1 декабря 1981 года в Дневнике Быкова появляется запись: «Хочу ставить "Чучело" Железникова».
Книга Владимира Железникова, известного детского писателя, по которой поставлен фильм, возникла в жизни Быкова в нужное время и в нужном месте.
В нашей новой квартире шел ремонт, и мы жили в моей маленькой. Над нами жил режиссер Савва Кулиш, добрый товарищ со времен совместной с Быковым работы над фильмом «Мертвый сезон». Мы тесно общались, часто сиживая на его крохотной кухне. Ролан был в поиске материала для новой картины. После семи лет вынужденного простоя ему трудно было найти то, что грело душу. Премия за лучшую режиссуру фильма «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», полученная на Всесоюзном фестивале в Кишиневе, руководство Госкино СССР ни в чем не убеждала. «Выкрутасы», - назвал картину зампред Госкино.
Однажды к нам зашел Савва и принес книгу: «Прочтите, ребята, кажется, это то, что вам нужно». Повесть была написана его родственником, мы «напряглись». Я начала читать первая, потом в туалете читал мой сын, потому что уже было поздно, а он не хотел расставаться с книгой. Обрыдавшись над историей Лены Бессольцевой, я сказала Ролану: «По-моему, это то, что ты ищешь». В пять часов утра свет еще горел. Книжка полетела в потолок. «Что, будешь ставить?» - спросила я. «А куда денешься», - ответил Ролан. Окончательно проснувшись от этого ответа, я поняла, что уже не будет силы, которая сможет его остановить в желании снимать фильм «Чучело». Но пока шла работа по разным направлениям: «Доходное место», «Душа», «Куда исчез Фоменко?»...
08.05.81 г.
Итак — роль у Стефановича. Вся история кажется мне гнилой. София Ротару - реванш Саши перед Пугачевой, социалистический вариант мелодрамы, где в финале не гибель, а надежда — черт знает что! Но в самой роли есть большие возможности волнующих меня тем: взаимоотношения людей из стада с талантом, с личностью, потом сегодняшнее понятие «большой дружбы», которая на деле — приятельство, не более, а предательство уже даже не предательство, а само собою разумеющаяся последовательность. Автоматизм сегодняшнего предательства, автоматизм во взаимоотношениях, принявший вид естества и реальности, как бы разоблачающий идеализм.
Если они перепишут роль так, как мне хотелось бы, чтобы в каждой сцене был анекдот, и все — и серьезное, и проходное -говорилось бы со сквозной, тотальной, самодовлеющей, все разъедающей иронией, было бы дело. Ведь в результате всей системы отношений открылось бы не просто равнодушие, а победа над талантом!
И талант гибнет, а друг первым забивает крышку гроба, в котором еще живой человек. Все гнусное должно быть одето во все идеальное. Когда он в конце добивает ее своей изменой — это у него откровенность, он не может лгать!
Альберт Леонидович дружит безответственно и беспринципно: он льстит (хорошее слово и кошке приятно), он врет (зачем обострять, кому нужна правда: «Обмани меня, но улыбнись мне»), он использует чужой труд (тут самая широкая возможность демагогии в области нравственности), он заставляет личность впадать в суету и талдычит: «Служенье муз не терпит суеты», а сам рвач и в этом случае твердит о том, что он земной человек, спекулирует на любви героини к высокому — и в этом его власть над ней.
— Ты — гений! — твердит он. — Я — бездарность!
А в конце она для него уже его ученица!
Это не администратор, то есть не профессия меня интересует, — он паразит, вошь, клоп на теле таланта, на голой душе личности.
Он думает только о своей выгоде и твердит, что о своей выгоде не думает. Он наглый лгун и твердит, что никогда не обманывает; он наглец и заверяет, что это чисто внешне; он ничего не понимает и притворяется знатоком.
Он дешевый, точнее, уцененный временем Сальери.
И еще хорошо бы ему быть откровенным, хорошо бы любить раздеваться, говорить о себе грязные правдивые веши, практически требуя откровения, провоцируя... благородство.
Роль у Мары Микаэлян в «Доходном месте». Вот уж загадка! Вышневский у Островского очень функционален. Он обслуживает Жадова и всю конструкцию мысли. Выбор меня на эту роль — превращение великой пьесы в плохую оперетку? Это власть! Это респектабельность! Это убежденность! С этим борется Жадов. А все начинается с приставания к жене по молодому делу. Зачем?
Предположение первое: его любовь и страсть превратились в ненависть, в уничтожение своей жертвы, в издевательство, в садизм.
Он жулик (как оказывается)... и она это знает. Очень может быть, что ее слова «неправда, вы и раньше...» — она просто не договорила, но он дал ей пощечину и потом валялся в ногах, умоляя о близости.
Он ее целует, она бесчувственна! Он открылся в любви, как последний хам. И мы видим, что он может убить!
В песнях он «философствует!».
Он умирает не побежденный, а наоборот: сдохну — и все «шито-крыто!».
«Не взять его живым правосудию!» Он действительно реалист, но философ низкого, поборник грязного, рыцарь подлости и гений негодяйства.
В признаниях в любви, как это выстроено в сценарии, должно быть движение в сторону сбрасывания маски и открытия в нем сущности.
А другое решение — бытовое: он искренне любит и искренне не верит в «жадовщину». Он ничтожен и мелок — оттого и генерал (но это почему-то скучно, и думать об этом скучно, и мысль о роли сразу клюет носом и засыпает).
Но введение куплетов все меняет. Генерал, поющий куплеты, — уже фигура несерьезная. Нечего Маре апеллировать к Островскому. Хотя в масштабе это касается всего действия.
(Очень неприятно работать с Г. Гладковым — он уже ощущает себя вполне автором вместо Островского — так и кажется, что он хотел бы сказать: фильм должен сниматься к музыке, а не наоборот.)
Роль в Одессе — очень нравится. Это Твен! Это «Том Сойер». Скромный человек, мечтавший о своем достоинстве, когда его оклеветали и назвали убийцей, — сам поверил в свое убийство и ... что-то в его жизни сбылось!
Твена надо попробовать играть по-феллиниевски. Фигура должна быть особенная, гротескная. Только тогда она станет кинематографически живой. Как хотелось бы приклеить огромный нос. Это американец эпохи подъема. Он верит в себя и в свое супердостоинство, как и в то, что может стать президентом, если захочет. Он бесконечно наивен и при этом серьезен, вернее, потому так и серьезен.
08.05.81 г.
Вот оно, возмездие за беспринципность, — прислали из Риги сценарий. «Гарен» — главная положительная роль. И хорошая, и сердечная, и съемки приятные, и прибалты интеллигентные — как говорится, ешь — не хочу! А тут уже три роли, две поездки, выпускать Мишу и Любу, лекции на курсах.
Сценарий, может быть, и скучноватый: мало событий, написан микромир, где сын и отец.
09.05.81 г.
Итак, Вышневский! (К встрече с М. Микаэлян.)
Первая сцена: Начало роли «великого» чиновника — унижение в семье. Его не любят. Он купил жену, но не купил любовь. Далее: у него просят место. Далее — он побеждает Жадова и -терпит крах!
То, что сажают (хотят судить), — для этого мира не есть поражение. — Это — «не повезло». Позиция хапуг побеждает несмотря на это.
Конечно, у Островского такое начало роли — открытие, ибо при его чине унижение перед женой в те времена было ясным и не однозначным, ее правота — сомнительна.
У нас это водевильно и поэтому неинтересно. После этого разыгрывать большого чиновника очень сложно, и разоблачать нечего.
Тут у Островского пролог к правоте Жадова. (Позиция Жадова очень уж была сомнительна!) А нам что делать? Портрет очень бы помог. Сплошные вопросы и никаких пока ответов.
1. В чем смысл построения роли? Точнее, в чем радость мысли? (Просто смысл наскрести всегда можно, но важна не убогость смысла, а его радость!)
2. Вышневский сильно деформирован куплетами. Надо разобраться, как и в какую сторону? Кто он в этой системе образов? Желанное и невозможное для Юсова? Мечта Белогубова? Это апологет позиции, это столп общества. Он гибнет, но позиция его побеждает, так? Или нет? Или... это серия этюдов на мнимое величие? Или... это комичность и ничтожность фигуры кажущегося столпа? Что это?
