Теперь все будет не так, как прежде. Летти ясно сознавала это, но ей было все равно. Это должно было вызвать у нее потрясение, но не вызывало. Так велико облегчение, которое она почувствовала, когда все сомнения разрешились, что, несмотря на притаившийся внутри страх, ей хотелось петь, кричать от радости. Ничего этого Летти не сделала. Она спокойно ехала назад в Сплендору, но лицо выражало такую сосредоточенность, что она проехала мимо сборщика налогов О'Коннора, не заметив его. Он так и застыл в поклоне со шляпой в руке на одной из улиц Накитоша, с удивлением глядя вслед удалявшейся коляске.

Летти рассчитывала застать тетушку Эм одну. Но напрасно. Кроме Салли Энн, которая так и не уехала, там еще были и Мари Вуазен с Анжеликой. Похоже, девушки приехали, чтобы Анжелика могла проститься. Они собрались в спальне тетушки Эм. Может, потому, что приехали, когда она собиралась прилечь отдохнуть, а может, хотели, чтобы визит прошел незамеченным для посторонних. Лайонел рассказал Летти, кто приехал и где их найти. Еще несколько часов назад Летти сомневалась бы, стоило ли идти туда, где ей, может быть, были не очень рады. Сейчас же самое важное как можно скорее встретиться с тетушкой Эм и все обсудить.

Подойдя к двери, Летти услышала их голоса. Все замолчали, как только она постучала. Через секунду ее пригласили входить без церемоний.

Тетушка Эм сидела на пуфике. По обеим сторонам от нее стояли Салли Энн и Мари Вуазен. Рядом на коленях сидела Анжелика, пряча заплаканное лицо в складках платья пожилой женщины. Когда Летти вошла, Анжелика выпрямилась и начала искать носовой платок.

— А, это вы, Летти, — произнесла тетушка Эм. — Я думала, это Мама Тэсс идет забрать поднос с кофе.

— Я могу его унести, если хотите, — искренне предложила Летти. Она понимала, что пришла не вовремя.

— Мама Тэсс вот-вот будет здесь.

Летти прикрыла за собой дверь, прошла в комнату и осторожно сказала:

— Я не хотела помешать.

Анжелика наконец показалась из-за носового платка:

— Ах, нет, это все я. Через минуту я успокоюсь.

— Мы все равно уже собирались уходить, — сказала Мари.

— Неужели мне нечего сказать, — тетушка Эм взяла Анжелику за руку, — что могло бы убедить тебя — в этом нет необходимости.

Девушка обреченно пожала плечами:

— Вы же знаете, как обстоят дела.

— Но ведь не обязательно делать такой выбор. Многие из ваших уезжают в Калифорнию или Мексику. Там их принимают за…

— За испанцев. Да, я знаю. Но отец никогда не согласится. Он будет держаться за свою землю до конца. В этом его главная гордость — быть крупным землевладельцем. А мне этого недостаточно.

— Но ведь это не жизнь. Уже никогда и не будет так, как до войны. Ничего не будет, как прежде.

— Я буду довольствоваться жизнью с человеком, который меня избрал.

— Ты можешь ему доверять? Я хочу сказать, по-настоящему доверять?

— Я должна доверять, — в дрожащей улыбке девушки была печаль всех женщин мира.

Тетушка Эм вздохнула.

— Не буду скрывать, не нравится мне все это. Но это твой выбор, и я не могу с уверенностью сказать, что на твоем месте поступила бы по-другому. Когда ты уезжаешь?

— Завтра ночью.

— Завтра ночью? Но почему? Анжелика отвела взгляд:

— Но это же так понятно.

— Он дурак.

— Но ему нужно позаботиться о своей репутации. Как вы сказали, теперь все не как прежде. Теперь уже не модно иметь цветную любовницу.

— Подумать только, не модно! Что же за жизнь тебе уготована, если он даже не хочет показываться с тобой на людях?

— Другой жизни для меня нет. Но, возможно, я не права и наш отъезд связан с тем, что мы должны успеть в Монро к отплытию парохода.

— В Монро? — Тетушка Эм нахмурилась, и по всему было видно, что она ждет объяснений.

