Отец, которому я показал первые главы, посмеивается и говорит, что у меня получается повествование навроде книги про Тристрама Шенди. Он объяснил мне, что был такой знаменитый английский писатель, Лоуренс Стерн, который написал огромный, в пятьсот страниц, роман, называющийся «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Но все дело в том, что самого Тристрама Шенди, джентльмена, от лица которого ведется повествование, и который взялся поведать про свою «жизнь и мнения», там нет! Тристрам Шенди начинает рассказ с дня своего рождения и так постоянно отвлекается, описывая все мельчайшие события этого дня и людей, которые в эти события были вовлечены, что, за все это неимоверное количество страниц, и до своего рождения не доходит!

— Очень смешная книга, — сказал отец. — Хотя, наверно, её юмор ты оценишь только тогда, когда будешь постарше. Я упомянул об этом романе только потому, что Стерн блистательно демонстрирует, как можно растекаться мыслью по древу. Только он это делает специально, чтобы людей повеселить, а у тебя это получается ненамеренно.

— Вовсе нет! — возразил я. — Никуда я не растекаюсь! Сам понимаешь, все это безумно важно для того, что будет дальше!

— Да, наверно, — согласился отец. — Но, все-таки, не утони.

Я тонуть не собираюсь. И возвращаюсь к моему рассказу.

Как я сказал, кузнец оказался человеком очень обстоятельным и задержался у нас надолго. Сперва, пока было время до ужина, он тщательно осмотрел все комнаты, постоянно спрашивая пояснения, и подытожил:

— Да, тут следует подумать. Конечно, для такого дома детали хорошей кованой работы не помешают, но их надо как следует проработать и представить, чтобы железо вместе с домом играло, если вы понимаете, что я хочу сказать. Взять такие пропорции, чтобы одно другое подчеркивало, железо и дерево, и одно другого не затмевало, а только смотрелось повыпуклей. У меня есть, с кем насчет этого посоветоваться. А пока, я бы вот какую работу наверняка определил бы. Во-первых, надо вам забрать решетками окошки погребов… — тут надо объяснить, что каменный фундамент, в котором заключались наши роскошные сводчатые погреба, поднимался чуть не на два метра от земли, а маленькие окошки погребов у самой земли и находились, от неё начинаясь, и даже ниже её уровня. То ли они в свое время выполняли роль вентиляционных отверстий, то ли в семнадцатом веке наши погреба были не погребами, а первым этажом, и погребами сделались лишь к веку девятнадцатому, от времени врастя в землю. — Так оно будет и красивее, потому что кованое железо со старым камнем очень хорошо будет смотреться, и, если с толком узор решеток разработать, то ряд этих решеток по всему периметру весь дом как бы приподнимать будет, устремление вверх ему придаст, и ещё больше соберет, понимаете. Ну, и каминный набор для вас необходим, с каминной решеткой, понимаете. Эти вещи сразу можно просчитать, прикинуть, сколько будет стоить. Я, кстати, взял альбомчик фотографий с образцами моей работы, вот, можете поглядеть.

Мы сели вокруг журнального столика в гостиной и стали внимательно просматривать альбомчик.

А тут как раз подошли «телевизионщики», тоже приглашенные к ужину отец с мамой решили, что не все же им у костерка возле яхты питаться или варганить жратву на маленькой судовой плитке, в каморке, служившей им камбузом, да и отношения с ними успели сложиться хорошие, вот их и позвали — и «телевизионщики» тоже очень заинтересовались работами кузнеца.

— Это ж великолепно! — вскликнул Павел, а Сергей и Алик поддержали.

— Это решетки для реставрированного старинного особняка, в котором сейчас налоговая инспекция Рыбинска, одна из моих лучших работ, — стал давать пояснения кузнец. — Это — кованая витая лестница в другой особняк, это ограда, которая по заказу из Москвы сделана…

— Прямо петербургский стиль, строгий и благородный, — сказал Алик.

