Громкий стук в дверь ее комнатки заставил Элен вскочить на ноги с бешено бьющимся сердцем. Был поздний час. Дюран, как она предполагала, был где-то в гостях. За дверью мог находиться какой-нибудь головорез, который забрел в дом с меблированными комнатами. Но это также мог быть и единственный человек, способный позволить себе такое...

Элен нервно сглотнула и подошла к двери.

– Кто там? – спросила она.

Голос, прозвучавший грубо и сердито, показался ей до боли знакомым.

– Открывай, или я вышибу дверь!

Райан... Она повернула ключ и быстро отступила, так как он вихрем ворвался внутрь. Его суровое лицо и стиснутые кулаки вызвали у нее раздражение.

Захлопнув за Райаном дверь, она повернулась к нему.

– Милости просим! – язвительным и полным иронии тоном сказала она.

Райан посмотрел на нее горящими глазами и вдруг почувствовал, как неистовая ярость, с которой он направлялся сюда, постепенно стала стихать. С тех пор как он видел Элен в последний раз, лицо ее слегка округлилось, а глаза показались ему бездонными озерами. Она уже готовилась ко сну, и поэтому ее пышные волосы рассыпались по плечам, мерцая в свете от подсвечника возле ее постели.

Пристальным взглядом Райан осмотрел комнатку, затем подошел к двери в маленькую каморку и распахнул ее настежь. Она оказалась пустой.

– Где Гамбьер? – строго спросил он.

– Его нет здесь. Это мои комнаты и больше ничьи. Только мои.

Лицо Райана не дрогнуло и не смягчилось. Он снова повернулся к ней.

– Скажи мне, ради всего святого, что ты здесь делаешь?

– Мне же надо было куда-то уйти. – Она крепко сжала пальцы в кулаки, стараясь говорить твердо.

– Надо было? Чем тебя не устраивал тот дом, где ты жила?

– Я не могла оставаться там вечно. Мне надо устраивать собственную жизнь, а откладывать это на потом уже становилось невмоготу.

– Уйти к Гамбьеру – это, по-твоему, устроить свою жизнь? – В его словах слышалось презрение.

– Я не ушла к нему, по крайней мере в том смысле, который ты имеешь в виду. Он оплатил комнату...

– Ах, так, значит, ты это признаешь?

– Я ничего не признаю. Эта комната для меня только место, где я буду оставаться, пока...

– Пока ты не выйдешь замуж.

– Мы не собираемся жениться! – Райан резко отвернулся от нее.

– Оставь. Весь город говорит об этом. Я еще только привязывал коня у дома Луссата, сразу после полудня, а мне об этом успели сообщить дважды.

– Дюран действительно объявил о свадьбе, но это совсем не значит, что я дала свое согласие.

– Обычно одно следует за другим.

– Он хотел силой добиться моей руки...

Райан ощутил, как чувство облегчения обдало его жаркой волной. Чтобы скрыть свою внезапную радость, он напустил на себя хмурый вид.

– Это значит, что никакой свадьбы не будет?

– Вот этого я не говорила, – поправила его Элен.

– Я тебя не понимаю... – с недоумением проговорил он.

Элен сама себя не понимала. Сначала ее глубоко возмутила своевольная выходка Дюрана и его попытка воспользоваться ее положением. Она сказала открыто, что ему не удастся ее принудить, хотя слова эти ничуть не поколебали его самоуверенности. Стараясь быть честной перед собой, в тот момент она была вынуждена признать, что оказалась если и не в ловушке, то перед выбором: либо выходить замуж за нелюбимого мужчину, либо растить своего ребенка одной. Если бы она сказала мужчине, который сейчас стоял перед ней, что он в скором времени станет отцом, то он мог бы и повторить свое предложение выйти за него замуж, но Элен не была уверена, хочет ли выходить замуж только по этой причине.

– Я говорила Дюрану, что выйду замуж только в том случае, если это будет по законам Франции. По испанским законам мужья получают слишком широкие права и преимущество перед своими женами.

– Тогда ты сможешь сама назначить дату. Передача колонии от Испании к Франции назначена на тридцатое число этого месяца.

Названный ею предлог был смешным и предназначался только для Райана, но он этого не понял.

– Так скоро? – вздохнув, произнесла Элен.

– У Луссата есть причины торопиться. Планы строились уже в течение нескольких недель. Главная причина беременность его жены. – Элен показалось, что Райан внимательно осмотрел ее полнеющую фигуру. Она отвернулась.

– Не думаю, что это имеет большое значение. Тебе, возможно, интересно было бы узнать, что я снова решила стать парфюмером.

– С помощью Гамбьера, – сказал он ровным голосом.

