А в оперативном батальоне ситуация развивалась так. Два пленных сержанта вскоре вернулись, заявив, что сбежали от мятежников. Шафиуло и ещё четверо солдат оказались в селении в километре от места расположения батальона. 27 мая, когда я и командующий царадоя Гулом Мустафа Юсуфзой отсутствовали в Чарикаре в связи с Панджшерской операцией, командир опербатальона Дауд провёл «операцию» и «освободил» Шафиуло и четырёх солдат. Обстоятельства освобождения и оперативные данные явно указывали на инсценировку освобождения. Мятежники, видимо, боялись расшифровать своего агента, если бы просто отпустили его.

Здесь необходимо отметить, что отношения между командованием опербатальона с одной стороны, командующим царандоя и провинциальным государственным, партийным руководством — с другой «не складывались» длительное время и вроде бы из-за фракционной борьбы внутри организации НДПА. «Самостийность» батальона проявлялась не только в его военной пассивности, спорах с провинциальным руководством. Однажды он «ошибочно» обстрелял из миномёта наш командный пункт в одной из локальных операций. Были раненые.

В конце мая ХАДу провинции стало известно, что среди документов партизан, захваченных в Панджшерском ущелье, обнаружена исламская карточка Шафиуло — он был членом одной из воюющих с правительством партий. Получены были и сведения о том, что Шафиуло совместно с командиром опербатальона Даудом помогали мятежникам. ХАД, однако, опасаясь, что арест Шафиуло может вызвать вооружённый эксцесс со стороны опербатальона, являвшегося самой значительной военной силой в Чарикаре, не стал сам арестовывать Шафиуло, а просил центральный ХАД в Кабуле осуществить этот арест.

Обстановка в Чарикаре и провинции в целом продолжала накаляться. Дауд, другие офицеры опербатальона и царандоя — халькисты развязали активнейшую кампанию против командующего царандоя, принадлежавшего к фракции парчамистов. В связи с гибелью в Панджшере упомянутого выше Залмая (халькист) среди личного состава велась настойчивая пропаганда о том, что Залмай чувствовал, что погибнет, не хотел ехать в Панджшер, но командующий его всё же отправил, и Залмай якобы завещал, чтобы командующий не присутствовал на его похоронах. Юсуфзоя вынудили, таким образом, не пойти на похороны. По каким-то местным традициям, возможно, по мусульманским канонам, я до конца эти тонкости не уяснил, такая ситуация считалась для командующего крайне позорной что ли. В общем, его допекли так, что этот крепкий 35-летний офицер совершенно расстроился. Прибыв рано утром 31 мая в Баграм, он, не в состоянии сдерживать рыдания, заявил, что полетит в Кабул к министру с рапортом о своей отставке. И я, и он понимали, что травят его, скорее всего, именно с целью устранить с занимаемого поста. Я убеждал, что при напряжённейшей ситуации в провинции его отставка ещё более осложнит её. Налил ему для снятия стресса сто граммов и с большим трудом отговорил его от этого шага. Он вернулся в Чарикар, и мы с ним продолжали дружно работать. А командир он был хороший — энергичный, грамотный, требовательный.

На этот же период пришёлся пик фракционной борьбы по поводу назначения командования формировавшегося в провинции батальона сопровождения грузов. Провинциальное руководство и командующий царандоя неоднократно представляли к назначению командиром, замполитом и начальником штаба трёх офицеров, которым они доверяли и которые практически уже исполняли эти обязанности в формируемом батальоне. Дауд же, пользуясь своими связями в МВД ДРА, настойчиво проталкивал на эти должности своих людей из числа офицеров опербатальона. По этому вопросу поступали противоречивые документы МВД ДРА. Кандидаты Дауда, прибыв из Кабула 31 мая, привезли письмо ГУЗР МВД о том, что министр утвердил их назначение. Они и Дауд требовали от Юсуфзоя и от меня немедленного представления их личному составу, а мы не торопились это делать.

В ночь на 2 июня мятежники с помощью громкоговорящих установок из зелёной зоны агитировали личный состав оперативного батальона сдаваться, в 23 часа начали обстреливать место его дислокации, а около 24 часов совершили нападение на лицей Дор-уль-Моалемин, где размещался личный состав формируемого батальона сопровождения грузов.

В перестрелке были убитые и раненые с обеих сторон, но мятежники захватили склад и забрали оружие. Увели 30 солдат. При разбирательстве назавтра с обстоятельствами нападения выяснилось, что захваченное мятежниками оружие было завезено за два дня до происшествия непосредственно из Кабула сотрудниками ГУЗР без учёта численности батальона и отсутствия надлежащих условий для его хранения. Командующему царандоя о завозе оружия не было доложено, не был проинформирован об этом и советнический аппарат. Обращало на себя внимание и то, что оперативный батальон Дауда «не успел» оказать помощь батальону сопровождения грузов. Ряд и других обстоятельств указывал на содействие захвату оружия со стороны агентуры мятежников.

Я информировал по шифросвязи наше представительство в Кабуле, а 3 июня вылетел туда лично, доложил обстановку и свои предложения о необходимых мерах её стабилизации: вызов в Кабул и арест там Шафиуло и его солдат, вернувшихся после пленения, расследование связей с мятежниками их и других лиц из опербатальона; срочное смещение Дауда и назначение на его место офицера, который обеспечивал бы не только командование батальоном, но и деловое взаимодействие с руководством провинции; назначение в командование батальона сопровождения грузов тех офицеров, которых представило провинциальное руководство; решение вопроса о дислокации в Чарикаре подразделения советской или афганской армии.

