Души больной паденье,

Где упыри дрожат

В ночи от вожделенья.

Ступить за ту черту

Случалось, правда, многим,

И душу за мечту Отдать в конце дороги. Что без души мечта! Одна пустая гласность... Для чувства суета — Первейшая опасность. В ней пустота и плен, В ней смерть души и мука. Все суета и тлен, Бессмысленность и скука. Не преступи черты, От страсти пламенея, Не унижай мечты, Не суетись пред нею!

Фантазия

Как красиво — розы в вазе,

Розовые розы!

Ветер за окном проказит,

Скоро и морозы!

А потом весна настанет,

А потом и лето...

Что-то будет, что-то станет

С нами как-то, где-то.

Будет то или другое,

Будет чет и нечет.

Будет радуга дугою,

В небе вольный кречет.

Будут радость и тревоги,

Будут смех и слезы

Будут дальние дороги

И опять морозы.

* * *

Это называется

Он стихами мается!

05-06.11.84 г. «Стрела»

Едем с Леной в Ленинград. Пашка уехал с классом в Волгоград на экскурсию. Звонил - боюсь, заболеет. Договорился с Капраловым встретиться в газете 7-го после трех. Опять на месяц раздал незаметно время: 7-го — встреча, 10-го — фотопроба к Нахапетову (две недели в Индии и роль ничего), 12-го — день рождения, 13-го — Калинин, 14—16-го — Кишинев, далее съемка у Суриковой. А 27-го — в санаторий в Сочи (от Управления).

Мы — новая интеллигенция, рожденная из плевка. (Три института по Луначарскому.)

Попробую вспомнить роли с детства.

Дом пионеров

1. Сорока — «Буратино».

2. Кот — «Светик-семицветик».

3. Кот в сапогах — «Кот в сапогах».

4. Профессор — «12 месяцев». С. Маршак.

5. Налево — «20 лет спустя». М. Светлов.

6. Досужев — «Доходное место». 525 школа.

7. Мефистофель, другие роли, капустники.

Училище (самостоятельные)

1. Ленька — «Страсти-мордасти». М. Горький.

2. Дьячок — «Ведьма». А.П. Чехов.

3. Фарбер — «В окопах Сталинграда». В. Некрасов.

4. Соррини —«Испанцы». М.Ю. Лермонтов.

5. Цыган — «Ненужная победа». А.П. Чехов.

6. Диккенс — Рейцер.

7. Больной — «У доктора». Шолом-Алейхем.

8. Ибрагим — «Угрюм-река». В. Шишков.

Училище (отрывки, сделанные с педагогами)

1. Кузовкин — «Нахлебник». И.С. Тургенев.

2. Микола Задорожный — «Украденное счастье». И. Франко.

3. Маргаритов — «Поздняя любовь». А. Островский.

4. Казачок Гринька — «На бойком месте». А. Островский.

5. Добчинский — «Ревизор». Н.В. Гоголь.

6. «Наш общий друг» Любимова.

7. Касужба — «Калиновая роща». Корнейчук.

8. «Школа жен». Ж.-Б. Мольер.

9. Счастливцев — «Лес». А. Островский.

10. Посетитель — «Павел Горемыка». A.M. Горький.

11. Наместник — «Город мастеров». Т. Габбе.

12. «Пересолил». А.П. Чехов.

13. Санчо Панса — «Дон-Кихот». М. Сервантес.

14. Ремесленник — «Зеленая улица». Суров.

15. «Женихи». Пролетов.

16. «Тяжба». Н.В. Гоголь.

МТЮЗ

1. Алеша Пешков (на Таганке).

2. Мишка — «Ревизор».

3. Вова Ермаков — «Чудесный мальчик».

4. Крайнев — «Суворовцы» (дублер).

5. Смирнов — «Суворовцы» (дублер).

6. Коля — «Лена Рогачева».

7. Яшка — «Павлик Морозов».

8. Павлик Морозов — «Павлик Морозов» (2-й состав).

9. Яшка-Огонек — «Именем революции».

10. Веня — «Аттестат зрелости» (дублер).

11. Игорь — «Место в жизни».

12. Игорь — «Чистые руки».

13. Вуйчек — «Выпускники».

14. Бармалей — «О чем рассказали волшебники».

15. Белка — «Шестеро любимых».

16. Бикара — «Три мушкетера».

