День был свежий и ясный, и из окон 30-го этажа можно было увидеть всю Парк-авеню, тянущуюся к северу мили на четыре. Массивные здания смотрели друг на друга через эту основную городскую артерию почти на всем ее протяжении, башни из стекла и стали, в которых располагались различные офисы и конторы, тянулись от здания компании «Пан-Америкэн» до 59-й улицы на протяжении пятнадцати кварталов. Железобетонные и кирпичные жилые дома и гостиницы доходили до конца 132-й улицы и реки Гарлем. Рядом с Митчеллом стоял Лузетти, выполнявший обязанности гида.

— Под тем куполом, — сказал Лузетти, — находится старое нью-йоркское центральное управление, теперь оно называется зданием Хельмслея. Вон там, слева, старое здание компании «Юнион Карбайт», а сразу за ним здание Международной телефонно-телеграфной корпорации. — Он показал на два темных стеклянных здания с задернутыми шторами окнами на правой стороне улицы. — А это Американский банк химических предприятий. Мы выполняем работу для всех этих фирм. Они всегда платят вовремя. Сразу за этим банком — «Уолдорф», там, где свешиваются флаги.

— Я люблю эту гостиницу, — сказал Митчелл. — И все еще надеюсь встретить в вестибюле Клодетту Колберт или короля Хуссейна. Не понимаю, как вы можете нормально работать с таким видом из окна. Я бы проводил весь рабочий день, прижавшись носом к стеклу.

— Я бы вам этого не посоветовал, — сказал Лузетти, усаживаясь за свой письменный стол. — Это своего рода аргумент в нашу пользу, которым мы можем воспользоваться в деле Лестера.

— Лестер — это тот парень, который выпал из окна?

— Да, — кивнул Лузетти, — по всей видимости, у него была привычка прижиматься лбом к стеклу. У нас есть свидетели, которые под присягой засвидетельствуют это. Насколько я понимаю, он пытался преодолеть боязнь высоты. Мы можем настаивать на версии, что он облокотился о стекло настолько сильно, что выдавил его наружу. Преступная небрежность с его стороны. Безрассудное пренебрежение к своей собственной безопасности. Это окно использовалось таким образом, которого владелец здания не мог предвидеть. И когда одно стекло выпало, то, возможно, резкий напор ветра воздействовал на окна, расположенные с противоположной стороны, и они рухнули внутрь. Как вы считаете, с технической точки зрения это звучит правдоподобно?

— Нет.

— Вы считаете, что мужчина не в состоянии выдавить стекло?

— Да. И я считаю, что мужчину, тасующего бумажки за письменным столом, не должна тревожить вероятность оказаться висящим над улицей на высоте шестидесяти этажей. Хотя я, конечно, не юрист.

Лузетти отреагировал короткой улыбкой на этот колкий намек своего собеседника, а потом сказал:

— Нет, вы не юрист. Вам не приходится иметь дело с противостоянием сторон. Другая сторона обращается ко всему миру, а это означает, что нам надо защитить нашего клиента настолько надежно, насколько это возможно, даже если это будет означать, что правду мы… ну, надо представить дело в наилучшем свете. Я завидую вашей роли. Вам просто надо раскопать факты и предоставить другим людям решать нелегкие вопросы о виновности и наказании.

— Слава Богу. Послушайте, что касается фактов, то я ведь не знаю, что сумею раскопать за две недели. Надеюсь мне удасться провести общее обследование и дать кое-какие рекомендации, но вряд ли более того. Чтобы узнать, почему эти окна разбились, возможно, придется проделать уйму исследований… испытать в лаборатории куски стекла и стали, поместить масштабный макет в аэродинамическую трубу и так далее в том же духе. Господи, да просто на то, чтобы прочитать все эти документы, уйдут месяцы. Готов побиться об заклад, что есть сотни тысяч всяких бумаг, на которые следовало бы взглянуть: контрактные документы, планы, спецификации, переписка, всякие записочки, переводные ордера, кодексы, дневники, доклады… Чтобы разобраться во всем этом, может понадобиться целая армия высокооплачиваемых людей, вроде вас и меня. И это только начало.

