Когда Дэниел закончил свои дела в конюшне и вернулся в дом, часы готовились пробить половину одиннадцатого. В коридорах было темно. Отец Паркер, как видно, проснулся и уехал домой.

Дэниел зажег одну из ламп, оставленных на столе в коридоре, и почувствовал, что опять занервничал. Может, Сьюзан уже спит. День выдался беспокойный, вечер затянулся. Она наверняка тоже устала.

Дэниел взялся за дубовые перила, постоял, потом, понимая, что поступает не слишком хорошо, направился по коридору в комнату для гостей. Там он умоется и соберет кое-какие вещи. А после начнет волноваться, как и когда он попадет к Сьюзан в комнату.

Идя к себе, Дэниел только что не ругался вслух. Каждая половица извещала о его продвижении. Все в доме будут прекрасно осведомлены, куда он ходил и сколько времени там провел. А если здесь такие звучные полы, какова же будет кровать Сьюзан?

Дэниел с такой силой крутанул ручку двери, словно хотел вывернуть ее, вошел, зажег лампу.

В комнате ничего не было: ни его одежды, ни его седельных вьюков. Исчезли даже кувшин и таз для умывания, стоявшие на комоде. У Дэниела совсем упало сердце, когда он увидел, что все постельное белье было снято, а матрац скатан и прислонен к изножью.

— Дэниел! Какого черта ты здесь делаешь?

Дэниел подпрыгнул, как если бы его подстрелили.

Донован вышел из спальни мальчиков и босиком прошел к гостевой комнате. Рубашка у него была расстегнута, демонстрируя сохранившуюся стройную фигуру.

— Почему ты не наверху?

Дэниел открыл рот. Потом закрыл. Что сказать? Без сомнения, он не мог сказать Доновану, что слишком неопытен и боится идти к Сьюзан. Своей жене. И уж конечно, не мог сознаться, что рассчитывал провести здесь часок в надежде, что Сьюзан заснет до его прихода.

— Я пришел за своей одеждой, — промямлил Дэниел, избегая смотреть Доновану в глаза.

— Я все перенес наверх. Я знал, что у тебя не будет времени. И подумал, что вам будет спокойнее в комнате Сьюзан, подальше от дырки в стене. Но, если вы захотите, завтра можно будет перебраться сюда.

Дэниел внезапно ощутил себя скакуном, который готовится принять участие в соревнованиях на глазах многочисленной публики.

— Нет. Ты прав. — Слова не шли с языка. — В конце концов, нам нужно переночевать одну-две ночи.

— Куда ты ее повезешь?

— К себе. — Под ногой двигавшегося к задней лестнице Дэниела скрипнула половица. — Там поспокойнее.

Сьюзан прошла в дальний конец комнаты остановилась у окна. Переминаясь с ноги на ногу и грея их одну о другую, обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Невидящим взглядом она смотрела на улицу. Ожидая. Волнуясь.

Несколько минут назад она стояла у окна и видела, как Дэниел шел из конюшни. Но вместо того чтобы подняться к ней, он остался внизу. Пальцы Сьюзан теребили пояс платья. Скоро он придет сюда. Он должен.

Придет ли?

Прикусив губу, Сьюзан посмотрела на свое отражение в зеркале. На ней был старый халат Эсси и объемистая полотняная ночная рубашка, в которой она уже однажды предстала перед Дэниелом. Второе ее ночное одеяние уничтожили братья Дули. Сьюзан боялась, что ее внешний вид был далек от соблазнительного. Правда, волосы она тщательно причесала и перевязала лентой. Чисто вымытая кожа сияла, а руки… Ее руки замерзли и дрожали. И если он не появится в ближайшее время, она…

Дверь в комнату распахнулась.

Сьюзан повернулась и увидела Дэниела. Дверь закрылась, замок защелкнулся.

— Я ходил за своей одеждой.

— Понятно.

— Ее там не было, — добавил Дэниел.

— Нет?

— Нет.

Сьюзан не могла придумать ни слова.

