Кристин лежала, прикрыв рукой лицо, и ожидала возвращения Селдена. Она отослала его на свежий воздух, несмотря на сопротивление. Она настояла на этом потому, что Селден всю ночь бодрствовал у ее постели. Утром он был бледен, глаза воспалились, во всей фигуре чувствовались крайняя усталость и изнеможение. Уговорив его немного отдохнуть, Кристин заботилась не только о нем. Когда он находился в комнате, она не могла собраться с мыслями, а ей необходимо было подумать. Теперь, когда острая боль в ноге перешла в тупую и не мешала ей сосредоточиться, Кристин хотела подготовиться к неизбежному разговору с Селденом. Оставшись одна, она вспомнила минувшую ночь и своего спасителя. Как самая опытная сиделка, он ухаживал за ней, стараясь не причинять боли. Она вспомнила, как он убрал с ее лба прядь волос, – этот жест успокоил ее измученные нервы. Он не задавал вопросов и говорил только о ней. На вопросы Кристин Селден ответил несколькими короткими фразами.

– Я не мог просить о помощи там, в шахте, – сказал он. – Когда убедился, что в состоянии помочь вам сам, то не стал звать доктора. Теперь жду, когда вы объясните мне то, что сочтете нужным.

Он не требовал объяснений, даже останавливал ее, когда она пыталась их начать.

– Не надо торопиться, с этим можно подождать, – сказал он спокойно. – Необходимо избежать лихорадки. Волнение может ее вызвать, и тогда придется вызвать врача.

Кристин на время согласилась, но теперь решила, что не следует его откладывать. Она зашла слишком далеко, и отступать было поздно. Но она была женщиной, и случай в шахте подействовал на нее сильнее, чем она ожидала. Ее уверенность в себе таяла с каждой минутой. Кристин величайшим усилием воли старалась вернуть себе душевное равновесие, сознательно сосредоточиваясь на своей цели. Сомнения и колебания стали казаться ей проявлением мелкого эгоизма и ложного самолюбия.

Когда Селден вошел в комнату, Кристин почувствовала, что наступила решительная минута. Он подошел к постели и положил руку на ее лоб.

– Температуры нет, – сказал он, – вы ведете себя хорошо. Теперь можно не беспокоиться.

Кристин, пытливо вглядываясь в его лицо, наконец решилась.

– Пришло время нам объясниться, – сказала она. Селден утвердительно кивнул головой.

– Вы не успокоитесь до тех пор, пока все не объясните, но я просил вас не принуждать себя. Расскажите ровно столько, сколько сможете, – ответил он.

Кристин с обычной своей прямотой сказала:

– Я приехала сюда просить вас о помощи.

Брови Селден а поднялись.

– Нужно ли было все это? – Жестом он указал на лежащую на кресле шахтерскую одежду.

– Я думала, что да. Возможно, я была не права.

– Конечно, нет. Каким же образом я могу помочь вам теперь?

При слове «теперь» Кристин вздрогнула: он не забыл прошлого.

– Не мне. Я хочу, чтобы вы помогли себе. Селден опустился– в кресло, положив ногу на ногу.

– Чего вы от меня хотите? Скажите прямо. Я думаю, от этого ничего не изменится, но все равно скажите. В чем состоит ваше желание?

Наступил момент, когда она должна была высказать свою просьбу. Кристин колебалась, но чувствовала, что отступать нельзя. Она смело заговорила:

– Я хочу, чтобы вы вернулись в Айвенго и заняли то место в жизни, которое по праву принадлежит вам. Я видела, как вы работали здесь. По-моему, это худшее, что можно придумать для вас с вашими знаниями. Перестаньте заниматься самоунижением!

– Но я не понимаю… – немного растерянно сказал Селден.

– Не понимаете?

– Нет. Мне непонятна ваша забота теперь. Вы вдруг появились спустя два года. Оскорбили традиции шахтеров. Презирая их обычаи, вы замаскировались и сделали меня невольным участником вашей игры. После всего этого вы… вы говорите, чтобы я вернулся назад, в Айвенго. Нет, – он зло рассмеялся, – вы немного опоздали!

Он был прав – она слишком долго медлила. Сознавая, что только честность может ей помочь, Кристин медленно заговорила:

– Все, что вы сказали, верно. Я и не пытаюсь себя оправдать – хочу только объяснить. В Айвенго я была озлоблена и не давала себе отчета в том, как много вы для меня сделали. Я не могла забыть нанесенного мне в прошлом оскорбления. После того, как вы покинули Айвенго, я поняла свой эгоизм в ту последнюю ночь, – она вздрогнула. – Я здесь затем, чтобы искупить ту ночь.