17. Жано - «Отверженные» (дублер).

18. Гурд — «Королевство кривых зеркал».

19. Коля — «Новый костюм».

20. Судья — «Волшебный сундук» (дублер).

21. Петька Маремуха — «Старая крепость».

22. Чиновник — «Голубая звезда».

23. Хромой - «Белеет парус одинокий».

24. Болдырев — «На той стороне» (дублер).

25. Цыган — «Мнимый больной».

26. Слуга — «Слуга двух господ».

27. Тэд — «Ее будущее».

28. Март — «12 месяцев».

29. «Гимназисты».

30. «Кукла Надя».

31. Докер — «Мальчик из Марселя».

Для Лапина (работа на ТВ)

1. Профессор — «12 месяцев». ТВ еще экспериментировало. 1956 г

2. «Встает утро» — 1-й спектакль с кино. (1959 год. ВЛКСМ, режиссура.)

3. 1-я многосерийка — «Вызываем огонь на себя». Терех.

4. 1-я многосерийная комедия — «Большая перемена».

5. 1-й марафон — «Хождение по мукам». Поп-расстрига.

6. «Пикквикский клуб».

7. «Эгмонт».

8. «Душечка» — Кукин.

9. Врач — «Мнимый больной».

10. «Нос» (Гоголь). Иван Яковлевич, Ковалев, нос, возница.

11. Настройщик — «Жил-был настройщик».

12. Отец Федор - «12 стульев».

13. Скупщик — «Дни хирурга Мишкина».

14. «Том Сойер» — Мэф Поттер.

15. «Куда исчез Фоменко?» — Манечкин.

16. «Спор-клуб» — ведущий.

17. На ТВ вел кинопанораму, участие в детских передачах, «Вокруг смеха».

18. Кот Базилио — «Приключения Буратино».

19. «Ехали в трамвае».

20. Логопед — «По семейным обстоятельствам».

06-07.11.84 г. «Стрела»

В Ленинграде был в редакции, взял статью в «Вечернем Ленинграде» — по сочинениям семиклассников и статью в «Ленинградском рабочем» — очень хорошую, может быть, даже лучшую в каком-то отношении. Звонил Витолю — 2100 сеансов — 1 млн 233 тыс. зрителей (билетов).

Ну что ж, пора заняться далее

Хорошо бы до выезда в Сочи решить, что я ставлю, тогда работа в Сочи имела бы направление. Надо, может быть, в Сочи подготовить что-то для печати в «Юности», «Науке и жизни» и ленинградских газетах (и «Ленинградская вечерка», и «Ленинградский рабочий» попросили статьи).

09.11.84 г.

Позвонил Артур Петровский. Дочка Даля Орлова в школе говорила, что ей фильм не понравился, потому что этого не может быть, а во-вторых, потому, что сейчас по папиному сценарию снимается фильм о жестокости девятиклассников, а «Чучело» помешает папиному фильму.

И рецензия в «Советском экране», и ТВ, которое не пускает материалы о «Чучеле», и правка статьи в «Комсомолке» имеют общую связь.

Надо бы узнать, какая была рецензия первоначально. Потом встретиться с Селезневым, узнать, кто влиял. Нет ли орловского влияния. А потом поговорить с Мишиным, Ермашом, Камшаловым и выше.

(Какая все это гадость.)

Сегодня в «Очевидном-невероятном» целый сюжет о необходимости этической корректуры науки. Во Франции, оказывается, уже 25 лет существует институт жизни, который этим занимается. Из выступления в передаче его директора ясно, что сама наука не обвиняется. Дело формулируется так: наука идет навстречу человеку и человек должен идти навстречу к ней. Вся идея института — спасение жизни. (Жизнь — красота вселенной... но жизнь — борьба.) Снова и речи нет о духовном критерии и позиции, которая может создать некую дисциплину и направленность идеи спасения.

Если не понять, что наука — уже саморазвивающаяся структура, которая создала свою организацию, устройство, развитие и т.д., которая имеет уже свои тенденции, нельзя понять ее новых отношений с духовностью.

Наука — познание мира. Что же, познание вредно? Вовсе нет, познание всегда полезно. Но вопросы задает человек, наука дает лишь ответы. В той части, где наука имеет практическое применение, лежит ее опасность. Ввиду неясности целей тут все может быть спутано. У знания есть каждый раз оборотная сторона.

