Я была избавлена от грубости, но ни в коем случае не от нападок мистера Фицджеральда. Поскольку в десять часов утра из Вашингтона вернулся его превосходительство мистер Малленпорт и, после краткого заезда в резиденцию, немедленно принял у себя в кабинете бразды правления.

Я слышала через дверь его разговор с мистером Фицджеральдом. Естественно, я не могла понять, о чем шла беседа, но различала приятный пожилой голос, даже один или два раза слышала его смех, тогда как мистер Фицджеральд говорил более низко и, на мой взгляд, более беспокойным тоном.

Примерно в десять сорок пять его превосходительство позвонил. Я взяла блокнот, с некоторым трепетом открыла дверь и вошла. Я увидела плотного мужчину лет шестидесяти, чуть выше среднего роста, но очень прямого, с белыми волосами и загорелым лицом, который вышел из-за стола, протянув руку мне навстречу. Крепкое рукопожатие, добрая улыбка. Таким представляют идеального отца, подумала я.

— Хорошо, Мадлен. — Посол жестом предложил мне садиться и сам сел на свое место. — Оставьте, — сказал он, когда я открыла блокнот. — Вы с Джеймсом потрудились на славу. Лишили меня занятий. Сегодня я хочу послушать вас, так что обойдемся без формальностей. Как ваши дела? Как чувствуете себя, юная леди, в туфлях Евы?

Про себя я подумала, что это скорее испанские сапоги времен Инквизиции, чем туфли. Но вслух ответила:

— Она установила очень высокий стандарт.

— Да, — улыбнулся его превосходительство, — если что-то стоит делать, нужно делать это хорошо, но вы справились? — Последняя часть была вопросом.

— За одним или двумя исключениями, — ответила я и, чтобы быть честной, поправилась: — Четырьмя или пятью.

— Ах, все мы учимся на своих ошибках.

Посол смотрел на меня с дружеской проницательностью. Было легко понять, почему чарагвайцы так его уважали. Труднее вообразить, что тридцать лет назад он был перспективным молодым дипломатом вроде Джеймса Фицджеральда. Или наоборот, что однажды Джеймс Фицджеральд созреет до такого человека, как его превосходительство.

— И я слышал о вас много хорошего, юная леди.

— От?.. — Я не хотела называть имена, но мне доставило бы удовольствие и подбодрило, если хороший отзыв дал сам мистер Фицджеральд.

— От самых разных людей, — дипломатично ответил его превосходительство. — Вы вошли как круглый гвоздь в круглое отверстие. Посольство очень похоже на семью. Мы настороженно смотрим на новые лица. El amigo у el vino, antiguo. — И так как мой испанский был слишком плох для этой пословицы, перевел: — «Друзья и вино должны быть старыми». Но в посольстве вас, похоже, приняли очень сердечно.

Он остро взглянул на меня, словно мог уточнить это замечание, затем продолжал:

— И моя жена, и Хестер наслаждались вашим обществом.

— Они очень добры, — тепло ответила я.

— Хестер полезно иметь подругу своего возраста, — задумчиво продолжал он. — Время от времени она бывает своенравна. У Хестер не самый легкий характер — как у всех настоящих женщин.

В других обстоятельствах я могла предложить Еву. Но раз она и Хестер соперничали за мистера Фицджеральда, это было бы бестактно.

— Несомненно, после замужества она успокоится. И если моя жена читает знаки правильно… — Посол резко оборвал себя. — Да, ну, в общем, моя жена читает много знаков, — он улыбнулся, — и некоторые из них о вас.

Я выглядела удивленной, хотя надеюсь, что мне удалось достаточно быстро замаскировать это, и взволнованной.

— Она считает, что вы слишком стараетесь, не даете себе передышки. Я также заметил, что вы очень мало видели страну. Она очаровательна, но полна противоречий, поэтому требует некоторого изучения.

Я уловила за этими словами тончайший намек на предупреждение, словно слухи о моей дружбе с доном Рамоном уже достигли посольских ушей и его превосходительство хотел предостеречь меня в совершенно иных и гораздо более любезных словах, чем мистер Фицджеральд.

— Однако, — продолжал посол, — подошел срок ежемесячного снабженческого и инспекционного посещения англо-американской сейсмической станции в Беланге. Иногда со мной ездила Ева. Теперь ваш черед.

— С удовольствием, — сказала я. — Спасибо.

— Это интересная поездка. А хорошая компания, как говорится, делает любую поездку легкой. — Он объяснил, что сначала мы полетим междугородним авиарейсом, затем на лошадях поднимемся в горы, но непременно успеем вовремя на обед в резиденции. — Ну и славно. Думаю, мы с вами очень хорошо поладим. Теперь идите и поговорите с Джеймсом Фицджеральдом. Он сказал, что хочет выяснить кое-какие подробности незаконченного дела.

Незаконченное дело оказалось не совсем тем, о чем я думала, когда прошла через открытые решетки канцелярии и постучала в дверь кабинета первого секретаря.

Я чувствовала прилив крови к щекам и метафорически сжимала в потных руках свои защитительные документы. Мои уши были настроены на нюансы его интонации.

— Войдите.

