Докладная записка для наследственных членов правления, – диктовал Руфус. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно рассматривал золотисто-белые прямоугольники узора на потолке «Египетского дома». – Госпиталю Святого Иосифа предоставлен грант на исследования в области лейкемии. Руфус сделал паузу, формулируя в уме новый абзац. Сейчас он выглядел гораздо старше того человека, что съежился у камина январским вечером четырнадцать месяцев назад, жалея о том, что у него нет решимости застрелиться. Теперь в этом худом суровом лице решимости было много, но жалости к себе не осталось. Разгладились горькие складки по уголкам рта, вернулось чувство юмора. Время, если и не оказалось лучшим лекарем, стало хорошим анестезиологом.

Венди терпеливо ждала. Руфус вновь заговорил, очень быстро – загадочные стрелки и бабочки стенографии весело заплясали в блокноте. Докладная записка была почти закончена, когда дверь отворилась, и в комнату тихо вошла София.

Она тоже изменилась – восьмимесячная беременность и отросшие черные волосы, придававшие ей очарование знойной южанки, необыкновенно красили ее.

Руфус прекратил диктовать.

– Ты хотела видеть меня? – спросил он с той отстраненной вежливостью, которая стала лейтмотивом их отношений.

– Я принесла Венди книгу. Извини, что побеспокоила.

– Огромное спасибо, София, – поблагодарила Венди. – Вы не положите ее на мой стол?

Шедоу, восточноевропейская овчарка, лежала, растянувшись на ковре. Подняв голову, она рычанием выразила недовольство вторжением Софии в офис. Собака обожала хозяина и не задумываясь приняла его сторону.

– Прекрати, глупое животное, – сказал Руфус. Отвлекшись от своего отчета, он рассеянно спросил: – Какой сегодня день?

– Вторник, пятнадцатое, – ответила Венди, – а что?

– Так, ничего. Где я остановился?

– «…мнения ведущих специалистов Америки подкрепляют данные выводы…»

София положила книгу рядом с пишущей машинкой – это был всего лишь предлог – и взяла конверт, подписанный почерком Венди. Внутри лежало письмо из Африки от Майлза. Она не любила забирать послания друга в присутствии Руфуса, но иногда ничего с этим нельзя было поделать. София сунула конверт в карман. Руфус, казалось, был полностью поглощен перспективами медицинских исследований. Когда жена на цыпочках направилась к двери, он оборвал фразу и спросил:

– Ты домой? Хочешь взять машину?

– Нет, я предпочитаю прогуляться.

– Но ты не должна переутомляться.

– Руфус, я постоянно тебе твержу, что не устаю. Беременность – это не болезнь. – Подчеркнутое дружелюбие тона давно сменило истерические нотки, которые слышались в ее голосе полтора года назад, но от этого результат был еще более унизительным.

София подозревала, что ко всем остальным проблемам Руфуса прибавилась еще одна – он чувствовал вину за то, что подарил ей ребенка, когда она перестала его любить. Но она хотела этого ребенка, ради Пирса – ему нужен брат или сестра. Мальчик не может нормально расти в доме, где царит эмоциональный вакуум. Детская должна быть полна галдящих детей – пусть будут семьей хотя бы друг для друга. София пыталась объяснить все это в своих письмах Майлзу, и, если ему что-то казалось неправильным, он об этом деликатно молчал. Первые несколько месяцев после отъезда Майлза любые напоминания о нем повергали ее в слезы. Руфус пребывал в подавленном настроении, и они неделями не разговаривали друг с другом. Но постепенно оба смирились, и как раз когда София приучила себя к мысли, что ей нечего ждать в будущем, она вдруг обнаружила, что беременна, почувствовала надежду, повеселела. А еще она становилась все более уверенной в том, что ей не нужны никакие романтические увлечения и связи на стороне, даже если Майлз приедет летом в отпуск.

К тому времени, как София дошла до ступенек, ведущих к дому, боль, которую до этого она принимала за легкое покалывание в боку, немного усилилась. Но сначала она решила насладиться письмом Майлза в тишине и покое, а потом уже прислушаться к тому, как себя чувствует. Она так и сделала, затем приготовила ленч. И лишь когда пришел Руфус, позвонила доктору. Ее девочка родилась в тот же день, дома, на три недели раньше срока.