(Нет, тут сложнее, не могу сформулировать, и не только в словах дело — мысль еще не созрела.)

10.11.84 г.

«Советская культура» выступила и во второй раз — напечатала учителей: «Это сгущено». Барабаш борется с картиной. Интересно — сам или чья-то интрига? Подонок Капралов — трусит и еще больше теперь струсит! Вот суки-то!

Предпринимать или не замечать? Что там такое Барабаш? И он ли?

А что если попросить «Культуру» выступить в газете? А что если послать Барабашу справку?

А может нас…ть? Огорчает ли меня это? Вовсе нет. Они делают на «Чучеле» свой маленький политический бизнес.

Да, но ведь они поддерживают самую темную, самую гнусную, самую непонимающую часть зрителя. Это же безмозгло! Это не политика, а обывательщина! Это им зачем? Я понимаю, что Барабаш, как профессиональный человек в «ефтом» деле, решил найти позицию этой газете, которая потеряла все, что было и чего не было. Выбрал позицию «поправей» — оно всегда лучше. Но тут уже упрямство! Тут уже амбиция. Не солидно эдак-то солидной газете.

Ю. Богомолову

Мой критик, не томись, не мучайся умом,

Не демонстрируй и уменья,

Совсем не обязательно критическое "mot",

Скоморох в «Андрее Рублеве» А.Тарковского. Ролан Быков сам сочинил песню, которую поет его герой

Скоморохи шли ватагою!

Баловались пивом, брагою!

У боярина боярыня лакома!

Отвернет на сторону, да не всякому!

А боярыня свою прыть –

Цыть!

Вы, скоморохи, все воры да пьяницы!

Вас секут от пятницы до пятницы!

Козлы да бродяги,

Подохнете в браге...

Скоро вас всех будут на кол сажать!

Хоп! А они его цоп!

Фильм «Комиссар» (режиссер А. Аскольдов) пролежал «на полке» двадцать лет, с 1967 года. Роль Ефима Магазаника была у Ролана Быкова одной из самых любимых

«Когда приходит новая власть, она говорит, что все будет хорошо, потом оказывается, что во всем виноваты евреи...»

«В этом городе никогда не будут ходить трамваи...»

Жена Магазаника - Р. Недашковская, комиссар - Н. Мордюкова

Дорога в гетто

В фильме «Служили два товарища» (режиссер Е. Карелов) Ролан Быков встретился с Олегом Янковским

«Служили два товарища, ага,

Служили два товарища в однем и тем полке...»

«Вот пуля пролетела, и ага,

Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал...»

Одна из самых трагических ролей Ролана Быкова в политическом детективе «Мертвый сезон» (режиссер С. Кулиш)

Донатас Банионис сыграл роль советского разведчика-резидента

Савушкин вступил в рискованную игру... Секретарша - Анда Зайце

Иван Савушкин - актер, бывший узник лагеря смерти. Только он может опознать преступника-нациста

Фильм «Проверка на дорогах» («Операция "С Новым годом"») А. Германа закончен в 1971 году. Премьера состоялась через пятнадцать лет

Рабочий момент съемок. В центре - Алексей Герман

Командир партизанского отряда Иван Локотков

Владимир Заманский сыграл роль раскаявшегося полицая. «Завтра, Лазарев, в Карнаухово поедешь. И погибнуть нельзя, и без вести пропасть тоже нельзя...»

Разведчик - Олег Борисов

«Приключения Буратино» (режиссер Л. Нечаев). Кот Базилио - Ролан Быков, Лиса Алиса - Елена Санаева

Русский Карлсон - так называл Ролан Быков своего Шишка, домового из фильма «Деревня Утка»

В лирической комедии о первых

русских авиаторах «Пока безумствует мечта» (режиссер Ю. Горковенко, сценарий В. Аксенова)

«Из жизни отдыхающих» (режиссер Н. Губенко).

Массовик-затейник Лисюткин сотоварищи. Слева - А. Солоницын, справа - Г. Бурков

Старший инспектор Филдс в детективе «Соучастие в убийстве» (режиссеры В. Краснопольский и В. Усков)

Гоголевская тема всю жизнь сопровождала Ролана Быкова. В телефильме по повести «Нос» и сценарий, и постановка, и сам Нос, и майор Ковалев - всё Быков

«Чучело» - история современных «Ромео и Джульетты», где Ромео - предатель.

