Айви догнала ее у перекрестка.

— Пожалуйста, — начала упрашивать она. — Пожалуйста, вернитесь.

Лицо Кит было пепельным; казалось, из него ушла жизнь. Она ничем не напоминала смышленую девушку, сидевшую в комнате Айви несколько минут назад. Однако та девушка не могла знать, что встретится с призраком.

— Умоляю вас, вернитесь! — Айви потянулась к ней, но Кит съежилась и сделала шаг назад. — Это для вас страшное потрясение. Не надо оставаться на улице.

— Я должна идти… должна идти.

Кит с ужасом смотрела на машины, сновавшие во все стороны, на непривычно большие красные автобусы и людей, так не похожих на жителей Лох-Гласса. Стоял шумный и суетливый лондонский вечер.

— Мать очень любит тебя, — сказала Айви, надеясь найти нужные слова.

— Моя мать умерла! — выпалила Кит.

— Нет, нет.

— Она умерла. Утонула в озере… утопилась… Я знаю, что… Я единственная, кто знает это. Это не она. Моя мать утопилась! — У Кит началась истерика.

Айви поняла, что надо делать. Ее маленькая жилистая рука обняла девушку за плечи.

— Мне все равно, что ты говоришь, но одну я тебя не оставлю. Идем со мной.

Она то вела, то тащила Кит к дому двадцать семь, к двери собственной квартиры.

Лены там не было. Казалось, этих десяти минут не существовало; стены комнаты покрывали те же дурацкие картинки. Кит упала на тот же стул, на котором сидела, когда услышала шаги на лестнице и встала, чтобы посмотреть, кто там.

Что ее дернуло? Что было бы, если бы она не встала? Кит испытывала странное ощущение: казалось, голова стала бумажной. Появился звон в ушах, а пол стремительно поднялся навстречу. Издалека доносились какие-то крики.

Затем ей ткнули что-то в лицо, и Кит ощутила отвратительный удушливый запах. А потом прямо перед ней возникло встревоженное лицо Айви. Она держала в руке флакончик.

— Ничего не говори. Просто нюхай.

— Что? Что?

— Это нюхательная соль. У тебя был обморок.

— У меня никогда не бывает обмороков! — ответила Кит.

— Ну теперь теперь все в порядке. Пойдем, я отведу тебя на диван…

— Где она? — спросила Кит. Вместе с ощущением реальности к ней вернулось и ощущение невозможности случившегося.

— Наверху. Она не придет, пока я не позову.

— Я не хочу ее видеть.

— Тс-с, тс-с… Ладно. Наклони голову к коленям, чтобы восстановить кровообращение.

— Я не хочу…

— Ты слышала? Я сказала, что не пойду за ней, пока ты не будешь готова.

— Я не буду…

— Ладно. А теперь выпей сладкого чаю.

— Я не пью сладкий… — начала Кит.

— А сегодня выпьешь, — властно сказала Айви.

Крепкий сладкий чай сделал свое дело — щеки девушки слегка порозовели.

Наконец Кит сказала:

— Она здесь давно?.. С тех пор, как мы решили, что она умерла?

— Она все расскажет тебе сама.

— Нет.

— Еще чаю… и печенья. Пожалуйста, Кит. Так поступали в войну, когда у человека был шок Это помогало тогда, поможет и теперь.

Бедная женщина старалась изо всех сил.

У Айви было морщинистое лицо и яркие глаза, напоминавшие пуговицы. Она была похожа на дружелюбную любопытную обезьянку, которую Кит видела в зоопарке. Когда они там были? Еще при маме или в следующем году, когда отец повел их с Эмметом в зоопарк, чтобы отвлечься от трагедии, которую все они пережили?

Кит хотела отказаться от второй чашки, но вдруг поняла, что Айви больше нечего ей предложить, и согласилась.

— Почему она приехала именно к вам?

— Что ты имеешь в виду?

— Вы уже были подругами?

— Я сдаю жилье. Вот и все.

— Но теперь вы с ней дружите?

— Да, дружу.

— Почему? — Лицо Кит сморщилось от горя и непонимания.

— Почему? Она очень хороший человек С кем и дружить, как не с ней? — жизнерадостно ответила Айви, сделав вид, что не поняла вопроса. Потому что ответить по существу было невозможно.

Они слышали тиканье настенных часов и отдаленный шум уличного движения. С лестницы донеслись шаги, но это была не Лена, а пара с третьего этажа, решившая куда-то выйти. Кит и Айви напряглись, уставившись в тюлевую штору.

Когда дверь хлопнула, Айви воскликнула:

— Ну вот, я же говорила, что она не спустится, пока ты не захочешь ее видеть!

Ответом ей стало молчание.

— Может, сама поднимешься?

— Не могу.

— Ладно, всему свое время.

— Такого времени не будет.

После минутной паузы Айви спросила:

— Не возражаешь, если я поднимусь и скажу ей, что ты пришла в себя?.. Честное слово, я не буду звать ее вниз. Просто она должна знать…

— Какое ей дело до меня и всех нас!

— Пожалуйста, Кит… Она сидит там одна и ничего не знает. Я только на минутку. — Кит молчала. — Не убегай, ладно?

— Я не из тех, кто убегает, — ответила Кит.

— Она все тебе расскажет.

— Нет.

— Когда ты захочешь слушать, — добавила Айви и ушла.

Кит подошла к двери.

Сюда все эти годы приходили ее письма, письма Лене Грей, в которых она делилась личными воспоминаниями о матери, описывала могилу, на которой они посадили цветы. Рассказывала этой Лене Грей то, чего не рассказывала никому, а все это время ее обманывали. Ее накрыла волна гнева и стыда. Нет, она не улизнет из этого дома, делая вид, что ничего не было! Мать жива. Об этом должны узнать отец, Эммет и все остальные.

Эта новость будет для всех шоком. Снова закружилась голова, как перед обмороком, но девушка переборола себя. Она поговорит с матерью. Выяснит, что случилось и почему. Почему мать бросила их и сбежала в Лондон, в то время как все в поисках ее метались по берегу озера.

Кит вышла из комнаты и поднялась по лестнице, решив стучать во все двери, пока не найдет нужную. Но это не понадобилось. На площадке второго этажа она услышала голос Айви:

— Лена, я вернусь к ней. Девочка испытала такое потрясение, ее нельзя оставлять одну…

Тут Айви увидела Кит и молча посторонилась, пропуская ее в комнату.

— Кит?

Мать сидела в кресле, зябко кутаясь в шаль. Видимо, подруга заметила, что Лену трясет, и укрыла ее. В руке она сжимала стакан с водой.

Айви тихо вышла, закрыв за собой дверь, и они остались одни.

Мать и дочь.

— Почему ты это сделала? — спросила Кит. Ее взгляд был мрачным, голос — ледяным. — Почему заставила нас думать, что ты умерла?

— У меня не было другого выхода, — без всякого выражения ответила Лена.

— Нет, был! Если ты захотела уйти от нас — от папы, Эммета и меня, — то могла сделать это… могла сказать нам, что уходишь, а не заставлять искать тебя, молиться за тебя и думать, что ты в аду… — У Кит сорвался голос.

Лена не ответила. Ее широко раскрытые глаза были полны ужаса. Все обернулось так, что хуже некуда. Дочь нашла ее и теперь испытывала гнев и презрение. Что ответить? Сказать девочке, что настоящее предательство совершил ее отец? Или защищать его? Пусть Кит думает, что по крайней мере один из родителей достоин ее доверия.

В девочке была сила и решительность. Лена знала все тайны ее сердца из ее писем. Но больше она не узнает ничего. Это причиняло такую же острую боль, как пустой шкаф, в котором прежде хранились костюмы Льюиса Грея.

Лена показала на стул, но Кит не стала садиться. Она осматривала комнату, пытаясь взять себя в руки. Лена не сводила с дочери глаз, стараясь угадать ее мысли.

Кит сделала глубокий вдох, собираясь что-то сказать, но передумала. Подошла к окну, отодвинула плотную штору и выглянула на улицу. Казалось, девушка собиралась с силами.

Лена дрожащей рукой поставила на стол стакан воды. Как в замедленной съемке.

— Скажи что-нибудь…

— Почему я должна что-то говорить? — спокойно ответила Кит. — Что я могу сказать? Говорить должна ты.

— А ты будешь слушать?

— Да.

— Я приняла решение. Я любила другого человека. Очень любила. И ради этой любви бросила тебя, Эммета… и всю свою прежнюю жизнь.

— И где он, этот человек, которого ты так любила? — В голосе Кит звучала издевка.

— Его здесь нет, — ответила Лена.

— Но почему ты заставила нас думать, что умерла? — Голос Кит был натянуто спокойным, словно она держалась за соломинку.

— Я не делала этого. Произошла какая-то ошибка.

— А теперь послушай меня! — не выдержала Кит. — Я считала тебя умершей с двенадцати лет! Мы с братом ходили на твою могилу каждую годовщину смерти, молились за тебя! Когда папа говорит о тебе, у него такое грустное лицо, что даже статуя заплакала бы. А ты здесь, в этом городе… потому что любила какого-то другого человека… человека, который тебя не любит. И ты еще говоришь, что люди считают тебя мертвой по ошибке? Наверно, ты сошла с ума. Просто сошла с ума!

Гнев Кит заставил Лену прийти в себя. Она сбросила шаль, встала и посмотрела дочери в глаза:

— Я не участвовала в этом заговоре. Я сообщила твоему отцу, что ухожу от него. Позволила ему самому решать, что сказать соседям и друзьям. Это самое меньшее, что я могла для него сделать. Позволить ему сохранить достоинство… Я ничего не требовала, — сделав глубокий вдох, продолжила она. — Я была не в том положении. Просто сказала, что надеюсь увидеть вас через несколько лет.

— Неправда, ты не сообщила папе, что уходишь. Ты ничего ему не сказала. Мне все равно, как ты лгала себе, но не лги мне. Я слышала, как он по ночам плакал у себя в спальне. Я сама ходила с ним к озеру, пока тебя искали. Я была там, когда тело нашли. Он обрадовался и сказал, что теперь ты будешь с миром покоиться в земле. Не говори мне, что папа знает об этом… спектакле. Я все равно не поверю.

Они стояли в метре друг от друга; лица обеих пылали от гнева.

— Если он сумел одурачить даже тебя, значит, он лучший актер, чем я думала, — с горечью ответила Лена. — Я никогда не прощу себя за горе, которое причинила вам с Эмметом, но на нем тоже лежит доля вины. Он все знал. Я оставила ему письмо.

— Что?

— Я оставила ему длинное письмо, в котором все объяснила. И не просила ничего. Даже понимания.

Кит пошатнулась:

— Письмо… О боже! — Она схватилась за горло. Ее лицо побелело.

До сегодняшнего дня Кит Макмагон не знала, что такое обмороки, но сейчас опять была близка к нему. Усилием воли она справилась с головокружением и тошнотой.

— Я понимаю, ты мне не веришь, — заволновалась Лена.

— Верю, — сдавленным голосом сказала Кит.

— Ты знала о нем?

— Я нашла его… и бросила в огонь.

— Что?

— Я сожгла его.

— Сожгла? Письмо, адресованное другому человеку? О господи, зачем ты это сделала?

— Хотела, чтобы тебя похоронили на церковном кладбище, — ответила Кит. — Если бы узнали, что ты покончила с собой, этого бы не случилось.

— Но я не собиралась покончить с собой. О боже, зачем ты вмешалась?

— Я думала, что ты…

— С чего ты взяла? У тебя не было на это никакого права! Не могу поверить… Это невозможно!

— Там была перевернувшаяся лодка… Все искали тебя. И сержант О’Коннор тоже…

— О господи, если бы ты отдала это письмо отцу…

— Но ты была такая странная в те дни… такая чужая… Разве ты не помнишь? Вот мы и подумали…

— Не говори за всех. Это пришло в голову только тебе!

