Казалось, что коридор растянулся на тысячу миль. Когда Летти наконец добралась до своей спальни и скрылась в ней, она задыхалась от сдерживаемых рыданий. Подбежав к кровати, она бросилась на нее и закрыла лицо руками. Горькие слезы лились между пальцев — слезы раскаяния и стыда.

Обниматься с таким человеком, Как Рэнни, — это все равно что соблазнять маленького мальчика! Воспользоваться его состоянием, разбудить в нем глубинные мужские инстинкты, которых он не мог понять и контролировать, это поступок бессовестный и распутный. То, что он это начал, не может быть оправданием. Ответственность за все, во что это в конце концов вылилось, лежит целиком на ней. Распутница! Шлюха! Развратная Иезавель! Летти знала, что заслужила все самые гнусные прозвища, какие только можно придумать. Как жаль, что нельзя повернуть время назад и по-иному прожить этот час!

Но, может быть, лучше знать, какая она на самом деле? По крайней мере, теперь она будет осторожней…

Все было так плохо, как Летти и представить не могла. Она не сомневалась, что ее развратило яркое ощущение чувственного наслаждения в объятиях грабителя и убийцы. То, что она вплотную приблизилась к тем же самым чувствам в этом мимолетном поцелуе с Рэнни, поставило на ней клеймо. Она была падшей женщиной и знала об этом.

Подумать только, если бы она не уехала из Бостона, она бы и не подозревала ничего такого! Ну что ж, она должна хорошо хранить свою тайну. Никто не должен знать, как легко ее сбить с пути истинного, помоги ей господь.

Однако был человек, который знал это, от которого она не могла скрыть своей природной сути. Этим человеком был Шип.

Шип, постоянно предстающий в разных обличьях, возможно, каждый день находился среди них. Он, наверное, сотни раз смотрел на нее и улыбался, вспоминая, как она отвечала на его поцелуи. Он знал, какая она на самом деле, и при этой мысли у нее внутри все мучительно переворачивалось.

Ясно одно: она должна быть осторожней. Надо исключить саму возможность, чтобы кто-то показывал на нее пальцем. Она будет скромной и осмотрительной, как монахиня, и никогда больше не останется наедине с мужчиной Даже с таким, как Рэнни. В особенности с Рэнни.

Однако вскоре выяснилось, что обет этот сохранить нелегко. Сплендора, казалось, всегда была полна мужчин. Как войска захватчиков, они вторглись на веранду, оттуда проникли в гостиную, а потом и в столовую, где Мама Тэсс кормила их жареной курятиной, воздушными булочками, копченой ветчиной, а также ее фирменным блюдом — лимонным тортом. Количество их возрастало, как численность татаро-монгольских орд, но были и завсегдатаи, такие, как Джонни Риден, Мартин Иден и, конечно же, Томас Уорд. Летти сразу обнаружила, что мужчин нельзя избежать, такие попытки лишь, наоборот, только привлекут излишнее внимание. Все, что ей оставалось, быть любезной, но не сближаться с ними, сохраняя дистанцию своей холодностью.

Наступило воскресенье, и Летти опасалась, что с утра начнется нашествие мужчин. Но единственными гостями в Сплендоре оказались завсегдатаи и О'Коннор, который приехал позже. День стоял жаркий и душный. Дождя не было уже почти три недели — ни разу после того ливня, который разразился, когда Летти ездила на могилу брата. Палящее солнце испарило влагу, листья на деревьях вяло свисали, цветы в саду тетушки Эм поникли, трава и посевы пожелтели. Последние цветы магнолии стали медно-бурыми, а лепестки роз, обвивавших дерево у ворот, Опадали, покрывая землю бледно-розовым снегом. От этой ассоциации жара казалась еще невыносимей.

Все сидели на веранде в напрасной надежде, что поднимется ветер. Дамы обмахивались веерами и позволили джентльменам не только снять сюртуки и галстуки, но и расстегнуть воротники рубашек и закатать рукава. Однако и после этого им приходилось вытирать пот со лба и обмахиваться всем, что они только могли найти, — от носовых платков до шляп и газет.