Лена Бессольцева - Кристина Орбакайте, Митя - Дмитрий Егоров

Дирижер военного оркестра - Ролан Быков

Учительница Маргарита Ивановна - Елена Санаева

«Чучело, предатель!»

Коль зренья нет, не надо точки зренья! Ты про утят и Золушек забудь, Не высосешь теории из пальца Служа искусству, служащим не будь, А делать нечего, возьми на вечер пяльцы.

11.11.84 г.

Споры о картине, к сожалению, на сегодня не представляют разных точек зрения. У многих и для многих идет период осмысления. Представьте себе, что картину посмотрела сама Александра Васильевна, та самая, что встречает ребят в дверях школы в картине. Так вот, представим себе, что «Советская культура» (а это совсем не трудно себе представить) обратилась именно к ней, как к учительской общественности. Я думаю, что именно это и происходит. Суть дела не только в том, что происходит с нашими детьми, а еще и в том, что мы привыкли этого не замечать. Когда в одной из школ в девочку воткнули более тридцати булавок (не в ее чучело, а в нее) с записками, что бы сделали они с ней, будь их воля, и надели ей на голову помойное ведро, то родители, все до единого, своих детей выгораживали. При этом родители были искренни, когда толковали о том, что их дитя на это не способно. Этот отвратительный спектакль разыгрывается сегодня вокруг «Чучела». «Наши ли это дети?» А если, наши, то... «сгущено», «ни одного светлого пятна» и т.д.

И не совершают дети ничего экстраординарного (не убивают, не насилуют, не курят, не пьют и т.д.), и сами по себе каждый в отдельности не несет в себе ничего отрицательного (все по-своему хороши), и некоторые зрители (в письмах) школьного возраста завидуют классу в том, что он дружен, что он хоть вместе (одна даже написала, что такой класс мог бы быть образцом для всех классов, а то слишком одиноко), и школа прилизанная во всем, что касается духовности... Но зрения нет, а точка зрения есть, тут ничего не поделаешь — срабатывает клише восприятия. Мы не видим того, что происходит в жизни, — привыкли. Мы не видим того, что происходит на экране, — привыкли к другому.

Можно понять С. Соловьева — у него другое кино. У него слово гуманно как-то срифмовалось со словом туманно.

От успеха его несколько раздуло, и он уже всерьез с трибуны толкует о том, что снимает эталонные фильмы. Но он не глуп и талантлив, он хорошо проявил себя, когда успеха не было, ему еще предстоит обрести силы, чтобы сразиться с успехом, его призрачностью и опасностью. Но я могу понять его: у нас наши героини остриглись, а картины разные. У него положение сложней. Стриженая героиня у С. Соловьева — девочка «странная».

15.11.84 г.

Суета продолжается. Можно сказать, что год потрачен на борьбу за фильм, за его понимание, за зрителя и прессу. Конечно, все это для меня не бесполезно. Это все же деятельность, и, как всякая деятельность, она дала новый материал, новые знания, которые требуют осмысления. Восприятие зрителя совсем не однозначно и вовсе не такая ясная вещь, как мне представлялось, когда я думал о «Чучеле».

Среди взрослых: 1. От полного отрицания (тупого) до полного (часто глубочайшего) понимания и восторга (притом в обоих случаях есть и неглубокое, даже неверное понимание смысла и содержания). 2. Среди детей: отрицания нет, но: а) есть восторг и понимание, как у взрослых; б) есть неприятие героини — дура; в) есть даже тоска по такому классу (они же дружат!); г) есть некоторое безразличие и непонимание.

В большинстве, в подавляющем количестве — приятие фильма, одобрение и восторг. Смотрят по одному, два, три и даже восемь раз (из письма).

Письма читать — одно наслаждение. Письма интересны и содержательны, даже ругательные, по ним многое видно.

Действительно, интересен совет Аверина из МГК ВЛКСМ: написать книгу о «Чучеле» и зрителях. Хорошо бы, чтобы вместо стихов это было бы первым, что напечатала «Юность».

Разговор дома у Петровского:

Дюма (о времени мушкетеров): «Было мало свободы, но была независимость».

Слово «независимость» какое-то политическое, западноевропейское. У русского языка есть слово «воля». В Новгородской республике тоже было мало свободы (власть была столь многочисленна и перепутана, что черт ногу сломит разобраться), но была Воля!