— Нет. Оказалось, что так думали многие.

— Откуда ты знаешь?

— По городу поползли слухи…

— А как же расследование? Твой отец договорился с Питером Келли, чтобы тот принял чужие останки за мои?

— Они решили, что это ты. Все так подумали.

— Но кто это был? Чье тело лежит в моей могиле?

Кит посмотрела на нее с изумлением:

— Не знаю. Наверное, того, кто утонул когда-то.

Но Лена отмахнулась:

— Чушь! Он пошел бы на все, лишь бы скрыть, что я ушла от него.

— Отец не знает, что ты бросила его, — очень спокойно ответила Кит. — Благодаря мне. Он уверен, что произошла трагедия.

Лена была в ужасе. Значит, долгие годы Мартин думал, что она утопилась в озере, в нескольких шагах от их порога. Как такое могло случиться?

— Но даже если он знал… Если подозревал, что я собираюсь уйти от него, зачем мне лишать себя жизни?

— Нет, он вовсе не думает, что ты лишила себя жизни. Он считает, что это был несчастный случай. Он всегда говорил об этом нам с Эмметом.

Лена взяла пачку сигарет и машинально протянула ее дочери, но Кит покачала головой. Теперь в комнате было так тихо, что треск спички о коробок прозвучал словно щелчок кнута.

Прошла целая вечность, прежде чем Кит сказала:

— Прости, что я сожгла письмо. Тогда мне казалось, что по-другому поступить нельзя.

Собравшись с духом, мать ответила:

— Ты не знаешь, как я жалею, что была вынуждена бросить вас, но тогда… тогда… — Она опустилась на стул, однако Кит продолжала стоять.

— Ты могла приехать к нам, сообщить, что жива, что произошла ошибка. — Лена молчала. — Я ведь могла не сжечь письмо. Во всяком случае, тогда я сама не понимала, что делаю. Но ты не хотела этого, правда? Ты позволила нам думать… думать, что…

— Я была в ловушке, — ответила Лена. — Я обещала твоему отцу…

— Ты сама подстроила эту ловушку, — сказала Кит. — Не говори о том, что ты обещала папе. Когда ты выходила за него замуж, то поклялась его любить, почитать и слушаться. Но это тебя не остановило.

— Кит, сядь, пожалуйста.

— Не сяду! Я не хочу здесь сидеть.

— Ты очень бледная… у тебя больной вид.

— У нас дома говорят «хворый». Ты даже наши слова забыла.

— Сядь, Кит. У нас не так много времени… может быть, это наш последний шанс.

— Я не нуждаюсь в светских беседах.

— Я тоже.

И все же Кит последовала совету: ее не держали ноги.

— Как по-твоему, что в этой истории хуже всего? — наконец спросила Лена.

— Горе, которое ты причинила папе.

Наступило молчание, а потом Лена очень мягко сказала:

— Точнее, то горе, которое ему причинила ты.

— Так нечестно. Я в этом не виновата.

— Я и не виню тебя. Просто хочу спросить… спросить, что нам теперь делать…

— Откуда я знаю? Я не видела тебя с двенадцати лет. Не знаю, какая ты. Ничего о тебе не знаю. — Казалось, Кит мечтала оказаться от нее как можно дальше.

Лена боялась открыть рот. Каждое ее слово только отталкивало девочку. Поэтому она сидела и ждала. Когда молчание стало невыносимым, она сказала:

— Ты знаешь обо мне… мы писали друг другу много лет…

Взгляд Кит остался холодным.

— Неправда. Это ты знаешь обо мне все. Даже то, чего не знает больше никто на свете. Я рассказывала об этом, потому что верила тебе. А про тебя я не знаю ничего. Ничего, кроме лжи.

— Я писала правду! — воскликнула Лена. — Все время писала, что мать любила тебя и гордилась тобой… Разве не так?

— Не так Ты не писала, что мать бросила нас… сбежала…

Глаза Лены вспыхнули.

— А ты не писала, что сожгла письмо, которое все объясняло!

— Я сделала это, потому что хотела сберечь ее репутацию.

Лена с горечью заметила, что дочь говорит о ней в третьем лице. Словно ее мать действительно умерла.

— Ты говорила, что дорожишь моими письмами, — сделала она еще одну попытку. — А кто их писал, разве не я? Все в этих письмах было правдой. Я действительно работаю в агентстве по трудоустройству, а Льюис — в гостинице…

— Мне нет до этого дела… не думай, что мне это интересно. Я пойду.

— Не уходи, прошу тебя. Как ты будешь жить, узнав такую ужасную новость?

— Я уже узнавала ужасные новости и выжила, — с горечью ответила девушка.

— Ну посиди еще немножко. Если мои слова раздражают тебя, я буду молчать. Но я не хочу, чтобы ты осталась одна после такого потрясения.

— Раньше тебе не было до этого дела… когда ты бросила нас…

Кит поднесла кулачок ко рту, пытаясь справиться со слезами. Лена знала, что лучше не трогать ее. А Кит не терпелось уйти, но ей надо было собраться с духом. Она кусала пальцы, стараясь не заплакать.

Подперев щеку ладонью, Лена глядела в окно, за которым люди жили обычной жизнью.

Кит взглянула на нее.

Мать всегда была такой. Могла сидеть молча до бесконечности. Когда они ходили на озеро, все остальные бегали туда-сюда и что-то показывали друг другу, а мать безмятежно сидела, не испытывая желания ни говорить, ни двигаться. Когда вечерами семья собиралась у камина, отец показывал детям карточные фокусы, разучивал скороговорки или играл в «лудо», а мать просто смотрела в огонь, иногда гладила Фарука и молчала.

Тогда эта картина казалась такой мирной! Зачем этот человек пришел и увел от них мать? Злоба на Грея, который сломал им жизнь, помогла Кит справиться со слезами. К ней вернулась способность говорить.

— Он знает о нас? — в конце концов спросила она.

— Кто? — искренне удивилась Лена.

— Этот человек... как его… Льюис.

— Да, его зовут Льюис. Конечно, знает.

— И это не помешало ему увести тебя? — В голосе Кит звучало отвращение.

— Я ушла сама. Потому что хотела этого. Ты должна понять, что я очень хотела этого. Иначе мне не хватило бы сил бросить вас.

Кит заткнула уши:

— Я не хочу это слышать! Не хочу думать о том, чего ты хотела! Когда я думаю об этом, меня тошнит! — Ее лицо покраснело от гнева.

Девочкам бывает неприятно думать о том, что их родители занимаются сексом. А тут речь шла о желании, которое вызывал у матери другой мужчина. И Лена поняла это.

— Я сказала так, потому что не снимаю с себя вины.

— Вины! — Это слово прозвучало, как звук пощечины.

Лена испугалась, что Кит сейчас встанет и уйдет навсегда.

— Что мы будем делать? — быстро спросила она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты скажешь Эммету и… ну, твоему отцу, что… что все обстоит не так, как они думали?

— Ты всегда знала, что все обстоит не так, как мы думали.

— Кит, пожалуйста… Ведь я этого не хотела. Так вышло по ошибке.

— О чем ты собираешься меня попросить? — холодно сказала Кит.

Помолчав, Лена подняла голову и посмотрела дочери в глаза:

— Чего хочешь ты? Чтобы все узнали правду — что я жива?

Последовала еще одна долгая пауза, а затем Кит медленно сказала:

— Раз уж ты пять лет хотела, чтобы тебя считали мертвой… пусть все так и останется.

Эти слова прозвучали для Лены как стук молотка, забивавшего гвозди в крышку ее гроба.

Она осталась одна.

Айви видела, как девушка спустилась по лестнице и пошла к двери. Теперь она уже владела собой. Ей не потребуется помощь, чтобы перейти на другую сторону улицы. Она выглядела как человек, который сам справится со своими проблемами. Но ее лицо словно окаменело. Такого пустого и холодного выражения на нем раньше не было.

Айви очень хотелось подняться к Лене. Хотелось утешить женщину, которая в один день потеряла и любовника, и дочь. Но она понимала, что этого делать не следует. Лена знает, где живет ее хозяйка. Когда она будет готова к разговору, то спустится сама. Но не раньше.

Кит зашла в кафе. Там стоял музыкальный автомат, и несколько девушек ее возраста слушали пластинки. Она им позавидовала. О господи, как хорошо жить в нормальных домах, из которых матери не убегают… и не воскресают из мертвых! Никто из этих девушек не сталкивался с призраком. И у них было достаточно денег, чтобы крутить пластинки одну за другой. Они говорили о парнях, с которыми встречались. Две из них были негритянками, но говорили с лондонским акцентом. Похоже, жизнь изменилась: люди разных цветов кожи сидят в кафе на одной улице, и никто из них не знает друг друга.

Именно здесь жила мать с тех пор, как бросила их.

Мама жива. Что скажет на это Эммет? Он успокоился, только когда нашли тело… А папа? Что подумает папа? Снова впадет в черную меланхолию? Им не надо это знать. После стольких лет эта новость причинит им слишком сильную боль и принесет несчастье.

А во всем виновата она, Кит.

За прошедшие годы Кит часто винила себя, задавая один и тот же вопрос: правильно ли она поступила, что сожгла письмо? Но всегда говорила себе: Господь знает, что она сделала это, как ей казалось, из лучших побуждений. Из любви к матери. Но кому интересны ее благие намерения? Правильно говорят, что ими выложена дорога в ад.

Кофе обжег ей горло.

Нет, никто не должен ни о чем узнать. Тем более что этого хотела она сама… Кит не могла назвать матерью эту стройную женщину, жившую в современной квартире и говорившую о своем физическом влечении к Льюису или как там это называется… Зачем подвергать Эммета пытке, которую с трудом выдержала она сама? И папу тоже. Что будет с папой, если он узнает, что его любимая Элен, по которой он пролил столько слез, бросила его, потому что хотела спать с мужчиной по имени Льюис?

Кстати говоря, а где он, этот Льюис? Если мать сходила по нему с ума, то почему в квартире нет и следа его пребывания? Кит вспомнила мужчину, который разговаривал с Айви. Красивого темноволосого мужчину, похожего на актера. Нет, вряд ли это был Льюис; он куда-то уезжал. И оставил большой сундук со своими вещами, который должны были забрать. Нет, это не любовник матери. Он слишком молод…

Кто-то тронул ее за руку. Она вздрогнула и подняла глаза. Неужели мать или миссис Браун следили за ней?

Но это оказался юноша лет восемнадцати.

— Ты одна? — спросил он.

— Да, — глядя на него с опаской, ответила Кит.

— Не хочешь присоединиться к нам? — Он показал рукой на столик, за которым сидели лукаво улыбавшиеся парни и девушки.

— Нет, спасибо… Большое спасибо.

— Да брось ты. Человек не должен сидеть один, когда играет такая музыка, — сказал парнишка.

Кит заколебалась. Молодые люди пели и хлопали в такт музыке. На их месте они с Клио вели бы себя так же. Но теперь все было по-другому. Она не сможет сидеть с ними, смеяться и делать вид, что ничего не случилось. Но сидеть одной и гонять по кругу одни и те же мысли, доводя себя до белого каления, тоже нельзя.

— Спасибо, — улыбнулась ему Кит.

Парень обрадовался тому, что сумел подвести к столику такую хорошенькую и нарядную девушку. Она широко улыбалась и кивала каждому, кто называл свое имя. Должно быть, она отвечала, что ее зовут Кит, потому что все так назвали ее, когда она сказала, что ей пора. Кит вышла из кафе и побежала на автобус.

Клио не находила себе места и ворчливо заметила:

— Ты опоздала.

— Нет, это ты пришла слишком рано.

Началась их обычная перепалка. Но когда Кит видела Клио в последний раз, она еще не знала самого ужасного. Что мать не умерла, а сбежала. И что дочь невольно помогла ей обмануть всех, когда сожгла письмо.