— Да, — кивнул кузнец. — Я в Петербурге много зарисовок делаю, всякий раз, как в вашем городе бываю. Нет, наверно, ограды или фонаря, которых я бы не зарисовал. А потом, понимаете, раскладываю рисунки перед собой и осмысливаю, потому что в точности воспроизводить — это и не интересно, и не нужно никому, надо какую-то свою суть вытащить, отталкиваясь от образца… А вы курите, да? Не стоило бы вам, лучше бросить. Вредная привычка, я вам доложу, очень вредная. Я, вот, никогда в жизни не курил, поэтому на легкие пожаловаться не могу, несмотря на то, что у кузнечного горна, бывает, ещё как за целый день всяким надышишься. Кстати, знаю я хорошего специалиста, врач у нас в Рыбинске есть, он оказывает именно психологическую помощь, потому что любое вредное пристрастие, по его мнению, это прежде всего вопрос психологии. Когда человек не уверен в себе, что-то его мучает, он и ищет отдушину. А надо всего лишь понять, что эта отдушина была ложной, что человек кинулся к ней из-за своей неправильной системы жизненных ценностей, и…

— Да, да, конечно, — поспешно сказал Павел. — Я обязательно запишу у вас координаты этого врача. А вот эта каминная решетка — это ж прямо модерн, великолепный и тонкий…

— Совершенно верно, — размеренно кивнул кузнец. — Я люблю модерн, он всегда позволяет внести какой-то особый штрих. Кстати, обратите внимание, кое-что от этого стиля использовано и вот в этих подсвечниках, и вот в этих перильцах балкона. Я имею в виду вот этот волнообразный изгиб в перильцах, который чуть ниспадает вниз, поэтому получается даже немного похоже на очертания птицы. Такой намек то ли на птицу Сирин, то ли на сокола, при этом намек не обязательный, я его не навязываю, но ощущение полета, легкости такой, возникает…

— Я видел знаменитые парижские балкончики, когда идешь по улочкам — и разглядываешь ярусы чугунного кружева, взбегающие к небу, — сказал Сергей. — И, я скажу, такие перильца рядом с лучшими парижскими встали бы, а то и за пояс заткнули.

— Да, я изучаю все европейские традиции, — закивал кузнец. — У меня собраны альбомы по кузнечному делу в Германии, в Англии, во Франции. И, хочу особо оговорить, работа моя стоит дешевле, чем вы где-нибудь найдете. Вот тут мы — я, и архитектор, делающий для меня такие замечательные разработки по моим идеям, все эти разработки, воплощение которых вы видите — договаривались о крупном заказе в Москве. Заказчики и усомнились, что за цены мы им называем. А у меня всегда каталоги услуг по нашему делу с собой, все расписано, где какая мастерская сколько берет, и я им раз каталожек на стол, и говорю, что давайте посмотрим внимательно, что у нас выходит, и, вот, вы сами можете убедиться, что у нас на треть выходит дешевле, особенно если учитывать, что мы берем на себя и доставку, и сборку, и уж за качество установки тоже отвечаем, в отличие от многих других мастерских, которые без крупной доплаты просто выдадут вам заказ, и пусть посторонние рабочие собирают как могут, а они ведь и напортачить всегда умудрятся. Вот, скажем, монтировка решеток на окна. Здесь не очень видно, хотя вот на этой фотографии, крупным планом, кое-что можно разглядеть, как тут вся система сквозных штырей и вот этих пазиков, которые играют роль сцепок, продумана. Ведь если не собирать по полной программе, а навесить эти решетки тяп-ляп, то хоть и не с нас спрос будет, если что, но нам-то все равно будет обидно, что такая дельная работа — коту под хвост, из-за чужих недоделок. И потом, прошу заметить, я всегда работаю только по настоящей технологии, у меня металл действительно кованый, который тысячу лет продержится. К методу холодного сгиба металла я не прибегаю. Холодным сгибом — оно, конечно, легче, и можно в пять раз больше изделий за то же время наштамповать, но то, что методом холодного сгиба сделано, то через несколько лет ржаветь и портиться начнет, а то и вообще развалится, а я считаю, что уж делать, так делать. И ещё заметьте, что в Москве или в Питере с вас за работу методом сгиба холодного металла возьмут столько, сколько я беру за настоящую ковку. Я, конечно, не говорю, — неспешно продолжал кузнец, — что рекомендую вам сразу же заказывать что-нибудь крупное. Понятно, что большая работа и денег больших стоит. К тому же, делая крупный заказ, желательно трижды подумать, чтобы понять, чего вы именно хотите. Выбрать из нескольких вариантов наилучший, понимаете? Поэтому лучше начинать с фонарей, с каминных решеток и принадлежностей — с того, на чем вы почувствуете, какой стиль вам больше всего по душе и по карману. А потом мы перейдем и к остальному. Чтобы весь с толком дом оформить, все кованые изделия, от маленьких до больших, создав в едином ключе, не год и не два может понадобится.