За Софией присматривала медсестра, приходившая ежедневно, а Марджи помогала по хозяйству ее замужняя сестра. Колыбель малышки стояла рядом с кроватью матери. Шесть дней София провела в постели, ни о чем не тревожась, а на седьмой почувствовала, что в доме что-то не так: Марджи позволила Пирсу слишком долго не ложиться спать, из ванной в течение получаса доносился его радостный смех и визг. Через час София забеспокоилась: отчего в доме вдруг стало зловеще тихо и почему ей забыли принести ужин? Она размышляла, не позвонить ли в звонок, когда дверь открылась и на пороге появился Руфус с подносом.

– Извини, дорогая, что тебе так долго пришлось ждать.

София окинула взглядом еду: чашка прозрачного бульона и омлет, золотистый, с ярко-красными помидорами и завитками поджаренного бекона.

– У Марджи ужасная простуда, – пояснил Руфус. – Я дал ей аспирин, велел лечь и укутаться. Нам не нужно, чтобы по дому именно сейчас гуляли микробы. Потом я сражался с Пирсом – это был настоящий бунт. Не понимаю, как вы, девочки, умудряетесь вытащить его из ванны – это все равно что вытирать тюленя. А потом я никак не мог справиться с плитой…

– Ты это сам приготовил?! О, бедненький! После целого дня в офисе вернуться домой и заниматься домашней работой. Сам-то поел?

– Нет еще. Я оставил свою порцию в теплой духовке.

– Почему бы тебе не поесть со мной? – спросила София на волне сочувствия.

– Правда? Ты действительно этого хочешь? – Руфус выглядел как ребенок, которому предложили конфетку.

– Да, конечно, – ответила София, и, когда он поспешил за другим подносом, до нее вдруг дошел смысл его трогательного изумления. Какой же стервой, должно быть, она была все это время!

Вернулся Руфус и устроился в кресле с подносом на коленях. Горела только одна лампа, и говорили они тихо, чтобы не разбудить крошечную Фредерику, спавшую в плетеной колыбельке.

– Как идут дела в Фонде? – спросила София.

Руфус, казалось, колебался с ответом. Вероятно, он догадывался, насколько цинично жена относится к делам Ленчердов, впрочем, она никогда и не стремилась скрывать своих чувств.

– На этой неделе большинством голосов члены правления отказали в гранте одному химику, – наконец сказал он.

– А для чего ему нужны были деньги?

– Кобб из тех гениев, которые близки к помешательству. Он нашел способ добывать соль из морской воды так, чтобы воду потом можно было использовать для ирригации. Не хочу сказать, что он законченный псих, – напротив, вполне респектабельный химик-исследователь. Вопрос лишь в том, как скоро окупятся затраты на строительство его экспериментального завода. Члены правления сочли, что в целом это слишком рискованное предприятие, и проголосовали за грант для Святого Иосифа.

– Полагаю, госпиталь даст положительные результаты с большей долей вероятности, нежели твой морской гений.

Но в этом-то и дело! Именно поэтому мы и должны помочь Коббу. Надежные и заведомо прибыльные проекты охотно рассматриваются другими организациями, в том числе государственными, тогда как для нищих новаторов, таких незаурядных, как Кобб, грант Ленчерда – единственная надежда.

София слушала, забыв про еду, вилка ее повисла в воздухе.

– Что же такого особенного в грантах Ленчерда?

– Условия договора, в первую очередь. Они чрезвычайно гибкие. И что более важно, гранты Ленчерда – это деньги семьи, тратя их, мы не обязаны ни перед кем отчитываться. Понимаешь? Вот в чем разница. Я сталкивался со многими институтами и комитетами, которые отчитываются за общественный капитал или наследство других лиц. У них связаны руки, они страшно боятся шумихи в прессе и обвинений, что их драгоценные фонды потрачены впустую на какие-то рискованные проекты, которые оказались совершенно бесполезными. А мы можем себе позволить творческую авантюру, финансируя талантливых людей, и пусть кто-то из них окажется фантазером, ступившим на ложный путь, зато попадутся и настоящие гении, опередившие свое время. И это главное оправдание тому, что Фонд до сих пор остается семейным предприятием. Передав капитал специально назначенному совету или государственным чиновникам, мы утратим свободу решений.

– Поня-атно, – протянула София.

Раньше Руфус часто говорил о своей работе, но она впервые услышала об истинных причинах существования организации, которую Майлз считал позорным анахронизмом.

– И никто из кузенов не поддержал твоего Кобба?

