– С ним все будет в порядке?

Элен задала этот вопрос как можно тише. Ей не хотелось беспокоить Райана, который совсем недавно уснул. Его рука покоилась меж ее ладоней. Очень тяжело было очистить его тело от яда, но травы и порошки Дивоты в конце концов сделали свое дело.

– Я же говорила тебе, chere, что он крепкий мужчина. Утром он вряд ли вспомнит, что чувствовал себя плохо.

Элен тихонько вздохнула, но потом вдруг вздрогнула.

– А если бы меня не было на галерее? А если бы он съел всю конфету до того, как я его увидела? – с горечью в голосе проговорила она.

– Он бы умер... Но все обошлось, и Райан жив. Не думай об этом больше, ты должна пойти и поужинать. А потом тебе нужно лечь спать.

– Только не здесь, – сказала Элен, указывая на постель Райана, которую они делили в течение стольких недель. – Мне... мне не хочется его беспокоить.

– Бенедикт приготовит для тебя постель, пока ты будешь кушать.

– Конечно, – с готовностью откликнулся слуга.

Элен стояла и смотрела на Райана, на темные круги под запавшими глазами, на бледные щеки и лоб.

– Эту дуэль надо отменить. – И поскольку Дивота и Бенедикт промолчали, Элен продолжала: – Ну разве не так?

– Я бы не осмелился так утверждать. Это дело чести, – возразил Бенедикт, покачав головой.

– Конечно же, он не сможет выйти на поле битвы. Утром он еще будет слишком слабым.

– Это решать ему самому, – ответила Дивота. – Ты не должна переживать и беспокоиться, тебе это вредно.

– Ну как же мне не беспокоиться? Ох, Дивота, неужели ничего нельзя поделать, чтобы остановить это безумие?

Дивота встретила ее взгляд, а потом перевела взгляд с Элен на неподвижно вытянувшееся мужское тело на кровати. Она о чем-то думала.

– Наверное, все же найдется какой-то способ, – наконец, кокетливо поджав губы, сказала она.

Элен вздохнула и с надеждой взглянула на Дивоту. Горничная подошла к Элен, обняла ее за плечи и повернула к двери.

– Пойди поешь, только не волнуйся, chere, и не мучай себя, – тихо сказала Дивота. – Конечно, имеются всякие возможности, чтобы остановить эту дуэль, но не все подвластно людям...

Элен сидела в столовой одна, ковыряя вилкой еду, аппетита не было. «Дивоте легко советовать, чтобы я не волновалась и не мучилась, – думала Элен. – Она даже представить себе не может, как я беспокоюсь за Райана. И поскольку это произошло вскоре после моего возвращения к нему в дом, то я скорее всего и виновата в этом, как виновата и в том, что должна произойти дуэль».

Все ее мысли были заняты случившимся. Элен была уверена в том, что если бы удалось установить, почему Райан стал жертвой, то она узнала бы, кто именно творит с людьми эти страшные дела.

«Что же могло произойти накануне, почему мишенью стал Райан? Он вернулся в Новый Орлеан. Потом забрал ее у Дюрана и снова привел ее в свой дом. Наконец, принял вызов Дюрана...

Неужели Дюран попытался убить его, чтобы дуэль, которой он яростно добивался, не состоялась?

А продавщица конфет-пралине? Какая роль в этих делах отводилась ей? И была ли это та же самая хорошенькая мулатка, которая продала конфеты и ей? Райан мог бы ее описать. Наверное, ей заплатили, чтобы она продавала отравленные конфеты тем, кто был намечен в жертву».

Элен отложила вилку и, откинувшись в кресле, прикрыла глаза. Медленно она восстанавливала в памяти тот вечер, когда покупала конфеты: тихая улица, прохладный ветерок с реки, развевающиеся яркие юбки на мулатке-квартеронке с подносом конфет на бедре. Она почти наяву видела красный шелковый тиньон, замысловато повязанный и скрывавший волосы женщины, да золотые обручи серег, свисавшие с ее ушей. Девушка была невысокой, не выше самой Элен. Черты ее лица запомнились как-то смутно, потому что мулатка не поднимала головы на покупателей, словно чего-то боялась. На улице стоял запах жареной рыбы и дыма от костров, а уж потом запахло и конфетами-пралине... Молоко и сахар... девичья кожа – почти прозрачная и в то же время кремовая на вид... и золотые серьги...

Элен резко открыла глаза. «Конечно же... Как она выпустила это из виду? Она же знала... Невероятно... но она знала человека, у которого была определенная цель, и эта цель вела от одной жертвы к другой».

Элен выскочила из-за стола. Если ее догадки верны, то надо что-то предпринять немедленно, этим же вечером. Если же она ошибается, то убийца наверняка ударит по Райану снова и в следующий раз может добиться своей цели.

Ночь после дождя стала холоднее, к тому же резкий ветер упрямо продувал улицы. Элен поплотнее закуталась в шаль. Ей просто повезло, что она вовремя вспомнила, как Дивота бросила ее мокрые от дождя вещи в прачечную, чтобы их подсушить. Из спальни Райана Элен не удалось бы ничего взять, потому что там все еще оставалась Дивота. Горничная подняла бы страшный шум из-за того, что она уходит ночью из дома. Элен, хотя и рассчитывала вернуться до того, как ее начнут искать, все же оставила на своей подушке записку для Дивоты, чтобы та не очень волновалась, когда не найдет ее в доме.

Улицы освещали несколько фонарей, раскачивавшихся на веревках, натянутых поперек дороги. Идти долго не пришлось, гостиница, к которой она направлялась, находилась недалеко.

На ее стук дверь открыла Жермена. Собравшись с духом, Элен постаралась улыбнуться мулатке-квартеронке по возможности более приятно.

– Мне можно войти? – спросила она.

– Очень позднее время, мадемуазель... для визитов.

– Я только на минутку.

Лицо горничной Флоры Мазэн разглядеть в полутьме было трудно, поскольку канделябр с горящими свечами стоял в комнате позади нее. Но Элен показалось, что ее скулы еще больше заострились с тех пор, как она видела ее в последний раз, да и движения горничной, когда та отступила, склонив голову, давая возможность Элен войти, были какими-то скованными.