— Что делала? — Клио все еще дулась на то, что они не поехали в город вместе.

— Посидела в кафе, — пожала плечами Кит.

— И все? А я побывала в сотне мест.

— Рада за тебя.

— Ты с кем-нибудь познакомилась? — жадно спросила Клио.

— Да, с целой компанией. Они слушали музыку.

— А мальчики там были?

— Полным-полно.

Мысли Кит были далеко отсюда. Далеко от Клио и от кафе.

— Симпатичные?

— Да. Вполне… А ты? — Кит понимала, что должна держаться как обычно.

Однако с приключениями Клио не повезло.

— Да так, видела кое-что… А как их звали?

— Кого?

— Мальчиков, с которыми ты познакомилась?

— Не помню. — Кит говорила чистую правду.

Когда они поднимались по ступенькам монастырской лестницы, Клио забеспокоилась.

— Кит, ты не переспала с кем-нибудь из них? — внезапно спросила она.

— О господи… Ты соображаешь, что говоришь? — Нет, Клио никогда не перестанет изумлять ее.

— Ну, ты как-то изменилась… Сама знаешь, всегда можно отличить человека, который делал это, от человека, который не делал.

— Жаль тебя разочаровывать, но ничего подобного не было. В кафе такими вещами не занимаются. Наверное, там слишком людно.

— Ох, Кит, замолчи! Ты какая-то другая. Понятия не имею почему, но я слишком хорошо тебя знаю. С тобой что-то произошло.

— Могу сказать тебе только одно: я не лишилась девственности на столике кафе.

— А что же тогда?

— Ничего. Просто я оказалась в чужом городе, но не стала его частью.

Похоже, она нашла правильные слова. Во всяком случае, Клио они убедили. Она потерпела обидную неудачу и утешилась тем, что Кит Макмагон не повезло тоже. Но выглядела Кит странно. Так, словно с ней произошел несчастный случай или что-то в этом роде.

В ту ночь Кит так и не смогла уснуть. Она сидела и смотрела в окно, наблюдая за лондонским рассветом. Интересно, мать тоже не сомкнула глаз? Да нет, наверняка спит со своим Льюисом, к которому ее так тянуло. Если только это не тот красивый мужчина, который выносил свои вещи.

И тут ей в голову пришла мысль, пронзительная, как ледяной ветер. Что, если Льюис действительно уехал? Теперь мать знает, что ее разоблачили, и может вернуться домой. Может приехать в Лох-Гласс после стольких лет и попытаться начать жизнь сначала. Вернуться как привидение к бедному папе, который по-прежнему считает ее святой. К Эммету, который был совсем маленьким, когда она «утонула». И помешать папе снова жениться. Конечно, Мора Хейз теперь не сможет выйти за папу.

Никто не сумеет простить мать.

Кит бросало то в жар, то в холод. Когда настало утро, она была не в состоянии принять участие в пешеходной экскурсии по диккенсовским местам Лондона.

Мать Люси встревожилась:

— И часто с тобой такое?

У девочки действительно поднялась температура.

— Все будет в порядке, если я немного полежу, — ответила Кит.

— Я буду навещать тебя каждый час, — сказала мать Люси.

— Это умерит твою прыть, — прошептала Клио.

— Никакой прыти у меня нет. Ох, Клио, до чего же ты вредная!

— Если я найду твое кафе, сказать им, что ты придешь снова?

Клио расстроилась, что Кит не пошла с ними. С ней было бы намного веселее, но подруга действительно выглядела больной.

Кит лежала на узкой койке в дортуаре, рассчитанном на восемь девочек Во время учебы здесь спали восемь англичанок. А теперь — девочки из Лох-Гласса. Каждая из них ложилась на эти подушки, не ощущая страха, который обвивал душу, как колючая проволока.

Кит лежала с открытыми глазами. Когда монахиня заглядывала в дверь, она притворялась спящей. Это избавляло от необходимости объяснять причину ее лихорадки.

Лена не спала. В шесть часов она поняла, что пытаться заснуть бесполезно. Поэтому она встала, оделась, спустилась вниз и подсунула под дверь Айви записку со словами «Поговорим вечером». Ничего другого не требовалось. Вчера Айви хватило такта оставить ее в покое. Она поймет, что Лена не станет ее сторониться и хранить секреты, которыми однажды уже поделилась.

Придя в агентство Миллара, она принялась за письмо дочери. Но ничего не получалось. Лена с треском вытаскивала из машинки страницу за страницей и комкала их. Когда хлопнула дверь и в офис вошла Доун Джонс, Лена сдалась. Написать нужно было о многом, но где взять подходящие слова? Она порвала черновики на мелкие кусочки, напоминавшие конфетти. Теперь ни один человек не смог бы их прочитать.

Впрочем, никому и в голову не пришло, что превосходно владеющая собой миссис Грей всю ночь не сомкнула глаз. Что в один и тот же день она нашла дочь, снова потеряла ее и рассталась с человеком, с которым прожила как с мужем пять лет.

Бессонная ночь убедила Лену в том, что дочь права. Ей следует остаться для всех умершей; она уже и так причинила людям слишком много зла. Однако утром ей в голову пришла пугающая мысль. А вдруг Кит передумает? Когда ужас, отвращение и чувство вины за сожженное письмо пройдут, она может изменить свое решение. Посчитать, что обязана все рассказать сначала Эммету, а потом Мартину.

Вина Лены перед Мартином не имела границ. Она была несправедлива к нему. Этот человек много лет жил в страхе, подозревая, что она покончила с собой. Кит сказала, что по городку ходило множество слухов. Мартин пережил это, затыкал уши, чтя ее память. Разве можно выставить его на позор? Объявить на весь свет, что его жена просто сбежала с другим? Мартин этого не заслужил. Он имеет право на счастье. Следует предупредить Кит, что она должна молчать.

Ночью Лена думала, что сумеет найти нужные слова, если окажется у письменного стола. Того самого стола, за которым она писала длинные письма дочери от имени подруги покойной. Письма, которых она больше никогда не напишет и не получит на них ответа.

Но нужные слова не приходили.

И тут явилась Доун, свежая, как маргаритка.

— Надо же, я считала себя ранней пташкой… но вы снова меня опередили. — Ее голос напоминал чириканье.

Синяя с золотом форма, сверкающие волосы и безукоризненно наложенная косметика делали Доун похожей не то на канарейку, не то на волнистого попугайчика.

Лена почувствовала себя старой и усталой.

— Мне нужно ненадолго уйти. Пожалуйста, возьми блокнот. Я продиктую список дел, которые вы поделите с Джесси.

— Конечно, миссис Грей. — Доун обратилась в слух.

«Счастливая ты, Доун, — думала Лена. — Спишь ночью, имеешь дюжину поклонников, и твоя единственная забота — решить, с кем из них провести вечер».

Лена вернулась в дом двадцать семь и постучала в дверь подруги.

— Айви, когда у вас выдастся свободная минутка, поднимитесь ко мне, пожалуйста.

Она выглядела так скверно, что та встревожилась:

— Может, вызвать врача?

— Нет. Мне будет вполне достаточно дружеской поддержки.

Айви помогла Лене раздеться и лечь в кровать. Большое супружеское ложе, которое они делили с Льюисом, теперь было слишком пустым и просторным. Айви сложила одежду и положила ее на кресло, а потом протянула Лене ночную рубашку так, словно была служанкой знатной дамы.

Обе молчали.

Наконец Айви сказала:

— Лена, она очень красивая девочка. Такой чудесной дочерью можно гордиться…

После этих слов плотина рухнула. До сих пор Лена сдерживалась, но когда Айви Браун похвалила дочь, которую она потеряла навсегда, слезы хлынули наружу. Она плакала как младенец и не могла успокоиться. Прошло немало времени, прежде чем она смогла высморкаться и рассказать Айви обо всей глубине постигшей ее трагедии… Самое худшее заключалось в том, что ее дочь по простоте душевной сделала в свое время все, чтобы Элен Макмагон не смогла вернуться и снова увидеть своих родных.

* * *

— Что, тебе не очень понравилась поездка? — спросил Мартин Макмагон.

— Нет, папа, понравилась. Она ведь стоила кучу денег и…

— Это неважно. Иногда мы тратим кучу денег, а толку никакого. Все было слишком по-школьному, да?

— Нет, я же писала, все нормально. Я отправляла тебе открытки; мы всё посмотрели.

— И что тебе понравилось больше всего? — спросил Эммет.

Кит искоса посмотрела на брата. Ей вспомнилась мать, которая спросила: «Что в этой истории хуже всего?» Она проглотила комок в горле и постаралась найти ответ.

— Наверно, Тауэр, — наконец сказала она.

— А как твоя лихорадка?.. — Отец тревожился за нее.

— Температура у меня была всего день-другой. Ты же знаешь, эти монахини вечно делают из мухи слона.

— Клио сказала Питеру, что ты пролежала в постели два дня.

— Папа, Клио еще хуже монахинь.

— Не вздумай сказать это при матери Бернард. Бедняжка потратила столько сил на то, чтобы научить вас обеих уму-разуму.

Итак, ей удалось отвлечь отца. Что ж, спасибо Клио.

— А вот и ты, Кит Макмагон. — Именно так отец Бейли обычно здоровался с людьми. Это было чем-то вроде позволения существовать.

— А вот и я, отец, — в тон ответила Кит.

Священник смерил ее пристальным взглядом, решив, что над ним потешаются, но подтверждения этому не нашел.

— Ну, как вы съездили в Лондон?

— Было очень интересно. Нам повезло. Такая возможность предоставляется не каждому. — Она говорила чопорно, как маленькая девочка, цитировавшая чужие слова.

Клио хихикнула.

— Место по-своему неплохое, — сказал отец Бейли. — Если смотреть на него под нужным углом зрения.

Под каким еще углом зрения? Кит захлопала ресницами, но не стала спорить с пожилым священником.

— Вы сами там бывали, отец?

— Пару раз проездом по пути в Святой Город, — ответил он.

— А кафе там уже были? — спросила Клио.

— У нас не было времени на кафе.

— В том-то и дело, — прошептала Клио, когда они отошли на почтительное расстояние. — Интересно, что бы он там увидел, будь у него больше времени.

— Надо же, какое совпадение. Оказывается, вы были в Лондоне одновременно с нашими выпускницами! — сказала мать Бернард Море Хейз.

— Я, мать Бернард?

— Клио и Кит отпускали из монастыря, чтобы встретиться с вами. Мне сказала об этом мать Люси.

— Ах, мать Люси… — Мора была сбита с толку, но не хотела, чтобы монахиня поняла это.

— Какое совпадение! — повторила мать Бернард.

— Да уж, — насупившись, подтвердила Мора.

— Клио, можно тебя на минутку?

— Да, тетя Мора.

— Матери Бернард привиделось или ей действительно кто-то сказал, что я была в Лондоне одновременно с вами?

— Я ничего ей не говорила. Честное слово.

— А кто?

— Понятия не имею. Какая-то чокнутая монахиня сказала, что звонила наша тетя, вот мы и воспользовались возможностью, которая свалилась на нас с неба… — Клио хихикнула. — А от небесной возможности не отворачиваются, правда?

— И как вы с Кит воспользовались ею?

— Куда ходила Кит, я не знаю. Она изо всего делает тайну. А я скучала. Рассматривала витрины, заходила в кафе и бары, делая вид, что кого-то ищу.

— И ты не задавала вопросов об этой неизвестно откуда взявшейся тете, которая о вас спрашивала?

Клио пожала плечами:

— Нет. Я просто подумала, что нам редкостно повезло. Но ошиблась.

* * *

Орла Диллон — теперь Рейли — пришла к матери.

— Мама, могу я тебе помочь? Ты всегда жаловалась, что я тебе не помогаю.