— У него там, кажется, какие-то федеральные дела. А возможно, он не хочет рисковать и знакомить меня со своими друзьями, которых наверняка встретит, если мы сядем на поезд в Колифаксе.

Салли Энн положила руку на плечо девушки:

— Анжелика, пожалуйста, не уезжай.

Анжелика улыбнулась. Большие карие глаза опять наполнились слезами.

— Спасибо за вашу заботу, я этого никогда не забуду, но у меня нет другого выбора.

— Лучше бы это был человек твоей расы… лучше, чем этот бесчувственный болван, который увозит тебя, — Салли Энн не назвала имени сборщика налогов только из деликатности.

— Моей расы? Но во мне только четверть негритянской крови, только четверть. Какой же я расы?

Все пристыженно замолчали. В законе четко говорилось, что даже капля негритянской крови делает из белого цветного. Это и обоснованное, и бессмысленное положение не изменили ни война, ни законы Реконструкции.

Анжелика выпрямилась, расправила юбки, чтобы встать. Она бы отвернулась, но тетушка Эм остановила ее, взяв за руку.

— Ты милая, прекрасная женщина и замечательный человек. Никогда не забывай об этом. Если ничего не получится, не будь слишком гордой и возвращайся домой.

— Я вернусь, — тихо сказала Анжелика. — Я не заливала бы вас слезами, если бы вы не проявили такого понимания, но я рада, что так получилось. Вы мне очень помогли.

Тетушка Эм покачала головой:

— Ты знаешь, мы желаем тебе счастья.

— Я знаю. Ну, мне нужно идти, чтобы успеть собраться.

Анжелика поискала глазами свою шляпу. Она лежала рядом на столике. Девушка надела ее, закрепила подколотой к шляпе булавкой. Мари опустила вуаль и взяла с кровати свою вязаную сумочку,

Все вместе они вышли из комнаты и прошли на веранду, где долго прощались. Затем обе гостьи спустились к своей коляске. Летти, Салли Энн и тетушка Эм долго смотрели им вслед и махали, пока они не скрылись из виду.

Тетушка Эм опустила руку. С мрачным лицом она сказала:

— Если бы О'Коннор не предложил ей ехать в Новый Орлеан, Анжелика жила бы здесь вполне счастливо. Я бы убила этого человека.

— У меня есть идея получше, — сказала Летти. Ее глаза светились от воодушевления, которое охватило ее в последние полчаса.

— О чем вы говорите?

— Что вы имеете в виду?

Обе женщины произнесли это одновременно. В голосе тетушки Эм была подозрительность. В словах Салли Энн звучало раздражение, но она была заинтригована и внимательно всматривалась в лицо Летти.

Летти рассказала им все, что задумала.

Вечером они двинулись в путь впятером. Салли Энн не захотела отпускать Летти одну: она не могла пропустить такого приключения. Тетушка Эм настояла, что поедет с ними, потому что двум молодым женщинам опасно путешествовать без сопровождения. Лайонел ни за что не хотел оставаться, потому что должен был помочь Рэнни. Ну, а Мама Тэсс не могла отпустить Лайонела одного.

Летти не возражала против компании. Подкрепление, если они спрячутся, могло даже очень пригодиться в ответственный момент. Очень вероятно, без них и невозможно будет обойтись. То, что она задумала, было в лучшем случае рискованно, а в худшем могло закончиться катастрофой. Если они окажутся рядом, положение можно будет спасти, представив все каким-нибудь чудовищным розыгрышем.

Они выехали до наступления темноты. Для всех это была семья из Сплендоры, отправившаяся в своем фургоне куда-нибудь в гости. Рядом семенила оседланная лошадь. Летти держала поводья, рядом сидела тетушка Эм. Остальные расположились сзади, на скамье. Их ноги упирались в длинный, завернутый в плед сверток. Улыбаясь, болтая между собой, чтобы у встречных создавалось впечатление беззаботного веселья, они проехали через город и направились на юг, к Иль-Бревиллю.

К тому времени, когда они были в полумиле от поворота к дому месье Ла Кура, отца Анжелики, уже стемнело. Место выбрала тетушка Эм. Во-первых, потому, что сразу за крутым поворотом были заросли сливовых деревьев и рощица молодых дубков. Во-вторых, недалеко от дороги был брошенный фермерский дом.