— И часто здесь бывает так жарко? — вздохнув, спросил полковник Уорд. Джонни фыркнул:

— Вы думаете, это жара? Подождите, когда наступит настоящее лето!

— И что, будет еще хуже?

— Да если сравнить с августом, то сейчас вполне прохладно.

Мартин посмотрел на Джонни с усталым раздражением.

— Как говорил мой дедушка, сейчас жарче, чем у чертей на сковороде. Не давайте ему дурачить вас, Уорд.

И в самом деле день был невыносимо жарким. Пол веранды, даже покрытый холстом, так нагрелся с той стороны, где на него падало солнце, что нельзя было ступить босыми ногами. Все это знали, поскольку Лайонел и Питер неоднократно предпринимали такие попытки, подпрыгивая и вскрикивая, пока им не велено было прекратить. Тогда мальчики решили проверить, правда ли можно поджарить на таком полу яичницу, если он горячей, чем сковорода. Но Салли Энн, измученная жарой, отвергла эту идею с таким раздражением, что мальчишки предпочли удалиться в густую тень магнолии и улеглись там на траве. Летти жалела, что не может присоединиться к ним: ей казалось, что там прохладнее. Как и Томас, она хуже переносила жару, чем те, кто привык к ней с рождения.

Томас Уорд стер скатившуюся на нос капельку пота:

— Как же вы все это выдерживаете целых три месяца?

Тетушка Эм посмотрела на него с состраданием в выцветших голубых глазах, однако брови ее шутливо приподнялись:

— Что вы имеете в виду? А, погоду… Хорошо, тогда скажите мне, как же вы выносите снег и лед три или четыре месяца в году?

— Мы привыкли к этому.

— Вот вам и ответ, — она уверенно кивнула. — Вы тоже привыкнете к жаре — через несколько лет.

— Лет?! — В голосе его было шутливое отчаяние.

— Когда ваша кровь перестанет быть такой густой и побежит быстрее.

Издалека донесся глухой рокот грома. Разговор тут же оборвался, все замолкли, прислушиваясь. Рокочущий звук долетал раза два и до этого, но сейчас он казался громче и как будто бы ближе.

Тишину наконец нарушил О'Коннор:

— Да что погода! Я слышал, сегодня днем будут хоронить переселенцев.

— Что еще за переселенцы? — нахмурившись, спросила тетушка Эм.

— Вы не слышали? Мальчишки вчера вечером собирали ежевику в лесу и нашли пожилых мужчину и женщину. Их ограбили и убили. На дороге были следы борьбы, а от места преступления уходили следы колес. Кажется, эти несчастные направлялись в Техас, а может быть, просто проезжали через эти места.

Салли Энн содрогнулась:

— Какой ужас!

— Да, ужас. Человек, совершивший это, — настоящий изверг. Он перерезал женщине горло, а мужчине забрался на спину и крутил голову, пока не сломал шею.

— Мистер О'Коннор, я попрошу вас! — воскликнула тетушка Эм.

— Но не при дамах же, сэр! Пожалуйста, — одновременно с ней с отвращением произнес Мартин.

Джонни побледнел, потом лицо его вдруг стало ярко-красным. Рэнни, если судить по его лицу, не проявил большого интереса к рассказу, но протянул руку и положил ее на плечо друга.

Прервала последовавшее неловкое молчание Салли Энн:

— Кто бы ни вытворял эти ужасные вещи, он становится все наглее. По крайней мере, так кажется.

— Или еще безрассуднее, — добавил Томас. — Люди, которым их преступления несколько раз сходят с рук, в конце концов начинают думать, будто им все позволено.

— Чудовища, — пробормотала тетушка Эм. — Неужели с ними ничего нельзя поделать?

— Все очень запутанно, — сказал полковник, вытерев лоб еще раз. — Мне поручено предотвращать здесь политические волнения, но не вмешиваться в местные дела. Мои офицеры разведки провели несколько расследований преступной деятельности, но у меня нет санкции командования разыскать и уничтожить преступников. Между тем местный шериф считает, что все это — дело армии. Мне кажется, что он просто боится Рыцарей Белой Камелии.

