В конечном итоге, мне надоело ждать, поэтому рано утром я снова звоню Гидеону. С минуту я слушаю длинные гудки, и мне приходит в голову, что с ним могло что-нибудь случиться, когда он поднимает трубку.
- Гидеон? Где ты был? Ты получил мое сообщение?
- Еще рано утром. Я звонил тебе, когда ты уже спал. Тесей, твой голос звучит ужасно.
- Ты бы видел, как я выгляжу, - рукой я небрежно прикасаюсь к губам, заглушая последние слова. Еще когда я был ребенком, Гидеон мог решить любую проблему. Сколько бы у меня ни было вопросов, он на все знал ответы. И если что-то шло не так, он был тем, к кому постоянно обращался за помощью мой отец. Он обладает особым сортом магии, мимолетно то появляясь, то исчезая в самые лучшие дни моего детства, и всегда проходящий через парадную дверь в своем элегантном костюме с какой-то странной английской едой для меня. Всякий раз, когда передо мной вырастало его лицо в очках, я знал, что все будет хорошо, но на этот раз у меня сложилось такое впечатление, что он не хотел слышать того, что я собирался рассказать.
- Тесей?
- Да, Гидеон.
- Расскажи мне, что случилось.
Что случилось. Он так просто об этом говорит. Наверное, я просидел в спальне с Анной около четырех часов, наблюдая за ее слоившейся кожей и кровоточившими глазами. Где-то ближе к рассвету я, скорее всего, заснул, потому что, когда рано утром открыл глаза, там, где она сидела, было пусто.
На улице уже день, светит полноценное солнце, вселяя надежду на нелепое чувство безопасности. Оно распространяется не только на миллионы километров вдаль, но и на то, что происходит под сенью мрака. Кажется, все это вымысел, и, хотя память о ранах Анны свежа и всплывающий образ ее сжигания в печи, от которого подрагивали мои веки, при дневном свете все кажется выдуманным.
- Тесей?
Я перевожу дыхание. Невероятно тихим утром я стою на крыльце, и только под ногами слышится скрип тонких досок. На улице безветренно, солнце осветляет лепестки, нагревая ткань моей рубашки. Я всматриваюсь в пустое пространство в кустах, туда, где стояла Анна.
- Анна вернулась.
На другом конце провода что-то шлепнулось на пол.
- Гидеон?
- Нет. Это невозможно, - его голос становится низким и резким, и от этого где-то внутри меня что-то сжимается. После стольких лет спустя гнев Гидеона все равно имеет силу. Стоит мне услышать одно грубое слово, и я становлюсь щенком с виляющим между ногами хвостом.
- Возможно это или нет, но она здесь. Она пытается связаться со мной, прося о помощи. Не понимаю, каким образом ей это удается. Мне нужно разобраться, что делать дальше, - слова вылетают без какой-либо нотки надежды. Я все-таки сказал это вслух, но мне не стало легче, а, наоборот, я почувствовал себя слишком уставшим. Если бы вы знали, насколько я чувствую себя постаревшим. Слова Морфана о том, что нужно уничтожить атаме, растворяются и погружаются в глубокую воду, вдавливаясь мне в затылок. Мысль потеряна, что обнадеживает, но, если я позволю себе копнуть чуть глубже, пойму, что гложет Кармел и Томаса. Это то, о чем я однажды рассказывал Анне: о возможностях. Выборе.
- Думаю, вся проблема в атаме, - продолжаю я. – Мне кажется, с ним что-то происходит.
- Не вали всю вину на атаме. Ты же единственный, кто им обладает. Не забывай об этом, - резко отвечает он.
- Я никогда об этом не забываю. Ни на минуту. Даже когда умер отец.
Гидеон вздыхает.
– Когда я встретил твоего отца, - говорит он, - он был не моложе тебя нынешнего. Конечно, он не пользовался атаме так долго, как ты, но я помню, как всегда удивлялся, насколько старым он выглядел. Ты знаешь, что он хотел завязать с этим?