– О, Элен, как приятно вас видеть, – сказала Флора, приветливо улыбаясь и поднимаясь с дивана с книгой в руках.

– Пожалуйста, извините меня за вторжение, но я пришла по важному делу, и, надеюсь, вы сможете мне в этом помочь.

– В самом деле? – удивилась Флора и показала на кресло напротив дивана. Она снова села на прежнее место, с выражением ожидания и неподдельного интереса на лице.

– Вы как-то говорили мне, что ваш отец перед смертью вел с кем-то переговоры о вашем замужестве. Не могли бы вы сообщить мне имя вашего жениха? – начала Элен.

Густой румянец залил лицо девицы. Она открыла рот, словно намеревалась что-то сказать, потом огляделась и вскочила с дивана.

– Я вам не предложила ничего из напитков. Ну где же Жермена? Она сейчас принесет кофе или, может быть, тафии или вина. Что вы предпочитаете? – засуетилась Флора.

– Не беспокойтесь, ничего не надо.

– Ну пожалуйста, вам необходимо выпить чего-нибудь согревающего. Мне кажется, вы замерзли.

– Тогда кофе с молоком, – согласилась Элен.

– Да, пожалуй, вы правы. Жермена! – позвала Флора служанку.

Жермена к этому времени уже ушла в спальню, поэтому Флора, не дождавшись, пока горничная откликнется на ее зов, быстрыми шажками направилась вслед за ней. Сквозь приоткрытую дверь послышались приглушенные голоса. Вскоре Флора вернулась в гостиную.

За это недолгое время девица, казалось, оправилась от волнения и вновь обрела прежнее спокойствие. Усевшись на диване, она сказала:

– Так о чем мы? Ах да, о моем женихе. Ваш вопрос слишком личный для меня, вы не находите? Может, сначала мне объясните, зачем вам это понадобилось?

– Думаю, это поможет разобраться в причинах смерти некоторых наших знакомых, которые приехали вместе с нами с Сан-До-минго.

– О Боже... – вздохнула Флора и, сложив руки на коленях, подобно вышколенному ребенку, который усвоил правила приличного поведения, выжидала.

– Этот мужчина, я уверена, имеет прямое отношение к случившемуся. Вы окажете неоценимую услугу, если назовете его имя.

Флора долго смотрела на Элен, а потом опустила глаза.

– Это... это был... Дюран Гамбьер, – тихо произнесла она.

У Элен отлегло от сердца. Она так и предполагала, но все же оставалась тень сомнения. Значит, Дюран лгал ей...

Глубоко вздохнув, Элен выпрямилась.

– Сегодня вечером кто-то попытался убить Райана. Разносчица конфет-пралине продала ему отравленную конфету. И причиной этому, мне кажется, послужила назначенная на утро дуэль между ними, – продолжала Элен.

– Но ведь это ужасно. Вы хотите сказать, что месье Гамбьер...

– Нет, Дюран слишком горд, он не стал бы унижаться ради того, чтобы победить своего противника. Думаю, здесь замешан другой человек, тот, кто опасается, что Райан победит Дюрана в схватке на саблях, как это уже произошло ранее... или даже убьет его.

– Это... невероятно... Люди так не поступают, – удивленно проговорила Флора.

– Так поступают те, кто понял, насколько смерть верное средство. Только вспомните о Серефине...

– Вы имеете в виду женщину, которая прибыла сюда вместе с месье Гамбьером?

– Да, его любовницу.

– Но она-то тут при чем?

– Дюран был слишком близок с Серефиной, быть может, любил ее больше, чем она сама об этом подозревала. Они прожили вместе пятнадцать лет и вырастили сына, которого отправили в школу-пансион во Францию. Если и возникли какие-то проблемы с женитьбой Дюрана, то они могли быть связаны с Серефиной, потому что она представляла собой препятствие его свадьбе. Поэтому Серефине пришлось умереть.

– Не могу в это поверить...

– А потом наступила очередь и вашего батюшки...

– Пожалуйста, не надо, – вымолвила Флора, и ее лицо исказилось от страдания. – Я предпочла бы не говорить об этом.

– Боюсь, что говорить нам придется, хотя для меня его смерть остается загадкой. Я могу лишь предположить, что очередная смерть была связана с препятствиями вашему замужеству. Возможно, ваш отец внезапно что-то узнал или сказал Дюрану что-то такое, что вызвало разрыв отношений между ними. Но даже такая причина мне кажется безосновательной для убийства. В их отношениях скорее всего былазамешана крупная сумма денег. На шхуне у Дюрана денег почти не было, но они появились как раз в то время, когда он начал переговоры с месье Мазэном о вашей свадьбе. Может, вместо того чтобы занимать деньги в долг под заклад своих поместий на острове, что оказалось бы совсем не легким делом, Дюран взял кредит у вашего отца при условии, что ваше с ним обручение все же состоится. Как бы то ни было, представляется вполне допустимым, что известные всем желудочные недомогания вашего отца подсказали удачный ход, чтобы либо закрыть ему рот, либо отомстить за что-то...

Белесые глаза Флоры раскрылись от удивления, вперившись в Элен. При звуке распахнутой двери, когда Жермена принесла поднос с напитками, она подскочила на месте с таким очевидным облегчением, что Элен даже почувствовала к ней минутную жалость.

Женщины разлили по чашкам кофе, добавив молока для Элен и молока с сахаром для Флоры. В прохладном воздухе гостиной запах кофе казался удивительно ароматным, а ощущение горячей чашки в замерзших руках было благостным. Элен так и сидела, зажав чашку в ладонях, раздумывая, следует ли вообще пить его, но кофе и молоко для нее и Флоры наливались из одной посуды, так что пить его было не очень опасно. Отпив немного кофе, Элен почувствовала, что он был вкусным, без намека на горечь. Однако притрагиваться к маленьким пирожным, лежавшим на подносе, она не стала.

Флора отпила большой глоток кофе, словно нуждалась в притоке сил.