— Вы так думаете? — спросила Летти.

— Может, это так, может, и нет. Но в результате мы все никак не можем выяснить, кто должен этим заниматься, а нападения продолжаются.

— Боже мой, — вздохнула тетушка Эм. — Что же из всего этого выйдет?..

Вдалеке гулко громыхнуло. Порыв ветра потревожил листья на деревьях и пробежал вдоль веранды. Кузнечики застрекотали еще громче, контрапунктом им прозвучало пронзительное кваканье древесной лягушки. Пара голубей на карнизе заворковала печально и безнадежно, потом наступило затишье.

Говорить никому не хотелось; Рэнни отошел от перил веранды и растянулся во весь рост на полу между стульями Летти и своей тетушки. Через несколько секунд он уже мирно спал.

Летти озабоченно взглянула на него. На Рэнни была его очередная выцветшая синяя полотняная рубашка — запас этих рубашек казался неиссякаемым. Мягкий цвет материи подчеркивал бронзовый загар его кожи, но делал еще темнее тени под глазами. Рэнни часто ложился вот так, среди дня, причем мог ненадолго вздремнуть где угодно. Это беспокоило Летти, казалось не совсем нормальным — ведь ложился он обычно рано и должен был бы высыпаться. Летти опасалась, что у этой повышенной потребности в отдыхе те же причины, что и у его головных болей.

Летняя гроза надвигалась с юго-запада и казалась чудом. Сине-черные тучи становились все гуще и гуще, солнце потускнело, а потом и совсем исчезло из вида. На улице, у забора, запряженная в коляску О'Коннора лошадь замотала подстриженной гривой, чувствуя перемену в погоде. Тетушка Эм предложила отвести ее на конюшню, как и лошадей других гостей, но О'Коннор отмахнулся, не желая лишних хлопот.

Сверкнула первая молния и с треском расколола небо. Питер и Лайонел выбрались из-под магнолии, поскакали под теплыми каплями дождя, покричали и побежали к веранде. Рэнни пробудился, зевнул и сел на полу, обхватив руками колени.

Вскоре все увидели приближение настоящего дождя — плотная серая завеса над верхушками деревьев надвигалась на дом. Капли стали тяжелыми, они падали все чаще и наконец не на шутку застучали по крыше, превращаясь в барабанную дробь.

Летти была очарована грозой, ее простой и естественной силой. С крыши уже текли потоки воды. Она еще никогда не видела таких яростных, сверкающих, как кинжалы, молний и не могла себя заставить уйти, в дом. Другие тоже остались на открытой веранде.

Вдруг ярким факелом сверкнула молния, которая, казалось, рассекла небеса огненным мечом; сразу же последовал оглушительный, как взрыв, раскат грома. Салли Энн вскрикнула и закрыла уши руками. Тетушка Эм вскочила.

— Ну, хватит! Я иду в дом! А вы, если хотите, можете оставаться здесь и ждать, когда вас превратят в пепел.

Все бросились к дверям и дружно ввалились в дом, смеющиеся, смахивающие дождевые капли с лиц и рук.

Сильный сквозняк разнес ветер по всему старому дому, и жара, которая висела в комнатах, улетучилась. Тетушка Эм, встревоженная раскачиванием и хлопаньем занавесок, отправила гонцов закрывать окна. Однако двери в холле не закрыли, и ветер вихрем кружил по нему. Стеклянные подвески светильников позвякивали, а свисающие края лежащих на столах расшитых скатертей хлопали от сквозняка. Поскольку дождь и не думал ослабевать, а вместе с грозой опустились серые сумерки, зажгли пару светильников. Все расселись в холле на креслах и канапе и наслаждались неожиданной прохладой.

Впереди был долгий вечер, а шашки, карты и домино всем давно надоели. Салли Энн предложила поиграть в шарады, и это заняло их примерно еще на час, а потом все снова заскучали.

— Я придумала! — неожиданно воскликнула Летти. — Мы могли бы поставить пьесу. Вы ведь, кажется, говорили мне, тетушка Эм, что на чердаке есть полные сундуки костюмов? А на прошлой неделе в книжном шкафу мне попался сборник пьес.