— Донован сказал, что перенес ее сюда.

— Нет.

— Что — нет?

— Нет, он ее сюда не приносил, я думала, что она внизу.

Дэниел нахмурился:

— Куда же тогда он дел мои вещи? Молчание.

— А что тебе нужно? — спросила Сьюзан, нервно накручивая конец пояска халата на запястье.

— Да ничего мне не нужно. — В ответ на удивленный взгляд жены Дэниел торопливо заговорил снова: — Я хотел умыться.

— Может, тебе нужна ночная сорочка?

— Что?

— Донован их не носит, но, возможно, у кого-нибудь из мальчиков есть подходящая.

— Нет, мне не нужна ночная сорочка. — Сьюзан побледнела, и Дэниел начал было оправдываться: — Я хотел сказать… — Он вздохнул. — О черт.

Довольно долго он молчал. Сьюзан жестом показала на кувшин и таз для умывания на ночном столике.

— Я оставила тебе воды. Она еще теплая.

— Да. Спасибо.

Помедлив, Дэниел снял пиджак. Очень аккуратно повесил его на спинку кресла-качалки, которое Сьюзан передвинула в угол комнаты, затем развязал галстук.

Он сейчас начнет умываться. Прямо у нее на глазах. Здесь. В ее комнате.

— Может, тебе лучше лечь в постель? Холодно.

Сьюзан охватил страх.

— Мне снять ночную рубашку?

— Что? — Дэниел уставился на Сьюзан. — Нет. И так хорошо. Просто прекрасно. — Когда же она не двинулась, вздохнул. — Иди под одеяло. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

— С какой стороны мне лечь?

Дэниел обозрел узкую кровать. Бессмысленно спрашивать про стороны. Хорошо, если они вообще на ней поместятся.

— С какой хочешь.

Сьюзан сняла халат и пошла к кровати.

Край одеяла был откинут, приглашая забраться под него. Простыни оказались холодными, и Сьюзан свернулась калачиком под простынями, одеялами и шерстяным покрывалом. Подтянув колени к подбородку, она подоткнула одеяла и, хоть это и оказалось трудной задачей, отодвинулась достаточно далеко, чтобы оставить Дэниелу значительную часть кровати.

С кислой улыбкой Дэниел отметил про себя, что она легла на ту сторону, которая была ближе к двери.

В следующие несколько минут Дэниел испытал все муки неловкости. Он не был новичком по части прекрасного пола. В девять лет он прятался в одном из лучших публичных домов Пенсильвании. И вскоре узнал все, что можно было там узнать. В пятнадцать лет впервые применил свои знания на практике. С тех пор он разделся перед таким числом женщин, что уже не трудился их и считать.

Однако сейчас… Сейчас он раздевался перед Сьюзан. Своей женой. Отрезвляющая мысль. Дэниел мог удивляться и размышлять над этим явлением, но у него дрожали руки, когда он снимал галстук и расстегивал сорочку. Помедлив, снял ее. И поежился. Не от холода, а под пристальным взглядом Сьюзан.

Дэниел попробовал не обращать внимания, налил из кувшина в таз воды. Но взгляд Сьюзан словно огнем жег ему кожу. Зачерпнув ладонями, он ополоснул лицо и шею. Дэниел надеялся немного укротить таким образом свои желания, но разгорелся еще сильнее. В зеркале над комодом он видел, что Сьюзан смотрит на стекающую по его груди влагу.

— …полотенце на…

— Что? — перебил Дэниел.

Их взгляды встретились в зеркале и застыли.

— Там рядом полотенце. Я разложила здесь же твои туалетные принадлежности… Донован принес их сюда.

Голос Сьюзан охрип и будоражил Дэниела. Он кивнул и уткнулся взглядом в воду. Надо что-то с этим делать. И поскорее.

Он быстро обтер грудь и подмышки, не догадываясь, что свет лампы сияет на золотистой коже. Но Сьюзан это заметила. И как завороженная следила за игрой мускулов на спине Дэниела. А в зеркале ей было видно, как одна за другой стекают по животу капельки воды.