Ее глаза сверкнули, когда она поворачивалась к нему.

– Никоим образом! Я буду заниматься этим за свой счет.

Райан стоял и слушал рассказ о серьгах, которые она продала, и когда она закончила, ему хотелось подхватить ее на руки и унести в свой дом силой. Казалось, даже мускулы заныли от острого желания поступить именно так. Но Элен смотрела на него с такой решимостью и чувством собственного достоинства, что он не посмел разрушить ее мечты.

– В моем доме больше места для работы, – коротко бросил он.

Это уже прозвучало как призыв вернуться к нему, Райан не умел умолять. Но и она тоже не была женщиной, которая могла смиренно и безропотно упаковать свои вещи и отправиться вслед за мужчиной.

– Едва ли это можно принять за достойное предложение, – ответила Элен.

– Достойное? Да разве я когда-нибудь задумывался над достойным поведением?

Это была истинная правда, но лишь с одной стороны. Осторожно выбирая выражения, она сказала:

– В деловых кругах ты уважаемый человек, особенно для тех, с кем ведешь свои дела. И нечего говорить, что ты не захочешь показаться в ином свете, когда придут американцы.

– Какое это имеет отношение ко мне? – На его лице и в глазах отразилась некоторая озадаченность. Он видел, что Элен хочет ему что-то объяснить, но никак не мог понять, к чему она клонит.

– Ты... тебе захочется иметь жену, а я не... – При этих словах ее горло перехватил спазм, такой сильный, что она не смогла продолжать. Элен опустила глаза, глядя на свои руки, и замолчала.

– Я знаю, ты не хочешь выходить замуж, по крайней мере за меня.

– Но я не хочу и в твоих любовницах оставаться, если ты женишься на какой-нибудь женщине!

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Замужем ты за мной или нет, но ты – единственная женщина, которую я хотел бы видеть во главе моего стола или рядом с собой, когда просыпаюсь по утрам. И поскольку ты отказываешься, значит, всему этому конец. Строй свою жизнь по-своему, если ты так хочешь.

– Да, это то, чего я хочу! – теряя самообладание, но достаточно дерзко заявила Элен.

Тихо пробормотав проклятие, Райан направился к двери. Желание повернуться и подхватить ее на руки, в конце концов унести отсюда, боролось внутри него с нежеланием признавать ее позицию. Он мог бы заставить ее подчиниться своей воле, но что было бы хорошего в том, если взамен он получит ее ненависть?

Желваки на его скулах не переставали играть, а голос стал скрипучим, когда он, собравшись уходить, сказал:

– Что ж, тогда я оставляю тебя.

Дверь за Райаном закрылась. Элен шагнула было за ним, но остановилась. Она так много ему не сказала... Гордость и страх не позволили ей это сделать.

К концу третьего дня Элен поняла, что Райан не вернется. Но она окончательно решила для себя за Дюрана замуж не выходить. И если накануне у нее оставались какие-то сомнения, то после встречи с Райаном от них не осталось и следа. Она хотела сообщить Дюрану о своем решении, но тот с друзьями в течение нескольких дней праздновал предстоящую передачу колонии, посвящая этому занятию все послеполуденные и вечерние часы, а по утрам отсыпаясь.

В последнее время Элен часто думала о ребенке. Если ей предстоит одной воспитывать его, то начинать готовиться к этому надо уже сейчас. А поэтому предстояло много работать, надо начинать изготовление духов по рецепту Дивоты, независимо от того, каких усилий это от нее потребует. Она решила начать с малого – заменить испорченные ленты на бутылочках.

Купить ленты для четырех бутылочек не составило большого труда. Не собираясь сразу возвращаться в свою каморку, Элен направилась к реке. Там, на крепостном валу, дул прохладный ветерок, и Элен стояла, любуясь рябью на воде. Она подумала о женщинах, которые, оказавшись в таком же положении, с горя бросались в реку. Такой простой выход ее не устраивал. Конечно, жизнь ей пока не улыбалась, но будущее представлялось все-таки прекрасным... А трудности она преодолеет. «Должна преодолеть», – подумала Элен и уверенно направилась к дому.

Подходя к меблированным комнатам, где она жила, Элен встретила продавщицу сладостей. Мулатка-квартеронка весело распевала песенку о вкусных конфетах, которые она продает. Веселая походка заставляла ее юбки развеваться, а широкая улыбка озаряла все ее лицо, чуть-чуть, правда, скрытое красным шелковым тиньоном, крупные золотые серьги раскачивались в такт ее шагу, заметно выделяясь на фоне бледно-кремовой кожи ее щек. Конфеты-пралине, были прикрыты накрахмаленной белой тканью, а когда она приподняла ее, оттуда пахнул густой аромат молока и сахара, смешивавшийся с вечерними запахами дыма от костров, на которых готовилась пища, а также духов, которыми пользовалась сама квартеронка.

