В течение нескольких последних часов Тревор Хикс сидел за компьютером, просматривая и разбирая записи, присланные из общины мормонов в Солт-Лейк-Сити. Он остановился в доме инженера, специалиста по аэрокосмическому оборудованию. Хозяин — его звали Дженкинз — предоставил Хиксу большую гостиную, из окон которой открывалась панорама Сиэтла и залива. Работа не увлекала Тревора, однако он считал её поолезной и потому чувствовал себя умиротворённым и спокойным перед лицом будущей катастрофы. Несмотря на репутацию невозмутимого человека, Тревор Хикс в действительности никогда не был ни хладнокровным, ни сдержанным. Воспитанный в английских традициях писатель за умением вести себя и спокойными манерами скрывал своё истинное «я», которое, как считал он сам, окончательно сформировалось где-то в возрасте двадцати двух лет и неизменно оставалось впечатлительным, энергичным, необузданным. Только, может, прибавилось воспоминаний да внешнего лоска.

Он откатил стул от стола и поздоровался с миссис Дженкинз — Эбигейл; она вошла в комнату с двумя пластиковыми пакетами, доверху наполненными продуктами. Эбигейл не была Подневольной. Она знала только, что её муж и Тревор занимаются чрезвычайно важным и секретным делом. Те работали днём и ночью, с трудом находя несколько часов для сна, а она, желая помощь мужчинам, ходила за покупками и готовила.

Миссис Дженкинз оказалась хорошей хозяйкой и неплохим кулинаром.

В семь часов они пообедали — жареное мясо, салат и бутылка отличного «кьянти». В семь тридцать Дженкинз и Хикс вновь приступили к работе.

Ощущение внутреннего покоя, заметил Хикс, волнует его… Он не доверял слабым невыразительным эмоциям. Уж лучше лёгкое волнение: оно не позволяет расслабиться.

Сигнал тревоги пронзил мозг Хикса подобно раскалённому стальному копью. Писатель взглянул на часы — он и не заметил, что они отстали. Время позднее. Тревор отбросил в сторону очередную дискету. Потом отодвинул стул и подошёл к окну. Дженкинз с удивлением взглянул на него из-за кипы бланков с заявками на медицинское оборудование.

— Что случилось?

— Вы не чувствуете? — спросил Хикс, дёргая за шнур, чтобы раздвинуть занавески.

— А что я должен чувствовать?

— Какое-то несчастье. Я слышу из… — Он попытался понять, откуда идёт сигнал, но Сеть замолчала. — Мне кажется, что-то происходит в Шанхае.

Дженкинз встал с кресла и позвал жену.

— Начинается? — спросил он.

— О, Боже, не знаю! — крикнул Хикс, почувствовав новый тревожный укол. Сеть повреждена, связь оборвана — ничего другого он понять не мог.

За окном мириадами огней сверкал ночной Сиэтл. Хиксу от холма Королевы Анны был виден весь город. Небо пасмурное, хотя прогноз не обещал осадков… Яркие вспышки осветили верхний слой облаков. Одна, вторая… Пауза. Когда миссис Дженкинз появилась в гостиной, небо вспыхнуло в третий раз.

Миссис Дженкинз испуганно посмотрела на Хикса.

— Обычная молния, правда, Дженкс? — спросила она мужа.

— Это не молния, — ответил Хикс.

Сеть передавала противоречивую отрывочную информацию. Даже если на связь вышел один из Боссов, Хикс не мог различить его голос в общем сумбуре. Потом, отчётливый и недвусмысленный, пришёл сигнал. Хикс и Дженкинз услышали его одновременно.

Враг атакует вашу территорию и судно.

— Атакует? — громко переспросил Дженкинз. — Они что, начинают прямо сейчас?

— Один из ковчегов находился в Шанхае, — сказал Хикс с недоумением. — Теперь Шанхай отрезан от Сети. Никто не может связаться с городом.

Что?.. Что?..

Будучи местным организатором деятельности Сети и поставщиком необходимого оборудования, Дженкинз привык к более частным и конкретным проблемам.

— Я полагаю…

Собственная — не чужая, не навязанная таинственным Боссом — мысль, промелькнула в мозгу Хикса, прежде чем он закончил фразу.Они защищают нас, но не могут предотвратить гибель планеты. Враги наверняка запустили на орбиту корабли, или станции, или что-нибудь в этом роде, чтобы следить за Землёй.

— …что сейчас начинается бомбардировка.

За облаками вспыхнул свет и озарил все вокруг.

…в конце концов, идёт настоящая война, но мы не ожидали, не предполагали такого поворота событий…

— Дженкс…

Дженкинз обнял жену. Хикс увидел красные и белые вспышки, струи воды, взлетающие на воздух камни — и чёрная взрывная волна опустилась на город. Оконное стекло разлетелось вдребезги, Хикс закрыл глаза и, испытав мгновенный приступ боли, погрузился в темноту…

Артур летел на предельной скорости в Сан-Франциско по шоссе N 101 и наконец притормозил после марафонской гонки. Он вдруг почувствовал острую боль в затылке и, крепко сжав руль, остановился у обочины, ощущая напряжение во всём теле.

— Что случилось? — спросила Франсин.

Он повернулся к жене и посмотрел на небо над Санта-Розой и виноградниками.

— Астероиды! — крикнул Марти. — Взрываются!

На этот раз свет вспыхивал ближе и ярче, слепил глаза, как паяльная лампа, оставляя в небе красные следы. На высоте сотни миль над Сан-Франциско что-то происходило, скорее всего, сражение.

Франсин хотела выйти из машины, но Артур остановил жену. Она посмотрела на него, однако ничего не сказала, только лицо её исказилось от страха и гнева.

Ещё несколько вспышек над головой — и вновь вокруг воцарилась темнота.

Артур почти удивился, поняв, что плачет. Злость и ненависть душили его.

— Сволочи! — простонал он, уронив руки на руль. — Будь они прокляты!

— Папа… — захныкал Марти.

— Замолчи, чёрт возьми! — крикнул Артур, потом одной рукой сжал ладонь Франсин, а другой дотянулся до сына. — Никогда не забывай того, что видел. Если мы выживем, никогда, никогда не забывай!

— Что случилось, Арт? — спросила Франсин, стараясь сохранить спокойствие.

Марти плакал. Артур закрыл глаза, уже ругая себя за то, что дал волю эмоциям. Он прислушивался к голосам, звучавшим по каналам Сети, и попытался понять, что к чему.

— Сиэтла больше нет, — сказал он.

Тревор Хикс и все остальные.

— А Годж? — спросил Марти сквозь слёзы. — Где он? Он жив?

— Думаю, жив, — ответил Артур, содрогаясь от ужаса. — Чудовищно! Они хотят уничтожить наши спасательные корабли, наши ковчеги! Они стремятся к тому, чтобы не выжил ни один человек.

— Что? Почему? — спросила Франсин.

— Запомните! — повторил Артур. — Просто запомните.

Ему потребовалось почти двадцать минут, чтобы овладеть собой и снова выехать на трассу. Сан-Франциско и залив надёжно защищены. Внезапно Артура охватила безотчётная, утробная, любовь к Боссам, Сети и всей той работе, которая велась, чтобы защитить и спасти людей. Это было благоговейное чувство первобытного человека.

А что ощущает солдат, видя, как грабят его родину?

— Они бомбили Сиэтл? — спросила Франсин. — Инопланетяне? Или русские.

— Нет. Не русские. Пожиратели планет. Они пытались уничтожить и Сан-Франциско. — И Кливленд, который устоял, и Шанхай, превращённый в руины, и, кто знает, сколько других мест, где скрывались ковчеги. Артура передёрнуло. — Боже! Что будут делать русские? Как поступим мы?

Руль заходил в руках Гордона. Сквозь шум мотора они услыхали содрогающий душу стон. Отзываясь на гибель города, под колёсами машины затряслась земля.

В два часа ночи Ирвин Шварц поднял трубку трезвонившего телефона, соединённого с его рабочим кабинетом, и нажал на кнопку.

— Да?

Только после этого он услышал рокот вертолётных лопастей.

Звонил дежурный офицер из Белого Дома.

— Мистер Шварц, мистер Крокермен эвакуируется. Он предлагает вам место в его вертолёте.

Шварц отметил про себя нежелание офицера назвать Крокермена президентом. Просто «мистер Крокермен». Если у вас нет власти — нет и титула.

— Отчего такая срочность?

— Сиэтл подвергся нападению. Кливленд, Чарлстон и Сан-Франциско тоже.

— Господи. Русские?

— Неизвестно. Вы должны быть на месте как можно скорее, сэр.

— Хорошо. — Шварц не успел накинуть даже пальто.

В одной нижней рубахе, в которой спал, и в брюках, он быстро шёл по лужайке перед Белым Домом. Он инстинктивно пригнулся под мощными лопастями вертолёта и взбежал по лестнице. Дул прохладный ночной ветер, и голова мёрзла без шляпы. Дверца самолёта захлопнулась за спиной Шварца. Сотрудник секретной службы спустился с трапа и наблюдал, как вертолёт поднимается в небо и берет курс на базу военно-воздушных сил в Гримсоне, Индиана.

Крокермен сидел между штабным офицером и морским пехотинцем. Моряк держал на коленях «футбол» — чемоданчик с ядерной кнопкой, — а офицер — переносной центр данных и управления, подсоединённый к системе связи вертолёта.

На борту находились три сотрудника секретной службы и Нэнси Конгдон, личный секретарь президента. Если бы миссис Крокермен жила в Белом Доме, то, конечно же, присоединилась бы к мужу.

— Господин президент, — начал офицер. — Министр обороны находится в Колорадо. Госсекретарь — в Майами на встрече губернаторов. Вице-президент — в Чикаго. Полагаю, спикер парламента тоже эвакуировался. У меня есть информация со спутников и других сенсорных устройств. — Офицер говорил громко, чтобы перекричать шум мотора, но в отлично звукоизолированной кабине это было не обязательно.

Президент и его спутники внимательно слушали.

— Они сравняли с землёй Сиэтл и разрушили Чарлстон. Эпицентр пришёлся на океан. Наши спутники не засекли запуска ракет ни из Советского Союза, ни с подводной лодки. Вообще, в это время в воздух не поднялась ни одна ракета. Похоже, Сан-Франциско и Кливленд, а может, и другие места как-то защищены, что и спасло их…

— У нас нет подобных видов защиты, — едва слышно прохрипел Крокермен и посмотрел на Шварца.

Он похож на мертвеца, подумал Ирвин. Какой тусклый безжизненный взгляд! Завтра должен был бы начаться процесс об импичменте.

— Вы правы, сэр.

— Это не русские, — заметил один из сотрудников секретной службы, высокий негр средних лет.

— Не русские, — повторил Крокермен. На его лице появились признаки жизни. — А кто?

— Пожиратели планет, — отчеканил Шварц.

— Начинается? — спросил морской пехотинец, прижимая к себе чемоданчик, словно кто-то хотел отобрать его.

— Один Бог знает. — Шварц покачал головой.

Из переносного центра данных раздался сигнал. Офицер надел наушники.

— Господин президент» Москва, премьер Арбатов.

Крокермен ещё раз внимательно посмотрел на Шварца, прежде чем взять наушники и микрофон. Шварц знал, что означает этот взгляд. Он всё ещё не сломлен, черт нас всех побери!

Въехав в Ричмонд, Артур свернул на аллею, а потом — к вершине холма, на котором жили Грант и Даниэл. Близилась полночь. Потрясённый Артур не мог забыть о случившемся. Воспоминания о голосе Сети, полном скорби и бессилия, мучили его, как ужасный постоянный горький привкус во рту. Он сидел, положив руки на руль и уставившись невидящим взглядом на грубую деревянную дверь гаража. Потом обернулся к Франсин.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Кажется, да.

Артур оглянулся. Марти растянулся на заднем сиденье, закрыв глаза и приоткрыв рот. Голова его чуть свисала.

— Слава Богу, он спит, — сказала Франсин. — Ты испугал нас обоих.

— Я испугал вас? — переспросил Артур. Прорвалась усталость, а за ней и гнев. — Если бы ты могла почувствовать то, что испытал я…

— Пожалуйста. — Франсин переменилась в лице. — Мы не дома. Вон идёт Грант.

Она вышла из машины. Артур застыл в смущении. Потом он закрыл глаза, настойчиво прислушиваясь к звукам Сети и пытаясь найти объяснение случившемуся. По радио то и дело передавали сообщения о совершенно необъяснимой трагедии в Сиэтле. С момента разрушения города истёк только один час.

Артур и раньше предполагал, что могущественные силы, превратившие Землю в поле сражения, могут развязать ядерную войну. Возможно, те, кто связан с Сетью, даже пытаются сейчас помешать пожирателям планет. Артуру ничего не остаётся, кроме как довериться Сети. Правда, в данный момент он отрезан от неё.

Артур взял бормочущего что-то во сне Марти на руки. Грант проводил его в спальню с огромной кроватью и раскладной детской кроваткой. Даниэл (она спит, объяснил Грант) заранее приготовила постели и полотенца, а также оставила ужин: фрукты и суп. Франсин укрыла Марти и пошла на кухню, где уже сидели мужчины.

— Ты слышал, что случилось? — спросила она.

— Нет…

Помятая рубашка и взъерошенные седые волосы Гранта свидетельствовали о том, что он дремал в кресле и вскочил, услышав шум подъехавшей машины.

— Мы видели вспышку на севере, — сказал Артур.

— Артур подозревает, что в Сиэтле что-то произошло, — предупредила Франсин. Она посмотрела на мужа почти с вызовом: давай, расскажи то, что знаешь. Расскажи, откуда ты это знаешь.

Артур испуганно уставился на неё. Потом до него дошло: наконец-то она среди своих близких. Он перестал быть единственным человеком, на которого Франсин могла опереться. Она могла отважиться на страхи и сомнения: Марти спит и ничего не слышит. Артур хорошо понимал жену, но все равно почувствовал укол обиды. После боли, пережитой за последние часы, это невинное предательство, казалось, переполнило чашу терпения.

— Мы слышали по радио, — сказал Артур, выбрав самый лёгкий путь для объяснения. — Что-то случилось в Сиэтле.

— Что же, ради Бога? У меня брат в Сиэтле! — воскликнул Грант.

Стекла в окнах задребезжали. Ветер донёс до них отзвуки последних взрывов. Артур взглянул на часы и кивнул.

— Всё кончено, — сказал он. — Целый город разрушен.

— Господи! — крикнул Грант и вскочил со стула. Он подошёл к телефону и начал набирать номер.

— Мы слышали об этом не по радио, — тихо произнесла Франсин и подняла плечи. Сложив руки на коленях, она уставилась на ковёр.

— Линия занята. — Грант бросился к телевизору. — Когда вы узнали?

— Мы увидели вспышку около пятнадцати минут назад, — объяснила Франсин, виновато посмотрев на мужа. Он взял её руку и крепко сжал в своей. Рука Франсин дрогнула в ответ. Закрыв лицо другой ладонью, женщина старалась сдержать слёзы.

