Десима уже несколько раз танцевала с друзьями Коринды, когда увидела Пола, который направлялся через зал к ней. Не желая танцевать с ним, девушка проскользнула через небольшую толпу, пришедшую с террасы, и вышла на верх лестницы, уходящей в сад. Здесь свет, льющийся из открытых окон, загораживал флигель дома.

— Так вот вы где!

Она быстро повернула голову и увидела в нескольких ярдах от себя Гранта.

— Я вас везде искал, — сказал он. — Хотите потанцевать?

Она колебалась.

— Не люблю, когда в зале много народа…

Он быстро сказал:

— Тогда идемте в сад.

Подобрав обеими руками юбку, Десима начала спускаться по ступенькам.

— Здесь гораздо лучше, — сказала она. — Наверно, если бы вы знали, что соберется такая толпа, не пришли бы.

— А вы знали?

— Боюсь, что да, — виновато ответила она. — Когда им хочется устроить прием, они собирают множество народа. Сэр Генри так гостеприимен, и множество друзей не только у Коринды, но и у него и у леди Трент. Так у них всегда.

Глядя на идущую рядом с ним девушку, Грант забыл о своем нежелании общаться с большим количеством народа. Поднявшаяся высоко луна освещала Десиму. Несколько недель — вероятно, с их первой встречи — он вспоминает это милое юное лицо гораздо чаще и отчетливей, чем ему хотелось бы; но только сегодня вечером, увидев, как она поднимается по лестнице, он понял, насколько она хороша — тем типом красоты, от которой кровь быстрее течет в жилах мужчины; эта красота навсегда запечатлевается в сознании и в сердце. Несомненно, ему давно пора уйти; и тем не менее он идет с ней под луной.

Что ж, подумал Грант почти с негодованием, даже он имеет право унести с собой приятные воспоминания — если снова придется уйти в изгнание.

Они дошли до фонтана и остановились, глядя, как играет луна в струях воды, падающих в мраморный бассейн.

— Мне нравятся фонтаны, звук падающей воды, — сказала Десима. — Посмотрите на лилии… Разве они не прекрасны?

Но он смотрел на нее и не отвечал. Думал о том, что после этого вечера запах лилий всегда будет напоминать ему о лунном свете и негромком чистом женском голосе. Казалось, это воспоминание способно изгнать другие, постоянно его преследующие и возвращающие его в прошлое, которому они принадлежат, к его боли и горечи, потерям и разочарованиям. Он подумал, что если бы смог удержать девушку рядом с собой, он нашел бы то общество, к которому так стремится, найти которое мечтает. Если только сможет сложить все к ее ногам.

Но сейчас ему нечего ей предложить.

— В фонтан бросают монетки, правда? — со смехом спросила Десима. — Может, и мы… — Она повернула к нему голову, и у нее перехватило дыхание. — В чем дело? — Она быстро накрыла его руку своей. — Грант, не смотрите так… о, не нужно выглядеть таким несчастным! Могу я… помочь?

Она забыла все, кроме всепоглощающего желания помочь, инстинктивно придвинулась к нему. И в следующее мгновение оказалась в его объятиях.

Во время долгого поцелуя никаких мыслей не было, само время остановилось. Они нашли друг друга, и не стало ни вчера, ни завтра.

Но время все же не стоит на месте, даже для влюбленных, золотые мгновения миновали, девушка с легким вздохом шевельнулась в его объятиях. Грант выпустил ее и отступил на шаг.

— Простите. — Голос его прозвучал хрипло — от усилий, с которыми он пытался взять себя в руки. Десима молчала, а он продолжил, не решаясь взглянуть на нее: — Я потерял голову. Лунный свет считается очень опасным. Нам лучше вернуться в дом.

* * *

Неправда! Он не такой. Не из тех, кому лунный свет ударяет в голову, заставляя обнять девушку.

Рассвет занимался на небе, а Десима все ходила по своей спальне и снова и снова твердила себе это. Даже если она сама кинулась к нему в объятия, прошла больше половины пути ему навстречу, все равно он не поцеловал бы ее так. Поцелуй значил для него не меньше, чем для нее. К тому же, поднимаясь по лестнице, она видела в его глазах новое выражение.

Да, как ни храбра она, но все же не смогла воспользоваться этим знанием, не смогла прорваться сквозь холодную броню, которую она внезапно снова почувствовала. Не могла сказать: зачем ты обманываешь себя? Ведь ты знаешь, что любишь меня.

Девушка не может этого сказать. Но она имеет право на какое-то объяснение.

К боли и мучениям примешивалось справедливое негодование. Он неожиданно снова стал тем холодным жестким человеком, каким был при первой их встрече. Отвел ее в дом. Они вошли как раз, когда замолк оркестр. После этого он передал ее следующему партнеру, который подошел к ней у входа, и больше она Гранта не видела.

Почему? Почему? Почему?

Она была уверена, что это каким-то образом связано с его прошлым, с той трагедией, которая бросила тень на его жизнь и заставила искать укрытие, как какому-нибудь раненому животному.

Впервые посмотрела она в глаза самому тяжелому объяснению: может, он не свободен, чтобы любить ее? Но если бы это было так, он, конечно, сказал бы ей. А если он свободен, ничто иное в мире не может удалить их друг от друга. Она должна найти причину! Да, принимать решение легко, а вот как его выполнить? С чего начать?

Когда Десима утром спустилась вниз, под глазами у нее были темные круги. Бесси принесла завтрак, неодобрительно сказав:

— Неудивительно, что ты так осунулась. Вернулась домой, когда уже пора доить скот. Надеюсь, хорошо повеселилась?