– Все, что вы сейчас наговорили, мне кажется, родилось в вашем воображении. Вы не заставите людей слушать ваши рассказы до тех пор, пока не представите обоснованные доказательства, – твердо сказала она.

– Верно, доказательств у меня нет. Безусловно, я должна связаться с властями, но не уверена, что они предпримут какие-либо действия только на основе моих слов. Я искренне надеюсь на то, что если этот «кто-то» узнает, что его подозревают, убийства прекратятся...

– Как это все благородно, – натянуто проговорила Флора.

– Больше всего я хочу защитить тех, кто может оказаться очередной жертвой, и особенно тех, кого люблю...

– Вам очень повезло. Я думаю... я думаю, что в конечном счете Дюран Гамбьер, возможно, и не был подходящим женихом для меня.

На это трудно было чем-либо ответить. Элен отпила еще немного кофе, чтобы занять паузу.

– Но ведь еще нет объяснения смерти Эрмины, – как бы вскользь обмолвилась Элен.

Флора вздохнула, словно пробуждаясь.

– Да, и что же? – осторожно спросила она.

– Мне кажется... Я почти уверена, что Эрмина умерла потому, что в тот вечер, когда мы все собрались в Воксхолле, она неосторожно обмолвилась о чем-то особенном. Если помните, Эрмина рассказала, что применяет в малых дозах мышьяк, чтобы ее кожа была бледной. Но когда она говорила об этом, то как-то странно посмотрела на одну из находившихсятам же женщин, и мне показалось, что их связывала какая-то тайна. Может быть, Эрмина знала, что та, вторая женщина, тоже применяет мышьяк...

Флора подняла на Элен глаза.

– Вы, наверное, говорите о... – начала она.

– Позвольте, я закончу свой рассказ, – прервала ее Элен. – Однажды я отправилась за покупками и подышать свежим вечерним воздухом у реки. Когда возвращалась в меблированные комнаты, где останавливалась рядом с Дюраном, я встретила разносчицу конфет-пралине, очаровательную мулатку-квартеронку. Она была одета в яркий, но дешевый наряд, с красным тиньоном на голове и с крупными золотыми серьгами в ушах. Ее лицо было накрашено свинцовыми белилами, а губы – карминной краской. Однако под краской кожа на лице оставалась кремового оттенка, нежной и бледной. И еще за уличными запахами и за запахами отравленных конфет-пралине я не сразу распознала другой запах, который мне слишком хорошо знаком. Это запах ее духов. От мулатки пахло моими духами, аромат которых составляла я сама с Дивотой.

Флора не отвечала. Она слушала, напряженно наблюдая за Элен из-под ресниц. Элен допила свой кофе и отставила чашку.

– Тогда же вечером, – продолжала Элен, – я вспомнила об этом запахе, как вспомнила и о той женщине, которая умоляла продать ей флакончик духов, о женщине, которой вынуждена была отказать. С этими воспоминаниями я сопоставила такой факт – на вечеринке у Дюрана последний флакончик духов из моей комнаты исчез, его просто-напросто выкрали...

– Насколько же вы проницательны, – заметила Флора, поджав губы. – Полагаю, вы пришли к какому-то выводу?

– Верно. Я сделала вывод, Флора, что той квартеронкой, которая продавала конфеты-пралине, были вы...

Девица издала странный возглас, а потом сказала:

– А я-то подумала... ну это же просто смешно!

– Конечно, вы подумали, что я стану обвинять Жермену. И надеялись, что все так подумали бы, если бы подозрения пали на продавщицу конфет.

– Но я же не квартеронка!

– Нет, не совсем. – Элен смотрела на Флору уверенно и спокойно. Она сама была родом с острова, где смешанная кровь людей – распространенное явление. По многим внешним признакам: по небольшой припухлости губ, по широкому кончику носа, например, по текстуре кожи и волос и даже по тембру голоса – запросто можно было понять, кто этот человек...

Флора выпрямилась. Злая улыбка скривила ее полные губы, отчего она стала выглядеть гораздо старше. Она потрепала рукой узел своих светлых волнистых волос и рассмеялась. Потом поставила на столик свой кофе и потянулась за пирожным.

– Что же, могу вам сообщить, – сказала девица, откидываясь на спинку дивана, – что я – октеронка, то есть почти такая же белая, как и вы. К тому же Жермена – моя мать. А что касается происшествия с глупой коровой Эрминой, то она сама навлекла на себя беду. Она была знакома с моим отцом еще на Сан-Доминго, и я уверена, знала и обо мне. В тот вечер в воксхолле Эрмина смеялась надо мной, намекая, что знает о моей тайне. Убить ее оказалось до смешного просто. Мне пришлось только навестить ее и добавить мышьяка ей в шоколад. Естественно, дозу пришлось увеличить, поскольку у нее уже была к нему привычка, если бы полиция занялась расследованием ее смерти, все равно ничего не заподозрила бы. Но расследования не было. Ее и похоронили-то как самоубийцу, верно?

– Но вы же убили и собственного отца! Как вы могли?..

– Папа был благородным и честным человеком. Слишком честным. На Сан-Доминго я обручалась дважды: мужчины липнут ко мне, и мне они тоже нравятся. Но каждый раз папа рассказывал моему будущему жениху всю правду обо мне. И тот, естественно, отказывался от меня... Разумеется, я этого больше позволить не могла, ведь так? Я старалась заблаговременно принимать меры, еще на острове. Папины желудочные недуги, знаете ли, были следствием употребления в пищу мышьяка. Медленная, но верная смерть, которая покажется естественной. У меня был свой собственный порошок, который я принимала каждую неделю. Потом появился Дюран. Он так красив, благороден. Я не могла рисковать и позволить папе сказать правду и ему.

– Значит, бедная Серефина тоже стояла у вас на пути.

Лицо Флоры стало жестким.

– Я поторопилась убрать папу. Когда он умер, то Дюран сообщил, что жениться на мне он вовсе не собирается. Я поняла, что он брал у папы деньги, хотя он это и отрицал. Он получил то, что хотел, так что незачем было жениться на мне. Он говорил о привязанности к своей любовнице, но я считала, что это лишь отговорка. Думаю, что больше всего он хотел бы жениться на вас. И убедилась в этом, когда вы переехали в дом с меблированными комнатами, где он жил, как только Байяр вас оставил. Поэтому мне надо было убить и Серефину, и вас...

