В густых зарослях Гай сложил оружие, воду и консервы. Еще до ливня сжег дом и засел в свое укрытие. Складов он уничтожать не стал — пусть товары достанутся неграм. Все устроилось очень удачно: вода смоет следы, ищеек у восставших нет. Теперь он в полной безопасности, практически попросту недосягаем. «Сейчас посижу немного и послушаю: толпа должна явиться скоро, если только из деревни увидели дым. Это время следует оставаться начеку. Негры разграбят склад и возвратятся в деревню. Тогда я засну до вечера, а на ночь опять стану на часы. Завтра — конец этому кошмару».

Гай сидел на траве с карабином в руке и клевал носом. Он был окружен колючими кустами, пробраться через которые без треска и шума было невозможно. Их он считал надежной защитой.

Вдруг он почувствовал на плече что-то легкое, но чужое. Открыл глаза. Это была маленькая корявая коричневая ручка.

Ручка могла принадлежать только пигмею. Ее появление на плече Гая не было опасным, ведь пигмеи теперь стали его друзьями и союзниками. Но бесшумное проникновение человека в те самые кусты, которые он считал абсолютно недоступными, куда сам забрался с большим трудом, два раза упав и двадцать два раза уколовшись о колючки или зацепившись за них платьем, — эго было совершенно непостижимо! При нем находилось два карабина и три сотни патронов, и он был уверен в своей недосягаемости. Гай порывисто вскочил и обернулся, сжимая в руках оружие. Перед ним стоял Оро. Гай сразу узнал его по лысине на темени. Пигмей улыбался, застенчиво переминался с ноги на ногу.

Оро потащил его за рукав.

Гай указал на свою голень и сделал болезненную гримасу.

Пигмей кивнул головой и махнул рукой в направлении лесной чащи. Гай улыбнулся: «Поглядим, как ты выберешься из такой западни? Как же голый человечек полезет в колючки? Ладно, увидим… В моем распоряжении почти двадцать часов. Негры боятся пигмеев в лесных дебрях, и становище Бубу теперь самое безопасное для меня место. Так почему же мне не нанести визит королю и не провести день при его дворе?»

Гай туго набил патронами две сумки, повесил их через плечо, сунул в карманы спички, компас и два медицинских пакета с бинтами, взял в руки заряженный карабин и обернулся к Оро.

Но в укрытии уже никого не было.

Гай полез сквозь колючие ветки и торчащие сучья, натыкаясь на шипы и ломая сапогами особенно угрожающую поросль. Карабин и сумки цеплялись за каждый сук, и каждая колючка норовила сделать дыру в его рубахе, и когда с проклятиями он наконец выбрался на поляну, то увидел Оро, сидящего на зеленой траве. Он, как Гаю показалось, с удивлением смотрел на европейца, пока тот утирал ручьи пота, переводил дух и осматривал новые ссадины и уколы.

Они вернулись на факторию. Гай выволок со склада мешок с солью, показал соль Оро и дал ему горсть. Оро мгновенно сунул соль в рот и стал с удовольствием сосать ее, спросив жестами: не хочет ли Гай подарить эту драгоценность пигмеям? «Ого-го!» — восторженно крикнул он на утвердительный кивок и уже повернулся было к лесу, но Гай опять зашел в помещение и отобрал стеклянные бусы, штуку ткани и несколько пачек сигарет. Пачки и сверток сунул пигмею в руки, взвалил мешок на спину, и они углубились в лес напрямик, без дороги.