К счастью, она торопилась и не обратила внимания на то, что Десима не ответила.

В противоположность сестре, Джимми был в отличном настроении.

— Привет, Десс, — сказал он и с братской откровенностью добавил: — Ты ужасно выглядишь.

Она пожала плечами.

— Позднее возвращение домой не улучшает внешность. Но ты весел и доволен. — Потом, переведя взгляд с брюк для верховой езды на куртку из твида, спросила: — Поедешь покататься?

— Да. Кстати, я пообещал проехать к Ленгдейлу с Сильвией Селхерст — она хочет там с кем-то встретится, но не знает дорогу.

— Сильвия Селхерст? — переспросила Десима.

— Да. Племянница старого генерала. Она и ее брат на несколько дней остановились у него.

— Тебе повезло, — с отсутствующим видом сказала Десима. — Вероятно, вернешься к обеду?

— Не знаю. Ехать довольно далеко, и я не знаю, сколько времени она там проведет. Сегодня делать мне нечего — все сделал, пока сестра спала. — Он посмотрел на нее и перестал улыбаться. — Слушай, старушка, а ты себя хорошо чувствуешь?

— Немного голова болит. Поздно легла и шампанское.

— Не дай Бог, если сэр Генри услышит, что от его шампанского может быть похмелье.

Десс рассмеялась.

— Дело в моей глупой голове.

Тем же утром Десима отправилась в деревню за покупками. И хотя старалась отогнать эту мысль, всю дорогу думала, встретит ли она Гранта и что случится, если встретит. Поздоровается ли он с ней как обычно? Но она слишком хорошо знала ответ на свой вопрос: это не поможет им вернуться к тем отношениям, которые возникли между ними накануне вечером.

Однако можно было не беспокоиться. Его не было ни следа, и, медленно возвращаясь на Ферму Робина, девушка поняла, что хотела бы его видеть, даже если бы он ответил ей с холодной учтивостью.

Сейчас, несмотря на свинцовую тяжесть в сердце, в ней ожила гордость. Девушка чувствовала, что имеет право на нечто большее, чем только на боль. Если она ему не безразлична, он должен объяснить, почему ведет себя так странно! Но потом возникла новая мысль, что она ошиблась и увидела то, чего нет на самом деле. И раскрыла перед ним свое сердце. Отдала его ему, как отдала свои губы — не рассуждая, не сдерживаясь. И в ответ не получила даже благодарности, с горечью думала она.

«Лунный свет считается очень опасным…» Неужели дело только в нем?

«Я с ума сошла, что так повела себя, — подумала Десима: — Если я ему не нужна, мне следует научиться не думать о нем».

Она должна была понять, что с ней происходит, и отступить, прежде чем не станет слишком поздно. Она уверена теперь, что так надо было поступить с самого начала, с того момента, когда, лежа на мягком диване в его кабинете, она подняла голову, встретила эти внимательные голубые глаза и почувствовала, как сжимается сердце: горечь на этом лице почему-то тронула ее.

Она не может винить себя. Несмотря на свой жизненный опыт, приобретенный во время работы в больнице, в том, что касалось любви, она была сущим младенцем. Она никогда не влюблялась, как бывает с другими девушками, и не знала современных правил этой игры. Может быть, эта привередливость была формой самозащиты — она чувствовала, что когда это случится, то случится навсегда.

Но почему случилось так?

Если бы только он позволил мне помочь ему, в отчаянии говорила она себе. Если бы доверился мне, рассказал, что с ним происходит.

Она бродила по комнатам, поднималась наверх и снова спускалась, брала книгу, читала несколько строк, и на странице сразу возникало лицо Гранта.

Наконец она решила взять машину и куда-нибудь съездить. Придется сосредоточиться на дороге, и, может быть, тогда…

Но не успела она выйти, чтобы осуществить свой замысел, снаружи послышались шаги. Повернувшись к стеклянной двери, девушка увидела Гранта. Он смотрел на нее.

Никогда в жизни не испытывала она таких противоречивых чувств — удивление, радость, страх накрыли ее, словно волной. Затем, к ее облегчению, на помощь пришло ее умение держать себя в руках, и Десима почувствовала, что смотрит на Гранта внешне спокойно, хотя голосу своему она не доверяла.

— Я вас побеспокоил? — спросил он. — Вы одни?

— Кроме Бесси, в доме никого нет. Нет, вы меня не побеспокоили. — Очень слабо сказано. Вероятно, ей должно бы польстить, что именно он кажется обеспокоенным. Но она могла только смотреть на него и чувствовать, что какую бы боль ни причиняло ей его присутствие, все же лучше, что он с ней.

Он быстро вошел и, остановившись рядом, но не делая никаких попыток дотронуться до нее, сказал:

— Я должен был прийти. Я уезжаю и должен был еще раз вас увидеть. Вчера вечером я сошел с ума, считая, что это сразу же кончится. Но даже если это и должно кончиться…

У нее перехватило дыхание. Десима отчетливо понимала, что сейчас не время для гордости или условностей, когда в опасности счастье всей ее жизни и — она смеет верить — его тоже.

— Почему это должно кончиться? — спросила она.

— Потому что, моя дорогая… — он смолк, услышав, как хлопнула калитка.

Затем послышался веселый голос Коринды:

— Десима, где ты?

В полном отчаянии Десима сделала быстрый умоляющий жест.

— Не уходите, — негромко попросила она. — Не уходите. Я найду какой-нибудь предлог, чтобы отделаться от нее.