— Это было тогда, когда ты жила здесь. Теперь ты живешь с мужем и возвращайся к нему.

— О господи, мама! Тебе же нужно хоть иногда выходить из дома. Я сказала ему, что должна немного помочь тебе в магазине.

— Ты сказала ему неправду. А кто присматривает за ребенком?

— Ма Рейли. Пусть старая карга хоть раз в жизни займется делом.

— Орла, я уже сказала и повторять не буду. Здесь тебе делать нечего.

— Мама, пожалуйста…

— Нужно было думать об этом раньше.

Скоропалительная свадьба Орлы не доставила ее родным никакого удовольствия.

Клио и Кит читали журналы. Обычно они успевали прочитать пять, прежде чем купить один. Тем не менее разговор Орлы с матерью не ускользнул от слуха Клио.

— Оказывается, быть замужем вовсе не сахар, — шепнула она Кит.

— Что?

— Ты оглохла?

В последнее время общаться с Кит Макмагон было все равно что говорить со стеной. Она ничем не интересовалась. Проспект колледжа Святой Марии, что на улице Катал Бруга, пролежал на столике в коридоре три дня.

— Кит, ты что, не будешь его читать? — спросила Рита. — Там описывается форма и все остальное…

— Конечно, буду, — ответила Кит.

Но конверт так и остался нераспечатанным.

— Колледж Святой Марии? — спросила миссис Хэнли из магазина готового платья. — Что ж, это неплохо. Значит, ты не станешь поступать в университет, как Клио?

— Нет, миссис Хэнли. Я хочу изучать гостиничное дело. Там можно научиться многому. Не только бухгалтерии, но и кулинарии и всему остальному.

— А как твой отец относится к тому, что ты не поступаешь в университет? По-моему, он мечтал об этом всю жизнь.

Кит посмотрела на миссис Хэнли:

— Серьезно? Он никогда об этом не говорил. Ни словом не обмолвился. Пойду-ка я домой и спрошу его… Я не догадывалась об этом, пока вы не сказали.

— Может, я ошиблась? Не стоит зря расстраивать людей… — встревожилась миссис Хэнли.

Во взгляде Кит чувствовалось раздражение. Она не знала, что миссис Хэнли так стыдилась собственной дочери, работавшей в низкопробном дублинском кафе даже не официанткой, а простой уборщицей, что делала все, чтобы унизить остальных девушек Лох-Гласса.

А миссис Хэнли не знала, что стоявшая перед ней сердитая девушка толком не слышала ее слов. Чтобы вызвать бурю, достаточно было просто произнести имя ее отца.

В ту ночь Кит плохо спала. Она уже несколько дней ни на чем не могла сосредоточиться. Вдруг мать напишет из Англии или, хуже того, приедет? Неужели счастливое будущее отца растает у нее на глазах?

— Эммет, от тебя пахнет спиртным, — заметила Кит.

— Серьезно? Я думал, все уже выветрилось.

— О чем ты думаешь?

— А ты не наябедничаешь?

— Разве я когда-нибудь ябедничала?

— Ну, мы с Майклом Салливаном и Кевином Уоллом… выпили по коктейлю.

— Не верю.

— Точнее, слили остатки из бутылок, лежавших в баре Фоули, в кувшин и перемешали.

— Эммет, ты рехнулся. Совершенно рехнулся.

— Честно говоря, это было ужасно. Одна вода. Потому что в бутылках из-под виски и бренди почти ничего не осталось.

— Как тебе не стыдно!

— Ладно, спасибо, что сказала. Надо будет почистить зубы.

— Ради бога, зачем ты это делаешь?

— Ну, нужно же чем-то заняться. Иногда здесь бывает тоскливо. Скажешь, неправда?

Кит посмотрела на Эммета и закусила губу. Что она могла ответить?

— Как дела, Кит? — окликнул ее Стиви Салливан.

— Паршиво, — ответила Кит.

— Терпеть не могу, когда у хорошеньких девушек бывает плохое настроение, — обольстительно улыбнулся Стиви.

Но на Кит Макмагон его улыбка не подействовала.

— Мне было бы куда лучше, если бы ты помешал своему братцу устраивать коктейли на задах Фоули и Лапчатого.

— Ты что, решила податься в Общество трезвости? Не дают спать лавры отца Мэтью, апостола воздержания? — спросил Стиви.

— Просто не хочу, чтобы от моего брата несло перегаром.

— О’кей, — кивнул Стиви.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что приму меры.

— Спасибо, — сказала Кит и вошла в дом.

Поднимаясь по лестнице, она уже ругала себя за то, что так строго отнеслась к обычной мальчишеской игре. Они не были пьяными. Просто притворялись взрослыми.

Наверное, сказала она себе, это из-за отца. Ему приходится нелегко. А будет еще тяжелее, когда он узнает, что его жена не утонула в озере. Потому что у Кит больше нет сил. Она не сможет молчать об этом так же, как молчала о сожженном письме. Теперь тайное станет явным и все рухнет.

Ей приснилось, что мать вернулась домой и вся семья пьет чай на кухне.

«Не надо сердиться на Кит», — говорит мать. Все сидят вместе, за их спинами стоит Рита. Только Кит, как отверженная, притулилась на дальнем конце стола. И откуда-то доносится громкий плач Моры.

— Кит, я хочу сделать тебе подарок в честь окончания школы. — Миссис Хэнли протянула Кит плоскую коробку.

— Большое спасибо, миссис Хэнли. Очень любезно с вашей стороны.

— Открой и посмотри. Может, тебе не понравится.

В коробке лежал ярко-желтый свитер с короткими рукавами. Кит никогда не носила таких вещей. Ладно, под жакет сойдет.

— Красивая вещь, миссис Хэнли. Вы очень добры.

— Детка, вчера я наговорила лишнего. Не обращай внимания, ладно?

Кит удивленно посмотрела на нее. Она представления не имела, о чем говорит эта женщина. События последних дней от нее ускользали. Она с трудом помнила, что было после возвращения из Лондона. Все казалось нереальным.

* * *

Дни и ночи стали для Лены бесконечными. Она спала — точнее, пыталась спать — в уголке огромной кровати, которую когда-то делила с Льюисом.

В офис она ходила как на автомате; работа потеряла для нее всякий смысл. Уже не надо было ни бежать домой во время ленча, чтобы побыть с Льюисом лишний час, ни торопиться к ужину.

Прошел день ее рождения, но никто об этом и не вспомнил. Ни Льюису, ни Кит не было до этого дела, а для остальных она умерла. Может быть, Айви помнила, но она была тактична и понимала, что праздновать в этом году Лене нечего.

Иногда во время субботнего ленча, когда закрывалась дверь агентства, Лена поздравляла себя с тем, что сумела прожить еще одну неделю. Возможно, так будет продолжаться до конца ее жизни — конечно, если дочь сумеет это вынести. До тех пор она будет скрываться в Лондоне и спать в постели мужчины, который бросил ее так же, как она бросила собственного мужа.

Некоторые дни были труднее остальных. В агентство обратилась одна вдова, просившая подыскать ей работу на неполный рабочий день. В четыре часа пополудни ей нужно быть дома: в это время возвращается из школы ее сын.

— Понимаете, ему тринадцать лет, а в этом возрасте они особенно нуждаются в матерях, — поделилась она с Леной.

К ее удивлению, глаза миссис Грей наполнились слезами.

— Да, очень нуждаются, — серьезно сказала Лена. — Мы сделаем все, чтобы найти для вас что-нибудь подходящее. — И посвятила себя решению этой задачи. Как будто помощь этой женщине извиняла ее перед сыном.

Она много думала об Эммете. Может быть, он более добросердечен и не торопится осуждать людей, как Кит. Тем более что сам он ни в чем не виноват. Он не сжигал письмо, адресованное другому. Может быть, она сумеет найти способ написать ему и сообщить, что жива? Или это чистое безумие?

А как же быть с Мартином? С Мартином, к которому она была так несправедлива? Как быть, если Кит изменит свое решение? Вдруг она во всем признается? Что честнее — сказать Мартину правду самой или позволить ему узнать эту правду из вторых рук?

Она обещала, что не уйдет от него без объяснений, но до него эти объяснения не дошли. Может быть, она хочет вернуться только потому, что Льюис ушел? Во всяком случае, Мартин подумает именно так…

Эти мысли скреблись в мозгу бодрствовавшей Лены как мыши. А ночью ей снилось, что Льюис вернулся. Она просыпалась в холодном поту и понимала, что ошиблась. Однажды ночью Лене приснилось, что она вернулась в Лох-Гласс, вышла из автобуса у монастыря и пошла через городок пешком. Мимо Приозерной улицы, которая вела к дому Келли, мимо почты, дверь которой Мона Фиц захлопнула у нее перед носом. Почтальон Томми хотел выйти и поговорить с ней, но Мона позвала его обратно. Шторы в окне полицейского участка колыхнулись; ее заметили, но никто не вышел поздороваться. Чтобы не встречаться с ней, миссис Хэнли вывесила на двери своего магазина объявление «ЗАКРЫТО ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ».

У дверей бара Фоули стояла мрачная толпа. Гараж Салливана был пуст, посетители хозяйственного магазина Уолла свернули в другую сторону, а отец Бейли торопливо пошел к церкви, лишь бы не видеть ее. Когда она вернулась на перекресток и перешла на другую сторону улицы, надеясь встретить кого-нибудь, двери бара Лапчатого оказались закрытыми, а миссис Диллон не захотела с ней разговаривать. Дэн и Милдред О’Брайен из гостиницы «Центральная» старательно избегали ее взгляда.

А потом она очутилась в аптеке, подняла голову и крикнула: «Я дома!»

Но ответа не дождалась.

На лестничную площадку вышла Рита, одетая в черное.

«Боюсь, мэм, вы не можете войти. Хозяйка умерла», — мрачно сказала она.

«Хозяйка — это я!» — воскликнула Лена.

«Знаю, мэм, но войти вы не можете».

И тут она проснулась мокрая от пота. Это была правда. Никакой новой жизни у нее не будет. Можно по-прежнему оставаться для всех женщиной, утонувшей в озере.

Лена ужасно скучала по письмам. Но заходить за ними к Айви не имело смысла: Кит больше никогда не напишет ей. Подруга матери больше никогда не получит писем, переполненных новостями.

Кит тоже скучала по письмам. Писать было некому, некому рассказывать о том, что ждет ее впереди, о колледже, о собачьей преданности Филипа О’Брайена и растущем высокомерии Клио. Лена Грей, которой она писала, могла найти выход из любого положения. Конечно, за исключением того, в котором обе оказались сейчас.

Письма были для нее тогда настоящим благословением. Но, увы, прошли те времена, когда сестра Мадлен тайком передавала ей конверт с английским штемпелем, который она уносила домой и вскрывала у себя в спальне. Понимание того, что все в этих письмах было ложью, превращало их в ничто. Кит не могла вспоминать о них без дрожи. Она больше не верила Лене Грей. Ни на грош.

Пришла открытка от Филипа. Он был в Килларни.

Дорогая Кит!

Я устроился поработать в гостиницу, которую ты видишь на открытке, на время каникул. Представь себе, что на открытке изображена твоя собственная гостиница. Было бы, чем похвастаться.

Не могу дождаться начала занятий, а ты? У нас большое преимущество перед остальными. Мы будем вместе, а им придется искать новых друзей.

С любовью,

Филип.

Дорогая Кит!

Твой отец сказал мне, что ты будешь жить в общежитии на Маунтджой-сквер. Уверена, что тебе будет удобно там во время учебы в колледже.