Движением руки Селден прервал ее.

– О, – сказал он, – вы слишком много значения придаете тому, что я сделал. Я не просил у вас ничего взамен – я не торгаш.

– Неужели вы не можете понять, почему я здесь? – спросила Кристин.

– Время, когда я нуждался в вашей помощи, прошло. В ту ночь в Айвенго я страдал и искал сочувствия и понимания. Тогда вы могли бы мне помочь, если бы захотели этого. Я не скрывал от вас своих переживаний, больше того – я обратился к вам за поддержкой. Но вы не пошли мне навстречу. Теперь же, после двух лет молчания, вы приходите ко мне и говорите, что хотите помочь. Вы слишком долго ждали, – презрительно закончил он.

Кристин ответила с полной откровенностью:

– Я могла бы ввести вас в заблуждение. Например, сказать, что поступила так сознательно, потому что ваши переживания были еще слишком свежи, вы находились в их власти, и мои слова не произвели бы на вас никакого впечатления. Я могла бы сказать, что ожидала так долго, чтобы вы успокоились и к вам вернулось прежнее душевное равновесие. Эти доводы, возможно, помогли бы мне оправдаться перед вами. Но я не хочу лгать. Тогда я была ослеплена гневом и не знала, что вы ждали от меня помощи. Даже тогда вы держали меня на расстоянии.

– Нет, я не делал этого, – перебил ее Селден. – Я не скрывал от вас своего отчаяния. Я не выразил его словами. Но нужны ли были слова? Вы мне сказали тогда, что не поедете со мной. – Он слабо улыбнулся. – Тогда я даже не думал об этом.

– Не буду спорить с вами. Дело не в этом. Я признаю свою ошибку и даже не пытаюсь ее отрицать. Я бессильна перечеркнуть прошлое, но в будущем буду делать все, чтобы вам помочь. Только для этого я здесь.

– Я не прошу вас о помощи.

– Вы имеете в виду, что я не имею права вам помогать, и хотите, чтобы я об этом знала?

Селден покачал головой.

– Я так не говорил. Просто вы не можете. Теперь уже ничего нельзя изменить.

– Я не верю этому. Селден загадочно улыбнулся.

– Право выбора – не за вами и не за мной. Оно принадлежит шахте. Я не понимаю, почему я жду так долго… два года…

– Над вами все еще тяготеет прежний кошмар?

Селден наклонился к ней. Она содрогнулась, увидев в его глазах глубокий фатализм углекопа. Шахты оставляют на человеке свой знак. Селден был отмечен им.

– Слушайте, – низкий голос Селдена звенел, как натянутая струна. Он торопливо заговорил:

– Я жду и стараюсь быть терпеливым. Каждый день в течение двух лет я прислушиваюсь к зову тех, кто погиб по моей вине. Шахта отметила меня и она ждет. Я чувствую это в каждом звуке, в каждом колебании воздуха в подземных коридорах. Люди, которых я послал на смерть, ждут меня, а я не хочу быть предателем, и не уйду со своего места – буду ждать. Так предназначено судьбой. Ни вам, ни кому-либо другому не удастся ничего изменить.

Он умолк и откинулся в кресле, закрыв лицо руками. Кристин приподнялась на локте.

– Я думаю, вы не вполне здоровы! – вскрикнула она. – Ни один человек не мог бы прожить два года так, как вы.

Селден провел рукой по лицу.

– Может быть, вы правы, – угасшим голосом сказал он. – Но если бы я был не вполне здоров, то покончил бы с собой значительно раньше. Я так не поступил. Это был бы трусливый и недостойный поступок. Я не трус.

Кристин протянула руку, чтобы коснуться его, но он не заметил ее движения, и она отдернула руку.

– Вы нуждаетесь в одном, – сказала она.

– В чем же?

– В смелости. Вам не хватает только ее, чтобы вернуться к настоящей работе.

Селден покачал головой.

– Нет, это не так. Вы не понимаете, что со мной произошло. Я отнял жизнь у людей. Уходя в шахту, они отдавали свою жизнь в мои руки… – Его голос прервался. – Они погибли, когда я бросил их, поддавшись минутному раздражению. Я изменил им тогда, – он мрачно замолчал, глядя в сторону. – Но я не могу и не хочу избежать возмездия!