К удивлению Элен, эти запахи не вызвали у нее ощущения тошноты, может быть, из-за того, что вечерний воздух был прохладным и свежим, а может, оттого, что после прогулки она проголодалась. Она купила плоскую круглую конфету, посыпанную сверху крошками орехов-пекан. Квартеронка одарила ее лучезарной улыбкой и блеском глаз из-под длинных ресниц и, пробормотав благодарность за покупку, двинулась дальше по улице, продолжая распевать свою незамысловатую песенку.

Поднимаясь по лестнице к себе в комнату, Элен не удержалась и откусила кусочек конфеты. Сняв шляпку и перчатки, она отломила и положила в рот кусочек побольше с половинкой ореха-пекан, вдавленной в него.

Горький вкус обжег ей язык. Ее лицо искривилось. «Должно быть, орех-пекан был диким», – подумала она. Тошнота и слабость охватили ее, а на лице выступила испарина. Элен бросилась к кровати, вытащила из-под нее ночной горшок и выплюнула остатки конфеты. И тут же у нее открылась рвота. Она упала на колени, сотрясаемая судорогами, которые, как ей казалось, продолжались бесконечно.

Рвота прекратилась, но спазмы в желудке все еще продолжались. И это очень пугало ее. Элен пыталась успокоить себя, ведь беременные женщины часто страдают от таких унизительных приступов с незапамятных времен, думала она. И все же ей было не по себе. Держась за кровать и стены, спотыкаясь, с трудом она вышла в лестничный холл и позвала на помощь хозяйку.

Дивота примчалась немедленно вместе с посланной за нею перепуганной девушкой. Увидев, как Элен, корчась от боли, каталась по кровати, не находя себе места, с влажными от пота волосами, горничная тут же послала прислугу за горячей водой и чашкой. Из своей сумочки, которую предусмотрительно принесла с собой, Дивота достала сушеные травы, белые и желтые порошки; взяв их щепотками, смешала и залила горячей водой. А потом, склонившись над Элен, заставила ее выпить приготовленное снадобье. Позже она неоднократно еще поила Элен.

Спазмы постепенно утихали. Элен уже могла спокойно лежать на кровати, вытянув ноги, ее дыхание стало свободнее. Но руку Дивоты, пока не наступила ночь и сон не сморил ее окончательно, выпустить боялась.

Проснувшись утром, Элен не обнаружила Дивоты. Шел слабый моросящий дождь, его мягкий перестук раздавался над головой. Она лежала в постели, сложив руки на животе и ус-тавясь в складки марлевой сетки от комаров, натянутой вокруг ее кровати. Крошечное живое существо теперь было в безопасности. Дивота в очередной раз, приложив свое мастерство магии, помогла ей.

Совсем недавно Элен сделала для себя открытие, что ее ребенок – это живая реальность. До того свое состояние она воспринимала как болезнь или недомогание, как проблему, которую можно разрешить. Она говорила о ребенке с Дивотой, думала о нем, но в сознании ее он еще не материализовался, а существовал как некий маленький призрак. И если бы она его потеряла тогда, то неизвестно, горевала бы она о нем или чувствовала бы некоторое облегчение. Теперь же ребенок для Элен стал ее плотью и кровью, частицей Райана, поэтому маленькое существо надо было яростно защищать.

Апатия, недавно овладевшая Элен, казалось, уходила. Впереди была цель... Слишком долго она позволяла обстоятельствам подавлять себя, слишком много времени отдала скорби по утраченному прошлому. Но все. Хватит. Надо брать себя в руки, принимать какие-то решения... Если не привести собственную жизнь в порядок, как же тогда можно создать жизнь для своего ребенка?

Райан должен обо всем узнать... Нельзя скрывать от него свою беременность. Как он отнесется к ее сообщению и что станет предпринимать, Элен, конечно, не могла и представить себе... Но узнать о ребенке он должен. А кроме того, нельзя откладывать дела, связанные с изготовлением духов, например, покупку лент...

Конечно, уход из жизни нескольких ее знакомых повлиял на ее душевное состояние. И все же расследованием их смертей должны были бы заниматься власти, а не она. Элен не позволит, чтобы тени ушедших омрачили ее собственное будущее...

Позвякивание посуды на подносе за ее дверью означало, что принесли ее утренний кофе. Молоденькая служанка приоткрыла дверь. Увидев, что Элен проснулась, толкнула ее.