Тащить по гилее мешок с мокрой солью, карабин и две сумки с патронами — не так-то просто: грязь скользит под ногами, зелень не дает разглядеть дорогу, лианы цепляются за ноги и за мешок. После двух падений Гай передал пигмею оружие и амуницию и потащил только мешок. Стало легче, но лишь теперь он оценил труд носильщиков, которые тащили на головах тяжелые тюки и сотни километров шли по этим дебрям босые, и вся затея показалась пустой фантазией. Жалко бросать соль, но что же поделаешь…

Однако едва он жестом объяснил, что хочет идти дальше без мешка, как пигмей заволновался. Бросить такую уйму соли?! Оро долго не понимал, потом вдруг разгадал жесты Гая. Отдал обратно коробки, сверток и карабин, свой лук повесил на шею, стрелы в зубы, а мешок, кряхтя от натуги, взвалил себе на загривок. Нужно было видеть человечка ростом с десятилетнего мальчика и с такой ношей! Гай уже перевел дух и готов был опять тащить соль, ведь она была его главным подарком и источником живейшей радости. К его величайшему удивлению, Оро тащил мешок быстрее, легче и лучше Гая. «Почему?» — удивлялся тот. Потом понял, при его высоком росте грудь, плечи и мешок находились как раз на высоте разветвления кустов: иглы не давали продвигаться, листва мешала видеть почву впереди. Не видя земли под ногами, Гай постоянно цеплялся сапогами за лианы, скользил по грязи и камням и падал. Даже с тяжелым мешком на плечах Оро двигался не грудью, как Гай, а плечом — то правым, то левым, он скользил через лес, подобно ящерице. Наблюдая пигмея сзади, Гай видел, что его движения экономны, целесообразны и грациозны. Гай видел пока только двух пигмеев, но уже начинал понимать, что они лучше его самого приспособлены к среде, их рост и сложение — это не случайность и не следствие вырождения, но, напротив, огромное достижение природы результата длительного отбора и приспособления. Пигмей в лесу похож на рыбу в воде и птицу в воздухе — он целесообразен, совершенен, красив.

Гай брел позади, наблюдал, размышлял и проникался уважением.

Мешок на спине Оро мелькал в зелени, исчезал и появлялся снова. Время от времени Оро поднимал голову, поводил треугольным плоским носом в воздухе, как лесной зверек, сопел, быстро шарил по ветвям и листьям глубоко запавшими черными глазками и пускался дальше, а Гай спешил за ним. Потеряйся пигмей среди ветвей — и Гай погиб: ему самому никогда не найти фактории или дороги даже с компасом в руках! Он безумно устал. И лес вдруг расступился, показалась обширная лагуна и склонившееся над ней пышное дерево. На ветви сидел пигмей. Он уже услышал треск шагов Гая. Чтобы лучше рассмотреть идущих, человечек быстро одел лук на шею, взял в зубы стрелы, скользнул вниз, уцепился одной рукой за лиану и повис над голубой водой. Потом раскачался, прыгнул на нижнюю ветку, пробежал по ней, спрыгнул в папоротник и исчез.

Это был часовой.

Они обогнули лагуну и увидели пигмейское становище. На лужайке стояло десятка три хижин совершенно одинакового вида. Позднее Гай разобрался в технике постройки этих жилищ. Она оказалась простой и целесообразной.

К удивлению Гая, Бубу уже работал — он отправился вместе с мужчинами за мясом недавно убитого слона, а женщин послал за хворостом. Вечером предполагалось великое пиршество и шумный праздник. Все это Гай узнал от Оро и нескольких пигмеев, которые не вышли на работу по болезни или были оставлены в поселке в качестве охраны при тлеющих очагах. Тут же копошились и дети.

Технику разговоров с пигмеями Гай усвоил довольно быстро. Пигмеи своего языка не имеют и говорят на языке соседних негритянских племен. Они низводят словесную речь до несколько десятков слов, произносимых без грамматических изменений, отрывисто и со странным акцентом, но главное — поистине мастерская сценическая игра, где мимика, жесты, движение тела и целая гамма звуков отражают чувства, создают основной фон. Слова лишь уточняют смысл. Как только это стало ясным Гаю, он научился схватывать смысл их речи и объяснять, что хочет сам.