– Тогда вы и продали шоколадные конфеты Серефине.

– А вам – пралине. Мне, конечно, пришлось поломать голову, чтобы придумать, как вас отравить, поскольку вы не любите шоколад. Конфета почти не подействовала сначала, да и плохо скрывала вкус мышьяка, ведь так? В этом и была моя ошибка...

Ровный, бесстрастный тон, которым говорила эта девица, словно речь шла о повседневных заботах, заставил Элен содрогнуться.

– Но даже если бы я и умерла, почему вы надеялись, что Дюран непременно вернулся бы к вам?

– Духи... Вы были правы, это я украла ваш флакончик на той вечеринке. Жермена сказала мне, что в них заключена особенная сила, заставляющая мужчин сходить с ума от желания, если ими воспользоваться.

Элен встала с кресла и поправила шаль.

– Не думаю, что мы можем еще что-либо сказать друг другу, – заявила она.– Вам не удалось убить Райана, точно так же, как и меня. Дуэль назначена на утро. Вам больше не удастся в будущем вредить Райану, поскольку мы все будем следить за этим. Советую больше не лезть ни во что. Пусть все идет своим чередом.

– Какой разумный совет, – насмешливо проговорила Флора. – Как жаль, что вам не удастся узнать, чем все закончится...

Элен резко повернулась к ней.

– Что вы хотите этим сказать? – удивленно спросила она.

– Жермене не потребовалось много времени, чтобы понять, чем занимается ее дочь, хотя и поняла она это только после смерти Серефины. Но моя мать все еще преданно блюдет мои интересы. Я велела ей подсыпать мышьяку в ваш кофе. Знаете, у нее осталась привычка повиноваться мне безоговорочно, как служанка повинуется своей хозяйке.

– За что? – спросила озадаченно Элен. – Вы же наверняка знаете, что я больше не имею дел с Дюраном. На ваших глазах Райан утром унес меня с площади.

– А вдруг Дюран убьет Райана и снова вернется к вам? Надеюсь, вы не успели рассказать кому-нибудь то, что вам стало известно, например Райану или своей Дивоте? Конечно, не успели... иначе они отправились бы вслед за вами. Так что вам, пожалуй, уже не придется...

При звуке открываемой двери Флора замолчала. Ее лицо замерло маской неожиданного удивления, когда в гостиную вошла Жермена в сопровождении Райана и Дюрана. Она вскочила с дивана.

– Присядь, моя милая, – спокойно сказала Жермена, подойдя к ней. Взяв дочь за руку, она заставила ее присесть рядом с собой на диван.

Райан быстрыми шагами подошел к Элен и обнял ее. Его руки принесли с собой тепло и ощущение безмятежности. С минуту она постояла рядом с ним, потом сделала полшага назад, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Кофе был... – начала Элен.

– В твоем кофе ничего не было, – уверенно ответил он.

– Ты не понял меня... Мне нужно срочно домой, к Дивоте...

– В кофе ничего не было, – повторил Райан, – по крайней мере в твоем.

Элен заглянула в его синие глаза. Потом медленным движением повернула голову к Флоре. Та смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Вскоре перевела взгляд на Райана, а затем в глубину комнаты, где с пунцовым и встревоженным лицом стоял Дюран. Флора медленно повернулась к матери и уставилась в ее глаза. В тот же момент она вскрикнула.

На лице Жермены застыло выражение мудрой скорби, когда она прижала к себе дочь.

– Я не могла позволить тебе сделать это, моя любимая... – с рыданием в голосе проговорила женщина, – еще раз... Мы совершили ужасную ошибку – твой папа и я, дав тебе жизнь, но это была ошибка любви. Ты не должна была его убивать. Я любила его так сильно. Так же, как люблю тебя...

В комнате воцарилась тишина. Внезапно Флора замерла, и ее голова откинулась назад.

– Дивота! Нужно привести Дивоту, – быстро проговорила Элен.

Райан покачал головой:

– Боюсь, что слишком поздно...

– Но мы должны что-то сделать... – прошептала Элен.

Жермена посмотрела на них через плечо прильнувшей к ней дочери.

– Оставьте это мне, умоляю вас... оставьте это мне, – проговорила хриплым и неутешным голосом женщина.

Райан повернул Элен за плечи к двери. Все ее тело стало за эти минуты таким неподатливым, что ей было трудно сделать даже шаг. И кроме того, ей все еще казалось, что надо что-нибудь предпринять... Почему все так быстро произошло? Она совсем не хотела торопить что-либо, а тем более такое... Ей совсем не хотелось этого...

Дюран преградил им путь.

– Мне с тобой надо поговорить, – не обращая внимания на Райана, заговорил он с Элен.

– Нам нечего сказать друг другу, – ответила Элен и двинулась вперед, но Дюран не отошел от двери, и ей пришлось остановиться.

– Сейчас не время для разговоров, Дюран, – жестко сказал Райан.

– А когда оно будет? Утром мы можем убить друг друга, – проговорил Дюран, взглянув на него.

Он снова повернулся к Элен.

– Я знаю, что вина лежит на мне, – начал он торопливо. – Я не должен был допускать, чтобы из-за наших договоренностей с Мазэном все зашло так далеко. Мне позарез нужен был его кредит. И поскольку меня надули, то я уже не чувствовал себя связанным этим соглашением с мертвецом.

– Ты не обязан передо мной отчитываться, – проговорила Элен, пытаясь остановить поток его слов.

– Нет... Мне надо все тебе рассказать. Клянусь, я ничего не знал о проделках Флоры... Ты для меня была мечтой еще с тех пор, как мы покинули остров, – недостижимой мечтой и призраком счастья. Я пытался сохранять терпение и ждать, когда ты будешь готова начать со мной жизнь, которую мы планировали... Так почему мы не можем сделать этого теперь?

Элен посмотрела на него затуманенным взглядом.

– Прошу, извини меня, – сказала она.