— Отличная идея, — поддержал Джонни. — Готов спорить, это тот же самый сборник, которым мы пользовались когда-то.

— Ив самом деле, — согласилась тетушка Эм. — Рэнни, Джонни, почему бы вам не подняться наверх и…

— Нет, — сказал Рэнни, не отрывая глаз от шашек, в которые он играл с Лайонелом.

— Что ты хочешь сказать?

— Костюмов нет. Ты отдала их Маме Тэсс.

— Как?! Я не… По крайней мере, я не помню, чтобы я это делала.

— Ты ей велела сделать стеганые одеяла.

— Да? Какая досада! Но, я думаю, в тот момент одеяла были нужнее.

Костюмы, грим… Летти долго и задумчиво смотрела на Рэнни. Как хорошо, что он прошел проверку, иначе она, наверное, заподозрила бы его в краже костюмов из собственного дома: ведь Шип постоянно переодевался. Рэнни отнесся к обсуждавшемуся вопросу с абсолютным безразличием. Он был поглощен игрой. Летти взглянула на полковника Уорда. Он тоже очень внимательно смотрел на хозяина Сплендоры. Жаль, она не могла сообщить полковнику, что его подозрения лишены оснований. Но он наверняка и так это скоро поймет.

Началась очередная партия в домино — тетушка Эм и Салли Энн играли против Томаса и О'Коннора. Мартин Иден стоял возле стула Салли Энн и подсказывал ей, наклоняясь через ее плечо, к большому неудовольствию полковника. Джонни, поглаживая свои морковные кудри, вышел на веранду и встал там, прислонившись к косяку, и смотрел на падающие струи дождя. Летти несколько минут понаблюдала за игрой, но ее беспокоило состояние Джонни: после рассказа О'Коннора о гибели переселенцев он был сам не свой. Наконец она встала и подошла к нему.

Джонни обернулся, улыбнулся ей, но так и не заговорил. Он спал с лица, как будто за прошедший час постарел на десять лет. Летти не могла сказать, что знает его хорошо, однако она так часто видела его в последнее время, что ей казалось, будто она с ним давно знакома. Ведь бывают же люди, которые нравятся с первого взгляда, люди, которых уже через какие-то мгновения считаешь более близкими, чем тех, которых знаешь годами. Джонни был как раз таким человеком.

— Что-нибудь случилось? — спросила она тихо. Казалось, ему стоило больших усилий овладеть собой:

— Случилось? С чего вы это взяли?

— Мне показалось, что вы расстроены. И сейчас кажется.

Какое-то время он смотрел на нее, потом отвел глаза:

— Я никогда не умел скрывать своих чувств.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Я ценю вашу любезность, но мне никто не может помочь. Пусть это вас не беспокоит. Я сам запутался — и сам выпутаюсь.

Выражение его глаз совсем не соответствовало беспечности слов.

— Скажите, а эта ваша… неприятность как-то связана с гибелью переселенцев?

Кровь отхлынула от его лица, оно стало, как воск:

— Господи, а ведь Рэнни говорил, что вы очень умны. Откуда такая проницательность?

Но Летти не дала увести себя в сторону:

— Вы знали их?

Он распрямил плечи:

— Давайте оставим это. Это… не то, о чем я могу говорить.

Глаза Летти потемнели — она вдруг все поняла:

— В таком случае, у вас, должно быть, есть какие-то мысли относительно того, кто это сделал?

Она взяла его за руку, но Джонни выдернул руку и резко отстранился.

— Я не знаю. Клянусь, я не знаю!

Летти оглянулась через плечо, потом потянула его подальше от двери туда, где шум дождя заглушал их голоса:

— Тогда в чем же дело? Может быть, вы связаны с Шипом?

— С Шипом? О господи, нет! Если бы только с ним…

— Тогда с кем?