Конечно, одним из самых больших преимуществ жизни в Дублине будет для тебя ощущение свободы от дома и всего, что с ним связано. Хочу сообщить тебе, что у меня есть квартира в Рэтмайнсе, и я буду рада, если ты навестишь меня. Но только не подумай, что я буду сидеть дома и ждать тебя. Я ухожу с работы в половине шестого и в случае хорошей погоды около часа провожу на поле для гольфа. Часто хожу в кино или в гости. Иногда люди приходят ко мне на ужин.

Я пишу тебе об этом, чтобы ты не подумала, будто я изнываю от одиночества или хочу следить за твоим поведением в Дублине. Сообщаю номер своего телефона на случай, если ты решишь как-нибудь зайти ко мне поужинать.

Искренне любящая тебя

Мора.

Дорогой Майкл Салливан!

Тебе пишет доброжелатель. Люди видели, как ты допиваешь остатки из бутылок на задворках пивных Лох-Гласса.

Это нужно прекратить.

Немедленно.

Иначе об этом узнает сержант О'Коннор.

И отец Бейли.

А самое главное — твой брат, который выбьет из тебя дурь.

Предупреждаю в последний раз!

Дорогой Филип!

Как бы, мы ни жили в Дублине, но вместе мы не будем. Я хочу, чтобы ты знал это с самого начала во избежание недоразумений.

С любовью (но только если ты поймешь это правильно), Кит

— Стиви, в Дублине ждут, чтобы я как можно скорее приступила к своим обязанностям, — сказала Рита.

— О боже! Скоро ты забудешь Лох-Гласс как кошмарный сон.

— Да, осталось немного.

— Но эта женщина еще не переехала к Мартину.

— Если ты говоришь о Море Хейз, то они — очень близкие друзья. Но ты прав… Помолвки еще не было.

— Я думал, ты останешься со мной и будешь вести бухгалтерию.

— Стиви, твоя мать этого не одобряет.

— Не обращай на нее внимания. Бери пример с меня.

— Не очень приятно, когда тебя просят выносить мусор, скрести кастрюли или мыть посуду…

— Брось, Рита. Просто не делай этого, и все. Она попросит, а ты откажи. Это как в игре.

— Только не для меня.

— Не верю. Это всего лишь предлог… Ты нашла работу получше?

— Да нет.

— А что тогда?

— Я была никем. Сумела выбиться в люди. И хочу жить там, где со мной будут считаться.

— Я тебе хорошо плачу.

— Если бы я пошла на панель, то получала бы больше. Деньги — еще не все.

— О’кей, согласен, я человек грубый. У меня нет времени на обходительные разговоры.

— Но с клиентами ты ведешь себя вежливо. И с людьми, которые могут обратиться не к тебе, а в агентство Форда…

— Это правда.

— С девушками, на которых ты положил глаз. С теми, у кого ты можешь получить кредит. И с людьми, которые могут позволить себе купить новую машину.

— У тебя цепкий взгляд.

— Да. И мне нравится далеко не все из того, что я вижу.

— О боже, Рита, ты меня пристыдила. Больше мне сказать нечего.

— Странно… Кажется, ты говоришь правду, — усмехнулась Рита.

— Значит, мир? Я получил урок, и теперь все в порядке? — Он чарующе улыбнулся.

— Стиви, ты ведешь себя как мальчишка. Это на меня не действует! — засмеялась Рита.

— Что я могу для тебя сделать?

— Ничего. Разве что дать хорошую рекомендацию. С завтрашнего дня я у тебя не работаю. Дела в полном порядке.

— Неужели ты уйдешь от меня?

— Не столько от тебя, сколько от твоей матери.

— Моя мать здесь ни при чем.

— Она была бы ни при чем, если бы не показывалась в офисе.

— Кто научил тебя такому упрямству?

— Миссис Макмагон, благослови ее Господь.

— Сомневаюсь, что он это сделает. Она ведь утопилась.

— Стиви Салливан, ты слишком много болтаешь.

— Я повышу тебе жалованье. Останься, Рита. Пожалуйста.

— Нет, но за предложение спасибо.

— Кем я тебя заменю?

— Пожилой женщиной. Еще старше меня.

— Рита, сколько тебе лет? Ты ведь совсем девчонка.

— Я на добрых пять лет старше тебя.

— В наши дни это ничто.

— Возьми на мое место опытного человека. Женщину, которая сможет выстоять перед твоей матерью.

— Что мне написать в рекомендации?

— Я уже сама ее написала, — улыбнулась Рита.

— Рита, я не могу в это поверить. Просто не могу, — промолвил Мартин Макмагон.

— Да, сэр, я ухожу.

— Я могу сделать что-то, чтобы ты осталась?

— Сэр, вы все делали для моего блага, и я подыщу вам кого-нибудь. Того, кто займет мое место.

— Рита, тебе нет равных.

— Я хочу порекомендовать вам свою двоюродную сестру. Она будет работать по утрам, стирать, гладить, мыть овощи… Возможно, вы захотите установить новый порядок и вести домашнее хозяйство по-другому. — Так она намекала, что Мартину пора жениться.

* * *

Мора Хейз вскрыла конверт со штемпелем «Лох-Гласс». Письмо было напечатано на машинке.

Мисс Хейз, прошу прощения за столь необычное письмо. Если Вы обидитесь, это будет означать, что я совершила ошибку…

Мора быстро посмотрела, от кого оно. Подпись «Рита Мур» сначала ничего ей не сказала, но потом она вспомнила. Девушка, работавшая в доме Мартина, извещала ее о своем уходе. И о том, что освобождаются два рабочих места. Администратора и бухгалтера в гараже напротив.

— Ну что, ты нашел общий язык с юной Кит Макмагон? — спросил сына Дэн О’Брайен накануне начала занятий в колледже на улице Катал Бруга.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам знаешь.

— Понятия не имею, — ответил Филип.

— Если так, выражусь прямо. Вы собираетесь жить вместе?

— А если и так?

— Тогда я хочу предупредить тебя. Она может оказаться такой же ветреной, как и ее мать, а я не хотел бы, чтобы ты женился на подобной женщине.

— Спасибо, отец.

— Не говори со мной таким тоном.

— Каким тоном?

— Милдред, поговори с ним.

— По-моему, это бесполезно. Он решил вести себя так же, как вся современная молодежь.

— Сестра Мадлен, я хотела вас предупредить насчет писем из Лондона, — промолвила Кит.

— Что-то случилось?

— Думаю, теперь подруга моей матери будет писать мне в Дублин, на адрес общежития.

— Да, конечно…

— Я просто не хотела, чтобы вы сочли меня неблагодарной или решили, что я что-то от вас скрываю.

— Конечно нет. Простые вещи часто кажутся сложными. — Сестра Мадлен относилась к своей должности альтернативной почтовой службы не слишком серьезно. — Кит, когда ты доживешь до моих лет и станешь разговаривать с бабочками, птицами и лисами, которые приходят к дому в конце лета, то тоже не будешь знать, что происходит на самом деле, а что тебе только снится…

— Иными словами, у всех есть свои секреты?

— Конечно. Просто у кого-то они важные, а у кого-то — не очень.

Кит посмотрела на сестру Мадлен. Ей хотелось задать еще один вопрос, но где взять нужные слова?

— Предположим, вы что-то знаете… то, что может остановить… — Голубые глаза монахини оставались безмятежными. — Я вот что подумала… Если бы с кем-нибудь могло что-то случиться… кто-то должен попытаться помешать этому или лучше не вмешиваться?

— Действительно, вопрос трудный, — посочувствовала ей сестра Мадлен.

— Для ответа нужны подробности, да?

— Нет, нет. Ничуть. Просто каждый находит решение сам. Заглянув в собственную душу.

— Допустим, человек так и сделал. Но для правильного ответа этого может оказаться недостаточно.

— Правильно то, что помогает людям и делает их счастливыми…

И Кит уже не в первый раз подумала о том, что такой простой взгляд отшельницы на законы Господа вряд ли получил бы одобрение официальной Римско-католической церкви.

* * *

Лена покупала газету каждую неделю и прочитывала ее от корки до корки, мечтая, чтобы там больше писали о Лох-Глассе, а не об окрестных городках.

Сначала она читала ее со страхом. Боясь сообщений о грандиозном местном скандале. Но через несколько недель поняла, что тяжесть нового знания не сломила Кит. Так что появления статьи, разоблачающей старую ошибку с идентификацией тела, можно было не бояться.

Лена прочитала, что два выпускника лох-гласской школы поступили в колледж Святой Марии. Кит назвали дочерью известного аптекаря Мартина Макмагона и его покойной жены, миссис Элен Макмагон.

Она читала о новой канализационной системе, усовершенствовании дорог и кампании за улучшение уличного освещения. Видела фотографию автобусной остановки и читала возмущенную статью о том, что с нее сорвали вывеску.

А в один прекрасный день неожиданно прочитала объявление о предстоящем бракосочетании лох-гласского аптекаря Мартина Макмагона и мисс Моры Хейз. Лена долго сидела неподвижно, а потом прочитала заметку еще раз.

Кит Макмагон должна была быть очень сильной девушкой, чтобы смириться с этим и позволить отцу стать двоеженцем. Она ведь знала, что ее мать жива. Какой же нужно было обладать смелостью, чтобы стоять в церкви и следить за венчанием, зная, что это блеф, и рискуя в случае разоблачения навлечь на себя гнев церкви и государства?

Либо смелостью, либо ненавистью, которая заставляла ее верить, что для нее мать действительно мертва.

Кит знала, что права. Сестра Мадлен не ошибалась: нужно следовать велению души.

И все же она волновалась. А вдруг Лена узнает о венчании и захочет сорвать его? Вдруг приедет в последний момент? Если бы Кит позволила испортить торжество ее отца и превратить его и Мору в посмешище, это было бы непростительно. Но написать Лене и попросить ее об услуге она не могла.

Тогда в Лондоне она ушла с уверенностью, что поступает правильно. Мать для них больше не существовала. Разве можно теперь умолять ее не приезжать и не разрушать счастье, которое так медленно возвращалось в их семью? Оставалось лишь надеяться и молиться, чтобы Лена не узнала о предстоящем бракосочетании. Да и откуда? Она не поддерживала отношений ни с кем из жителей Лох-Гласса. А в новостях вряд ли станут упоминать о таком незначительном событии.

Найти подходящие слова для обращения к Богу было трудно, поэтому Кит читала все молитвы, в которых говорилось о ритуале венчания.

Господь ведь милостив, правда?

Лена пыталась представить себе это.

Мартин держит руку Моры Хейз и произносит слова, которые говорят венчающиеся во всем мире. Мартин приводит Мору домой и ложится с ней в постель. Мора занимает почетное место за кухонным столом, следит за успехами Кит в учебе, покупает Эммету одежду…

В разгар ночи она закурила сигарету. Но что значит еще одна бессонная ночь? Их было много.

Утром она приняла решение. Во время ленча села на автобус, поехала в район модных магазинов и потратила два часа на выбор платья. Потом положила его в коробку, упаковала и отнесла на почту. На посылке она написала: «Кит Макмагон, студентке первого курса колледжа Святой Марии, Дублин». А потом вложила в посылку записку: «Надеюсь, ты с удовольствием наденешь это платье на свадьбу. Л.»

И тут же отдала коробку на отправку, чтобы не передумать.

Она не рассказала Айви ни о платье, ни о бракосочетании, почему-то решив, что так будет лучше.

Дети снились Лене каждую ночь. Эммет, ищущий ее повсюду — за прибрежными скалами, за деревьями в роще — и причитающий: «Я знаю, ты здесь. Вернись, пожалуйста, вернись». Кит в новом платье, стоящая как статуя у ворот церкви. «Ты не можешь войти, ты не должна присутствовать на венчании, ты похоронена на погосте. Помни об этом и уходи».

* * *

Мора Хейз тщательно обдумывала свадьбу.

