Король переехал из Гринвича в Шин, не дожидаясь первого января. Смена резиденции была произведена отчасти для того, чтобы допустить новую группу подданных к королевскому правосудию, отчасти — чтобы восстановить освобожденный дворец после того, как его покинут сотни придворных, их слуги и животные.

Всем приближенным король подарил новые одеяния в ознаменование нового года — а значит, и новой жизни. Кейт, которая официально не входила в число статс-дам королевы, это проявление щедрости обошло стороной. Вместо этого ей подарили наряд из другой ткани и с другим узором — в честь приближающейся свадьбы. Росса, заверили ее, тоже не обошли вниманием.

Подарок нисколько не удивил Кейт. Генрих опекал ее и ее сестер, и Изабель получила нечто подобное накануне своего замужества. И тем не менее роскошный наряд поразил воображение леди Кэтрин. Платье было сшито из блестящего шелка и бархата хвойного оттенка, как и пристало в зимнюю пору, с разрезами на рукавах, через которые был виден золоченый шелк подкладки. Золотым кружевом был оторочен воротник и подол юбки. Корсет тоже был украшен золотым шитьем с сотнями крохотных изумрудов. От зимнего холода ее должна была защитить накидка из белого бархата с горностаевой оторочкой на капюшоне.

Кейт была очень рада подарку, хотя предпочла бы другой оттенок — морской волны. На это надеяться, конечно, не приходилось: белый и зеленый были цветами династии Тюдоров, а она должна была быть отмечена как фаворитка короля. Нужно довольствоваться тем, что имеешь.

За тем, как Гвинн приглаживает бархат, распушает мех и поправляет складки на шелке, Кейт наблюдала с замиранием сердца. Церемониальное вручение одежды прошлым вечером заставило ее уверовать в реальность происходящего. Один день стремительно сменялся другим. Скоро наступит день ее свадьбы.

Последние три ночи Кейт не могла уснуть. Ночи эти были наполнены ожиданием: она вглядывалась во мрак, прислушивалась, не раздадутся ли знакомые шаги, а может, служанки начнут перешептываться о скоропостижной гибели Росса. Каждый новый рассвет был отсрочкой приговора.

Как только Кейт увидела Шотландца в главной зале, где они с приятелями разговлялись говядиной, хлебом и элем, в душе у нее как будто взошло солнце.

Друг другу жених и невеста тоже сделали новогодние подарки, но скорее следуя правилам этикета, чем из сентиментальных побуждений. Кейт сшила для Росса перчатки из тончайшей оленьей кожи и вышила на каждой по чертополоху — символу Шотландии. Росс подарил ей серебряный футляр, набитый высушенными листьями сарацинской розы и пряностями.

Между ними состоялся разговор, который обошелся без взаимных обвинений и грубостей. Обрученные против своей воли, они теперь сторонились друг друга и чувствовали себя неловко.

Перед мысленным взором Кейт все время стояло лицо Росса. Она вспоминала о том, как он заявил о своем праве лишить ее девственности. Как Кейт ни старалась, властную глубину его глаз невозможно было стереть из памяти. Стоило вспомнить об этом — и всю нижнюю половину ее тела охватывала дрожь.

Кейт опасалась, как бы он не вздумал воспользоваться разрешением Генриха на близость с ней. Она также опасалась, как бы он это разрешение не проигнорировал.

От этих бесконечных путаных мыслей, от страха и томительного предвкушения Кейт совсем потеряла покой. Есть она не могла, спать тоже не могла. Говорить с ней было невозможно, и Маргарет предпочитала ее обществу первых встречных из главной залы. Оставшись в одиночестве, Кейт сидела, уставившись в пустоту и даже не притрагиваясь к вышивке на коленях, или смотрела в окно на всадников, снующих туда-сюда, в надежде различить знакомый силуэт в красно-зеленом клетчатом пледе.

Она твердила себе, что не должна забывать о гордости. Она ведь не какая-то там служанка, воображение которой можно поразить одними широкими плечами. Нет, она — леди Кэтрин Милтон, девушка независимая и уравновешенная. Вместо того чтобы тосковать, ей следовало сосредоточиться на уговорах: Шотландцу самое время направиться в сторону границы, пока такая возможность еще оставалась. Если он не уедет, она вынуждена будет обратиться к королеве-матери за помощью и уйти в монастырь, как и обещала.

Пока что Кейт не могла понять, как будет лучше. Оба поступка казались ей слишком решительными, необратимыми.