3. Любит ли он жену? Он хочет ее любви! Он ее хочет. Он воюет за нее. Покупает ее. Почему-то все время кажется, что он ненавидит ее почти так, как Жадова (это выясняется во второй сцене). Или все-таки любит?
4. Он прав или нет? А может быть, в чем-то глубоко прав?
5. Тут во всем вопрос жанра. По жанру это фигура комедии. Но это — великий мира сего! Его должны играть, он — сила, и это яснее всего в страхе перед ним собственной жены. Она — героиня. Зоя Космодемьянская. Ее сила — это слабость, но и непреклонная холодность. Она и руки наложить на себя может.
К портрету борзые собаки (хотя их держали в поместьях).
Спальня ее с попугаями и пальмами. Могут прислуживать негры — арапы.
Сборы в постель к жене! (Возраст!) Надо выпить рюмку, подышать и т.д.
09.05.81 г. Вечер
Обо всем договорились с Марой. Хочется сделать, чтобы вылез из него Белогубов и Юсов — плебс и хам (во второй сцене)... Поглядим. Замысел предложил Маре я такой:
Генерал Вышневский был ничтожеством, шутом, но... в том-то и дело, что ничтожества и шуты в мире «доходных мест» — великие люди. Это великий человек. Ничтожество оказывается сильнее и умнее, чем думалось...
Что ж, вполне интересно, если прочитается, а прочитается, если сыграю финал.
02.06.81 г.
Вчера закончил роль в «Доходном месте». (Будет пересъемка.)
06.06.81 г.
Еду в Ленинград. Вчера отснялся в большой сцене в «Душе», не знаю — пока очень нравится. И Ротару нравится, и Боярскому. Очень важно, наверно, поговорить со Стефановичем. Волнуюсь — не вызывают на «Тома Сойера». Предложили две хорошие роли. Гаузнер в чудном сценарии «Куда исчез Фоменко?» и в чуднбм «Предчувствие любви». Сюр? Абсурд? Как будет смотреть зритель? Но сыграть хочется и там и там. (И там и там роли для Леночки.)
Мара Микаэлян хвалит. Но это почему-то ни в чем не убеждает. Как там мой генерал?
Очень много суеты, очень много хлопочу за всех, занимаюсь почему-то с дочерью Куравлева и т.д.
И странное внутри меня смятение.
13.06.81 г. Суббота
Закончил цикл сцен у Стефановича. Очень интересно посмотреть, что получилось. Любопытно, что у Мары Микаэлян? Что с Томом Сойером?
15.06.81 г. Понедельник
Хотелось бы попробовать написать песню для «Души» Стефановича. Если это будет точно и будет понятно, что актриса выходит на новое, то роль будет уже измеряться общественным явлением.
У песни должны быть два исполнителя: Они и Она, новое и вечное, молодежь и Мастер. Жизнь — это гибель, рождение и смерть; не родиться, чтобы умереть, а умереть, чтобы возродиться. Это оптимистическая и трагическая песня, это цветаевская песня. Тут и сила, и слабость (женская). А потом в финальном роке — единство их и ее. Боевое единство, ибо единство — это борьба, а не благое пожелание. Нужна крылатость, сердечность, очень лично, просто и ясно.
Тем сколько угодно. 1. «Полжизни за такую жизнь и отдает поэт полжизни»! 2. Я все отдам за миг победы! 3. Нет! Я не буду петь, а буду спорить (сегодня я не буду петь, я буду спорить, я буду плакать, говорить, кричать... и там, где я спою о смерти, сегодня я действительно умру!).
Может быть, предложить Цветаеву: «А сколько их упало в эту бездну, разверстую в дали, настанет день и я исчезну с поверхности земли...»
О чувстве меры говорят почему-то тогда, когда чего-то много. И получается, что чувство меры — это поменьше. Чувство меры — это именно чувство соразмерности, это и больше и меньше, как необходимо.
16.06.81 г.
Написал записку в ЦК о детском кино, отдал Львовскому, он Грамматикову (!), тот Хмелику. Хмелик составил 9 пунктов (ха!) и не написал, что детское кино скатилось вниз. Тогда о чем разговор?
Предательство! Так предал актеров на съезде кинематографистов Караганов — умело и по обоюдной дружбе: с актерами и Госкино СССР.
Так продали детское кино.
Они не верят ни во что. Им это все кажется уже неодолимым. Оно, конечно, не так уж это одолимо, но много можно сделать, если захотеть. Хотя и трудно. Очень, наверно, трудно. Но ведь надо.
У меня растет убеждение, что все это надо игнорировать! Надо играть и ставить. Ставить и играть. И боле ничего. Третье -писать. И более вообще ничем не заниматься.
21.06.81 г. Воскресенье
«Так как сфера нравственности есть по преимуществу сфера практическая, а практическая сфера образуется преимущественно из взаимных отношений людей друг к другу, то здесь-то, в этих отношениях, и больше нигде, должно искать пример нравственного и безнравственного человека, а не в том, как человек рассуждает о нравственности или какой системы, какого учения и какой категории нравственности держится» (В.Белинский).
Очень хороший поворот. Мысль очень интересна и в обратном построении: независимо от той системы или какого учения и категории нравственности или безнравственности надо искать во взаимоотношениях людей друг к другу, ибо тут образуется практическая сфера, а сфера нравственности — это не теория, а практика. (Или: ибо сфера нравственности — это практика.)
Переписал записку о детском кино, в ней 13 страниц, а смысл так и не выражен, много непонятных фраз. Как я собираюсь писать, когда не могу написать официальной записки!
Надо составить план двух «Спор-клубов»: дискотека (Полунин + «Машина времени») и о комсомольской работе.
Кстати, на передаче надо поговорить о дискотеке. Танец бытовой или сценический несет в себе искусство. Только танцы -искусство для себя. Это более искусство в массы. Если подсчитать танцующих — это многомиллионные массы. Не надо принижать танцплощадку, «танцульки» (место встреч). А народные хороводы? Отчего они были массовые? Да уединяться было нельзя — вот отчего. Бредово излагаю.
Танец всегда нес в себе искусство. Это способ молчания. Многозначительность в системе отношений. Танец — намек отношений. В танце — пластический идеал, более интимное знакомство. Но сегодня искусство сопровождается подделкой. Танцуют часто так, что зритель уходит из кино, плюется, говорит «халтура».
(Еще больший бред. Что со мной?!)
25.06.81 г. Четверг
Там на репетиции надо точно выяснить, что писать?
1. О комсомольской работе: тема липовая, неприятная, заранее лживая. Но мы говорим с комсомольскими работниками — пусть это все будет их липой.
Этот профессор из Ленинграда будет спрашивать, есть ли формализм в комсомольской работе?
Учителя обрисуют «обыкновенную историю» пылких идеалистов, приехавших в сельскую школу.
В чем моя позиция? Я что, приведу им в пример мое комсомольское время? Фи-фи-фи!
Тут вся проблема!
(Хоть бы пару идей, с которыми я выхожу, а то ни одной!)
Я в пьесах М. Шатрова играл зам. секретаря. А потом Игоря — «Что для меня комсомол? 20 копеек!» — аплодисменты в зрительном зале. Интонация аплодисментов (а бывает и интонация) — негодование по этому поводу.
(Ну и что?)
Карьерист и комсомол? (Липа! Не в этом дело!).
Быть комсомольцем — это само собой разумеется.
Боже! Тут не растет! Тут мы все заранее бездарны!
2. Дискотека: массовая культура, доминанта - мода. Однако мода танцевать лучше моды бить морду. Но это и искусство в массы. В современных проблемах есть нечто общее — все они несут в себе некую двойственность, все как бы имеет две стороны — подлинную и мнимую, положительную и отрицательную. Хороша и дискотека, но она может быть делом нужным и делом пошлым.
Нашел! Именно завтра в день съемки наша передача (с Мухиной) — и там есть комсомольские дела. Мы показываем передачу — потом диспут — потом «Машину времени».