Заговорило радио. Диктор сообщал последние известия внушительным официальным тоном, в котором слишком хорошо угадывался страх. «…сообщают из Сиэтла и Чарлстона, что оба города подверглись ядерной атаке. Имеются противоречивые сведения, что взрывы не сопровождались радиоактивным излучением. У нас по-прежнему нет ясного представления о случившемся. Но очевидно только, что два этих приморских города, расположенных на восточном и западном побережьях, разрушены до основания при необъяснимых обстоятельствах. Правительство заявляет, что наша страна не находится в состоянии войны с другим государством, из чего можно заключить, что взрывы не были вызваны атакой ракет с ядерными боеголовками; по крайней мере, речь не идёт о ракетах Советского Союза. Вспышки света над Сан-Франциско и Кливлендом заставляют предположить, что начинается процесс уничтожения Земли и что мы являемся свидетелями…»

— Скажи им, — тихо попросила Франсин. — Скажи им. Я верю тебе. Правда, верю. Они должны знать.

Артур покачал головой. Она снова закрыла лицо руками.

— Нельзя, — сказал Артур. — И тебе тоже. Это только причинило бы им боль.

В дверях появилась Даниэл. Она набросила на длинную шёлковую ночную сорочку халат.

— Что случилось? — спросила она.

Франсин обняла сестру и увела её в другую комнату. Артур посмотрел на нетронутый ужин. Не сейчас, подумал он, но ждать осталось недолго.

Эдвард проснулся в восемь часов утра от шума возле палатки. Он посмотрел на часы, быстро натянул брюки и открыл дверь. На лужайке стояли Минелли и пухленькая черноволосая женщина в чёрной футболке и чёрных джинсах. Минелли протянул руку.

— Поздравь, — объявил он. — Я нашёл Инес.

— Поздравляю.

— Инес Эспиноса. А это мой друг Эдвард Шоу. Тоже любитель камней. Эдвард, Инес.

— Очень приятно, — проговорила Инес.

— Мы встретились на танцах вчера вечером. Жаль, что ты не пошёл со мной.

— Я не в настроении, — сказал Эдвард. — Мог бы испортить веселье.

— Вокруг все только и делают, что толкуют о роботах-насекомых. Инес говорит, она видела множество их за Йосемите-Вилледж. Что ты об этом думаешь?

— Я тоже видел нескольких, — признался Эдвард. — Подождите минуту. Я оденусь, и мы состряпаем что-нибудь на завтрак.

Угощая друзей гренками и крутыми яйцами, Эдвард рассказал, что он видел возле Мист-Трейл. Инес кивнула и посмотрела на него большими карими глазами. Судя по всему, она не была склонна к болтовне.

— Что это такое, по-твоему?

— Чёрт возьми! Если инопланетяне смастерили фальшивых пришельцев, то почему бы им не произвести на свет роботов-пауков? Кому-то ведь надо изучать Землю. Исследовать планету перед тем, как взорвать её к чёртовой матери.

Инес неожиданно заплакала.

— Ну, давай не будем говорить об этом дерьме, — попросил Минелли. — Она очень чувствительна. Её муженёк погиб на шоссе несколько дней назад, а её выбросило из машины. В общем, легко отделалась.

Инес вытерла глаза и показала царапины и ушибы на руке.

— Она голосовала на дорогах, чтобы добраться сюда. Очень милая девушка. — Минелли обнял подругу, и Инес обняла его в ответ.

Маленький худой человек с высоким квадратным лбом быстро прошёл мимо камня, на котором они расположились. В руке он нёс бейсбольную биту размером почти с него. Человечек двигался словно во сне.

— Что случилось, парень? — спросил Минелли.

— Только что услышал по радио, что инопланетяне сбросили атомные бомбы на Сиэтл, Чарлстон и Шанхай вчера вечером. Я родом из Чарлстона.

Он продолжал спускаться по тропе и бита качалась в нетвёрдой руке.

Инес судорожно икнула.

— Что ты собираешься делать? — крикнул Минелли вслед человечку.

— Собираюсь поймать несколько этих дерьмовых блестящих паучков и раздавить их, — ответил тот, не останавливаясь. — Хочу преподать им урок от своего имени.

Минелли поставил чашку и соскользнул с камня. Он протянул Инес руку, и та, опираясь на неё, спрыгнула вниз с неожиданной грацией.

— Думаю, пора перебираться на Глесьер-Пойнт, — тихо сказал Минелли. — Хочешь с нами?

Эдвард кивнул, но потом покачал головой.

— Не сейчас. Я скоро присоединюсь к вам.

— Хорошо. Инес идёт со мной. Мы разобьём там лагерь. Ждём тебя.

— Спасибо.

Парочка двинулась по тропе к Карри-Вилледж.

Эдвард забрался в свою палатку и вытащил топографические карты долины и районов, расположенных к югу от неё. Растянувшись на животе поперёк кровати, он изучил тропу Фор-Майл-Трейл, ведущую к Юньон-Пойнту, потом окрестности Глесьер-Пойнта и сравнил оба района.

Глесьер-Пойнт выглядел более доступным. Но если Земля начнёт трястись, может случиться, что скала расколется, упадёт и погребёт их под собой.

Имеет ли это значение? Какая разница — час или два, так или иначе?

Эдвард отметил номер кредитной карточки на диске телефона и позвонил в дом Стеллы в Шошоне. После трёх гудков ответила Бернис Морган.

— Стелла составляет опись товаров в магазине, — сказала Бернис. — Жизнь продолжается. Я могу соединить тебя с ней.

В трубке раздалось гудение, что-то пискнуло, потом Эдвард услышал голос Стеллы.

— Это Эдвард. Чем занимаешься?

— Чем всегда, — ответила Стелла. — Где ты сейчас?

— В Йосемите. Устроился здесь. Жду.

— Ну что, парк оправдал твои надежды?

— Больше чем оправдал. Прекрасное место. И не слишком многолюдное.

— Я так и думала.

— Ты слышала о Сиэтле и Чарлстоне?

— Конечно.

Её голос звучал, как всегда, решительно.

— Все ещё хочешь остаться в Шошоне?

— Я домосед, — сказала Стелла. — Пришла весточка от сестры. Она возвращается из Зимбабве. Мы едем за ней в Лас-Вегас послезавтра. Приглашаем тебя…

Эдвард обвёл взглядом берег реки и поляну за телефонной кабинкой. Я чувствую себя здесь на своём месте, подумал он. Как дома.

— Я надеялся, что смогу уговорить тебя приехать вместе с миссис Морган, — сказал он в трубку.

— Я рада, что ты попросил об этом, но…

— Понимаю. Ты — дома. Я тоже.

— Мы оба упрямцы, верно?

— Минелли тоже здесь. Не знаю, где Реслоу. Минелли нашёл подружку.

— Ему повезло. А тебе?

Эдвард хихикнул.

— Я чересчур привередлив.

— Зря. Знаешь… — Стелла замолчала, и в течение нескольких секунд оба не произнесли ни слова. — Возможно, ты и знаешь.

— Если бы у нас было больше времени… — сказал Эдвард.

— А договор остаётся в силе? — спросила Стелла.

— Договор?

— Если все окажется ложной тревогой…

— Договор не расторгнут.

— Я буду думать о тебе, — сказала женщина. — Не забывай.

Как сложилась бы его жизнь со Стеллой? Она решительна, умна и довольно своенравна. Вероятно, они бы плохо ладили или — также вероятно — хорошо…

Оба знали: у них не будет времени, чтобы выяснить это.

— Я не забуду, — пообещал Эдвард.

Добравшись до Карри-Вилледж, Эдвард зашёл в магазин и купил сухие супы и несколько пакетов продуктов, предназначенных для туристов. Запасы магазина быстро истощались.

— Машины не приходят уже два дня, — сообщила молоденькая продавщица. — Мы постоянно звоним, и они твердят, что едут. Никто ничего не делает. Просто все сидят и ждут. Отвратительные времена, вот что я вам скажу.

Он прибавил к покупкам пару солнечных очков, отдав последние наличные. Всё, что у него теперь оставалось — кредитные карточки и несколько чеков путешественника. Плевать!

Эдвард заполнил пластиковый пакет и уже готов был уйти, когда увидел в дальнем углу магазина вчерашнюю блондинку. Она копалась в корзине с подгнившими яблоками. Набрав воздуху, Эдвард поставил сумку на прилавок и быстро зашагал к ней.

— Ну что, отыскала мужа?

Женщина посмотрела на него, печально улыбнулась и покачала головой.

— Не так-то это и плохо, — заметила она, вытащила из корзины потрескавшееся яблоко и уныло обследовала его. — Обожаю фрукты — и вот, что они предлагают.

— У меня есть несколько отличных яблок в моей… палатке. Скоро я ухожу на Глесьер-Пойнт. Могу угостить тебя. Яблоки слишком тяжёлые, чтобы все их унести наверх.

— Очень любезно с твоей стороны.

Она бросила яблоко в корзину и протянула Эдварду руку. Тонкие холодные сильные пальцы. Эдвард слабо пожал её руку.

— Меня зовут Бетси, — представилась блондинка. — Девичья фамилия — Сазерн.

— А я — Эдвард Шоу. — Он решил идти напролом. — У меня никого нет.

— То есть?

— Никого, с кем я мог бы провести оставшееся время.

— А сколько его осталось?

— Говорят, меньше недели. Но никто не знает точно.

— Где твоя палатка?

— Недалеко.

— Если угостишь меня хорошим хрустящим сочным яблоком, я пойду за тобой на край света.

Эдвард широко улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он. — Нам туда.

— Тебе спасибо.

В палатке он выбрал самое красное яблоко и вытер его чистой салфеткой. Бетси впилась в него, вытирая струйку сока, стекающую по подбородку, и наблюдала, как он собирает рюкзак.

— Надеюсь, ты не один из тех невежд? — спросила она резко.

— Что ты имеешь в виду?

— Не хочу быть неблагодарной, но если ты видишь все происходящее в розовом цвете и думаешь, что Бог спасёт нас или что-то в этом роде…

Эдвард покачал головой.

— Отлично. Мне сразу показалось, что ты умный парень. Приятный и умный. У нас осталось не так много времени, правда?

— Немного. — Он навалился на рюкзак и застегнул его. Потом посмотрел на Бетси.

— Знаешь, если бы я могла начать все сначала, я бы выбирала мужчин, похожих на тебя.

Её слова укололи Эдварда.

— Так говорят все красивые женщины. В окопах не найдёшь старых дев.

— Ах, — она рассмеялась. — Ты мне нравишься. Ты… Извини, ты не страдаешь какими-нибудь заразными, мгновенно проявляющимися болезнями.

— Нет.

— Я тоже. Ты никого не ждёшь?

— Нет.

— Я тоже. Рада познакомиться.

Она протянула ему руку, и Эдвард аккуратно пожал её пальцы, потом улыбнулся и привлёк женщину к себе.

В восемь часов утра Артур снова услышал голос Сети. Он открыл глаза и тронул Франсин за плечо. Он действовал, как в дурмане.

— Нам надо отправляться. — Он вылез из постели и натянул брюки. — Одевай Марти.

Франсин недовольно хмыкнула.

— Слушаюсь, сэр, — сказала она. — Куда теперь?

— Трудно сказать, — ответил Артур. — Мне велено быть через час в определённом месте. В Сан-Франциско.

Марти сел на кровати, протирая глаза.

— Вперёд, дружище! — сказала Франсин. — Срочно выступаем!

— Хочу спать, — протянул мальчик.

Франсин схватила Артура за руку и прижала её к себе, напряжённо уставившись в лицо мужа.

— Я скажу только один раз… Если ты сошёл с ума и все это зря, то я…

Она ущипнула его за нос. Франсин явно не шутила: он ощутил боль, на глазах выступили слёзы. Артур крепко сжал её руку.

— Ты меня понимаешь?

Он кивнул.

— Нам надо спешить.

Несмотря на боль в носу, Артура переполнял восторг. С какой стати так рано поднимать нас и торопить куда-то? Не иначе, что-то произойдёт…

Но воодушевление спало, как только он вышел в коридор и увидел Гранта. Рядом с одетым в халат отцом сонно ковыляла Бекки.

— Вы приехали слишком поздно, чтобы подниматься засветло, — удивился Грант. — Ничего себе ночка! Я спал не больше часа… Даниэл вообще не сомкнула глаз.

Когда мужчины вошли в кухню, они увидели там Даниэл, сидящую за чашкой кофе. Побледневшее лицо и пепельница, полная окурков, свидетельствовали о бессонной ночи.

— Ранние пташки, — уныло протянула она.

— Нам надо уезжать, — предупредил Артур.

— Мы думали, вы побудете с нами.

— Мы тоже так считали. Но я много размышлял этой ночью. Нам надо… уехать отсюда как можно скорее. Масса дел.

Вошли Франсин и Марти. Даниэл вопросительно склонила голову набок. Марти смущённо улыбнулся Бекки, но она не обратила на кузена никакого внимания. Девочка переводила взгляд с отца на мать.

— Что, чёрт возьми, происходит с семьёй? — спросила Даниэл резким голосом. — Дьявол, куда вы отправляетесь?

— Не знаю, — тупо ответила Франсин. — Решения принимает Артур.

— Вы сошли с ума?

— Не надо, Данни, — вмешался Грант.

— Я всю ночь пыталась понять, в чём дело. Почему вы уезжаете сейчас? Почему? — Она находилась на грани истерики. — Что-то происходит. Что-то, связанное с правительством. Поэтому вы приехали сюда, да? А теперь собираетесь бросить нас всех, оставить умирать?

У Артура заныло сердце. Она близка к истине.

— Сегодня мы отправляемся в город, — объяснил он. — У меня там дела, а Франсин и Марти должны быть рядом со мной.

— Может, и мы поедем с вами? — предложила Даниэл. — Все вместе. Ведь мы одна семья. Я чувствовала бы себя лучше, если бы мы держались друг друга.

Франсин посмотрела на мужа. В её глазах стояли слёзы. У Марти задрожали губы. Растерявшись от общего молчания, Бекки прижалась к матери.

— Нет, — отрезал Грант.

Даниэл повернулась к нему.

— Что?

— Нет. Мы не поддадимся панике. У Артура есть работа. Если он выполняет задания правительства — хорошо. Но мы не станем паниковать в этом доме, пока моё слово что-то в нём значит.

— Они отправляются… в какое-то место, — тихо сказала Даниэл.

Грант согласно кивнул.

— Может, и так. Но мы не станем вмешиваться.

— Чертовски мило с твоей стороны, — заметила его жена. — Мы твоя семья. Что ты собираешься сделать для нас?

Грант посмотрел на Артура, и тот почувствовал решимость сохранить спокойствие, несмотря на страх и замешательство, овладевшие родственником.

— Я сохраню порядок в этом доме, — заявил Грант. — Сохраню его достоинство.

— Достоинство? — крикнула Даниэл.

Она смахнула чашку с кофе на пол и выбежала из кухни. Бекки стояла возле лужицы на полу и беззвучно рыдала.

— Папа, — бормотала она между приступами плача.

— Мы просто поспорили, — объяснил Грант. Он встал на колени возле девочки и обнял её за плечи. — Всё будет хорошо.