Какое-то время ей казалось, что он не собирается отвечать, но слова вдруг полились из него. Он говорил не останавливаясь, запинаясь и сбиваясь:

— С джейхокерами. К сожалению, этим милым словом именуются самые обычные убийцы и грабители. Я знал некоторых из них еще до войны, охотился с ними… Однажды они попросили меня помочь отогнать коней в Арканзас на продажу. Оказалось, что лошади краденые. Они поделились со мной деньгами — и я взял их. Деньги были мне очень нужны — у моей матери больное сердце. Но это неважно. Главное — они заставили меня и дальше помогать им. Они грозили, что расскажут все маме, а это убьет ее, я знаю. Я передавал им сведения о передвижении людей и перевозке денег, но думал, что джейхокеры — просто воры. Я не знал, что они издеваются над людьми, убивают их!

В его голосе было столько горя и чувства вины, что Летти стало его жаль. Она все быстро обдумала и поняла, что может дать ему только один совет:

— Вам надо пойти к шерифу или к полковнику и все рассказать.

— Но меня сразу же арестуют! Может быть, даже повесят как сообщника. А если и не повесят, меня убьют сами джейхокеры. Моя мама этого не переживет.

— Но вы же не сможете так дальше жить!

— Мне придется.

— Может быть… может быть, вам лучше уехать, на время? Скажем, в Техас, как многие другие…

— Разбойники поймают меня прежде, чем я доберусь до границы штата. Они везде, они все видят.

— Но ведь наверняка можно что-то сделать.

— Ничего. Я думал об этом до тех пор, пока мозг мой не начал плавиться, но сделать ничего нельзя.

— Я не верю, что ничего нельзя сделать.

Джонни повел плечами, как будто на них лежал тяжкий груз:

— Я всегда могу застрелиться и покончить с этим.

— Не говорите так! — воскликнула Летти — ее поразило, как холодно и спокойно он произнес эти слова. — Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.

Ответа не последовало, а Летти вдруг пришла в голову потрясающая мысль:

— Скажите, а от кого вы получали сведения, которые передавали джейхокерам?

Он грубо рассмеялся:

— Вы не захотите этого знать.

— Почему же?

— Сказать — значит вполне определенно подписать мой смертный приговор, а может, еще и ваш.

Она пристально посмотрела на него:

— Вы считаете, что этот человек безжалостен?

— Это не то слово! Ему очень нравится его положение, и он никому не позволит поставить его под угрозу. Обычно он передавал мне сведения сам, но прекратил, когда ему показалось, что его могут раскрыть.

— Откуда же он получает сведения?

— Собирает и тут и там. Это нетрудно. Ну вот, теперь вы знаете, что мое положение безвыходное. Если бы я…

Джонни оборвал фразу, заметив движение в дверях. На пороге появилась Салли Энн.

— Я не помешаю? Вы тут о чем-то секретничаете? — спросила она.

— Да нет, просто смотрим на дождь, — ответила Летти; голос ее звучал абсолютно непринужденно.

Салли Энн подошла ближе, сразу же за ней на веранде появились Мартин и Томас. За ними последовали остальные — всем хотелось вдохнуть умытого дождем воздуха.

Гроза пронеслась, бледное солнце уже проглядывало из-за туч. Через несколько минут дождь совсем прекратился, и на востоке появилась радуга. День постепенно переходил в вечер, небо приобрело зеленовато-розовый оттенок. На кухонной трубе запел пересмешник, чисто и печально.

Мама Тесс сварила кофе и подала его с большим кексом. Принесли стаканы для спиртного, и желающие выпили очень хорошее виски, привезенное О'Коннором. После этого гости засобирались, и Лайонела послали на конюшню привести к дому лошадей.

О'Коннор, как обычно, коротко распрощался и первым пошел к воротам, но на полпути вдруг неожиданно обернулся:

— Да, кстати, миссис Тайлер, кажется, Сэмюэл Тайлер из Элм Гроува — ваш родственник?

— Да.

В голосе тетушки Эм слышалось напряжение. Сборщику налогов, который был допущен к регистрационным документам, а кроме того, часто гостил у них, наверняка было все известно о родственных связях семьи. Он не мог не знать, что Сэмюэл — отец Салли Энн.

— Его дом скоро будет выставлен на аукционе у шерифа. Неуплата налогов.