Лузетти наклонился вперед и понизил голос до заговорщического шепота:

— Ну вот, мистер Митчелл, одна из причин, по которой мы наняли вас, как раз и состоит в том, что нам не хотелось бы иметь слишком уж большие неприятности. Мы хотим, чтобы вы добрались до самой сути дела, не устраивая вокруг этого особой суеты, как вы уже не раз делали. Мы также хотим, чтобы вы показали, что ответственность не должна ложиться на плечи Залияна, во всяком случае, не в большей степени, чем это соответствует принципам справедливости. Изнурительная исследовательская программа и полное обнародование всего в суде — на это он может пойти только в самом крайнем… — Лузетти внезапно замолчал, потому что в кабинет кто-то вошел. Он поднял взгляд и улыбнулся: — О, вот и ваш помощник… один из наших лучших адвокатов. Мисс Оуэнс, это мистер Митчелл. Мистер Митчелл, это мисс Оуэнс.

Митчелл с усилием поднялся на ноги и обнаружил, что он пожимает руку чрезвычайно миловидной женщине.

— Да… — сказал он. — А я-то ожидал увидеть мужчину, и в куда более преклонном возрасте.

— Рада познакомиться с вами, — ответила она с веселой улыбкой. — С удовольствием смотрела на вас по телевизору вечером в субботу. Вы замечательно управились с этими репортерами.

Митчелл попытался поудобнее устроиться на своем стуле и припомнить, побрился ли он и почистил ли ботинки. А еще он почувствовал, что краснеет. Митчелл не мог пить, он еще и не мог скрыть свое смущение. Он объяснил, что телевизионное интервью привлекло внимание только благодаря усилиям самих журналистов, и поблагодарил ее за пакет с документами, который он обнаружил в своем номере. Интересно, подумал он, действительно ли ее глаза имеют голубоватый оттенок или же в них просто отражается что-то находящееся в кабинете? Он слышал, как Лузетти расхваливал его рекомендации и опыт, как мисс Оуэнс сказала, что собрала еще кое-какие материалы, которые должна будет показать ему, а еще он слышал свои вполне разумные ответы. Было трудно оторвать от нее взгляд. Притягивал не просто цвет ее глаз, во всем ее облике, в том, как она держалась, было что-то необыкновенно привлекательное. Ее разговор отличался доброжелательностью и непосредственностью, и сидела она в своем кресле с естественной элегантностью. Митчелл, которому так и не удавалось отыскать удобное положение на стуле, сейчас особенно чувствовал свою неуклюжесть, ему вообще было неловко. Значит, это и есть помощник? Возможно, из-за нее будет трудно сосредоточиться на исследовании.

— Сейчас половина десятого, — объявил Лузетти, — и у меня на это время назначена встреча с клиентом. Почему бы вам вдвоем не…

— Почему бы не провести встречу нашей подкомиссии? — спросил Митчелл у Оуэнс. — Вы можете показать мне здание?

— Хорошо. Я только возьму сумочку, встретимся у лифтов через десять минут.

То, как быстро она поднялась на ноги и вышла из кабинета легкой, спортивной походкой, заставило Митчелла предположить, что она может выиграть у него в теннис.

— Впечатляющая женщина, — заметил он, когда она вышла. — С такими глазами она может стать великим гипнотизером.

Лузетти сделал вид, что занят собиранием бумаг со своего стола и укладыванием их обратно в папку. Он поднял глаза на Митчелла и нарочито рассеянно спросил:

— Кто? Кэрол? Я так привык к ней, что едва это замечаю. А значение имеет вот что: она очень деловая и прилежная женщина. Она окажет вам большую помощь. Не нужно ли вам что-нибудь еще?

