Я просто обмер, и все тут. Хотелось глаза плотно зажмурить — хоть я и в полной темноте лежал — и уши зажать. Вообще, от таких встрясок увянуть можно.

А ещё я услышал, как Гришка открывает именно заднюю дверцу — видно, чтобы положить что-то на заднее сидение — и тут же раздался негромкий хрипатый голос:

— Не дёргайся, Гришан. А то продырявлю. И ружьишко своё ложь сюда. Ты его расчехлить не успеешь, как я тебя из своей пушки долбану. Вот так… А это что? Крест? Совсем хорошо. Небось, менты позвонили, что едут к тебе засаду ставить, вот ты и намылился крест перепрятывать? Скоро менты будут?

— Очень скоро, — голос Гришки был сухим таким, почти, как бы это сказать, шелестящим.

— Значит, вовремя успел. Садись за руль и поезжай. Только аккуратно, без фокусов. Я водить машину умею, так что если ты мне шилом в заднице станешь, попросту башку продырявлю и сам за руль сяду. Я бы и сразу тебя кончил, за все хорошее, да нужен ты ещё нам… Сам знаешь, для сего.

— Знаю, — коротко ответил Гришка.

— Тогда поезжай.

— Куда?

— На кудыкину гору! Трогай, я покажу.

Машину слегка качнуло. Я так понял, что Гришка сел за руль, а бандит поднялся с пола и сел позади Гришки, держа пистолет у самой его головы. Машина медленно тронулась с места.

Когда она поехала, то лежать в багажнике оказалось очень жёстко. Меня на каждой ухабине подбрасывало и долбало. Я зубы стиснул, чтобы не взвыть.

— Где Петько? — спросил Гришка.

— Недалеко. Скоро встретитесь.

— А где ты пушку раздобыл?

— Где надо была припрятана. Все, заткнись. Разговоры потом будут. Ещё не порадуешься, когда по-настоящему болтать начнём.

И наступило молчание. Лишь через некоторое время прозвучал голос бандита.

— Здесь налево.

И ещё через некоторое время:

— Съезжай на ту дорогу.

— Так мы в заповедник едем? — подал голос Гришка.

— Угадал. Давай, кати.

Машину опять стало трясти больше, чем прежде. Я так понял, мы едем по заповеднику, по дороге к одному из охотничьих комплексов. Вроде, мне и не холодно было, а все равно зуб на зуб не попадал.

— Здесь левее, на развилке, — опять прозвучал голос бандита.

— К дальнему комплексу? — Гришка очень старался говорить спокойно.

— Да.

Мы проехали ещё минут пять, и вдруг машина вильнула и замерла.

— Твою… эту самую!.. — взревел бандит. — Ты что творишь?

— Это не я, — ответил Гришка. — Это дорога. Подсела машина, надо выталкивать.

— Ты шутки со мной шутить вздумал?

— Честное слово, никаких шуток. Видно, одно из колёс в рытвину попало, снегом занесённую. Надо домкратом приподнять, подложить что-нибудь — хоть нарубленные еловые ветки — тогда, авось, вылезем.

Наступила короткая пауза. Видно, бандит раздумывал, насколько Гришке можно доверять, а насколько он пытается его обдурить.

— Ладно, — сказал он наконец, — руби еловые ветки и поднимай колесо домкратом. Только без шуточек. Чуть что — башку продырявлю.

Я услышал, как хлопнули две дверцы. Это и бандит, и Гришка вылезли на дорогу… И только тут до меня дошло, что домкрат ведь лежит в багажнике, и что сейчас меня обнаружат! Хорошо, если Гришка, и если он быстро захлопнет багажник — а если бандит меня увидит!? То есть, это я так говорю, что подумал о том и о том, а на самом деле никаких мыслей в башке не было, только один страх остался, и трясся я как кролик.

Я услышал хруст веток неподалёку, и понял, что это Гришка ходит и ломает их. Мне уже невмоготу было ждать, когда он откроет багажник — ждать всегда всего страшнее, это я знаю, даже когда зуб рвут, пока ждёшь, весь изведёшься, а потом раз, одна секунда, и нету зуба, вроде как и переживать не стоило… Так вот, мне настолько невмоготу было ждать, когда багажник откроется, и кто его откроет, что я бы закричал, что я там, и будь, что будет, только у меня во рту все пересохло, и я даже кричать не мог. Потом Гришка подошёл, пыхтя, свалил ветки около заднего колеса. Я так понял, он очень старается все делать аккуратно, чтобы ничем не разозлить бандюгу.

— Можно теперь открыть багажник? — спросил он.