— Вот так так! — только и смогла произнести тетушка Эм. Салли Энн закрыла рот рукой, но не сказала ни слова.

О'Коннор посмотрел на молодую женщину, как бы выражая ей свое сожаление, коротко кивнул и толкнул ворота так, что они захлопнулись за ним с глухим ударом тяжелой цепи. Вскоре его коляска скрылась за поворотом.

Салли Энн повернулась к пожилой женщине. Когда она заговорила, в голосе ее звучало тихое достоинство:

— Мы очень мило погостили у вас, тетушка Эм, но, кажется, пора возвращаться домой. — Она обвела взглядом остальных. — Если вы извините меня, я пойду собираться.

Она повернулась и пошла в дом. Томас Уорд шагнул было за ней.

— Салли Энн!

Но белокурая женщина даже не оглянулась назад и не произнесла ни слова на прощанье.

* * *

Летти долго не решалась постучать в дверь спальни тетушки Эм. Она очень хорошо понимала, что Джонни рассчитывал на ее молчание, но его поступки повлекли смерть ни в чем не повинных людей, и она не могла оставаться в стороне. В конце концов, когда он совершал эти поступки, он прекрасно знал, что имеет дело с разбойниками. Правда, они заставили его принять эту роль и он играл ее против своей воли. Насколько Летти понимала, Джонни был повинен только в собственной глупости и ни в чем больше.

Кроме всего прочего, друг Рэнни нуждался в помощи, а сама она не знала, что сделать, чтобы помочь ему. Тетушка Эм была женщиной спокойной и рассудительной, несмотря на свою привычку вечно восклицать и охать. Летти больше не у кого было спросить совета, не вызвав паники или проклятий в адрес Джонни. Конечно, может случиться так, что тетушка Эм посоветует ей обратиться к шерифу, сочтя, что это будет лучшей помощью Джонни. Но надо рискнуть. Просто невозможно сидеть и ничего не предпринимать, когда он находится в таком состоянии! Если его не поймают с каким-нибудь посланием и не повесят за связь с бандитами, он наверняка еще больше погрязнет в их преступлениях. Нет, она должна действовать!

Тетушка Эм уже оделась ко сну. Она пригласила Летти войти с исключительной сердечностью, закрыла дверь и вернулась к своему месту за туалетным столиком. Указав Летти на пуфик, она снова стала заплетать в косички свои седые волосы.

— Садитесь, дитя мое, и рассказывайте, что я могу для вас сделать.

Летти больше не колебалась и во всех подробностях пересказала ей свой разговор с Джонни.

— Дело в том, что я не могу придумать, как помочь ему, — добавила она, закончив.

— Храни меня господь, — пробормотала тетушка Эм с болью и смятением. Подумать только, ведь это же происходило у меня под носом! Бедный Джонни…

— Вы думаете, он прав в отношении своей матери? Известие о том, что он в тюрьме, действительно может ее убить?

— Боюсь, что так. Она всегда была очень болезненной.

— Тогда что же мы можем сделать?

Тетушка Эм поджала губы:

— Мне на ум приходит только один вариант, но вам он наверняка не понравится.

— Почему же, если это сработает?

Тетушка Эм проницательно и задумчиво посмотрела на нее, и внезапно страшная догадка осенила Летти. Не может же она иметь в виду… нет, это невозможно!

Тетушка Эм подняла руку, не давая Летти раскрыть рта.

— Сначала выслушайте меня, потом будете говорить. Я знаю, вы думаете, что Шип — сам сатана, но он помогает людям. Ведь он отбил старика Хэтнелла у солдат и перевез его через границу в Техас. То, что он сделал для Хэтнелла, он может сделать и для Джонни. Это не так далеко, и Джонни сможет послать кого-нибудь за своей матерью, когда все успокоится. Шип не только знает все потайные тропки через границу, он может изменить внешность Джонни, и все пройдет еще легче.

— А еще он может перерезать Джонни горло, если он — главарь разбойников!

— Фи! — сказала тетушка Эм решительно. — С чего вы это взяли? Я не слышала ни одного рассказа, где Шип был бы связан с какими-то людьми. Он всегда действует в одиночку.