Потом Дэниел начал бриться.

— Я думала, ты не бреешься перед сном. Дэниел открыл было рот, но передумал.

Что он мог сказать? Скоро Сьюзан поймет, что солнце не имеет никакого отношения к его бороде, как он как-то сказал ей. Можно только догадываться, какие мысли рождаются сейчас у нее в голове.

Как Дэниел ни старался протянуть время, наконец он закончил и продел полотенце сквозь ручку кувшина. Потом потушил лампу. Они оказались в полной темноте, которая, казалось, должна была помочь им. Но не помогла. Висевшие в комнате напряжение не ослабло во тьме.

Быстрыми движениями Дэниел снял обувь, носки и брюки, оставшись в длинных шерстяных кальсонах. Присев на край постели, всерьез задумался, не лечь ли ему на пол. Но судя по шороху простыней, Сьюзан совсем отодвинулась к противоположному краю кровати и лежала почти нависнув над полом.

Закрыв глаза, Дэниел мысленно попросил небеса вразумить его.

Сьюзан лежала на спине, вытянув руки по бокам. Но даже при этом забравшийся в постель Дэниел не мог не коснуться ее. К своему бесконечному облегчению Сьюзан обнаружила, что Дэниел не снял кальсоны.

Довольно долго новобрачные лежали рядом не двигаясь. Сьюзан все ждала, когда же начнется. Она слышала, что дыхание Дэниела участилось. Его тело наливалось теплом, а она все больше коченела.

Чтобы помочь себе собраться с мужеством, Сьюзан сжала кулачки.

— Что мне нужно сделать? — выдавила она.

Дэниел надеялся, что она заснула, но, по всей видимости, этого не произошло.

— А может, ты… — Он замолчал, поразившись звуку собственного голоса. Сглотнув, начал снова. — Подвигайся ближе.

Сьюзан колебалась недолго, Дэниел почувствовал ее движение. Подняв руку, он привлек жену к себе, устроив ее голову на своем плече.

Грудь Сьюзан прижалась к боку Дэниела. Он ощущал ее вес и полноту женской плоти, наполняясь ожиданием. И безумной энергией, от которой перехватывало дыхание.

Несмотря на жар, исходящий от двух тел, Сьюзан начал бить озноб. Обычно Дэниел начинал их объятия с поглаживания лица Сьюзан. Потому и сейчас, очень медленно, он провел костяшками пальцев по ее щеке. Кожа на ощупь была шелковистой. Немыслимой. В голове пронеслась лихорадочная мысль, что, вероятно, и все тело Сьюзан такое же гладкое и сладостное.

Через какое-то время Сьюзан снова заговорила:

— Дэниел?

— М-м-м?

Он едва понимал, что она говорит, ни одной четкой мысли в голове. Дэниел думал только о том, сколько он сможет продержаться вот так, лишь обнимая и лаская Сьюзан, не давая воли своей страсти, не имея возможности показать своей жене, насколько она желанна и нужна ему.

— Что мне делать дальше?

От этого вопроса Дэниел чуть не сорвался.

— Ну, положи руку мне на грудь.

Он подумал, что она не решится. В прошлом Сьюзан столько раз отступала. Кроме того он знал, что, прочитай она его мысли, Сьюзан с криком бы выбежала из комнаты. Однако застенчиво и нерешительно, но она положила ладонь Дэниелу на грудь. Длинные пальцы погладили кожу.

Время шло. Сьюзан продолжала дрожать в его руках, но уже не с такой силой. Дэниел молился, чтобы она уснула до того, как он потеряет самообладание.

— А ты не хочешь тоже коснуться меня, Дэниел?

Слова Сьюзан сломали хрупкую выдержку Дэниела. Он оказался не в силах больше противостоять своим желаниям, не говоря уже о мольбе, прозвучавшей в ее голосе.