Я еле успевал отслеживать всё осложняющуюся обстановку. В период 5–9 июня (точно дату не помню) произошло вооружённое столкновение между группой партактивистов парчамистского уезда Баграм и армейским подразделением халькистского Баграмского гарнизона, погибло до 10 человек с обеих сторон. 6 июня из Кабула прибыла группа офицеров во главе с заместителем начальника штаба ГУЗР и тремя советниками ГУЗР для укомплектования опербатальона и формирования на его базе специального батальона как гарнизона уезда Панджшер. 7–9 июня из ГУЗР получались ими и выполнялись противоречивые указания о слиянии, а затем разделении опербатальона и батальона сопровождения грузов. Среди личного состава пошли разговоры о подготовке к отправке в Панджшер, а ехать в это пекло никто не хотел. Дауд, находившийся в Кабуле, 9 июня появился в батальоне с приказом о назначении на такую же должность в другой провинции, а новый командир в батальон не прибыл.

Начальник штаба опербатальона был ранее назначен командиром батальона сопровождения грузов, а замполит отказался брать на себя ответственность за батальон. Таким образом, в батальоне, как я полагаю, умышленно, создавалась обстановка неразберихи, безответственности, нервозности. Шафиуло продолжал служить в батальоне, поступала информация, что он вёл переговоры с мятежниками о сдаче им батальона, о чём я доложил в Кабул по закрытой армейской связи.

В ночь на 9 июня мятежники осуществили нападение на оперативный батальон, при этом из батальона ушли к мятежникам часть солдат, сержантов, офицеров с оружием, в том числе Шафиуло. Одна рота батальона оказала твёрдое сопротивление изменникам и нападавшим. По моей просьбе советское командование направило на помощь бронегруппу, но мятежники подбили из гранатомёта танк, были погибшие в его экипаже.

11 июня в Чарикар прибыли два замминистра внутренних дел ДРА и руководитель советнического аппарата ГУЗР генерал Кулик, и 12 июня было принято решение о замене всего опербатальона. Из Кабула для усиления обороны Чарикара и самого опербатальона прибыл штабной батальон ГУЗР. В ночь на 13 июня мятежники совершили нападение на оба эти батальона, повлекшее серьёзные потери в людях и технике, в частности, была выведена из строя вся бронетехника опербатальона, разбежалось около трети его личного состава. В нападении принимали участие офицеры и солдаты, перешедшие к партизанам 10 июня, они вступали по радиостанции в контакт с командованием обоих батальонов. Находившиеся в эту ночь при батальонах начальник штаба ГУЗР, его заместитель, начальник политотдела ГУЗР назавтра убыли в Кабул, оставив батальоны в сложнейшем положении.

Введение в город 14 июня Советского воинского контингента несколько стабилизировало обстановку. 16 июня опербатальон был выведен в Кабул для расформирования. Выяснилось, что у Дауда имелась договорённость с партизанами расправиться с сотрудниками госбезопасности или советниками, если они станут спрашивать с него за беспорядки в батальоне. Для этого 12 июня за забором опербатальона мятежники держали в засаде 12 человек, которые должны были применять оружие по сигналу Дауда.

Шафиуло после указанных событий получил у мятежников должность командира отряда. Дауд был арестован, сидел в известной Кабульской тюрьме Пуличерхи. Чем закончилось следствие — я не знаю. У меня сложилось твёрдое убеждение, что с партизанами были связаны не только Дауд, его замполит, но и сотрудники аппарата ГУЗР в Кабуле. Да ничего удивительного в этом и нет, если вспомнить, что в разное время к мятежникам переходили не только капитаны, майоры, но и генералы, в том числе из ХАДа, военной разведки, и даже министр обороны Танай.

* * *

Панджшерская операция развивалась в дальнейшем так: партизаны стали нападать на советские и особенно афганские подразделения уже при вводе их в ущелье. Я помню, как в штабе операции при мне давали указание послать спецгруппу для предотвращения захвата у афганского полка, разбитого мятежниками на марше, 120-миллиметровых миномётов, у которых большая дальность стрельбы, и из них партизаны могли бы беспрепятственно обстреливать из-за черты постов охраны Баграмскую авиабазу. Ряд афганских и советских подразделений стали гарнизонами в населённых пунктах ущелья, но под напором противника и трудностей снабжения число гарнизонов постепенно сокращалось, они перемещались всё ближе к выходу из ущелья и последнее время контролировали лишь несколько километров ущелья, основную же его часть опять заняли и обжили силы Ахмад Шаха, и опять с ними велись боевые действия с использованием различного оружия, включая авиацию.

Должен заметить, что всё то, что совершила агентура мятежников в провинции Парван в мае-июне 1982 года, было, вероятно, формой противодействия, противовеса Ахмад Шаха действиям советских и афганских правительственных сил в Панджшерском ущелье. В упомянутом интервью В. Снегирёву, рассказывая об одной из войсковых операций, проводившейся против его сил, Ахмад Шах говорит: «Досконально изучив противника, мы до мельчайших подробностей продумали свою стратегию… (она) предусматривала различные варианты наших действий в зависимости от того, что задумал противник… Мы решили растянуть для русских фронт или вообще растащить их по разным фронтам».