Так. Теперь: что связывает этот «триптих»? или все-таки «Машину времени» записать на отдельную передачу.
(Ни хрена не вышло!)
04.07.81 г.
Были в Одессе. Было хорошо. Не хотелось уезжать. Далее в Ленинград — пробы.
22.07.81 г.
Очень худо. На душе странно. Сегодня 12 часов проспал. С 6 вечера и до 7 утра. Давненько этого со мной не было. Встал разбитым, болит спина. Неужели это оттого, что сорвалась поездка? Странно. Я вовсе не чувствую таких уже острых сожалений.
Лена не звонит. Позвонил ей, просил передать, чтобы позвонила, — не звонит. Странно. Вчера ее подруга собиралась на танцы, а сегодня и Лена не звонит. Может быть, вместе пошли. Она какая-то взнервленная, уязвленная. Наверно, тоже нанервничалась с этой поездкой. Скучаю по ней.
Очень было больно на фестивале, очень там я ощутил, как давно я не снимаю. Больно было за кинематограф вообще, за наш в частности, за всех, кто был. Больно оттого, что все стары, что скучно, противно, одиноко и т.д.
14.08.81 г.
Грандиозная поездка! Впечатления взрывом, пока не осядут, ни в чем нельзя разобраться. Мексика — Бразилия — Перу! Спасибо судьбе за эти 18 дней. Вел дневничок, но только первые дни, дальше поездка все сломала. По приезде кинулись на меня дела как голодные волки. Встретил я их по возможности хладнокровно, расписал эти две недели до поездки в Канаду (если она состоится). Получается еще одна поездка: Москва — Ленинград — Москва — Херсон и область — Москва — Симферополь — Москва. А потом — Канада. Ничего себе! Даже не верится. Постепенно перенесу сюда все о поездке. Хотя это, наверно, будет непросто.
Как начинать роль у Гаузнера? Партнер Виктор Павлов. Он мне очень неприятен. Не знаю, что и будет. Он явно ненавидит меня, я это чувствовал еще в «Обыкновенной Арктике». В кадре он страшно щепетилен, амбициозен и напропалую соперничает. На «Ленфильме» чувствует себя уверенно. Надо все продумать по роли, а времени мало.
Собственно у Манечкина в «Куда исчез Фоменко?» — одна игровая сцена (в финале). С этой сцены начинаются подводиться драматургические итоги, так сказать, третий акт. (Роль очень из пьесы.) Но по порядку:
1.0н очень много болтается в кадре без дела: на аэродроме, в гараже, в конно-спортивной школе и т.д. Если Гаузнер вписал это для денег - одно дело, но если иначе, то надо думать. Пластическая возможность — вещь хорошая, но очень ответственная. Тут важен жанр (или выпадение из жанра). Герой ищет, суетится и т.д. Он руководитель, разбил все на квадраты (?).
2. Роль оборачивается дважды: в разговоре о дочери и в финальной сцене.
З.Манечкин — непроходимый «жлобина». Наше «жлобство» - серьезное явление, на нем держится вся система бесхозяйственности. (Хотя это играть трудно.) В чем вина Манечкина — мужика хорошего (так сказать)? Конкретно: он его увольнял. Но не в этом дело. В Манечкине видно отношение к человеку производства: давай план. «Всех уволю, сам уволюсь!» Крикун? Горлодер? Старшина в должности начальника над очкариками? Карякин наших дней? (Держится на коньяке, коньяк с лимончиком в сейфе, пьет по 2/3 стакана, бутылку аккуратно убирает куда-то.)
4. Он со своей точки зрения идеален. Крепкий руководитель, каким мы его видим в нашей «плакатистике»: в кино, на ТВ, а главное — в душе. Это человек, несущий огромную социальную пошлость в самой своей сути. Он весь состоит из самых расхожих предрассудков, которые мы считаем по разряду идеалов. И если пошлость — замена высокого низким, то у Манечкина твердость — это тупость, это громкий голос, достоинство — фанфаронство, простота («прост, как правда») - это развязность и наглость. Открытость и непосредственность — хамство. И еще °н читал, что, «если выставить в музее плачущего большевика»... То, что он работяга, меня тоже не очень умиляет, он не прост, он темен.
5. Вопрос с Фоменко — это сразу тупик. Это все для Манечкина китайская грамота. Он смотрит на это, «как в афишу коза».
6. Все люди — разгильдяи! И если с них не спускать шкуру — ничего не выйдет. Стучать кулаком по столу, говорить рывком, заканчивая разговор с самого начала, — вот основной закон диалога. Он говорит с людьми резолюционно. (Ему нравятся большие начальники в кино.)
16.08.81 г. Воскресенье
Все это хорошо, только как играть?
Подобрать завтра костюм (т.е. — 17-го.). Позвонить Гаузнеру — пусть покажет пробы. Может, что и прояснится.
Прекраснодушие прекрасное мое,
Последнее пристанище надежды,
Одной еще не сорванной одежды
Оно погубит?
Прекраснодушия слепой самообман
Мне раскрывает смысл нереальный,
Единственно не пошлый, не банальный,
Всего, чем этот мир так трезво пьян.
18.08.81 г. Вторник
Сегодня в 8.00 — на съемку, сегодня лететь в Москву, сегодня же съемка в Москве.
Начал сниматься у Гаузнера. Полная катастрофа. Весь мой замысел: Манечкин — «жлоб» распался. Вместо «интеллигента» Паршина, каким он написан и что определил наш дуэт, «жлоб» Витя Павлов. «Жлоб» по сути и в факте!
25.08.81 г.
Снялся в Москве и в тот же день (ночь) улетел в Ташкент. Снимался день и наутро улетел в Москву — снимался в ночь, а наутро улетел в Херсон. В Херсоне снимался два дня и завтра (т.е. уже сегодня) полечу в Москву.
Из Ташкента снова не смог дозвониться Лене. Отсюда из деревни Львово даже не стал и мучиться.
Тут Днепр! Боже, какое чудо! Начал роль Мэфа Поттера, что это — даже не знаю. Интересно, в скольких же метрах я снялся за эту неделю? Кошмар!
В голове разные мысли. На душе - смутно. Что из всего этого выйдет...
29.08.81 г.
В Канаду как будто еду. Вылетаем 3-го, Монреаль, 5-го — Оттава, 8-го - Монреаль, 14-го — Квебек и 17-го в Москве. К сожалению, смотрим всего три игры: СССР — Канада, 11-го — полуфинал и 13-го — финал. Это очень мало, а главное, можем в финале не увидеть наших.
Вчера в автокатастрофе погиб Валерий Харламов с женой (она была за рулем). Почему-то все винят Тихонова. На меня это произвело огромное впечатление, все время думаю об этом. Остались дети — трех и шести лет — кошмар. Все время в голове усыновить их. Почему-то кажется, что это событие будет иметь какое-то продолжение. Даже, может быть, как-то связано со мной.
Я так расстроен, что не смогу посмотреть всех матчей нашей команды, что поездка уже не представляется мне такой сногсшибательной. Все-таки по приезде попрошу - может, что и выйдет.
Очень жаль, что не записал всю поездку по Латинской Америке, пока помнится, надо бы все записать.
Итак:
Симферополь — съемка - объект «Река». Я там, по замыслу режиссера, должен щеголять в трусиках — это, как он предполагает, будет уже смешно. Для меня же это сцена совсем Другая. Странно, но это хороший момент в жизни Манечкина, это купание! Он, конечно, ищет — это понятно. Он, конечно, взволнован — это ясно. Но лезть в воду, нырять, руководить, орать, командовать, плавать, сушиться — это очень близко с отдыхом и большим удовольствием. Все эти волнения по поводу Фоменко — дела, конечно, важные, но, Боже мой, как мы сейчас волнуемся? Мы волнуемся спокойно и делово. Наши праздники будничны. Наши события потопились в безжизненном море усредненного поведения. Мы всегда живем в неких плоскостях: с одной стороны — куда исчез Фоменко? С другой стороны — как хорошо вместо цеха и кабинета в речке!!!