– Твоего извинения мало. Ты должна...

Не выдержав, Райан подошел к Дюрану:

– Элен ничего тебе не должна... Как ты не понимаешь, что этот вечер стал для всех нас испытанием. Если ты чувствуешь к ней хоть немного жалости, то оставь ее в покое... Нам нужно идти.

– Я только хочу, чтобы она поняла меня...

– Подожди до завтра. Может, ты одержишь верх в нашем поединке... и тогда в твоем распоряжении окажется целая вечность, чтобы убеждать ее.

Райан оттолкнул Дюрана, и они с Элен поторопились выйти из этой комнаты и из этой гостиницы на прохладный ночной воздух.

Дома их встретила Дивота с хмурым и озабоченным выражением на лице. Позади нее, нервно скрестив на груди руки, стоял Бенедикт.

Он сразу же рванулся навстречу Райану и Элен, как только увидел их.

Кто-то предложил выпить кофе, чтобы согреться, но при одной мысли об этом Элен передернуло. Вместо кофе все выпили по рюмочке светло-золотистого шерри, расположившись вокруг небольшого камина в спальне и слушая рассказ Райана о том, что произошло в гостиничном номере Мазэнов.

Когда он закончил, Дивота, покачав головой, проговорила:

– Бедная девочка вконец запуталась.

– Она убивала людей даже не ради самозащиты или корысти, – жестко сказал Райан. – Видимо, настолько была уверена в своем превосходстве над другими, что для нее никто ничего не значил.

– Вы ошибаетесь, месье Райан, – возразила с горячностью Дивота. – Она так глубоко сомневалась в своих собственных достоинствах, что не понимала значимости чужой жизни.

– Возможно, ты и права, – задумчиво проговорил Райан.

– Я так и не поняла, – Элен вступила в разговор, глядя на мужчину, который сидел рядом, – каким образом вы с Дюраном оказались вместе с гостинице? Когда я уходила из дома, ты ведь крепко спал.

– Меня разбудила суматоха, которую подняла Дивота, когда обнаружила, что ты ушла. Вы с Дивотой сумели так быстро избавить меня от мышьяка, что теперь для полного выздоровления мне не повредил бы плотный ужин.

Элен сдержанно улыбнулась, глядя на Райана.

– В записке ты сообщила, что идешь навестить Флору Мазэн, но Дивота заподозрила тебя в обмане, опасаясь, что ты тем временем скорее всего отправилась к Дюрану уговаривать его отменить дуэль. Я знал, где живут Мазэны, поскольку встречался там однажды с ее отцом, чтобы обговорить одно деловое предложение, которому так и не суждено было реализоваться... ты это предложение приняла за переговоры о женитьбе. Я сразу же отправился к Мазэнам, а Бенедикт – к Гамбьеру. В гостинице меня перехватила Жермена. Думаю, что Гамбьер сказал нам неправду, что ничего не знал о «делах» Флоры, все-таки он кое о чем догадывался, поскольку вскоре присоединился к нам с Жерменом и выглядел так, словно ожидал увидеть чей-то труп. Жермена провела нас в спальню, откуда мы слышали весь ваш разговор.

– Жермена очень сильная женщина, – покачав головой, сказала Дивота. – И какое наказание ее может ждать за это?

– Думаю, смерть Флоры будет только несчастным случаем, последним в серии опасных случаев использования мышьяка. Если хотите знать мое мнение, то Жермена и так уже наказана тем, что была вынуждена пойти на такое страшное дело. Нет никакой необходимости вовлекать власти в это происшествие, тем более во время передачи колонии.

Бенедикт, который заметил, как Элен, прикрывая рот пальцами, героически борется с зевотой, толкнул Дивоту в бок и кивнул в сторону Элен.

Дивота взглянула на нее и тут же поднялась.

– Думаю, chere, тебе давно пора быть в постели. Давай-ка я помогу тебе снять платье. А потом принесу тебе стакан теплого молока.

– Не беспокойся, Дивота, мы сами управимся, – сказал Райан, лениво возражая ей и поднимая руку, чтобы остановить ее. – Я сделаю все, что понадобится.

– Ей нужно отдохнуть, – напомнила Дивота.

– В самом деле, Дивота, – тихо ответила Элен. – Со мной все будет в порядке.

– Я позабочусь, чтобы она хорошо отдохнула, – сказал Райан, встал и направился к двери, чтобы ее открыть.

Дивоте хотелось еще поговорить, но Бенедикт тоже поднялся и, дотронувшись до ее руки, вышел из спальни. Его жест, приглашавший женщину последовать за ним, был вежливым, но властным.

Райан улыбнулся Дивоте, когда она еще раз взглянула на него.

– Я никогда не причиню ей вреда, – пообещал он.

Дивота кивнула ему, и они с Бенедиктом вышли из комнаты.

Дверь за слугами закрылась.

Вернувшись к камину, Райан встал спиной к огню. Он посмотрел на сидящую Элен, на мерцавшие отсветы пламени на ее бледном, с тенями усталости под глазами лице. Резко наклонившись, он подхватил ее на руки и понес к постели.

Ей следовало бы, наверное, воспротивиться этому... Но близилось утро, а с ним и время дуэли. Не было никакого смысла в обетах и обещаниях на будущее перед такой угрозой.

Райан распустил ее волосы, и они золотым водопадом упали на ее плечи. Потом расстегнул ее платье... Сняв с себя всю одежду, он пальцами загасил свечи, бросился на постель рядом с нею и начал нежно ее целовать. Элен доверчиво прижалась к нему.

«Я дома, – умиротворенно подумал Райан, – дома, чтобы успокоиться и найти наслаждение и радость в объятиях этой женщины, от которой всегда пахнет цветами... Она единственная из всех на свете, кто может заполнить мою душу. Что бы ни ожидало меня впереди, Элен принадлежит мне, по крайней мере в эту ночь...»

Тепло и сила его тела казались Элен райским прибежищем. Она лежала неподвижно, отдавшись блаженству, пока потребность соединиться с ним не стала настолько всепоглощающей, что у нее захватило дух.

– Люби меня, – шепнула она. – Тебя не было так давно.