И я увидела его неулыбчивое лицо. Он жестом показал на стул и без предисловий бросил:

— Сначала давайте обсудим ваш самый последний проступок.

Он поднял бровь, одновременно приглашая и осуждая. Я молчала, пока наконец не смогла больше переносить гнетущую тишину и, не выдержав, выпалила:

— Вчера вечером, вы подразумеваете?

— Да. Если нет другого, пока еще не открытого нарушения. — Я увидела, что его твердый рот почти тронула незаметная улыбка, в серых глазах горел огонек жестокого юмора.

Я отрицательно покачала головой.

— Хорошо, тогда выслушаем вашу версию. — Он скрестил на груди загорелые руки, откинулся назад вместе со стулом и посмотрел на меня из-под полуприкрытых век.

— С начала?

— С начала, — спокойно повторил он, — и ничего не пропуская.

Я приступила к сбивчивому пересказу вчерашних событий — телефонный звонок Мораг, встреча с Петизо, наш разговор, главным образом на языке жестов, его страх и почему я не расписалась, такси, наше возвращение в общежитие, появление машины дона Рамона и как дон Рамон подвез меня домой.

Мистер Фицджеральд слушал меня спокойно и без замечаний, затем мой голос затих.

— Ну-ка, вы не можете устать, мисс Брэдли. Вы ведь только что подошли к самому интересному?

Я скрипнула зубами и посмотрела на него с искренней ненавистью.

— Хорошо, — выдохнула я. — Когда мы добрались до резиденции, дон Рамон поцеловал меня — но это ничего не значит. Затем вернулись миссис Малленпорт и Хестер и увидели нас, но…

— Но после моих предупреждений, почему?

Я не знала, поэтому не ответила.

— И это было не впервые, не так ли?

— Да.

Я видела, что мой определенный ответ заставил его побледнеть от гнева.

— И это ничего не значит?

— Да.

С видимым усилием он сдерживал гнев. Потом заговорил снова, тихим и бесстрастным тоном.

— Почему вы велели Чико говорить всем, что были со мной?

— О, я не говорила, клянусь, — горячо возразила я. — Этого преступления я не совершала.

Мистер Фицджеральд задумчиво посмотрел на меня.

— Ладно, — размеренно произнес он. — Их и так достаточно.

— Чико хотел как лучше. Он только старается, чтобы все были счастливы, и часто говорит первое, что приходит в голову. Он сказал мне…

Я остановилась. Чико иногда говорил мне, что Хестер с мистером Фицджеральдом, но в тех случаях это было, разумеется, правдой. Мистер Фицджеральд больше не спрашивал меня. Он не проявил интереса к дальнейшему обсуждению Чико.

— Очень хорошо, — произнес он рассудительно и серьезно, как любой судья-вешатель. — Я принимаю ваше объяснение.

— Спасибо.

Он поднял одну бровь, уловив в моем тоне слабый намек на сарказм.

— Но вчера вечером вы понадобились мне, чтобы напечатать две новые директивы министерства иностранных дел.

— Напечатаю сейчас.

— Уже не нужно. Я напечатал сам.

Я вздохнула. Я наполовину выдохлась, наполовину злилась на замечательное умение этого человека уличать меня в ошибках.

— Ничего. Со времени приезда вы упорно трудились. Его превосходительство доволен. Тем не менее существует вопрос дисциплины и безопасности, что остается моим коньком.

— Регистрация?

— Точно.

— Я пыталась объяснить… — начала я.

— Ваши оправдания понятны, мисс Брэдли, но правило неколебимо. Для вашего же блага, как и всех остальных, я всегда должен знать, где вас найти.

Хотя он легко отпустил меня, что-то в том, как он произнес эти совершенно разумные слова, уязвило и возмутило меня.

— Это хуже, чем брак! — воскликнула я.

— О, я не знаю, — ответил он с омерзительной холодностью. — Все-таки не на всю жизнь. Вы всегда можете уволиться — или я могу послать вас собирать вещи.

Он долго ждал, чтобы нанести удар. Я прислушивалась к шумам на площади: группа индейцев расхваливала свой товар, колокола пробили одиннадцать часов. Затем, помедлив, подобострастно спросила:

— Это все, мистер Фицджеральд?

Он внезапно оглянулся на звук моего голоса и растянул губы в ледяной улыбке.

— Еще кое-что.

Мое сердце упало, первый секретарь взял розовую папку и проглядел ее.

— Поездка на сейсмическую станцию Беланга во вторник. Его превосходительство думает, что будет хорошо, если вы поедете.

Я с глубоким облегчением улыбнулась и кивнула.

— Жду не дождусь, — сказала я с энтузиазмом.

Джеймс Фицджеральд с любопытством посмотрел на меня. Его ответ был краток.

— Вы меня удивляете. Мне казалось, поездка покажется вам трудной и слишком утомительной.

— О нет, совсем наоборот. Я люблю путешествовать. И к тому же его превосходительство сказал, что мы успеем туда и обратно за один день.

— То есть, — подчеркнуто произнес мистер Фицджеральд, — мы.

— Его превосходительство и я, — твердо сказала я.

— Нет, мисс Брэдли, — поправил он. — Вы и я.