Хмурый взгляд Дэниела был ей ответом. Того, что Сьюзан вытащила из корзины с лихвой хватило бы, чтобы провести операцию. Он не позволит ей распластать себя на полу и располосовать зубчатым ножом.

— Что, к чертям, ты собираешься делать?

— Хочу подлечить тебя.

— Меня уже лечили, спасибо.

— Как видно, не слишком хорошо. Дэниел откинулся на подушки.

— Лучше всего мне помогут несколько часов сна.

— Я тебе не верю.

— Когда ты успела стать такой сварливой?

Вместо того чтобы обидеться, Сьюзан просияла. Она обрадовалась, что оказалась способна попрепираться с Дэниелом, а не умолкла смущенно, как это обычно случалось с ней во время каких-нибудь разногласий с окружающими. Но Дэниел, видимо, не считал, что она имеет права так радоваться по этому поводу.

— Я брала уроки у сестер. Они умеют… убеждать, когда это необходимо.

Достав из корзины стопку свернутых полос миткаля, Сьюзан села на край кровати.

Жар тела Дэниела, горевшего в лихорадке, обжигал даже сквозь юбки, но она постаралась не думать об этом. Ей есть чем заняться. Надо держать себя в руках.

— Дай я осмотрю рану, — сказала Сьюзан, указывая на то место, откуда, как она думала, шла кровь.

Дэниел натянул одеяло до подбородка.

— Нет.

— Ты ведешь себя, как маленький.

— Как умненький. — Когда же Сьюзан, не понимая, подняла бровь, добавил: — По-моему, это занятие не для тебя.

— Почему это?

Но Сьюзан догадывалась, что имеет в виду Дэниел. Возникшее между ними напряжение витало в комнате. Призрак их тесного объятия встал перед мысленным взором девушки, заставив обостриться все чувства. Ей достаточно было протянуть руку и коснуться Дэниела, чтобы удовлетворить запретное любопытство, не дающее ей покоя с момента их поцелуя. Уединение комнаты предоставляло прекрасную возможность. Ни одна живая душа не побеспокоит их. Она украдет несколько мгновений, идя навстречу своей испорченности, и никто об этом не узнает. Дэниел тяжело вздохнул.

— Уходи, Сьюзан. Иди. — Он настаивал мягко, едва слышно выговаривая слова. Потом в голосе его зазвучало предостережение, ясные глаза потемнели.

— Я не делаю ничего дурного.

— Ты уговариваешь меня или себя? — В ответ на потрясенный взгляд Сьюзан Дэниел провел указательным пальцем по тыльной стороне ладони девушки. — Нет. Ты не делаешь ничего дурного. Тебя не поразит молния, если ты дотронешься до меня.

Едва ощутимое прикосновение Дэниела всколыхнуло все чувства Сьюзан. Ее потянуло к нему, хотя его мужественный вид по-прежнему пугал ее. Девушка заставила себя сдержаться и промолчала, несмотря на бушевавшую внутри нее бурю, но внутренний трепет не проходил. Теперь Сьюзан дрожала уже всем телом. Она собралась уже было открыть рот и объяснить свое состояние холодом комнаты, но поняла, что лгать бесполезно. Он знал, что происходило с ней. Он знал.

Он, должно быть, угадал причину ее состояния, потому что добавил:

— Ты не так поняла меня в ту ночь.

«Не говори об этом, Дэниел. Забудь. Скажи, что этого вообще не было, и это исчезнет». Но он не остановился:

— Я напугал тебя. «Нет».

Но с губ ее не слетело ни звука.

— У меня и в мыслях не было обидеть тебя. Сьюзан стиснула руки.

— Я знаю.

Она встала и подошла к окну, посмотрела на улицу. Стояло морозное январское утро. Снег укрыл всю землю. Холодно. Уныло. Пустынно. Она была точно такой же все эти годы.

— Я же дотрагивался до тебя раньше и целовал тоже.

— Не так.

— Я не сделал ничего, что ты не хотела бы.

— Я знаю. Но…

— Ты не должна меня бояться. Я тот самый человек, который всегда присматривал за тобой.

— Нет, не тот.

Молчание стало невыносимым, но Сьюзан понимала, что он не отпустит ее, не получив объяснений. Она выдавила из себя:

— Ты больше не мальчик.

— Мы все вырастаем, Сьюзан.

Что можно сказать на это? Что она не хочет, чтобы он взрослел? Что она хочет укрыться в безопасности детства?

Желая как-то оживить беседу, Сьюзан вернулась к разложенным на комоде принадлежностям.

— Позволь мне посмотреть, что там у тебя. Но Дэниел не собирался так быстро менять тему разговора.