- Нет, - отвечаю я. – Он никогда мне об этом не говорил.
- Ну, впоследствии, полагаю, это не имело никакого значения. Потому что он не успел.
- Почему? Если бы он так поступил, всем стало бы только лучше. Он был бы жив, - я внезапно останавливаюсь, так как Гидеон подталкивает меня закончить свою мысль. Мой отец мог бы оказаться здесь. А другим было бы это не под силу. Так же, как и я, он спасал людей, которые знали, сколько жизней отнимали мертвые.
- Что мне делать с Анной? – спрашиваю я.
- Ничего.
- Ничего? Это несерьезно.
- Я серьезен как никогда, - говорит он. – С девушкой произошел трагический случай. Все мы об этом знаем. Но ты должен избавиться от нее и выполнить свою задачу. Перестань искать истину там, где ее нет, - он останавливается, а я продолжаю молчать. Он почти точно обрисовывает данную ситуацию, и от этого на моих руках встают дыбом волосы.
- Тесей, если ты хоть когда-нибудь раньше мне доверял, прошу, поверь сейчас. Просто выполняй свою работу. Позволь ей уйти, и никому из нас не придется больше бояться.
***
Почти к всеобщему удивлению я направляюсь в школу. Очевидно, Кармел уже распространила новость о моей «болезни». Так что мне пришлось смириться с любопытными вопросами, и, когда они интересуются об ожоге и перевязанном плече, где белый край материи выглядывает из-под воротника, я стискиваю зубы и рассказываю им историю о разбитом лагере. Тогда мне казалось это забавным, но сейчас я бы хотел, чтобы мама взяла дело в свои руки и скормила им эту сомнительную легенду.
Как я и предполагал, мне следовало остаться дома. Слоняясь по пустым комнатам, словно одинокий сумасшедший стеклянный шарик, пока моя мама навещала клиентов и поставщиков оккультных предметов, я думал о том, что не такое уж это было хорошее времяпрепровождение. Я был бы не против проваляться у телевизора целый день, ожидая прихода Анны, даже если бы она выползла из телевизора как та покрытая плесенью цыпочка из Звонка. Поэтому я решил пойти в школу и напоследок прислушаться к словам учителей, отвечающих за одиннадцатые классы. Все могло выглядеть так, словно тебя кто-то пинает, чтобы выбросить из головы факт сломанной руки, но сейчас на каждом шагу, в каждом классе мое воображение рисует Анну. Ни один из последующих уроков не в состоянии вывести меня из раздумий. Даже мой любимый учитель, мистер Диксон, неохотно объясняющий тему о последствиях семилетней войны. Я летаю в облаках, снова позволяя словам Гидеона заполучить мое внимание. Перестань искать истину там, где ее нет. Отпусти ее. А может, это звучит в ушах голос Морфана? Или Кармел?
Когда Гидеон сказал, что, как только я отпущу ее, нам нечего будет бояться…я не понимаю, что он имел в виду. Он просто попросил меня довериться ему, и я согласился. Он сказал, что это невозможно, и я поверил.
Но что, если я нужен ей?
- По большей части, мы были отданы Англии.
- Че?
Я моргаю. Подруга Кармел, Нэт, повернулась на стуле, с любопытством косясь на меня, а затем пожимает плечами.
- Вероятно, ты прав, - она бросает взгляд в сторону мистера Диксона, который прошел мимо и сел за стол, чтобы повозиться со своим ноутбуком. – Пожалуй, его не волнует, если мы по-настоящему говорим о войне. Итак, - она вздыхает, делая вид, что лучше бы она сидела перед кем-то еще, - ты пойдешь с Кармел на вечеринку выпускников?
- А разве она не только для выпускников? – спрашиваю я.