Артур машинально собирал вещи в ванной комнате и спальне. Франсин отыскала сестру и попыталась успокоить её.

Грант проводил Артура до подъездной аллеи. На холмах лежал густой утренний туман, сквозь дымку проступало солнце. Несколько голубок пели в кустах свои чудесные бессмысленные песни.

— Ты продолжаешь работать на правительство? — спросил Грант.

— Нет.

— Я думал, они спрячут нас всех в каком-нибудь укрытии или на шатле. Это не так?

— Нет.

Артур с трудом превозмогал душевную боль. А на что надеешься ты сам? Не на то ли, что произойдёт нечто похожее на сказку, придуманную Грантом?

— Вы вернётесь вечером? Просто как будто вы поехали в город, а потом… возвратились?

Артур покачал головой.

— Думаю, не получится.

— Вы собираетесь путешествовать, бродить… пока… не начнётся?

— Не знаю.

Грант скривил лицо и покачал головой.

— Интересно, надолго ли нас хватит? Всех ожидает смерть, и мы не можем противиться этому.

Артуру показалось, что он проглотил осколки стекла.

— Мы будем держаться по-своему, — продолжал Грант. — Если вы предпочитаете провести оставшееся время в машине, может, людям удастся не потерять свой облик. Продолжать жить. Если мы останемся дома, может… тоже. Как и все…

Пожалуйста! Вы всемогущи, вы всесильны, как боги, молился Артур Боссам, управляющим Сетью. Возьмите нас всех, спасите нас. Пожалуйста!

Но информация, полученная им, говорила, что молиться бессмысленно. Артур даже не был уверен, что его собственная семья обретёт спасение. Ни капли уверенности — только великая неумирающая надежда. Он сжал руку Гранта.

— Я всегда восхищался тобой, — сказал он. — Ты не такой, как я. Хочу, чтобы ты знал: я всегда восхищался тобой и Даниэл. Вы хорошие люди. Где бы мы ни оказались, что бы ни случилось, мы будем думать о вас. Я верю, что и мы тоже всегда в ваших мыслях.

— Так и будет, — подтвердил Грант.

Из дома вышли Даниэл и Франсин, за ними — Марти. Бекки выглядывала из окна — маленькое привидение с белыми сверкающими волосами.

Удостоверившись, что Марти пристегнул ремни безопасности, Артур сел за руль. Грант одной рукой прижал к себе Даниэл, другой — махал отъезжающим.

Как будто ничего не происходит, подумал Артур. Просто семья ненадолго расстаётся. Он вырулил с аллеи и свернул на узкую улочку. Потом посмотрел на часы. У них есть час, чтобы добраться до нужного места.

Франсин с лицом, мокрым от слёз, молчала, уставившись вперёд. Её рука вяло свисала из окна.

Марти продолжал махать на прощание.

С океана подул ветер и принёс запах пожара, бушующего на востоке. Когда порыв ветра стих, воздух вновь стал приятным, свежим и чистым. Артур вёл автомобиль через выложенный серым камнем мост между Сан-Франциско и Оклендом, почти не встречая ни попутных, ни встречных машин. Потом они выехали на шоссе и повернули на юг.

— Ты хотя бы отдаёшь себе отчёт в том, куда мы едем? — спросила Франсин.

Артур кивнул. Каким-то образом он знал, где конечная цель. Он следовал инструкциям, и перед ним проступала картина пятидесятифутового рыбацкого судна. Двадцать пассажиров сидели на корме и ожидали семью Гордонов.

Он остановил машину возле Агуа-Виста-парка.

— Дальше надо идти пешком, — объявил Артур. — Здесь недалеко.

— Что будет с вещами? — спросила Франсин.

— А с моими игрушками? — вмешался Марти.

— Оставьте все здесь, — приказал Артур. Он открыл багажник и вытащил коробку с бумагами и записями Франсин. Он будет настаивать, чтобы им разрешили взять это с собой. Он попросил Марти подержать коробку.

Возбуждение мало-помалу возвращалось к нему. У него ещё будет время пожалеть об оставшихся. Сейчас же он понял, что происходит то, на что он втайне надеялся. Сеть не преграждала ему путь, не заставляла его свернуть обратно; наоборот, она подталкивала его. У них в распоряжении не больше нескольких минут.

— Мы поплывём на лодке? — спросила Франсин.

Он кивнул. Она взяла сумочку, но Артур покачал головой: оставь здесь. Франсин вытащила из бумажника пакет с семейными фотографиями и отбросила остальное в сторону. Она сделала это почти сердито, гневно нахмурив брови.

— Мы не закроем машину? — спросил Марти.

Артур торопил их. Не стоило тратить время даже на то, чтобы закрыть багажник.

Вам не нужны личные вещи. Ничего, кроме одежды, которая на вас. Вытащите из карманов мелочь, ключи — все. Принесите только самих себя.

Артур вытряхнул мелочь и ключи, выбросил на асфальт бумажник и расчёску.

Они вошли в открытые ворота ограды, состоящей из столбов и цепей, и зашагали по длинному широкому пирсу. По обеим сторонам его на волнах раскачивались мачты рыбацких лодок.

— Быстрее! — скомандовал Артур.

Франсин пропустила Марти вперёд.

— Всё это — ради морской прогулки, — ворчала она.

В конце пирса их ожидало судно, которое он уже видел. Действительно, около двадцати человек сидели и стояли на корме. Молодая женщина в выцветших джинсах и ветровке провела Гордонов по трапу на палубу, где они присоединились к остальным пассажирам, заняв места позади всех. Марти облокотился на сваленные в кучу старые пахучие рыбацкие сети. Франсин примостилась на лебёдке.

— Отлично! — крикнула молодая женщина. — Теперь все!

И только сейчас Артур отважился вздохнуть свободно. Он огляделся вокруг. Большинство людей было моложе него; кроме Марти, в группе находилось ещё четверо детей. Ни одного старика. Артур вглядывался в лица спутников; многих из них он знал по совместной работе на Тайных Наставников. И всё же не каждый был вознаграждён за свой труд. Кое-кто из бывших соратников Артура не попал на лодку; иные же, не связанные с Сетью — взять, хотя бы, Марти и Франсин — получили шанс на спасение.

Никто, казалось, не знал, куда поплывёт корабль. Судно отчалило от берега и, покачиваясь на волнах, направилось на север. Солнце пригревало, но ветер, гуляющий над заливом, обдавал всех холодом.

Молодая женщина подходила к каждому пассажиру.

— Украшения, пожалуйста, — говорила она. — Кольца, серьги, ожерелья. Все.

Люди безропотно отдавали ценности. Артур снял обручальное кольцо и кивнул жене, чтобы она последовала его примеру. Марти без сожаления отдал свои часы. Мальчик вёл себя смирно и не выглядел испуганным.

— Вы знаете, где мы сейчас проплываем? — спросил молодой человек в строгом костюме, передавая женщине золотые часы «Ролекс».

— Близ Алькатраса, — ответила она. — Так сказал шкипер.

— А потом?

Она покачала головой.

— Ну что, все отдали ценности?

— А мы получим их назад? — поинтересовалась невысокая японка.

— Нет, — ответила женщина. — Сожалею.

— А Бекки, тётя Даниэл и дядя Грант плывут? — торжественно спросил Марти, наблюдая за морскими чайками, скользящими над волнами.

— Нет, — заторопилась Франсин, опережая Артура. — Никто из родных не плывёт с нами.

— Мы улетим с Земли, да? — спросил мальчик. Взрослые, слышавшие разговор, заметно поёжились.

— Шшшш, — прошептала молодая женщина, проходя мимо Гордонов. — Жди и смотри.

Артур нежно ущипнул Марти за ухо. Умный мальчуган, подумал он. Он посмотрел на море, чувствуя, как пенящиеся волны залива бьют по корпусу судна. У некоторых началась морская болезнь. Смуглый седобородый человек лет сорока спустился из рулевой рубки и раздал целлофановые мешочки.

— Используйте их, — грубовато посоветовал он. — Плохо, если вы вконец расклеитесь, и, конечно же, мы не можем допустить цепной реакции.

Прищурившись, чтобы солёные брызги не попадали в глаза, Артур смотрел на город, оставшийся уже далеко позади. Сколько сделано человеческими руками! По всей планете! За тысячелетия! Он не мог заставить себя даже подумать о чудовищном насилии, которому подвергнется Земля. Подошла Франсин и крепко обняла мужа. Он прижался щекой к её волосам, не смея вновь почувствовать прилив оптимизма.

— Ты можешь сказать, куда мы держим путь? — спросила Франсин.

Марти резко обернулся к ним.

— Мы улетаем, мама, — сказал он.

— Да? — спросила Франсин мужа.

Он сглотнул слюну и неуверенно кивнул.

— Да, думаю, улетаем.

— Куда?

— Не знаю.

Они проплыли под мостом. Острова Херба-Буэна и Трежер остались справа высокими тёмно-зелёными и коричневыми глыбами на серой, как свинец, воде.

— Видишь, Марти? — спросила Франсин, показывая на перекладины моста, пирс и башню. — Всего час назад мы проезжали там на машине.

Марти равнодушно посмотрел наверх. На море начиналось волнение. Впереди маячил Алькатрас — каменный островок с водонапорной башней, возвышающейся над древними зданиями. Судно замедлило ход, монотонный гул мотора сменился размеренным «тук-тук-тук». Молодая женщина снова появилась на корме, внимательно изучая пассажиров и стараясь обнаружить у них вещи, без которых можно обойтись. Никто не выразил протеста: люди словно оцепенели — то ли от страха, то ли от морской болезни, то ли от усталости. А может, от всего сразу. Женщина, проходя мимо Марти, улыбнулась ему.

Судно остановилось, покачиваясь на волнах. Пассажиры зашевелились. Артур увидел, как что-то квадратное и серое вырастает из-за планшира. Он подумал о подводной лодке, но предмет, показавшийся над водой, был значительно меньше — шириной в проем двустворчатой двери. Его высота не превышала десяти футов.

— Будьте осторожны! — предупредила женщина, стоя на короткой лестнице возле рулевой рубки. — Море неспокойно. Нам всем придётся спуститься вниз через этот проход. — В серой глыбе появилось чёрное квадратное отверстие. — Винтовая лестница приведёт вас внутрь корабля. Ковчега. Если с вами есть дети моложе двенадцати лет, пожалуйста, держите их за руку и будьте внимательны.

Дородный рыбак в свитере с высоким воротом с трудом перекинул сходни к отверстию.

— Мы улетаем! — сказала Франсин помолодевшим голосом.

В полном молчании, один за другим пассажиры прошли по шаткому трапу. Рыбак и женщина помогали им. Каждый исчезал внутри глыбы. Когда пришла очередь Гордонов, Артур преодолел сходни первым, потом помог Франсин перевести сына; перегнувшись над мостиком, он крепко держал жену за руку.

— О, Боже, — сказала Франсин дрожащим голосом, когда они начали спуск по крутой и узкой винтовой лестнице.

— Не бойся, мамочка, — подбадривал Марти. Он улыбнулся Артуру и пошёл впереди отца.

Пройдя футов тридцать, они оказались перед полуовальным входом в круглую комнату с тремя дверьми на противоположной стороне. Стены, жёлтые, как персик, и ровное тёплое освещение действовали успокаивающе. Когда все двадцать человек собрались в комнате, к ним присоединилась молодая женщина. Рыбак и другие члены команды остались на судне. Полуовальный люк тихо захлопнулся. Несколько человек приглушённо застонали; один мужчина, с виду лет на десять моложе Артура, упал на колени и молитвенно сложил руки.

— Мы внутри космического корабля, — сказала молодая женщина. — Дальше расположены жилые отсеки. Через некоторое время, может, через несколько часов, мы покинем Землю. Кое-кто из вас уже догадывался об этом. Остальным следует набраться терпения и не бояться.

Артур схватил жену и сына за руки и закрыл глаза, сам не понимая, испуган он, возбуждён или подавлен горем. Если они уже на борту и вся работа, проделанная им и другими завершена, то это означает только одно: конец близок.

Возможно, его семья выживет. Но никогда уже им не суждено вдохнуть свежий морской воздух или погреться под тёплыми лучами солнца. Перед закрытыми глазами Артура мелькали лица: родственники, друзья, сослуживцы. Харри — такой, каким он был до болезни. Артур вспомнил об Итаке Файнман. Интересно, она тоже полетит в космос? Скорее всего, нет. На кораблях очень мало места, особенно теперь, когда ковчеги Чарлстона и Сиэтла уничтожены. Только для жизнеспособной популяции — не больше.

А все остальные…

Сосед молился громко, страстно, его лицо исказило выражением абсолютной сосредоточенности. Артуру стоило большого труда удержаться и не упасть на колени рядом с ним.

Ранним утром группа из десяти человек брела по тропе Фор-Майл-Трейл — Эдвард и Бетси среди них. Они шли в тени хвойных рощ, где острый сосновый запах разлился в воздухе. Подъем на первом участке не представлял трудностей, тропа постепенно поднималась вверх к бурному потоку реки Сентинел-Крик, пробившей себе русло в двухстах футах над долиной.

К одиннадцати часам они повернули на круто поднимающуюся тропу, которая утыкалась в гранитные скалы возле Сентинел-Рока.

Эдвард остановился, переводя дыхание. Он присел и с восхищением посмотрел на Бетси, одетую в походные шорты.

— Удобная обувь, — заметила Бетси, упираясь стройной ногой в выступ, чтобы перешнуровать туристские ботинки.

Он посмотрел вниз, на уже пройденный путь, и покачал головой. К полудню они стянули с себя свитера и завязали их вокруг бёдер. Группа остановилась набрать воды. Десять человек разбрелись на милю и выглядели как козы на искусственной горе в зоопарке. Один парень забрался на несколько футов выше Эдварда. У смельчака хватило сил ударить себя в грудь и издать победный клич, передразнивая Тарзана; потом он засмеялся и помахал рукой.

— Провалиться мне сквозь землю, если он не псих, — прокомментировала Бетси.

Весёлое настроение не покидало их, пока они стояли на Юньон-Пойнте и обозревали долину, облокотясь на металлические перила. Дым почти рассеялся, воздух становился все теплее и теплее по мере того, как туристы поднимались.

— Может, остановиться здесь, — предложила Бетси. — Отсюда отличный вид.

— Вперёд! — Эдвард состроил решительную мину и показал на цель. — Ещё один переход.

В час дня они преодолели серию нескончаемых виражей, поднимающихся по голому гранитному склону, и остановились, чтобы поближе рассмотреть заросли толокнянки. Потом двинулись по почти горизонтальной, а потому вполне приемлемой тропке к Глесьер-Пойнту.

Минелли и его спутница Инес уже успели поставить палатки среди деревьев, растущих позади асфальтированной дорожки, ведущей к ограждённой террасе. Они помахали Эдварду и жестами пригласили присоединиться к завтраку.

— Мы хотим посмотреть на долину! — крикнул Эдвард в ответ. — Подойдём позже.

Оперевшись на перила нижней террасы, они впитывали в себя долину от края до края и горы, вздымающиеся за ней. Пение птиц перемежалось с шёпотом ветерка.