Это будет не пир на весь мир, но и не тайный брак Венчание пройдет в Дублине, подальше от слишком любопытных глаз жителей Лох-Гласса. Лилиан будет ее посаженой матерью, а шафером — Питер. Или это неправильно? Ведь Питер был шафером на первой свадьбе Мартина, когда тот женился на Элен. Но если не Питер, то кто? У Мартина не было более близкого друга ни в Лох-Глассе, ни в другом месте. Нет, отказывать Питеру было бы неверно.

Мора наденет белый костюм и синюю шляпку с белой лентой.

Матримониальные планы Моры стали сюрпризом для ее дублинских друзей, которые уже не видели в этой здравомыслящей любительнице гольфа потенциальную невесту. Конечно, они слышали о некоем вдовце, провинциальном аптекаре с двумя детьми, которых Мора очень любила и которые, как ей казалось, были бы довольны, если бы она вышла замуж за их отца. Но тут они с изумлением узнали, что Мора уже нашла себе работу в этом городке. Пост бухгалтера-администратора в быстро развивающейся фирме по ремонту автомобилей, которая находится в двух шагах от ее будущего дома.

Ее сестра там замужем за местным врачом; кроме того, там хорошее поле для гольфа. Коллеги и друзья ворчливо одобрили ее выбор. Отец Бейли из Лох-Гласса должен был присутствовать на свадьбе как гость, но венчание было решено поручить священнику дублинского прихода, к которому принадлежала Мора. На ленче в ресторане ожидалось человек двадцать.

Мора разглядывала фотографии первой свадьбы Мартина, сделанные в 1939 году. На той свадьбе присутствовало человек шестьдесят. Мора узнала брата и сестер Мартина. Семья была не слишком дружной и встречалась только на похоронах и свадьбах.

В список гостей его родных не включили. Это выглядело бы попыткой получить свадебный подарок во второй раз. Мора видела на фотографиях свою сестру Лилиан, юную и невинную, и Питера, строгого, как подобает шаферу. Видела подружку невесты, девушку по имени Дороти, но не сводила глаз с прекрасного лица Элен Хили, женщины, которую Мартин Макмагон любил отчаянно и безрассудно.

Он сам рассказал об этом однажды на озере. Мартин был правдив и справедлив по отношению ко всем — к Элен, к самому себе и к Море. Сказал, что любовь к Элен накрыла его с головой, как песчаная буря.

Мора изучала ее лицо. О чем думала эта женщина в день, когда стояла перед объективом фотоаппарата? Надеялась ли, что долгая жизнь с хорошим, добрым человеком вроде Макмагона излечит рану, нанесенную другим мужчиной, мужчиной, который бросил ее, которого она любила и чьей женой она хотела стать? Лицо было овальным, глаза — большими и темными, улыбка — приветливой. Но даже тот, кто не знал всей истории, мог сказать, что невеста на собственной свадьбе должна выглядеть по-другому. Или нет? Если так, то человек, стоявший за камерой, видел то, чего не видел никто другой.

Мора прогнала от себя грустные мысли и вернулась к списку гостей. В него вошли О’Брайены — главным образом в компенсацию за то, что свадьба пройдет не в ресторане их гостиницы. Юный Филип, который учится с Кит в колледже, тоже сможет прийти. Глупо считать, что все молодые люди должны нравиться друг другу на том основании, что они выросли по соседству.

* * *

Айви позвонила в агентство Миллара.

— Боюсь, у нее клиент, миссис Браун, — ответила Доун. — Я могу вам помочь?

— Нет, милочка, скажите ей, чтоя звоню. Это займет всего полминуты.

— Миссис Браун, я знаю, что вы ее подруга и все такое, но сейчас она беседует с крупным бизнесменом, который может оказаться очень полезным для нашего агентства. Не знаю, скажет ли она спасибо мне или вам за то, что ее прервали.

— Она скажет вам спасибо, — ответила Айви.

— Миссис Грей, звонит миссис Айви Браун. Она очень настойчива. Можно оторвать вас на минутку?

— Да, Доун, благодарю вас, — недрогнувшим голосом ответила Лена.

Айви знала, что Доун услышит их разговор.

— Ох, Лена, прошу прощения, что отвлекаю вас, но пришел мистер Тайрон и просит свой ключ. Я сказала, что отдала его вам.

— И правильно сделали, — весело ответила Лена.

— Наверное, я должна сказать мистеру Тайрону, когда вы вернетесь.

— Вечером. Самое раннее в восемь. Большое спасибо за звонок, Айви.

Но Айви оставалась на проводе до тех пор, пока не услышала щелчок, означавший, что Доун тоже положила трубку. Миссис Браун мрачно усмехнулась. Они никогда раньше не пользовались кодом, но Лена все схватывала на лету. Они часто хихикали над тем, что красавчик Льюис напоминает какую-то кинозвезду. Скорее всего, Тайрона Пауэра.

Айви не хотела, чтобы Доун узнала о возвращении беглого мужа миссис Грей. Тем более Доун не следовало знать, как жадно Лена ждала этого возвращения.

Восемь часов. Это означало, что Лена пойдет в салон красоты.

Грейс была настроена философски.

— Конечно, я не считаю вас дурой. Думаю, вы правы. Необходимо выглядеть как можно лучше… Если он останется, вы обрадуетесь, что не пожалели для этого усилий. Если нет, то сможете без труда найти себе другого.

— Другой мужчина мне не нужен, — ответила Лена.

— Конечно, — согласилась Грейс. — В том-то и дело. Это самая большая проблема на свете, не так ли?

Айви была наверху и наводила порядок в квартире. Она вытерла пыль со столика у окна и поставила на середину стеклянную вазу с желтыми розами. Выгладила несколько блузок Лены и постелила чистые простыни. Выкинула остатки старых полуфабрикатов, пакеты с зачерствевшим печеньем и положила на их место свежий хлеб, ветчину, помидоры и бутылку вина. Это не создавало впечатления, что Льюиса тут ждали, но и не свидетельствовало о полном отчаянии.

В последнее время Айви молилась не слишком часто, но сегодня весь день молила Всевышнего, чтобы возвращение Льюиса прошло удачно. Чтобы он увидел то, что заставит его остаться.

Напротив было кафе, где рабочие ели сандвичи и пили чай. Льюис Грей сидел там, среди них, выделяясь одеждой и загаром, но это компенсировалось его непринужденностью, общительностью и желанием выяснить шансы лошадей на завтрашних скачках. Уголком глаза он следил за домом номер двадцать семь.

Он провел здесь уже час. Айви сказала, что Лена вернется в восемь. Увидев ее, Льюис извинился перед собеседником, перебежал на другую сторону улицы и нагнал Лену уже на площадке второго этажа.

— Лена!

Обернувшаяся к нему женщина была красива и уверена в себе. Каждый мужчина остановился бы, чтобы посмотреть на нее. Волосы, которыми всегда восхищался Льюис, сияли, косметика была безукоризненной. Так не выглядела ни одна женщина, возвращавшаяся домой после долгого трудового дня. Льюис поднялся по ступенькам и остановился рядом. От Лены пахло духами; большие глаза смотрели на него с интересом и удивлением.

— Вот это сюрприз… — медленно сказала она.

— Ты не зашла к Айви.

— Я делаю это не каждый вечер. — Они беседовали как старые друзья.

— Можно войти? — Он показал на дверь их квартиры.

— Льюис, это твой дом. Конечно, можно.

Ай да актриса! Лена изумлялась собственному искусству.

— Айви сказала, что мой ключ у тебя.

— Верно.

Лена вошла в отполированную до блеска квартиру, чувствуя несказанную благодарность к этой женщине. Все было готово для примирения, обещаний, клятв и ночи любви. А на каминной полке, мимо которой нельзя было пройти, стояло стеклянное блюдечко с ключом. Лена подошла к камину, взяла ключ и отдала его Льюису.

— Я принес шампанское, — сказал Льюис.

— Отлично. — Лена весь день твердила себе, что нужно сохранять спокойствие.

— Я подумал, что, если ты позволишь мне остаться, у нас будет праздник А если нет, то я смогу напиться в утешение. — Его улыбка как была, так и осталась мальчишеской.

Лена улыбнулась в ответ. Для него шампанское было тем же, чем для нее прическа и маска для лица. Грейс права: если Льюис останется, это будет и праздником, и утешением. Так что разницы никакой.

— Тогда давай праздновать, — сказала она и слегка отвернулась, когда Льюис подошел обнять ее. Он не должен был догадаться, что ей не терпится стиснуть его в объятиях, от которых у него перехватит дыхание. Хочется целовать его губы, глаза, шею, медленно раздеть и пойти с ним в спальню. Но признаваться в этом не следовало.

Льюис повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы.

— Лена, я дурак.

— Такой же, как и все мы, — ответила она.

— Здесь мой дом. Я понял это через пять минут после своего ухода.

— А теперь вернулся.

— Ты не хочешь узнать… услышать…

— Нет, не хочу. А теперь налей мне шампанского. Или это только пустые обещания?

— Лена, с пустыми обещаниями покончено, — сказал он. — Я буду любить тебя вечно и больше никогда не оставлю.

* * *

Кит вела себя безукоризненно.

— Как по-твоему, что мне надеть? — спросила она Мору.

— Ох, Кит, что хочешь. Что сама считаешь подходящим для такого случая.

— Нет, это твой день, тебе и решать.

Глаза Моры наполнились слезами. Она пыталась что-то сказать, но не могла найти слов.

— И папин, — добавила Кит. — Но мужчины никогда не замечают самого важного. Скажи, что я могу для тебя сделать?

— Мне вполне достаточно того, что ты рада нашей свадьбе, — промолвила Мора, когда к ней вернулся дар речи.

— И Эммет тоже. Но ждать от него таких слов бесполезно.

— Наверное, мальчики относятся к матерям по-другому.

— Нет, дело не в этом. Просто тогда ему было девять лет. А я всегда была ей ближе. Я хорошо ее понимала, а он был еще несмышленышем. Он видел в ней только свою маму… а не личность, как я.

— Надеюсь, она была бы рада тому, что Мартин женится снова. Понимаешь, я совсем другой человек, так что пытаться стать второй Элен…

— Конечно, она была бы рада.

Кит спрашивала себя, как она позволит совершиться этому греховному браку. В обряде венчания есть момент, когда священник спрашивает присутствующих, известно ли им какое-нибудь препятствие, мешающее новобрачным соединиться. Когда этот момент настанет, Кит, зная, что жена ее отца жива, промолчит. В конце концов, когда она спросила об этом сестру Мадлен, та посоветовала ей поступить так, как подскажет сердце.

Ответственность огромная, но она взвалит ее на свои плечи.

Кит освоилась в колледже Святой Екатерины удивительно легко.

В первую же неделю она познакомилась с девушкой по имени Фрэнки Барри, бунтовщицей с насмешливыми глазами. Фрэнки собиралась со временем уехать в Америку и исколесить всю страну, работая в разных гостиницах.

— Думаешь, нам это удастся? — с сомнением спросила Кит.

— Конечно, удастся. Мы же станем членами дублинской гильдии работников гостиниц и ресторанов, а более высокой квалификации на свете нет, — уверенно ответила Фрэнки.

Ее слова обрадовали Кит. Теперь можно было не бояться остаться без работы после двух с половиной лет учебы, не возвращаться безропотно в гостиницу «Центральная» к ужасным родителям Филипа и даже не выходить за него замуж для всеобщего спокойствия.

Филипу тоже нравилось в колледже. Он с гордостью показывал Кит ленточки, на которых вышил собственное имя.

— Можно подумать, что ты маленькое сокровище, — поддразнивала его Кит. — Желанная цель для любой девушки.

Филип покраснел, и она почувствовала угрызения совести. Вот было бы здорово, если бы он влюбился во Фрэнки! Она попыталась свести их, но ничего не вышло. Фрэнки снимала квартиру вместе с двумя девушками, Филип жил у дяди, а Кит — в общежитии.