Кристин переменила тон:

– Выслушайте меня. Откуда вы знаете, что должно быть возмездие? Вы спаслись от смерти, и в этом тоже можно видеть руку судьбы. Не ошибаетесь ли вы теперь? В чем была ваша ошибка? Континентальная компания не считает вас виновным. Компания готова в любой момент снова доверить вам шахты и жизнь людей.

– Откуда вы это знаете? – в его глазах появилось тревожное выражение.

– Мистер Кент сказал мне это перед тем, как я приехала сюда.

– Вы здесь по поручению Континентальной компании?

– Да.

– Они хотят снова сделать меня управляющим в Айвенго?

– Да, по первому вашему слову. Они хотят, чтобы вы вернулись назад. Мистер Кент сказал, что Компания не обвиняет вас в катастрофе и ценит как работника.

Селден горько улыбнулся.

– О, в этом я уверен. Компания обогащалась при моем участии. Они умеют смотреть сквозь пальцы на проступки людей, которые им помогают. И они послали вас в шахту?

– Нет, это была моя идея. Им был неизвестен мой план. Компания заинтересована только в результате.

Сказав это, Кристин тут же поняла свою ошибку.

– Теперь я начинаю кое в чем разбираться, – сказал он, презрительно засмеявшись.

Этот смех больно отозвался в ее душе.

– Ваша заботливость, желание снова вернуть меня в Айвенго… – тем же презрительным тоном продолжал он.

Кристин растерялась от такой перемены в нем.

– Я не понимаю… – начала она.

– Мне показалось, что вы искренне желали… Ну, что ж, теперь все объясняется значительно проще. Кент и Континентальная компания! Вы оказались способнее, чем я предполагал. И как же, осмелюсь спросить, вас вознаградят, если я вернусь в Айвенго? – насмешливо, почти весело говорил он.

Кристин безмолвно покачала головой. Она чувствовала, что необходимо как можно скорее разрушить его заблуждение. Тем же тоном Селден продолжал:

– Итак, как вы будете вознаграждены, если вам удастся убедить меня вернуться? Какую награду или повышение приготовила для вас Компания?

Кристин изумленно на него взглянула.

– Вы думаете, что меня соблазнили подачки Компании? – спокойно спросила она.

Селден развел руками.

– О настоящем я сужу по прошлому. В Айвенго вы использовали меня, чтобы добиться независимости. Теперь я снова вам нужен как орудие дальнейшего продвижения. Узнаю ваш образ действий. Скажите честно, что вы получите, если выполните поручение Компании?

Кристин размышляла. Сказать ему? Она была смущена и растеряна. Перемена в нем была такой неожиданной!

Селден продолжал:

– Будьте хоть раз честны. Посмотрим, умеете ли вы честно играть! Что предлагал вам Кент за эту работу?

Кристин закрыла лицо руками.

– Может быть, вы имеете право так думать и говорить. Сейчас я беспомощна и не могу от вас уйти.

Селден не обратил внимания на ее слова:

– То, что вы здесь, – результат ваших, а не моих, действий. Так что же предлагал вам Кент?

– Он ничего мне не предлагал. Я сама к нему пришла.

Селден недоверчиво пожал плечами.

– И просила его помочь. После… Кристин нерешительно остановилась.

– Да? После? – настойчиво спросил он. Она не могла хитрить.

– После он сказал, что даст мне работу в своем отделе.

Селден взглянул на нее, его глаза были холодны.

– Мне очень жаль, – официальным тоном сказал он, – что я ничем не могу вам помочь. Вы просите больше, чем возможно.

Он остановился, пытаясь совладать со своим возмущением, но оно было слишком сильным, и он заговорил снова:

– Зачем вы приехали? Я не просил ничьей помощи. Я доволен тем, что имею. Все, что со мной случится, я с благодарностью приму от судьбы. Наконец-то я обрел спокойствие! Зачем вы меня беспокоите из-за своих мелких, эгоистических побуждений? Какое вы имеете право ворошить прошлое? После двух лет! Я не позволю вновь себя использовать! Напрасно вы рассчитывали на мою помощь. Вам незачем было сюда приезжать. Вы не имели права врываться в мою жизнь!

Кристин спокойно встретила его горечь и раздражение.

– Я думала, что имею право. Но, кажется, я ошиблась и…

Селден снова ее оборвал:

– Вы думали, что имеете право. Какое же?

– Я искренне хотела искупить прошлое. Моя вина в том, что я слишком поздно поняла, что вы сделали для меня в Айвенго, но когда поняла, то приехала сюда.