— Можно, — ответил бандюга. — Только я сперва сбоку встану, чтобы ты поднявшейся дверцей заслониться от меня не мог и что-нибудь выкинуть в это время.

Я понял, что наступает решающий миг. Сердце так заколотило и запрыгало, что чуть через горло не выскакивало, потом я услышал, как Гришка нажимает на кнопку запора багажника, и крепко зажмурил глаза.

Когда я их открыл, в них ударил яркий — хотя и косой уже, потому что солнце далеко ушло на запад — солнечный свет, и в этом свете я, после секунды-другой слепоты, различил Гришку, стоявшего надо мной. Представляю, как он был ошандарашен! Но, надо сказать, он изо всех сил сдерживался, чтобы на его лице никакого странного выражения не появилось и чтобы бандит не вздумал подойти и поглядеть, с чего это Гришку перекосило.

— Ну, чего застыл? — раздался голос бандита. — Бери домкрат — и за дело.

Гришка покорно взял домкрат. При этом он коснулся меня и крепко стиснул мне колено: мол, лежи, и не выкидывай ничего лишнего, как-нибудь выкрутимся. Взял домкрат — и опять захлопнул крышку багажника.

— Работай! — голос бандита звучал с расстояния метра в три. Я с тоской подумал, что на таком расстоянии Гришка не достанет его, если попробует резко рвануть вперёд и садануть его домкратом — а потом сообразил, что именно ради этого бандит и отошёл ещё на шаг-другой. Ну, чтобы Гришке такой возможности не дать.

Машина начала плавно приподниматься, сантиметр за сантиметром. Потом застыла, я услышал, как Гришка настилает под колесо еловый лапник. Потом машина опять начала опускаться.

— Порядок! — раздался голос Гришки. — Вроде, должны вылезти.

— Пробуй!.. — ответил бандит.

Гришка открыл багажник, чтобы убрать домкрат. Быстро, не глядя на меня, он положил домкрат на место, и, сделав вид, будто пристёгивает его к боку, нашарил какой-то инструмент, сунул мне в руку — и опять захлопнул крышку.

Гришка и бандит опять забрались в «москвичок». Машина зафырчала, задёргалась и, сперва с трудом, вылезая из рытвины, а потом все легче и веселей, поехала.

А я понял, что Гришка всучил мне именно такой инструмент, которым запор багажника можно подковырнуть и открыть изнутри. И ещё я понял, что лучше не пытаться делать это на ходу. Надо дождаться, пока машина остановится и бандит уведёт Гришку в дом, выждать для порядку некоторое время, и уж потом открывать багажник, выбираться и драпать за помощью.

Машина замедлила ход.

— Куда? — спросил Гришка.

— К самому дому, — ответил бандит.

Я понял, что мы въехали на территорию одного из охотничьих — или гостевых, как их ещё называют — комплексов, в его ворота. Машина проехала ещё немного — и остановилась.

— Выходи, — сказал бандит. — Выходи и стой смирно.

Я услышал, как и он, и Гришка выходят из машины.

— Что ты делаешь? — вдруг раздался встревоженный голос Гришки.

— Хочу поглядеть, что у тебя в багажнике, — сообщил бандит. — Я ведь заметил, что он как-то излишне тянет, когда ты машину домкратом поднимал — будто дополнительный вес в нём есть. И глядел ты в багажник как-то странно. Что у тебя там припрятано, из уворованного? Ещё поценнее, чем этот крест?

— Не надо! — крикнул Гришка.

Но палец бандита уже нажимал на кнопку запора.

И тут…

— Стоять! — прогремел голос, от которого я чуть не обалдел. И от радости чуть не потерял сознание! Это был голос отца! — Никому ни с места!

Эх, если бы он появился на секунду раньше! Он, видно, сидя в засаде — а отец ведь сразу должен был заметить, что в гостевом комплексе кто-то живёт и хозяйничает — подстерегал момент, когда бандит встанет так, чтобы ему некуда было смыться или спрятаться. И чтобы выстрелить в ответ он уже не успевал, если дело дойдёт до стычки. И, вроде, все правильно отец рассчитал, вот только не знал он, что в багажнике — я!

Палец бандита — дёрнувшись, видно — до конца додавил кнопку, багажник открылся и бандит увидел меня! Если бандит и изумился, то соображал он очень быстро. В одну секунду он за шкирку вытащил меня из багажника и заслонился мной от отца, который стоял в воротах комплекса со вскинутым карабином.

— Эй!.. — отец, по-моему, хотел что-то сказать, но перехватил знак, который ему быстро сделал Гришка: мол, ни в коем случае не выдай, что это твой сын. Поэтому отец просто крикнул. — Немедленно отпусти мальчишку, слышишь?