Телевизионщики переглянулись между собой. Кузнец перехватил этот обмен взглядами и истолковал его по-своему.

— Впрочем, — сказал он, — если вы сразу думаете о крупном заказе, то можно обсудить самые разные варианты и найти удобный для всех. Например, оплата в рассрочку, либо мы с вами разработаем систему скидок, решив заодно, какова будет моя страховка от инфляции в случае выплат через значительные промежутки времени. Вы знаете, при заинтересованном обсуждении и разумном подходе с обеих сторон любые проблемы разрешимы.

— Н… нет… — пробормотал Павел. — Мы подумали о другом.

— То самое, — сказал Сергей.

— Но… — процедил Алик.

— Вот именно, «но», — кивнул Павел.

— Светка? — спросил Сергей.

Павел и Алик закивали.

— Простите… — кузнец растерялся, да и не только он. Мы все были в легкой растерянности. — О чем вы?

— Мы о том, — объяснил Павел, — что вы — чудо-мастер, и, конечно, о вас нужно делать фильм. Можно сказать, сам Бог нам вас послал, после нескольких наших проколов! В конце концов, о таком мастере, как вы, люди должны знать. Должны увидеть ваши работы! Да и вам лишняя реклама не помешает, так?

— Снимайте, — сказал кузнец. — Я не против.

— Вот тут-то и возникает это «но»! — сообщил Сергей. — У нас есть своя область, мы «сидим» в основном в криминальном жанре и в близких к нему. Если вы видели нашу программу «Силуэт», или, до того, «По горячему следу», то вы поймете, чем мы занимаемся. А на интересных творческих людях у нас «сидит» Светка Дрыгунова, и, если мы сделаем фильм о вас, то получится, что мы вторгаемся в её область и отнимаем её хлеб. А за свой кусок хлеба сейчас всякий сражается, и на телевидении в том числе. Допустим, мы убедим её, что это наш единичный опыт, что мы просто не могли не отснять материал о таком человеке. Все равно она может испугаться, что мы её подсиживаем, и сделает все, чтобы наш фильм не вышел в эфир.

— Ну да, получится, что мы на чужой участок залезаем, — проворчал Алик.

— Все равно, материал отснять надо! — сказал Павел. — А там — будь что будет. Я думаю, утрясем мы со Светкой. В крайнем случае, пусть будет соавтором. Выдержим, так сказать, все комильфо… Но тут есть ещё одна интересная вещь. После всех наших остановок и задержек мы собирались дойти как раз до Рыбинского моря. Вот и получится, что у нас будет цель прогуляться к вам в гости! А заодно, может, вы подскажете, что ещё интересного можно найти в ваших местах.