Вообще-то он сам виноват. Я просил его представить на рассмотрение детальную заявку, чтобы наши скучающие эксперты могли вцепиться в идею зубами, и еще один короткий доклад членам правления, объясняющий популярным языком, что он предлагает. Кобб прислал первое, но не второе. После пары бесполезных напоминаний я написал ему и предложил переслать короткий доклад мне, полагая, что я вполне смогу его обработать.

– И что случилось?

– Материал я так и не получил. Зато Кобб сам появился на собрании Фонда, гордо неся сорок страниц заявки, которые написал в поезде. Отвратительный почерк, половина текста перечеркнута, добавлены изменения и мысли, пришедшие ему в голову позднее, строчки расползаются в разные стороны, страницы перепутаны…

– О боже! Не могу удержаться от смеха, хотя это довольно печальная история. Ты уверен, что он гений?

– Уверен. Но больше всего меня приводит в бешенство то, что, когда я расшифровал его заявку, она оказалась блестящей. Я хочу перепечатать ее и заставить членов правления прочесть перед осенним собранием. Тогда я бы мог уговорить Кобба приехать сюда вновь и сделать еще одну попытку. Подключу к этому Венди, как только мы немного освободимся, хотя один Бог знает, когда это будет.

София отодвинула свой поднос и откинулась на подушки. Помолчав немного, она сказала:

– Знаешь, я могла бы перепечатать эту заявку. Папа заставил меня пройти курсы машинописи, прежде чем я поступила в кулинарный колледж. У меня не было практики, но, думаю, навык остался. Только у меня нет машинки.

– В офисе есть маленькая портативная. Ею никто не пользуется… София, ты действительно этого хочешь? Разве ты не слишком занята малышкой и всем остальным?

– Она спокойный ребенок, и у меня есть Марджи.

Руфус обрадовался – то ли за Кобба, то ли за себя, София так и не поняла. Вызвавшись добровольно помочь мужу в порыве милосердия, она вдруг обнаружила, что загорелась его энтузиазмом. София чувствовала возрождающееся восхищение Руфусом, которое, как она думала раньше, ушло навсегда. Они поговорили еще немного о Коббе и его проекте. Проснулась Фредерика и захныкала.

– Ага, – сказала София, – время ужина.

Руфус встал и подошел к колыбели. Глядя на дочь, спросил с тревогой:

– Ты любишь ее так же сильно, как Пирса, да?

– Что за странный вопрос? Конечно, люблю. Я ее очень сильно люблю.

– Я боялся, что ты будешь относиться к ней по-другому… – пробормотал он.

София поняла, что муж имеет в виду, и покраснела.

– Это совсем не так. И кроме того…

И кроме того, прошлое вдруг потеряло для нее значение.

***

Майлз приехал в отпуск в июне. В день, когда он должен был появиться в Ринге, Норрисы устраивали вечеринку с купанием. Гилда приобрела новую шашлычницу и установила ее рядом с бассейном, желая испробовать. Были Виктор, чета Шоу, Венди и еще человек восемь, включая последнего бойфренда Гилды, молчаливого чернобрового Скотта из ВВС Великобритании. А вот Джо Ленчерд приглашен не был – вероятно, Гилда подумала, что священник может испортить лихой настрой вечеринки. Значит, Майлз не придет тоже… Это отчасти разочаровало Софию, отчасти принесло облегчение.

Вечер был светлым и прохладным, с холмов дул легкий надоедливый ветерок. Ни одна из женщин не обнаружила ни малейшего желания купаться. Они стояли вокруг бассейна в теплых кардиганах, потягивали джин и коньяк и с вежливыми улыбками отвергали все мольбы Гилды.

– Ну пойдемте же! – уговаривала Гилда, одетая в зеленый купальник и полосатую пляжную тунику. – Вода теплая!

– Ради бога, прекрати приставать к людям, – сказал ей муж. Он пытался разжечь древесный уголь под грилем, и Венди ему помогала. Дик только что обжегся, и голос его звучал раздраженно. – Эта штуковина работать не собирается! Говорил тебе – нам нужна репетиция.

– О, чепуха! Попроси Ненси сделать это вместо тебя. А пока мы загоним в бассейн парней. Руфус! Виктор! Колин! Вы готовы?

Вскруживший ей голову Скотт был закутан в большое банное полотенце. Скинув его, он выставил на обозрение самую волосатую в мире грудь, которую София когда-либо видела.