– Bonjour, mam'zelle, – приветствовала она, – хорошо ли спали? Ваша горничная, которая приходила вчера вечером, сказала, чтобы я не будила вас слишком рано. А месье Дюран отдал распоряжение сообщить вам, что на площади Плас-д-Арм уже собирается народ. Он тоже пойдет туда через полчаса и хотел узнать, не пойдете ли вы с ним.

Церемония передачи власти, означавшая переход Луизианы от Испании к Франции, состоится сегодня в полдень. Разумеется, Элен должна пойти. Она отбросила простыню в сторону.

– Да, я пойду с месье Дюраном. Передай ему мою просьбу подождать меня, а потом достань темно-бежевое поплиновое платье и шаль.

– Но ваш кофе, мадемуазель?

– Оставь его на столе. Ну, быстро же!

Дождь все еще продолжался – затяжной и монотонный, – серебристая морось, падавшая с серых тяжелых небес. Люди в толпе, ожидавшей на Плас-д-Арм, старались укрыться от него, кто как мог: одни стояли на портике храма Сан-Луи, под аркадой здания муниципалитета, известного как «кабильдо», где в зале верхнего этажа и должна была произойти официальная церемония смены власти, другие прятались под редкими деревьями, которые росли вдоль прилегающих улиц. Некоторые женщины держали над головами зонтики из промасленного шелка, чтобы не испортить свои нарядные капоры и шали, тогда как мужчины стойко держались под дождем, который каплями стекал с узких полей их шляп. Многие из них нацепили трехцветные кокарды, в знак своей лояльности Франции.

На площади выстроили испанских солдат в красных мундирах и белых кокардах на двурогих шлемах, они являли собой прекрасное зрелище. Перед ними высился флагшток с королевским штандартом, а за ним выстроились члены гражданского ополчения французской общины, горожане разных национальностей. Многие из них, как говорили в толпе, за несколько лет до этого воевали под знаменами губернатора Галвеса, героически защищая Луизиану от англичан во время войны, которую американцы называли своей революцией.

С судна, стоявшего на реке, раздался залп салюта. Появился Луссат. Он шагал вдоль по дамбе над причалами в окружении полусотни французских военных. Вскоре он приблизился к караульным помещениям казарм. Раздалась барабанная дробь зловещая, напыщенная, возбуждающая. Над площадью прозвучала команда, и военный отряд испанцев и городское ополчение вытянулись по стойке «смирно». Префект шел с высоко поднятой головой и бесстрастным выражением на лице, как и подобало решительному и компетентному представителю Франции. Барабанная дробь зазвучала громче, но когда Луссат со своей свитой скрылся в кабильдо, где его ожидали испанские должностные лица, внезапно прекратилась.

В наступившей тишине слышался только тихий говор собравшихся на площади и постукивание капель дождя. Солдаты замерли в строю, стойко перенося непогоду. Легкий ветерок вяло полоскал над ними полотнище флага да вызывал шум жестких ветвей пальм, зелеными кронами вздымавшихся у стен церкви.

Толпа медленно заполняла площадь, окружая строй солдат и приближаясь к балкону кабильдо. В этой толпе находились Элен и Дюран. Услышав приветственный оклик, Элен обернулась и увидела, как к ним сквозь толпу пробиралась Жози, тащившая за собой Мор-вена. Они только успели обменяться поздравлениями, как Жози тут же стала вертеть головой, пока не отыскала в толпе Туссаров и Флору Мазэн и не направилась к ним.

В этот момент на балконе перед собравшимися появился Луссат вместе с седовласым губернатором Сальседо и с изысканным дипломатом, исполнявшим роль специального посланника правительства, маркизом де Каса Кальво. По сигналу испанский флаг начал опускаться с флагштока, а французский флаг взметнулся ввысь. Как только Триколор Франции был поднят и его полотнище развернулось на ветру, громкий и радостный крик пронесся над площадью. Шум спугнул голубей на гребнях крыш, и те взмыли в небо, закружившись в сером дожде, но вскоре успокоились и снова сели на крыши. Испанский офицер, забрав флаг своей страны, стал уносить его с площади. Отряд испанских солдат ускоренным маршем последовал за ним.

Элен инстинктивно почувствовала, что стоявший рядом с ней Дюран напрягся. Взглянув на него, она проследила за направлением его взгляда. На расстоянии не больше десяти шагов от них в толпе стояла Флора Мазэн, а позади нее – Райан.

Райан уверенными шагами направился к ним, широкими плечами раздвигая толпу. На какое-то мгновение Элен почувствовала тревогу и вызывающе подняла голову.