– Преследуя собственные цели?

– Да. У меня хватит смелости в этом признаться, но цель не та, о которой вы думаете. Я опоздала, но…

Кристин тяжело вздохнула.

– Не будем больше говорить на эту тему, – сказал Селден. – Вам придется примириться с одной неприятностью. Постарайтесь взглянуть на это как можно проще.

Кристин коснулась рукой головы.

– Сегодня моя голова плохо работает. Боли меня измучили. Я не понимаю, о чем вы говорите.

Селден пояснил:

– Вы должны остаться в моем доме, пока не поправитесь настолько, чтобы самой о себе заботиться.

Кристин лежала с закрытыми глазами. Бе сердце забилось от радости при этих словах. Ничего на свете она так не желала, как остаться с ним. Под одной крышей ему волей-неволей придется заботиться и постоянно думать о ней. Кристин не сомневалась, что при этих условиях победа будет за ней. Она скрыла свою радость, приняв оскорбленный и протестующий вид. Селден не должен знать, как охотно она принимает его предложение!

– Я доставлю вам неприятные минуты, оставаясь здесь? – нерешительно сказала Кристин.

– Да, – прямо ответил Селден.

Сердясь на себя, Кристин покраснела, но продолжала притворяться:

– Вы очень любезны, но я не останусь. Я не могу остаться, зная ваше отношение ко мне. В вашем доме я задохнусь через несколько дней!

Лицо Селдена потемнело.

– Мне это так же не нравится, как и зам. Но у вас нет выхода. Вы должны остаться и надолго. Ваше положение тяжелее, чем вы думаете: в коттедже некому за вами ухаживать, без посторонней помощи вы не сможете доехать до Бирмингема. Кроме того, вам пришлось бы все рассказать Кенту. Если вы цените свою работу в Континентальной компании, то должны скрыть от них свое пребывание в шахте. Но есть и другие соображения: рабочие поселка не должны знать, кто находился в шахте под именем Дрисколла. Если они узнают… я не намерен стать объектом возмущения рабочих. Мой дом – единственное безопасное убежище для вас.

– Я не нуждаюсь в ваших заботах! У меня достаточно сил, чтобы самой о себе позаботиться. Вы все еще думаете, что я женщина, которая…

Селден нетерпеливо встал.

– Споры излишни. Вы останетесь здесь – я так решил. Запомните это. Углекопы не должны знать, что в шахте была женщина.

– Что случится, если они узнают?

– Многое, – резко ответил Селден. – Мне хорошо известны шахтерские поселки и их нравы. В Маренго скорее всего может быть самосуд.

– Шахтеры будут думать, что вы обо всем знали? – продолжала допрашивать его Кристин.

– Конечно.

– Что они могут со мной сделать?

Селден нетерпеливо пожал плечами, его раздражала ее настойчивость.

– Вы непременно хотите знать? Хорошо! По их понятиям, вы осквернили шахту, и они захотят смыть осквернение кровью. Моей кровью. Как они это сделают – не знаю. Может быть, порох, нож. Сбросят в шахту. Живой шнур для взрыва. Не знаю точно. В поселках знают много способов расправы, одинаково жестоких. Меня не страшит конец, но я решил по-другому.

Кристин задумалась. Резкая черточка залегла у нее между бровями.

– Я подвергла вас такой страшной опасности.

Селден пожал плечами.

– Дело не во мне, я думаю о вас.

– А я – о вас, – сказала, мягко улыбаясь, Кристин. – Кажется, я действительно должна остаться, но постараюсь как можно меньше вам досаждать. Я знаю, вам не нравится, что я здесь.

В душе Селдена чуть заметно шевельнулось новое чувство, которому он бы не смог найти название. Оно было похоже на тихий нежный зов, слишком далекий и неясный для его усталого сердца. Селден нетерпеливо тряхнул головой и взглянул на Кристин. Она лежала с закрытыми глазами. Шелковистые ресницы бросали длинную тень на матовую кожу. Ее лицо, осунувшееся от страданий, было более строгим, чем в Айвенго; стриженые волосы придавали ему новое, немного мальчишеское выражение, и все же в мягкости его очертаний была чарующая женственность.

Селден отвернулся.

– Когда вы пойдете в шахту? – наконец спросила она.

– После полудня, – ответил он каким-то неестественным голосом. – Рабочие знают, что делать. Я пойду взрывать и объясню им ваше отсутствие.