— Мне бы хотелось встретиться с Залияном.

— Я сообщу ему, что вы здесь. Между прочим, ваш рабочий кабинет находится точно под приемной его кабинета. — Лузетти проводил Митчелла до двери, по-приятельски положив руку ему на плечо. — Думаю, вы поняли, что ваш доклад может неблагоприятно отразиться на делах нашего клиента. Надеюсь, этого не случится, в противном случае мы просто не представим этот доклад в суд, и я уверен, вы понимаете, почему.

— Это случалось с некоторыми из моих лучших материалов.

Их глаза встретились, когда они пожимали друг другу руки.

— Я вовсе не имел в виду, что вы должны что-то скрывать или приукрашивать, — сказал Лузетти. — Мы хотим получить от вас только правдивые материалы — и ничего другого.

Митчелл улыбнулся в ответ на искренность, которая звучала в голосе этого опытного адвоката, она прямо-таки обволакивала собеседника. В зале суда такое искусство незаменимо.

Они направились по 50-й улице на запад, миновали собор Святого Патрика, городской радиомюзик-холл и здание редакций «Тайм» и «Лайф». Брайан Митчелл дважды останавливался и, задрав голову, глазел на верхние этажи зданий, словно первый раз попал в большой город. Один раз Кэрол Оуэнс пришлось отговаривать его от попытки дать денег какой-то оборванке. Но на Бродвее Брайан Митчел все-таки высыпал целую пригоршню «лишней мелочи» какому-то подростку-попрошайке и послал воздушный поцелуй проститутке, подмигнувшей ему.

Кэрол знакомила его со все новыми и новыми подробностями, которые ей удалось разузнать о некоторых людях, ответственных за строительство здания Залияна. Даррел Мартино, архитектор, играл роль этакого сжигаемого страстями, эгоистичного гения, у которого даже не было официальных бумаг, подтверждавших его права. До постройки здания Залияна наиболее высокими сооружениями, отмеченными гением Мартино, были магазин на Гавайях и контрольная вышка какого-то аэропорта в Алжире. Ник Шустер из строительной компании «Братья Шустеры» считался в Нью-Йорке носителем лучших традиций строительного бизнеса; этот человек много чего повидал и пользовался огромным влиянием. Чарльз Кэстльман, инженер-конструктор, руководил компанией, основанной еще его отцом. Под его управлением одна из наиболее престижных консультирующих фирм на Восточном побережье США деградировала почти до полного исчезновения. Арам Залиян спас его от практически неизбежного банкротства, заключив с ним контракт вначале на строительство курортного отеля на Ямайке, а затем — этого здания главного управления фирмы на Манхэттене. Ямайский проект оказался неудачным, и говорили даже, что здание отеля скользит к морю со скоростью дюйм в день.

— Для крупного здания, — заметил Брайан, — это значительное превышение допустимых лимитов.

Затем шел Мэтт Бойл, управляющий отделом строительства в фирме Залияна и как бы его личный телохранитель, крупный, угрюмый мужчина, который когда-то был управляющим у Шустера. За ним надо бы присматривать, заметила Кэрол. В молодые годы он работал вышибалой в ночном клубе и славился тем, что получал удовольствие от демонстрации своей колоссальной силы. Светлым пятном был Говард Поул, владелец частной строительной приемочной компании, которая была связана со строительством здания Залияна на ранних стадиях. Поул считался человеком неподкупным.

Брайан был просто поражен.

— Где же вы раздобыли всю эту информацию? — спросил он. — Мне бы и за неделю всего этого не выяснить.

— Да отовсюду понемножку. Навела справки у старых знакомых, с которыми встречалась, когда работала на город. У меня есть друзья и в полицейском управлении, имеющие доступ к кое-каким весьма интересным картотекам.

Брайан посмотрел на нее с восхищением. Лузетти был прав: она может очень помочь. Митчелл попросил рассказать ему о Залияне.