Ах, как хорошо! Особенно Манечкину! Он тут на месте, он тут остановился в своих интересах, он «путает мимику», смех и гогот рвется из него — это жизнь его плоти, его сути, он одевает озабоченность, как фуражку, на голую свою фигуру. И в самый неожиданный момент ложится загорать. (Мы привыкли, где можем, обращать работу в отдых.)
Нужны: фуражка, плавки, майка, бутылка коньяку, нарезанный лимончик, переговорник и тексты на руководство делами.
Надо продумать ход следствия самого Манечкина. (Окурок, следы, взгляд.)
С Павловым договорился, теперь с Гаузнером.
Картина попала под Джигарханяна, как под трамвай. Почему-то сразу не хочется сниматься.
Умный Вадим Гаузнер уж лучше бы был дураком: если Ахеджакова — жена, нет сюжета. От такой бабы сбежать сам бог велел. Сбежать же от Ахеджачки нехорошо, это ставит под сомнение духовность поступка Фоменко.
В моей роли нет смысла — цели. Ее можно было бы и не играть. Жаль было не играть в этом фильме. Но если не будет фильма, то все архиглупо, если иметь в виду еще и 1200 рублей за роль!
Кстати, надо заранее подготовить эпиграммы на всех в поездку. Очень хорошо бы на Сашу Иванова, мушкетера-пародиста.
Например:
Как правильно ты мыслишь о стихах! Как хороши твои пародии при этом! Ты стольких раздраконил в пух и прах, Что самому пора уж сделаться поэтом!
30.08.81 г. Воскресенье
На съемке у Гаузнера удалось все реализовать, но все же не было того серьеза и ажиотажа в сердце и деловитости. Не было графической четкости. Исполнение кадра всегда подчиняется органическому поведению в нем. Но я, видно, не наработал таким образом, чтобы то, что я чувствовал до слова «мотор», становилось бы естественной жизнью. Точнее: опыт органического проживания кадра заставлял меня упрощать рисунок и обеднять замысел. А для того чтобы этого не происходило, я должен был успеть еще привести замысел к большей органике.
Витя Павлов твердо встал на роль товарища — зря я сомневался в этом. Я пошел к нему с уважением, он ответил даже почтением.
Генрих Маранджян кажется сильно постаревшим, покладистым и добрым.
01-02.09.81 г.
Большой день, не скрою. Снимался в «Душе» — фестивальный зал. Сюжет с вором (которого принесли в шкафу). Это гениально для «Васи Куролесова». Не спится. Не спится. Звонил маме.
Сегодня сон ушел.
Нет, не тоска,
А просто спать сегодня невозможно;
Как сердце иногда неосторожно,
Когда коснется чувства хоть слегка!
Фантазии мои — вторая жизнь,
Я слышу фразы, речи, разговоры,
Я слышу, как в квартиру лезут воры,
Я вижу их — у них в руках ножи.
Я чувствую дыхание над ухом,
Я, недвижим, бегу, спасаюсь и кричу,
Хотя на самом деле я молчу
С открытыми глазами кверху брюхом.
Я падаю куда-то, недвижим,
Я недвижим, над пропастью летаю
И я не сплю, я наяву витаю...
Фантазии — моя вторая жизнь.
07.09.81 г. Понедельник
Пять дней в Канаде. Вылетели из Шереметьева, летели 9,5 часов, приземлились в Монреале. Тепло, кожаное пальто явно не понадобится. Очень трудно отделаться от впечатлений южноамериканской поездки, наверно, нельзя ездить так вот подряд. Монреаль показался сравнительно провинциальным, а тихая заводь Оттавы, ее покой и сонное благополучие каким-то архаичным. Сравнивать трудно и не нужно. Атмосфера всей поездки иная — компания совсем не та.
Смотрим мало и бестолково: монреальский олимпийский комплекс, музей науки и техники в Оттаве и поездка по городу. Выступление в посольстве. И рыбалка: завхоз из торгпредства поймал угря и осетра (около метра) — ничего себе рыбалка. Были в резиденции атташе. Тут военное представительство — это, конечно, разведчики. Ребята приятные.
Ткачиха из Челябинска сказала мне (когда я спросил: «Что такое десятидневный день отдыха? Премия за хорошую работу?»): «У вас работа — отдых!» Никогда не видел столько мелкой злобности и, так сказать, социальной спеси. Как странно — она верит тому, что говорит. Ее убедили, что все дело в ней. Ее спесь какая-то представительская, принципиальная. Манера держаться — любовницы какого-нибудь босса. И спесь — того же происхождения. Поразительно неприятна. Нет, это не рабочий класс. Совсем. Это то, что входит в организованное шоу о «партии и рабочем классе»: это роль. Она небольшого росточка, плотная, округлая, с узкими губами и круглым лицом. Волосы ухоженные, глазки круглые, карие — вся округлый квадратик. Раньше я видел девчат в такой роли, в которых за «широкой душой» чувствовалось напряжение и загубленная молодость. Эта в порядке. Ее фигура — единственной женщины в мужской делегации для проведения матчей в Канаде — надо болеть и орать. Как она сюда попала?
Не могу до конца объяснить, почему она меня так интересует, но схема ощущений такова: она попала по блатным делам. Что это? Папа? Нет. Она ткачиха. Муж? Нет — начальник смены на том же заводе. Тогда любовница. Но сильно любимая, иначе кто бы стал... И любовница туза. То, что она тут, - не вопрос, но что это за ТУЗ, у которого в любовницах такая.
Стукачка? Нет — тут без нее все в порядке. Тут и стукача не надо — вся своя.
Тарасов фигура интересная. Что-то в нем есть от моего отца. Отец столь же самонадеян, столь же смел и столь же осторожен. Он самодур, как и мой отец. Он мог бы сейчас очень интересно сняться в кино в роли сильной личности (гения, купца, царедворца), он мог бы сыграть античного человека, человека средневековья. Это игрок, ребенок, сгусток себялюбия и силы. Он, наверно, даже добр — но это не в системе его личности.
09.09.81 г.
Наши позорно проиграли канадцам: 3:7. (2:0, 1:2, 5:1). Играть могут, но не играли, были подавлены и сметены. Макарова удалили — он бросил играть перед самыми воротами, такого я не видел. Игра не имела значения, но разве это имеет значение? В воротах стоял Мышкин, но стоял хорошо — семь штук не его вина. Лучше всех выглядело спартаковское звено, играло, как всегда, средне. И этого оказалось достаточно, чтобы забить шайбу. Канадцы сразу смирнеют при сильном сопротивлении. Кроме проигрыша, глубоко унижала растерянность. Наши были жалкими. Что-то тут есть от серьезного. Не надо заблуждаться — команда в этот раз слабая: нет лидеров. В том, что Тихонов расправился с Петровской тройкой, — нет случайности: в основе этого лежит та же причина, что и в кино: Сахаров Алеша — на «Мосфильме» художественный руководитель, Нехорошее — главный редактор, Замошкин — парторг, а Котов - директор студии им. Горького. Идет давление на личность. Личность стала мешать: с нею борются в школе, в институте, в кино, в хоккее. Главное, чтобы специалист не задавался, не мнил о себе — «мы все равны», «у нас все...» и т.д.
П.09.81 г. Пятница
Смотрел вчера «Калигулу» (Франция). Впечатление большое. Очень большое. Тут для меня очень много нового. Самое Удивительное — принципиальная театрализация, все сцены как бы в трех измерениях. Много оперности, много бижутерии и парфюмерии. И начало, когда Калигула и она бегают по лесу и развеваются их белые одежды, — просто цитата из балета. Тем более что тут еще две цитаты — из Прокофьева «Ромео и Джульетта» и Хачатуряна «Спартак». Темы чистоты и юности (это прошлое, как бы классическое). Столь многое раздражает, что хочется, во-первых, браниться. Это все эстрадное начало, это все от моды, от набора для продажи. Вот уж универмаг: политика (Калигула — фашизм), смысловые категории порно, секс, бижутерия и парфюмерия, балет, все красиво, жесткость, кровь и т.д.
Если это попытка найти точки пересечения балета, оперы и кино, то пока не органично. Но мне скорее нравится (именно нравится), что учтены все мои потребительские пожелания: смотреть интересно.