— Ты тоже выросла, Сьюзан.

Как это у него получается? Одно простое предложение поразило ее в самое сердце.

— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя?

Девушка покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Я помню маленькую девочку, которая ходила за мной как тень. У нее были морковного цвета косички, зеленые, как трава, глаза и веснушчатый нос пуговкой. Но теперь… — Напряженное выражение лица Дэниела смягчилось. — Ты хоть представляешь, насколько ты красива? — И медленно добавил: — Вот почему я поехал за тобой в Эштон. Я не мог допустить, чтобы все между нами кончилось вот так. Я должен был поехать за тобой и постараться все исправить.

Признание Дэниела потрясло ее, привело в замешательство. Но больше всего Сьюзан поразил комплимент по поводу ее внешности.

— Я не красива, — возразила она.

Но как бы ей хотелось, чтобы это было правдой. И надеялась, что его слова — правда, что он последовал за ней, потому что она пусть хоть немного, но не безразлична ему. Тогда она сможет понять, что он также глубоко поражен ее женственностью, как она — его мужественностью.

— Нет, красива. — Он наклонился вперед, желая придать словам убедительность. — Вероятно поэтому Господь испытывает тебя возможностью уйти из мира. Может, он считает, что ни один земной мужчина не достоин тебя.

— Это нелепость.

С еще большей страстью Дэниел продолжал:

— Но ты не только красива, Сьюзан. Ты добрая и мягкая не напоказ, так, как это и должно быть.

— Ты расхваливаешь меня, как кремовый торт.

Дэниел снова откинулся на спинку кровати.

— Сдаюсь. Ты никогда не примешь комплимента. Думай что хочешь.

— Хорошо. — Желая разогнать слишком быстро возникшее между ними напряжение, Сьюзан взялась за простыню. — Дай мне осмотреть тебя.

— Нет. Позови Эсси.

— Если я это сделаю, тебе придется ответить на ряд неприятных вопросов. — Дэниел промолчал, и она продолжила: — Например, как ты был ранен, как ты попал сюда никем не замеченный и, в первую очередь, почему нисколько не думаешь о себе. Потом Эсси будет говорить и говорить, ругать твою работу — ты же знаешь, как ей не нравится, что ты рискуешь своей жизнью — и чувствовать себя виноватой, что тратит время на подготовку встречи воспитанников вместо того, чтобы следить за твоим выздоровлением.

— Оставь медикаменты, я сам сделаю себе перевязку.

— Дэниел! — раздраженно воскликнула Сьюзан, видя, что он отказывается уступить. — Пропади все пропадом, ты что, боишься того, что я что-то увижу?

Не успела она произнести эти слова, как готова была провалиться сквозь землю. Она-то имела в виду его серьезную рану, а не… не что-то другое. Но, судя по блеску в глазах Дэниела, он подумал о чем-то совершенно ином.

— Сьюзан, я помыслить не смел, что ты так обо мне думаешь.

Он осторожно поддразнивал ее, словно ступал по тонкому льду. Сьюзан почувствовала, что может ответить тем же.

— Если ты волнуешься из-за этого, то не стоит, — храбро начала она. — Я уже все это видела.

Дэниел вздел брови.

Сьюзан покраснела, но пояснила:

— Мы с девочками часто играли у ручья. И иногда видели, как ты и другие мальчики купались.

— Сьюзан, нам не разрешали купаться совсем без одежды.

Щеки Сьюзан пылали так, что, казалось, сейчас вспыхнут волосы.

— Мне не нужно, чтобы ты разделся донага.

Ей показалось, что его щеки тоже слегка покраснели, однако сладким голосом Дэниел как ни в чем не бывало ответил:

— А на мне и так ничего нет.

— О!

Возникшие в мозгу Сьюзан образы поразили ее своей явственностью и силой. Мысль о том, что под простыней на Дэниеле ничего нет, сначала бросила Сьюзан в жар, потом в холод. Пламя и лед.

Крокер взял бинты, которые уронила на постель девушка.

— Я сам…

— Нет. Я сказала, что позабочусь о тебе, и я это сделаю. Только… немного откинь простыню.

Но она и так была не слишком-то накинута.

— Сьюзан…

— Я не уйду, пока ты этого не сделаешь. — Она упрямо вздернула подбородок. — Я подожду. Можешь смеяться надо мной или истекай кровью.

Дэниел вздохнул.

— Я не шучу.

— Да верю я, верю, — сдался он. Было видно, что спор утомил его. — Прекрасно. Делай что хочешь, лишь бы я мог подняться.