Понимая, что начинать с гладкой кожи Сьюзан рискованно, Дэниел сначала развязал ленточку, стягивавшую ее волосы. Дэниел уже давно хотел высвободить эти дивные волосы, запустить в них пальцы, почувствовать, как мягкие локоны падают ему на грудь, щекоча кожу. От волос распространился запах розовой воды и лаванды.

Осмелев от собственной храбрости, Сьюзан провела тонкими пальчиками по груди Дэниела. Ее ладонь очертила каждый выступ и впадинку. Дэниел застонал и из последних сил попытался сдержать свои порывы. А рука Сьюзан скользнула по легким завиткам растительности, покрывавшей грудь Дэниела, тронула его сосок.

За робкими прикосновениями Сьюзан Дэниел ощутил огонь и чувственный порыв. Приподняв ее подбородок, он захватил губами рот Сьюзан, раздвигая языком ее губы и зубы.

Дэниел повернулся и бедром прижал Сьюзан к постели.

Ее тело словно было создано для него, Дэниела. Ни с одной женщиной ему не было так хорошо. Он страстно желал ее. И хотел, чтобы Сьюзан обняла его, прильнула к нему всем телом.

Дэниел почувствовал, что Сьюзан задрожала, и прижался к ней крепче, думая, что она все еще мерзнет. Сьюзан сдавленно всхлипнула.

Дэниел понял, что зашел слишком далеко и слишком быстро. Сьюзан попыталась отстраниться, но он продолжал обнимать ее, говоря ничего не значащие слова, лишь бы она успокоилась. Тогда Сьюзан уперлась Дэниелу в грудь двумя руками. Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза. В свете луны он увидел перепуганное и смущенное лицо.

— Не надо. Ты ни в чем не виновата, просто я действую чересчур быстро.

Сьюзан закрыла лицо руками.

— Прости.

Вывернувшись из рук Дэниела, она выскочила из кровати и, подбежав к комоду, зажгла лампу. Ей было необходимо рассеять тьму. Страх.

— Сьюзан, прекрати убегать от меня. Мы сможем это преодолеть, если ты не станешь забиваться в норку каждый раз, когда я чем-то обижу тебя.

— Обидишь? Обидишь! — Она повернулась к Дэниелу, на лице ее было написано смятение. — Я не могу этого сделать. Не могу!

— Должно пройти время.

— Нет! Ты не понимаешь. Я думала, что все пойдет хорошо, когда мы поженимся. Но я не могу избавиться от прошлого. Когда ты ко мне прикасаешься, меня заволакивает темнота и я не могу отогнать ее!

Произнеся это, Сьюзан побелела. Как ужасно для жениха услышать подобные слова в первую брачную ночь.

Дэниел сел на постели и взъерошил рукой волосы. Простыни сползли, обнажив его торс.

— Я женился на тебе не ради постели, Сьюзан. Это только одна, небольшая, часть отношений между мужем и женой.

— Мне вообще не следовало выходить за тебя.

Сьюзан увидела, как побледнел Дэниел.

— Я знала, что буду наказана, если… — Она остановилась. Она сказала лишнее.

— Наказана?

Дэниел вскочил с кровати и пошел к Сьюзан.

Она бы убежала, но комод оказался непреодолимым препятствием.

— За что тебя наказывать? Что такого страшного ты сделала, чего так боишься?

Как сквозь сон она видела, что он берет ее за руки и встряхивает. Но плотная завеса тьмы поволокла Сьюзан в прошлое, вытаскивая на поверхность воспоминания, погребенные так глубоко, что они смешались, перепутались.

«Мама, мама, ты звала меня?»

Какой он большой. Мужчина. Он сильнее ее, и от этого она кажется себе хрупкой и незначительной. Слабой.

Беспомощной.

Так было и с теми людьми.

Тени подбирались все ближе. Запах сырости и темные силуэты заполнили комнату. Судорожно вздохнув, Сьюзан постаралась различить своего мужа, но очертания его фигуры расплывались, менялись.

«Мама!»

Всхлипнув, Сьюзан попыталась вырваться, но Дэниел крепко держал ее. Откуда-то издалека до нее донесся его голос:

— Расскажи мне. Расскажи, что случилось!