Коринда появилась из-за поворота и снова позвала. Когда Десима подошла к окну, ее подруга сказала:

— Я привела с собой доктора Ледьярда. Угостишь нас чаем?

Со стесненным сердцем пошла Десима навстречу гостям. Неужели момент, на который она так надеялось, упущен? Он сказал, что уезжает…

Совершенно не сознавая, насколько она нежеланный гость, Коринда между тем говорила:

— Ты ведь знакома с доктором Ледьярдом?

— Да. Познакомились вчера вечером. — Десима протянула американцу руку. — Заходите…

Даже при ее самоконтроле ей трудно было скрыть свое отчаяние. Она и подумать не могла, что кто-нибудь — особенно Коринда может оказаться таким нежеланным, тем более что ей понравился молодой врач, с которым она вчера познакомилась.

Грант сказал, что уезжает, и в глубине души девушка боялась, что он может исчезнуть, больше ничего ей не сказав.

Бесси возилась на кухне; как всегда, какое-то шестое чувство предупредило ее о гостях, и не успели они сесть, как она просунула голову в дверь и сообщила, что чай будет подан через десять минут, как только она достанет лепешки из духовки.

Десима быстро взглянула на Гранта; в ее глазах отчаяние читалось яснее, чем она думала. Он по-прежнему стоял, и ей показалось, что он собирается воспользоваться открытым окном, чтобы уйти. Но когда их взгляды встретились, он быстро и успокаивающе улыбнулся, а мгновение спустя сидел между Кориндой и Эндрю Ледьярдом.

Доктор Ледьярд болтал в своей непосредственной и дружеской манере, рассказывал о своем недавнем посещении Шотландии и о том, как ему хотелось впервые посетить Озерный край.

Коринда сказала:

— В конце этого сада открывается один из лучших видов во всей округе. Мистер Верекер, возьмите с собой доктора Ледьярда и покажите ему Грин Хоув.

— Да, сделайте это, если ему хочется, — подхватила Десима, и Грант, которому хотелось обменяться с американцем несколькими словами наедине, сразу встал. Они вышли.

Как только они остались одни, Коринда сразу спросила:

— Дорогая, мы появились не вовремя? Я понятия не имела, что ты принимаешь…

— Конечно, вы вовремя, — прервала ее Десима. — Мистер Верекер заглянул… повидаться с Джимми. — Она понимала, что слова ее звучат неубедительно, но надеялась на снисхождение подруги: сейчас она не способна выдержать подтрунивания.

Но даже если Коринда ей не поверила, после сделанного ею вчера вечером открытия она о делах Десимы не думала.

— Скажи, — выдохнула она, — ну разве он не душка?

— Кто? Мистер Верекер?

— Да нет! Эндрю Ледьярд! Никогда не встречала никого… — а я многих американцев знаю — умнее. Сегодня утром мы ездили верхом, а днем долго гуляли. Он такой… — она со смехом замолкла, и Десима удивленно заметила, что Коринда покраснела.

— Коринда!

С минуту девушки смотрели друг на друга, затем, пожав плечами и опустив глаза, Коринда слегка вызывающе сказала:

— Вот так, Десс. Я думала, это со мной никогда не случится… тем более не так быстро.

— Дорогая!.. — Десима была ошеломлена. — Ты хочешь сказать?..

— Что я по уши влюблена в человека, которого не знала еще двадцать четыре часа назад. И не нужно смотреть на меня недоверчиво и вспоминать всех молодых людей, которые приходили и уходили из моей жизни. Ты только вспомни! — Коринда больше не улыбалась. — Говорила ли я тебе когда-нибудь, что влюблена или — что еще невероятнее — что хочу выйти замуж?

— Нет. Но…

— Что ж, теперь я говорю тебе это, — твердо провозгласила Коринда.

— Но, дорогая… доктор Ледьярд возвратится в Америку.

— Он останется — на столько, на сколько я захочу.

— Ты хочешь сказать, что он…

— А ты разве не слышала, что все эти американцы — предприимчивые люди? Но дело совсем не в этом. — Коринда вскочила на ноги. — Просто вот что — вчера вечером мы оба поняли, что принадлежим друг другу, и нет смысла делать вид, что это не так. Он сказал: «Думаю, я по уши в тебя влюбился. Что ты собираешься с этим делать?» Конечно, я знала, что сделать можно только одно. Я пришла рассказать тебе, потому что если не расскажу кому-нибудь, то просто лопну! Не знаю, что скажет папа. Но он примирится.

Что делает любовь! Коринда словно утратила всю свою независимость и современность, ведет себя, как романтическая школьница, которая впервые влюбилась.

Десима могла только сказать, запинаясь:

— Конечно, если ты уверена…

— Никогда в жизни не была более уверена. Так уж случается. — К мисс Трент отчасти вернулось привычное самообладание. — Вот они возвращаются.

Десима повернулась к окнам, и улыбка застыла у нее на губах. Звуки шагов на лоджии принадлежали не Гранту и не Энди Ледьярду. Это был Пол — последний в мире человек, которого она хотела бы видеть.

Он вошел со своей обычной самоуверенностью, очевидно, убежденный, что имеет полное право вести себя здесь как дома.

— Привет, Десс! Добрый день, мисс Трент. Очевидно, танцы до трех утра полезны вам обеим, — он улыбнулся девушкам. — Но ты мне не друг, Десси. — И добавил, обратившись к Коринде: — Она меня совершенно забыла — ни одного танца.

— Похоже, это ваша вина. Вы должны были договориться заранее, — холодно ответила Коринда.