– Это, по-моему, перебор! – шепнула она Руфусу. Он усмехнулся. – Ты собираешься плавать?

– Кто-то же должен. Иначе нам не будет покоя.

Он отправился в дом переодеваться, через несколько минут вернулся и нырнул в бассейн, присоединившись к Колину. Гилда бегала по бортику и пронзительно выкрикивала одобрения. Наконец отважились войти в воду Виктор и Скотт. Остальная компания собралась вокруг бассейна понаблюдать, как квартет рассекает узкую полоску тусклой воды. Трое плыли с неуклюжей бравадой, брызги летели во все стороны, Руфус проносился мимо бесшумно, грациозно, без усилий. Наблюдать за человеком, чувствующим себя в чуждой среде как в своей стихии, было эстетическим удовольствием.

Бассейн окружали зеленые кусты в кадках, за ними застенчиво поблескивали на фоне деревьев и холмов окна нового дома Норрисов. София краем глаза видела, как Дик и Венди стоят на коленях рядом с тлеющими углями, будто почитатели некоего языческого божества, как Гилда повернулась поприветствовать кого-то вновь прибывшего, и мгновение спустя знакомый голос рядом с ней произнес:

– Привет, София!

– Майлз!.. Как ты сюда попал?

– Когда я услышал, что здесь будет вечеринка, я позвонил Гилде и напросился на приглашение.

– В первый же вечер дома?

– Я очень хотел тебя увидеть.

Сердце Софии скакнуло, как норовистая лошадь. Она посмотрела налево, направо, но все были поглощены борьбой в бассейне, где Руфус и Колин пытались отобрать большой резиновый мяч у Виктора. Под прикрытием криков и плеска воды она позволила себе сказать:

– Разлука была мучительно долгой.

Майлз совсем не изменился. София почувствовала… нет, она не знала, что почувствовала. Все произошло слишком быстро, чтобы можно было понять это…

Мужчины в бассейне закончили игру и выбирались из воды, их зеленовато-белые русалочьи тела вновь обретали нормальный вид.

Руфус подошел к Майлзу и Софии.

– Привет, – сказал он, – значит, ты приехал. Как прошло путешествие?

– Неплохо. Я собирался утром нанести тебе визит.

– Велю постелить красный ковер.

Капли воды блестели на мускулистой груди Руфуса. Майлз в своем сером костюме казался более цивилизованным, хотя и приехал прямо из дикой Африки. София ощутила слабый антагонизм между двумя мужчинами, которого прежде не замечала.

Руфус и Виктор отправились переодеваться, а Гилда попросила Софию помочь ей с ужином.

– Мне нужна моральная поддержка! Дик и Ненси недовольны моим прекрасным грилем. Они говорят, что слишком холодно есть на открытом воздухе. Полная чушь!

– Верно, чушь, – согласилась София, которая не забыла взять теплый пиджак, зная страсть Гилды к еде на природе. – Представь себе, Майлз вернулся.

– Моя дорогая, он сам к нам напросился. Я, скажем так, была сильно удивлена, поскольку он совсем не мой тип. – Гилда с искренним недоумением похлопала ресницами. – Никогда не могла общаться с интеллектуалами. Я не имею в виду Руфуса, конечно.

– Руфуса едва ли можно отнести к интеллектуалам.

– Разве? Кстати, мы должны найти Майлзу жену – он ужасно одинок. Как насчет Венди?

– Венди? Нет, по-моему, она не подходит.

Они вошли в дом и остановились в холле. Гилда, задумчиво глядя на Софию, сказала:

– Чем быстрее Венди найдет мужа, тем лучше, потому что, по-моему, она закидывает удочку на Руфуса. Не могу понять, почему ты позволила ему держать такую привлекательную секретаршу. Я, например, всегда сама принимаю на работу женский персонал в офисе Дика.

– Право же, Гилда! У тебя на уме один секс. У Руфуса никого нет, я бы знала.

– Свежо предание…

Из кухни появилась Ненси с блюдом горячих сосисок и неодобрительно посмотрела на Гилду:

– Вот вам! Единственная еда, должным образом приготовленная. А если бы у вас была хоть капля здравого смысла, вы бы поели в доме, сидя за столом.

Ненси, старая служанка Норрисов, относилась к хозяевам как к детям, а к своим основным питомцам, Иво и Лео Норрисам, семи и пяти лет, дурачившимся на лестничной площадке в своих пижамках, проявляла гораздо меньше интереса.