— Залиян — это клиент, — засмеялась она. — Вы хотите, чтобы я копалась в грязном белье нашего собственного клиента?

— А что там можно выкопать? Мне бы следовало это знать, и кто же мне расскажет, если не вы?

— Все, что я знаю, знает и любой житель Нью-Йорка, читающий газеты.

— Ну и что же это?

— Что в начале своей карьеры он, возможно, имел связи с мафией, хотя наверняка этого не знает никто. Что у него слишком большое влияние на городское управление. Что налоговая инспекция попробовала было пару раз поймать его за руку, да не смогла. Что ему нравятся женщины не старше тридцати лет. Ну, просто банальные газетные сплетни и слухи, которые распускают конкуренты, стремящиеся ему напакостить. Кто-нибудь постоянно подает на него в суд, но никогда не добивается особого успеха, вероятно, потому, что интересы Залияна представляет целая группа ловких адвокатов.

Некоторое время они шли молча. Митчелл обдумывал ее информацию, затем спокойно спросил:

— Ну, а Лузетти… Что вы о нем думаете?

— Нечестный вопрос! Ведь этот человек контролирует мой заработок.

— Вы могли бы просто сказать, нравится он вам или нет?

— Нет, не могу, поскольку боюсь навредить себе.

На 8-й авеню они остановились понаблюдать за малышом, который сумел вырваться от державшей его за руку матери и теперь стоял на бордюрном камне и, запрокинув голову, смотрел на здание Залияна.

— Эй, мамочка, — громко сказал он, — если смотреть на тучи, то кажется, что этот дом падает.

Но его мать, видно, не настроенная на фантазии, ухватила его за руку и поволокла прочь.

— Ну, мамочка, — захныкал мальчишка, — ты разве даже не посмотришь?

Брайан посмотрел. Он встал на тот же бордюр и запрокинул голову. Постояв так с минуту, он сказал:

— Знаете, а ведь мальчишка прав. Создается впечатление, что все здания падают.

— Стоит ли нам задерживаться здесь? — спросила Кэрол. — Именно в этом месте разрезало стеклом ту женщину. До сих пор видны следы на тротуаре. Выбоины и царапины создавали рисунок, похожий на зимний узор на стекле. Но пятна крови давно стерты.

— Интересно, догадался ли кто-нибудь сохранить куски стекла, когда расчищали это место, — сказал Митчелл. — Если стекло не было достаточной плотности или его должным образом не прокалили, то тайна будет раскрыта. Мы можем сделать перерыв и сходить в кино.

— Эти куски конфисковал окружной прокурор. В строительном департаменте посмотрели на них и сказали, что все в порядке. Во всяком случае, соответствуют кодексу.

— Тогда идем в кино!

Они перешли через улицу к северо-западному углу перекрестка, к крытому деревянному тротуарчику, где дюжина пешеходов через оградительную цепочку наблюдала за работой какой-то строительной бригады. Там рыли яму под фундамент, а футах в сорока от этого места небольшой бульдозер наполнял чем-то грузовик. Шофер грузовика стоял в открытых дверях своей машины и любовался тем, как она подпрыгивала и сотрясалась всякий раз, когда бульдозер опрокидывал в кузов содержимое своей двухтонной челюсти. Митчелл сказал, что это — смесь гравия, добытого из старого, высохшего русла реки, и гранитного сланца, специально расколотого взрывом. Это же самое высохшее русло, сказал он Кэрол, шло и под восточной частью здания Залияна, позади них, и все здание стояло частично на гранитном выступе, а частично — на сваях, которые, согласно проекту, доходили в глубину до основной породы. Не у каждого манхэттенского небоскреба был идеальный фундамент. Стены котлована перед ними были обложены горизонтальными досками, поддерживаемыми стальными опорами в форме буквы «Н» на расстоянии десяти футов друг от друга. Брайан спросил, не шли ли в последнее время в Нью-Йорке дожди.