Работы в Дублине хватало, так что проблема заключалась в выборе. Кит собралась навестить Риту. Филип терпеливо ждал ее после лекций, и она прекрасно знала, что так и будет.

— Нет, Филип. Я должна кое с кем встретиться. Честное слово.

— С кем?

— Прости, не поняла.

— Может, я знаю этого человека? — Филип понял, что перешел границу.

— Да, знаешь. Это Рита Мур.

— Рита? Ваша служанка из Лох-Гласса?

— Да. — Кит не понравился его высокомерный тон. Филип говорил так же, как его мать.

— Ты встречаешься с ней в кафе? — спросил Филип, потрясенный фамильярностью отношений с бывшей прислугой.

— Конечно, нет. Сначала я попрошу Риту прислуживать мне за столом, а только потом позволю ей поесть самой.

— Я только спросил.

— А я ответила, — отрезала Кит.

Рите не терпелось узнать новости и подробности того, как справляется с работой Пегги — девушка, которая приходила на несколько часов выполнять ее прежние обязанности.

— Как ты думаешь, мисс Хейз что-нибудь изменит?

— Надеюсь, да… — ответила Кит. — Понимаешь, мне хочется, чтобы она не просто переехала в наш дом, а сделала его своим.

— Она пригласила меня на свадьбу, — сказала Рита.

— Я знаю… Что ты наденешь?

— Я видела один костюм у Клери. Очень подходящий. И туфли в тон. Светло-зеленые. А что ты наденешь?

— Не знаю. Папа дал мне деньги, но я еще не нашла ничего подходящего.

На следующее утро Кит сказали в колледже, что ей пришла посылка.

Увидев, что посылка из Лондона, Кит отнесла коробку в туалет и открыла; при этом ее сердце колотилось, как паровой молот. Что в очередной раз придумала Лена Грей? Какая страшная тайна, способная уничтожить их всех, лежит внутри?

Она с изумлением достала платье из серо-белого шелка и прочитала записку. Платье не очень понравилось ей, но это не имело значения. Значение имела только записка.

Надеюсь, ты с удовольствием наденешь это платье на свадьбу. Л.

Кит перечитывала ее снова и снова.

Записка означала, что Элен Макмагон дает благословение на этот брак Что она знает про предстоящее венчание и не собирается ему мешать. По лицу Кит покатились слезы. Она почувствовала неимоверное облегчение.

Девушка снова посмотрела на платье. Оно было сшито из шелка. Может быть, даже чистого шелка. Если так, то платье стоило целое состояние. Нужно будет примерить его вечером и подумать, что написать в ответ.

Если она вообще решит написать.

Но за такие подарки принято благодарить. Возможно, именно на это Лена и рассчитывала.

Общежитие Клио было неподалеку от университета. Там жили девушки со всей Ирландии, в том числе из самых аристократических семей. Большинство из них никогда не слышали о Лох-Глассе. Многие учились в закрытых школах и знали друг друга. Обзавестись подругами оказалось не так легко, как думала Клио. В аудиториях было то же самое. Создавалось впечатление, что все остальные студенты каким-то таинственным образом знакомы между собой.

Первые дни учебы в Дублинском университете оказались совсем не такими веселыми, как она надеялась. Впервые в жизни она чувствовала себя одинокой. И впервые в жизни поняла, что она — маленькая рыбка в огромном море, берегов которого не видно.

Клио подбадривала мысль, что если ей так скверно, то Кит еще хуже. Живет с какими-то ужасными будущими гостиничными работниками, приехавшими неизвестно откуда, да еще на другом конце О’Коннелл-стрит, в нескольких милях от центра.

Кит собралась поужинать с Филипом О’Брайеном. Сама пригласила его и сказала, что угощает.

— С чего это вдруг? — подозрительно спросил Филип.

— Я приглашаю тебя по всем правилам. Ты сделал бы так же, если бы я была твоей гостьей и мы пошли бы куда-нибудь.

— Ты приглашаешь меня, так какая разница?

— Разница есть, — решительно ответила Кит.

Филип был высоким, веснушки ему шли, волосы перестали торчать вихрами, а лицо утратило слегка растерянное выражение, свойственное ему в подростковом возрасте. Кроме того, у него было чувство юмора. В большинстве случаев он вел себя как отличный друг. Если не считать одного обстоятельства, о котором Кит и хотела с ним поговорить.

— Пожалуй, я закажу спагетти, — сказала она, изучив меню.

— Они могут оказаться консервированными, — предупредил Филип.

— Вот и хорошо. Я люблю консервированные спагетти. Их намного удобнее есть.

— Только не брякни этого в колледже. Нас с тобой примут за деревенщин.

— О том и речь, — сказала Кит.

— О чем? О спагетти?

— Нет. О нас с тобой, деревенщинах.

— Многие студенты родом из Дублина и других больших городов. Они считают деревенщиной любого, кто приехал из мест, подобных Лох-Глассу.

— Я имею в виду не слово «деревенщина», а слова «мы с тобой».

— Так говорят о двух людях, — обиделся Филип.

— Я не о том. У меня своя жизнь и свои заботы. Я не могу вступить с тобой в отношения, о которых ты мечтаешь…

— Не понимаю, что в этом ужасного… — начал он.

— Ничего ужасного в этом нет. Просто для таких отношений нужно согласие обоих, а не предложение с одной стороны и бездумное принятие его с другой.

— Скажи прямо, ты будешь моей гёрлфренд? — спросил он.

— Нет, Филип.

— Почему?

— Потому что хочу быть самой собой. Хочу жить без бойфренда.

— Всегда?

— Нет, не всегда. Только до тех пор, пока не встречу подходящего парня. Им можешь оказаться ты, и тогда мы придем к согласию.

— Но ты уже встретила меня, — возразил окончательно сбитый с толку Филип.

— Филип, я твой друг, а не гёрлфренд. И если ты скажешь, что я «гёрл», я ткну вилкой тебе в глаз.

— Я всегда хотел, чтобы ты стала моей гёрлфренд, — просто сказал он. — Ты можешь встречаться с кем хочешь, но я всегда буду ждать тебя в лох-гласской гостинице. Может быть, мы даже поженимся.

— Филип, тебе восемнадцать лет. В таком возрасте не женятся. — Рядом с ними остановилась официантка.

— Люди, которые любят друг друга, женятся и в восемнадцать, — сказал Филип, не обращая внимания на девушку с блокнотиком в руках.

— Только если у них должен родиться ребенок! — с жаром ответила Кит.

— Мы можем завести ребенка. Отличная мысль, — подхватил Филип.

— О боже! — воскликнула официантка. — Я вернусь, когда речь зайдет о чем-нибудь попроще. Например, о том, что вы будете заказывать на ужин.

— Что представляют собой ваши студенты? Толпу деревенщин? — спросила Клио.

— Перестань так говорить. В основном это очень симпатичные ребята. Учиться там трудновато, но, думаю, я справлюсь.

— А что ты будешь делать после окончания? Где окажешься?

— О боже, Клио, откуда я знаю? Я проучилась там всего неделю. А где окажешься ты со своим дипломом бакалавра искусств?

— Тетя Мора сказала, что это хорошая база для знакомства с нужными людьми.

— Она никогда тебе такого не говорила.

— Мне не нравится, что ты обсуждаешь с ней мои слова. В конце концов, это моя тетя.

— И моя будущая мачеха.

Обе рассмеялись. Они препирались с семи лет.

— Наверное, так будет всегда, — сказала Клио.

— О да. Когда мы станем старыми дамами и переедем на юг Франции, то будем ссориться из-за наших пуделей или лучшего места для шезлонга, — согласилась Кит.

— Ты уйдешь от Филипа О’Брайена, ворчливого старого владельца гостиницы «Центральная».

— Неправда. Я буду владелицей сети гостиниц.

— Это не для женщины, — возразила Клио.

— А кем будешь ты? Выйдешь замуж за какого-нибудь подходящего парня из «Ферст Артс»?

— Не дай бог! Там нет никого подходящего. Я буду искать мужа среди адвокатов и врачей.

— Станешь женой врача? Клио, на это у тебя не хватит терпения. Посмотри на свою мать.

— Женой хирурга или какого-нибудь другого специалиста… Я все тщательно обдумаю… Кстати, что ты наденешь на свадьбу?

— Платье. Серое с белым, — ответила Кит.

— Из какой ткани?

— Из шелка.

— Не может быть! Где ты его купила?

— В маленьком магазине. Не на главной улице, — уклончиво ответила Кит.

— Ты уверена, что оно тебе пойдет?

— Конечно! Оно довольно нарядное и вполне годится для свадьбы.

— Серое и белое… Как у постящейся монахини.

— Ладно, поживем — увидим.

— Правда, странно, что твой отец снова женится? — спросила Анна Келли Эммета, когда они встретились у кондитерского прилавка в бакалее Диллонов.

— А что здесь странного? — спросил Эммет.

Анна превратилась в очень хорошенькую девушку. У нее были светлые кудри и ослепительная улыбка. После свадьбы Мартина и Моры они станут друг другу родней.

— Ты будешь называть ее мамой? — поинтересовалась Анна.

— О боже, нет. Мы уже зовем ее Морой.

— Она будет спать в комнате твоего отца или твоей матери? — Анну интересовали подробности.

— Не знаю, не спрашивал. Наверное, в папиной. Как все женатые люди.

— А тогда почему этого не делала твоя мать?

— Она была простужена и не хотела заражать отца.

— Простужена? Всегда?

— Так мне говорили, — простодушно ответил Эммет.

— Да, такое бывает, — согласилась Анна и тут же переключилась на другую тему. Они стали обсуждать достоинства сливочных тянучек «Кливс» и «Скотс Клан».

Миссис Диллон следила за ними. Вряд ли эти двое исподтишка стали бы набивать карманы сладостями, но береженого Бог бережет.

Мора отказалась от кольца с бриллиантом, которое жених вручает невесте во время помолвки.

— Для этого мы слишком взрослые, — сказала она Мартину.

— Не говори так. Мы совсем не старые.

— Я не сказала «старые». Просто официальная помолвка нам не нужна… мы и так обо всем договорились.

— Не знаю, как ты могла так долго и с таким пониманием терпеть мою трусость, — сказал Мартин.

— Тс-с… Все в прошлом. Тебе было труднее, чем мне.

Теперь Мора могла быть щедрой. Долгие месяцы, в течение которых она терпела нерешительность Мартина, подошли к концу. И он был всецело поглощен приближавшейся свадьбой. Их брак будет счастливым. Он знал это. А что касается Моры, то она не могла поверить в свою удачу. Ей удалось прогнать призрак прекрасной и беспокойной женщины, которая была ее предшественницей. Теперь Мартин и Мора гуляли осенними вечерами у озера, не вспоминая о том, что именно там закончилась земная жизнь Элен.

— Я хочу, чтобы день свадьбы стал самым счастливым в твоей жизни.

— Так и будет, — ответила Мора.

— Ну, если тебе не нужно кольцо с бриллиантом, то позволь подарить тебе какое-нибудь другое украшение. Мне хочется, чтобы у тебя было что-то кроме простого обручального кольца. Хочешь бриллиантовую брошку?

— Нет, милый. Правда.

— В шкатулке Элен сохранились драгоценности. Может, я отнесу их местному ювелиру и попрошу его сделать из них что-то совершенно другое? Это будет недорого. — Теперь Мартин мог говорить об Элен непринужденно, не испытывая боли.

— Нет, Мартин. Эти драгоценности принадлежат Кит. В один прекрасный день она должна их получить. Может быть, в день совершеннолетия ты отдашь их ей. Девочка будет носить их с удовольствием. Не переделывай их для меня. У меня и без того хватает побрякушек.

— Я давно на них не смотрел.

— Вот и отлично. Пускай полежат до совершеннолетия Кит.