Самое интересное, что Воля — это и свобода (включая свободу духа и беспечность самой свободы) и Воля же — это усилие личности, способность личности направлять свое поведение и диктовать его другим.

16.11.84 г.

Сегодня финал съемок (даст Бог!) у Суриковой: надо ей позвонить и предупредить ее, что «до» 17.00, может быть, она снимет без перерыва? В честь моего 55-летия (а на самом — план). В «России» на моей ретроспективе идет сегодня «Айболит-66». (Ретроспективы — в «Повторном», «Метрополе», «России». А 18-го в «России» пойдет «Телеграмма». Будет в «Повторном» — «Шинель» и всякие мои фильмы.)

22.11.84 г.

17.11 был в Костроме — 5 выступлений в один день. С 19 по 21-е в Кишиневе (10 выступлений и одно шефское). В 15.00 сели в машину, ехали в тумане и, приехав, сразу на сцену — еще 3 выступления. 22-го — еще 4 выступления и 23-го — самолетом домой. 24-го справили маме 80-летие и вечером в «Стрелу». 25 и 26-го должно быть 5 выступлений.

Какой-то перебор. И заработок грошовый. Я в странном состоянии. Пора отдыхать, а на отдых смотрю как-то рассеянно, понятия не имею, что буду делать. Если получится работать, было бы неплохо, но все время хочу спать. Истерически хочу спать.

В Кишиневе прочел в списке прозу В. Высоцкого «Дельфины и психи» («Жизнь без сна»). По общему мнению, произведение для него слабое. По отдельным находкам вполне интересно.

Если это не его проза, было бы как-то приятней. И есть ли другая? Видел сборник на ксероксе, изданный в Штатах. Вступительная статья тенденциозна. Грустно. Разве дело только в том, как ему было трудно? Почему ничего, кроме этого, их не интересует? Это же крупнейшее явление в культуре — именно это главное. Вели бы свою пропагандочку без Высоцкого, могли бы и обойтись, хватает корейского самолета, или что там еще? Грустно.

26.11.84 г.

24-го праздновали мамино 80-летие. Стол был прекрасный. Мама полустихами импровизировала тост. Из Ленинграда приехал Арнольд. Гера настоял на своем, и были только близкие. Вечером мы выехали в Ленинград.

25-го было 3 концерта.

Концерты — обрыдли. Едва держусь. Проходят с успехом. Лена выступает тоже. Читает письма.

Теперь я снова успокоен, Теперь я снова сам собой, Теперь я снова бард и воин И старость я зову на бой! Пусть я погибну, может статься, Пусть буду даже пошло глуп, Неужто лучше завоняться, Как на плите вчерашний суп.

28.11.84 г.

Начался Пленум детского кино. Караганов открыл его, спутав (вроде оговорился) «Розыгрыш» Асановой (его стали поправлять), «Чучело» Асановой (снова реплики из зала), «Пацаны» и т.д. А Грамматиков заявил о «показе негативных явлений, которые становятся самоцелью, что порождается нечеткой идейной позицией авторов». Чулюкин потом довершил картину. Кузнецова, назвав «Пацаны» и «Чучело» лучшими картинами, в конце вышла на попытку противопоставления «Пацанов» и «Чучела». Было сказано, что в «Пацанах» жаль героев (уголовников) в финале, а в «Чучеле» и до финала их не жаль. И вскользь было сказано о чем-то неверном идейно. (Это выступление от имени Госкино СССР.) Кузнецова «монтажно» заговорила о том, во что играют дети, — и была ласкова к картине В. Грамматикова «Руки вверх». Чулюкин довершил картину «четких идейных позиций». Он сказал, что надо воспитывать мускулы для борьбы (ну это и понятно, он, кроме того, что неожиданно стал лидером (мастером) детского кино, еще и председателем конкурса спортивных фильмов — неудивительно, потому что он снял «Королевскую регату»).

Хорошо бы верно оценить, что происходит. Ибо когда принимали фильм «Чучело», в объединении было сказано: «Давайте примем фильм. Картина учит порядочности и тому, чтобы совершать поступки. Давайте будем порядочными и совершать поступки — давайте примем картину». Картину приняли. Она учила мужеству сразу. Моя героиня учила мужеству и меня. Она учит мужеству зрителя.