Она поняла, о чем он просит. Она всегда знала, что однажды ей придется признаться в своих грехах. Но даже теперь она хотела избежать этого. Никакое наказание не сравнится с тяжестью признания в том, что она совершила.

— Расскажи мне.

Сьюзан впервые сознательно разрешила себе вспомнить события той давней ночи. Сильно и часто забилось сердце. Это было так давно. Так давно…

Комната наполнилась призрачным эхом горького плача женщины. С губ Сьюзан стали срываться слова, и она начала свой рассказ.

Она услышала гром. Непонятные крики. Папа был где-то там. Но разбудила ее мама.

— Сьюзан, беги спрячься в погреб. Это новая игра! Мы сейчас будем играть.

Девочка схватила тряпичного кролика и прижалась к стене.

— Сьюзан! Делай, что тебе говорят. Ты же знаешь, что бывает, когда ты не слушаешься маму.

Знаю, подумала девочка и бросила взгляд на изображение Иисуса над своей кроватью. Ее не будет любить Бог, если она не станет слушаться. Она выбралась из кровати и заторопилась за матерью, размышляя над странной игрой.

Эрин Херст вывела дочь из дома и спустилась с ней в погреб. Широкие пустые полки угрожающе нависли над головой ребенка, и, когда мама повернулась, чтобы уйти, девочка вцепилась в ее юбки.

— Не уходи. Я боюсь одна, не уходи!

Эрин наклонилась и обняла дочь:

— Я люблю тебя, Сьюзан. Я тебя люблю.

Гром приблизился. Раздались какие-то звуки, напоминающие те, что производит папино ружье, когда он охотится.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Ни за что не выходи! Пока я не позову тебя. Ты поняла меня?

Сьюзан схватила мать за руку, когда та пошла к ступенькам.

— Пожалуйста, не уходи.

— Сьюзан! — В голосе мамы проскользнула нотка паники. — Делай, что тебе сказано.

Дверь погреба захлопнулась над головой Сьюзан. Она заплакала, в отчаянии озираясь вокруг. Снова послышался гром. На этот раз он был похож на конский топот, а не на приближающуюся грозу. Сьюзан поднялась по шатким ступенькам и приложила ухо к двери. Она сделает так, как сказала ей мама. Она будет хорошей девочкой. А потом, как на картинке над ее кроватью, придет Иисус и посадит ее к себе на колени. И никто ее не накажет.

Сьюзан показалось, что она услышала мамин голос. Она ее позвала? Игра окончилась? Она снова услышала крик матери, на этот раз более явственный. Испугавшись, что она нужна матери и не идет ей на помощь, девочка выбралась из погреба.

В ночной темноте она босиком пробралась к дому и обошла его.

— Мама? Мама, мне показалось, что ты меня звала.

Совсем рядом с домом она остановилась, споткнувшись о тело, которое лежало на земле в ярко-красной луже.

— Папа?

Он лежал неподвижно. Очень… неподвижно. Мужчина, который стоял над ним, не обращал никакого внимания на то, что папины безжизненные пальцы по-прежнему сжимали револьвер. Нож незнакомца был в крови. Этот человек сжимал в руке папины золотые часы.

— А где остальное?

Никем не замеченная, Сьюзан укрылась за углом дома. Пятеро других мужчин окружили ее мать, толкая ее, насмехаясь над ней.

Мама плакала, закрыв лицо руками.

— Больше ничего нет. Ничего!

— Где твои деньги? У вас должна быть еда!

— Ничего нет!

Мужчина с ножом пнул отца Сьюзан и подошел к Эрин.

— Ну тогда нам придется взять что-нибудь другое, а?

— Мама!

Она отняла от лица руки и с ужасом посмотрела на дочь.

— Сьюзан, уходи!

Мужчина с ножом обернулся.

— Иди сюда, девочка. Сьюзан сделала шаг назад.

— Девочка!