Гаю захотелось посмотреть, как работают женщины. Через минуту он уже вошел в лес. Его повел подросток лет десяти. Мальчишка шел впереди, тихонько напевая и грациозно изгибаясь среди колючек. Страшная мамба выползла из кустов, и они судорожно рванулись назад. Гай непроизвольно сжал в руках карабин. Мальчишка выждал момент, когда голова гадины вползла в куст на другой стороне тропинки и перед ними бесконечно потянулось тонкое мерзкое тело, равнодушно шагнул через грозу экваториальных лесов короткими босыми ножками и зашлепал по грязи дальше. Гай смотрел на него сзади. До наступления половой зрелости пигмеи растут совершенно нормально, и его проводник выглядел так же, как десятилетний европейский мальчик. Но потом рост приостанавливается за счет прекращения роста нижних конечностей. Пигмеи мускулисты и прекрасно сложены, но ноги их коротки, поэтому руки кажутся слишком длинными, а торс — непомерно грузным.

А что они едят? Сейчас Гай увидит, они идут к сборщицам: он встретит прекрасную половину пигмейского народа и рассмотрит хорошенько ту еду, которую они собирают.

Покойный мсье Шамси носил обувь на два номера большую, чем Гай, и, чтобы обуться в его сапоги, пришлось натянуть на ноги две пары его же нитяных чулок. И вот у Гая мелькнула мысль — снять сапоги, пойти дальше в одних чулках и попытаться перенять походку пигмея. Попытаться полнев приспособиться к лесу. Сказано — сделано: он понес сапоги в руках и начал змееобразно вертеть плечами и бедрами на пигмейский манер, стараясь не задеть ни одного листка и не зацепить ногой ни одной лианы. Извивался вполне добросовестно, и пот полил с него ручьем, но опыт все же удался: Гай стал бесшумным, как пигмей!

И удивительное дело! Лес словно ожил, подошел ближе и заключил его в дружеские объятия… Едва Гай перестал топать и хрустеть, как насекомые и птицы не стали обращать на него внимания и лес на их пути вдруг заговорил на тысячу голосов. Оказалось, что полное молчание было только той мертвой зоной, которую европеец сам всегда и всюду носит с собой. Гай стал тише, а лес наполнился звуками! Больше того, раньше чуткое зверье заранее исчезало с их пути, и лес казался необитаемым. Теперь за полчаса неслышного продвижения вперед он имел возможность заглянуть в подлинную лесную жизнь. Животные виднелись справа и слева, они неожиданно открывались среди листвы и лиан в непринужденных позах и совсем близко. Вот роется у корней лесная свинья, там чешет рогами свой полосатый бочок лесная антилопа… Значит, необитаемость этого леса оказалась тоже вынужденной и мнимой.

Женщины и дети шли цепью, молча, работая глазами и руками с изумительным проворством. Труднее всего было найти хворост для костра: в этом царстве вечной сырости отмершие ветки не высыхают, а превращаются в гнилую слизь. Но опытный взгляд пигмеек замечал то, что было скрыто от Гая зеленым сумраком, убийственным однообразием и роскошью растительности. Они искали глазами, а не руками. Не рылись в зелени наобум, надеясь на счастье, а молниеносным взглядом оценивали сумрачные стены вокруг и вдруг протягивали руку, хватая сразу то, что нужно: сочный плод, нежные бутоны, жирную ящерицу, мясистую улитку, дождевого червя, рыбешку из лужи, мягкий молодой корешок. Особо аппетитные кусочки съедались тут же. Несколько волосатых гусениц исчезло во рту лакомок прежде, чем старуха крикнула на них. Каждая сборщица делала из листьев фунтик и держала его в левой руке, постепенно наполняя всякой снедью. Потом фунтик помещался за спиной между пучками хвороста. Незаметно они подошли к становищу. Тут все грянули веселую песню, и отряд бодро поковылял к хижинам.

Еще издали Гай увидел, что его мешок стоит под раскидистым деревом, как стоял. Все было в порядке. Только охрана сбежала: оба охотника сидели у одной из хижин и делали луки и стрелы. Дети толпились вокруг и наблюдали. Это был наглядный урок: ребята учились. Их ожидала трудная жизнь.