Смотрел фильм о касатке: кит мстит за свою касатку, которую убил человек, когда она была беременна. Происходит выкидыш зародыша. Он напоминает ребеночка: головка, ручки, тело. Кит мстит и в конце концов убивает человека. Очень хороший актер (лицо спившееся, но и порода, школа очень хороши). Странные впечатляющие кадры выкидыша, крик китихи, кита — человеческий плач. В картине много чего подпущено (и тебе бензин взрывается, и тебе льды) — это дешевит картину, но в остальном — очень сильно.
Смотрел по ТВ «Кинг Конг» — очень хорошая лента. Это вовсе не фильм ужасов. Чудовище тут не пьет кровь, а любит. Это от Гюго и Киплинга, это и Квазимодо и Маугли наоборот.
В моментах смешной комедии два хороших по идее трюка:
а) пылесос (очень сильный) стаскивает с дамы исподнее;
б) манекен — мужчина, одежда слетела, голова мужчины и пышная манекенная грудь.
Пародист Иванов капризен и неприятен. Мигуля — темен, как дикий зверь.
Что-то вся поездка мне очень мало нравится.
Сегодня хоккей: СССР - ЧССР и Канада - США. Очень будет жаль, если наши продуют. Но чехи перед этим сыграли вничью с канадцами и 7:1 выиграли у шведов. Чехи в форме. Играют волево, мужественно. Очень, очень, очень хочу, чтобы было чудо и наши ожили. Играть наши могут в 10 раз лучше. Очень обидно.
Напротив гостиницы был митинг сионистов: все в черном, до полу, в черных шляпах. Лозунги. Машина с двумя репродукторами, речи на крике — полное равнодушие вокруг. (Сборище по поводу приезда Бегина в Вашингтон.)
Что-то в этот раз совсем трудно одному. В самом простом смысле.
Не переставая смотрю телевизор — много фильмов. Обалдеваю от рекламы. Очень трудно к ней привыкнуть.
13.09.81 г. Воскресенье
Сегодня финальный матч. Вчера наконец встретились с хоккеистами. Тихонов очень напряжен, ребята тихие, очень уж скромные. У Мальцева хитрый прищуренный взгляд, Васильев вовсе не такой оболтус. Третьяк тоже. Сочинил монреальские страдания, Володя Мигуля положил их на музыку — спели в финале встречи. Все очень смеялись. А я до последнего момента сомневался, надо ли их петь, уж очень было сыро и наспех. После встречи принимал Борис Майоров, были Сеглин, Старовойтов, а потом пришел Сыч (их Павленок). Мужик крутой, жесткий. Все время думал — где вот такие среди актеров? Вот уж точно мужик с социальным достоинством. Даже с социальной спесью. Но не в его достоинствах или недостатках дело — где мужчины в кино? Хотя у такого, наверно, играть было бы нечего, за пять-десять лет яйца бы сами отпали, за ненадобностью.
Ох, как они не любят личности! Они гноят нашу команду. Они воспитывают в хоккеистах скромность! Так в большом спорте сложно. Команда приехала не только без Петрова, Харламова и Михайлова, она приехала после того, как они поплатились за самостоятельность, за то, что они хоть чуть имели достоинство. Мало отсутствия Петрова — важно, что Макаров играет после подавления своих лидеров.
А. Иванову
Среди поэтов ищешь ты, мой друг,
Дерьмо и пошляков — и коль это не мания,
Скажу: у каждого свой круг,
У каждого своя компания.
13-14.09.81 г.
Очень жалею, что так много видел среди всей этой компании плохое.
На встрече вчера сказал: «У меня рука легкая! Вы выиграете. 8:1!!!». Такого не ожидал никто. Позвали в раздевалку, ребята голые, кидались ко мне: «Где он, с легкой рукой!». Все эти ребята хотели расползтись. Собрал их у себя, все принесли, кто что мог, — отпраздновали. Играл, что пью со всеми, но мне и не хотелось. Пришел Саша Спиридов, сказал, что меня назначили художественным психологом команды. Хохотали. Саша Иванов играл пародии, спели снова сочиненную песню.
Игра была исключительно интересна. Стадион пришел на победу, у дверей девушки раздавали флажки с кленовым листом (это тут дорого), а зрителей 15 тысяч. Мы попросили «Рашен» флажки — девушка непритворно смутилась. Зритель тут организован и выучен, все подчинено одному - победе. И музыка, и «скандежки» под музыку, и объявление фамилий игроков и ассистентов, забивших шайбы. Но 12 человек прорвались сквозь этот шум и свист, мы выжидали паузы, скандировали и «шайбу», и «молодцы» — и были слышны. Это тоже было сражением!
Канадцы вышли на поле в полном ореоле игр, проведенных без поражений (одна ничья с чехами). У них хорошие игроки: видные, роскошные, красиво мчатся, они очень много играют в играние в хоккей. Но они дрейфили. Они нервничали не хуже наших и так и не справились с волнением.
Психологически их сломал Третьяк. Шайба и так не шла в ворота. А уж когда наконец шла — на ее пути вставал Третьяк! Казалось бы, и гол неминуем, и взять-то шайбу нельзя, а он брал. Особенно когда он уже лежа поймал шайбу, летевшую в ворота, на лету в «ловушку» — весь стадион как-то застонал от обиды и восторга. Такой зверь, как стадион, жил сложной жизнью единого живого существа. Он отвечал на крик двенадцати недовольным гудением, и пятнадцатитысячному стадиону приходилось бороться с нами. К концу стадион тоже подумолк. За 7 минут до конца игры кое-кто пошел со стадиона, за 5 минут пошли толпами.
Я люблю хоккей. Особенно такой. Тут целый сюжет, тут драматургия личных ходов, линии и т.п. Тарасов — Королев. Фирсов, Сыч, Сеглин, Старовойтов. Наша бригада, Выступление. Раздевалка: Третьяк с подарком (часы, золото, 10 тыс. долларов) и фигурка из мыльного камня за 800 долларов.
Обсуждение матча Третьяком и Васильевым прямо на поле. (А потом в душе.) Но матч начался гораздо раньше.
Гид в спортивном олимпийском комплексе пожелала нам самого, как ей казалось, хорошего — быть вторыми. Я сказал ей — только первыми. «А чехи?» — сказала она (накануне они сыграли с канадцами 4:4). Она была искренняя. В голосе было наивное уважение к чехам. (К тому же много чехов теперь играет у канадских профессионалов.)
Наши играли весь турнир неважно. А самое главное, не блистали. И имен, кроме Третьяка, не было (+ Васильев). Команда низкорослая. В матче, где счет был 3:7, выглядела беспомощно. И мне было ясно, что сыграй ребята в свою игру — они выглядели бы иначе. И сегодня они вышли не выигрывать, а отдавать все силы игре. Даже после счета 3:1, потом 4:1, потом 5:1 они играли так, как будто еще не уверовали в свою победу. Ни тени самонадеянности. Было много брака. Но брак был и у канадцев. Это уравновешивалось. На попытки драться наши тут же ответили тем же. Ребята не боялись. Шли вперед. И повел всех, как ни странно, Крутов. Ларионов забил свою шайбу. Но три забил Шипелев, — и очень важные первые.
Конечно, дал маху Скотти Боуман. Он поставил не того вратаря, который стоял с нами в первой игре (9-го), № 35, а другого. И тот пропустил несколько не самых сложных шайб. (Как, кстати, и Третьяк, но единственную.)
Что буду писать, не знаю. Но победа эта классическая: даже в меньшинстве забросили шайбу. Этот матч по настрою полностью за нашими — поэтому что-то сделали и мы с нашим выступлением.
15.09.81 г. Квебек
Квебек почему-то понравился больше и пребывание в нем приятней. Хоть погода слякотная и уже домой хочется. Может быть, мне нравится то, что здесь все напоминает Францию, а может быть, в Монреале самое неприятное было внутри меня.
Жена дважды звонила Мигуле, я просил позвонить Лене, чтобы она позвонила мне, — Лена не позвонила. Может быть, она на съемках. (Дай Бог!)
Мигуля предлагает написать песню о хоккее — хотелось бы, но для меня это сложно. Я тяжеловесно подхожу к этому.