— В последние две недели нет. А что?

Он показал на подпорную стенку со стороны 50-й улицы.

— У них тут проблемы с водой. Видите течь? Она начинается примерно футов на пять ниже верхушки этой подпорки. И если дождей нет, то это, возможно, означает, что сюда просачиваются подземные воды или же имеется течь в канализационной трубе.

— Ну, это-то вовсе не новость. Некоторым из этих течей лет по сто. Недавно в «Таймс» появилась статья, в которой говорилось, что почти треть всей воды, поступающей в город, потом уходит через эти течи.

— Готов поверить.

Митчелл перевел взгляд со стенки котлована на здание Залияна на противоположной стороне улицы, прикидывая на глаз расстояние. Футов шестьдесят — семьдесят. Слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно, если земля перенасыщена водой. Слева от него какой-то пожилой мужчина разговаривал сам с собой.

— Дураки! Идиоты! — эмоционально восклицал мужчина, брызгая слюной. Неожиданно он повернулся к Митчеллу. — Разве они не понимают, что еще несколько этих проклятых зданий, и весь остров окажется на дне моря? Ведь вес-то увеличивается! Вот это здание, быть может, и отправит нас всех в тартарары. Тогда-то мы и пойдем на дно, как перегруженная шаланда. — И он обеими руками показал вниз. Его подбородок украшала трехдневная серая щетина, одет он был в клетчатый спортивный пиджак, клетчатую же рубашку, на шее болтался галстук с причудливым рисунком. Все это было основательно заляпано жирными пятнами. — Если вы слишком перегружаете какой-нибудь клочок земли, — продолжал он, размахивая руками, — то земля оседает и тонет. И не я это придумал. Это закон природы, да! А когда это случится, то прощай, Нью-Йорк. Снова повсюду будет одна только Атлантида.

— Я вообще-то не думаю, что это относится к вопросам, из-за которых нам следует беспокоиться, — внимательно послушав мужчину, сказал Брайан.

Водянистые серые глаза старика были направлены прямо на Митчелла, но он не видел его. Внезапно в его взгляде появилась сосредоточенность.

— Значит, вы не думаете, да? А что, черт побери, вы знаете об этом? Да вы хоть когда-нибудь задумывались над этим? О том, как накапливается вес? Фунт за фунтом, год за годом. Нет, черт побери! И никто не задумывается. Включая мэра. Я писал ему сто раз, звонил ему, чтобы рассказать, как остановить увеличение веса, прежде чем станет слишком поздно и все это рухнет и уйдет вниз, но он мне не ответил. Он всегда на каких-то встречах со своими писаками-обманщиками.

— Вообще-то говоря, — сказал Брайан, не обращая внимания на то, что Кэрол дергает его за рукав, — я как раз занимаюсь этой проблемой. А причина, по которой вам не следует беспокоиться, заключается в том, что они ведь роют ямы под фундаменты, количество вывозимой земли по весу превышает строящееся здание. Манхэттен сейчас весит меньше, чем в ту пору, когда им владели индейцы, это же касается и Чикаго…

— Иудины сказки, — сказал старик, бочком отходя от Митчелла, — а в этом городе можно любые пироги получать, если вы хорошенько подождете и если вам повезет. Вот потому-то я и ухожу.

И он быстро зашагал по тротуару, продолжая разговаривать с самим собой. Во всяком случае, это избавляло его от необходимости вступать в спор и реагировать на смехотворные объяснения.

— Вы слишком много общаетесь с ненормальными, — смеясь, заметила Кэрол. — Так вам никаких сил не хватит. Купите себе солнцезащитные очки, вроде моих. Это предохраняет от визуального контакта, и тогда к вам перестанут привязываться на улице.

— Это не для меня, — сказал он, пожимая плечами. — Я не привык делать вид, что не замечаю людей.