— Ну, о том, чтобы встать с постели говорить не приходится. Сначала ты должен как следует выспаться. Я сказала сестре Мэри Маргарет, что у тебя простуда. Как только я с тобой закончу, то же самое сообщу и Эсси. Ей не нужно знать, до какой степени глупости ты дошел. Хотя, уверена, тебе все равно придется объяснить, почему ты проник в дом тайком, как вор. — Опуская полотенце в воду, она приказала: — Пожалуйста, откинь простыню.

За те несколько секунд, что предшествовали движению Дэниела, Сьюзан постаралась подготовить себя к тому, что сейчас увидит. Но все оказалось напрасно. Сьюзан настолько оберегала себя от мужчин, что, кроме купавшихся мальчиков, видела разве что голое мужское плечо.

И вот теперь ее взору предстало столько мужской плоти, что она и вообразить не могла. Крепкое мужское тело. Дэниел был похож на мраморную или бронзовую статую, настолько рельефно выступали все мышцы.

В тот момент, когда Сьюзан показалось, что она не выдержит вида еще одного дюйма обнаженного тела, Дэниел остановился. Открылась длинная опасная рана на боку в области талии.

— Как это получилось? — выдохнула Сьюзан.

— Я строгал кусок дерева, и нож соскочил. По его краткому ответу она поняла, что Дэниел не собирается рассказывать правду. А почти уже незаметные шрамы на его теле гласили, что Крокер не в первый раз оказывался столь неловок.

Вид мужчины и крови вызвал у девушки тошноту. Воскресли старые, горькие воспоминания, принеся с собой запахи, образы, отступивший ужас.

Поборов дурноту и отогнав воспоминания, Сьюзан поднялась и поспешила к комоду, чтобы намочить и без того влажное полотенце и, опустив руки в ледяную воду, сосредоточилась на обжигающей жидкости.

— Тебе лучше вернуться на кухню.

— Нет! Нет. Я прекрасно себя чувствую. — Она улыбнулась ему, как надеялась, ослепительной улыбкой. — Немножко переоценила свои силы.

— Из-за крови?

— Да. Именно.

Но дело было не только в ране, и они оба это знали.

Сьюзан решительно вернулась на край кровати и направила все свое внимание на рану, стараясь не думать ни о чем, кроме стоящей перед ней задачи.

— Она зашита.

— Я же сказал, что был у врача.

— Но края не срастаются. Когда ты поранился?

— Неделю назад или около того. Сьюзан тронула воспаленную кожу вокруг раны, и Дэниел с шумом втянул в себя воздух, а мускулы его живота напряглись.

Взяв себя в руки, она подошла к комоду.

— Ты сказал, что у тебя есть какое-то лекарство?

— В седельном вьюке, но оно почти закончилось.

— Я постараюсь сходить в город и заказать в аптеке новое. А пока могу сказать, что кожа вокруг раны воспалена. Наверное, туда проникла инфекция.

Дэниел задумчиво глянул на Сьюзан.

— Похоже, ты кое-что в этом понимаешь.

— Сестры многому меня научили, помимо преподавания. — Она достала из корзины кувшинчик и аккуратно развязала тесемку, удерживавшую на месте керамическую пробку. — Немного пожжет.

— Не сомневаюсь. Других лекарств я не встречал.

Сьюзан положила свернутое полотенце Дэниелу под бок и осторожно приложила руку повыше раны. Потом, без дальнейших предупреждений, смочила едкой жидкостью воспаленное место.

— А-а-а-а! — Дэниел выгнулся из постели и судорожно вцепился в простыни. — Что…

— Скипидар, — подсказала она, зная, о чем он хочет спросить.

— Скипидар! Проклятье, женщина, что ты хочешь со мной сделать?

— Вылечить.

— Угробить, ты хочешь сказать. Больно же!

— Я тебя предупредила.

— Ты сказала, что пожжет — пожжет! А не вопьется в меня, как адское пламя.

Сьюзан не посмела сказать, что пройден только первый этап лечения. Она быстро открыла пузатый флакон и присыпала больное место кристаллами какого-то порошка.

Лицо Дэниела лишилось всех своих красок. Дыхание перехватило, и из горла вырвался полувздох, полувсхлип. Он крепко зажмурился, но все равно чуть не скатился с кровати.

— Соль, — улыбаясь, произнесла Сьюзан. Крокер приоткрыл один глаз и с упреком посмотрел на нее.

— Ты сделала это нарочно?

— Это лучший способ очистить рану и остановить кровотечение.

Дэниел устало растянулся на кровати.

— Тебе это доставляет удовольствие.

— Нет… — Губы Сьюзан дрогнули при виде его удивления. — Ну, может, немного.

Она помогла Дэниелу сесть и наложила повязку, завязав ее концы бантиком, как делала своим подопечным в школе. Потом собрала медикаменты и убрала их в корзину.