Райан увидел ее смелый жест, так хорошо ему знакомый, и почувствовал, как сердце сжалось словно в тисках. Как он ни пытался отречься от этой женщины, проклиная ее за непостоянство, за бездушное отношение к нему, давая себе слово, что проживет благополучно и без Элен, но с тех пор, как она ушла, он обнаружил, каким опустевшим оказался дом... Райан часто вспоминал великолепие ее скрытых сейчас под капором волос и то, как они рассыпались по подушкам, память хранилаощущение шелковистости ее кожи, он помнил ее глаза... Райана неудержимо влекло к ней...

Он едва раскланялся с другими, слегка коснувшись пальцами полей своей шляпы, когда остановился перед Элен.

– Я слышал, тебе нездоровилось? – безо всякого вступления начал он.

Естественно, что Дивота рассказала ему об инциденте, но скорее всего не упомянув причину. Эти слова, служившие проявлением его заботы о ней, пусть даже и грубовато произнесенные, оказались для Элен столь неожиданными, что она смогла ответить лишь коротко и бесстрастно, чтобы не показать, как дрожит ее голос:

– Небольшое недомогание...

– Желудочное недомогание не может быть небольшим, тем более у тех, кто прибыл с Сан-Доминго...

Глаза Элен затуманились, когда до нее дошел смысл сказанного. Неужели ее хотели отравить? Неужели?

– Ох, Элен, – проговорила Жози, подходя к ней поближе и глядя на нее округлившимися глазами. Она подняла руку, чтобы сдвинуть назад капор Элен, скрывавший ее лицо. – Мне следовало бы разглядеть это раньше. Ты выглядишь точно так же, как и Эрмина, когда принимала мышьяк. В самом деле...

Эрмина... Бледная полупрозрачность ее кожи... Мышьяк... Если она умрет, то с нею умрет и ее ребенок. Элен закачалась.

Глаза Райана встревоженно блеснули. Он бросился к ней с проворством тренированного человека, отбросив Дюрана в сторону, и бережно подхватил на руки.

– Нет-нет, – запротестовала она. – У меня просто закружилась голова. Я еще не завтракала и не обедала.

– Она права, – выкрикнул с перекошенным от злобы лицом Дюран и схватил Райана за руку. – Женщина, которую вы схватили, моя невеста. Опустите ее на землю!

Райан повернулся.

– Мне казалось, что однажды на «Си Спирит» мы через это уже проходили. И договорились, – злобно крикнул он.

– Может быть. Но это уже совсем другое дело.

Дюран схватил Элен за руку, вцепившись ей в запястье, как будто хотел оторвать ее от мужчины, который держал ее на руках. Элен отдернула руку, отметив жадные лица зрителей, обернувшихся на шум. Оказавшись в сильных руках Райана, она вдруг почувствовала, что по-прежнему испытывает в его объятиях неимоверное наслаждение.

– Прекратите! – закричала она. – Прекратите вы оба! Отпустите меня немедленно!

Но Дюран не собирался отпускать ее руку. Он яростно смотрел в глаза Райана поверх нее.

– Отдай ее мне! – сквозь зубы процедил он.

Райан громко рассмеялся, сделав шаг назад, ногой резко оттолкнул Дюрана. Широко раскинув руки и выпустив Элен, Дюран стал пятиться назад, в толпу, наклоняясь набок, пока наконец не рухнул навзничь. Но тут же приподнялся на локте. Лицо его побелело, он яростно глядел прищуренными глазами на Райана.

– За это ты встретишься со мной снова. Я требую сатисфакции, – сказал он торопливо.

– Нет, – прошептала Элен и услышала раздавшийся общий вздох окружавших их людей. Ей даже показалось, что она расслышала стон Жози и визгливый вскрик Флоры.

Казалось, Райан не придал словам Дюрана ни малейшего значения. Он только мерил взглядом корчившегося на земле человека.

– Встречу ты получишь, а вот что касается удовлетворения, то это совсем другое дело, – спокойно ответил он.

– Я не требую многого. Мне нужна только твоя жизнь. – В словах Дюрана явственно прозвучала злоба. Он медленно поднялся, поправляя рукава.

– Ты станешь моим секундантом? – обратился Райан к Морвену.

– Это я могу. У тебя имеется еще кто-нибудь на примете? – Когда Райан назвал второе имя, Морвен удовлетворенно кивнул. – Не волнуйся, мы все уладим.

Райан кивнул, потом повернулся и стал прокладывать себе путь сквозь толпу собравшихся вокруг них людей. Люди расступались, открывая перед ним длинный проход. Райан шел широкими шагами, а Элен, которую он держал на руках, прижималась к его груди. На углу первой же улицы, выходящей на площадь, появились Дивота и Бенедикт, тут же присоединившиеся к ним.