- Да ладно тебе. Они ж не будут проверять удостоверение личности и выгонять пинками под зад, если такового у тебя не окажется, - стебается она. – Вот если бы ты был новичком, тогда такое вполне возможно. Даже Томас мог бы пойти. Кас? Кас?
- Да, - я слышу, как отвечаю. Но не по-настоящему. Потому что это больше не лицо Нэт. А Анны. Рот говорит ее голосом, а выражение лица другое. Словно застывшая маска.
- Ты действительно ведешь себя сегодня странно, - говорит она.
- Извини. Перкоцет истощил меня, - бурчу я, поднимаясь из-за парты. Мистер Диксон даже не замечает, как я выхожу из класса.
Когда Томас с Кармел находят меня, я сижу незамеченным на ступеньках посреди театра, глядя на ряды сидений, покрытых синей тканью, пустующих кроме одного. Книга по тригонометрии и ноутбук лежат рядом со мной и сложены в аккуратную стопку, как напоминание того, где я должен сейчас быть.
- Он в ступоре? – интересуется Томас. Они пришли несколько минут назад, но я даже не обратил на них внимание. Если я собираюсь игнорировать одного своего друга, тогда с таким же успехом могу не замечать их всех.
- Эй, ребята, - говорю я. Их движения эхом разносятся по пустому театру, когда они роняют учебники и взбираются на сцену.
- У тебя хорошо получается уклоняться от обязанностей, - сообщает Кармел. – Но, опять же, может, я и ошибаюсь. Нэт говорит, что ты вел себя странно, когда вы обсуждали вопросы на истории.
Я пожимаю плечами.
– Когда она говорила, вместо ее лица появилось Анны. Думаю, я показал ей изрядное количество своего самообладания.
Они обмениваются между собой одним из их обычных взглядов, так как сидят по обе стороны от меня.
- Что еще ты видел? – спрашивает Томас.
- Ей больно. Словно ее пытали. Вчера ночью она была в моей спальне. На ее руках и плечах я видел открытые и закрытые раны. Я ничем не мог ей помочь, ведь на самом деле ее там не было.
Он поправляет очки.
– Мы должны выяснить, что происходит. Это…это ужасно. Должно же быть заклинание, которое прольет свет…
- Возможно, мистицизм – не то, чем стоило бы сейчас заниматься, - прерывает Кармел. – А что насчет чего-нибудь другого, к примеру, пойти к психологу?
- Они только напичкают его наркотиками по самое не хочу. А затем поставят диагноз типа Синдрома дефицита внимания или что-то в этом роде. Кроме того, Кас не безумен.
- Не хочу показаться занудой, но шизофрения может проявиться в любое время, - говорит она. – Вообще-то, это нормально в нашем возрасте так считать. И галлюцинации столь же реальны, как вы и я.
- Какая еще шизофрения? – выпаливает Томас.
- Я не говорю о чем-нибудь конкретно! Он пережил существенную потерю. Ничего из этого не может быть реальностью. Ты хоть что-нибудь видел? Ты чувствовал себя странно, как рассказывал твой дед?
- Нет, но я в какой-то мере запустил занятия по Вуду. У меня была тригонометрия, помнишь?
- Я просто пытаюсь сказать, что не всегда причастна к этому магия или духи. Иногда призраки обитают только в его воображении, поэтому они менее реальны.
Томас кивает и переводит дыхание.
– Хорошо, это так, но я все еще считаю, что ему не нужен психотерапевт.
Кармел издает ворчащий звук.
– Почему ты сразу прибегаешь к заклинанию? Почему ты так уверен, что это что-то из разряда паранормального?
Это в первый раз, когда я слышу так близко, как Томас возражает Кармел. А так как я стал свидетелем нестандартной ситуации, как спорят мои друзья о том, есть ли у меня психическое заболевание или нет, я начинаю жалеть, что не пошел в класс.