– О, Нен, не приставай с пустяками, – отмахнулась Гилда.

На самом деле в саду было совсем неплохо. Гости собрались вокруг теплой жаровни, устроившись на ковриках и подушках. София сидела близко к Майлзу и прислушивалась к его словам, когда он пытался объяснить Валери Шоу, что это значит – жить в одиночестве в джунглях.

– Это как игра на необитаемом острове, да? – спросила Валери. – А какие вы берете с собой книги?

– «Мэнсфилд-парк», – ответил Майлз, перехватив взгляд Софии.

Это был его любимый роман, о котором они не раз яростно спорили в письмах. София не выносила Фанни Прайс <Фанни Прайс – персонаж «Мэнсфилд-парк», романа английской писательницы Джейн Остин (1775-1817).> – страдалицу и педантку, вполне способную учредить Клуб последовательниц терпеливой Гризельды. Она скорчила рожицу Майлзу и в этот момент заметила, что Руфус наблюдает за ними обоими.

– Вот почти половина цыпленка! – завопила Гилда, недовольная тем, что гости мало едят. – Руфус, возьми ножку. Ну давай же, расправься с ней, как пещерный человек! Послушай, – обратилась она к Скотту, – если хочешь узнать, что такое быть пещерным человеком, вот к кому тебе следует обратиться. Руфус одно время почти не вылезал из-под земли, он даже таскал туда с собой бедную Софию. Не могу себе представить, что они могли делать там внизу. Думаю, он просто дикарь!

Наступила ужасная тишина, когда все поняли вдруг, что Руфус не был в Гауберун с той самой ночи, когда там потерялась его жена, а сама София не выносит даже упоминания об этих пещерах. Дик что-то шепнул Гилде, и она торопливо забормотала, что это всего лишь шутка и София не возражает.

– Правда, София?

– Разумеется, – произнесла та с пересохшим горлом. Она не посмотрела, как Руфус воспринял «шутку».

Ей этого не требовалось.

– Неплохая вечеринка, – сказала София позже, когда они были уже на пути домой. – Никто, кроме Гилды, не хотел барбекю. И все же она выиграла состязание. Заслуженно.

– Да.

София бросила вопросительный взгляд на мужа. В тусклом свете приборной доски мрачное выражение его лица совсем не казалось ободряющим. Почти забытое предостережение об опасности кольнуло ее нервы. В последние несколько месяцев после рождения Фредерики, пока она помогала Руфусу, печатая на машинке, они немного сблизились, расслабились, стали больше общаться. И то, что он впал в свое прежнее расположение духа именно в этот вечер, когда приехал Майлз, было зловещим предзнаменованием. Но ведь ему невдомек, что возвращение Майлза имеет для нее особое значение. И что такого он мог увидеть сегодня вечером? Что там было видеть?

– Надеюсь, ты не подхватил в бассейне простуду, – пробормотала София.

Нет ответа. Атмосфера стала наэлектризованной. Последние два года не было никаких скандалов, в значительной степени благодаря тому, что Руфус сам не давал волю безрассудным припадкам ревности. Ужас той ночи в пещерах, видимо, заставил его держать свои чувства в узде, но все же не изменил того факта, что по натуре он чудовищно ревнив. София даже мысли не допускала, что муж когда-либо сможет избавиться от этой дьявольской черты характера. Она была совершенно уверена, что Руфус сочтет ее тайную дружбу с Майлзом веской причиной стать еще более жестоким, чем прежде. У Софии вспотели ладони. Когда муж перестанет дуться и начнет задавать вопросы, она должна быть готова ко всему. Не важно, сколько лжи ей придется нагородить, главное – заставить свои слова звучать убедительно.

– Гилда сказала это нарочно или по глупости? – внезапно нарушил молчание Руфус.

– О чем ты? – ошеломленно спросила София.

Муж не отрывал взгляда от дороги.

– Знаю, мы притворяемся, будто ничего не случилось, и это, вероятно, единственный способ продолжать жить вместе. Но если Гилда собирается насмехаться…

– Ох! – выдохнула София. Какой же идиоткой она была, какой эгоисткой! Дура, неврастеничка! Так погрузилась в свои переживания по поводу отношений с Майлзом, что почти не заметила неудачную шутку Гилды о пещерном человеке. – Это случайное совпадение. Ты же знаешь Гилду. Она вовсе не хотела тебя уколоть, тем более что я никогда не рассказывала ей о том, что произошло. А ты думал, что я ей все выложила?