Послезавтра летим домой — к отлету еще не готов, покупки не сделаны, деньги не истрачены. Не могу найти хорошего подарка Лене, себе мог бы купить много всякого барахла.
Песню хорошо бы написать о событии — о кубке Канады. В этом событии есть что-то хорошее: торжество справедливости. Уж слишком заносились канадцы, уж слишком спесиво вели себя руководители НХЛ и пресса. Очень много травм у наших ребят, очень много усилий, семь человек впервые на таком уровне. А главное — стадион. Все против пятерки на поле, все против нас. И все организованно, их 17 тысяч, нас 12 человек на трибуне и еще 25 разбросаны по двое. Но мы слышны. На поле тоже: все против наших ребят, и они не просто выигрывают, а буквально громят канадцев, 8:1 — это уже не шутка.
Но и после игры канадцы продолжают свое: оценка прессы — все дело во вратаре, мы-де играли неудачно, в словах тренера Боумана — «Нам нет оправданий» — есть полное оправдание себя и упрямое нежелание считаться с тем, что наша команда сильнее и что наши ребята играют в другой хоккей.
(А суть разницы в том, что их хоккеистов учат с игры, а у нас с тренировок, ибо у них много крытых стадионов, а у нас мало.) Кроме того, их игроки получают сотни тысяч, а наши по сравнению ерунду, и все-таки наши выиграли. Игрок тут — материал о благородной победе.
Мы сидим на стадионе — нас двенадцать, А кругом семнадцать тысяч — все орут, А кругом все канадцы, канадцы, канадцы, Все канадцы, канадцы — там и тут.
Грустно. Скучаю. Скучаю по Лене. И не даю себе этого.
Грустно. Я глупо провожу поездку по Канаде. Я ничего не вижу из того, что бы хотелось. Эти ребята мне не понравились; после нашей победы они решили разойтись по своим норкам и не собираться вместе, а все оттого, что не у всех сохранилось спиртное, и у тех, у кого было, не хотели делиться, хотя когда я их собирал - они вроде были довольны. Даже Тарасов хотел праздновать в узком кругу, и пришлось его уговаривать. Они озверели, честное слово.
В такой поездке, с такой компанией рядом мечтаешь только о том, чтобы все хорошо кончилось.
01.12.81 г.
Картины заканчиваются. «Доходное место» сдали в Госкино. По «Золотому руно» поправочки, но картина тоже принята. «Душу» с поправками принял Сизов (переозвучка, досъемки), в «Томе Сойере» закончили озвучание, в «Фоменко» скоро закончим. Был в Риге, выступал на Брянцевских чтениях — выступления за гранью возможного. Литературно-критическая плесень покрыла все мозги, о детях восклицают и охают, договариваются до того, имеем ли мы право их учить, а учить хотим театру с ясельного возраста. Смелянский (завлит МХАТ). Моден. Апломбирован и упакован. Несет чушь, вроде «шестидесятники» высказались, где «восьмидесятники»?
Наташа Крымова — известная умница — толковала о том, что мы-де не можем говорить правду, так давайте хоть не врать. Все деятели, стоя на «капитанском мостике» искусства для детей, вскрикивали: «Ах, буря! Ах, дождик! Ах, дети жестоки! Ах, говорить не дают правды!» — это вместо того, чтобы крикнуть: «Лево руля! Так держать!» А дети — это у них «народ», в который они готовы «идти», то есть впадать в детство!
(Ну, да потом.)
ХОЧУ СТАВИТЬ «ЧУЧЕЛО» ЖЕЛЕЗНИКОВА.
Это будет фильм, который всеми своими возможностями, какие только бывают у фильма, обрушится на проблему, именуемую в «быту» «детская жестокость» — Но это не о ней (для меня).
В духовном плане разговор в «Чучеле» о «гидре коллектива», правда которого чаще всего безнравственна. В самом зародыше, в самой игре во всевластие, в самом посыле — «интересы коллектива превыше всего». Субъективизм не лучше, когда он исходит не от индивидуума, а от группы лиц. В субъективизме для меня лично скрывается враг объективного признания добра, этичности и равенства в высоком смысле: признания над всеми нами закона, общего для всех.
Чучело — «Идиот» в масштабе этой повести (кстати, это еще не сделано), она — Донья Кихот, но и не то. Ведь это о Любви. Она не ищет мельниц и не живет ради высокого помысла, она не «ради», она естественно такова, она даже не ведает, кто она внутренне и кто она внешне, она сама являет собой ценность, редкость, искренность.
(Все слова верные, но ничего не дают, они бесплодны. Надо раскатиться хотя бы на заявку.)
Попробуем с другого боку!
В класс приходит новенькая. Это тот возраст, когда «новенький» заранее обречен на жесткую проверку складывающегося коллектива (детского). 4—5—6 классы — беда для «новеньких». Пришла девочка, нескладная внешне, по меркам пятиклассников — некрасивая, дефектная. «Новенький» — в этом возрасте всегда кандидатура на роль козла отпущения — и эта роль чаще всего вакантна. (Исполняют ее в классе попеременно.)
Почему? Она внешне как бы создана для этого. Чучело! Но драматургия складывается в следующем движении сюжета, она проистекает от характера девочки, от ее особости — она чиста и незлобива. Она еще не ведает горечи насмешки над собой -она воспринимает насмешку простодушно, как веселье всех, предложенное и ей тоже.
Тут уже начало от вольтеровского «Простодушного».
Она эмоциональна и свято проста. Она подходит к мальчику (герой класса) и выражает желание сидеть с ним. Это бесшумная бомба. «Новенькая», «чучело», и вдруг такой поворот! Ой, что будет?
Возникает особый комедийно-драматический сюжет (в отличие от трагикомического). Трагикомедия — жанр, который никакого отношения не имеет к жанру будущей картины. Но элементы комического в этой драме наверное будут очень сильны.
Комическое лежит в основе складывающегося положения: дурнушка думает, что первый красавец для нее — это с одной стороны, а класс, который «зачислил» новенькую в клоуны, — вместо клоуна получил героя, вместо аутсайдера — духовного лидера.
В этом же (комическом) причина всего драматизма фильма. Его трагедийный корень.
Герой фильма и класс! Школьный класс обыкновенных детей, где необыкновенность каждого именно обыкновение. Его динамическое содержание многолико и подчиняется малейшему дуновению ситуации. Он, как облако, все время меняет свой лик, превратившись в черную, страшную тучу, вихрем помчавшуюся на девочку.
Это обычная, стереотипная история, знакомая именно до слез очень многим: история чудака, человека нового в детском коллективе, неприятие чужого (новенький в это время — синоним чужого).
А может быть, все просто не верят в то, что есть фильмы для детей? Ибо ведь нельзя толком объяснить, что это за дело?
А ведь массовая культура, доминанта коей мода, сделав факт искусства или антиискусства непринципиальным явлением, тоже на чем-то рухнет.
Все государственности массовая культура устраивает политически.
07.12.81 г.
Итак: 9-го — секретариат правления по детскому кино. Что же нужно говорить? Я не надеюсь больше на то, что мои отношения с Сизовым или Ермашом наладятся. Тем более что даже думать об этом почему-то отвратительно. Бой? Что он даст? Только чтобы получить небольшое удовольствие? На что я надеюсь? На то, что они поймут? Во-первых, не поймут, во-вторых, даже если поймут, то что? Пойдут стеной ломать Н. Сизова? Ермаша? Павленка? Богомолова? Вместо них будет только хуже — ничего другого не будет. Можно даже как декабристы, чтоб повесили, но за это не вешают, а не изменится ровным счетом ничего.
1 Надо обязательно оговорить верную постановку вопроса. В первую очередь ограничить объем проблем, ибо дело идет к тому, чтобы потопить вопрос в обилии всяких нерешенных. До разработки Союзом программы не втягивать в это дело прокатчиков, комсомол, любителей и т.д. И, наоборот, объединиться с ТВ.