Перестань совать свой нос туда, куда не следует прежде, чем его кто-нибудь отрежет. Вокруг тебя кое-что происходит, словно надвигающая буря.
Мне плевать.
В шестом ряду на третьем месте мне подмигивает Анна. А может, просто моргает. Не могу точно сказать, потому что на ней отсутствует половина лица.
- Пойдемте, поговорим с Морфаном, - сообщаю я.
***
Над дверью антикварного магазинчика звякает колокольчик, и перед тем, как Стела сбивает меня с ног, по твердой древесине раздается звонкий топот ног собаки. Я позволяю себе немного почесать ее, пока она смотрит на меня своими огромными карими глазами, словно теленок, прежде чем я двигаюсь дальше к Кармел.
Мы не одни в магазине. Морфан разговаривает с двумя женщинами, леди около сорока лет в свитерах, которые интересуются одним китайским умывальником. Морфан улыбается и начинает рассказывать им небольшую потворствующую историю, которая может оказаться правдой или выдумкой. Странно видеть его рядом с покупателями. Он выглядит таким славным. По пути в подсобку мы стараемся издавать как можно меньше шума. Через несколько минут мы слышим, как женщины прощаются со Стелой и Морфаном, а еще чуть позже вместе со своей собакой они идут вдоль занавески в подсобку, где он хранит странные и непонятные оккультные товары. В витрине на столе красуются свечи моей матери. Они теперь стали общедоступными.
То, как смотрит на меня Морфан, заставляет меня ожидать, что он направит свой докторский фонарик мне в глаза, чтобы проверить мою ученическую реакцию. Его руки скрещены на груди, комкая свою черную кожаную жилетку и покрытую логотипом Аэросмит футболку. Все это время, пока Томас подбрасывает ему свеженабитую трубку табаком, которую он ловко ловит с помощью вовремя поднятой руки, он не отводит от меня своего пристального взгляда. Трудно поверить, что тот любезный владелец антикварного магазина и этот дядька, обладающий темной магией, один и тот же человек.
- Вы пришли сюда, дети, перекусить после уроков? – интересуется он, закуривая трубку. Затем проверяет свои часы. – Не может быть. До пяти часов еще много времени.
Томас неловко прочищает горло, пока пушистые брови Морфана поднимаются в его сторону.
- Тебя отсеяли, и теперь ты будешь отбирать всякий хлам, который я скупал этим летом на блошином рынке.
- Меня не выгоняют. Осталось две недели до окончания обучения. Никто даже не парится по этому поводу.
- Зато меня это волнует и твою маму. Не забывай об этом, - он кивает Кармел. – А что насчет тебя?
- В аттестате у меня абсолютный средний бал, - отвечает она. – И так будет и дальше. Как говорит мой отец, все дело в результатах, - ее улыбка выглядит милой, извиняющейся, но в то же время уверенной. Морфан трясет головой.
- Ты разговаривал со своим британским другом?
- Да.
- И что он сказал?
- Он посоветовал отпустить ее.
- Умный совет, - он затягивается трубкой; когда он выдыхает, дым скрывает его лицо.
- Я не согласен с этим.
- А следовало бы.
Кармел подается вперед со скрещенными руками на груди.
– Почему? Вы можете перестать говорить загадками? Если бы вы рассказали нам, что делать дальше, зачем нужно смириться с этим, возможно, тогда мы бы и прислушались к вашему совету.
Он выдыхает и отводит от нее взгляд, кладя трубку на стеклянный высокий и длинный кухонный стол.
– Я не могу вам рассказать того, чего и сам не знаю. Это не точная наука. Не экстренный выпуск новостей. Оно просто мерцает, вот здесь, - отвечает он, указывая себе на грудь. – Или здесь, - указывая на висок. – Оно говорит мне, чтобы мы держались подальше от этого. Оно утверждает, чтобы мы отпустили ее. Люди наблюдают за тобой. Ты не обращаешь на них внимания и все надеешься, что они никогда не разоблачат себя. И есть еще кое-что, - он снова выдыхает дым, выглядяь задумчивым; это единственный случай, когда можно застать его в таком состоянии и только за курением трубки. – Что-то пытается сдерживать эту изнанку, пока другое пытается привлечь ее. Вы хотите знать правду, поэтому это касается меня больше всего. Мне трудно держать язык за зубами.