– Я был не уверен. – Он погладил ее запястье. – Прости, милая.

***

София и Майлз пару раз встречались на публике, искусно притворяясь равнодушными друг к другу. Прошла неделя, прежде чем они смогли условиться о свидании наедине. София попросила у Руфуса машину под предлогом, что хочет купить в одной деревне кружево ручной работы. Она пересекла Азу по мосту Карлтон, свернула налево и потряслась по извилистому проселку через зеленые луга в сторону заброшенных рудников.

Постепенно деревья редели, дорога становилась все ухабистее, а местность – дикой, густо заросшей травой и заваленной камнями. София миновала небольшую каменоломню над пещерами Гауберун и, добравшись до центра горной выработки, замедлила ход. Майлз сказал, чтобы она ждала его здесь. А вот и он – вышел из кустов и помахал ей. София открыла для него дверцу машины.

– Наконец-то! Думал, никогда не дождусь тебя. Дай-ка мне на тебя взглянуть. Я с трудом верю, что у тебя уже двое детей. Как он обращается с тобой? У тебя все в порядке?

– Конечно, в порядке, – заверила София, чувствуя себя немного неловко. – Я же писала тебе. У нас вполне сносная жизнь, все гораздо лучше, чем было.

– Понятно.

Невозможно было не заметить нотку разочарования в его голосе.

– Давай не будем обо мне, – сказала София. – Теперь твоя очередь.

Майлз начал подробно рассказывать, и она с легким волнением слушала. Выглядел он не очень хорошо – был бледен, утомлен и явно не в духе. У нее возникло чувство вины: Майлз страдает из-за того, что так долго оставался в Африке, желая держаться подальше от нее. И конечно, депрессия усугублялась его отвращением к своей работе. Как будто в ответ на ее мысли, Майлз разразился гневной обличительной речью против Фонда.

– Мы же не собираемся все время сидеть в машине? – попыталась отвлечь его София. – Ты еще не объяснил мне, почему мы забрались в такую глушь.

– У меня для тебя сюрприз. За поворотом.

София завела мотор и поехала, куда он ей указал. За поворотом на обочине дороги стоял «форд», недавно купленный Майлзом, а за ним возвышался нарядный желтый фургон, похожий на огромный ломоть сыра.

– Боже мой, – прошептала София, – откуда это? Твой?

– Взял напрокат. Во-первых, мы с тобой не можем встречаться в твоем или в пасторском доме, а во-вторых, мне нужен тихий уголок, чтобы спокойно работать. Я последовал твоему совету – опять начал писать.

– Вот молодец! И что ты пишешь?

– Уже написал полдюжины статей. Кстати, я хотел тебя попросить… Если ты закончила печатать для сумасшедшего ученого Руфуса, не сделаешь ли кое-что и для меня? Я буду страшно благодарен.

– Конечно, сделаю, – с энтузиазмом пообещала София, радуясь тому, что Майлз наконец нашел дело по душе. – Ты хочешь, чтобы я перепечатывала твои статьи?

– Нет. Мой знакомый в Порт-Гордоне делает это для меня в своем офисе. Мне хотелось, чтобы ты напечатала три первых главы моей новой книги – я обобщаю в ней материал, который собрал о Ганди, о древнеиндийских мифах и обрядах. Могу сказать без ложной скромности, что моя теория происхождения ариев обещает стать революционной. Я покажу несколько глав издателям и надеюсь, мне дадут заказ закончить остальное. Если я сделаю первый шаг и продолжу писать статьи, со временем у меня появится возможность прекратить работать на Фонд. Ты не представляешь, какое изумительное чувство свободы я испытал только от одной мысли об этом!

– Уверена, ты должен сменить работу, – согласилась София.

– – А как ты? По-прежнему будешь рада дороге к отступлению?

– Ну, у меня все по-другому.

– Да, конечно, – быстро кивнул он, – я просто хотел убедиться.

Они забрались в фургон, и Майлз показал Софии картонную папку, набитую бумагами. Сверху лежала статья под названием «Бесплатная столовая для ученых» – грубая и злобная атака на Фонд Ленчерда.