Они въехали во двор фермы и загнали фургон за старый дом с пустыми окнами и покосившейся дверью, чтобы спрятать его получше. Лайонела отправили к дому Ла Кура разведать, не приехал ли тот, кого они ждали. Мама Тэсс достала из корзины холодный ужин. Ожидая Лайонела, они, стоя, поели.

Заедая цыпленка булочкой, Летти достала из фургона длинный сверток и развернула его. Вынула оттуда оружие и разложила его на сиденье, затем вытряхнула мужскую шляпу, плащ, рубашку и брюки, вытащила подушки, набитые перьями, большой черный платок и револьвер, тот самый, что достался ей от Шипа в кукурузном сарае. Она переоделась.

Когда Лайонел вернулся, наступила ночь. Он доложил, что Анжелика все еще дома, — он видел в окне, как она ходит взад и вперед по своей комнате.

Мальчику дали булочку и курицу. Остатки ужина убрали. Тетушка Эм и Салли Энн взяли с сиденья по винтовке. Мама Тэсс выудила из-под него ужасающего вида нож. Лайонел, с булочкой во рту, достал из кармана рогатку и горсть камней. Маме Тэсс поручили остаться с фургоном. В случае необходимости она должна была быстро отправить его назад в Сплендору. Остальные тихо последовали за Летти, которая вела лошадь к дороге.

Летти прошла заросли сливы, о которых говорила тетушка Эм, и привела лошадь в дубовую рощу. Ее спутники пробрались в заросли сливовых деревьев, чтобы укрыться там. Цепляясь за колючие кусты, кое-кто не смог сдержать вскриков от боли, а то и проклятий.

В роще Летти поставила лошадь мордой к дороге. Она взглянула на мужское седло с привязанной к нему подушкой, а потом осмотрела себя, свою фигуру, также обложенную подушками. Решительно сжав губы, она вдела ногу в стремя, обхватила обеими руками седло и попыталась в него подняться.

Она не могла этого сделать. Подушка, привязанная к ее груди, уперлась в край седла, и она упала на землю. Летти попыталась еще раз. Случилось то же.

Послышался стук копыт. Кто-то подъезжал. Она должна приготовиться. Летти подтянулась повыше и с силой оттолкнулась.

Она была в седле, высоко сидя на подушке, что должно было создавать впечатление седока-мужчины. Летти успокоила пританцовывавшую лошадь, взволнованную ее непривычной внешностью и предпринятыми усилиями. Одной рукой она поправила подплечники плаща, чтобы выглядеть шире в плечах, затем натянула шляпу пониже, завязала рот и нос черным платком и стала смотреть на дорогу.

В какой-то момент ей показалось, что она видит привидение. Луна еще не взошла, и все, что виднелось в темноте, сливалось в белую дымку. Летти крепко зажмурила глаза и снова их открыла. Дымка была светлой рубашкой мужчины на темном коне. Он подъехал ближе. Это был чернокожий старик, сгорбившийся в седле на худой и древней кляче, комичной в своей уродливости.

Одинокий всадник, не человек в коляске. Это был не тот, кто им нужен. Летти сидела неподвижно и не шевелилась. Старик не спеша проехал мимо и исчез в ночи.

Минуты тянулись. Она расслабилась и спустила пониже платок, чтобы осторожно почесать верхнюю губу. Приклеенные усы безбожно щекотали. Одному Богу известно, как выдерживал это Рэнсом, так часто и так подолгу. Летти сняла шляпу и обмахивалась ей. Жарко, в этих подушках было так жарко. Хорошо бы пошел дождь. Стало бы прохладней и смыло пыль с деревьев. Хорошо хоть, что в эту ночь не было комаров.

Странные, смешные мысли приходили в голову Летти. А что она, собственно, скажет? «Кошелек или жизнь»?

Как какой-нибудь разбойник с большой дороги среди покрытых вереском болот Англии? Или достаточно одного «Стой!»? Может быть, ей нужно было соорудить нос побольше? Это бы лучше замаскировало ее внешность на тот случай, если в коляске есть фонарь, и, возможно, изменило голос, потому что ноздри были бы зажаты.