— Все это очень хорошо, но как Шип узнает, что Джонни нуждается в помощи?

— На днях я разговаривала в городе с вдовой Клементе — помните, той, которая получила от Шипа деньги на уплату налогов. Она рассказала мне одну вещь… Но учтите, это всего лишь слух, и сказала она мне об этом только потому, что мы живем рядом с прудом Динка. Так вот, там будто бы есть дерево с дуплом, где люди могут оставлять письма, если Шип им вдруг понадобится.

— Вы предлагаете оставить ему записку о том, что Джонни нуждается в его помощи? И это все?

— Я даже не думаю, что нужно упоминать Джонни.

Записку ведь может найти кто-нибудь другой, вы ведь понимаете. Мы можем только попросить его о встрече в каком-нибудь обусловленном месте.

— Встретиться с ним?!

— А как же еще мы ему все объясним?

— Может быть, тогда вы это сделаете?

— Дорогая моя, скорее всего, придется назначать встречу ночью, а я не очень-то хорошо вижу, когда темнеет. Кроме того, место встречи должно быть в некотором отдалении — там, где ему будет безопаснее.

— Ему! А нам?

— Я понимаю, это несколько опасно… Поэтому я и считаю, что лучше нам поехать вдвоем.

— Или втроем. Или вчетвером. А может, целой сотней?

— По дороге туда мы могли бы заехать за Джонни.

— Джонни мог бы поехать один, — заметила Летти.

— Мог бы, но поедет ли? Мне кажется, он опять начнет думать о своей матери, развернется и все бросит. А это делу не поможет.

— Ну хорошо, — сдалась наконец Летти. Она и подумать не могла, что скажет, когда снова окажется с Шипом с глазу на глаз. А может, от нее и не потребуется ничего говорить? Может, ей удастся остаться в фургоне и доверить разговор тетушке Эм?

— Очень хорошо, — промолвила она. — И что мы напишем в этой записке?

Они уселись к столу, и к тому времени, когда все было написано, керосин в лампе тетушки Эм почти выгорел, а фитиль шипел. Сообщение было кратким: время и место встречи, а также указание, что дело не терпит отлагательств. После некоторого обсуждения было решено — на тот случай, если кто-нибудь другой прочитает записку, — место встречи указать так, чтобы только Шип мог понять, где это. Тетушка Эм знала несколько мест, которые были связаны с его подвигами, но беда была в том, что и другие люди их знали. Летти отважилась было предложить в качестве места встречи лесной ручей, но это было слишком далеко. Да и как назвать это место намеком, не выдавая себя?

Когда тетушка Эм предложила кукурузный сарай у сгоревшего дома за паромом — тот самый, в котором Летти однажды провела ночь, — она ощутила панику. Почему тетушка Эм решила, что Шип знает это место? Ведь она никому не рассказывала о своей встрече там с ним! Однако оказалось, что рядом с сараем Шип, по слухам, оставляет запасную лошадь. Тетушка Эм сочла это место самым подходящим и старательно вывела в записке «кукурузный сарай».

Во всем этом была какая-то неизбежность. Летти казалось, что она запуталась в щупальцах чудовища, которое сама же произвела на свет. Ей оставалось только согласиться.

На следующий день после обеда, в самую жару, когда, скорее всего, никто не будет болтаться поблизости, Летти отправилась к пруду Динка с запиской в кармане фартука. Трудно было предположить, что Шип появится у дерева раньше, чем опустится ночь, если он вообще там появится. Не исключено, что записка будет лежать в тайнике несколько дней, и тогда весь их план провалится.

Летти прошла уже, наверное, полпути до пруда. С каждым шагом она все сильнее ощущала жару и все больше сомневалась, правильно ли поступает. В какой-то момент ей захотелось вернуться. Только мысли о Джонни, о том, какие у него были глаза, заставляли ее идти вперед. Осведомленность о тайнах других людей предполагает принятие каких-то обязательств, делает человека заложником сострадания.