Через несколько дней — Кейт не помнила, сколько именно времени прошло, — в Шин прибыл посланник из Брэсфорд-Холла. Он привез с собой целую кучу новогодних подарков, задержавшихся в пути из-за постоянных снегопадов. К подаркам прилагалось письмо от сестры Кейт, Изабель.

Как ни приятно леди Кэтрин было получить подарки, которые она уже и не ожидала увидеть, письмо сделало ее по-настоящему счастливой, пусть и ненадолго. Дождавшись, когда посланник уйдет, Кейт распечатала конверт и аккуратно развернула свиток.

Каждое слово послания свидетельствовало о том, что Изабель довольна своей жизнью. Живот у нее рос не по дням, а по часам — а значит, они ждали мальчика. Во всяком случае, она на это уповала, поскольку Брэсфорд хотел наследника, как бы он ни уверял супругу в том, что пол ребенка не имеет для него значения. У малютки Мэделин, дочери Генриха, уже резались зубки, но в остальном она чувствовала себя превосходно. Изабель оказалась прекрасной хозяйкой и теперь всячески угождала окрестным помещикам, вилланам и целому взводу оруженосцев. Для полного счастья ей не хватало лишь присутствия любимых сестер. Маргарет известила ее о том, что Кейт выходит замуж. Изабель была бы очень рада за нее, если бы точно знала, что и она этому рада.

Кейт, нахмурившись, задумалась о том, как эти вести могли дойти до северных окраин страны так быстро, но потом поняла, что Изабель имела в виду лишь помолвку, а не приказ Генриха, не подлежащий обжалованию. Она снова погрузилась в чтение:

«Маргарет считает, что ты сможешь избежать этого замужества, если обратишься к архиепископу — возможно, через герцогиню, — с просьбой принять постриг. Я не знаю, как ты относишься к такой идее, но прошу тебя хорошенько поразмыслить и не спешить с окончательным решением. Милая моя Кейт, я боюсь, что жизнь, состоящая лишь из молитв и праведных трудов, не сможет тебя удовлетворить. Боюсь, что ты слишком ветрена для этого, что ты не вынесешь сопутствующих монастырскому порядку тягот. Ты также должна понимать, на какие жертвы тебе придется пойти. Я не могу подобрать слов, чтобы описать, сколько радости таит в себе истинная близость между мужем и женой, сколько счастливых мгновений они переживают, уединившись под балдахином. Эти волшебные ночи — суть нашей жизни, они приводят к благословенному состоянию — беременности. К тому же тесная, нежная дружба с мужчиной, взаимовыручка и любовь — это сокровища нашей жизни, с которыми не сравнится ничто иное. Умоляю, милая Кейт, не лишай себя этих сокровищ добровольно. А если ты вынуждена это сделать, то трижды удостоверься, что иного спасения нет.

Твоя любящая сестра, Изабель».

Кейт сидела у огня, уставившись на его пляшущие языки и не выпуская пергамент из рук. Внутри у нее тоже все плясало: мысли, чувства, побуждения. Иной раз они затихали, но очень скоро возобновляли свое хаотичное движение. Они потрескивали, дымились, тухли, но в самом центре оставалось негасимое, пылкое, алое сердце.

Как же ей надоели попытки других людей устроить ее жизнь! Она должна была что-то предпринять. Да, должна. Но что?

Жизнь в монастыре Кейт не привлекала. Честно говоря, монашество не было ее призванием. Но если она пойдет против воли короля, при дворе оставаться ей будет нельзя.

Она могла бы уехать к Изабель и Брэсфорду, но это было бы нечестно: во-первых, им пришлось бы ее защищать, а во-вторых, это привело бы к неизбежной ссоре с Генрихом. Кейт не простила бы себе такого эгоизма.

Жить во владениях, завещанных отцом, она тоже не могла: одна, без отцовского, братского или супружеского покровительства, она стала бы легкой добычей для похитителей и тех самых навязчивых женихов, от которых норовила убежать. Да и Генриху не составит труда отыскать ее там и заключить под стражу.

Но она все-таки не допустит смерти Росса. Не допустит, чтобы он рисковал из-за нее своей жизнью.

В конечном итоге монастырь был наиболее приемлемым вариантом.

Если она должна отречься от своей свободы, богатства и плотских радостей и стать христовой невестой, так тому и быть. Но сначала она должна испытать хоть малую долю той блаженной близости с мужчиной, которую описывала Изабель. Бог на нее не рассердится.

Когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, Кейт встала и вышла в коридор, где остановила семенившую мимо служанку и попросила ее позвать Гвинн. Когда та пришла, Кейт приказала набрать ей ванну и подать легкий ужин: вино, мясной пирог и фрукты. Закрывшись у себя в комнате, она начала снимать с себя многослойную вуаль.

Ровно в полночь, когда все во дворце уже улеглись спать, Кейт украдкой пустилась в ночное путешествие по гулким коридорам, опять облаченная в серую накидку, принадлежавшую Гвинн, и войлочные тапки, которые носили слуги: в них ее шаги были не слышны. Откуда-то из глубины ее тела поднималась слабая дрожь, и Кейт стиснула зубы, чтобы они вдруг не застучали. Она воплощала в жизнь свою самую заветную мечту, но при этом как будто наблюдала издали за посторонней женщиной. Эта женщина, заслышав подозрительные звуки, пряталась в темных нишах, пропускала мимо ночных стражников, а после бесшумно кралась дальше у них за спиной.

Неистовое биение пульса отзывалось у Кейт в ушах, сердце рвалось наружу из грудной клетки. Дойдя до двери в покои Росса, она подняла руку, чтобы постучать, но ее пальцы едва коснулись дерева. Пока она будет ждать, чтобы ей открыли, кто-нибудь ее заметит. Да и в любом случае Кейт не была настроена на отказ. Она взялась за ручку и уверенно толкнула дверь.

О своем появлении Кейт предупредила лишь еле слышным шарканьем войлочных подошв. Не успела она войти, как на нее обрушилась высокая черная фигура; тут же прижатая к двери спиной, девушка начала задыхаться под этой тяжестью. Не дав ей опомниться, кто-то твердой рукой передавил ей горло. Тело, жесткое и теплое, как нагретые солнцем доспехи, буквально приплюснуло ее с головы до пят.

На мгновенье воцарилась тишина.

Затем послышалось ругательство — грязное, витиеватое и дребезжащее, потому что было произнесено на гаэльском. Рука так быстро отпустила горло Кейт, что воздух сплошным потоком хлынул обратно в легкие.

— Совсем с ума сошла — заявляться к мужчине среди ночи? — прорычал Росс ей на ухо.

— Я думала… — начала Кейт и, сглотнув, продолжила: — Я думала, ты уже спишь.

— Я и спал, пока не услышал, как кто-то скребется в дверь! Вынужден тебя разочаровать, любезная Кейт: если ты пришла затем, чтобы унять мою лихорадку, ты только зря потратила время. Я вполне здоров, лечить меня не нужно.

— А что с тобой нужно делать?

Их тела одновременно содрогнулись. А может, Росс просто замерз: одежды на нем не было абсолютно никакой, а в комнате было прохладно и влажно, и нигде не горел огонь.

— Ты этому не обучена.

— Как ты можешь так говорить, если не знаешь… зачем я пришла.

— Если ты задумала какую-то игру…

— Нет! Нет, я просто хочу получить то, что сполна получают другие женщины.

— А именно?

— Любовь.

— Любовь. — Слово это, казалось, встало ему поперек горла, как рыбья кость.

— До свадьбы уже совсем недолго. Ты говорил… — Кейт осеклась и облизнула сухие губы. — Ты говорил, что можешь… И сделаешь это…

— И ты, значит, пожаловала сюда за этим? Прямо накануне свадьбы?

Ей пришлось снова сглотнуть, прежде чем ответить.

— Ну, если это невозможно… Если ты не хочешь…

— О, поверь мне, хочу. — Росс прижался к ней еще крепче, чтобы она даже сквозь юбки почувствовала его кол. — Но ты же понимаешь, что обратной дороги не будет? Сделанного не воротишь.

— Прекрасно понимаю. Давай. Если действительно хочешь.

Он не заставил себя долго ждать. Его губы были теплыми, ищущими; он пригубил ее, как молодое вино, и дал попробовать свой вкус. Сбросив с нее капюшон, Росс водил рукой по ее волосам и наклонял голову так, чтобы ласкать ее было удобнее.

Вздрагивающими губами Кейт вдохнула сладость его вкуса — жадно, требовательно, — а он вновь и вновь вращал языком, касаясь внутренней поверхности ее щек и краешков зубов. Когда девушка подалась вперед, навстречу ему, он зажал свою ногу между ее бедер и проник рукой под накидку.

Со всех сторон ее окружил запах разгоряченного, возбужденного мужского тела. Волосы на груди у Шотландца были такими мягкими, такими податливыми под ее ладонями… Ее грудь мгновенно налилась, натягивая ткань на платье, из горла вырвался стон.