Почти в тот же момент по площади Плас-д-Арм прокатился приветственный крик. Это Луссат вышел из кабильдо. Пушки и мушкеты снова грянули свой салют. Когда замолкло эхо, новый губернатор Луизианы заговорил.

Но его голоса уже ни Райан, ни Элен не слышали, потому что площадь была далеко позади.

– Что ты делаешь? – почти шепотом спросила Элен. – Люди же смотрят.

– Что делаю? Забираю то, что хочу. В конце концов, разве я не капбр Байяр, нет? Так чего же еще от меня можно ожидать?

Грудь Элен сдавило, и слезы стали жечь ей глаза.

– Я в состоянии идти сама. Отпусти меня сию же минуту! – проговорила она.

– Не отпущу, пока не донесу туда, где тебе и надлежит быть.

По телу Элен пробежала нервная дрожь.

– Это невыносимо, – проговорила Элен глухим, напряженным голосом.

– Неужели? Имей в виду, дальше станет еще хуже.

Дождь продолжал моросить, покрывая их лица мелкими капельками, которые повисали на бровях и ресницах, сверкали бриллиантами на губах. Капли дождя стекали и с полей шляпы Райана. Наконец сквозь завесу дождя перед ними открылся тяжело нависающий над улицей дом Райана – молчаливый и надежный в своем унынии.

Через решетку кованых ворот Райан нырнул в похожий на туннель проход под вторым этажом дома. Выйдя во внутренний двор, он поднялся на галерею. На верхней ступеньке задержался и, повернувшись к Дивоте и Бенедикту, следовавшим за ним, сказал:

– Отправляйтесь-ка в меблированные комнаты и принесите все ее вещи.

– Я возьму служанку и схожу сама, – ответила Дивота.

Райан быстро направился к открытой двери своей спальни и, войдя в нее боком, ногой затворил за собой дверь. Подойдя к кровати, он не слишком бережно опустил Элен на податливую поверхность матраса.

Элен приподнялась на локтях. Но прежде чем успела сесть, Райан бросился на постель рядом с нею и протянул руку, чтобы обхватить ее плечи.

– Скажи мне еще раз: почему? – спросил он полным боли голосом.

– Почему – что? – резко парировала Элен, все еще злясь на Райана из-за того, что он силой удерживал ее, и на себя, потому что почувствовала удовлетворение, когда он продемонстрировал и ей, и всем вокруг безудержную решимость всегда видеть ее рядом с собой.

– Почему ты ушла к Гамбьеру?

– А может, я устала от того, что ты решаешь за меня, как мне жить? Ты не можешь перевезти меня, как вещь, и рассчитывать на то, что я захочу остаться.

– Могу, – заявил Райан с мрачной решимостью. – И буду держать тебя здесь до тех пор, пока ворота в преисподнюю не покроются инеем и пока ты не объяснишь мне, почему ушла из этого дома.

Ей захотелось ударить Райана, но она понимала, что драться с ним бесполезно, если не опасно, тем более в ее положении. К тому же им надо было прояснить еще пару вопросов, чтобы не возвращаться к ним снова. Она опустила глаза и, помолчав, сказала:

– Мне это казалось лучшим...

– Лучшим? Лучшим для кого?

– Для нас обоих...

– Ты могла бы прежде спросить меня, а не решать мою судьбу. – С горьким сарказмом Райан подшучивал над Элен, слово в слово повторяя ее собственную жалобу и презирая себя за то, что в этот момент ему захотелось поцелуем снять капельку дождя с ее щеки, упавшую с ресниц.

– Мне показалось более удобным уйти самой, пока меня не выбросили за ворота. Немного найдется жен, которые согласятся делить свой дом с любовницами мужа!

Его лицо застыло.

– Что-то похожее ты уже говорила. Я думаю, тебе лучше это объяснить подоходчивее, – мрачно проговорил он.

– Флора Мазэн.

Элен показалось, что ей удалось застигнуть Райана врасплох. Но поскольку на его лице все еще оставалось выражение недоумения, она была вынуждена продолжать:

– Флоре предстояло обручение, однако жених после смерти ее отца отказался выполнять обещания, которые давал ему. Тебя видели с месье Мазэном в тот момент, когда вы обсуждали какое-то очень важное дело.

– Так, значит, только на основании этого я и должен быть этим женихом? Гамбьер, между прочим, проводил с Мазэном гораздо больше времени – и до, и после того, как мы высадились в Новом Орлеане.

– Он отрицает, что должен был стать женихом Флоры.