Прежде чем Пол успел ответить, вернулись мужчины. Когда Пол увидел Гранта, глаза его сузились, хотя на губах оставалась улыбка. Он коротко кивнул.

— Доктор Ледьярд — мистер Конистон, — представила Десима. — Или вы уже знакомы?

— Нет. Или должны быть знакомы? — Пол всегда вел себя непосредственно.

— Доктор Ледьярд остановился у нас, — сказала Коринда. — Он друг моего кузена Саймона Харли.

Пока Десима разливала чай, разговор стал общим, хотя, как обычно, Пол старался быть в центре внимания. Он спросил Ледьярда, долго ли тот прожил в Англии и как ему здесь нравится.

— Это не первое мое посещение, — ответил американец. — Хотя эта часть страны мне незнакома. Я был у родственников в Эдинбурге.

— Тем временем, вероятно, кто-нибудь присматривает за вашей практикой дома?

— Ну, я еще не начал практиковать, — ответил Ледьярд. — Мой отец был врачом в небольшом городке, и в начале карьеры я не собирался пускать где-нибудь корни. Хотелось приобрести опыт в разных областях. — Он смотрел на Коринду. — Меня интересовали в частности тропические болезни, и я год проработал в больнице на Востоке. Это совершенно новая больница в Малайе… — он неожиданно замолчал. Десима видела, как он прикусил губу, и почувствовала, что Ледьярд сказал больше, чем намеревался.

— В Малайе! — немедленно подхватил Пол. — Я тоже совсем недавно оттуда. Любопытно, знакомы ли вы с моими друзьями Ренисло. Я жил у них в Куала Бананге.

— Нет, никого с таким именем я не помню, но, конечно, Малайя — это не маленькая деревня.

— Я спросил, потому что Бананг гордится своей новой больницей, — сказал Пол. — Впрочем, несколько лет назад больница стала центром первоклассного медицинского скандала.

— Правда? Но в Малайе несколько хороших больниц. Вероятно, вам, художнику, эта часть света понравилась. — Ледьярд говорил скучающим тоном.

— Удивительно многоцветная страна, — согласился Пол. — Кстати, дело, о котором я вспомнил, прогремело по всей стране. Не знаю, попало ли оно также и в английские газеты, — он с улыбкой осмотрел собравшихся, — но история интересная. Если бы я был не художником, а писателем, можно было бы написать роман.

— О, что касается скандалов, — рассмеялся Ледьярд, — то они растут, как сорняки, и большинство из них ни на чем не основаны.

— Да, но этот имел основание, — настаивал Пол. — Не знаю, был ли осужден врач, замешанный в этом скандале, но он определенно этого заслуживал. Все это дело — какая-то загадка. Красивую молодую пациентку нашли мертвой в машине, причем она явно посещала дом доктора в ночные часы, когда должна была находиться дома.

— Вы нас так заинтриговали, что обязательно должны рассказать остальное, — сказала Коринда. — Почему умерла леди — доктор убил ее?

— Вы не первая об этом спрашиваете, — ответил Пол, пожимая плечами. — Но, может, вам скучно слушать эту историю? — И он посмотрел прямо на Гранта.

Десима сразу ощутила необыкновенную напряженность в атмосфере. Она видела, что Ледьярд сидит очень прямо, время от времени поглядывая на Гранта и тут же отводя взгляд. Но вот он потянулся за портсигаром, услышав слова Коринды:

— Кто-нибудь, дайте мне, пожалуйста, сигарету.

Обращаясь теперь к Ледьярду, Пол сказал:

— Этот врач был мастером своего дела, умным человеком и пользовался большой популярностью. Странно, что вы с ним не были знакомы. Его звали Грантли, Филип Грантли.

— Никогда о нем не слышал. — Приятное лицо Ледьярда оставалось невозмутимым. — Но я уже сказал… Малайя — не маленькая деревня.

— Ну, если вы даже с ним не знакомы, мне легче рассказать подробности скандала.

Пол, казалось, отдыхает и просто болтает с друзьями, но Десима, которая давно и хорошо его знала, с неожиданной остротой ощутила, что он готовит какую-то неприятность. И когда заметила, что он все время многозначительно смотрит на Гранта, испытала необъяснимый страх, который не давал ей тоже смотреть в том же направлении.

Потом она услышала голос Гранта, спокойный и чуть насмешливый, и страх слегка отступил.

— Давайте, Конистон… мисс Трент не терпится услышать, на какое вероломство способны люди медицинской профессии. Если доктор Ледьярд впоследствии обвинит вас, вы сами виноваты.

Пол рассмеялся.

— В конце концов, я сын врача — может, поэтому и считаю, что медики не должны пачкать кляксами свои прописи.

Девушки невольно переглянулись, и Коринда приподняла брови: это была нескрываемая бестактность!

Пол между тем продолжал:

— Не знаю, было ли что-то об этом деле в английских газетах, но там о нем писали очень много. Девушка — у нее было самое прозаическое имя Кэтлин Симпсон — по-видимому, была настоящей Еленой Прекрасной, если говорить о внешности. Она была замужем за человеком старше себя, и брак был не очень удачным. Миссис Симпсон легла в больницу, чтобы родить, и этот Филип Грантли лечил ее от последствий неудачных родов. Ребенка она потеряла и была очень больна, так что и выписавшись, много месяцев нуждалась в медицинской помощи. Все это между прочим: мне известно, что никакого скандала, касающегося ее взаимоотношений с Грантли, не было, пока ее не нашли мертвой в машине на пустынной дороге, ведущей к больнице, недалеко от дома доктора. Машину на следующее утро обнаружил один из врачей больницы.

