Мы с Ли вышли через главный вход. В руках у профессора был дипломат, исписанный формулами; от этого вид у него был еще более глупый. Когда он объяснял технические детали плана, его ковбойский английский становился вполне вразумительным.

— Согласно Барбуру, Хокингу и Лю Суню, — сказал он, когда мы сели в его автомобиль, — Время — это иллюзия. Мы живем в вечном настоящем, существуем каждую секунду во всех эпохах. Отдельные Вселенные, как бусины на нитке.

— Это я слышал, — ответил я. — Мы — бусины, Время — ожерелье. Но какое отношение имеет эта теория к нашей задаче?

— Ожерелье Времени петляет, — таинственно произнес Ли.

— Ну и что? — Я был не так уж пьян, но и не трезв. Мне было интересно узнать, куда мы направляемся, но я решил не задавать вопросов. Моя роль заключалась, насколько я понимал, в том, чтобы создавать иллюзию вестерна — стрелять, скакать и т. п.

Автомобиль Ли производил много шума. Мы ехали по булыжной мостовой назад в сторону кампуса. Я с трудом различал то, что говорил мне Ли, а он продолжал объяснять, что, так как Время понятие относительное, доступ к алгоритму должны иметь два человека — в связи с «субъективная фактора», как он выразился.

— Какому алгоритму? — просто ради вежливости спросил я.

— Математического проникновения в завтрашний день.

— Значит, наше путешествие во времени имеет какое-то отношение к математике?

— Именно так, — ответил Ли и повернул к кампусу.

— Понятно, — ответил я.

Китаец включил первую скорость, и машина задергалась. Китайцы, похоже, думают, что таким образом можно ехать быстрее. Оказавшись снова в кампусе, я почувствовал себя увереннее. Даже теория чокнутого профессора казалась тут более или менее связной. Час, потерянный в знакомой обстановке: и окажу услугу Большой Птице, и обещание, данное Хелен, выполню. Я же сказал ей, что не вернусь на квартиру до десяти часов. По крайней мере, тут реальное дело, а не какой-то там кинотеатр.

Но дальше я уже чувствовал себя не так уверенно. Ли проехал мимо здания факультета и остановил машину у студенческого корпуса. Здесь я редко бывал. Хотя занятия уже закончились и почти все разъехались на каникулы, но повсюду раздавалась громкая музыка в стиле рэп — еще одно доказательство того, что большинство студентов Свика истинные головорезы и хулиганы; словно это и так не ясно, вон, стоит лишь взглянуть на тех немногих, что еще бродят по кампусу.

Дальше — хуже. Оказалось, что у Ли есть ключ от подвала.

Мы спустились туда, он закрыл дверь и включил свет. Мы стояли в большом пустом помещении без окон, с бетонным полом, словно я вернулся в детство, в Теннесси, и попал в подвал церкви. И даже на стене висели большие часы, как и там; мальчиком я подолгу за ними наблюдал.

На часах было восемь сорок семь. Еще рано, впереди длинный-длинный вечер, самый длинный в моей жизни, как выяснится потом.

В центре подвала стоял знакомый предмет, но совершенно непонятно как тут оказавшийся. Планер — старинный, металлический; именно такой мы использовали вместо качелей на террасе в доме бабушки в Теннесси. Планер был выкрашен в тускло-оранжевый и голубовато-серый цвет, висел он на низко опущенной квадратной раме.

Сначала я решил, что попал на склад блошиного рынка или распродажу старья, но потом заметил загадочную улыбку Ли.

— Это она и есть? — Я пнул планер, он заскрипел. — Твоя машина времени?

— Нет. — Ли достал из дипломата мини-компьютер и постучал пальцем по маленькому дисплею. — Вот математика завтраснего дня. Планер просто для сидеть.

Я подумал, что наш час может затянуться, но все же забрался в планер и попробовал раскачаться, как на качелях. Я помнил этот скрипучий звук — звук моего детства. Он больше походил на жалобный, пронзительный визг. Мне он всегда напоминал мышиный писк.