После прихода началось приготовление пищи. Костры ярко запылали, к жару сбоку пододвигались аккуратные зеленые пакеты с начинкой.

Потом сквозь шум леса и вопли обезьян издали донеслись звуки песни. Возвращались мужчины!

Они влились на поляну оживленной гурьбой. Каждый нес на плече палку с насаженным на нее огромным куском мяса. Мясо было гнилое, и воздух на поляне сразу наполнился сладковатым зловонием.

Встреча с Бубу началась с улыбок, взаимных похлопываний по плечу и приветливых пощелкиваний языком. Гай объяснил, что, когда еда будет съедена, он закончит пиршество раздачей соли и других подарков. Бубу согласился и принялся командовать.

Он сам и большинство воинов имели железные ножи, вымененные у негров на слоновые бивни. Куски мяса были ловко разрезаны на тонкие ломтики и положены на горячую золу. Пакеты из листьев с полупропеченной снедью скреплены палочками и перевернуты на другой бок. Все готово! Бубу дал сигнал к купанию.

Пока люди купались, вождь занимался своей раненой ногой. Он быстро помылся, но оставил ногу сухой, потом сел на траву и перевязал рану. Там, на фактории, она у него посерела и стала тусклой, как вареное мясо. На дне язвы копошились черви. Гай думал, что в условиях здешнего жаркого и влажного климата Бубу не избежит заражения крови. Но когда, сидя на траве и сердито бормоча, Бубу развязал лианки и снял листья, то под ними оказалась свежая раненая поверхность, ярко-красная и без червей. Почему? Бубу показал какой-то лист — он очистил рану. Затем жена Бубу (та самая старуха, которая распоряжалась в лесу во время сбора снеди) принесла фунтик из свернутого листа; в нем оказался дикий мед. Бубу смазал рану медом и долго искал какой-то другой лист. Гай подал ему один из тех, что уже были на ране. Нет, это едкие, разъедающие — они очищают, а нужны другие, успокаивающие. Старуха предусмотрела и это: лист подан, аккуратно наложен на рану и прикручен лиан кой.

Гангрены не будет. Это теперь ясно!

Все ели под раскидистым деревом. Мужчины отдельно от женщин, но обе группы сидели рядом, и шутки объединяли их в одно целое. Ели, смакуя каждый глоток пищи. Еда здесь добывается с трудом, и при всем внешнем великолепии лес для маленького голого человечка — суровое жилище: часто бывают дни без добычи, когда пигмеи едят только землю, чтобы обмануть чувство голода. Ведь запасов они не делают. Они живут днем или, точнее, минутой. Вот они сидят дружной семьей, еды много, и они едят. Они веселы, они счастливы. Пакеты исчезали один за другим, ленты мяса тоже. Все поедалось без жадности, без споров и ругани, но и без разбора, вперемешку. Наконец все съедено. Тут же, не вставая, все откидываются на спины и закрывают глаза. Вздувшиеся животы торчат кверху, кожа на них натянулась. На губах играют улыбки. Полчаса, неописуемого блаженства! После прихода мужчин Гай, по желанию Бубу, отобрал для себя лучшую пищу: три рыбы и несколько плодов. Рыбы много в этой теплой и богатой насекомыми воде; пигмеи выгребают добычу на мелководье ветвями с густой листвой. Гай подсолил рыбу и протушил ее в листьях прямо на золе. Получился недурной обед. Когда все растянулись отдохнуть, то и он с удовольствием прилег под деревом.

Но эти маленькие человечки — деятельный народ. Вот они уже шевелятся, поднимают лохматые головы, встают. Вечер надвигается. Надо спешить — до ночи предстоит еще много удовольствий!

Гай становится у мешка. Торжественный момент!