Что вообще она делала? Сошла с ума?

Лучше не искать ответы на такие вопросы. Вместо этого она начала думать о том, с какой легкостью Мама Тэсс нашла все необходимые для ее роли вещи. Как будто она делала это не в первый раз. А Лайонел? Как быстро он согласился на роль разведчика!

Рэнни. Он был невинен. Она так переживала, что с ним покончено. Любовь, которую он предлагал ей так просто и чисто, она отвергла. Она и не знала, как это для нее важно, пока не лишилась ее. Это не то, что она могла бы так легко простить.

В то же время Летти благодарила Бога, что ее реакция на просьбы Рэнни, не такая уж простая и невинная, не была извращением, как она того боялась. Она снова могла высоко поднять голову и смотреть в глаза себе самой. Ее прегрешения теперь, по крайней мере, были объяснимы, а значит, извинительны. Возможно, со временем она могла бы с этим примириться.

Летти испытывала огромное облегчение и оттого, что больше не сомневалась: Рэнсом Тайлер — Шип и он — не убийца. Тут еще было много неясного, но похоже, тетушка Эм была права. Во всяком случае она была свободна, наконец, от обязательства найти убийцу брата и Джонни. Сейчас это было дело закона. Пусть они этим занимаются. За ней оставался последний долг, и она должна исполнить его сегодня. Тогда она сможет уехать с чистой совестью и легким сердцем. И если потом ей временами будут сниться мужчины в масках, призрачные любовники, приходящие в темноте, то она с радостью заплатит эту цену. Это будет ее искуплением.

Издалека донесся шум быстро приближавшейся повозки. Летти надела шляпу, поправила платок и, натянув поводья, выпрямилась в седле. Все ее чувства обострились. Странно, как резко ощущались запахи пыли, опавших дубовых листьев, помятой травы и дикого табака оттуда, где они свернули на заросшую дорогу к ферме. Удивительно мягко и нежно касался воздух ее кожи. Какой дружелюбной казалась скрывавшая ее темнота. Летти слышала, как сердце бьется в груди, как пульсирует кровь в сосудах. Она была бодра и полна жизни. Эту ночь и другие ночи она будет вспоминать, когда станет совсем старой дамой.

Коляска приближалась. Летти повернула голову и увидела, как она появилась на дороге. Фонаря на ней не было. В свете звезд коляска казалась движущейся тенью, за которой тянулся серый хвост пыли. Летти тронула лошадь шпорами и подъехала к краю дороги. Со стороны зарослей сливы раздался резкий свист — Лайонел. Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла, и Летти замерла в ожидании.

Ездок, казалось, не собирался замедлять ход перед поворотом. Ага, он притормаживает. Лошадь его наклонилась в сторону поворота, грива ее развевалась. Обе руки мужчины были напряжены, скованы натянутыми вожжами.

Сейчас!

Летти пришпорила лошадь и выскочила из-за деревьев на дорогу. Она с такой силой дернула поводья, что лошадь под ней заржала и попятилась, пританцовывая на задних ногах. Запряженная в коляску другая лошадь резко остановилась и забилась в оглоблях. Сидевший в коляске человек выругался и вскочил на ноги. Он натянул вожжи, заставляя рвущееся, храпящее животное успокоиться. Летти осадила свою лошадь и, выпрямившись, вытащила револьвер.

— Какого черта? — с яростью закричал человек из коляски. — Прочь с дороги!

Летти почти сутки упражнялась, чтобы говорить хрипящим шепотом, пока горло и в самом деле не охрипло. Она добилась, чего хотела. Но когда она узнала сидевшего в коляске, Летти чуть не забыла свои тренировки. Так вот кто был джентльмен, которого ждала Анжелика! Сомнений не было. Не удивительно, что девушка была так уверена в своем будущем.

Но на размышления времени не было, как и на изменение плана. Он выпутал одну руку из вожжей и полез в сюртук.

— Нет, — скрипучим голосом вскрикнула Летти. — Руки вверх! Быстро!

Он не спеша подчинился.

— Ты идиот, — сказал он тихо, но резко. — Ты знаешь, кто я?