Мужчина с ножом обхватил рукой за шею мать Сьюзан и приставил окровавленный нож к ее горлу.

— Иди сюда или я зарежу ее этим ножом.

— Нет! Беги, Сьюзан!

Сьюзан повернулась, чтобы бежать, и налетела на другого мужчину. Он поднял ее, кричащую и брыкающуюся, и понес к тесному кружку мужчин. Грубо поставил ее в центре. Когда Сьюзан бросилась к матери, схватил ее и вернул на место.

— Стой смирно, малышка. Стой смирно, пока мы пощупаем кожу твоей мамочки.

— Сьюзан, закрой глаза! Слышишь меня? Крепко зажмурь глаза. Так, чтобы не видеть ни меня, ни этих людей.

Помедлив лишь секунду, Сьюзан подчинилась. Но все же открыла их один раз. И увидела мужчин, с искаженными похотью лицами.

Они нетерпеливо подбадривали того, который лежал на ее матери, приставив ей к горлу нож.

— Мама!

Мужчина оторвался от ее матери, поднялся и пошел к ней, похотливо ухмыляясь:

— Ты, значит, тоже хочешь поиграть. Взвизгнув, Сьюзан вырвалась из круга мужчин. Она подбежала к отцу. Но он был мертв и не мог помочь ей. Мужчина приближался. Плача, она двумя руками схватила револьвер. Подняла его и нажала на курок — она видела, как это делал ее отец.

Револьвер дернулся у нее в руках. Пуля пролетела мимо преследователя, но попала в грудь одному из мужчин. Он повалился на землю и остался недвижим.

— Ах ты, маленькая сучка! — задохнулся приятель убитого, перекатив тело на спину, так что мертвые глаза уставились в небо. — Я покажу тебе, что бывает с девчонками, когда они лезут не в свое дело.

Позади него Эрин Херст с трудом встала на колени, подняла с земли камень и кинула его, попав в голову мужчины.

— Беги!

И Сьюзан побежала. Бежала без оглядки. Она спряталась в кустах, окружавших пруд. И только когда топот копыт затих вдалеке и занялся рассвет, она заставила себя вернуться к дому. Она подошла к отцу. Он уже остыл.

Плача, она поднялась и, спотыкаясь, пошла к другому телу на траве. Лица женщины было не узнать, тело изуродовано. Сьюзан почти поверила бы, что это кто-то другой… если бы не волосы. Ярко-рыжие волосы.

— Сью…

Шепот, но Сьюзан услышала.

— Мама?

Схватив мамину руку, она наклонилась поближе.

Эрин с трудом открыла заплывший глаз. Поймав взгляд дочери, отвела взор.

— Не… смотри…

— Я не смотрела, мама, я не смотрела.

Но она ведь смотрела. Она не послушалась.

И теперь ее накажут.

Шевельнувшись, мама заплакала, схватила Сьюзан за руку.

— Принеси… мне… револьвер.

Сьюзан шарахнулась в сторону, но Эрин притянула ее к себе.

— Мне больше никто не может помочь… только… Бог. — Уцелевший зеленый глаз наполнился слезами. — Я… скоро… умру. — Эрин продолжала отчаянно цепляться за руку дочери. — Я не хочу, чтобы ты… смотрела.

— Мама?

Она хотела погладить маму по лицу, но оно все было в крови.

— Принеси! — яростно прошептала мама, потом судорожно вздохнула. — Слушайся… меня.

На непослушных ногах Сьюзан вернулась к телу отца и взяла револьвер. Когда она шла к матери, колени у нее подгибались.

— Дай… мне.

— Нет.

— Сью… зан… слушайся… меня.

Сьюзан с плачем упала на колени и бросила револьвер на землю.

Дюйм за дюймом пальцы Эрин подбирались к оружию. Она ухватила его, но у нее не было сил подтянуть револьвер поближе.

— Сьюзан… я тебя… люблю. — Зеленый глаз закрылся, потекла, смешиваясь с кровью, слеза. — Помоги… мне.