Росс прервал поцелуй и уперся лбом в ее лоб.

— Останови меня, Кейт! — взмолился он, в то же время предотвращая возможную попытку. — Останови, а то будет слишком поздно.

— Слишком поздно было уже тогда, когда я отворила эту дверь.

— Да. Ты права.

Он поднял ее на руки — и непроглядная ночь вокруг завертелась, закружилась. Голова Кейт пошла кругом, и она далеко не сразу поняла, что Шотландец отнес ее на кровать и уже начал раздевать.

Движения его были уверенными даже в темноте. Конечно, мужская накидка не сильно отличается от женской, но Кейт не могла отделаться от навязчивой мысли: со скольких женщин ему доводилось снимать одежду? Платье на ней, тоже позаимствованное у Гвинн, было свободное, без подвязок; сдвинув складки так, что они повисли на его руках, Росс положил ладони ей на коленки и аккуратно приподнял нижнюю юбку. Его большие пальцы уверенно двигались вверх, пока не достигли перекрестка, поросшего мелкими кудряшками. Росс раздвинул нежные створки и принялся играть ими.

Ощущения были настолько необыкновенными и сильными, что Кейт выгнулась навстречу ему, ухватившись руками за его предплечья. Он поддержал ее, не прекращая ласкать под одеждой ее бедра. Шотландец жадно ощупывал мягкие округлости женского тела, подобно тому, как скряга набирает полные пригоршни золотых монет. Затем одним резким движением он снял с нее накидку, стянув ее вместе с нижней юбкой через голову. Не успела Кейт перевести дух и вскрикнуть от холода, как Росс снова прижал ее к кровати, навалившись сверху. Его разгоряченная кожа, стальные мышцы, сухожилия и возбужденный кол касались ее прохладного мягкого тела с нежными изгибами и влажными ложбинками. Росс потянулся за пуховым одеялом и накрыл их обоих. Затем он еще крепче прижался к Кейт.

— Тебе не холодно? — спросил Шотландец, нежно коснувшись ее шеи и высвобождая волосы из-под ее плеча.

— Нет… совсем нет. — Как ей могло быть холодно, когда вокруг ее окружало тепло его крепкого тела, поросшего на груди и на ногах волосами, которые приятно щекотали кожу, а сама она была наполовину погружена в мягкую пуховую перину?

— Ты вся дрожишь. Но не бойся, я тебя согрею.

О да! В этом Кейт не сомневалась. Его голова исчезла под одеялом, а губы начали покрывать жаркими влажными поцелуями ее шею, опускаясь ниже к ямочке между ключицами и еще ниже — к ложбинке между двумя холмиками-близнецами. Затем Росс поднялся по кругу до самой вершины одной из грудей, снова опустился в ложбинку и принялся точно так же ласкать вторую грудь. Кончиком языка он нежно поиграл с ее сосками, которые моментально налились соком почти до болезненного напряжения, и только потом полностью обхватил один из них своими жаркими губами.

Кейт выгнулась под ним, издавая сладостный стон и вдавливая пятки в мягкую перину, чтобы оказаться еще ближе к Россу. Все, чего она желала в этот момент, — чтобы он проник в нее, заполнил болезненную пустоту.

Однако он не спешил этого делать. Все только начиналось.

Росс опустился еще ниже, щекоча своей щетиной плоскую поверхность ее живота и смягчая уколы влажными поцелуями. Его жаркое дыхание согревало Кейт и словно наполняло ее изнутри. Нежно касаясь ее плоти языком, он погрузился в мелкие кудряшки между ее бедрами. Затем широко раздвинул ее ноги, лег посередине и сосредоточил все свои ласки на самых заветных участках ее тела, не спеша и самозабвенно упиваясь ее соком.

В то время как Шотландец изучал все потайные уголки ее тела, Кейт извивалась от наслаждения. Дыхание в ее груди стало прерывистым. Вытянув вперед руки, она запустила пальцы в волосы Росса, дрожащими руками прошлась по его плечам и обхватила его широкую спину. Она была очарована твердостью его тела, столь непохожего на ее. Со всех сторон оно было заковано в живую броню из рельефных мышц, от которых веяло смертоносной силой. Однако, несмотря на сталь мускулов, прикосновения Росса были мягкими, как шелк. Уверенным, но нежным голосом он шепотом руководил ее движениями, подсказывал, что делать, являясь хозяином положения. Желание разгоралось внутри Кейт с бешеной силой, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, а дыхание почти не было слышно из-за охватившего ее возбуждения.