— Знаю. Вылезай из коляски.

— Что?

— Ты слышал, что я сказал. Вылезай! — Она подняла револьвер, целясь ему в сердце. С этого расстояния она не могла промахнуться.

— Я тебе за это кишки выпущу!

— Попробуй, — ответила Летти.

То, что это ее забавляло, привело его в ярость. Он приподнялся и снова попытался добраться до внутреннего кармана сюртука. Летти прицелилась и нажала на курок без всякой задней мысли или каких-нибудь угрызений совести.

Оружие выстрелило. Рука занемела от отдачи. Из облака дыма вылетело оранжевое пламя. Мужчина согнулся и упал на сиденье, схватившись за руку. Послышалась его злобная брань.

Летти не думала причинять ему боль, хотя он и не заслуживал гуманного отношения после того, что собирался сделать с Анжеликой. Во всяком случае, он сам был виноват.

Теперь ей нужно было спешить. Семья Ла Кур могла услышать выстрел и запереться в своем доме. Но они могли и прийти сюда посмотреть, что случилось. В сливовых зарослях за коляской послышался какой-то шорох, в свете луны блеснул ствол ружья. Через секунду все затихло.

— Не советую этого повторять, — произнесла Летти жестко. — А теперь вылезай.

— Черт бы тебя побрал, кого ты из себя изображаешь? Шипа?

Эту колкость он бросил ей, наматывая вожжи на кнут и медленно, придерживая раненую руку, спускаясь. Летти была поражена. Ведь именно такое впечатление она и хотела произвести. И если ничего не вышло, то какой смысл во всем этом? Его уверенность, что она не была тем, кем хотела казаться, так очевидно прозвучала в его голосе, что уши ее отказывались этому верить. Однако времени рассуждать не было. Ей ничего не оставалось, как завершить начатое. Летти заставила лошадь подойти на шаг и встать чуть левее, сама же не спускала с мужчины глаз.

— Раздевайся.

Последовали новые проклятья, но он подчинился. В дорожную грязь полетел сюртук, шелковой лентой туда же прошелестел галстук, затем рубашка. Подтяжки потребовали больше времени, так как он оберегал раненую руку. Тут он остановился.

— Сапоги и брюки тоже.

— Иди ты к черту!

— После тебя, — ответила она. Летти хотела сказать это хрипло и растянуто, но вместо этого слова прозвучали достаточно четко.

Он долго и внимательно смотрел на нее. И вдруг сказал:

— Твой голос мне знаком.

Волна ужаса, отчаяния и ненависти пробежала по ней. Летти медленно, словно идиоту, повторила:

— Сапоги и брюки.

— Я вспомню, кто ты, и тогда…

Угроза повисла в воздухе. Он нагнулся и, прыгая то на одной ноге, то на другой, стянул сапоги. Потом спустил брюки, вылез из них и остался в кальсонах.

— Туда, к дереву! — Она револьвером показала на дуб, который выбрала еще раньше. На седле у нее было несколько мотков веревки. Летти взяла ее, не сводя глаз с белеющей фигуры стоявшего перед ней мужчины. Вытащив ногу из стремени, она соскользнула на землю и поднырнула под головой лошади.

— Руки за спину! — бросила она.

— Я истекаю кровью, будь ты проклят!

Это было правдой, но ранен он был не серьезно. Пуля только поцарапала его предплечье, отметила Летти с удовольствием, хотя от вида раны ее немного затошнило. Не опуская револьвер и оставаясь на безопасном расстоянии, она обошла дерево.

Как же привязать его к дереву, не выпуская из вида и контролируя каждое его движение? Эта проблема решилась быстро. Лайонел, словно безмолвная тень, был уже здесь. Летти схватила руку пленника и завела ее назад, а мальчик взял у нее веревку и накинул на руки петлю. Потом Летти завела за дерево вторую руку, а Лайонел туго затянул веревку. Через минуту все было кончено. Привязать к дереву ноги было уже просто. В качестве последней меры предосторожности Летти достала из кармана носовой платок и, встав на цыпочки, завязала ему глаза.