– Но ты вряд ли сможешь это опубликовать! – София, пробежав глазами первую страницу, была шокирована и вместе с тем готова рассмеяться. – Я знаю, ты терпеть не можешь Ленчердов, но ведь они платят тебе… Если честно, Майлз, я бы не стала рисковать.

– Я был в отвратительном настроении, когда это писал.

София села на диванчик и продолжила читать. Ей было интересно, что он написал о Руфусе. Но когда она перевернула страницу, Майлз придвинулся ближе, и София почувствовала тяжесть его руки на своем бедре.

– София, дорогая, я не могу продолжать притворяться…

Она так резко отпрянула, что листы бумаги разлетелись по полу.

– Никогда больше так не делай! – Еще немного, и София влепила бы ему пощечину.

Майлз все понял. Сильно сконфуженный, он пробормотал:

– Прости. Этого не должно было случиться. Внезапный импульс… Ты такая красивая и… Не надо так смотреть, я ведь сказал, что сожалею! Теперь я буду держать себя в руках, обещаю!

Отлично. В ином случае я не смогу с тобой больше встречаться. Заниматься любовью – это вне обсуждения. Мы ведь договорились об этом в прошлый раз, когда ты приезжал домой.

– Не совсем так. Мы договорились, что останемся друзьями, пока у нас не будет возможности…

– Если ты намеренно создаешь эту возможность…

– Дорогая, у меня и в мыслях не было! Клянусь тебе!

– Не называй меня «дорогая»! Этого никогда не было в твоих письмах!

– Но мы сейчас не пишем писем.

Майлз поспешно отвернулся, встретив ее холодный, пристальный взгляд, и начал подбирать страницы с пола.

София наблюдала за ним. Гнев прошел, остались сожаление и угрызения совести.

– Было глупо с моей стороны приехать сюда, – тихо сказала она. – Вероятно, мне лучше уйти.

Это его ужасно расстроило. Он умолял ее остаться, позабыть последние несколько минут и доверять ему. Он будет так отчаянно одинок без ее дружбы и участия, которые значат для него гораздо больше, чем что-то еще в жизни. И у него будет разбито сердце, если он потеряет все то, чего ему так не хватает…

– Не думай, что я рассчитывал затащить тебя в постель. Это было бы недостойным поступком. Если бы я убедил тебя сделать то, что ты сама считаешь дурным, ты бы отвернулась от меня и возненавидела, а я бы этого не выдержал. Ты очень хорошая, София, и я вовсе не хочу, чтобы ты менялась. Пожалуйста, поверь мне!

– Я тебе верю. На самом деле, я вовсе не такая хорошая, но это сейчас не имеет значения. Ты не угостишь меня чаем?

Майлз поставил чайник и достал две чашки из маленького буфета. В пекарне в Ринге он купил пакет пончиков, и София нашла это странно трогательным – в пончиках было что-то наивное, простодушное, они никак не могли оказаться частью заранее спланированного обольщения.

Готовя чай, поглощая пончики и моя посуду, Майлз вновь обрел бодрость духа, и вскоре они опять болтали как ни в чем не бывало. И только в одиночестве, на пути домой, с его рукописью на заднем сиденье машины, София задумалась о том, что произошло.

Когда они встретились на барбекю у Гилды, она ни в чем не была уверена и всю последнюю неделю не могла принять решение. Теперь, после того как порыв Майлза не пробудил в ней ответной искры, все стало ясно. Прежнее притяжение исчезло. И это, конечно, к лучшему – ей не хотелось пережить состояние влюбленности в Майлза… Софии вдруг стало стыдно – она почувствовала себя обманщицей из-за того, что позволила Майлзу думать, будто держит его на расстоянии только потому, что «такая хорошая». К тому же его сегодняшний порыв был вполне понятен: он жил, как отшельник, в джунглях и вернулся в Англию по-прежнему одинокий и мучимый любовью…

«Какая же я эгоистка», – думала София, трясясь по сельской дороге в лучах вечернего солнца. Она никогда не забудет, какой опорой был ей Майлз, когда она находилась на грани нервного срыва. И по этой самой причине признательность и дружеская привязанность к нему со временем стали еще крепче. А он… он, угнетенный, изнуренный, сытый по горло работой, понял, что его любовь безответна. Настала ее очередь помочь ему. И пока самое полезное, что она могла сделать, – это напечатать его книгу и поддерживать его, когда он продолжит писать. София знала, что это означает несколько тайных визитов в фургон, но в данных обстоятельствах было бы нечестно возражать.