Летти была так погружена в свои мысли, что ничего не слышала, пока мягкие шаги не зазвучали прямо у нее за спиной. Испуганно вскрикнув, она обернулась — и увидела Рэнни.

Летти вздохнула с облегчением.

— Ох, как вы меня напугали! — улыбнулась она.

— Куда вы идете?

— Прогуляться.

— Можно мне с вами?

— Думаю, что нет.

— Почему?

Вопрос был вполне логичен, и все же раздражало, как точно он несколькими словами все выразил.

— Мне лучше пойти одной.

— Вы с кем-нибудь встречаетесь?

— Нет.

— Вы что, боитесь меня?

— Конечно, нет! Почему вы так подумали?

— Вы больше со мной не разговариваете; если я вхожу в комнату, встаете и уходите…

Летти и не думала, что Рэнни заметит ее стремление отдалиться. Ей стало очень неловко — в конце концов, он ведь не был ни в чем виноват перед ней.

— Ничего подобного, вам просто показалось.

Рэнсом смотрел на нее, изучая ее лицо. Она была очень бледна. Характерные для старых дев зажатость и напряженность, почти исчезнувшие за последние недели, вновь возникли после той ночи, когда он поцеловал ее на веранде. Ему вдруг захотелось снова ее поцеловать, вновь заставить раскрыться и расслабиться, но он не мог решиться. Кроме того, нужно было узнать, зачем она столь целеустремленно шагает к пруду Динка и что за бумажный квадратик выглядывает у нее из кармана фартука. В конце концов любопытство победило.

— Мы можем поговорить и сейчас, — заметил он. — Давайте прогуляемся.

Летти засмеялась такой настойчивости и решила, что всегда сможет отослать его с какой-нибудь просьбой, как только разыщет нужное дерево.

Оказалось, однако, что без помощи Рэнни она бы это дерево никогда не нашла. Не представляя точно, что именно искать, Летти ходила кругами и наконец отчаялась. Ей почему-то представлялся засохший ствол, лишенный листьев, — какой-то огромный старый часовой, которого невозможно не заметить. Но вокруг не было ничего похожего, Летти посмотрела на Рэнни, размышляя, может ли он что-нибудь знать, и колеблясь, разумно ли спрашивать. Озарение пришло, когда из леса на другом берегу пруда выскочил кролик.

— Интересно, а где кролики живут зимой? — спросила она. — Здесь, на Юге, они впадают в спячку?

— Неужели вы не знаете?

В его голосе был шутливый оттенок, но Летти подумала, что это вызвано удивлением ее городским невежеством.

— Я спросила — значит, не знаю.

— Они спят, но выходят в солнечные дни. Они устраиваются в зарослях шиповника, в кучах хвороста… во всяких таких местах.

На Летти вдруг нахлынуло раздражение, но она подавила его.

— И, наверное, в дуплах деревьев?

— Иногда.

— А здесь где-нибудь есть такие?

— Есть одно, — ответил он, не задумываясь. — Вон там. Я иногда кое-что туда прячу. Летти пристально посмотрела на него.

— Кое-что?

— Мух для наживки, один раз — жевательный табак… Мартин и Джонни тоже пользуются им.

Рэнни подвел ее к дереву с густой кроной, которое выглядело вполне обычно. Однако в нескольких футах над, землей была узкая расщелина, в которую свободно проходила человеческая рука.

Это дупло невозможно было заметить, не зная о его существовании. Летти опустила руку в карман фартука и нащупала записку.

— А вы не думаете, что здесь может оказаться змея? — с опаской спросила она. — Мне кажется, это вполне подходящее место для змей.

— Да нет. Видите? — Рэнни сунул руку в расщелину и снова ее вытащил.

— Она глубокая?

— Вы можете сами попробовать.

Повернувшись к нему спиной, Летти осторожно вынула из кармана записку, опустила руку в расщелину и быстро вытащила ее назад, уже без записки.

— Вы были правы. Спасибо, что показали мне.

— Да пожалуйста!

Его голос звучал мягко, в глазах светилась теплота. Летти улыбнулась ему, слегка приподняв уголки рта.

— Может быть, теперь вернемся в Сплендору?