— Да интересного много можно найти, — ответил кузнец. — У нас такие замечательные мастера работают, в разных областях. И тоже, мало кто их знает, потому что трудно пробиться в столицы, даже с высококлассной работой. Один ювелир Абрамов чего стоит… А есть и по дереву большие умельцы, и по гобеленам. Я многих знаю, могу познакомить, надо ж людям помочь. Да и в самом городе столько можно всего найти.

— И вокруг тоже? — спросил Сергей. — Ведь Рыбинское море — самый большой рукотворный водоем в мире? И, вроде, какие-то оголтелые юнцы-экстремисты — говорят, из той же самой организации, что взорвала памятник Николаю Второму и пыталась взорвать этот новый памятник Петру Первому в Москве — прислали угрозу взорвать Рыбинскую плотину, чтобы уничтожить это рукотворное море, а заодно устроить огромную катастрофу на весь приволжский регион — ведь наводнение вышло бы такое, что полстраны затопило бы?

— Да, снять на месте фильм об угрозе подобного теракта — это на нашу тему, — ввернул Алик.

— Совершенно верно, — кивнул кузнец. — Грозились они, грозились. Только разъяснения ученых в газете были, ученые лишь посмеялись. Дамба, сообщили они, такая мощная создана, что её и атомной бомбой не возьмешь. А любая взрывчатка — все равно, что комариным укусом выйдет. Вы ж представляете, как это море копали? В разгар его строительства там было пять колоссальных лагерных зон, и народ не щадили. Кое-кто говорит, счет погибшим там от непосильного труда, голода и болезней надо чуть не к миллиону вести. Все море — на костях. И уж нарыли там так, как никакая современная техника не взяла бы. Теперь эти дамбы только вручную разбирать, столько же лет, сколько строили, если не вдвое больше.

— Это ж какую огромную область затопили! — не выдержал дядя Сережа.

— Огромную, — подтвердил кузнец. — Четыре города, невесть сколько деревень. Монастырь знаменитый, Югскую Пустынь. До сих пор над тем местом, где монастырь затоплен, раз в год священники службу служат. Съезжаются с разных концов страны, выходят на лодках, останавливаются над главным собором монастыря и торжественный молебен, значит, исполняют.

— Вот бы это заснять! — вырвалось у Павла.

— Ну… — кузнец что-то прикинул в уме. — Они обычно летом приезжают, и пока ещё их не было, так что, если скоренько поплывете, то, может, и застанете. Интересное это зрелище, должен сказать.

— А как они определяют, что именно над собором стоят? — спросил Сергей.

— Так это ж видно! — ответил кузнец. — В спокойную погоду можно под водой разглядеть. Да что монастырь! Рыбаки бают, когда море спокойное, и солнце высоко, не отражается от воды, а как бы сквозь воду светит, то можно и Мологу всю увидеть.

— Мологу?.. — чуть не разом переспросили все. Взрослые, я имею в виду. Я, Ванька и Фантик молчали — слушали и, что называется, мотали на ус. А заодно, пользуясь тем, что все взрослые были увлечены разговором, втихую налегали на сладкое.

— Ну да, Мологу, город древний. Говорят, можно и улицы разглядеть, и дома, с крышами и стенами — те, что ещё не развалились. Молога знатный был город! Даже столицей независимого удельного княжества успел побывать — в четырнадцатом, по-моему, веке. Рыбинск намного моложе, он ведь и возник при Мологе, и назывался до конца восемнадцатого века не Рыбинск, а Рыбная Слобода. Это уж Екатерина Великая его в Рыбинск переименовала, когда статус города ему пожаловала и герб ему утвердила. Хотя реально Рыбинск стал городом задолго до того… Да не о том нынче сказ, а том, что, говорят, зрелище фантастическое, когда над Мологой проходишь — будто град Китеж видишь или Атлантиду какую.

Телевизионщики опять переглянулись.

— И никто не пытался этот город исследовать, с аквалангами? — спросил Павел.