— Та же самая дорога? — спросил Ледьярд. — Тогда она не могла быть совсем пустой.

— Вероятно, нет — днем, но вся эта маленькая драма разворачивалась ночью, — ответил Пол.

— Быстрей, Пол, — попросила Коринда. — Мне не хочется ждать до следующей недели!

Пол рассмеялся.

— Вы из тех, кто любит заглядывать в конец истории. Но боюсь, у этой истории конец плохой. Когда машину нашли, мотор еще работал, а миссис Симпсон лежала на руле — мертвая. Решили, что умерла она не больше четырех-пяти часов назад, потому что в полночь по дороге проходило несколько человек и никто машину не видел. Врач, обнаруживший ее, тотчас позвал Грантли, — машина находилась в четверти мили от его дома. Они позвонили в больницу и сразу доставили женщину туда. Второй врач впоследствии говорил, что ничего необычного в поведении коллеги не заметил. Впрочем, это неудивительно: врачи обычно не выдают свои чувства и мысли. Как только стало известно о смерти женщины — а в таких маленьких общинах подобные новости распространяются со скоростью лесного пожара, — все стали спрашивать, что она делала так поздно на дороге. Грантли сказал, что последние два дня ее не видел. Ясно было только, что она приняла огромную дозу снотворного: в ее сумочке нашли полупустой пузырек, рассчитанный на пятьдесят таблеток.

— Вы хотите сказать, что она приехала на дорогу ночью, остановила машину и приняла снотворное? Но почему она не сделала этого дома? — нетерпеливо спросил Ледьярд.

— Ага, вот в этом-то и загвоздка, — ответил Пол. — То, что она остановилась и приняла таблетки, неоспоримо. Все так и могло быть — неопровержимый случай самоубийства, и последовали бы только сплетни о причине: отношения с мужем у нее в последнее время налаживались, хотя оставались довольно лихорадочными. Все стихло бы, если бы не случай. Малаец, служивший в больнице привратником и опаздывавший на работу, шел в больницу в час ночи и, проходя мимо дома доктора Грантли, услышал голоса на веранде. Женщина со слезами в голосе сказала: «Я могу вас уничтожить». Будучи любопытным, этот малаец остановился и прислушался. Он различил в тени на веранде очертания двух человек. Что-то неслышное произнес мужчина, а женщина ответила, что он ее никогда не любил и она убьет себя. В этот момент слушатель, опасаясь обнаружения и зная, что если задержится еще больше, попадет в неприятное положение, незаметно ускользнул. Конечно, когда он рассказал свою историю на следствии, взорвалась бомба. Его спросили, уверен ли он, что слышал голос доктора Грантли. Он наивно ответил, что больше никто не может быть, потому что доктор жил в доме один. Но доктор — и это вполне естественно — поклялся, что не видел женщину той ночью. Он сутки провел в больнице без сна и, вернувшись домой рано, сразу лег и спал, как бревно; его китайский слуга это подтвердил. Этот китаец единственный из слуг спал в доме — на площадке перед дверью, потому что однажды на врача напал человек, проникший в дом. Слуга спал чутко и услышал бы, если бы хозяин встал и проходил мимо. Он признал, что женщина часто приезжала в дом по вечерам, но не позже девяти часов. Остальные слуги это подтвердили. Сам врач тоже признал, что женщина навещала его в самое неподходящее время. Он, разумеется, оказывал ей помощь, но «не в этот час». Он настаивал, что между ними ничего не было. Директор больницы подтвердил, что дважды встречал ее по вечерам в доме Грантли, когда заходил к нему. В одном таком случае она отвезла больничного начальника в «город», и он угостил ее выпивкой. Он был уверен, что между нею и доктором Грантли не было ничего, кроме естественных отношений врача и пациента. Он был очень известным врачом — приехал из Англии, чтобы управлять больницей, и привез с собой Грантли. Вероятно, вам знакомо его имя — как же его звали? Да, Баррет-Рерсби. Но что бы он ни говорил, спасти молодого врача не мог. Муж позаботился об этом.

— А что он сделал? — В голосе Коринды больше не звучала легкомысленная дерзость. Девушка внимательно смотрела на Пола.

— Уж он постарался, — сказал Пол. — На следствии Грантли более или менее удалось вывернуться. Он сказал, что прописывал миссис Симпсон безвредное легкое снотворное — она плохо спала и отличалась повышенной возбудимостью. Не раз говорила, что хотела бы «со всем покончить». Он бы не рискнул прописывать ей что-нибудь сильнодействующее и, конечно, не рекомендовал ей принимать то, что нашли у нее в сумочке. Очевидно, она получила лекарство без рецепта. Он также поклялся, что не был на веранде той ночью и что человек, рассказавший эту историю, не заслуживает доверия, потому что он, Грантли, писал на него заявление, но забрал его назад после того, как этот человек рассказал ему о своей тяжелой жизни. Было решено, что рассказ малайца ничем не подтверждается. Где женщина взяла таблетки, убившие ее, так и осталось неизвестным. Но Симпсон не собирался на этом успокаиваться. Он настаивал на публичном расследовании и добился своего. Больничный комитет подобающим образом допросил Грантли. Было совершенно очевидно, что если он был любовником миссис Симпсон и она могла повредить его карьере, у него было достаточно оснований желать от нее избавиться. После ее угроз покончить самоубийством, учитывая состояние, в котором она находилась, дать ей эти таблетки означало верный способ заставить ее замолчать и обезопасить себя. Он, вероятно, не думал, что она примет таблетки, прежде чем вернется домой. Кончилось все тем, что ему пришлось оставить работу в больнице, отказаться от частной практики и вообще исчезнуть со сцены. Кажется, никому неизвестно, что думают об этой истории власти на его родине, хотя, вероятно, для него рискованно продолжать свою карьеру в другом месте.