- Что ты скрываешь? – спрашиваю я. – Что знаешь?
Морфан через дым устремляет свой взгляд на меня, но я не опускаю глаза. Я это просто так не оставлю. Не могу. Я обязан помочь ей и даже больше. Я не могу думать, что она может страдать.
- Просто заканчивай с этим, хорошо? – говорит он, но я слышу это. Решительность в его голосе.
- Морфан, что ты знаешь?
- Я знаю…- он вздыхает, - кое-кого, кто может знать ответ.
- Кто это?
- Мисс Рикка.
- Тетушка Рикка? – спрашивает Томас. – Откуда она может об этом знать? – он поворачивается ко мне. – Когда я был ребенком, часто ходил к ней в гости. Она не совсем моя тетушка, но, знаешь, она больше чем просто друг семьи. Я давно ее не видел.
- Мы потеряли связь, - пожимает плечами Морфан. – Иногда так случается. Но, если Томас отведет тебя к ней, она поговорит с тобой. Всю свою жизнь она считалась финской ведьмой.
Финская ведьма. Из-за этих слов мне хочется обнажить зубы и попытаться совладать с собой. Мать Анны, Мальвина, также была финской ведьмой. Таким макаром она смогла проклясть Анну и привязать ее к викторианскому дому, а затем она сразу перерезала ей горло.
- Это не одно и то же, - шепчет Томас, - Она не такая.
Мое дыхание сотрясает легкие, и я доверчиво киваю ему в ответ. Меня больше не беспокоит то, что время от времени он врывается в мои мысли. Он ничего не может с этим поделать. Тогда, как я сразу закипел при воспоминании о Мальвине, дендрит загорелся в моем мозгу, словно рождественская елка.
- Ты отведешь меня к ней? – спрашиваю я.
- Думаю, да, - он пожимает плечами. – Но ничего, кроме тарелки имбирного печенья, мы можем не получить. Она была не совсем в себе, когда я был еще маленький.
Кармел медлит, тихо лаская Стелу. Ее голос прорезает дым.
– Если преследующий призрак все-таки реален, сможет ли мисс Рикка заставить ее исчезнуть?
Я внимательно смотрю на нее. Никто не отвечает, и через несколько долгих секунд она опускает глаза в пол.
- Хорошо, - продолжает она. – Давайте покончим с этим.
Морфан затягивается и трясет головой.
– Пусть этим займутся только Кас и Томас. Только не ты, девочка. Рикка тебя даже на порог дома не пустит.
- Что это значит? Почему?
- Потому что последуют ответы, которых вы не захотите слышать, - отвечает Морфан. - От тебя волнами исходит дух сопротивления. Если ты отправишься с ними, они ничего не добьются, - он надавливает в трубке пепел.
Я смотрю на Кармел. Ее взгляд выглядит обиженным, но не виноватым.
– Тогда я никуда не пойду.
- Кармел, - начинает Томас, но она его обрывает.
- И ты не должен туда ходить. Никто из вас, - я бы хотел высказаться в его защиту, но она смотрит на Томаса. – Если ты действительно его друг и по-настоящему заботишься о нем, тебе не следует втягиваться во все это, - а затем она поворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Прежде, чем сказать, что я не ребенок, что мне не нужен наставник, нянька или долбаный консультант, она весь путь, ведущий через антикварный магазин, проходит молча.
- Что сегодня такое с ней случилось? – спрашиваю я Томаса, но от того, как у него отвисает челюсть, становится понятным, что ничего он толком не знает.