– Ты уверена? – прошептал Райан.

– Как никогда.

Она прикоснулась к нему, ожидая чуда, поощряя его и стараясь больше узнать о нем. Радость и удовольствие ярко расцветали такими знакомыми и в то же время совсем новыми ощущениями. Любовь кипела в ее жилах, и она шептала о ней, уткнувшись в его шею. Она чувствовала в себе исступленный восторг, необузданную страсть, она уже не подчинялась рассудку, а все остальное ей было безразлично. Она уступила перед его твердостью, принимая его и отдавая себя...

Проснувшись с первыми лучами света, пробивавшимися сквозь задернутые шторы, Элен почувствовала, как он тихонько соскользнул с кровати. Она слышала, как он доставал из шкафа одежду, как одевался, как вышел из спальни. Она лежала, уставясь в полутьму, прижимая руку к груди, где гнездилась острая боль. Желание вскочить и побежать вслед за ним становилось нестерпимым. Но, наверное, нужно остаться дома и ждать. Она не должна оказаться посмешищем на дуэли, заставив секундантов оттаскивать себя в сторону с тихими проклятиями в адрес истеричных дамочек, которые не понимают сущности кодекса чести. Нет, она оденется и будет сидеть на галерее, терпеливо ожидая или возвращения Райана, или известия о том, что живым он уже не вернется...

Но все-таки оставаться дома Элен не могла.

Отбросив покрывало, она встала с кровати. Двигаясь бесшумно, чтобы никого не разбудить, начала одеваться.

Ей представлялось наиболее вероятным, что дуэль состоится в саду за храмом Святого Антония. Ей доводилось слышать, что это было традиционным местом поединков на саблях, тогда как дуэли на пистолетах происходили за городом, чтобы не беспокоить окружающих. До места дуэли от дома Райана было недалеко. Улица, на которой он жил, находилась как раз позади этого храма.

Элен замедлила шаги, когда подходила к церковному саду, который представлял собой большой прямоугольник с небольшой статуей Святого Антония в центре. Сад был окружен высоким кустарником, нижние ветки которого стояли почти обнаженными. Элен остановилась позади этой живой изгороди.

На поросшей травой лужайке перед статуей уже собрались мужчины. Секунданты измеряли длину сабель, а врач проверял лекарства и бинты в своей сумке. Невдалеке расположились любопытствующие, почему-то они были в вечерних костюмах, словно зашли сюда по пути домой с какой-нибудь вечеринки или с приема, который давал префект Луссат по случаю празднования передачи колонии. Тихо переговариваясь, они обсуждали причины схватки, личные качества, храбрость и мастерство дуэлянтов и, конечно же, спорили о том, кто победит.

Ближе к Элен стоял Райан, но она видела только его спину. Он снял камзол и закатывал рукава рубашки. По другую сторону лужайки лицом к ней и к Райану стоял Дюран. Взглянув на своего противника, он тоже стал стаскивать свой камзол.

Одна из фалд его камзола, тяжело качнувшись, задела колено. Дюран протянул руку, чтобы пощупать, что могло выпирать из внутреннего кармана, и вдруг озадаченно наморщил лоб. Сунув руку в карман, он вытащил оттуда нечто напоминавшее куклу. Некоторое время Дюран разглядывал находку, потом выругался и отбросил ее в сторону.

Кукла упала перед статуей святого. Это была восковая фигурка мужчины. К ее голове был приклеен клочок меха, по цвету напоминавший волосы Дюрана, да и одета кукла была в черный камзол, такой же, как у него. В ее груди, возле сердца, торчала медная миниатюрная сабля. Дюран стоял бледный, не сводя с нее глаз.

Элен тоже смотрела на фигурку. Ее горло перехватило, и стук сердца, казалось, начал отдаваться в голове, когда она вспомнила и об обещании Дивоты, и о том, что Бенедикт ходил накануне к Дюрану, якобы справиться, не видел ли Дюран Элен. Теперь все становилось на свои места. Каким символичным представлялся этот серый неподвижный комок, лежавший на мокрой от росы траве, с согнутыми ногами, в камзоле со сбившимися набок фалдами. Под первыми лучами восходящего солнца маленькая сабля в груди куклы заблестела.

Райан тоже обратил внимание на восковую фигурку, как, впрочем, и некоторые из любопытствующих. Через несколько мгновений секунданты и Морвен, закончив все приготовления, подошли к дуэлянтам. Актер, как обычно, приняв на себя роль ведущего, с поклоном официально спросил в последний раз перед боем, нельзя ли миром разрешить разногласия между двумя господами.

Дюран оторвал взгляд от серой фигурки в траве. В первое мгновение, казалось, он не понимал, где находится и что происходит вокруг. Несмотря на утреннюю прохладу, на лбу у него выступила испарина. Наконец он покачал головой, отвечая на вопрос Морвена. Райан, будучи вызванным на дуэль, по необходимости повторил его жест.

Секунданты подали им сабли. Райан выбрал себе одну из них. Другую отдали Дюрану. Секунданты отступили в сторону, каждая пара заняла место позади своего дуэлянта. Райан и Дюран встали в боевую позицию друг против друга.

Наступила тишина, которую нарушал лишь легкий шум ветвей живой изгороди да тихое воркование голубей на резных карнизах храма, возвышавшегося над ними. Солнце, поднимаясь все выше, бросало яркие лучи на влажную траву, на блестящие лезвия сабель в руках у обоих мужчин и на крохотную саблю, пронзившую грудь восковой фигурки, лежавшей в траве между ними.

– Салют.

Сабли приветственно взметнулись вверх и тут же одновременно опустились.

– En garde!

Райан занял позицию фехтовальщика, выставив вперед слегка согнутую правую ногу и отведя назад левую руку. Его сабля угрожающе выдвинулась вперед. Дюран не двинулся с места. Он переводил взгляд с куклы, лежавшей в траве, на Райана и обратно.

Райан, грациозно поигрывая крепкими мускулами, принял исходную позицию и повернулся к секундантам:

– В траве, мне кажется, валяется какой-то мусор. Может, его надо убрать, пока кто-нибудь из нас не споткнулся.