Снова оказавшись с ней лицом к лицу, Росс приблизил свои губы для поцелуя, и Кейт, совершенно не помня себя от страсти, приоткрыла рот и впустила его язык глубоко внутрь. Она желала его всего, целиком. Кейт не совсем понимала, что именно она от него хотела — это что-то витало вокруг, не поддаваясь определению. Ее тело было словно охвачено пламенем, от которого все внутри таяло как масло, а в самой глубине ее естества разгоралась жгучая боль, успокоить которую, казалось, не могло ничто.

Однако Росс мог это сделать, и он это сделал.

На самом пике ее пылающей страсти осторожно, но вместе с тем уверенно он слегка вошел в ее влажную жаркую плоть и тут же отстранился, чтобы Кейт смогла перевести дыхание. После нескольких таких движений она обхватила ногами его бедра и привлекла его ближе к себе, приглашая войти поглубже в ее нутро, несмотря на жалящую боль. Из ее груди раздался сдавленный всхлип, когда Росс наконец прорвался сквозь глубоко спрятанную преграду, охранявшую ее девичество, и наполнил ее собой.

Затем он начал двигаться медленно и нежно. Словно в забытьи, Кейт мотала головой из стороны в сторону, вскрикивала от наслаждения и хотела лишь одного — чтобы он не останавливался. Она хотела снова и снова переживать эти чудесные, волнующие моменты. Любовники даже не заметили, как с них соскользнуло одеяло, оставив обнаженными их тела, сплетенные в первобытной страсти. Кейт снова протянула к Россу руки, и он широко развел ее колени и отдал ей всего себя, войдя в нее так глубоко, как это только было возможно, вжимаясь в ее мягкую плоть. Затем он вышел и снова глубоко проник в ее нутро, затем еще раз, и еще…

Они двигались в совершенном исступлении, все время увеличивая скорость и интенсивность движений. От их совместного танца раскачивалась подвешенная на кожаных ремнях кровать и развевался во все стороны балдахин, касаясь их разгоряченных тел. При каждом проникновении волны наслаждения прокатывались по телу Кейт, унося все напряжение и страх. И каждый раз она встречала Росса, сгорая от страстного желания, готовая вкусить обещанный плод любви, отдавая всю себя без остатка, чтобы затем самой принять дар. И Росс, в свою очередь, с неутомимым усердием и безграничной щедростью отдавал ей себя, даря неизбывное блаженство.

Чуть позже, когда они, обессилев, лежали на кровати, Кейт тесно прижалась к Шотландцу, а из-под ее полуоткрытых век тонкой струйкой потекли слезы. Она украдкой поцеловала его в шею и почувствовала солоноватый привкус его кожи. Уткнувшись лицом в его теплое плечо, она вдохнула пряный аромат мужественности, исходивший от его тела. Кейт хотела впитать это ощущение в собственную кожу, кости и в самый центр своего естества. Она хотела во что бы то ни стало запомнить его — мужчину, подарившего ей такое наслаждение, которое, как ей казалось, Кейт больше не суждено было испытать.

Кейт мысленно попрощалась с ним.

* * *

Росс лежал в постели, одурманенный пережитым наслаждением. Сон накатывал на него с такой силой, что, казалось, он вот-вот провалится в забытье. Единственное, что не давало ему заснуть, — это удивление по поводу происшедшего события. Если бы не теплое обнаженное тело Кейт, которая лежала сейчас рядом с ним, Росс с легкостью поверил бы, что все это был лишь необычайно яркий, страстный сон.

Она пришла к нему.

Вопреки доводам разума, она появилась в его комнате с той же мыслью, которая не давала ему покоя на протяжении долгих дней. Кейт попросила у него любви, и он, не задумываясь, выполнил ее просьбу, потому что сам хотел этого больше всего на свете.

Не то чтобы это имело какое-то значение. Конечно же нет. На самом деле их буквально толкнули в объятия друг другу. Мысли о плотской любви — по крайней мере, предположение, что это когда-нибудь произойдет, — присутствовали в их отношениях с самого начала. Более того, некоторые люди при дворе были уверены, что это уже произошло той холодной темной ночью, которую они провели вместе в лесу. И то, что это случилось сейчас, можно рассматривать исключительно как желание двух людей получить немного удовольствия от того, что в скором времени станет их правом и священной обязанностью как мужа и жены. Между ними не было необузданной страсти или пылкого обожания, о которых слагают стихи.