— Какое спокойствие! Можно подумать, ему ничто не угрожает… — проговорила Бетси.

Эдвард пытался представить себе отца, который стоял на этом самом месте больше двадцати лет назад и гримасничал перед женой, старавшейся заснять его полароидом. Тогда они приехали сюда на машине, а часом позже уже возвращались домой — заканчивались последние счастливые дни его детства, дни, когда Эдвард чувствовал, что может быть счастливым.

Он взял Бетси за руку и улыбнулся ей.

— Лучший вид в мире.

— Места для почётных гостей, — согласилась Бетси, щурясь от яркого солнца. Несколько минут они, обнявшись, стояли у края обрыва, а потом повернулись и пошли к Минелли и Инес.

День тянулся медленно, лениво. Минелли удалось купить батон салями, а Инес вышла из палатки с большим куском чеддера.

— Ещё несколько дней назад у нас была целая головка, — сказала она. — Не спрашивайте, как она нам досталась. — Она смеялась одновременно и грубоватым, и по-детски милым смехом.

Минелли раздал банки с пивом, тёплым, но, тем не менее, освежающим, и они медленно принялись за еду, изредка обмениваясь незначительными фразами, вслушиваясь в щебетание птиц и шорох листьев. Когда завтрак закончился, Эдвард расстелил на траве спальный мешок и предложил Бетси вздремнуть. Подъем на вершину не слишком измотал его, но солнце припекало, воздух пьянил, большие жирные пчелы жужжали, кружась над ними. Они были сыты, а пиво навеяло на Эдварда дремоту.

Бетси легла рядом, положив голову на его локоть.

— Ты счастлив? — спросила она.

Эдвард открыл глаза и увидел белые облака на фоне ярко-синего неба.

— Да, — сказал он. — Счастлив.

— Я тоже.

В нескольких ярдах туристы распевали песни, слышались мелодии шестидесятых и семидесятых годов. Голоса плыли по колеблющемуся тёплому воздуху и таяли в шуме ветра и жужжании пчёл.

Уолтер Сэмшоу праздновал своё семидесятишестилетие на борту корабля. «Дискаверер» кружил в нескольких километрах от того места, где учёные обнаружили необычно большую концентрацию кислорода, поднимавшегося на поверхность. Пузырьки не показывались уже три дня.

Корабельный кок испёк двухметровый именинный пирог в форме морского змея, или сельдяного короля, как настаивал Чао, который несколько раз видел сельдяного короля и ни разу — морского змея.

В пять часов торт был торжественно разрезан под парусиновым навесом, натянутым над кормой. Куски змея подавались на лучшей корабельной посуде, впридачу все члены экипажа и учёные получили по стакану шампанского, а вахтенние — безалкогольный пунш.

Сенд без слов поднял свой стакан, чествуя юбиляра. Уолт улыбнулся и откусил кусочек пирога. Вкус тёмной сахарной глазури, приготовленной особым способом, показался ему знакомым. Сэмшоу старался вспомнить, где он мог пробовать такое блюдо, как вдруг океан озарился ядовитым сине-зелёным светом, так что даже яркие солнечные лучи поблекли.

Сэмшоу вспомнил молодость, Четвёртое июля, когда он стоял на пляже Кейп-Кода в ожидании праздничного салюта, стрелял из ракетницы в волны прибоя и наблюдал, как зелёные огоньки бесшумно разрываются в глубине.

Команда, сбежавшаяся на корму, молчала. Кое-кто недоуменно переглядывался, не понимая, в чём дело.

Быстро следуя одна за другой, новые вспышки осветили океан от края до края.

— Думаю, — сказал Сэмшоу отлично поставленным преподавательским голосом, — что скоро мы получим ответ на многие вопросы.

Он встал на колени, поставил стакан и тарелку на палубу, потом с помощью Сенда поднялся и подошёл к борту.

К востоку от корабля загрохотало и море, и небо.

Там, от линии горизонта, поднималось облако дыма и ослепительного света. Потом облачный столб изогнулся, как раненая змея. Один конец длинного облака вытянулся над морем и с поразительной скоростью скользнул к сунду. Сзмшоу вздрогнул — он не хотел, чтобы всё кончилось прямо сейчас. Он хотел увидеть ещё что-нибудь, прожить хотя бы ещё несколько минут.

Корпус корабля задрожал, стальные мачты и провода загудели. Перила сильно вибрировали под руками учёного.

Океан наполнился светом. Вода на много миль вокруг напоминала лампу из толстого зелёного стелка с пламенем свечи за ней.

— Бомбы, — пояснил Сэмшоу. — Они взрываются. Вдоль желобов и котловин…

К востоку море вздулось пузырём толщиной, возможно, в сто метров. Змееобразное облако коснулось его, и пузырь лопнул, разлетевшись брызгами воды и пены. Посреди разорванной морской поверхности — среди остатков оболочки немыслимо большого пузыря — поднималась мерцающая прозрачная струя сверхгорячего пара около двух миль шириной. Пар немедленно сгустился в опалового цвета полусферу. Вокруг — куда ни посмотри — лоалось, и испарялось, и превращалось в полусферы множество других пузырей, так что казалось, кто-то взболтал все море до мятно-зелёной пены. Облака пара крутящимися колоннами поднимались в небо. Свист, рёв, бульканье и грохот выворачивали душу наизнанку, становились невыносимыми. Сэмшоу обхватил голову руками и замер в ожидании того, что, как он знал, должно произойти.

Несколько пузырей появились и лопнули всего лишь в сотне метров от них, ещё несколько — по другую сторону корабля. Высокая стена бурлящей воды подхватила «Дискаверер» и сломала его хребет, крутя судно то в одну, то в другую сторону. Со скрежетом гнулся металл; заклёпки выскакивали, словно пушечные снаряды; листовое железо рвалось, как бумага; оглушительно трещали перекладины. Сэмшоу перелетел через борт и смешался со струёй пены и обломками разваливающегося корабля. Он почувствовал, что все то, частью чего он был — море, небо, воздух и дымка вокруг — все это быстро поднимается вверх. На море, совсем близко от корабля, показался огромный пузырь.

Конечно, у Сэмшоу уже не оставалось времени для раздумий. Но одна мысль задержалась в предпоследнем мгновении его жизни, словно в замедленном кадре. Эта мысль не покидала его мозг до тех пор, пока тело не сварилось и не смешалось с заполнившей все вокруг пеной.

Жаль, что я не услышу, как хрустит земная кора, раздираемая на части.

По всей планете, в тех местах, где машины-минёры спрятали в глубоких впадинах бомбы, из воды поднимались извилистые струи горячего пара и исчезали высоко в небе. Миллионы этих полупрозрачных столбов сгущались в облака, облака соприкасались с холодными верхними слоями атмосферы и превращались в дождь. Потесненные воздушные массы возвращались обратно со страшным грохотом. Между быстро расширяющимися областями высокого и низкого давления пронеслись цунами.

Наступило начало конца.

Dies irae

Через несколько часов после посадки на космический корабль та самая молодая женщина, которая руководила пассажирами рыбацкого судна — её звали Клара Фогарти — вошла в комнату и обратилась к каждому из двадцати собравшихся, стараясь успокоить всех. Сама она казалась сильно взбудораженной, почти на грани срыва.

«Помоги ей», — услышал приказ артур. Он и несколько других мгновенно повиновались. Через пару минут он обогнул группу и подошёл к Франсин. Мартин крепко обнял его.

— Я иду в те отсеки, где мы будем жить, — сказал Артур.

— Приказ Сети?

— Нет. — Он, нахмурившись, посмотрел в сторону. — Что-то другое. Я никогда раньше не слышал этого голоса. Мне надо встретиться с кем-то.

Франсин потёрла лицо руками и поцеловала мужа. Артур с возгласом «ого-о-о» поднял сына на руки и велел ему заботиться о матери.

— Я скоро вернусь.

Вместе с Кларой Фогарти он направился к люку, через который они заходили в комнату. Люк — небольшой выступ на поверхности стены — открылся, и они быстро вышли, даже не успев разобрать, что впереди.

Они очутились в ярко освещённом коридоре, который отвесной дугой уходил вниз. Дверь закрылась; Артур и Клара обменялись встревоженными взглядами. По обеим сторонам коридора располагалось несколько похожих друг на друга дверей.

— Искусственная гравитация? — спросила Клара.

— Не знаю.

Повинуясь немому приказу, они шагнули вперёд. Ходьба под прямым углом к полу вертикального коридора не вызывала никаких странных ощущений, кроме визуальных. В конце коридора их ожидала другая открытая дверь, за ней — полумрак, казавшийся гостеприимным. Клара и Артур не колебались.

В центре комнаты, похожей на ту, где находилась группа, стоял постамент высотой в фут и шириной в ярд. На возвышении Артур увидел нечто, что, на первый взгляд, напоминало статую, выполненную в виде торса и головы. Пожалуй, изваяние немного походило на приплюснутую, а потому кажущуюся квадратной фигурку языческого божка. Неведомый мастер не сделал никаких попыток обозначить черты статуи, он лишь довольно абстрактно наметил грудь. Странный предмет напоминал по цвету медную пластинку, раскалённую на огне. Поверхность статуи — в разводах, переливающихся всеми цветами радуги — блестела, но не отражала свет.

Без предупреждения изваяние плавно приподнялось над пьедесталом на несколько дюймов и громко обратилось к вошедшим:

— Боюсь, что вашему народу скоро придётся забыть о свободе.

Именно этот голос несколько минут назад вёл Артура по коридору.

— Кто вы? — спросил он.

— Я не сторожу, я управляю вами.

— Вы живой организм? — Артур просто не знал, что бы ещё спросить.

— С биологической точки зрения — нет. Я часть этого корабля, который, в свою очередь, скоро станет частью большей по размерам машины. Ваша задача — подготовить своих спутников к встрече со мной, чтобы я смог проинструктировать их и, вместе с тем, выполнить инструкции, данные мне.

— Вы — робот? — спросила Клара.

— Я — символ. Меня надо принимать таким, какой я есть. Иными словами, я — машина, но я не раб. Понимаете?

Робот говорил низким властным голосом, не женским и не мужским.

— Да, — ответил Артур.

— Кое-кто ужаснётся моему виду. Тем не менее, очень важно, чтобы мы познакомились и люди начали доверять мне — доверять информации и приказаниям, исходящим от меня. Это понятно?

— Да, — ответили они хором.

— Будущее человечества и всей информации, собранной нами на Земле, зависит от того, как ваш народ и мой народ смогут контактировать друг с другом. Вы должны подчиняться дисциплине, а я открою перед вами такие стороны действительности, о которых вы и подумать не смели.

Артур кивнул, облизывая пересохшие губы.

— Мы внутри одного из ковчегов?

— Да. Все эти машины соединятся в одну, как только мы выйдем в космос. Насчитывается тридцать один корабль, причём двадцать один — собрал на борту пять тысяч человек. У нас большое количество ботанических, зоологических и других образцов; они обработаны так, что способны к регенерации. Ясно?

— Да, — вымолвил Артур. Клара кивнула.

— На первых порах я буду избегать прямого речевого общения с вами. Буду пользоваться телепатическим контактом, при помощи которого мы руководили деятельностью Сети. Позже, когда у нас появится больше времени, мы откажемся от вторжения в ваше сознание. Когда вы возвратитесь к своим спутникам, я начну осуществлять связь с ними через вас, но вы можете сами выбирать форму выражения моих сообщений. У нас очень мало времени.

— Началось? — спросила Клара.

— Началось, — ответил робот.

— Мы скоро улетаем?

— В настоящее время поступили последние пассажиры и образцы.

Артур увидел, как с маленьких лодок, подошедших ко входу в ковчег, какие-то люди грузят на корабль корзины с блестящими пауками. Пауки держали в лапках частички растений и животных восточного побережья, содержащие генетические данные.

— Как нам называть вас? — спросил Артур.

— Сами придумайте имя для меня. Теперь вам следует вернуться к своей группе в отвести людей в жилые помещения, расположенные вдоль этого коридора. Вам также надо найти четырёх добровольцев, которые согласились бы стать свидетелями совершаемого преступления.

— Смотреть, как погибает Земля?

— Да. Таков Закон. Прошу прощения, меня ждут.

Артур и Клара вышли из полутёмной комнаты. Они остановились и посмотрели, как закрывается дверь.

— Здорово придумано, — сказал Артур.

— Закон. — Клара измученно улыбнулась. — Вот теперь я боюсь, как никогда. Я ведь ещё не познакомилась со всеми пассажирами.

— Так давай начнём, — предложил Артур.

Они поднялись по отвесному коридору. Дверь на противоположной стороне открылась, и они увидели череду растерянных лиц. Повеяло страхом.

Ирвин Шварц зашёл в одну из комнат Белого Дома и чуть не столкнулся с Первой леди. Она попятилась, нервно кивнув ему. Он отметил, что руки женщины дрожат. После эвакуации, предпринятой накануне, и срочного возвращения президента в столицу все были на пределе. С тех пор никто не спал больше одного-двух часов.

Президент и Отто Лерман стояли возле экрана высокой разрешаемости, укреплённого на деревянной обшивке железобетонных стен. На экране Шварц увидел карту Северного полушария. Красные точки обозначали исчезнувшие города.

— Идите сюда, Ирвин, — позвал Крокермен. — У нас есть новые данные.

Президент выглядел даже бодрым.

Ирвин повернулся к Первой леди.

— Вы останетесь здесь? — резко спросил он. Шварц уважал супругу президента, но недолюбливал её.

— Президент лично попросил меня об этом, — сказала она. — Муж полагает, надо держаться вместе.

— Вы, естественно, согласны с ним.

— Согласна.

Никогда за всю историю Соединённых Штатов Первая леди не покидала супруга в беде, и миссис Крокермен знала это. Ей потребовалось много мужества, чтобы вернуться в Белый Дом. Шварц и сам неоднократно подумывал об отставке, а потому не мог судить жену президента слишком строго.

Он протянул миссис Крокермен руку. Они обменялись рукопожатием.

— Добро пожаловать! — проговорил он.

— У нас есть фотографии, сделанные около двадцати минут назад «Даймонд Эппл», — сообщил Лерман. — Они сейчас появятся на экране.

«Даймонд Эппл», разведывательный спутник, был запущен в 1990 году. Национальное управление разведки ревностно относилось к данным, полученным с него; только президент да министр обороны имели доступ к этим снимкам. То, что сегодня Шварц получил возможность взглянуть на них, подтверждало: положение критическое.

— Вот они, — объявил Лерман, когда на экране появилось другое изображение.

По видимому, Крокермен уже получил какую-то предварительную информацию. Толстые ярко-белые полосы, обведённые красным и сине-зелёным цветом, пронизывали чёрный фон.

— Знаете ли, — тихо начал Крокермен, отходя от экрана, — в конце концов, я оказался прав. Чёрт возьми, Ирвин, я был одновременно прав и неправ! Как вам нравятся эти картинки?

Шварц уставился на белые линии, не в силах разобраться в них, пока не появились названия и сетка меридианов и параллелей. Фотография изображала Северную Атлантику; полосы обозначали желоба, подводные скалы и разломы.