Элен, услышав его слова, тихо, придушенно застонала от охватившего ее отчаяния. В этот же момент она подумала, может, Дюран откажется продолжать дуэль из-за этой фигурки.

Морвен поднял куклу и с любопытством повертел ее в руках.

– Откуда она взялась? Уверяю вас, перед дуэлью я тщательно осмотрел все вокруг.

– Она... выпала из моего кармана, – произнес Дюран брюзгливо.

– По опыту своих путешествий по островам я могу сказать, что кто-то очень хочет вам навредить, – весело улыбнулся ему Морвен.

С этими словами актер занял свое место позади Райана. Снова внимательно осмотрев куклу, он потрогал пальцами игрушечную саблю, двигая ее назад и вперед, а потом толкнул ее посильнее, и она вошла еще глубже в мягкий воск.

Дюран резко, как от боли, вздохнул и прижал руку к сердцу. Кончик его сабли уткнулся в траву.

Морвен посмотрел на него с удивлением, затем величественным и пренебрежительным жестом отбросил куклу в сторону. Дюран покачнулся.

– Господа, вы готовы продолжать? – пропел актер.

Райан выразил свое согласие. Дюран промолчал. Потом огляделся, словно кого-то искал в саду. Его взгляд задержался на Элен, он побледнел и прищурил глаза.

Громкий ропот пронесся в группе любопытных. Дюран оглянулся на своих секундантов, посмотрел на Райана и на светлое небо над головой. Он поднял саблю, мгновение подержал ее на весу и тут же опустил.

Он облизал губы.

– Думаю, нам надо отложить эту встречу. Мне... что-то нехорошо, – наконец сдержанным тоном произнес он.

Секунданты Дюрана, люди, с которыми он иногда играл в карты, переглянулись, удивленно подняв брови. Один из них, откашлявшись, подошел к Райану.

– Это приемлемо для вас, сэр? – спросил он.

Элен в этот момент не могла видеть лица Райана. Она видела лишь его широкие плечи и гордый наклон головы. Внезапно она пожалела, что попросила Дивоту вмешаться, что не поверила в его способность одолеть Дюрана, хотя знала, как он сражается. Но это было до того, как его отравили... и тем ослабили его тело, к тому же и до того, как она поняла, что любит его.

Райан долго раздумывал.

– Это неприемлемо, – наконец сказал он.

«Неприемлемо. Он отказался принять капитуляцию Дюрана». Боль как пламя охватила ее мозг.

– Каковы же ваши условия, сэр? – продолжал секундант.

– Начинаем сначала, – сказал Райан резким тоном, – с предъявления оружия и с вопросов о разрешении спора.

Прежде чем секундант успел ответить, Дюран бросил свою саблю оземь. Его лицо перекосилось от страха и ярости, когда он взглянул на Райана.

– Очень хорошо. Позвольте мне признать себя виновным в нашей ссоре и заявить, что честь удовлетворена, – проговорил Дюран.

– Благодарю вас. – Райан поклонился. – Пожалуйста, примите мои извинения за любой вред, который я мог нанести вашему достоинству.

От этого галантного жеста Райана лицо Дюрана просветлело.

Элен, услышав затихающее эхо слов Райана, вздохнула с чувством облегчения и ощутила прилив любви к Райану. Ей захотелось помчаться к нему, дотронуться до него, чтобы убедиться, что он невредим. Но она благопристойно ждала, пока все разошлись и на лужайке остались только Райан, Дюран и Морвен.

Дюран наблюдал, как она приближалась. Его губы сжались в плотную щелку, а черные глаза еще больше потемнели.

– Ты пришла позлорадствовать? – спросил он.

– Нет. Только посмотреть, что вы сделаете друг с другом, – тихо ответила Элен.

– Сделаем ради тебя? У кого же может быть больше, чем у тебя, прав на это? Я надеюсь, ты теперь удовлетворена?

– Думаю, да. – Подойдя к Райану, она остановилась. Надевая свой камзол, он посмотрел на нее. В его глазах она увидела не только раздражение, но и что-то такое, отчего на душе стало теплее.

– Так, значит, ты сделала свой выбор. А может, этот выбор сделал кто-то за тебя? – Дюран внимательно оглядел ее все еще стройную фигурку. – Природа в таких случаях знает, как помочь.

Морвен, увидев зловещее выражение на лице Райана, извинился и стал откланиваться. И, не получив в ответ ничего, кроме коротких слов благодарности от Райана за оказанную услугу, быстро зашагал прочь.

Элен внимательно разглядывала лицо Дюрана, впервые ясно увидев на нем отразившуюся злобу. Со времени их отъезда с острова он так опустился, постоянно унижаясь перед ней, что в ее душе промелькнула тень сострадания к нему. Ее покойный отец выбрал Дюрана ей в мужья, и поэтому Дюран, возможно, имел какое-то право на то, чтобы его принимали во внимание. Даже Райан не отказал ему в этом. Глядя ему прямо в глаза, Элен спросила:

– Скажи мне правду. Ты в самом деле любишь меня, Дюран?

Стоявший рядом с нею Райан взял ее за руку.

– Не делай этого, – попросил он грубоватым голосом, – не здесь и не сейчас.

Элен, обернувшись к нему, решительно проговорила:

– Другого, более подходящего момента или места, чем теперь, больше не будет. Поэтому я спрашиваю и тебя тоже. Ты любишь меня, Райан?

Дюран, учуяв возможность получить некоторое преимущество, если сумеет быстро ответить, выступил первым.

– Да, Элен, я тебя люблю, – сказал он напряженным от волнения голосом.

Вслед за Дюраном, выдержав взгляд Элен, ответил Райан:

– Ты заворожила мое сердце с того первого раза, когда я увидел тебя позолоченной лунным светом в темном лесу, с тех пор, как держал в своих объятиях в течение трех дней в подвале у Фавье. Ты для меня превыше всего на свете... Но если твой вопрос не более чем уловка, чтобы выжать подобное признание из Дюрана, то я клянусь...

– А ты отпустил бы меня с Дюраном, если бы я попросила тебя об этом?