Услышав шаги дяди Джаджа, Селден вышел. Вернувшись, он принес с собой грубо сколоченные костыли.

– Дядюшка сделал их для вас, – объяснил он. – Вам придется полежать неделю, потом вы сможете передвигаться с их помощью. Сегодня я схожу в ваш коттедж и принесу необходимые вещи.

– О, пожалуйста, принесите мне платья, – оживленно начала Кристин, но Селден ее остановил.

– Никаких платьев! – сказал он сухо. – Пока вы останетесь здесь, вам придется быть Джимом Дрисколлом для всех, кроме дяди Джаджа и меня. Если вам это неприятно, прошу меня извинить, но вы сами выбрали себе наряд.

Кристин согласилась. Она согласилась бы в этот момент на все. Ее сердце пело победную песнь. Хотя все сложилось не так, как она предполагала, и ей пришлось страдать, но само страдание стало залогом ее успеха. Она не сомневалась в нем: женщина, живущая под одной кровлей с мужчиной, всегда найдет дорогу к его сердцу, даже если он того не хочет. К ней вернулись былая уверенность в себе и самообладание.

* * *

Проходили дни и недели. Сначала Кристин завоевала симпатии дяди Джаджа. Селден научил ее объясняться с ним, и белоголовый негр с простодушием и искренностью чернокожего радовался каждому ее шагу, когда она ковыляла на костылях по дому. С Селденом было труднее. После полудня он обычно уходил в шахту, но по утрам они вместе сидели на веранде – Кристин нужны были солнце и свежий воздух. Ей стало казаться, что его мрачность постепенно исчезает. Вначале они мало говорили, и Селден очень редко задавал вопросы. Кристин прибегала ко всевозможным уловкам, чтобы переключить его внимание на нее и на то, что происходило в мире. Она хотела разрушить его болезненную сосредоточенность на катастрофе в Айвенго, пробудить интерес к жизни и желание бросить вызов судьбе, которая казалась ему неотвратимой. Кристин не верила в судьбу. Она любила жизнь и… его. Все мысли и чувства ее сосредоточились на одном: завоевать этого человека, вырвать его из-под власти прошлого, довлевшего над ним целых два года. Кристин изо дня в день рассказывала ему о своей жизни в последние два года, и, помимо воли Селдена, ее одиссея приковывала его внимание.

Кристин старалась приспособиться к его вкусам и привычкам. Она уделяла много внимания дому. Дядя Джадж оказался способным помощником. Скоро ее присутствие стало ощущаться во всем: в убранстве комнат, меню обедов, в бесчисленных мелочах, в которых проявляются женский вкус и изобретательность. Ее стараниями дом Селдена преобразился. Из мрачного жилища холостяка он превратился в уютный семейный очаг. Переставленная мебель, цветы в вазах, портьеры и ковры, которые дядя Джадж с радостью вытащил из сундуков, изменили коттедж: до неузнаваемости.

Селден, казалось, не замечал всего этого, но однажды она уловила мягкий свет в его глазах, когда он, войдя в обставленную по-новому гостиную, застал ее там. Насколько велики были ее успехи, она не знала, но чувствовала, что они есть – маленькие, очень маленькие, но все же успехи. И на сердце у нее с каждым днем теплело —

Кристин ничего не знала о жизни поселка – в дом Селдена никто не приходил. Она только знала, что в ее коттедже все осталось без изменений и он по-прежнему числился за ней. От Кента не было известий. Они условились, что Кристин приедет в Бирмингем, когда в этом будет необходимость. Теперь ей нужно было повидаться с ним, но нога все еще не позволяла ей покинуть дом Селдена. Кристин не роптала – ей было хорошо здесь, но она сознавала, что пора переходить к более решительным действиям. Селден проводил с ней много времени. Их тихие беседы часто продолжались до глубокой ночи. Кристин чувствовала, что с каждым днем отчуждение его тает, как утренний туман на холмах. Однажды после полудня Селден ушел в шахту, а дядя Джадж отправился за провизией в поселок. Кристин, сидевшая в низком кресле на веранде, наслаждалась одиночеством. За ее спиной послышались шаги. Не оборачиваясь, она весело сказала:

– Сегодня вы рано вернулись, дядюшка!

– Это не дядюшка, а ваш законный муж, – ответил голос.

Обернувшись, она увидела Клема Беннета. Его светлые ресницы усиленно моргали, запекшиеся губы кривились, изображая приятную улыбку.

Кристин почувствовала, как кровь отхлынула у нее от сердца.