— Белым цветом, — пояснил Лерман, — отмечены места, где происходит процесс выделения тепла вследствие термоядерных взрывов. Сотни, возможно, тысячи, не исключено, десятки тысяч взрывов — и все вдоль океанических впадин и складок.

Первая леди едва не зарыдала, но всё же сдержалась. Крокермен посмотрел на экран с печальной улыбкой.

— А теперь — западная часть Тихого океана, — сказал Лерман. Ещё множество белых линий. — Между прочим, цунами неоднократно обрушивались на Гавайи. Самые большие волны могли бы достичь восточного побережья Северной Америки за двадцать-тридцать минут. Предполагаю, что эти районы тоже пострадали от цунами. — Он показал на скопление белых линий воле Аляски и Калифорнии. — Последствия могут оказаться катастрофическими. В результате взрывов выделилось огромное количество энергии, так что климат на Земле изменится. Тепловой баланс планеты… — Он покачал головой. — Но я сомневаюсь, что у нас будет время ощутить это на себе.

— Артподготовка? — спросил Шварц.

Лерман пожал плечами.

— Кто может знать их замыслы? Мы ещё живы — значит, они предприняли только предварительную атаку. Вот что можно сказать с полной уверенностью. Сейсмические станции отовсюду сообщают о серьёзных аномалиях.

— Не думаю, что пульки уже столкнулись, — проговорил Крокермен. — Ирвин попал пальцем в небо. Просто мы имели дело с артподготовкой.

Лерман увелся за большой ромбовидный стол и протянул руку.

— Ваша догадка так же хороша, как и моя.

— Думаю, нам остаётся час, может, меньше, — предположил президент. — Мы ничего не можем сделать. Никогда ничего не могли.

Шварц нахмурился и принялся изучать фотографии с «Даймонд Эппл». Снимки, казалось, не имели ничего общего с реальностью. Всего лишь красивая абстракция. Как теперь выглядят Гавайи? На что будет похож Сан-Франциско через несколько минут? Или Нью-Йорк?

— Жаль, что здесь не все, кого я хотел бы видеть, — сказал Крокермен, — кого хотел бы поблагодарить.

— Мы не эвакуируемся… снова? — машинально спросил Шварц.

Лерман бросил на него пронизывающий ироничный взгляд.

— У нас нет поселений на Луне, Ирвин. Президент, будучи ещё сенатором, настоял, чтобы финансирование этого проекта было прекращено в 1990 году.

— Виноват, — бросил Крокермен почти враждебно.

если бы у Шварца был с собой пистолет, то в этот момент он пристрелил бы президента; беспомощный неуправляемый гнев мог в равной степени довести его и до слёз, и до насилия. Снимки не отражали сути происходящего. Крокермен, однако, был реален.

— Мы — словно дети, — сказал Шварц после того, как жар отхлынул от лица и руки перестали дрожать. — У нас никогда не было шанса.

Пол завибрировал. Крокермен огляделся.

— Я почти с нетерпением жду конца. Я чувствую такую боль в душе!

Пол затрясся сильнее.

Первая леди вцепилась в притолоку, потом облокотилась на стол. Шварц поднялся, чтобы помочь ей сесть. В комнате появились сотрудники секретной службы. Пытаясь удержаться на ногах, они хватались за стол. Шварц усадил миссис Крокермен и упал в кресло, ухватившись за его деревянные ручки. Тряска не усиливалась.

— Сколько времени это будет продолжаться, как вы думаете? — спросил Крокермен, ни на кого не глядя.

— Господин президент, мы переправим вас под землю, — предложил представитель охраны, которому удалось дальше всем пробраться в комнату. Его голос дрожал от страха. — И всех остальных.

— Не будьте смешным. Если на меня упадёт крыша, я расценю это как милость Господню. Правильно, Ирвин?

Крокермен широко улыбнулся, но в глазах его стояли слёзы.

Экран потух, свет погас, потом лампы вновь загорелись.

Шварц встал — пора подать всем пример.

— Я думаю, мы позволим этим людям выполнить их задачу, господин президент.

Неожиданно он испытал неприятное ощущение в желудке, словно поднимался в скоростном лифте. Крокермен покачнулся, охранник подхватил его. Ощущение взлёта не прекращалось, казалось, оно уже никогда не исчезнет. Внезапно всё замерло, только Белый Дом остался приподнятым над фунтаментом на один дюйм. Стальные балки, встроенные в остов здания в сороковых и в начале пятидесятых годов, скрипели и визжали, но выстояли. Штукатурка облаками пыли и целыми кусками падала с потолка; дорогостоящая деревянная обшивка стен громко трещала.

Шварц услышал, как президент зовёт его. Из-под стола (ему каким-то образом удалось спрятаться там) Ирвин пытался ответить Крокермену, но не смог. Задыхаясь, моргая, протирая глаза от пыли, он лежал и вслушивался в душераздирающий треск и грохот, раздающиеся со всех сторон. Снаружи до него донёсся страшный шум — должно быть, рушилась каменная облицовка фасада или падали колонны. Он невольно вспомнил кадры из многочисленных фильмов о древних городах, уничтоженных землетрясением или извержением вулкана — об огромных мраморных глыбах, летящих в толпу смертников.

Только не Белый Дом… Только не он…

— Ирвин, Отто!

Снова голос президента. Пара ног, неловкими шажками перебирающихся к столу.

— Сюда, вниз, сэр, — выдавил Шварц.

Перед глазами встало лицо жены, он с трудом различал её черты, словно смотрел на старую нечёткую фотографию. Она улыбалась. Потом он увидел дочь, которая жила со своей семьёй в Южной Каролине… если только океан пощадил её.

Снова стремительный рывок вверх. Шварца прижало к полу. Ощущение полёта продолжалось секунду или две, но Шварц знал, что этого достаточно. Когда подъем прекратился, он, крепко зажмурив глаза, замер в ожидании обвала верхних этажей. Боже, неужели они взорвали все восточное побережье? Ожидание и тишина, казалось тянулись бесконечно. Шварц не мог решить, открыть ему глаза снова… или ограничиться только ощущением тряски.

Он повернул голову и открыл глаза.

Возле стола призрачно-белый от пыли лежал президент. Он упал лицом вверх: глаза его были открыты, но безжизненны. Белый Дом вновь обрёл голос и, как живое существо, завопил от боли.

Тяжёлые ножки стола подогнулись и разлетелись в щепки. Они не могли выдержать многотонный груз цемента, стали и камня.

Удивительное зрелище, подумал Эдвард, удивительное и трогательное; ему хотелось пересилить себя и присоединиться к тем, кто собрался в круг и распевал гимны и народные песни. Он и Бетси сидели на асфальтированной дорожке, прижавшись друг к другу. Колебания почвы прекратились, но даже ветер — и тот, казалось, стонал и жаловался.

По иронии судьбы, поднявшись по крутой тропе, чтобы лучше видеть окрестности, они оказались отрезанными от края скалы футовой трещиной, появившейся в каменном покрытии террасы, и теперь перед ними открывалась лишь часть панорами гор.

— Ты — геолог, — сказала Бетси, массируя его шею. Эдвард не просил её об этом, но массаж придавал ему сил. — Понимаешь, что происходит?

— Нет.

— Это не простое землетрясение?

— Не похоже.

— Значит, началось. Нам не выбраться отсюда.

Он кивнул и попытался побороть подступивший страх. Теперь, когда он понял, что гибель близка, его охватила настоящая паника. Эдвард чувствовал себя в ловушке, его мучили приступы клаустрофобии, словно он находился в замкнутом пространстве, огороженном землёй и небом. Нет, только землёй — ведь у него нет крыльев. Он ощущал себя скованным по рукам и ногам гравитационным полем и собственной беспомощнотью. Его тело постоянно напоминало, что чувство страха сложно контролировать, лишь в редких случаях удаётся сохранить присутствие духа перед лицом смерти.

— Господи, — простонала Бетси, прижимаясь щекой к щеке Эдварда. Она смотрела на Пойнт и тоже вся дрожала. — Я думала, что, по крайней мере, у нас будет время поговорить об этом, сидя у костра…

Эдвард крепче прижал её к себе. Он вообразил Бетси в роли своей жены, потом вспомнил о Стелле и сам удивился переменчивости своих фантазий; он пытался ухватиться за различные варианты судьбы, но его время истекало. Несмотря на страх, он мечтал об обеих женщинах.

Тряска почти прекратилась.

Люди, распевающие гимны, тщетно пытались найти общую тональность. Из-за деревьев появились Минелли и Инес. Они забрались на гору по извилистой дороге. Минелли громко гикал и не переставал теребить свои волосы.

— Он сумасшедший, — заявила Инес, тяжело дыша. Её лицо побледнело. — Может, не самый безумный из тех, кого я встречала, но близко к этому.

— Вам не кажется, что стало теплее? — спросила Бетси.

Эдвард задумался. Возможно ли выделение тепла перед ударной волной? Нет. Если пульки скоро столкнутся или уже столкнулись в глубине Земли, сокрушительный поток плазмы расколет планету ещё до того, как тепло достигнет поверхности.

— Не думаю, что это… признак конца, — заметил Эдвард. Он не помнил, чтобы когда-либо ему приходилось одновременно искать ответы на такое множество вопросов. Очень хотелось посмотреть, что происходит в долине.

— Рискнём? — предложил он, показывая на террасу и по-прежнему не тронутый подземными толчками край скалы.

— Зачем же мы пришли сюда? — спросил Минелли, смеясь и тряся головой, как мокрый пёс. Из-под его чёлки стекал пот. Он снова гикнул, схватил Инес за пухлую руку и потащил подружку к террасе.

— Минеллиииии! — запротестовала девушка, оглядываясь назад, словно просила о помощи.

Эдвард посмотрел на Бетси, и та кивнула. Её лицо вспыхнуло.

— Мне ужасно страшно, — прошептала она. — Будто я высоко в воздухе. — Они перепрыгнули через трещину. — Мне жаль тех, кто сидит дома. Правда, жаль.

Две пары стояли на террасе, глядя на долину. Там изменилось не многое, по крайней мере, на первый взгляд. Потом Минелли показал на столб густого дыма.

— Видите?

Горел Ауони. Почти все здание отеля было охвачено огнём.

— Я так люблю это чудное место, — сказала Бетси.

Инес застонала и всплеснула руками.

— Как по-вашему, ещё долго? — спросила она с таким выражением лица, словно собиралась чихнуть или заплакать, однако не сделала ни того, ни другого.

— Кажется, скоро, — ответил Эдвард.

Бетси со стоном подняла руки, и он прижал её к себе так крепко, что девушка чуть не вскрикнула.

— Обними меня, чёрт возьми! — потребовала Инес. Минелли взглянул на неё, потом последовал примеру Эдварда.

Через десять минут после знакомства с членами своей группы Артур и Клара развели пассажиров ковчега по каютам, расположенным вдоль извилистого коридора. Два малыша безутешно плакали, взрослые выглядели измученными. Артур остановился на пороге каюты, предназначенной для его семьи, и отметил, что справа от закрытой двери, за которой он встретился с роботом, находятся туалетные кабинки. Несколько человек уже воспользовались ими; многие поспешили туда, измученные тошнотой. К последним относилась и Клара. Она вошла в каюту Гордонов и прислонилась спиной к двери, вытирая рукой глаза.

— Все устроились, по-моему, — сказала она. — Что теперь?

С тех пор, как они оказались на борту корабля, Франсин почти всё время молчала. Она села на кровать и прижала к себе коробку с записями и дискетами. Марти крепко держал её за руку. Миссис Гордон посмотрела на Клару отсутствующим взглядом, испугавшим Артура.

Выберите четырёх свидетелей! Приказ звучал внутри них вежливо, но недвусмысленно. Таков Закон!

Клара вздрогнула и попятилась.

— Слыхал? — спросила она.

Артур кивнул, Франсин вопросительно посмотрела на мужа.

— Они хотят, чтобы мы выбрали четырёх свидетелей, — объяснил он.

— Свидетелей чего?

— Конца.

— Детям нельзя, — твёрдо заявила Франсин.

Артур ждал, когда голос заговорит вновь. Двое должны быть детьми, чтобы они могли передать память о трагедии другому поколению.

— Нужно два ребёнка, — сказал он. Франсин сжала кулаки.

— Для чего им нужны дети? — спросил Марти, широко раскрытыми глазами глядя на родителей.

— Таков Закон. Их Закон, — объяснил отец. — Им необходимо, чтобы кто-то из нас увидел гибель Земли. И двое должны быть детьми.

Марти на мгновение задумался.

— Все остальные ребята младше меня, — сказал он, — кроме той девочки. Не знаю, как её зовут.

Франсин обернулась к сыну, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ты знаешь, что должно произойти?

— Земля взорвётся. Они хотят, чтобы мы видели. Чтобы поняли, что это такое.

— Ты знаешь, кто такие эти самые «они»? — спросила Франсин.

— Те, что разговаривали с папой.

— Он отлично во всём разобрался, — заметил Артур.

— Точно, — согласилась Клара.

Франсин сердито посмотрела на Фогарти, потом вновь перевела взгляд на сына.

— Ты хочешь видеть?

Марти покачал головой.

— Потом по ночам меня будут мучить кошмары.

— Тогда решено, — сказала Франсин. — Он…

— Но, мама, если я не увижу, я не узнаю…

— Чего не узнаешь?

— Как сильно я должен ненавидеть.

Франсин всмотрелась в лицо сына и обхватила себя руками.

— Только четверо? — спросила она.

— По меньшей мере, четверо, — ответил Артур. — Все, кто хочет.

— Марти, — позвала Франсин. — Я разделю с тобой кошмары, ладно?

— Ладно.

— Ты очень сильный мальчик, — сказала Клара.

— Ты тоже пойдёшь? — спросил Артур жену.

Она, помедлив, кивнула.

— Если ты и Марти будете смотреть, то я не могу сидеть, спрятав голову под крыло.

— Сколько осталось времени? — спросил он мысленно.

— Через час и десять минут надо собраться в наблюдательной кабине.

Он опустился на узкую нижнюю койку рядом с Франсин и Марти.

— Мы покидаем Землю, — предупредил он. — Возможно, через несколько минут.

— Мы почувствуем, когда корабль взлетит, папа? — поинтересовался мальчик.

— Нет, — ответил Артур. — Мы ничего не почувствуем.

Грант ехал за машиной Артура до залива и ждал, заглушив мотор в нескольких ярдах, пока они не зашагали по пирсу. Потом он поставил свой «БМВ» возле автомобиля Артура, повесил на шею бинокль и пошёл за Гордонами, сохраняя дистанцию. Он чувствовал себя дураком и постоянно спрашивал себя — так же, как Даниэл перед его отъездом, — почему он не решился откровенно поговорить с Артуром и потребовать от него объяснений.

Грант знал, что не пошёл бы на это. Прежде всего, он не верил, что Гордон занимается эвакуацией в космос правительства. Грант сомневался, что подобный путь спасения запланирован или вообще возможен. Никто не способен настолько удалиться от Земли, чтобы избежать смерти, если только гибель планеты не напоминала то, что он не раз видел в кино. И даже если бы это оказалось возможным — например, полёт на Луну, — то вряд ли люди могли бы выжить в космосе.