В обзорном выступлении молодого Толстых, психолога и философа, тоже разделялись две позиции: позиция примитивная, антипедагогическая, где ребенок изображен простейшим механизмом типа прямой ременной связи: увидит ребенок хорошее — станет хорошим, увидит плохое — станет плохим. (Я не видел «Лидера», но противопоставление таково: фильм жизненной правдой воспитать не может, он может воспитать утешительной ложью.)

Более четко говорится о том, что воспитывать надо положительными героями. Но что есть положительный герой? Что есть положительный пример? Кого мы должны воспитывать?

Кого воспитывает «Руки вверх!» В. Грамматикова: Лену Бессольцеву или Железную Кнопку? Или Лохматого, который говорит: «Что главное в человеке?» — и Рыжий ему отвечает: «Сила!».

Итак: путаница. Что есть сегодня положительный герой — культ грубой силы или его противопоставление силе души? Эта путаница выдается за четкость идейной позиции, при этом четкая идейная позиция авторов выдается за нечеткую. Путаница, начатая Карагановым, продолжалась и пошла вглубь. Но мы разобрались, кто что снял, с помощью зала, и кто кого собирается куда воспитывать, думаю, разберемся тоже.

Я в гуще событий. Происходят сдвиги. Проводится реформа. Поднялись люди. Родители. Педагоги. Они ведут работу вокруг «Чучела». Комсомол. Кинофикация. И все это активно, страстно до слез, до спора, до пафоса.

У нас — провинция. Запустение. Пустой зал. Случайное появление высоких особ. Правительственная недосягаемость по неважному вопросу. Но не оттого ли, что воспитание — это вопрос острый и сегодняшний? Не оттого ли, что это вопрос полемики? Не уход ли это от ответственности?

Постановление ЦК партии не выполняется, и никуда от этой ответственности не уйти.

(Говорил все не так, возмутил Караганов. Он делал вступительное слово — с высот Секретариата приветствовал Пленум, так сказать, оказывал честь. Потом, кокетничая, сказал, что он в детском кино не понимает и что Володя Грамматиков понимает в 15 раз больше него. Вы ставьте вопросы, а мы будем их смело ставить перед Госкино. Вот б..! Что такое? Уже нет секретарей Союза, это уже Правительство СК СССР! Он был столь правительственно недосягаем, что можно было подумать, будто работа в Секретариате Союза тоже секретна. Он как бы отвлекся от... (чего?) и спустился до детского кино. Глупый фарс и более ничего. Куда «ничевокам» 20-х годов -вот новые «ничевоки».) Говорил, едва сдерживал волнение. Врезал Караганову (жаль, его не было), врезал Чулюкину и Грамматикову. Зачем? А вот без всякой цели, ибо у этого сборища нет цели, но там сидели люди из разных республик. Пусть хоть знают, что не все кончено!

Выступление, как всегда, всем понравилось. Интересно, что отразится в стенограмме. Думаю то, что я говорил, записать было нельзя. Жаль, что уехал и теперь не поправлю стенограммы.

Вообще, если быть принципиальным до конца, надо предложить людям, действительно имеющим отношение к кинематографу и к детскому кинематографу в частности, либо решать, зачем эта нужна комиссия по детскому кино и что она делает, либо уйти из нее.

Союз стал департаментом Госкино — и это только раздутые штаты комитета, а вовсе не Союз.

Меня выбрали в бюро режиссеров (надо полагать, что это большая честь!). Председатель бюро — Г. Панфилов. Может быть, тут-то можно сделать? Или тоже, наверно, ничего нельзя. Нечего терять время. Надо работать!

07.12.84 г.

Начал новую (красную) тетрадь, а эту еще не закончил. Ай-яй-яй!

Не годится! Не годится! А когда разобрались,

Оставлять страницы! Копии исчезли!

Так ведь могут завестись

Синие синицы! Списков нету, копий нету,

Они ищут по страницам Всяких мух и блошек, Они любят небылицы И не любят кошек!

И пошла работа! Отвечать теперь за это Крысам неохота.

Кошки тоже их не любят Жалуются совам, А они синичек губят Способом не новым.

Они жалуются совам, Те бегут к собакам, Ну а те идут к коровам, А коровы к ракам.

Совы сразу, как узнают, Сообщают крысам, Крысы сразу прибегают, Составляют список.

Снова списки составляют, Копии снимают, А куда их отправляют, Вновь никто не знает!