— Фига с два! — ответил бандит. — Стреляй, коли вздумается! Стоять… — заревел он на Гришку, который попытался незаметно приблизиться к нему на шаг или два. — Стоять, или я ему шею сверну! — его противные вонючие пальцы взяли меня за горло. — Карабин на землю и руки вверх, а то я его удавлю! До трёх считаю, и я не шучу! Раз… Два…

Гришка сделал отцу отчаянный знак: мол, этот тип из таких, кто и правда не шутит. Отец, весь побледневший, медленно положил карабин на землю — и выпрямился, с поднятыми руками.

— Отлично! — крикнул бандит. — А теперь вы, оба, ступайте в баню! И запомните: одно лишнее движение — и мальчишке не жить!

Отец и Гришка ровным неторопливым шагом поднялись на крылечко бани, стоявшей метрах в десяти от главного дома комплекса. Бандит, зорко следя за ними, подошёл к отцовскому карабину, волоча меня за собой, поднял его, повесил га плечо.

Я просто и не пытаюсь рассказывать, что я испытывал в это время, потому что этого все равно словами не передашь.

— Пацана отпусти! — крикнул Гришка.

— Заходите внутрь! — крикнул в ответ бандит. — Внутрь!

Отец и Гришка покорно зашли внутрь бани. Бандит выждал немного, потом и меня подтащил к бане, держа свой пистолет наготове.

— Идите к самой задней стенке! — крикнул он. — И, если что, я в ту же секунду прострелю пацану башку, в любом случае быстрее вас буду!

Он отворил дверь, заглянул в предбанник, убедился, что там никого нет, подошёл к двери парной, толкая меня перед собой.

Отец и Гришка, как и было им велено, сидели на лавке, у дальней стенки парной. Убедившись в этом, бандит втолкнул меня внутрь так, что я кубарем полетел в объятия отца, который меня подхватил, а сам остался стоять в дверном проёме, с пистолетом наготове.

— Значит, так, — стал держать свою речугу этот козёл. — Все даже лучше, чем я думал. Ты, Гришка, сам знаешь, кое-что нам должен. Крест, будем считать, добровольно вернул. Но ведь и остальное принести надо, а? А эти двое останутся при мне, пока не принесёшь. Не принесёшь или ментов за собой притащишь — я эту баню спалю, вместе с ними. Сам видишь, бревна толстые, окон нет, дверь всего одна и хорошо запирается, деться им некуда. Так что не вздумай меня надуть! Я у тебя из машины сейчас запасную канистру с бензином заберу, заранее в предбаннике разолью бензин, чтобы оставалось лишь спичку бросить, если ты меня, падла, крутануть вздумаешь. К тому же, скоро Колюха вернётся, так что у нас будет четыре глаза, бдительности не потеряем. Сколько тебе надо времени, чтобы все принести?

— Часов восемь, не меньше, — сказал Гришка. — Сам понимаешь, до тайников добираться, да ещё вскрывать их…

— Ну, насчёт этого ты мне мозги не пудри! Шесть часов, не больше!

— Так ведь темно будет…

— Вот и хорошо, что темно.

— Так как же ты вовремя в темноте распознаешь, что я — это я?

— По машине. А ещё… Ну, времени спичку бросить мне всегда хватит, если я увижу, что пришёл не ты!

— Годится, — сказал Гришка. — Но одно условие. Мало ли почему я опоздать могу. Я тебе обещаю, что приеду, не через шесть часов, так через семь, если где-то проблемы возникнут. Но если приеду и увижу, что баня горит — развернусь и укачу, только меня и видели. В жизни ничего не получишь, кроме того распятия, которое уже у тебя.

— Ты мне условия ставишь?.. — нахмурился бандит.

— В данном случае, ставлю. И ещё одно. Если на это условие пойдёшь, я тебе и все мои личные сбережения отдам.

— Сколько у тебя?

— Не много. Но и не мало. Тридцать пять тысяч новыми.

Бандит задумался.

— Ладно, идёт, — сказал он. — Посиди пока с другими, пока я из твоей машины канистру достану. Через десять минут приду за тобой.

Он захлопнул и запер дверь.

— Ах, Иван, Иван! — вздохнул Гришка. — Как же ты меня объегорил?..

— Я слышал, как ты с Алексеем Николаевичем договариваешься, что обманешь меня и передашь ему, чтоб я за тобой не увязался, и я… — но договорить я не смог. Я просто расплакался. Я знаю, что мальчишкам плакать не положено, но тут я разревелся, и все тут. А отец обнял меня и погладил по голове.

— Ничего, Ванька, — сказал он, спокойно так и уверенно. — Ничего, не бойся. Прорвёмся.