2. Чтобы понять, что происходит, надо взглянуть, что изменилось. Было постановление 1972 года ровно 10 лет назад, где между прочим говорилось о необходимости развивать детское кино и реорганизовать студию им. Горького. В ответ на это была закрыта «Юность» на «Мосфильме» и на студии Горького были организованы объединения. К чему это привело? И какие тенденции Госкино СССР проявились в этих фактах. В этой связи рассмотрим факт смены руководства на студии Горького. К чему он привел и какие тенденции выявил. Тогда нам станет ясно, что происходит в кино для детей. Мы сравним эти мероприятия с организацией студии им. Горького.
Что делать со студией Горького? Меня не взяли на студию, когда я пришел с героической темой «Денис Давыдов»: Ростоцкий пробивал своего сына на эту роль. Так же подбирают детей. Я стал неугоден и в другом: Шишка играл в атмосфере столкновения. Было указано Ермашом и Павленком не допускать меня к этой работе. Так мне было сказано.
(Вообще на себе можно сыграть.) Для меня закрытие «Юности» — это все равно что предложить Герасимову, Кулиджанову, Егорову, Ростоцкому, Лиозновой перейти на «Мосфильм». С интересами мастеров посчитались. Митта, Кеосаян, Зархи, Быков — все или ушли, или не ставят. Нет атмосферы. Нет соответствия реальному положению. И точно так же невозможно, чтобы ведущая группа ничего не делала в детском кино. Вот практическая картина в области кадров.
Судьба моих учеников: Алла Сурикова (идея «Ералашика») -не дали. Другой — декан института, третий расстался с детской темой, ибо «Мосфильм» она не интересует.
Студию Горького надо было слить с «Мосфильмом», организовав на ней два-три объединения. Но специализация объединений по жанрам — дело странное. Арнштам шутил: «Следующее объединение будет объединение лысых». У жанров есть специфика стоимости.
Надо искать Дом кинематографии для детей. Интересно, что Фрэз мечтает о том же — сделать детский киноцентр, собрать людей, ученых и т.д.
Надо делать ценник фильмов. Эта та работа, с которой вполне современный уровень математики и плановиков справится. Самый жесткий ценник лучше стихии волюнтаристского назначения цен.
Бондарчук имеет на картине «Красные колокола» 4 млн 200 тыс. (выходит на них), 6 автомашин и т.д. Надо поверять алгеброй гармонию, которую сочиняют руководители. Резерв на поправках и их безответственности. Это дни (сроки), это деньги, это лихорадка и т.д. Пусть правят, но пусть за это тоже отвечают. Лежат на полке «Операция "С новым годом"», надо ответить за эти деньги. За поправки никто не несет ответственности. А это перерасход (чаще спрятанный). Надо их осмечивать и давать время. Это в государственных интересах.
Надо уничтожить десятикопеечные билеты. Ведь в санаториях платит профсоюз. В театрах — государственные дотации. Пусть нам дают тогда 100 тысяч на картину, а 200 — дотация. Вешать это на студии нелепо. Это заставлять людей заведомо работать плохо. Или хитрить, как Котов с Ермашом.
Так ли уж мы боимся повышать цены на масло и мясо? Нет. Детская мебель дорожает, как взрослая. Причем качество то же. Тут и у подорожания будет смысл — фильмов будет больше и т.д. Сказка может быть, должна быть дороже. Но тут под сказку примажутся: вот это можно контролировать.
Союз все делает, чтобы мы стали организацией провинциальной.
Не нужно вдруг прибавлять зарплату, ее все равно в конце концов отнимут.
Статья в «Советской культуре» только о детском кино на телевидении.
Идея поощрения должна касаться не людей, а самого кинематографа. Надо давать творческие возможности. И не надо воровать успех. Решение секретариата о детских фильмах: сделал режиссер картину — пусть он и едет с ней на фестиваль (единственная поблажка). Надо, чтобы взрослый кинематограф пользовался своими достижениями.
Надо создать комиссию детского кино заново, надо, чтобы эта комиссия имела свою точку зрения хотя бы в Союзе.
08.12.81 г.
Ах, какая печаль! Как жаль!
Ах, какая сложилась погода!
В это странное время года
Ах, какая неясная даль! Где ты?
Кажется, я нашел, что говорить, остается ограничить объем и придумать, как говорить. («И боль, и стыд, и смех и грех» — не обнаружить себя.)
Самое главное - это работа комиссии, высокой комиссии, где будут сделаны доклады, где будут разработаны планы, где будут обсуждены предложения.
Создание такой постоянно действующей комиссии - это цель, это конечная цель дела, которое начинается завтра. Эта комиссия очень трудна по достижению, но она может заново разработать положение о стимулировании роста кино для детей.
Посмотрел харлановскую картину «Андрей — маг и чародей»! Он не режиссер, и никогда им не будет. У него алкогольные мании собственного «ого-го» и трусость и паника — тоже алкогольные. Написал ему письмо с разбором. Не знаю, поможет ли. Мои идеи он все... не взял, нет, взять не мог, не смог, он их как-то своровал, и они в жутком виде. Надо, наверно, послать всё на х... «Чучело» делать, свои сказки, а Лене придумать многоликую стерву с перевоплощениями, чтобы в одном (последнем) куске она путала образы и менялась в процессе происходящего. А роль Анатаса сделать архисмешной. В этих трех сериях он должен, в конце концов, возродиться. И сделать это немедля. Немедля! Немедля!
Сегодня нам разлука предстоит,
Большая или нет — не в этом дело,
Давай воспользуемся ею смело —
Она нам наши чувства обновит!
Когда один другого бережем
В своей душе, и память не беспечна,
Разлукой чувство мы лишь стережем,
К словам: «Люблю тебя» мы прибавляем — «вечно!»
Давай же встречи ждать, поверь, без ожиданья.
Разлуки нет, и время — пустота!
В разлуке мука — смысл и красота!
Когда ты ждешь и меришь расстоянья.
26.12.81 г.
Торговый представитель должен уезжать в Венгрию («на по-стоянку») - весь перепуганный, рассказывает «ужасы» (очень боится, что Венгрия сорвется):
- Стекло упало из книжного шкафа... У жены царапина... Иду, вижу пожар. Я кинулся, девочку вытащил (там телевизор загорелся)... приехали пожарные. Ругаются, говорят, надо бы телевизор отключить... А то могло бабахнуть... и никакой Венгрии.
Надо быстро сдать сценарий «Чучела», хотя писать его лень. Слабо верится в то, что все это может сбыться. Только сразу хочется быстро снимать. Как Савва Кулиш: сделаю легкую картину. А намучился так, как ни с одной.
07.01.82 г.
Приехали из Ленинграда. Посмотрели «Фоменко». Это полное поражение. Катастрофа. И она закономерна. О Гаузнере речи нет: нечего и выдумывать — это человек, не имеющий никакого отношения к режиссуре. Но то, что сделали со Злотниковым, — классика кинопошлости. Господи, такой мерзкий ужас. Классный ансамбль «причин». Эта облысевшая... с комплексом творчества Вадик-гадик придумал себя порядочным и мягким человеком. Не могу писать — душит злоба.
Было новое предложение по драматургии, по языку, по образной системе. Исчез человек — и все заволновались, и оказалось... что каждый заволновался о себе. Вот это-то и должно было объяснить зрителю: «Почему исчез Фоменко?», а не «Куда он исчез?» Не выяснение прошлого важно, а происходящее на глазах. Острое беспокойство за себя... себя! Желание найти вину у всех подряд. Близкие люди - мать и дочь — не знают, какого цвета глаза у отца и мужа. А беспокоит их сегодня отношение к ним, к ним, к ним! Манечкин и Паршин о себе! И прочее. И нет главной причины — причина в целом.
1. Как могла появиться такая героиня фильма? Ведь тогда появилась главная причина — жена. Пошлость колоссальная — почти сплетня. Это тайное согласие — Ахеджаковой и самого Вадима. Это их «самостоятельность» — она сыграла на его волевой импотенции, он боялся «волка» Ролана, а его с потрохами съела лисичка Лиечка под сладкие «песенки».