Все это время пленник сердито и сосредоточенно молчал. Летти тем временем задумалась, а не засунуть ли ему в рот кляп, и решила, что не надо. К тому времени, когда его обнаружат, они будут уже далеко отсюда, и это не имело большого значения. Она подала знак Лайонелу, и он исчез среди дубов в направлении сливовых зарослей. Летти заметила, как зашевелились ветки, когда оттуда двинулись остальные.

Она отошла от дерева и оценивающе посмотрела на свою работу. Похоже, все было в порядке. Должно было быть в порядке.

Летти чуть не забыла. Из кармана своего плаща она осторожно достала панцирь саранчи, проколотый шипом. На несколько секунд задержала взгляд на человеке у дерева. Она могла прицепить символ к волосам на его груди, но он там не продержался бы долго и упал. Подходящим местом был нос, но мешал носовой платок на глазах. Ее взгляд остановился на кальсонах. На них было заметное место. Недолго думая, Летти прикрепила символ туда.

Она спешила. Бросившись к коляске, быстро отвязала вожжи и стегнула ими по крупу лошади, отправляя громыхающую повозку в ночь. Затем направилась к своей лошади и подобрала волочившиеся по земле поводья. Тут только Летти вспомнила про сброшенную в кучу одежду. Она решительно свернула ее и перевязала рукавами сюртука. В одном из карманов что-то приглушенно звякнуло.

Пленник отчаянно задергался, извергая страшные проклятья и угрозы. Не обращая на них внимания, Летти закинула сверток на свою лошадь и привязала к седлу. Сердце билось так сильно, кровь так бурлила, что на этот раз ей ничего не стоило забраться на лошадь. Она поскакала в сторону фермерского дома.

Остальные, используя звук удалявшейся коляски как шумовое прикрытие, уже вывели фургон на дорогу и отъехали на некоторое расстояние. Догоняя их, Летти пришпорила лошадь. Они остановились, чтобы она успела забросить в фургон сверток с одеждой и влезть туда сама. Как только лошадь привязали к повозке, а Лайонел закрыл глаза, Летти начала переодеваться. Очень скоро они опять выглядели как компания дам с маленьким мальчиком.

Спокойно они ехали домой. А там, где их уже не было, привязанный к дубу, ругался и пытался высвободиться не сборщик налогов О'Коннор, а Мартин Идеи.

Они отметили успешное завершение задуманного ежевичной наливкой. Пили из тонких фужеров венецианского стекла, которые подарили тетушке Эм еще на свадьбу. Даже Лайонелу дали фужер, но он уже через две минуты положил голову на кухонный стол и закрыл глаза.

Настроение было приподнятым не только от успеха, но и от облегчения, что все позади. Все, кроме Летти, не сомневались, что, когда Мартина найдут с саранчой на кальсонах, это примут за очередную выходку Шипа и Рэнни тут же выпустят. Тетушка Эм без конца говорила о том, как Рэнни вернется домой. Она, конечно, не могла рассчитывать, что он успеет уже завтра к обеду, но и тетушка Эм и Мама Тэсс с упоением обсуждали, что приготовят для праздничного стола. Салли Энн тоже время от времени вносила свои предложения. Летти слушала их, улыбалась, но не могла разделить оптимизм в отношении результатов операции.

— Летти, дорогая, — сказала тетушка Эм, — давайте я налью вам еще наливки. Вы все еще такая бледная. Сейчас, когда все позади, не будете же вы навевать на нас меланхолию, правда?

Летти покачала головой. Губы расплылись в легкой улыбке.

— Я все время думаю о Мартине. А если он освободится сам, до того как его найдут и увидят саранчу? Что, если он не сообщит о случившемся? Тогда все напрасно.

— Не сообщит? Конечно, он сообщит.

— Вы уверены? Но ведь это сделает из него посмешище.

— Во всяком случае, вы не повесили ему на шею табличку, как это сделал Шип с О'Коннором.

— Да, но меня что-то беспокоит в его поведении. Он так хотел знать, кто я, как будто точно знал, что я не Шип.

— Ну, естественно. Он же думает, что Шип в тюрьме. Все в этом уверены.

— Думаю, дело не в этом. Кроме того, он почти узнал мой голос.

— Боже мой!

— Это было наше слабое место с самого начала, — заметила Салли Энн.