Только лишь его составят, Копии снимают, А куда потом отправят, Даже крот не знает.

Все бегут за круглый стол, Открывают пренья, Составляют протокол, Выражают мненья.

Все потом тот список ищут, Крот аж землю роет, Волки по дорогам рыщут, Волки волком воют.

Протокол идет по кругу, В каждом взгляде вызов, Ставят все на нем с испугу Подписи и визы!

Все от страха поднялись На стену полезли,

Все в работе на износ, Не хватает суток, Все целуются взасос И звонят кому-то.

И откуда-то звонят! Кто-то с кем-то, как-то... Ну оттуда говорят: «Требуются факты!»

Фактов не было и нет, Есть одни ответы, Все кричат: «Гасите свет!» И давайте счеты!»

Все считают в темноте, Все работе рады, Все на должной высоте, И у всех оклады! Остается навести Кой-какие справки, Кое-что чуть-чуть сместить, И внести поправки.

Все кипит и бьет ключом, Цифры все подбиты, А синицы не при чем, И давно забыты.

А синицы уж давно В синьку превратились Только это все равно, Все в разгул пустились.

Пригласили поросят Заказали мошек, Крысы делают крысят, И целуют кошек!

Принимают подношенья Все кроты и раки, Выясняют отношенья Волки и собаки.

А коровы напились, Молоко разлили, Поросята завелись, И крота избили!

Совы тихо, под шумок Получили ордер, Кот был спрятан под замок, Волку дали орден.

Я в конце-концов ушел Все это без толку Только тихо подошел И поздравил волка. Я сегодня что-то плох, Больше так не буду. Только жалко — кот издох, И его забудут.

06.04.85 г.

Есть некий ужас в лингвистическом родстве слова «передача» (телевизионная) с передачей (в больницах) или с передачей (в тюрьмах). А есть еще передача в пионерский лагерь. Массовая культура и ее механизм делают человека больным и затворником.

22.10.85 г.

Та тетрадь кончилась — новой нет. Только сейчас понял, что произошло с Олегом Целковым во Франции. После своих клоунских лиц, не имеющих признаков ни национальных, ни сугубо временных, во Франции у Олега прорезалась русская тема. Хотелось бы думать, что это «тоска по Родине», но думаю, что все иначе: он там русский художник — это спрос, и Целков вынужден «оказаться русским». Его фигуры, бабы, солдаты — это живые герои платоновского «Котлована». Удивительность Олега в том, что и тут, резко сменив тему, форму, он остался собой, это все равно Олег Целков с его открытием цвета, снова локального, снова неожиданного и снова праздничного, но уже особо — тона вроде бы приглушенные — это уже не его «Бабы» — красная и зеленая — но сама приглушенность, моно-хромность все равно цветовой удар. И глаза перекочевали из клоунских масок — они кажутся отверстиями в картинах...

Снимаюсь как сумасшедший. После «Чучела»:

1. Марио (певец из Италии) — «Герой ее романа» («Мосфильм», Ю. Горковенко).

2. Режиссер театра — «Искренне Ваш...» («Мосфильм», А. Сурикова).

3. Семен Лукич — «Эй, на линкоре!» («Ленфильм», С. Снеж-кин).

4. Адвокат — «Суд да дело» («Ленфильм», И. Хейфиц).

5. Д'Аннунцио — «Народный комиссар» («Мосфильм», А. Зархи).

6. Милиционер — «Чегемский детектив» («Мосфильм», Светлов).

7. Человек за рулем — «Этика водителя» («Ленфильм», документальный фильм, Гена).

8. Критик — «Начни сначала» («Мосфильм», А. Стефанович).

9. Филдс — «Соучастие в убийстве» («Мосфильм», Усков-Краснопольский).

10. Ларсен — «На исходе ночи» («Ленфильм», К. Лопушан-ский).

11. Выходит «Операция "С Новым годом"» («Проверка на дорогах»), Локотков («Ленфильм», А. Герман).

(В трех ролях еще сниматься, в пяти — озвучивать.)

12. Дрессировщик — «Реквием по филею» («Мосфильм», Е. Цымбал).

И, может быть, придется сыграть у Бортко. (Хотя не надо бы.)

Пора кончать свой актерский сезон и начинать писать и готовиться к новой работе, а то так вся жизнь уйдет на всяких Цымбалов и Лопушанских, на Хейфицев и Зархи!!!