— Но если он дал ей эти таблетки, зная, что она может принять их слишком много, — это что-то вроде… убийства! — воскликнула Коринда.

— Именно это утверждал Симпсон, и доктору Грантли очень повезло, что он так легко отделался.

— Но, допустим, он говорил правду, — сказала Коринда. — Допустим, он действительно не видел ее той ночью.

— Вы слишком наивны. — Улыбка Пола была одновременно терпеливой и иронической. — По моему мнению, он виновен. Интересная история, не правда ли? — И он посмотрел на Гранта.

— Очень, — спокойно согласился Грант. — И как давно это случилось?

— О, на самом деле это произошло лет пять назад, и не думаю, чтобы я мог так много узнать об этом случае, если бы не увидел фото этого доктора в доме моего друга и не спросил, кто он такой. Фотография была очень удачной — поразительное лицо. Так я и узнал всю историю, — сказал Пол. — Но есть и продолжение. Странно, что я недавно встретил этого человека. Он сменил имя и живет в месте, где никто не знает о его прошлом и все склонны высоко его ценить. Мне было бы все равно, если бы девушка, которую я хорошо знаю, уж слишком не заинтересовалась им. Разве вы не считаете, что ее следует предупредить или что этому человеку нужно сказать, чтобы он убирался, пока еще может? Как ты считаешь, Десс?

— Я думаю, что девушка не поблагодарила бы тебя, — без колебаний ответила она. — И что это совсем не твое дело и тебе не нужно вмешиваться.

— А я считаю, что стыдно вытаскивать то, что произошло несколько лет назад, — подхватила Коринда бескомпромиссным ясным голосом. — И мне кажется, что никаких доказательств его вины не было.

— Да, но не было и доказательств невиновности! В сущности, нужно быть уж слишком пристрастным, чтобы оправдать его. В целом я считаю: его следует предупредить, что ему пора убираться, — сказал Пол. — И если он не послушается предупреждения — пусть пеняет на себя. Эй, да вот и мой старик за мной приехал. Он торопится, так что мне, пожалуй, лучше идти. — Надеюсь, я не заставил вас скучать. — Он оглядел присутствующих. — Спасибо за чай, Десс, пока.

К калитке подъехала машина доктора, и Пол быстро направился к ней.

Десима проводила его до выхода с лоджии и помахала доктору Джону, который помахал ей в ответ и крикнул:

— Не могу зайти, дорогая. Опаздываю.

— Тогда приезжайте побыстрей, — ответила она. — Мне нужно с вами поговорить.

Вернувшись в комнату, она обнаружила, что все встали.

— Какая жалость, — сказала Коринда со своей симпатичной манерой чуть тянуть слова. — Какая жалость, что у этого милого старого доктора такой отвратительный сын. — Она рассмеялась. — Боюсь, что я провоцировала Пола. Но у меня такое чувство, что в один прекрасный день он сильно получит по носу, если будет продолжать вмешиваться не в свои дела. Со своей стороны, — она ласково улыбнулась Гранту, — если бы врач, о котором мы слышали, жил в Ротмере, я бы с радостью пригласила его к себе. В конце концов, прошлое человека — это его дело. А важны только настоящее и будущее. — И, слегка пожав плечами, закончила: — Я уверена, что молодой врач не имел никакого отношения к трагедии.

— Почему? — спросил Грант. — Кажется, у него могли быть мотивы.

Коринда сделала легкий нетерпеливый жест.

— Не стану утверждать, что я ясновидящая, но кое-что я определенно чувствую — внутри. Приходите к нам снова поскорей, мистер Верекер. — Она протянула руку. — Мы не позволим вам снова отгородиться от мира. Проводи меня до калитки, Десс.

Она взяла Десиму под руку, и девушки вышли. Мужчинам пришлось следовать за ними.

Хотя Десима была потрясена и испытывала озноб от страха и гнева, она поняла, что с этого дня она будет любить Коринду больше, чем когда-либо раньше.

Почти сразу появился Ледьярд, и у девушек не было времени поговорить. Десима смотрела им вслед. А когда повернулась, в саду возле калитки стоял Грант. Он был очень бледен. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом он хрипло сказал:

— Что ж, теперь нет необходимости рассказывать вам мою историю. Вы все уже слышали.

— Правда? — переспросила она. — Мне кажется, что я не слышала правды. Мой дорогой, — она протянула к нему руки, — не смотрите на меня так. Какая разница, если Пол…

— Ясно дал вам троим понять, что я и есть Филип Грантли из его драматичного рассказа? Он явно любит театральные эффекты — так актерски закончил предупреждением злодею: убирайся или с тебя сорвут маску.

— Не нужно! — воскликнула она. — Разве вы не понимаете, что мы все знаем: он рассказывал только свою версию этой истории, версию искаженную и неполную? Грант, — она быстро подошла к нему, схватила за руки и одновременно умоляюще и требовательно посмотрела ему в лицо. — Пол не стоит презрения; неужели вы думаете, что что-нибудь может изменить мои чувства к вам? Или хоть на мгновение заставить меня поверить, что вы способны на предательство и неискренность? Я знаю: вы не стали бы лгать даже защищаясь. Но и если бы вы совершили все, в чем вас обвиняли, для меня это не имело бы никакого значения. — Ее ясный бесстрашный взгляд встретился с его. — Когда вы прошлым вечером оставили меня — вы это сделали не потому, что я вам безразлична? Из-за той ужасной несправедливости, которую вы испытали…

— Вы слышали, что сказал Конистон. — В его голосе все еще звучали жесткие металлические нотки. — Умерла; очень многие поверили, что я помог ей это сделать.

