– Троянский конь – не наше оружие, – заявил В. – Все говорят “ах, греки, ах греки...” Греческая история началась с гражданской войны из-за бабы и закончилась кражей нашего Бога. Нечему нам у них учиться. Наши военные приемы мы должны основывать на наших национальных традициях. Мы должны использовать, – продолжил он, – овечью шкуру – испытанное оружие нашей праматери Рахили в соперничестве с Исавом за сферы влияния. Итак, я заворачиваюсь в овечью шкуру, а Котеночка объявляю своей сестрой, как Авраам Сару, чтобы мне в этой овечьей шкуре не угодить сразу под нож.

  – В Книге – не овечья шкура, а козья, – уточнил А.

  – В козьей сам пойдешь, – неучтиво огрызнулся В.

  – После скандала с картами боеприпасов не поверят, – заметил Я.,  – сразу заподозрят, что Котеночек – твоя жена.

 Сказал и прикусил язык, потому что лицо В. удлинилось, а Котеночек стала смотреть в потолок.

  – Да, пожалуй, этот план не очень хорош, – сказал В. – А хоть бы и поверили, что сестра, – Котеночка я и за родину не отдам.

  Котеночек перестала смотреть в потолок, и взглянула на В., как показалось присутствующим, не без нежности.

  Б. рассмеялся.

  – Взгляды Авраама на институт брака были, как выясняется, шире и либеральнее нынешних, – заметил он.

  На самом деле, и его патриотические чувства нисколько не задеты заявлением В.

  – Кто не готов предать женщину, не предаст и родину, – продолжает он вышучивать В.

  Насмешки Б. действуют странным образом – теперь не только Котеночек, но и Баронесса смотрит на В. с гордостью, как на государственный флаг Еврейского Государства при исполнении его печального гимна.

  – Есть еще путь Иисуса Навина – дорога меча и разрушающего стены шофара, – сказал В., но члены Кнессета замахали на него руками.

  – Геноцид первой степени и расизм чистой воды, – сказал Я. – Сколько бы мы ни ссылались на божью волю, большая часть христианского мира к ней, как всегда, останется равнодушной. Акустический метод борьбы, правда не шофарами, а преодолением звукового барьера самолетами F-16 над домами Соседей, многократно испытан и ведет лишь к тому, что у них среди ночи сыплются стекла из окон и они выходят на интифаду сверхурочно, помимо обычного расписания. Нам только и хуже.

  – Помните, Лаван подсунул Иакову в первую брачную ночь Лию вместо Рахили, – сказала Баронесса.

  “Почему женщины запоминают из Книги именно эти места?” – подумал Я.

  – Этим Соседей не проведешь, – заметил Б., – эту подмену они практикуют и сами, обещая небесных девственниц земным шахидам.

    – А что там было насчет крапчатого скота, манипуляциями с которым Иаков обвел вокруг пальца Лавана? – вспомнил законопослушный А.

  – И вовсе не обвел вокруг пальца, – ответил Б. – Иаков, будучи подлинным отцом современной генетики, воспользовался своими познаниями в этой области и предложил Лавану произвести дележ скота таким образом, чтобы Иакову достался скот с пятнами, а Лавану – однотонный. Лаван согласился. Тут-то и продемонстрировал Иаков, насколько разумнее работать в хай-теке, чем, например, на телевидении. Он разложил перед баранами ветки, на которых кольцами срезал кору до белизны. Получилось что-то вроде жезлов, которыми полицейские регулировщики путают водителей, когда светофор не работает. Бараны тоже запутались, занимаясь сексом и глядя одновременно на эту пестроту, отчего скот рождался пестрым, а Иаков становился богаче.

  – В случае с Соседями пробовали, не помогло, – мрачно сказал Я., – им постоянно крутят голливудские фильмы, а они все равно рождают шахидов.

  – Постойте, – не сдается Б., – а помните, что было дальше? Иаков возвращается в землю ханаанскую со своим пестрым стадом и думает, как бы ему избежать гнева Исава, обманутого им в юности. В этом эпизоде он постмодернистскую изощренность генетики элегантно чередует с таким традиционным приемом, каковым является обыкновенный подкуп: он высылает впереди себя стада-взятки в подарок Исаву. Обратите внимание, он высылает не одно стадо, а несколько, то есть он не дает одноразовую крупную взятку, а превращает коррупцию в стиль жизни. И таким образом приходит в Шхем.

  – Опять не работает, – Я. сегодня мрачен, – Солдат умасливал частями, Генерал-пианист пытался сунуть в лапу по-крупному, и вот, где мы сейчас?

  – Движемся дальше, – сказал Б., – в Шхеме любопытство единственной дочери Иакова (Я. назидательно посмотрел на Баронессу) закончилось сначала всеобщим обрезанием шхемцев, а затем и тотальным избиением ослабевших от этого акта аборигенов.

  – Хватит вмешивать в дело женщин, – неожиданно решительно заявил В., и никто не решился ему возразить, даже сами женщины.

  – Ничего не получается, – резюмировал Я. – Две тысячи лет скитаний среди квадратноголовых европейцев лишили нас силы воображения. Мы недостойны своих праотцев. Северная полоса реки Темзы, как и южная ее полоса, останутся Лондоном, а земли Иуды и Биньямина останутся, видимо, Западным берегом реки Иордан, не говоря уж о заиорданских землях Рувима и Гада

  Кнессет обеспокоен мрачностью Я. Он сегодня просто не в духе, предполагает Кнессет. Споры возникают относительно способов вывода Я. из этого состояния. Котеночек предлагает таблетки, А. – свежий воздух и растительную пищу, Б. – полюбоваться женщинами на набережной, а В. – вместе пробежаться утром километров шесть-семь. И только Баронесса ничего не предлагает, хотя уж ей, казалось бы, и карты в руки.