Мора их недавно видела и даже подержала в руках брошку из марказита, браслет, клипсы из синтетических алмазов и пару сережек с рубинами — не то настоящими, не то искусственными.

Но больше всего ее заинтересовали два кольца — обручальное и свадебное. Элен Макмагон не надела их в тот вечер, когда вышла на лодке в озеро. «Обратили ли на это внимание сержант Шин О’Коннор и детективы из Дублина?» — подумала Мора. Это явно указывало на душевное состояние женщины, которую подозревали в том, что она наложила на себя руки. Элен сняла с себя все драгоценности и оставила их в шкатулке.

— Ты пригласишь на свадьбу Стиви Салливана? — спросила Клио Мору.

— Нет. Из-за этого было много споров. Доводом за было то, что он — мой будущий босс. А доводом против — его родня. Конечно, он наш сосед, но подумай о его ужасном младшем брате.

— Зато он холостой и очень симпатичный, — возразила Клио.

— Что и снискало ему репутацию ловеласа. — Мора прекрасно изучила Лох-Гласс. — Мы с Мартином все учли и решили его не звать.

— Тетя Мора, как ты будешь с ним работать? Он же вышел из грязи…

— Клио, выбирай выражения!

Взгляд Моры стал ледяным. Клио с опозданием поняла, что недооценивала тетку. Тетя Мора сильно отличалась от ее матери. Она не любила сплетен и не считала, что некоторые люди от рождения выше других.

За неделю до бракосочетания в аптеку стали поступать свадебные подарки. Но для Мартина и Моры были дороже сопроводительные открытки, в которых им желали всего хорошего и писали, что два таких замечательных человека заслуживают счастья. В последние годы Мора часто приезжала в Лох-Гласс, а детство провела в нескольких милях отсюда. Поэтому никто не считал, что Мартин Макмагон женится на чужеземке.

В отличие от прошлого брака.

Мона с почты прислала фарфоровый сервиз и написала, что он такой же симпатичный, как новая миссис Макмагон. Милдред О’Брайен — набор серебряных кофейных ложечек Уоллы — стеклянное десертное блюдо с серебряной ручкой. Хики, которые рассчитывали доставить к столу мясо, как всегда было, если свадьбу отмечали в Лох-Глассе, обиделись и подарили что-то, подозрительно напоминавшее коврик для ванной.

Лапчатые прислали четыре бутылки бренди и четыре бутылки виски, написав, что такого количества спиртного хватит жениху и зятю новобрачной на целый год. Тут были вышивка от матери Бернард и общины, история графства от брата Хили и коллектива школы для мальчиков, а также набор кастрюль от миссис Хэнли. Сестра Мадлен прислала охапку белого шиповника и ящик, в который можно было посадить черенки. В приложенной записке говорилось, что хотя это и суеверие, но белый шиповник символизирует счастливый брак; каждый год на нем будут появляться цветы и напоминать супругам, как им повезло.

Кит задумчиво смотрела на шиповник Сестра Мадлен знала, что никакая Лена Грей писем Элен Макмагон не присылала. Следовательно, она подозревала, что предстоящий брак с точки зрения церкви законным не будет, но примирилась с этим.

Иногда Кит казалось, что мир встал с ног на голову.

* * *

— Ты никогда не рассказывала мне о Лох-Глассе, — сказал Лене Льюис в субботу утром.

— Пыталась, милый, но ты говорил, что все это очень банально.

— Ну, кое-что… всякие дорогие тебе мелочи… Я ведь не совсем бесчувственный. Ты наверняка думала о детях и Мартине.

— Иногда да, — согласилась Лена.

— Не надо таиться от меня… Мне интересно все, что связано с тобой. Я ведь люблю тебя, — начал оправдываться он.

— Знаю.

— Откуда? — Казалось, Льюиса смутил ее бесстрастный тон.

— Потому что ты вернулся. — И снова это прозвучало равнодушно. На самом деле Лена просто повторяла слова, сказанные ей Льюисом: «Разве я вернулся бы к тебе, если бы не любил?»

— Ну, если так, то все в порядке. — Но Льюис продолжал наблюдать за ней. Сегодня Лена не была похожа сама на себя.

— Как по-твоему, что там сейчас делается?

Лена долго смотрела на него. Сказать, что сегодня в одиннадцать часов утра ее муж венчается с Морой Хейз и что она потратила недельное жалованье на платье, которое ее дочь Кит наденет на церемонию? Или не говорить? Может, узнав о столь важных событиях в ее жизни, Льюис почувствует себя вовлеченным в ее проблемы до такой степени, что забудет об остальном мире? Но через мгновение Лена поняла, что это невозможно. Льюис ее не поймет. Наоборот, осудит за то, что она скрывала от него свою многолетнюю переписку с дочерью и встречу с ней в Лондоне.

— Наверное, там все как обычно, — ответила она. — Как бывает каждую субботу.

* * *

Стиви Салливан сказал, что раз уж он все равно будет в Дублине, то отвезет невесту в церковь, а потом доставит новобрачных в ресторан.

— Стиви, мы не можем принять такое… — начал возражать Мартин.

— О боже, Мартин, это же пустяк! Позвольте сделать вам маленький свадебный подарок.

Стиви был красивым молодым человеком двадцати одного года; длинные темные локоны украшали его смутлый лоб. Когда Стиви был мальчиком, то часто слышал пьяную ругань отца, подозревавшего, что его жена переспала с каким-то цыганом. Иначе откуда у нее взялся сын, настолько не похожий на своего законного папашу? Мать в ответ говорила, что и своим мужем сыта по горло, а потому ни за что не стала бы спать с кем-то другим, тем более с цыганом. Собственный сексуальный опыт подсказывал Стиви, что если мать говорила правду, то она упустила в жизни очень многое. Но это мнение он предпочитал держать при себе.

— Мора, можете рассчитывать на меня. Неужели вы хотите отправиться на собственную свадьбу в одном автобусе с этими дублинцами?

Мора была благодарна ему. Действительно, было бы приятно по дороге в церковь видеть рядом лицо друга. Она заранее собрала вещи, стоявшие в ее дублинской квартире, и отвезла их в Лох-Гласс. Квартиру отремонтировали и сдали молодой паре, которая уже въехала туда. Мора надеялась, что со временем там смогут жить Кит и Клио. Квартира была словно создана для них: две спальни, центральное отопление… Однако этому могла помешать несовместимость их характеров. Между девушками не было настоящей дружбы; их отношения больше напоминали соперничество. Оставалось надеяться, что со временем они поумнеют…

Когда Стиви заехал за Морой в гостиницу, на нем был темный костюм, который было легко принять за форму.

— Чудесно выглядите, Мора, — сказал он.

Стиви увидел ее первым; то, что он был почти мальчиком, не помешало Море ощутить удовольствие. Лицо и шею залила краска.

— Спасибо, Стиви.

— Я рад, что моя служащая умеет следить за собой…

В большой церкви Кит и Клио стояли бок о бок С момента встречи Клио не отрывала взгляда от платья подруги.

— Так в каком магазине ты его купила?

— Я уже говорила, не в центре.

— Врешь и не краснеешь.

— Почему это?

— Потому что ты такой родилась.

— Спроси кого хочешь. Папу. Мору…

— Ты соврала и им тоже. Это платье из чистого шелка. Оно стоит целое состояние. Ты его не украла?

— Совсем рехнулась… А теперь помолчи и не мешай мне получать удовольствие от отцовской свадьбы.

И тут начался ритуал. Мора Хейз шла по проходу под руку с братом. Широко улыбавшийся Мартин Макмагон ждал ее у алтаря.

— Она потрясающе выглядит, — прошептала Клио. — И платье у нее тоже потрясающее.

— Она его украла. Как и большинство присутствующих, — язвительно ответила Кит.

Стиви, стоявший у выхода, открыл новобрачным дверь машины.

— Я не знал, что он придет, — сказал Филип Клио.

— О, этот тип проберется куда угодно, — ответила Клио. — Для человека со смазливой и бесстыжей физиономией все двери этого мира открыты настежь.

Похоже, Филип ощутил досаду.

— Это его машина? — спросил он.

— Да, — мрачно ответила Клио. — Салливаны рассчитывают на то, что когда-нибудь люди разбогатеют и начнут покупать дорогие вещи. А Стиви показывает им пример.

— Он нравится женщинам?

— Да, но только в определенном смысле. Лично я и удочкой бы к нему не прикоснулась. Он спал со всеми служанками и уборщицами от Дублина до самого Лох-Гласса.

— Серьезно? — Филип оторопел.

— Так я слышала.

— И ни одна из них… э-э… не забеременела?

— Наверное, нет. Иначе мы бы об этом узнали.

Мора удачно выбрала ресторан. Они сидели в просторном зале с диванами и креслами, обтянутыми ситцем. Шустрые официантки следили за тем, чтобы бокалы были полными. Когда гости расселись, на них упали лучи позднего осеннего солнца.

Места за столом были тщательно продуманы. Кит и Эммет разместились по обе стороны от Риты. О’Брайенов разделили так, чтобы они не могли видеть друг друга. Лилиан Келли посадили между двумя коллегами Моры, которые должны были развлекать сестру невесты разговорами о дублинских магазинах и скачках.

Им подали грейпфрутовый коктейль, затем жареную курицу и ветчину, а на десерт — мороженое с горячей шоколадной подливкой. Свадебный торт был небольшим и одноярусным.

— Многоярусный торт заказывают тогда, когда есть надежда на скорые крестины, — объяснила Милдред О’Брайен своему удивленному соседу.

Тосты были очень простыми. Питер Келли сказал, что сегодняшний день — самый счастливый за долгие годы. И что он рад за своего лучшего друга, который нашел себе спутницу до конца жизни. Все захлопали.

Мартин поблагодарил всех, кто оказал ему моральную поддержку и пожелал счастья. Ему особенно приятно, что Мора уже обзавелась в Лох-Глассе множеством друзей, а потому переедет в городок как к себе домой. Когда все решили, что с речами покончено, с места поднялась Мора Макмагон. Собравшиеся зашептались. Женщины редко говорили на публике. А невесты — вообще никогда.

— Я хочу присоединиться к Мартину и сказать, что это самый счастливый день в моей жизни. Но моей особой благодарности заслуживают Кит и Эммет Макмагоны, которые проявили неслыханную щедрость и согласились поделиться со мной их отцом. Они — дети Мартина и Элен и всегда останутся ими. Я надеюсь, что память об их матери никогда не исчезнет. Элен будут помнить и они, и все мы. Без Элен Макмагон не было бы ни Кит, ни Эммета. Без Элен Мартин не узнал бы счастья, которое ему дал первый брак. Я благодарю Элен за все, что она дала нам. Надеюсь, дух Элен слышит, как тепло о ней говорят сегодня. И я даю слово всем присутствующим, что изо всех сил постараюсь подарить Мартину счастье, которого он заслуживает. Он очень хороший человек.

Ощутив глубину чувства, которое скрывалось за этими словами, гости на мгновение умолкли, потом захлопали и подняли бокалы. Затем в углу негромко заиграл пианист, и гости спели несколько песен. Об этом позаботилась Мора. На свадьбе Мартина и Элен песен не пели.

У дверей ресторана их ждал Стиви Салливан. Мора не стала переодеваться. Свадебное платье и жакет вполне годились для путешествия. Чемоданы были собраны и уложены в багажник.

— Кит, ты просто ослепительна, — сказал Стиви.

— Тогда побереги глаза, — отрезала Кит. — А то еще разобьешь машину новобрачных по пути на вокзал.

— Я слышал другое, — возразил Стиви.

— Разве ты не доставишь их к поезду? Они едут в свадебное путешествие.

— Доставлю. Только не на вокзал, а в аэропорт.

— В аэропорт? — Кит думала, что Мартин и Мора едут в Голуэй.

— Они летят в Лондон, — ответил Стиви. — Разве тебе не сказали?