— Я приду попозже и принесу тебе бульон и чай. А вечером я сделаю тебе припарку, чтобы выгнать остатки инфекции.

— И из чего ты ее сделаешь? Из стекла?

— Положу целую горсть.

Дэниел что-то проворчал, и Сьюзан рассмеялась. Жизнь Дэниела Крокера в ее руках — это что-то новое. Он всегда был таким спокойным, уравновешенным, невозмутимым. Но сегодня ледяной панцирь сдержанности дал маленькую трещину.

— Поспи, — ласково сказала она. Словно мать, обращающаяся к ребенку. Или женщина, шепчущаяся со своим возлюбленным. Сьюзан укрыла Дэниела до подбородка, подоткнула одеяла.

Проделывая это, она ощутила прилив нежности, какого ни к кому раньше не испытывала.

— Засыпай, Дэниел.

Стараясь не обращать внимание на проступающие сквозь одеяла очертания тела Дэниела, Сьюзан пощупала лоб больного, определяя, насколько силен жар. Потом, без видимой необходимости, коснулась щеки, подбородка.

Пока она так склонялась над ним, он лежал неподвижно. Неподвижно и настороженно.

— Дэниел, я…

Сьюзан замолчала. Она даже не знала, что собиралась сказать. Могла лишь определить те чувства, что переплелись в ее душе, сражаясь за первенство — страх, потребность, сомнение.

Дэниел приподнял руку почти до уровня ее лица. Сьюзан резко вздохнула, заставив себя не вздрогнуть и сопротивляясь инстинктивному желанию отскочить в сторону. Она могла дотронуться, но не переносила, когда дотрагивались до нее. Но прикосновение Дэниела оказалось таким легким и нежным, что Сьюзан не отпрянула. Сердце у нее сжалось, когда она увидела, каких усилий стоило Дэниелу даже такое простое движение.

— Малышка Сьюзан, — прошептал он, — как ты изменилась.

— Я прежняя, — не согласилась она, думая, что он увидел в ней какой-то недостаток.

— Нет. Ты стала другой. Сильной.

— Недостаточно сильной, — с сожалением заметила Сьюзан. Потом, словно опровергая сказанное, она медленно, нерешительно наклонилась, широко раскрыв глаза.

Губы Сьюзан коснулись губ Дэниела — мягко, робко. Но даже от этого кровь запульсировала во всем ее теле. Выпрямившись, девушка схватила корзину и выбежала из комнаты.

Дэниел смотрел на закрывшуюся дверь. Его одолевало страстное желание, неодолимое стремление обладать Сьюзан. Не только ее телом, но и ее душой. Он лежал и думал о том, что возведенные им стены шатаются и покрываются трещинами.

Хотя все тело болело, а разум стремился провалиться в забытье, Дэниел собрал все силы и, свесившись с кровати, дотянулся до седельных вьюков.

Преодолевая слабость, которая с каждым днем все глубже проникала в его тело, Крокер покопался в сумке и извлек оттуда кожаный конверт. Нерешительно потер его пальцем, потом открыл и достал дагерротип.

На фотографии были запечатлены три женщины в одинаковых строгих одеяниях послушниц-урсулинок. Дэниел без труда нашел среди них Сьюзан Херст. Даже ребенком она была необыкновенно мила: ярко-рыжие волосы, темно-зеленые глаза, тонкие черты лица. Но в то время как две другие женщины стояли, держась прямо и горделиво, улыбаясь загадочно и умиротворенно, Сьюзан с тоской и мольбой смотрела прямо в объектив камеры.

Когда несколько лет назад Белл послала этот снимок Дэниелу через агентство Пинкертонов, он поразил его до глубины души. Дэниел был потрясен тем, как быстро Сьюзан превратилась в женщину, но не собирался следовать своему чувству. Он понимал, что она не захочет иметь дело с таким человеком, как он. Огрубевшим. Потерянным.

Но даже при этом он неспособен был забыть эту фотографию. И гадал, сохранили или нет волосы Сьюзан морковный цвет, а кожа — свой сливочный оттенок. Но больше всего он думал о том, найдется ли мужчина, который заставит Сьюзан забыть ее страхи и поможет ей покончить с добровольным самоизгнанием из мира.

Осторожно вздохнув, Дэниел поглубже зарылся в подушки, поглаживая большим пальцем изображение строгой женщины справа. С горьким смешком он поймал себя на том, что повторяет: «Нет, волосы у нее цвета осени, кожа матовая, а глаза, как темно-зеленый мох».

И внезапно больше всего на свете он захотел, чтобы он он оказался тем мужчиной, который сотрет выражение мольбы с ее лица и заменит его страстью желания.