Но Грантом завладело любопытство. Он, как и Данижл, подозревал, что Гордоны в чём-то замешаны. Состояние поиска, слежка за родственниками в какой-то мере отвлекали его от мрачных мыслей.

Грант отчаялся. Он не мог спасти свою семью. Он чувствовал то, что чувствовали вокруг него биллионы других людей — глубокий ужас, усиленный сознанием собственной беспомощности и переходящий в безразличие. Наверно, так же чувствовали себя его дед и бабушка, когда их вели в газовые камеры Освенцима.

Конечно, то, что происходит сейчас — более масштабная и непоправимая трагедия, чем геноцид. На этот раз перед смертью все равны. Размышляя таким образом, Грант вновь упёрся в стену незнания: он никогда не отличался особенно богатой фантазией и, как ни старался, не мог даже вообразить силы и мотивы, движущие убийцами.

Грант стоял на железобетонной дамбе и наблюдал, как Гордоны садятся на рыбацкое судно и смешиваются с толпой других пассажиров. Лодка отчалила и поплыла к северу.

Потом он сел прямо на дамбу, застегнул пальто и натянул шапку. Холодало.

Грант плохо понимал, что делает. Он не строил никаких планов. Если он подождёт, возможно, ответ придёт сам собой. Прошло несколько часов. Он сидел и притоптывал ногами, прижимал колени к груди, зарывался подбородком в хлопчатобумажную ткань новых брюк. Полдень тянулся очень медленно, но Грант не терял бдительности.

Земля слегка задрожала, и уровень воды в заливе поднялся, судя по дамбе, на фут; потом вновь упал, обнажив камни у основания стены. Грант ждал — очти надеясь, что вода вновь поднимется и накроет его.

Но вода не прибывала.

Закоченев, он встал и прошёл через незапертые ворота до конца пирса. У деревянных перил он остановился и посмотрел на север. За мостом едва виднелся Алькатрас. Море южнее острова казалось белым от волн.

В центре этой белой поверхности появилось что-то тёмно-серое. Сначала Грант решил, что судно перевернулось и плавает килем кверху. Но серая глыба не тонула, она все поднималась. Грант схватил бинокль и навёл его на непонятный предмет.

Вздрогнув от удивления, он увидел, что глыба зависла над водой и что у неё плоское основание. У него сложилось впечатление, что гигантский блок длиной четыреста или пятьсот футов напоминает по форме утюг. Глыба взлетела над пролётом моста, словно опираясь на сверкающий ярко-зелёный конус. Над заливом пронёсся тонкий ревущий и визжащий звук, от которого у Гранта свело челюсти. Предмет быстро набирал скорость и вскоре поднялся в утреннее небо. Через несколько секунд он исчез. Интересно, видел ли его ещё кто-нибудь кроме меня, подумал он.

Неужели в распоряжении правительства действительно имеются такие потрясающие — одним словом, сказочные машины?

Грант покачал головой, покусывая губы. Он чувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, несколько человек спасутся. Это, в каком-то смысле, победа — такая же, какую одержали его родители, пережив лагеря смерти.

А что касается других, обречённых…

Грант вытер слёзы и быстро зашагал по пирсу обратно, ударившись о столб у ворот. Он побежал к машине, надеясь, что успеет домой. Он хотел быть со своей семьёй.

Мост пустовал, когда он пересекал его. Грант не мог разглядеть то место в заливе, где вода белела.

Он понятия не имел, как объяснить все Даниэл. Её реакция будет непосредственной и конкретной: она спросит, почему муж не попытался спасти их всех.

Скорее всего, он ничего не станет рассказывать; просто опишет Даниэл, как ехал за Гордонами до Редвуд-Сити… потом остановился, подождал несколько часов и вернулся.

Она не поверит.

На борту корабля, как выяснил Артур, находилось четыреста двенадцать пассажиров, все они оказались здесь не раньше утра или предыдущей ночи. Их разделили на группы, по двадцать человек в каждой.

В течение нескольких дней, необходимых, чтобы люди привыкли к новой обстановке, группы не имели возможности контактировать друг с другом. Единственное исключение было сделано для свидетелей.

Из группы Артура вызвалось девять добровольцев — двое детей, три женщины и четверо мужчин, считая Франсин, Артура и Марти. Они последовали за приземистым медным роботом в дальний конец извилистого коридора.

Они шли по узкой чёрной дорожке, и Артур пытался представить себе планировку корабля, но безуспешно. Он понял только, что тот состоит из отсеков, подвижных по отношению друг к другу.

Робот резко изменил направление движения, и они обнаружили, что пол перед ними поднимается вертикально вверх. Робот зашагал вперёд, и люди тут же поняли, что делают то же самое. Кое-кто издал возглас удивления и жалобно застонал. Таким образом они оказались перед дверью, за которой была кабина длиной в сто футов и шириной в сорок или пятьдесят. Через прозрачную панель стены виднелись яркие звезды. Марти прижался к Артуру, одной рукой держась за отца, другую — сжав в кулачок. Мальчик втянул губы внутрь и сосал их, чуть слышно причмокивая. Франсин вошла вслед за ними напряжённая и словно против воли.

Артур посмотрел на сына и улыбнулся.

— Ты сам решил, старина, — сказал он.

Марти кивнул. Это был уже не тот ребёнок, который неумело заигрывал с симпатичной светловолосой кузиной. Мальчик шёл своей дорогой, становясь мужчиной.

Открылась дверь в противоположной стене, и ещё довольно много людей вошли в кабину группами по четыре, пять, шесть человек. Среди них были дети. Вскоре перед экраном собралась большая толпа. Артур насчитал семьдесят или восемьдесят человек. Ему казалось, что он узнает некоторых Подневольных, однако сомневался: ведь он слышал только внутренние голоса, которые редко совпадают с внешностью хозяина. Он вспомнил внутренний голос Хикса, звучный, молодой и решительный, и его облик седого доброго деда. Мне будет не хватать его. Он был бы здесь кстати.

Артур внезапно вспомнил о Харри — разбухшем, разлагающемся, покоящемся в гробу глубоко в земле — или Итака кремировала тело? Это больше устроило бы обоих.

Рядом с Артуром и Франсин стоял высокий молодой негр. Артур кивнул ему, и юноша кивнул в ответ приветливо и испуганно. Артур заметил, что от напряжения на шее негра выступили вены. Он оглядел лица остальных, пытаясь прочитать на них какую-нибудь информацию. Интересно, подумал он, почему выбрали именно этих людей? Возраст? Немногим было больше пятидесяти, но ведь в комнате собрались только свидетели. Национальность? Здесь были представители всех народов Северной Америки. Интеллект? Но как определить по внешности?..

— Мы уже в космосе, не так ли? — спросил молодой негр. — Они так и говорили, а я не верил. Мы в космосе и скоро присоединимся к другим ковчегам. Меня зовут Рубен. — Он протянул Артуру руку. Артур пожал её. Ладони обоих были влажными. — Это ваш сын?

— Мартин, — представил Артур. Рубен нагнулся и пожал руку Марти. Мальчик важно посмотрел на Бордза, продолжая сосать губы. — Моя жена Франсин.

— Не знаю, что и подумать, — сказал юноша. — Не понимаю, что происходит на самом деле, а что мне только кажется.

Артур согласился. Ему не хотелось разговаривать.

Что-то сверкнуло среди звёзд, описало круг, а потом стало приближаться к ним. Франсин в испуге протянула к окну руку. Приближающийся предмет имел форму огромного закруглённого наконечника стрелы, плоского с одного бока и слегка выпуклого в середине противоположной стороны.

— Из Сингапура, — сообщила женщина, стоявшая сзади.

Очевидно, Сеть выдавала информацию поочерёдно разным людям. Вполне логично, подумал Артур, иначе мы бы не выдержали.

— Сингапур, — протянул Рубен задумчиво. — Никогда не бывал там.

— Здесь — Стамбул и Кливленд, — сказал молодой человек, почти мальчик, устроившийся возле самой стены.

Серый корабль пролетел над ними и исчез. Пассажиры по-прежнему не ощущали, что ковчег движется; не слышалось ни звука, кроме людского бормотания и шарканья. Казалось, люди стоят перед эстрадой в ожидании необычного зрелища или начала увлекательного действа.

Звезды начали кружиться в одну сторону — ковчег разворачивался. Артур поискал глазами знакомые созвездия, и разглядел одно; потом увидел Южный Крест и, так как кружение продолжалось, Орион. Бело-голубой шар Земли постепенно открывался взору, и люди затаили дыхание.

Все ещё жива. Все ещё выглядит, как прежде.

— Господи! — воскликнул Рубен. — Папа, мама… Господи!

Даниэл, Грант, Бекки. Ангкор, Тадж-Махал, Библиотека Конгресса. Большой Каньон. Дом и река. Степи Центральной Азии. Тараканы, слоны. Нью-Йорк, Дублин, Пекин. Первая женщина, которой я назначил свидание — Кейт или Кэтрин. Собака, которая помогла мне приноровиться к жизни и стать Человеком.

— Вон там, это Земля? Правда, папа? — тихо спросил Марти.

— Она.

— Никуда не делась. А вдруг ничего не случится и мы сможем вернуться?

Артур кивнул. Может, и так.

Женщина, сообщившая о корабле из Сингапура, сказала:

— Они все ещё на Земле — последние из пожирателей планет. Боятся улететь, потому что мы разделаемся с ними.

Артур нервно посмотрел на побледневшее взволнованное лицо женщины; ему казалось, оно предвещало беду.

«Вековые ка-а-а-мни…»

Высокие голоса, распевающие религиозные гимны, звучали панически, неистовое пение становилось всё громче и тревожнее. Над Ройал-Арчез поднимался столб дыма. Пожар почти истребил отель, искры грозили перекинуться на лес. Эдвард и его товарищи наблюдали, как пожарники заливают горящие руины водой.

Провести последние минуты в попытке спасти хоть что-нибудь, подумал Эдвард, не такой уж плохой способ продержаться. Он завидовал пожарникам и лесничим. Борьба с огнём отвлекала их от мыслей о неминуемом. Людям, находящимся на Глесьер-Пойнте, не осталось ничего, кроме размышлений о близком конце — а потому пели они ужасно.

Скала под ногами чуть-чуть задрожала. Бетси подсела к Эдварду, вложив свою ладонь в его руку. В последние часы они расставались не больше, чем на несколько минут. Но он всё равно чувствовал себя одиноко и, глядя на подругу, понимал, что она ощущает то же. Они смотрели на долину с нижней террасы.

— Ты слышишь? — спросила она.

— Гул?

— Да.

— Слышу.

Эдвард представил себе, как массы нейтрониума и антинейтрониума — или чего бы там ни было — сталкиваются в центре Земли. А может, они уже встретились минуту или даже час назад, и расползающийся фронт бурлящей плазмы уже начал своё разрушительное воздействие на мантию и тонкую кору планеты.

Ещё будучи студентом, Эдвард попробовал нарисовать схему Земли в разрезе, изобразить в пропорции все слои — внешнее ядро, субъядро, мантию и кору. Он быстро обнаружил, что для обозначения земной коры требуется не больше одной линии, проведённой самым тонким карандашом — даже тогда, когда он решил сделать чертёж на пергаменте восьмифутовой длины. При помощи калькулятора он вычислил, что если бы ему пришлось воспользоваться полом их спортивного жала в качестве огромного холста, то и тогда земная кора оказалась бы линией шириной в треть его мизинца.

Скрытая внутренняя сила и тонкая поверхность.

Маловажный факт.

Геологи часто сталкивались с незначительными явлениями, но кто связывал их со своей жизнью?

«…сенье для меняяяяя… Дай мне укры-ы-ы-ы-тье…»

— Действительно, потеплело, — заметил Минелли.

Ворот его чёрной футболки пропитался потом, волосы свисали на лицо чёрными сальными прядями. Инес сидела в стороне, на самой верхней площадке, и тихо рыдала.

— Иди к ней, — приказал Эдвард, кивнув в сторону женщины.

Минелли беспомощно посмотрел на него и стал подниматься по ступенькам.

— Люди — только они важны, — тихо сказал геолог Бетси. — А на всё остальное наплевать! Когда все только начинается или кончается, главное — люди.

— Посмотри!

Бетси показывала на восток. Высоко в небе длинной узкой лентой мчались облака. В осязаемо гнетущем горячем воздухе запахло электричеством. Солнце, казалось, светило из необычного далека, едва видимое в густом белом тумане.

Эдвард почувствовал головокружение и посмотрел вниз, пытаясь сориентироваться. Он поискал глазами знакомое место в долине, которое помогло бы ему определить, что и где происходит.

Плавно и медленно, огромными неровными хлопьями Ройял-Арчез скользнул вниз по серой гранитной стене на горящий отель. Невысокие деревья бешено закачались и упали на камни, шелестя ветвями в порыве ветра. В долине послышался оглушительный рёв. Глыбы с острыми, как коса, краями шириной в десятки ярдов рушились, как старая штукатурка, накрывая «Ауони», пожарные машины и небольшие толпы зевак тучами пыли и каменными обломками. Множество оврагов прорезало местность; они расползались по долине подобно амёбам — живые, шумные, стремящиеся утвердиться на новом месте.

Бетси молчала. Эдвард с пониманием посмотрел на трещину на соседнем уступе.

Минелли отказался от попыток подняться к Инес. Та вскочила и ринулась подальше от края. Она карабкалась по ступенькам, хватаясь за перила, жирок на её руках и бёдрах и большие груди тряслись. Минелли, усмехнувшись, посмотрел на Эдварда, развёл руками и спустился вниз.

— Некоторые не могут вынести это, — громко сказал он, садясь рядом с Эдвардом и стараясь перекричать затихающий грохот камнепада. — Мужественная женщина. — Минелли с восхищением посмотрел на Бетси. — Крепкий орешек. Видели, как расходятся эти концентрические круги? Так нас учили в школе: сотни лет в секунду.

«Мыыыы твоииии послууушныееее деетиии…»

Певцы уже не обращали никакого внимания на происходящее, они полностью погрузились в себя. Вошли в транс.

Каждому своё.

— Вот так формируются своды. Путём концентрического расщепления, — объяснял Минелли. — Вода попадает в трещины и замерзает там, потом расширяется и расщепляет камень.

Бетси не слушала его, уставившись в одну точку, она так и не вынула ладони из руки Эдварда.

— Водопад, — сказала она. — Йосемите-Фоллз.

Поток воды на верхней ступени водопада был уже заблокирован, а белые струи, успевшие прорваться, все ещё падали по нижнему каскаду. Справа от того места, где когда-то грохотал Аппер-Фоллз, прямая колонна Лост-Эрроу наклонилась всей своей громадой и медленно оторвалась от скалы, разломившись посередине. Огромные осколки покатились по покрытому кустарником и деревьями склону. Новые и новые камни откалывались от гранитных стен и неслись в долину с северо-востока, заваливая её гигантскими валунами и коричнево-белой пылью.

— Почему не нас? — спросил Минелли. — Все с той стороны.