Летти согласилась:

— Я не предполагала, что придется столько говорить. Я бы и не говорила, но он был так подозрителен, так… ну, на него это не произвело нужного впечатления.

— Вы думаете, он догадается, что это были вы?

— Не знаю.

Тетушка Эм заметила с тревогой:

— Он такой вспыльчивый.

Салли Энн повертела в руке свой фужер.

— Я ушам своим не поверила, когда услышала его голос. Я была так уверена, что Анжелику заманил в Новый Орлеан О'Коннор. Она, конечно, этого не говорила, но я сразу так решила. Странно, что Анжелика никогда не упоминала его имени.

— Ничего странного, — сказала тетушка Эм. — Она знала, что он друг нашей семьи, что когда-то ухаживал за тобой. Она проявила деликатность. Впрочем, такие вещи всегда так делаются.

— Теперь хотя бы понятно, почему она так хотела с ним ехать, — сухо сказала Салли Энн.

— Да, конечно, Мартин сумел бы соблюсти правила приличия. Кроме того, он джентльмен и привлекательный мужчина.

— Я не могу понять, — сказала Летти, — зачем они ехали в Новый Орлеан. Он мог бы устроить ее здесь, поближе к дому.

— Вот именно, — медленно проговорила тетушка Эм. — Наверное, она не согласилась из-за своей семьи. Но зачем ехать так далеко, чтобы… ну, вы понимаете, что я имею в виду. С другой стороны, я не могу поверить, что Мартин вот так все бросил бы и уехал, не попрощавшись.

— Если только он не хотел, чтобы кто-нибудь это узнал.

— Потому что стыдился? Но ведь можно было не говорить нам, с кем он едет.

Салли Энн нахмурилась:

— Летти права. Зачем ему уезжать? Ему и здесь неплохо.

— Ну, есть ведь люди, ты знаешь, которые не разговаривают с ним, потому что он работает с «саквояжниками». Может, он хотел покончить с этим и начать новую жизнь в Новом Орлеане? А возможно, он любит Анжелику и готов сделать это ради нее?

— Возможно, — сказала Салли Энн.

Взгляд Летти упал на сверток с одеждой Мартина. Он лежал у двери кухни.

— Может быть, ответ там?

— Искать в карманах? — неуверенно спросила тетушка Эм.

— Я знаю, что это нехорошо.

— Это может помочь Рэнни, — сказала Салли Энн. Мама Тэсс, сидевшая тут же и слушавшая все это время, в ответ на их колебания закатила глаза к небу. Она встала, взяла сверток и плюхнула его на середину стола. Затем несколькими быстрыми и умелыми движениями развязала его и разложила вещи.

Тетушка Эм сидела и смотрела на них. Салли Энн приподняла за рукав рубашку и бросила. Летти робко похлопала по складкам сюртука. Мама Тэсс опытной рукой взяла брюки и вывернула карманы.

Скоро на столе выросла гора из вещей Мартина. Там были золотые карманные часы на цепочке с брелоками, носовой платок, маленький пистолет с перламутровой рукояткой, зубочистка из слоновой кости, свернутый листок бумаги, мелочь, длинный кожаный кошелек, завязанный сверху шнурком. Кошелек был туго набит, и Летти подняла его на ладони, как бы взвешивая. Машинально она открыла кошелек и высыпала содержимое на стол. Золотые монеты, сияя и мелодично позвякивая, образовали высокий холмик.

Салли Энн удивленно подняла брови:

— Да здесь несколько сотен долларов!

— Не меньше.

— Думаете, для Анжелики? Тетушка Эм с возмущением ответила:

— Думаю, между ними были иные отношения. Полагаю, он должен был заплатить за проезд по реке и гостиницу или другое жилье, пока не купил бы дом.

— Похоже, он собирался уехать навсегда, — задумчиво сказала Летти. Она взяла одну из монет, совсем новенькую, а затем начала перебирать остальные. Все они было достоинством в двадцать долларов. Все, как одна, новые.

В ее голове начали складываться неясные, еще очень туманные подозрения. Она взяла свернутый листок бумаги и расправила его. То, что Летти увидела, не оправдало ее ожиданий. Там была только короткая запись из букв и цифр.