— Но ведь вы не сделали… — В ее голосе не было ни следа мольбы, и потому слова Десимы прозвучали не вопросом, а утверждением. И проникли сквозь броню, которую надел этот человек.

— Десима, дорогая моя! Что я могу вам сказать? Я не был ни любовником Кей, ни ее убийцей!

— Незачем это говорить: я и так знаю. Если бы даже я… не любила вас, — просто ответила она. — Может, вы меня не любите, но…

— Люблю!..

Она оказалась в его объятиях с сознанием, что это ее место и ничто в мире теперь не сможет этого изменить. И когда ее губы вновь прижались к его губам, он понял, что нашел то, на что уже не надеялся. И в следующие зачарованные мгновения годы, прожитые в тени запятнанной чести, утрата карьеры, к которой он так стремился, горечь нарушенной верности и предательства — все это ушло. В его объятиях теперь бальзам для ран, ожившая надежда, что под солнцем ее любви он сможет начать новую жизнь.

Увы, чары могли продержаться, только пока длился их поцелуй. И когда он кончился, к ним вернулось чувство реальности. Подняв голову, Грант попытался мягко оттолкнуть ее от себя, но она вцепилась руками в его плечи и продолжала крепко держать.

— Нет, — сказала она. — Нет, мой дорогой, больше никогда. Я вошла в твою жизнь и не позволю выставить меня.

— Но сердце мое, это безумие, — возразил Грант. — Какое право имею я брать тебя в свою жизнь? Даже говорить, что я тебя люблю?

— Какое право ты имеешь говорить мне это? Дорогой, давай не спорить о несущественном. Ты слышал, что сказала Коринда. Важно только будущее.

— Что? Ведь теперь, через пять лет, вся история может снова всплыть: Конистон знает все подробности.

Она внимательно посмотрела ему в лицо.

— Не все, Грант. Я уверена, что что-то осталось недосказанным. Ты мне скажешь, что это?

Он покачал головой.

— Как я могу сказать то, чего не знаю? Я знаю о том, где Кей взяла эти проклятые таблетки, не больше, чем… — он выпустил девушку и безнадежно махнул рукой.

Она схватила его за руку и потащила к дивану.

— Давай посидим и поговорим об этом.

После некоторого колебания он опустился рядом с ней на мягкое сидение. Не прикасаясь к нему, она слегка откинулась и заговорила сознательно бесстрастным тоном.

— Ты можешь рассказать мне о себе. Что случилось после того, как ты покинул Малайю?

— Ездил по миру, — ответил он. — Некоторое время прожил в Австралии. Мне казалось, что я могу осесть там. Не с тем, чтобы заняться практикой, — с этим покончено.

— Но почему? Неужели тебя на самом деле… ты был…

— Нет, меня не лишили права заниматься медициной. — На его губах появилась легкая горькая улыбка. — Видишь ли, во-первых, не было никаких доказательств — ни в ту, ни в другую сторону. А во-вторых, власть Британского медицинского совета не распространяется на врача, практикующего за пределами Соединенного Королевства и Ирландии. Тем не менее всегда существует вероятность, что появится человек, знающий о том, что случилось, даже несмотря на то, что я сменил имя. Я думал, что меня выследит Симпсон. Он поклялся, что будет меня преследовать. Кроме того, — в голосе его прозвучала бесконечная усталость, — я чувствовал, что для меня все кончено. Некоторые вещи ранят слишком глубоко.

— Но с кем же тогда была миссис Симпсон? — спросила Десима.

— Молей, тот самый больничный привратник, мог просто выдумать его. Видишь ли, мне помогло — если можно применить это слово — то, что именно из-за меня он потерял работу. Я делал ему замечания, и некоторые слышали, что он угрожал отомстить мне.

— Но ведь женщина не могла прийти в твой дом одна?

— Она несколько раз так делала.

— Знаю. Но… О! Если с ней был мужчина, какая низость, что он так и не признался.

Грант ничего не ответил, но девушка видела, как напряглись его губы, словно от боли. И быстро добавила:

— Ты можешь подумать, кто бы это мог быть?

— Нет, — прозвучал короткий ответ, и у нее возникло впечатление, будто перед ее лицом захлопнули дверь.

И Десима поняла: он знает, кто это был. Она накрыла его руку своей.

— Но ты мог остаться и бороться.

Его рот горько дернулся.

— Не повиноваться решению больничного комитета, что я должен уйти? Противостоять мнению большинства, считавших меня виновным? Бороться с Нилом Симпсоном, который поклялся найти меня всюду, где бы я ни попытался заняться своей профессией? Он ведь и здесь не оставлял меня: пока я путешествовал по Австралии, а потом по Японии, он приехал в Англию и явился в Британский медицинский совет. Мне пришлось бы предстать перед ним, снова защищаться, если бы я начал работать. Нет… я понимал, что потерпел поражение…

— Но ведь ты не можешь сдаться.

— У меня словно ампутировали конечности — хуже! Я люблю свою работу. В ней вся моя жизнь.

— О, как это несправедливо! — Она вскочила. — Грант, что-то нужно сделать!