Приступ суеверия, охвативший Эдварда, чуть не заставил его заткнуть рот товарищу. Притворись, что нас здесь нет. Пусть они ничего не знают о нашем существовании.

Скала под ними дрогнула. Деревья раскачивались, стонали, ломались, размахивали ветвями. Эдвард услышал страшный треск — огромные гранитные пластины, отсечённые от скал, обрушивались совсем рядом. Тремястами футами ниже — Эдварду даже не требовалось проверять — под миллионами тонн искромсанных камней погибали Кемп-Карри и Карри-Вилледж. Люди, распевавшие гимны, замолчали и вцепились друг в друга, чтобы удержаться на ногах.

— Пора уходить, — обратился Эдвард к Бетси. Женщина лежала, распростершись на спине, и смотрела на зловещую изгибающуюся ленту облаков, застывших в небе. Воздух потерял плотность: поднятые быстрым сдвигом материков волны низкого и высокого давления плыли над землёй.

Эдвард просунул руки под мышки Бетси и потащил её вверх, стремясь поскорее оставить самую низкую площадку. Он определил правила игры: оставаться в живых как можно дольше, чтобы увидеть как можно больше, не покидать грандиозный спектакль до последнего мгновения, которое — он знал — не заставит себя ждать.

Минелли карабкался вслед за ними с безумной улыбкой, застывшей на лице.

— Можно ли в это поверить? — твердил он.

Долина, заполненная грохотом падающего гранита, ожила. Эдвард едва слышал слова, которыми он пытался взбодрить Бетси. Они, спотыкаясь, бросились прочь от края площадки.

В каком-нибудь ярде от Минелли затрещала скала. Площадка и всё, что ниже неё, наклонились, и щель начала увеличиваться с завораживающей медлительностью, постепенно превращаясь в пропасть. Минелли продолжал неистово карабкаться вверх; губы, всегда кривившиеся в ухмылке, теперь исказила гримаса ужаса.

На востоке Хаф-Доум, подобно голове дремлющего гиганта, качнулся несколько раз и опрокинулся в бездну, разваливаясь на дугообразные куски. Либерти-Кеп и Маунт-Бродерик, находящиеся с южной стороны долины, тоже повалились, но не разбились, а, словно громадные булыжники, катились вниз, пока не врезались в остатки Хаф-Доума, и только тогда наконец разлетелись каменными осколками на много миль вокруг. Где-то в пыльной мгле умирали Мист-Трейл, Вернел-Фолл, Невада-Фолл и Эмералд-Лейк.

Под воздействием колебаний земли наносы превратились в жидкое месиво, покрывшее лужайки и дороги, и впитавшее в себя воды Мерсед. Оползни попадали в извилистые, похожие на змей, трещины и замирали под потоком камней и пыли. Позади них рушился гранит.

Становилось душно. Люди внизу опустились на колени и, плача, продолжали распевать гимны. Эдвард уже не слышал, а только видел их. Предсмертный стон Йосемите перестал быть просто звуком: полифонический вой и грохот превратились в воплощение боли.

Эдвард и Бетси больше не могли удерживать равновесие, даже стоя на четвереньках; они упали на землю и сжали друг друга в объятиях. Бетси лежала с закрытыми глазами; Эдвард чувствовал, как губы женщины шевелятся у его шеи: она молилась. Эдвард, как ни странно, не испытывал такого желания. Он ликовал. Эдвард взглянул на восток, за долину, за сломанные деревья и увидел на горизонте что-то тёмное и огромное. Не тучи, не надвигающийся шторм, а…

Он даже не ужаснулся и не удивился. То, что он видел, могло означать только одно: к востоку от Сьерра-Невада, вдоль условной линии, которая разделяла горы, формировавшиеся в течение сотен лет под влиянием внутренних земных процессов, за пустыней, простиравшейся позади — там погибал весь континент, взлетая на воздух бесчисленными обломками.

Эдварду не потребовалось никаких расчётов, чтобы понять: это — конец. Такой огромной энергии — даже если атака прекратится — хватит, чтобы уничтожить все живое на западе континента, чтобы изменить облик Северной Америки.

Ощущение ускорения в желудке. Толчок вверх. Кожа будто горит. Снова толчок. Ветер, кажется, может подхватить и унести их. Собрав последние силы, Эдвард прижался к Бетси. На какое-то мгновение он потерял Минелли из виду, когда же он снова открыл воспалённые глаза, то на фоне мрачного синего неба, покрытого звёздами — в этот момент тучи рассеялись, — разглядел друга, который стоял, подняв руки, на колеблющейся террасе и блаженно смеялся. Минелли попятился и, окутанный клубами пыли, наступил на только что отколовшуюся гранитную плиту — рот открыт в крике, утонувшем в немыслимом грохоте.

Йосемите больше нет. И Земли, наверно, уже нет. А я всё ещё мыслю.

Единственное, что ощущал Эдвард, помимо непрерывного ускорения, это тело Бетси рядом с собой. Дышать становилось всё труднее.

Они больше не лежали, а падали. Эдвард видел каменные стены, обнажённые белые поверхности шириной в тысячи футов, кружащиеся деревья, комки слипшейся грязи и даже — в нескольких ярдах от себя — маленькую женщину с лицом ангела, летящую с закрытыми глазами и распростёртыми руками.

Казалось, прошла вечность, прежде чем свет окончательно померк.

Гранитные плиты накрыли их всех.

С расстояния в десять тысяч миль Земля казалась такой же первозданной, мирной и прекрасной, какой она впервые предстала перед ним тридцать лет назад на фотографии, сделанной из космоса. Этот вид — алмаз в облаках, опал и ляпис-глазурь в причудливой дымчатой оправе — восхитил его и заставил сильнее, чем когда-либо ощутить себя частью одного космического целого. Те снимки во многом изменили его жизнь.

Свидетели выглядели подавленными. Никто не произносил ни слова. Все старались вести себя как можно тише. Артур ещё никогда не сталкивался со столь углублённой сосредоточенностью в большой группе людей. Марти замер рядом с отцом, выпустив его рук — мальчик не выше четырёх футов одиннадцати дюймов, стоящий в одиночестве. Много ли он понимает?

Не исключено, столько же, сколько и я.

Ничто нельзя было сравнить с тем, что им предстояло увидеть. Ни пожар в родовом доме, ни тонущий океанский лайнер, ни бомбёжку города или ужас массовых захоронений времён революций и войн. На их глазах совершалось преступление против всего человечества. Кроме них — пассажиров корабля и записей, хранящихся в ковчегах, — от Земли не останется и следа.

Но Артур не мог оплакивать гибель всех жителей планеты — сначала необходимо набраться сил и примириться со смертью отдельных людей. Так много личных потерь, предметов, мест, которые предстоит оплакать: его разум всё же не является голографией разума человечества.

Уйдёт в небытие и то, что было неведомо ему. Связи, факты, события — одни так и не свершившиеся, другие уже непоправимые. Ковчеги могли спасти только то, что люди знали сами о себе. Позже появятся беженцы, в чьих сердцах никогда даже не промелькнёт надежда на возвращение домой, надежда на восстановление связи с утраченным прошлым.

Они будут зависеть от доброты или каких-то других качеств чужаков, от механического разума, который до сих пор не продемонстрировал особой охоты раскрыть свои карты — от благодетелей не менее таинственных, чем губители планеты.

Жизни. Биллионы людей, влачащих недолговечное существование, подлежащее забвению. Артур не мог постичь до конца картину бытия. Уж лучше мыслить абстрактными категориями. Правда, абстракций и так хватает. То, что представало перед его взором теперь, реально и быстротечно, и от понимания этого разрывалась душа. Позади месяцы неимоверных стараний сжиться с новыми фактами и явлениями, а, между тем, та тяжёлая пора подействовала на него не так сильно, как вид Земли в прозрачной панели космического корабля.

Сеть ничего не объясняла. Спустя некоторое время, когда каждый из свидетелей свыкнется с потерями — может, тогда люди осмыслят подробности гибели родной планеты и произведут её посмертное вскрытие.

В голове мелькали различные образы и картины. Реклама в детских телепередачах, смеющаяся женщина с ожерельем Питера Пена и прилизанными волосами, благопристойные домохозяйки, лица солдат, погибающих во Вьетнаме, президенты, один за другим сменяющиеся перед телекамерой, и напоследок печальный образ Крокермена.

Двухсотдюймовый телескоп в Маунт-Паломаре. Артур никогда не работал с ним, но ему часто доводилось бывать в обсерватории. Шестисотдюймовый — в Мауна-Кеа. Его комната в общежитии Калифорнийского университета. Лицо женщины, с которой он первый раз в жизни занимался любовью на первом курсе. Лекции преподавателей. Радость, которую он испытал в тринадцатилетнем возрасте, определив свойства листа Мёбиуса. Счастье от того, что удалось ухватить концепцию пределов исчисления. Чтение первых статей о чёрных дырах в конце шестидесятых.

Харри. Как всегда, Харри.

Первая встреча с Франсин — девушкой с длинными чёрными волосами в легкомысленном купальнике, которая с грацией сладострастной богини выходит из моря и бежит по ляжу, стряхивает полотенцем песок с лодыжек и бёдер и, смеясь, падает на спину в пяти ярдах от Артура.

Не всё потеряно.

Марти тронул его за руку.

— Папа, что это?

Земной шар не изменился с виду, но Марти что-то заметил, да и некоторые другие начали шептаться, показывая на панель.

Над Тихим океаном разрасталось серебристо-белое пятно, как плесень в чашке Петри. Такие же сгустки появились над западной частью Соединённых Штатов и видимым районом Австралии. Через несколько минут Земля предстала перед ними в непроницаемом одеянии бело-серого цвета. Туманная масса медленно, как минутная стрелка, вздымалась волнами, почти такими же, какие бывают на поверхности водоёмов. Завеса над Северным полюсом переливалась всеми цветами; яркие пятна постоянно меняли свои очертания и напоминали пламя свечи на ветру. Там буйствовало северное сияние. Непонятные разрушительные процессы происходили в динамо-машине внутреннего механизма планеты.

Артур представлял, как взрыв распространится от сверхжаркого радиоактивного субъядра к внешнему ядру — туда, где формируется магнитное поле Земли. Сжатая расплавленная масса будет все больше и больше уплотняться, приближаясь к переднему краю рвущегося наружу потока. Ударная волна достигнет земной коры, изменит рельеф океанического дня, уже и так ослабленного серией термоядерных взрывов, сдвинет материки — а они в десять раз толще дна океанов, — сомнёт их, приподняв на сотни футов или несколько миль. Вода спадёт, разлившись по материкам… И все это сейчас, наверно, уже происходит за облаками.

Поверхность Земли предельно нагрелась, атмосфера бурлит, как вода в чайнике. Большая часть человечества уже погибла по время землетрясений, ужасных штормов и наводнений. Вскоре породы уже не смогут выдержать давление и тогда Земля…

— Боже, — выдохнул Рубен.

Артур посмотрел на него; лицо молодого человека выражало одновременно восхищение и ужас.

Тучи рассеялись. Сквозь изуродованную толщу атмосферы они увидели грязную булькающую массу, освещённую адским светом магмы, фонтаном бьющей из трещин шириной в несколько сот миль. Края материковых и океанических платформ столкнулись друг с другом и, слившись в одно целое, измявшись как тряпка, теперь видоизменялись, как газ или жидкость.

Уже не видно следов человеческой деятельности. Города — если они кое-где и выстояли, что маловероятно — слишком малы. Большая часть Европы и Азии находится на другой стороне земного шара, вне поля зрения, но их, очевидно, постигла та же судьба, что и районы, видимые с корабля — Восточную Азию, запад Соединённых Штатов и Австралию. На самом деле, эти огромные участки уже неразличимы: непонятно, где океан, где суша. Есть только зоны скопления полупрозрачного сверхжаркого пара, более холодных облаков, исковерканные котловины, полные грязи, сквозь которую прорываются струи серо-коричневой магмы и то здесь, то там — белые пятна плазмы, уже проложившей себе путь из недр Земли.

— Она сейчас взорвётся? — спросил Марти.

Артур покачал головой, не в силах вымолвить хоть слово.

Несмотря на то, что расстояние между Землёй и ковчегом непрерывно увеличивалось, видно было, как планеты набухала, но со скоростью минутной стрелки.

Артур посмотрел на часы. Они наблюдают уже пятнадцать минут; время пролетело мгновенно.

Земля опять выглядит, как драгоценный камень, но теперь, скорее, как огромный круглый сверкающий опал — оранжевый с коричневым и тёмно-красным, испещрённый призрачными блестящими зелёными или белыми бликами. Земная кора постепенно исчезает, превращаясь в базальтовую лаву, медленно растекающуюся извилистыми струями по коричнево-красному фону. Теперь уже ничего нельзя различить, кроме цвета. Умирающая Земля стала непостижимой абстракцией, жуткой и прекрасной.

Теперь, когда появились длинные белые и зелёные чрезвычайно яркие спирали, конец очевиден. Кромка планеты больше не является гладкой дугой, глубокие впадины выделяются на фоне чёрного неба. Из них на высоту в сотни миль поднимаются потоки пара, пронизывают мутные остатки атмосферы и бледно-серым веером растекаются в космосе.

Такие вулканы, наверное, дымили по всей планете в её младенческие годы. Но с тех пор Земля не выдавала ничего подобного. А сейчас вновь из исковерканного шара вырываются один за другим столбы огня и пара. Вместе со спиралевидными струями плазмы, завершившими витки внутри Земли, на поверхность, как реактивные снаряды, вылетают гигантские обломки пород, они мчатся с гигантской скоростью, падают и вновь тонут в кипящей массе.

Ни одна частица земной коры ещё не взметнулась вверх со скоростью, равной или превышающей восемнадцать тысяч миль в час — то есть, с орбитальной скоростью. Пока ещё они взлетают на второй космической, гораздо меньшей, но тенденция уже ясна.

Бесчисленные полыхающие глыбы величиной с остров сыпятся на поверхность Земли. На месте их падения появляются пузыри. Эти болиды поднялись на сотни, даже тысячи миль, а потом упали, оставляя позади тучи мелких осколков. Судя по кромке шара, расплавленные снаряды с каждым разом взлетают все выше и выше. Энегрии хватает на то, чтобы вырвать их из тела Земли.

Родина. Внезапно Артур посмотрел на происходящее другими глазами: абстракция стала конкретным образом. Блеск звёзд, мерцающих за горящей раздувшейся Землёй, наполнился угрозой, словно сверкающие злобой волчьи глаза в незнакомом ночном лесу. Артур вспомнил фразу, услышанную на плёнке Харри, и изменил её по-своему: «Ребёнок, заблудившийся влесу, кричит во всю мочь, зовя на помощь, и волки сбегаются на его голос…»

Артур не мог плакать, не мог испытывать никаких эмоций, кроме глубокой резкой мучительной боли.

Родина. Родина.

Марти, приоткрыв рот, уставился на панель округлившимися глазами. Артур видел такое выражение на его лице, когда тот смотрел утреннюю программу мультфильмов по телевизору. Только теперь ребёнок был в большем напряжении, и в необычно внимательном взгляде сквозило удивление.