Вместе с тем перспектива скорой свадьбы казалась Россу чрезвычайно заманчивой.

Женщина, которая лежала рядом с ним, прижавшись к его груди, вдруг вздрогнула и тяжело вздохнула. Почувствовав влажное тепло на том месте, где ее щека прикасалась к его ключице, Росс забеспокоился. Неужели она плачет? Как правило, женщины, с которыми он когда-либо делил ложе, испытывали совсем другие эмоции.

— С тобой все в порядке? — спросил он и потянулся за одеялом. Накрыв их обоих, он подоткнул свободный конец под ее спину.

Кейт коротко кивнула, но ничего не сказала в ответ. Это убедило Росса в том, что она действительно была расстроена и не хотела говорить, чтобы не выказывать своих эмоций. Он заботливо убрал спутанные пряди волос с ее лица.

— Я не хотел причинить тебе боль. В первый раз мне нужно было вести себя более осторожно.

— Как… как ты узнал, что у меня это в первый раз? — спросила Кейт сдавленным голосом, замерев от напряжения в его объятиях.

— Есть способы… — ответил он, продолжая гладить ее волосы и пропуская пряди между пальцами. — Ты была очень… напряжена.

— У меня по-другому не получалось!

— Ничего страшного, — сказал Росс как можно более невозмутимо, стараясь подавить легкий смешок. — У меня и в мыслях нет на что-либо жаловаться.

Кейт облегченно вздохнула.

— В следующий раз будет по-другому.

— Если следующий раз вообще будет.

Услышав эти слова, Росс замер, а его сердце гулко застучало.

— Если?

— Не обращай внимания. Я уверена, что все будет хорошо.

Опять это проклятие трех граций, будь оно неладно! Кейт была уверена, что он не доживет до следующего раза. Росс не придавал особого значения приметам и предзнаменованиям, но от ее уверенности ему стало немного не по себе.

Неужели именно поэтому она пришла в его спальню — потому что хотела провести с ним ночь до того, как он погибнет? А в том, что он должен умереть, Кейт не сомневалась. От этой мысли Шотландцу стало совсем нехорошо.

Разумеется, он не имел права жаловаться. Он возлег с ней по ее просьбе, и причиной тому было не только вожделение. Он хотел быть рядом с Кейт, хотел защищать ее от грубых рук Трилборна. И теперь Росс был безумно счастлив оттого, что он был у нее первым. К их давней вражде это практически не имело никакого отношения, но мысль о Кейт всегда присутствовала где-то на заднем плане. Россу было противно думать о том, что Трилборн мог силой овладеть ею, причинив боль. А в том, что мерзавец повел бы себя именно так, можно было не сомневаться. Быть может, Кейт и пленяла его свой красотой, но гораздо большим наслаждением для него было бы овладеть невестой своего злейшего врага.

Как это объяснить Кейт? Можно даже не пытаться. Это будет выглядеть как оправдание своей слабости либо, что еще хуже, как попытка обвинить Трилборна в намерениях сделать то, что он сам только что совершил.

По крайней мере, ему был известен один способ отвлечь ее от мыслей о смерти. Полностью бескорыстным этот способ не назовешь, но Росс и не думал притворяться святым. От одних воспоминаний о том, каким сладостным и податливым было ее тело, его охватило почти болезненное возбуждение. Кейт была квинтэссенцией мягкости и нежности, которых так давно не хватало в его жизни. В ней заключалась вся хмельная радость, которую он когда-либо испытывал. Более того, она была здесь, рядом с ним, под одним одеялом, теплая и совершенно обнаженная в его крепких объятиях.

— Ну, раз так… — протянул Росс и, развернувшись к Кейт лицом, просунул колено между ее ног, чтобы плотнее прижать свой твердый от возбуждения кол к ее мягкой влажной ложбинке. — Если мне суждено уйти в мир иной, прежде чем…

— Не говори этого! — сдавленным голосом перебила его Кейт, хватаясь пальцами за волосы на его груди.

Росс поморщился и переложил ее руку на свой бок. Теперь, когда рука уже не мешала, он взял в ладонь одну из ее грудей и, наклонив голову, поцеловал сосок, потом слегка подул на него и улыбнулся, видя, как тот начинает набухать.

— Если мне суждено умереть, — повторил Шотландец, касаясь губами нежного сокровища, — то, пожалуй, стоит еще раз испытать удовольствие, которого мне будет крайне не хватать.