[]

Утренняя морозная тьма и чернила, снег и чистый лист – ужас этих подобий детства не для Фрейда: чернила не черные, бумага не белая.

Я выучился писать шестьдесят лет назад, и это была Победа! Господи, чего стоили эти палочки и хвостики, чего стоила эта тетрадь в косую линеечку и перо №86…

Вставочка, перочистка, прописи, чернильница-непроливашка, промокашка – забытые русские слова, и впрямь прошлого века. Писали мы с нажимом, не отрывая руки, как я позже догадался, – гимназическим, семинаристским, сталинским почерком еще позапрошлого века. Не дай бог, к перу приставал волосок! Перочистка была, как большая тряпичная клякса: ею мы играли на переменках в маялку, запрещенную игру. О, эта идеологическая, многолетняя борьба с любым прогрессом в орудиях письма! Скручивали пружинку из тонкой проволоки, монтировали под перо – получалась вечная ручка. Когда же у богатеньких учеников стали появляться настоящие вечные ручки, то они категорически изымались у владельцев педагогическим составом. Когда же вечная ручка стала нормой, началась борьба с шариковыми ручками – разрешалось только чернилами, пусть и без нажима.

Нажима я здесь, без чернил и пера №86, воспроизвести не могу, а пропись, пожалуйста…

Потом, к старшим классам, некоторые буквы сами собой упростились (эти новые Т, Д, Б и т.д. – добыча для графолога), но в целом я так и пишу, как шестьдесят лет назад, включая свою литературу.