Земля неимоверно раздулась. Под вспученной корой и мантией появились петлистые щели, полыхающие белым и зелёным огнём. Они раздвинулись до ширины каналов или автомагистралей, и беспорядочно опутывают однообразную красную поверхность. Описывая длинные — в сотню миль, как радиус Земли — изящные дуги, огромные болиды взмывают в небо и не возвращаются, а, светясь, кружатся вокруг сражённой насмерть планеты.

Уже прошло двадцать пять минут. Ноги Артура затекли, одежда вымокла от пота. В кабине, где царили ужас, скорбь и молчание, стоял тяжёлый животный запах.

Нет сомнения, все кого он знал когда-то, погибли, их тела затеряны в общей неразберихе Апокалипсиса — каждое место, где он когда-то бывал, все плёнки с его голосом или голосами близких, все дети, вместе с которыми рос Марти. Каждый в ковчеге внезапно почувствовал себя в вакууме. Артуром овладело отчётливое ощущение разрыва, потери — будто оборвалась духовная связь с родом человеческим, близкое присутствие которого он всегда осознавал.

Светящиеся дороги и каналы, наполненные высвобожденной плазмой, теперь протянулись на тысячи миль. Выброшенное наружу испаряющееся вещество Земли вздыбилось и закружилось, приняв форму яйцевидного купола — длинная ось расположена под прямым углом к оси вращения. С краёв купола скатываются огромные круглые куски кварца, никеля и железа.

На фоне ослепительно яркой плазмы крутящиеся остатки мантии и уплотнённого ядра отбрасывают длинные тени в околоземное пространство, видимые сквозь множащиеся тучи пара и мелких обломков. Планета похожа на маяк, невыносимо ярко горящий в дымке тумана. Яйцевидный плазменный купол неумолимо выталкивает на поверхность всё, что ни повстречается. Он растворяет, разрушает и уничтожает то, что осталось, расщепляет все это, чтобы потом отдать во власть неотразимого потока элементарных частиц.

Два часа. Артур взглянул на часы. Сквозь толстый слой пара ярко блестела Луна — удалённая на миллионы миль и, кажется, непричастная к разыгравшейся трагедии. Но размеры приливных волн сократятся, и хотя, подумал Артур, Луна давно уже сформировалась, это изменение вызовет, по крайней мере, колебания лунных пород.

Артур вновь посмотрел на мёртвую Землю. Блеск плазмы постепенно тускнел. Эфемерные розовые, оранжевые и серо-голубые блики придавали планете сходство с жемчужиной или с детским пластмассовым мячом, освещённым изнутри. Диаметр плазменного купола и завесы, сотканной из обломков и пыли, уже превысил тридцать тысяч миль. Овал купола продолжал удлиняться, стягивая новым поясом астероидов обрубленные края дуги.

Прозрачная панель, словно сжалившись над зрителями, стала светонепроницаемой.

Почти половина свидетелей бессильно повалилась на пол. Так замирают марионетки, когда кукольник неожиданно отпускает верёвки… Артур подхватил Франсин и сжал плечо сына, не в состоянии говорить. Потом он обошёл всех своих спутников, чтобы оказать им необходимую помощь.

В дверях показался робот медного цвета и поплыл по кабине. За ним следовали десятки землян с тележками, заставленными едой, бутылками с водой и лекарствами.

Таков Закон.

Эти слова снова и снова звучали в памяти Артура, он мысленно повторял их, помогая прийти в себя тем, кто упал.

Таков Закон.

Марти не отходил от отца. Вместе с ним он стоял на коленях перед молодой женщиной и, пока Артур поддерживал её голову, поднёс к губам упавшей металлическую чашку с водой.

— Папа, — сказал мальчик. — Куда мы отправимся теперь?

Agnus Dei

Ребёнок, настигнутый волками в лесу, замертво падает на землю, и больше уже ничто не нарушает тишину долгой ночи.

«Нью-Марс газет», 21 декабря 2397 года. Редакционная статья. Автор Франсин Гордон.

В центре внимания сегодня — сообщения из Главного Ковчега. Ещё четыреста человек, в основном, родом из Евразии, очнулись от глубокого сна и готовятся к отправке на Нью-Марс, в этом им помогают Нянюшки. (Кстати, не забылось ли, кто первый назвал роботов Нянюшками? Рубен Бордз, тогда девятнадцатилетний паренёк, ныне — руководитель Разведывательной Миссии на Новой Венере, куда он отправился, проснувшись восемь лет назад). Численность населения нашей планеты уже достигла отметки 12250; Нянюшки довольны нами, и, я надеюсь, не зря.

Сегодня Нью-Марс празднует первую годовщину автономии. Нянюшки больше не опекают нас; они отказались от роли, которую, по мнению моего мужа, можно сравнить разве что с ролью смотрителя в зоопарке.

А мы — мы уже начинаем ссориться из-за пустяков и делиться на фракции; так проявляется возрождённый планетизм, приближающийся к периоду зрелости. Полезно ли это? Вряд ли, особенно если вспомнить, что некоторые политики призывают к борьбе с присоединившимися к нам марксистами.

Но есть и настоящий повод для празднования — четырёхсотлетняя годовщина Ледовой Встречи, в результате которой во Вселенной появилась планета Нью-Марс, ставшая родным домом для большинства представителей человечества. Что касается меня, то я даже больше привязана к Нью-Марсу, чем к Земле, как бы кощунственно это ни звучало. Мы должны признаться самим себе, что за десять лет, истёкших после нашего пробуждения, чувство боли за погибшую родину притупилось. Не исчезло совсем — просто ослабло.

Забывать нельзя.

Через четверо суток многие из нас отпразднуют Рождество. На земле эти дни бывали порой надежд, размышлений о чуде воскресения. Даже атеисты признают значительность этого праздника — особенно сейчас, когда мы, подобно Христу, несём на своих плечах груз долга перед биллионами людей и, более того ответственности за биосферу всей планеты. Мы похожи на детей, которые, преждевременно став родителями, едва справляются со своей новой ролью.

Тем не менее, количество самоубийств заметно уменьшилось за последние три года. Мы начинаем твёрдо стоять на ногах. Мы отчаянно слабы, но полны решимости. Мы выживем.

И мы не забудем свой долг. Не забудут его и те, кто отправился на кораблях Закона на поиски пожирателей планет. Среди них мой сын. Сколько лет исполнится ему 21 декабря?

Мой муж и я — мы сердечно благодарим тех, кто поддерживает и любит эту нерегулярно выходящую, порой бестолковую газету. Надеемся, что неистребимая вера её издателей в то, что Нью-Марс и Новая Венера есть и будут нашим новым домом, хотя бы немного утешала вас в минуты отчаяния.

Вся Земля уместилась на территории маленького городка. Какими бы разными мы ни были, мы все связаны одной судьбой. Мы любим вас и с нетерпением ждём пробудившихся от сна братьев и сестёр из Евразии.

Артур надел тёплый комбинезон и прикрепил к поясу небольшой баллон с кислородом. Уже в прошлом году воздух стал пригодным для дыхания — и не только в долине Марине, но и на горных склонах, покрытых мхом и лишайником. Всё же лучше обезопасить себя: если он потратит слишком много сил, баллон может спасти ему жизнь. Устроившись в маленькой индивидуальной воздушной камере, Артур слышал отдалённый металлческий звук, доносившийся из главного здания Геополиса, где начиналось торжество. За вечер Гордон успел устать от шумной компании; теперь он нуждался в одиночестве, чтобы все обдумать и оценить заново. Люк открылся, и Артур ступил в заросли вездесущего молодого лишайника. С приходом сумерек в долине похолодало, кругом царило спокойствие, и звезды своим ровным светом напоминали кристаллы. Небо на горизонте окрасилось в приятный приглушённый розовато-лиловый цвет, оставаясь в зените голубым.

Нью-Марс оправился от столкновения с ледяным осколком Европы на трёхсот девятом году пребывания землян в состоянии холодного сна. После двух веков непрекращающегося дождя планета избавилась наконец от мглистой оболочки. Потоки воды промыли красную и коричнево-жёлтую поверхность Нью-Марса; температура поднялась и расчистила полюса от замёрзшей массы двуокиси углерода, тем самым уплотняя атмосферу. В то время, столетие назад, планета представляла собой идеальное место для распространения примитивных растений. Ковёр изо мха и лишайника лёг на грязь и камни: во вновь образовавшихся морях зародился фитопланктон.

Вскоре на Нью-Марс в больших количествах возвратился кислород.

Изобилующие органическими веществами остатки Фобоса и Деймоса, смешанные с почвой высокогорных ферм, давали урожаи новых сортов зерна и сыграли не последнюю роль в успехе эксперимента по высаживанию лесов, подобных земным — в основном, хвойных. Через несколько десятилетий на Нью-Марсе появятся целые районы, которые будут выглядеть в точности как Земля. Нью-Марс, переняв грамматический род Матери-Земли, обещал превратиться в планету обширных зелёных степей и полузасушливых лесов, а также почти тропических долин в низменностях, богатых кислородом.

На планете обитало восемь тысяч человек — две трети от того, что осталось от человеческой расы. Ещё одна треть по-прежнему проживала на Главном Ковчере; некоторые из этих людей изучали теорию планетарного менеджмента, некоторые ожидали своей очереди отправиться на космических кораблях в неисследованные края и выполнить приговор Закона.

Почти неограниченные запасы энергии, отсутствие оружия и отличные естественные условия сумели превратить жизнь на Нью-Марсе в идиллию. Как водится, только собственная глупость могла бы помешать людям.

Артур прошёл между молочно-белыми стеклянными теплицами, поднялся на холм, с которого открывался вид на ущелье Файнмана. Далеко внизу скотоводы пасли первых животных, выведенных от генетического запаса. Там внизу было значительно теплее, чаще лили дожди, и многие жители планеты начали роптать на то, что в их, якобы, свободном обществе, появилось привилегированное сословие. Однако те области предназначались для скотоводов. Поддаться самым низменным инстинктам означало бы вновь расстроить планы Нянюшек; так уже случилось однажды на Главном Ковчеге, когда новоявленные политические деятели завлекли людей в сети анархии. Артуру не хотелось, чтобы подобное повторилось.

Дети и вправду не желают подчиняться дисциплине.

Никто не знал, кто послал им строгих преданных роботов-опекунов. Вероятно, люди никогда и не узнают этого. Артур подозревал, что сами благодетели не слишком доверяли своим подопечным; поэтому они предпочитали пока держаться в стороне.

Артур ущипнул себя за щеку и опустил на лицо защитную маску от холода. Потом поднял голову, посмотрел на восток и над скоплением розоватых звёзд разглядел серебряную точку — Венеру, как и прежде окутанную облаками.

Рубен Бордз руководил первой исследовательской и разведывательной экспедицией на Венеру. Двадцать лет назад сырая мгла над Венерой немного рассеялась; в течение десяти лет шли дожди, ввергшие кислоты, находившиеся на поверхности, в химическую войну с расплавленными массами, выброшенными наружу за три века активной вулканической деятельности. Потом облака вновь сомкнулись над планетой, и только тогда Главный Ковчег отправил туда разведывательный отряд.

Артур не завидовал Рубену. Венера — тяжёлый случай; пройдут века, прежде чем люди смогут заселить её.

Если Артуру и хотелось что-то разглядеть в небе, так это Млечный Путь, а точнее — Сагиттариус. Артур тяжело переживал разлуку с Мартином. Лишиться связи с прошлым означало ещё больше ценить будущее. Будущее Артура — Мартин, хотя им уже никогда не суждено увидеться. Уже полтора года по системе летосчисления Гордона отец и сын не имели известий друг о друге.

Мартин улетел на седьмом Корабле Закона с пятнадцатью товарищами всего лишь через восемь лет после разрушения Земли, ещё до того, как большая часть спасённых погрузилась в холодный сон. Уже несколько веков корабль путешествует в межзвёздном пространстве, то ускоряя, то замедляя свой полет, изучая безвестные дали, заправляясь энергией от мёртвых ледяных спутников.

Между Скорпионом и Козерогом Артур отыскал Сагиттариус — созвездие Стрельца. Он поднял руку, обтянутую перчаткой. Где-то там, в кругу, описанном его подрагивающим пальцем, лежала система пожирателей планет. Небесный пейзаж стал внушать Артуру ужас. Гордон жалел, что не может вслед за Харри увидеть, как солнечные системы, объединившись, формируют «галактизм». Пока, судя по рассказам Нянюшек, Галактика представляет собой, в лучшем случае, поверхностно изученный рубеж и дикие джунгли — в худшем.

Пожиратели планет так и не появились. Первые следы из фальшивых межзвёздных кораблей, их маскировочных сооружений встретились только в ста световых годах от Солнца.

Мартин, молчаливый, полный чувства собственного достоинства человек, очень похожий на отца, пробирался сквозь толпу начинающих штурманов к наблюдательной площадке корабля Закона. Узкий корабль, длиной в километр, походил на иглу. Все машины Закона были сделаны из земных материалов. Глядя на центр Галактики, такой невообразимо далёкий, Мартин вспомнил, как спорил с Нянюшками в начале их путешествия.

Что если мы встретимся с цивилизацией пожирателей планет и окажется, что она изменилась? Что если они прекрасны и благородны? Если их культура процветает? Что если они сожалеют о прошлом? Мы все равно уничтожим их?

— Да! — отвечали Нянюшки.

— Зачем? Какая от этого польза?

— Таков Закон.

На самом деле создатели машин-разрушителей уже давно, тысячи лет назад, поняли свою ошибку. Они усеяли планеты вокруг своей родной звезды блуждающими маяками, гигантскими макетами и даже биологическими ловушками, созданными с помощью генной инженерии — совершенными во всех смыслах, кроме одного: они не могли ввести в заблуждение корабли Закона.

Три корабельных года назад Мартин ступил на поверхность такой планеты-фальшивки, дивясь способности врагов расходовать попусту столько энергии.

Тогда сложная система защиты на враждебной планете сработала, и земляне едва избежали западни.

Теперь они приближаются к тем, за кем так давно охотились…

Если их постигнет неудача, придут другие, более информированные, более осведомлённые об опасностях и ловушках, скрывающихся в дебрях Галактики.

Несмотря на внутренние сомнения, Мартин был предан своим спасителям. Он часто думал о древнем Законе и об объединённых им сотнях зрелых цивилизаций. Глубоко в его душе холодная рациональная ненависть и жажда мести боролись с чувством справедливости.

Он знал, что, как ни странно и даже нелепо, им руководило прежде всего, одно подсознательное желание: отомстить за смерть единственного бесхитростного друга — собаки. Он отчётливо помнил испепелившие душу часы, проведённые в наблюдательной кабине Ковчега.

Многие из тех, кто находился на борту корабля Закона, родились на Главном Ковчеге и никогда не видели Землю. Но, тем не менее, они посвятили себя поискам её губителей.

Каждый день, перед тем как на мир опускалась ночная тьма, Мартин произносил слова давно сочинённой им самим клятвы:

«Тем, кто уничтожил Землю: остерегайтесь её детей!»

Так сохраняется равновесие…