— Сделать ничего нельзя. Даже теперь, когда — какая ирония! — Нил Симпсон умер. Он отказался от своего дела в Малайе и поселился в Англии. Я думаю, он так поступил, потому что считал, что я в конце концов вернусь. У него была навязчивая идея — выследить меня. Восемнадцать месяцев назад он погиб в дорожной аварии. Может, я бы даже не узнал об этом, если бы его не отвезли в «Св. Джуд» — там у меня еще есть один друг, который поддерживает со мной контакт.

— Значит, это была твоя больница! — воскликнула она. — У меня было такое чувство после того… как я узнала, что ты врач.

— И ты с твоим благословенным тактом даже не намекнула мне на свое открытие.

Десима расхаживала по комнате и, когда он встал, подошла к нему.

— Дорогой, я так рада, что теперь знаю. Спасибо, что разрешил поговорить об этом. Мы поговорим еще, правда? Но вначале — ты ведь не позволишь, чтобы эта отвратительная, ужасная, несправедливая история встала между нами? Я уверена, где-то существует человек, который знает, кто дал пилюли Кей Симпсон. И однажды он расскажет правду.

— Нет, моя дорогая. Этого не будет, — сказал он.

— Ну, тогда… давай поговорим с доктором Джоном. Он хоть и прожил здесь всю жизнь, но знаком со многими влиятельными людьми своей профессии. Я уверена, что он может что-нибудь сделать… помочь тебе вернуться.

Он посмотрел ей в лицо.

— Никакой надежды. Нет, милая… мне придется снова уезжать… уходить из твоей жизни.

— Из-за Пола? О, доктор Джон с ним справится. Пол не вынудит тебя уехать. — Десима в ужасе смотрела на него.

— О, я не боюсь Пола, — ответил Грант с застывшим лицом, — как бы громко он ни созывал людей послушать, кто живет среди них. Но он станет рассказывать о том, что женщина, за которую я отвечал, умерла. Нил Симпсон не сможет к нему присоединиться, но старая история снова воскреснет. Какой-нибудь газетчик ее услышит… боюсь, что и тебя в нее втянут.

— Но я и так уже в ней, — настаивала девушка. — Я хочу сразу объявить, что мы помолвлены.

— Нет, дорогая, — сказал он. — Потому что это неправда. Я не просил тебя выйти за меня замуж и не собираюсь это делать.

Наступило короткое молчание. Потом Десима со спокойствием, которого на самом деле не испытывала, сказала:

— Хорошо. Но разве это не глупо, если ты действительно меня любишь?

— Если я тебя люблю! — воскликнул он. — Разве ты не понимаешь, что именно потому, что я тебя люблю! Я знаю, что значит, когда люди посматривают на тебя искоса или открыто говорят, что считают таким человеком, которому не следует приближаться к их женщинам. Наверно, если бы я был обычным бизнесменом, попавшим в скандальную историю, я мог бы это пережить, даже скрыть. Но нужно ли говорить тебе, что если врач оказался запятнан, это навсегда?

— Ты дашь мне одно обещание? — попросила она. — Обещаешь никогда больше не думать о том, чтобы скрыться?

— Я не собираюсь упаковываться и сбегать, — ответил он. — Если я и уеду, то тогда, когда сам решу. Конечно, если бы Конистон не вытащил это все наружу, я уехал бы… через несколько дней. Но, — слабая тень прежней улыбки коснулась его губ, — я убегал от тебя.

— Но как ты мог? Во всяком случае теперь уже поздно. Послушай, Грант, если ты покажешь ему, что не боишься, не думаю, чтобы он стал что-то делать. Он считает, что ясно дал понять мне, Коринде и доктору Ледьярду. И будет ждать, пока его рассказ подействует.

— Ты думаешь, он надеется, что его рассказ заставит тебя по-другому относиться ко мне? Но помимо того, что он с первого взгляда меня возненавидел, почему он счел меня соперником?

— Вероятно, он даже раньше меня понял, что я тебя люблю. Он очень проницателен. — Она негромко рассмеялась. — Не кажется ли тебе, что я бесстыдница? Говорю так откровенно с человеком, который не собирается на мне жениться.

— О, моя дорогая. — Привычный самоконтроль отказал ему, и он порывисто обнял ее. — Если бы все остальное было так же легко, как любить тебя.

Лишь бы он поверил, что только это важно. Десима была достаточно умна, чтобы позволить говорить поцелуям, но какой-то звук в холле заставил их отойти друг от друга.

Грант сказал:

— Мне пора уходить. После обеда Ледьярд придет в «Озерные акры». Кстати, моя история для него не новость. Он о ней слышал, хотя уехал из Куала Бананга до того, как она случилась. Он работал со мной в больнице, мы с ним давние друзья.

— Я рада! Он мне нравится, — воскликнула Десима.

— Он один из лучших. — И, не прикасаясь к ней, Грант повернулся к окнам и резко добавил: — Увидимся завтра.

Дойдя до лоджии, он сказал:

— Кстати, я считаю, скоро Конистон выстрелит повторно. Не думаю, чтобы он был очень терпелив.

Десима оставалась на месте и смотрела, как Грант идет по тропе. Он распахнул калитку и, не оглядываясь, пошел по дороге. И когда исчез из виду, девушка медленно поднялась в свою комнату и села на край кровати.

Должен существовать выход из тупика, в который их загнала ненависть Пола. Кто-то должен был дать Кей Симпсон эти таблетки снотворного. Если малайский привратник не выдумал разговор, кто же тот мужчина, с которым была покойная женщина на веранде дома Гранта?

Десиму охватило отчаяние. Если бы можно было ответить на этот пятилетней давности вопрос, разрешилась бы вся загадка. Но кто на него может ответить?