— ВТ0430Э2, — скороговоркой прочитала она.

— Что-что? — резко спросила Салли Энн.

Летти прочла опять, и тут ее осенило. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на Салли Энн.

— Деньги для армии. Отправляют во вторник в четыре тридцать утра, по-военному — 0430, с эскортом из двух сопровождающих.

— Значит, связной — Мартин.

— Но если связной он, — промолвила тетушка Эм, — он и…

— …убил Джонни.

Карие глаза Летти были полны решимости, когда она закончила фразу. Значит, это Мартин организовал ловушку ее брату у ручья в заросшем мхом лесу. Может быть, эти новые монеты были из его сумки?

Тетушка Эм оказалась во всем права. И если бы Летти не уверила себя в вине Шипа, она могла бы понять все раньше и тогда многое было бы сейчас по-другому.

— Слава Богу! — воскликнула Салли Энн, закрывая лицо руками. — Слава Богу!

— Господи, что ты? — сказала тетушка Эм, дотрагиваясь до ее плеча. — Ты должна радоваться. Ведь это означает, что Рэнни в безопасности.

Салли Энн всхлипнула и вытерла глаза.

— Для меня это означает, что Томас невиновен.

— Томас?

Салли Энн еле заметно улыбнулась:

— Он так богат, простой солдат. И у него же в первую очередь был доступ ко всем сведениям. К тому же он — северянин. Он не такой пылкий, как другие мужчины. Я так боялась.

— Господи, Салли Энн! Если мужчина не затаскивает тебя в угол, чтобы осыпать поцелуями, это еще не значит, что у него не горячая кровь и что он — убийца.

— Я знаю, знаю. Но вместе со всем другим все как-то очень уж сходилось.

Летти были понятны опасения Салли Энн, но сейчас нужно думать о другом.

— Что делать? Мне кажется, мы немедленно должны представить вещественные доказательства Томасу. Иначе Мартин может уйти.

— Мы можем поехать и привезти самого Мартина, — предложила Салли Энн.

— Слишком рискованно, — тут же сказала тетушка Эм. — Он ведь и раскричался, когда Летти взяла его одежду, не из-за золота, а из-за этой бумажки. Он мог также слышать шум от нашего фургона, даже если не видел никого из нас. Если мы вернемся, он догадается, для чего, и нам его не взять. Я считаю, пусть этим займется армия.

— Если они смогут и захотят, — промолвила Салли Энн.

— Ты все еще не доверяешь Томасу?

— Я верю ему, но есть еще шериф. Они с Мартином друзья.

— Боже мой.

— Может, будет лучше, если бы в это вмешались Рыцари?

— Да, — задумчиво сказала тетушка Эм.

— Но почему они? — спросила Летти с раздражением. Она чувствовала, что время уходит, а они все сидят и занимаются обсуждением.

— Они вершат суд не только из-за политики, — настаивала Салли Энн.

— Возможно, но раз здесь замешан конвой с деньгами для армии — это дело военных. Я считаю, мы должны поехать к Томасу. Немедленно.

Салли Энн согласно кивнула:

— Вы с тетушкой Эм поезжайте, а я должна поговорить с папой… то есть, я хочу сказать, мне нужно домой. Он… он будет беспокоиться.

Летти в упор посмотрела на нее. Насколько ей было известно, Сэмюэл Тайлер не знал о ночных приключениях дочери и думал, что она ночует у тетки. Однако времени выяснять и спорить не было. Летти поднялась.

— Как хотите. Мы поедем, тетушка Эм?

— Вы… вы не передадите Томасу, что я о нем сказала? — спросила Салли Энн.

Улыбаясь, Летти надела шляпку и заколола булавку.

— Зачем мне это делать?

— Незачем, конечно.

— Потому что я — хладнокровная янки?

— Вы можете решить, что он имеет право знать. Неужели она и в самом деле производила впечатление такой чопорной и уверенной в своей правоте? Она не будет думать об этом. Тем более что через несколько дней это уже не будет иметь никакого значения. Она промолвила тихо:

Скажите ему сами, когда придет время, или не говорите вообще. Меня это не касается. Я никому не судья.