— Субъективная фактора, — произнес Ли. Он поставил свой дипломат на пол рядом с планером и сел рядом со мной. — Сидим на одном металле. Одинаковые уравнения полей. Двигаемся, но остаемся на месте. Все хоросо для математики завтраснего дня.

Математика завтрашнего дня.

— Пусть будет так, — ответил я. — И что теперь — раскачиваемся? — Я пнул планер.

— Придерзи лосадей. — Ли затормозил ногами, планер закрутился вокруг своей оси и остановился. Ли показал на часы. — Петля начинается в девять.

— Пусть так. — Было восемь пятьдесят шесть.

— Придерзи лосадей, Казинский из Джерси. — Он улыбнулся и достал из кармана своей ужасной куртки-сафари какой-то предмет, который я принял за зажигалку. Но оказалось, что это малюсенькая (и довольно милая) цифровая камера.

— Смотри! — сказал он.

Я сунул камеру в карман и пожал плечами. Часы на стене показывали восемь пятьдесят восемь. Я подумал, что если продержусь этот час, то в результате все останутся довольны, а я в десять ноль-ноль спокойно смогу пойти домой. Я представлял себе, каково будет в квартире без Хелен, но не мог представить, как там будет без ее маленькой собачонки.

Ли что-то крутил на своем ручном компьютере, на маленьком дисплее мелькали цифры.

— Три пути, — сказал он, не поднимая глаз. — Три возмозных слутяйностя. Первая слутяйностя — алгоритм не работает, никто нитего не теряет и нитего не полутяет. Самая вероятная слутяйностя. Второй алгоритм завтраснего дня слиском хоросий, а это знатит, сто мы улетим слиском далеко, до самого Конца Времени. Третий алгоритм правильной работы, в этой слутяйности мы пролетаем ссерез мультивселенную одну микросекунду, потом кусокь побольсе, потом ессе больсе и до трех…

— Ого, — сказал я. — Конец Времени?

— Вряд ли, — заметил Ли. — Только если квадратный кореня из квадратного кореня первой бесконетьной прогрессии раз делится на третье целое тисло нижнего равенства, сто вряд ли. Так сто нет проблем.

Нет проблем? Судя по часам на стене, было девять ноль-ноль.

— Ну вот, теперь вперед. — И я слегка раскачал планер.

— Придерзи лосадей! — Ли взял меня за руку. — Дерзи руки! Субъективная фактора.

Держи руки? Но я не успел ничего сказать — Ли нажал кнопку «ВОЗВРАТ» на компьютере. На экране одна за другой замелькали цифры.

Ли раскачивал планер изо всех сил, я пытался удержать его в равновесии (точно так же, как делал в детстве с бабушкой), и вот я снова услышал писк целого полчища мышей.

Цифры мелькали все быстрее и быстрее, пока экран жидкокристаллического дисплея не превратился в одно цветное пятно. Мы раскачивались туда и сюда, как обычно бывает на планере, — никакой дуги, никакого движения вверх-вниз, просто вперед и назад. Что-то стало мигать у меня перед глазами: то ли свет в помещении, то ли еще что. Часов на стене я уже не видел, да и стены самой тоже. Внезапно и скрип прекратился, а вот мигание — нет. Вдруг я почувствовал резкую боль в колене и старый, знакомый запах…

Затем планер снова заскрипел и почти перестал качаться; экран портативного компьютера Ли был чист, только в самом центре мигал курсор (я обратил внимание на него, потому что курсор не должен находиться в самом центре экрана). Я огляделся, все показалось мне совершенно незнакомым — так часто бывает, когда неожиданно просыпаешься от глубокого после обеденного сна в собственной комнате.

На часах было девять пятьдесят пять.

Ого! Я показал пальцем на часы и спросил:

— Как это тебе удалось?

Ли улыбнулся. Все той же таинственной улыбкой…

— Что произошло?! — спросил я, вытаскивая свою руку из руки Ли. Боль в колене прошла. Запах еще остался, но он быстро улетучивался, подобно сну. Такой знакомый, вот-вот, кажется, я вспомню, но нет, все прошло, и запаха не осталось.