Сьюзан всхлипнула и, как прячущийся в песке краб, попятилась.

— Нет!

Черный ствол поблескивал рядом с обезображенной рукой ее матери.

— Слушайся… меня. Помоги… Потом беги… в погреб. Пожалуйста… помоги.

Губы, которые были такими красивыми и нежно целовали Сьюзан в щеку, и шептали ей на ухо секреты, раздвинулись, чтобы захватить воздуха для новой мольбы. Но больше не произнесли ни слова. Зеленый глаз подернулся дымкой, стал безжизненным. Потускнел.

— Мама?

Фигура, которая больше не напоминала ее мать, не двинулась.

Сьюзан не послушалась. Она вылезла из погреба. Она открыла глаза.

Она убила человека.

Девочка подползла к матери и стала трясти ее, надеясь разбудить. Но плоть в ее руках была какая-то странная. Она не отзывалась на действия Сьюзан.

— Мама! Ответь мне!

Ужас объял ребенка. Она одна во всем виновата. Если бы она послушалась, ее мама осталась бы жива. Сьюзан зашептала:

— Мама? Мама? Мама…

В комнате стояла тишина.

Тишина.

Дэниел не знал, что сказать. А что тут можно сказать? Все эти годы никто не знал, даже не подозревал, что случилось с маленькой Сьюзан. Хотя отношение Сьюзан к мужчинам заставляло предположить, что она видела насилие над своей матерью, никто не догадывался, что раны девочки гораздо глубже. Настолько глубже. Своим детским умом она действительно верила, что, послушайся она маминых приказов, их семья осталась бы цела Слишком долго она несла это бремя в одиночестве, думая, что Бог потребует ужасной кары за то, что она убила дезертира и послужила причиной гибели родителей. Возможно, именно поэтому она пошла в монастырь — служа Богу, она надеялась искупить свои предполагаемые грехи.

Но в жизнь Сьюзан ворвался Дэниел, уводя ее от искаженного понимания справедливости. А теперь он вскрыл ее раны. Вывел на свет боль ребенка, чтобы излечить женщину.

Крепко прижав к себе всхлипывающую Сьюзан, Дэниел успокаивал ее. А когда потекли слезы, укачивал ее, повторяя снова и снова:

— Ты ни в чем не виновата, ты ни в чем не виновата.

Подняв ее лицо, заставил посмотреть себе в глаза.

— Твоя мама любила тебя. Она любила тебя. Она никогда не захотела бы, чтобы ты так страдала. Когда она говорила, чтобы ты слушалась ее, она только хотела защитить тебя.

— Я должна была помочь ей! Под конец она умоляла помочь ей, а я того не сделала. Я же могла что-то сделать! Если бы я вела себя по-другому, слушалась ее, она бы не пострадала. Я должна была найти способ облегчить ее боль.

— Ты и нашла, моя хорошая, нашла. Ты была с ней до самой ее смерти. Она обожала тебя. Она любила тебя. Она хотела защитить тебя. Ни она, ни Господь не потребуют наказания за то, что случилось. Разве ты не понимаешь? Твоя мать могла умирать медленно и мучительно, но Бог взял ее к себе. Он взял ее, и она не страдала. Так что не страдай и ты. Он унес ее душу туда, где она счастлива и не испытывает боли. Он никогда не хотел, чтобы ты так истязала себя.

Слова повисли в наступившей тишине.

— Он взял ее, — отозвалась Сьюзан.

— Она судорожно обняла Дэниела. Она хотела, ей было необходимо знать, что его слова были правдой.

В глазах мужа она не была виновата, не вызывала отвращения. Только понимание. Она считала, что, став монахиней, сможет искупить свою часть вины за смерть родителей. Но Богу не нужна была такая жертва. Ее хотела Сьюзан. И именно Дэниел должен был заставить ее понять это.

— Ты не сделала ничего плохого, родная. Ты не сделала ничего плохого.

Сьюзан крепче обняла Дэниела и спрятала лицо у него на груди.

Раны начали затягиваться.