– И это все, что требуется?

– У меня нет оснований сомневаться в его словах.

– Тогда предположим, что я тоже отрицаю это.

– Но ведь это должен был быть кто-то из вас двоих. Мазэны больше никого не знали.

– На шхуне всегда поблизости находился и Морвен, и другие мужчины из команды, – спокойно ответил Райан.

– Морвен и Флора? Прошу, не говори глупостей! А что касается людей из твоей команды, то Мазэн предпочел бы для дочери кого-нибудь из благородных.

– В таком случае большое спасибо, – сказал он с иронией.

– Как бы то ни стало, но, уезжая, ты не сказал мне ничего, что могло бы свидетельствовать о твоем желании видеть меня здесь после твоего возвращения.

– Какой непростительный грех! Я-то воспринимал тебя всерьез и считал твое пребывание в доме само собой разумеющимся.

– Ты ускакал не оборачиваясь, не бросив на меня даже прощального взгляда, – резко проговорила Элен.

– Значит, мне нужно было дать клятву в бессмертной любви и умолять тебя подождать меня?

Элен молчала, опустив голову.

– А впрочем, – сказал он тихо, – я, кажется, начинаю кое-что понимать. Я еще не забыл, что ты женщина целеустремленная...

Элен стиснула зубы, стараясь сдержать себя.

– Неужели это так плохо? – справившись с собой, спросила она.

– Совсем неплохо. Но не вижу причин, по которым ты не могла бы оставаться моей женщиной, – спокойно заметил Райан.

Потом, опершись одной рукой о матрас, а другой в это время распустив узел ее мокрого капора и развязав шаль, он снял их и отбросил в сторону.

Заметив, как взгляд Райана скользнул по пуговицам ее платья, Элен провела языком по внезапно пересохшим губам.

– Если я останусь лишь твоей женщиной, то всегда буду бояться тебя потерять, – заговорила она быстро и не очень связно.

– Нас разлучит только смерть. – Он прикоснулся к ее щеке, потом провел пальцем по линии ее скулы и челюсти до самого кончика ее подбородка.

Задохнувшись, Элен вымолвила:

– Не могу ничего с собой поделать.

– Не можешь? Только тот, кто не боится смерти, станет рисковать своим здоровьем и принимать мышьяк, пусть даже для того, чтобы его кожа становилась нежной.

– Я этого не делала! – возмущенно вскрикнула она, рывком головы освобождая свой подбородок из его рук. – И не стала бы, потому что это было бы слишком опасно для...

В дверь постучали.

Райан вполголоса чертыхнулся, но все же поднялся, сев на краю кровати, и громко предложил войти.

В спальню вошел Бенедикт с сообщением, что месье Морвен Гент и еще какой-то господин пришли обсудить вопросы, связанные с предстоящей дуэлью.

– Морвен для актера оказался весьма пунктуальным, – сухо проговорил Райан. – Скажи ему, что я приду через минуту.

Как только за Бенедиктом закрылась дверь, Элен приподнялась и села.

– Тебе незачем снова драться с Дюраном, – сказала она, положив ладонь на руку Райана. – Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы остановить все это.

– На дуэль меня вызвал Дюран. – В его голосе прозвучали металлические нотки.

– Но ведь из-за твоего поведения. Ты мог бы извиниться за то, что сбил его с ног.

– Я не уверен, что мои извинения смогут удовлетворить Дюрана. Существует маленькая проблема – у него отобрали невесту.

– Говорю в последний раз: я ему не невеста! Если бы ты только мог вести себя благоразумно! – выкрикнула Элен.

По губам Райана пробежала улыбка, от которой у нее защемило сердце и похолодело внутри.

– Я веду себя вполне благоразумно. Но до тех пор, пока никто не пытается отобрать у меня то, что принадлежит мне. Если Дюран хочет заполучить тебя, то сначала ему придется меня убить, – проговорил он и, вскочив с кровати, быстро вышел из спальни.

Через некоторое время Райан с секундантами вышли из дома. Они так и не сказали, куда направляются, однако легко было догадаться, что они ушли по делам, связанным с дуэлью.

За время их отсутствия Дивота принесла вещи Элен. Горничная, не спрашивая у Элен, нужно ли распаковывать ее сундучок, сама стала суетиться и раскладывать их на привычные места. Элен молча наблюдала за ней, удивляясь своей пассивности.

– Ты хорошо себя чувствуешь, сherе? – спросила Дивота, на время оставив свои хлопоты.

– Неплохо.

– Но ты выглядишь не совсем здоровой.

– Ты развиваешь во мне эгоизм, – вымученно улыбнулась Элен.