Ни драки, ни одного резкого слова. Взрослые и дети мирно толпятся вокруг, облизывают от нетерпения губы. Каждый получает горсть соли, моментально сует ее в рот и начинает сосать, морщась и улыбаясь от наслаждения. Все одобрительно смеются, подмигивают друг другу, шлепают в ладоши. Как властно организм требует соли! Все сосут с восторженным исступлением, и, раздавая соль горсть за горстью, Гай невольно вспоминал сцену раздачи воды у стен сахарской крепости… Как это было давно!

Соль роздана и съедена. Малыши еще дружно лижут вывернутый наизнанку мешок, а Гай уже приступил ко второму номеру программы: раздача ярких стеклянных бус.

Однако на лицах у всех разочарование: женщины разгрызли их и нашли, что внутри ничего съедобного нет. Это не орехи и не раковины. Все смотрят на Гая с недоумением.

Потом кто-то говорит, что это шутка, и, не дождавшись ответа, начинают хохотать. До упаду смеется вся деревня. Кончат и начинают заливаться снова: славно пошутил этот нелепый белый человек! Особенно смеются над теми, кто порезал себе губы и уже начинал сердиться: их считают, конечно, особенно одураченными и наказанными за жадность!

Штуку пестрой материи Гай эффектно бросил вверх, держа за один конец. Этот фокус вызвал одобрение. Но когда гость стал рвать материю на куски и давать их женщинам, то последние долго вертели в руках полученные передники и косынки и потом побросали подарки в кусты. Бубу объяснил, что они им вредны, как самому Гаю вредит платье: ведь он издали виден, в таком платье в лесу не подберешься к добыче и умрешь с голода.

Это была неудача. Пигмеи — дети, а у детей короткая память. Гай чувствовал, что соль уже забывается и его престиж заметно падает. Желая опять привлечь к себе внимание, он роздал сигареты и передал по рукам коробку спичек. Но сигареты были разжеваны и с досадой выплюнуты: шутки белого человека уже перестали нравиться. Спички переломали, но не смогли зажечь ни одной, несмотря на то, что Гай, медленно работая пальцами, зажег перед толпой несколько спичек. Показал зрителям, как с ними обращаться. Странно: на его глазах девушка ловила рыбу рукой в воде — одним молниеносным движением предельно послушных ее воле пальцев, а чиркнуть спичку — не смогла! Изображение человека на коробке пигмеи не поняли — их мозг еще не привык соединять линии и пятна в образ: они видели только то, что видели, и только.

Престиж Гая явно упал. Да кто он такой? Как он сюда попал? Все недоуменно обернулись к Бубу. Тогда выступил вперед Оро и рассказал о совместном шествии. Все смеялись до слез. Какая-то крохотная старушка попробовала потереть его кожу. Она ожидала, что он был так глуп, что вымазался в далеко видный белый цвет. Но нет, дело оказалось еще хуже: его кожа от природы белого цвета, и старуха это подтвердила всем, кто в ожидании вытянул шеи. Гай оказался просто уродом, обреченным на скудную охоту. Старуха покачала головой, ласково посмотрела ему в глаза и вдруг вытянула грязную маленькую лапку и провела ею по его волосам.

Сбросив Гая со счета, пигмеи принялись за свое обычное вечернее занятие — танцы, пение и игры. Женщины и мужчины соединились в группы, которые повели два хоровода. Притопывая и негромко напевая, они ходили гуськом по кругу, то поворачиваясь лицом к центру, то двигаясь в затылок друг другу. Иногда все клали руки на плечи тому, кто шел впереди, потом останавливались, топтались на месте и снова двигались вперед. Это было примитивное пение без ясно выраженной мелодии и слов, скорее ритмичное негромкое бормотание и примитивные танцы без определенных фигур и па, но с каким-то подобием ритма.

Гай лежал с закрытыми глазами и слушал.

Он думал, что пора двигаться дальше, к последней части программы, заданной ему Ла Гардиа. Найти попутчика на юг, осмотреть Катангу, эту сокровищницу Конго, и затем он Может возвращаться в Европу, оставив нерешенным вопрос о человеке будущего.

На следующий день пигмеи вывели его на безопасную дорогу и охраняли его, пока он не нашел себе попутчика.