— Вроде, нет, — покачал головой кузнец. — Хотя точно сказать не могу, не знаю. С другой стороны, не такое Рыбинское море древнее, чтобы там тайны истории искать. Заполнять его водой начали в сорок первом году, а до окончательного уровня воду довели к сорок шестому. Дело в том, что первоначально планировалось заполнить его водой до проектного уровня к июлю сорок первого, но тут война началась, и главные электростанции почти сразу оказались захваченными немцами: и Днепрогэс, и другие. Вот с уже готовой Рыбинской ГЭС и стали гнать электричество на Москву и другие крупные центры, в самое тяжелое время. Воды, естественно, приходилось много пропускать, чтобы нужное количество электричества выработать, поэтому все время войны вода в море стояла по колено, не больше. И только когда другие электростанции опять заработали, тогда море и возникло, в нынешнем виде. Так что у жителей было времени навалом, чтобы и переселиться, и не раз вернуться за всем мало-мальски ценным. Вот, наверно, эти города интереса и не представляют для охотников за сокровищами и просто любознательных. И Молога, в том числе. Хотя, говорят, в затопленном монастыре, остались какие-то сокровища, так и не обнаруженные. Но это скорее легенда, чем правда.

— Все-то вы знаете! — восхитился Алик.

— Да нет, далеко не все я знаю. И путать что-то могу. Вот с кем вам надо поговорить — это с хранителем и директором Музея затопленных земель. Вот он все знает, и чудесный человек, всегда рад и знаниями поделиться, и рассказать… Я познакомлю вас, если вы приедете.

— Конечно, мы приедем! — сказал Павел, глядя на своих товарищей с огнем в глазах.

— Да! — подхватил Сергей. — Сделать фильм о волжской Атлантиде — это что-то!

— Хм… — Алик, задумавшись, почесывал подбородок. — Тут и оборудование понадобится для подводных съемок, и акваланги, и ещё много чего…

— Достанем, — бодро отозвался Павел.

— Хочешь сказать, что я достану, — хмыкнул Алик. — Ведь вся хозяйственная часть — моя забота. Вы хоть представляете, ребята, чем вы меня нагружаете?

— Но согласись, что овчинка выделки стоит, — сказал Павел.

— Кто ж не согласен? — вздохнул Алик. — Снять исчезнувший под водой древний город, да ещё и знаменитый монастырь впридачу, смонтировать это с угрозами нынешних недоделанных террористов взорвать дамбу или с чем там еще, как решите… Если подводные съемки получатся удачно, то это может быть хит сезона! Такой фильм и на Тэффи потянет, а то и на международные премии!

— Вот и сделай свою часть работы, — сказал Сергей. — А мы постараемся сделать свою.

И тут, посреди наступившей паузы, в разговор влез — ворвался, можно сказать, на полном кавалерийском скаку — мой братец.

— Скажите, а для нас на вашей яхте место найдется? — выпалил он.

Тишина наступила гробовая. Нарушила её Фантик, восторженно хлопнувшая в ладоши. Этот звук будто развеял чары, и дядя Сережа, тетя Катя, наши отец и мама, все вчетвером разом раскрыли рты, чтобы что-то сказать, но Ванька опять всех опередил.

— А если вы нас возьмете, — быстро проговорил он, — то мы вам мигом устроим и акваланги, и все, что нужно для подводных съемок, вам просто не о чем будет беспокоиться!

Отец нахмурился: он понял — как, впрочем и я — куда Ванька клонит и что он имеет в виду. Тишина опять наступила такая, что муха пролети покажется, будто реактивный самолет прошел. Я сидел между Ванькой и Фантиком, и крепко стиснул под столом их руки, левую Ваньки и правую Фантика: мол, держитесь, суровые бои со взрослыми ещё впереди, но, главное, что слово сказано! Молодец, Ванька! И мы уж поддержим твой бросок на амбразуру! Мы до последнего не отступим от своего!