– Ты уверена, что у тебя желудок не болит?

– Не волнуйся из-за пустяков, Дивота, пожалуйста. – И поскольку ее горничная отвернулась, занявшись ее последними вещами, которые она извлекла из ее маленького сундучка, Элен продолжала: – Мне кажется, теперь ты стала гораздо счастливее.

Дивота бросила на нее косой взгляд:

– Как сказать.

– А в чем дело?

– В событиях.

Элен посмотрела в сторону.

– Да уж...

– Месье Райан – настоящий мужчина. Его не победят.

– Но если Дюран умрет из-за меня, как я смогу дальше жить?

– Ты будешь жить, – сказала Дивота, оторвавшись от дел. – Тебя этот вызов на дуэль касается очень мало, chere, это в большей степени дело их гордости. Для Гамбьера потерять и тебя, и поместья на острове означало слишком многое.

– Но еще и Серефину. Мне так кажется. – Дивота вернулась к своим делам, не ответив на ее последние слова. Освободив сундучок, она перешла к деревянной коробке, в которой что-то звякнуло. Минуту спустя она выпрямилась.

– Я думала, что ты брала с собой последнюю бутылочку духов.

– Да, брала. А она тебе нужна?

– Просто хотела поставить ее для тебя на столик, а другие забрать в нашу рабочую комнату. Но бутылочки здесь нет.

– Не может быть. Она стояла на столе в каморке рядом с моей комнатой, со всеми остальными.

– Ее там не было. Все вещи я упаковывала сама.

– Не думаю, что это что-нибудь значит, – успокоила ее Элен, поскольку ей показалось, что Дивота расстроилась.

– Кто-то ее забрал... – помрачнев, сказала горничная.

Неужели? Элен нахмурилась. Насколько она помнила, в последний раз, в полдень, накануне вечеринки Дюрана, она видела бутылочку там, где она обычно стояла, – в каморке. Если ее кто-то украл, то список подозреваемых был бы слишком длинным – от хозяйки-мулатки и ее прислуги до мужчин и женщин, которые пришли по приглашению Дюрана. В тот вечер гостей было слишком много – одни приходили, другие уходили.

Заторможенность Элен была связана с голодом и усталостью. Когда Райан ушел, Бенедикт принес ей немного еды. А теперь, наблюдая за Дивотой, которая прибиралась в спальне, Элен с трудом боролась со сном и вскоре заснула. Однако когда она проснулась спустя пару часов, то почувствовала, что сон ее почти не освежил, хотя оставаться в постели ей больше не хотелось.

Дождь прекратился, но зеленая листва дуба во дворе блестела от влаги, и капли воды все еще стекали с черепичных крыш, падая на мощеную поверхность двора. Прохладный бриз, продувавший галерею, был настолько пропитан влагой, что от него становилось холодно и неуютно. Пасмурная погода, державшаяся в течение нескольких дней, создавала впечатление надолго затянувшегося вечера, поэтому задолго до наступления настоящей вечерней темноты на кухне, где готовился обед, повара работали при свете ламп.

На улицах появилось больше людей. Слышались цокот копыт, лай собак, зазывные крики продавщиц сладостей, призывавших покупать их товар. Наконец у ворот раздались звуки шагов.

Элен улыбнулась. Эти шаги она всегда могла бы узнать. Она поднялась и подошла к лестнице, ожидая, когда во дворе появится Райан.

Появился он не сразу. Снизу какое-то время слышался чей-то разговор. Но вскоре звуки стихли.

Райан вошел, наклонив голову, что-то рассматривая у себя на ладони. Потом, отломив кусочек того, что лежало на ладони, положил его в рот.

– Что у тебя в руке? – Слова вырвались у Элен непроизвольно, вызванные случайной мыслью, каким-то слабым воспоминанием.

Райан поднял к ней свое улыбающееся лицо и, жуя, стал подниматься по лестнице.

– Это всего-навсего конфетка-пралине, – сказал он. – Дел было много. То одно, то другое... я за ленчем не успел сегодня толком поесть. А ты не хочешь попробовать?

Он отломил еще один кусочек конфеты, и в этот момент до Элен донесся запах – сладкий и тошнотворный. Она бросилась ему навстречу вниз по ступенькам.

– Не надо, – закричала Элен, – ох, да не надо же!

Его глаза округлились, он замер, поднеся следующий кусочек конфеты ко рту. В этот момент Элен почти упала на Райана, с силой отбрасывая его руку, так, что конфета, которую он держал, вылетела из руки, упав на камни двора.

Разглядывая его лицо и боясь увидеть на нем болезненные признаки, она с ужасом прошептала:

– Яд... Она отравлена!..