2. Мельников выстроил «сюжет». (О!) Привел в порядок именно неразбериху. «Сюжет» был в развитии мысли, а не в том, как проходили дни и кто куда звонил. (Нет, не могу писать.) После убийства Володина — это самое крупное киноубийство за последнее время. Это не просто неудача — это злой умысел. Вадик не мог и хитрил, Ахеджакова перехитрила себя тоже, Ханаева ни черта не поняла и еще всех презирала — хамы! Именно хамы!
Я тоже виноват. Я встал в позу — меня не спрашивают. Да мать его ети! И эту Лию и их всех! Я обязан был скандалить и бить им хари. Обязан был!
За Лену обидно до слез.
Видел фильм Кости Худякова. Очень хорош Филатов, Санаев, Савельева, мальчик. Худяков — актерский режиссер — вот кому дорога на ТВ. Савельева оказалась актрисой — вот уж не думал. — Молодец.
...Он звал ее во сне, называл ее имя. И она ему сказала:
— Ты даже во сне знаешь, что стоит тебе назвать меня, и я должна быть рядом.
(Называя во сне ее имя, он казался ей эгоистом.)
Откуда сумерки приходят?
От призрачности бытия одно спасенье —
Удивленье!
Как тускло за окном
И перед ним не светит,
Не греет теплотой постылый дом
И утро — не начало дня по всем приметам
Снег белый за окном,
Снег белый за окном.
04.02.82 г.
Пейзаж — сосуд, а наливаю сам
В него питье души или отраву,
И сумрачный пейзаж, как темный цвет к глазам,
А солнце за окном иль девственные травы
Вдруг могут раздражать, как добрый идиот...
Хотя бывает и наоборот.
* * *
Пишу, чтобы избавиться от муки
Навязчивой, банальной и тупой.
На мысли — даже горькие — скупой,
Которая ужасней всякой скуки!
Бездарный, видно, мне достался бес,
Да знаешь ты, рогатая скотина,
Что в муке должен быть сюжет и интерес,
И все что хочешь, кроме сплина!
07.02.82 г.
Вечер в ВТО прошел при большом стечении людей. Мне почему-то было приятно, что вот мы — путешественники — а в зале те, что не бывали. Люди доверчиво ждали чуть не божьего слова — что мы сказали в ответ — не знаю (надо осторожнее вывешивать свою фамилию в афишу). Славка Голованов нам навязал свою игру.
Были на проводах «француженки» Нины. (Она, оказывается, абхазка.) С ней Элем Климов. Проводы у Евтушенко. Кулиш, ребята с Таганки: Смехов с молодой женой, Филатов, Хмельницкий, еще кто-то. У Филатова — пародия на Евтушенко, перевод венгра - стихи хорошие. Женя читал стихи, написанные на испанском. Чилийский режиссер слушал внимательно.
Савва был чем-то огорчен. Леня Завальнюк с женой — встречаю уже не раз. Он, по-моему, неплохой парень. Но все равно весь дом с облицовкой полубревном, английская жена (заграничная жена), Нина, гости, мясо с сыром, поданное с кипящим маслом, речи пьяных Климова и Хмельницкого, речь Евтушенко о Чили — все какая-то жуткая картина, даже смеяться грех.
Но одно оплатило все! Как я люблю картины Олега Целкова! Там их четыре — одна другой лучше. Неужели я его никогда не увижу?! Неужели не сумею приобрести ни одной его работы? Весь вечер я смотрел на них — какое чудо! Он красив, он в тоске и боли не теряет ни цвета, ни формы, он красочен буквально, он созидает живописную материю! Его вещи полны художественной плоти. Наив, боль, детство, театр, и еще... честность в реалистическом адресе.
Женя Евтушенко мне никогда особенно не нравился, но вчера поразительно выиграл в сравнении. Его раздражение всеми выразилось хотя бы в том, что он не читал своих стихов. Все-таки это противоестественно — прийти в дом к поэту и не послушать его.
А когда пришел пьяный Фогель и стал кричать Жене — а помнишь, как ты писал молодым (он цитировал стихи, стуча кулаком), требовал продолжения, было смешно и жалко: карикатурно!
Нет, это все не нужно, крайне неинтересно и скучно, а наблюдать больно и почему-то стыдно.
08.02.82 г.
Вроде, тьфу-тьфу-тьфу, болеть закончил. И опять видимо-невидимо дел. Опять опасность делать-делать-делать-делать и ничего не сделать.
16.02.82 г.
С 11 -го — в Матвеевском. Первые дни проболел. Легкие — температура — все, что было в январе. «Чучело» пишется. Особых прозрений пока нет. Все время маленькие радости -то реплика, то решение. Это страшит. Появляются «нужные» сцены. На данном этапе еще можно терпеть, но далее проследить — не подножные ли это «профессиональные» решения. Сейчас говорят о профессионализме с пафосом. Искусство заболевает этим самым профессионализмом, как сухоткой. Вот, например, «сплетню» о Николае Николаевиче: я записал ее в «Молочной» — а может быть, надо, чтобы сплетничали дети? (Так, как мы дразнили нашу сторожиху в пекарне. И чего мы к ней приставали? Мы ведь даже не знали ее. Мы располагаем только дразнилкой: «Сторожиха — длинный нос!» Одного этого было достаточно для того, чтобы мы годами дразнили ее!) Уборка в доме тоже не получилась: важно было, чтобы стало не просто понятно, что выжил, а чтобы на эту тему была сделана художественная, а вовсе не иллюстративная сцена. (Может быть, и в актерской работе у меня так? Нет. По-моему, так еще не было — но проследить за собой стоит.)
Вообще: сцена детей может быть очень интересной — дети повторяют слова и дела взрослых. И маленький, который в конце сплетни скажет:
— «Небось... на сберкнижке... тыщи!»... (Сплетня чем более нелогична, тем более правдива.) Да! Не забыть.
В какой-нибудь сценарной по жестокости сцене должны мимо пройти две дамы (или двое «понимающих детские души»): «Что вы делаете, а?» — голосом конферансье.
— Играем!
— Ох... Дети! Такие непосредственные!
Все, что я делаю, и все те, кто по эту сторону, — это борьба со вселенской пошлостью. Массовая культура — самый общий и самый глобальный шаг пошлого. Мы должны понимать, что сегодня пошлости не противопоставлено общественное сознание, ибо само общественное сознания может быть пошлым. Пошлость человека не так страшна, как пошлость коллектива. Пошлость коллектива — явление типа гидры с двенадцатью головами: где отрубишь три, вырастает четыре.
18.02.82 г. Ночь
Сегодня свадьба Олега. Очень не нравится мне эта затея. Пара ли они? Наверно, нет. Да и не в этом дело: у Олега пока нет перспектив, ибо нет позиций.
Современный стиль? Есть ли он? В чем он?
Я бы назвал это стиль «Дизайн» — по типу самого дизайна. Никита Михалков, во-первых, дизайнер в своих картинах. Дизайнер и Панфилов, и Климов, и Шепитько.
Но как быть с Андреем Тарковским, с Иоселиани? (Это - иное, это свой стиль, даже именной.)
Стиль дизайна — удачное выражение. Кроме всего прочего, очень важно, чтобы вещь была сделана не только рационально, но и роскошно, интересно, любопытно, модно. И это вовсе не плохо! Это стиль и Вознесенского, и Любимова в театре, и Эфроса в «Женитьбе». Красиво — и этого тоже вполне достаточно!
На Пленуме СК СССР
Поставим вопрос поглубже, при этом как можно шире, не столько по сути вопросов, сколько в целом о мире! И, может быть, вовсе не надо нам говорить о кино — главное, шире и глубже, а уж о чем — все равно!
12-13.02.82 г.
Как неожиданно закончилась тетрадь!
Еще одна тетрадь и что в ней проку?
Придумал же себе я сам мороку
Писать раздумья и стихи писать!
Да есть ли, право, тут стихи вообще?
Иль это все забава для гордыни
Такая тривиальная поныне
Все не туда, не так и все вотще!
Нет! Все же что-то есть в тетради этой
Хоть за иные мысли и слова
Должна бы с плеч рубиться голова,
Да пусть останутся мои грехи секретом.
Спокойной ночи, друг последний мой, — тетрадь.
Бумага стерпит все! А с дурака что взять!