В саду было тихо, ярко сияло солнце, высушивая росу на траве. Райан смотрел на Элен, и кровь у него стыла в жилах. Боль, пронзившая грудь, распространилась по всему телу. Он, затаив дыхание, закрыл глаза, решив про себя: будь что будет. С трудом подняв отяжелевшие веки, он сказал:

– Я отпустил бы тебя, если бы ты поклялась, что любишь только его и никогда не сможешь полюбить другого.

Элен повернулась к Дюрану.

– А ты, отпустил бы ты меня к Райану, если бы мне это понадобилось? – спросила она.

– Конечно же, нет! – ответил он насмешливо. – Если бы ты стала моей, я никогда не отпустил бы тебя, ни к одному из мужчин!

На ее губах промелькнула кривая улыбка. Элен повернула лицо к Райану.

– Пожалуйста, – сказала она, – отведи меня домой!

Дивота и Бенедикт были напуганы тем, что Элен отправилась к месту дуэли. Они поругали ее и теперь заставили сидеть на галерее, пока не приготовят особый завтрак, чтобы отметить замечательное завершение этой встречи на рассвете. Дивота сердилась, что ее отвлекали комплиментами за участие в этом событии, и не отвечала на вопросы Райана, зачем она вмешалась. Правда, потом призналась, что волновалась она не столько за него, сколько за Элен, если бы с ним что-нибудь случилось.

Когда Дивота, а за нею и Бенедикт удалились на кухню, Райан подошел к перилам галереи и встал напротив кресла Элен. Он нахмурился и намеренно скрестил руки на груди, но заговорил весело:

– Мне кажется, что все, даже Бенедикт, очень много говорят о твоем здоровье. Конечно, я знаю, что тебя чуть не отравили, как, впрочем, и меня, но обо мне почему-то так не беспокоятся. Нет ли здесь чего-нибудь такого, что мне следовало бы знать?

Элен оторвалась от задумчивого созерцания поблескивающей воды в фонтане во дворе и подняла на него глаза. Она хотела ответить Райану в его же насмешливой манере, хотела все обернуть в шутку, но почему-то не смогла.

– У меня будет ребенок, наш ребенок, – тихо сказала она.

– Наш, – повторил Райан, словно проверяя, может ли произнести это слово. – И ты решила сообщить мне, что он мой?

– Мне не хотелось заставлять тебя спрашивать.

Он наклонился над ней, положив руки на спинку кресла.

– Боже мой, Элен, я же говорил, что люблю тебя. Неужели ты думаешь, я не знаю, что этот ребенок может быть только моим и что меня нужно в этом убеждать?

– После того, как я вырвала у тебя признание в любви...

– Которого ты не получила бы, если б я не был уверен в каждом своем слове! Я ведь догадался, что ты носишь моего ребенка, с первой минуты, когда поднял тебя на руки на площади. Как же я мог не догадаться, если знаю каждый дюйм твоего тела, как собственную ладонь? Могу согласиться с тем, что у тебя не было достаточно времени, чтобы сказать мне, что скоро я стану отцом, но никак не ожидал, что придется заставить тебя сообщить мне эту новость, или рассматривать это как смертный приговор.

– Смертный приговор? – эхом отозвалась она.

Райан встал перед Элен на колени и взял ее руку в свои ладони.

– Я понимаю, что ребенок приходит в наш мир с болью и унижением матери, и никаким словами не могу выразить свое огорчение этим. Но хочу спросить у тебя: чувствуешь ли ты сама радость от того, что у нас будет ребенок? Неужели у тебя нет и к нему любви, как нет ее и ко мне?

– Ну конечно же, я уже люблю его, – ответила Элен с изумлением, – но почему ты решил, что...

Райан не дал ей договорить.

– Тогда почему не выходишь за меня замуж? Если ты принимаешь мою любовь, то почему не хочешь взять и мое имя ради ребенка?. Сколько мне еще придется упрашивать тебя сказать «да»?

– Чтобы облегчить твою задачу, я могу принять твои слова, которые ты только что произнес, за предложение выйти за тебя замуж.

Он встал с колен и протянул Элен свои руки, чтобы помочь встать ей с кресла. Настойчивым в своей решимости получить от нее ответ тоном он спросил:

– Почему именно сейчас?

– Что? – переспросила Элен, недоуменно глядя на него.

– Ты не выходила за меня раньше, как мне кажется, из-за недостатка любви ко мне. Так почему же все-таки сейчас принимаешь мое предложение?

– Недостатка в любви никогда не было... – тихо проговорила она, с трудом проглотив подступивший к горлу комок.

– Ты имеешь в виду – недостатка в моей любви?

– Нет, – возразила Элен и затрясла головой. – В моей... Я же люблю тебя, Райан.

– Ты хочешь сказать, что все это время...

– Все это время я любила тебя. – Слезы навернулись ей на глаза. – Но я боялась...

– Тебе незачем бояться. Я всегда буду с тобой. Всегда!

Элен слабо улыбнулась с глазами полными слез.

– А потом были эти духи... Я не стала бы выходить замуж за тебя только из-за того действия, которое они на тебя оказывали.

Райан притянул ее к себе, нежно обнимая:

– Твои духи не играли никакой роли. Клянусь! Я был покорен тобой и всегда наслаждался только тобой!

– Теперь я это знаю, – прошептала Элен и, обняв его за талию, крепко прижалась к нему.

Дрожащими пальцами Райан поглаживал ее золотистые волосы, потом наклонился к ней, чтобы попробовать вкус ее губ. Тишина опустилась вокруг них, и было слышно только журчание фонтана во дворе да перестук глиняной посуды на кухне под галереей. Наконец Райан поднял голову.

– С другой стороны, если бы сегодня вечером от тебя пахло твоими духами, то я, возможно, стал бы твоим добровольным рабом.

– Духов уже не осталось, – прошептала она.

– Очень жаль, – вздохнув, проговорил Райан.

– Но у меня есть эссенции и масла, чтобы их приготовить, а до темноты еще уйма времени.

– Слишком долго ждать, – с улыбкой ответил Райан и направился с нею в дом.